Чужие мечты

1
Простая русская девушка Тонечка Кравцова обладала красотой хрупкой, тихой почти незаметной. Хотя, если присмотреться, можно было увидеть необычный профиль. Аккуратный нос плавно без переносицы соединялся с высоким открытым лбом. Её изящную фигурку подчеркивала длинная – предлинная коса, такая же тонкая, как она сама. Глаза у неё были светлые всегда спокойные. Яркий маленький рот имел выражение сосредоточенное, серьёзное. Беспокойные пряди то и дело падали ей на лицо, она неторопливо отводила их рукой. Громоздкие папки с этюдниками, которые она ежедневно таскала с собой, по сравнению с ней, казались несоразмерно велики. Но Тоня не жаловалась, ощущение внешней хрупкости и субтильности было обманчивым. Это становилось ясно при беглом взгляде на её художественные работы. Решительные контрастные рисунки, яркая насыщенная живопись. Предметы, люди, дома отличались уверенными формами, и в них не было полутонов. Крупные тяжелые мазки беспорядочно ложились на холст, создавая прекрасный хаос, из которого проступали линии и сюжеты, рождалась жизнь.
Тоня предпочитала жить в искусственно - прекрасном мире и окружающую действительность воспринимала в качестве материала для творчества. Как говорится, натура – дура, а художник молодец, и из любой подножной грязи можно слепить произведение искусства. Всё зависит от того, как ты смотришь.

Жила Тоня в маленьком светлом городке под Москвой. Каждое утро она добиралась до столицы, таща на себе неизменный скарб этюдников, папок, холстов, кисточек, красок и все, что было нужно для учёбы в художественном училище.
Уже третий год она наматывала один и тот же маршрут. Ей нравилась учеба, ей нравились подруги, которыми она обзавелась во время совместных выездов на пленер. Жизнь была весёлая, творческая. Нет большего удовольствия, чем рисовать вместе и видеть, разный, меняющийся мир. Кто-то видит его серым и везде добавляет черную краску, кто-то делает слишком резкий переход от света к тени, а у кого-то и вовсе мешанина из красок и штрихов, и едва читается изображение.
Тоня смотрела и видела мир таким, каким хотела его видеть - ярким, беззаботным и гармоничным.
Но мир таким вовсе не был, и от этого происходили разные неприятности. По правде говоря, её жизнь дома становилась невыносимой.
2

В то время страна переживала сложный период. Многие теряли работу и вслед за ней теряли надежду вновь её найти. Кто не терял надежды, ввязывался в бесконечные авантюры с целью заработать денег. Крутились, как могли, большинство прогорали. Это период большого количества зарождающихся частных фирм, кооперативов, семейных подрядов, а также повсеместной приватизации всего что можно. Лавочки, лавчонки, междусобойчики – кто во что горазд. Многие занимались просто не своим делом. Но это было не главное. Главное, скопить деньжат на второй холодильник и набить его до отказа всякой снедью.
Тонины родители были обеспокоены вдвойне, поскольку кроме дочери у них был ещё и сын. Вначале 90-х они всерьез задумались о своей дальнейшей жизни. Таким образом, уравновешенные, интеллигентные родители, папа инженер, мама художница, бодро впряглись и потащили за собой нервотрепную и неблагодарную повозку частного предприятия. Вначале их намерения были благородны, и даже слишком: фирма занималась обучением. Но очень скоро выяснилось, что это невыгодно. Платить зарплату преподавателям, накладно и даже разорительно. Гораздо лучше чем-нибудь торговать. Здесь необходим был компромисс, поскольку сами они считали торговлю делом неинтеллигентным и бездарным. Выход скоро нашелся, и они стали торговать церковными свечами. Хорошее, дело спасительное. В этой сфере они продержались около года и начисто утратили веру в «благородные» занятия, а заодно и в спасение души. До них, наконец, дошло, что бизнес ничего не имеет общего с благородством, и они открыли магазин одежды. Одежда была так себе, Турция – Китай, но это позволило им хотя бы свести концы с концами. Дела потихоньку пошли в гору, но странная метаморфоза произошла с владельцами магазина. Они изменились и сами не заметили как. Тоня с удивлением наблюдала, как отдаляется от неё её семья, как меняются установки и ценности в этой отчаянной попытке выживания. Не было ни дней, ни ночей, ни праздников, ни выходных, ни отпусков, ни книг, ни культурных развлечений – всё съел и уничтожил прожорливый магазин. Тоня стала слышать речи доселе небывалые, они неприятно резали слух и больно задевали. Ей говорили с укором: «Ты занимаешься собой, своим духовным развитием, книги читаешь, рисуешь, учишься, а мы вкалываем день и ночь. Ты нам совсем не помогаешь». Получалось, что она бездельница, сидит на шее у родителей. Но Тоня не была бездельницей. «Что же я должна делать? – недоумевала она, - ведь они же сами послали учиться!» Её захлёстывала обида, чувство вины и она не знала, как на это реагировать. «Бросить учебу? Ни за что! Нелепица какая-то!» Она предпочитала никак не реагировать, незаметно для себя накапливая в душе раздражение. По-настоящему страдать Тоня начала, когда её перестали пускать на художественные практики. Училище всё ещё устраивало выездные мероприятия, хотя больше за счёт учащихся. Все скидывались и ехали куда-нибудь на Соловки или в Каргополь. Тонечку в это время плотно ставили к плите. В перерывах между готовкой и уборкой она выбегала на улицу и наскоро малевала пейзаж, думая, о том, что приготовить на ужин. Она мучилась одиночеством и сознанием того, что её подружки сейчас далеко, а она не с ними. Спасала только живопись. Только с ней она могла быть собой, смелой, решительной, повелительницей холстов и красок, создательницей новой реальности. К сожалению, только там.

Дальше, больше. В семье возник новый грандиозный и безумный проект. Взял и возник где-то за Тониной спиной, а потом выплыл – здрасьте! Родители засобирались в Германию. Причём Тоне в этом мероприятии была отведена самая почетная и ответственная роль. Она должна была выйти замуж за немца и всех родственников перевезти за рубеж. Маме и папе казалось, что на этот раз они нашли для дочки подходящее занятие. «Хоть раз в чём-то поспособствовать семье». Тоня была поставлена перед фактом. Привыкшая всегда слушаться, она поплелась в институт Гёте и стала прилежно изучать немецкий язык и также прилежно присматривать себе немца. Разочек съездила в Германию, но нельзя сказать, что воспылала к ней любовью.
- Немцы такие чудные – рассказывала она, - у них самая главная проблема в общественной жизни, это проблема вывоза мусора. Ну не всё ли равно как, лишь бы вывезли. А они собирают собрания, готовят выступления, устраивают голосования. Всё так серьёзно, нам не понять.
Нам и вправду тогда это было непонятно. Проблема вывоза мусора по тем временам казалась смехотворной. Мусор то вывозился, то не вывозился, и мало кто беспокоился по этому поводу. Мусор был кругом: одна сплошная вселенская помойка, живописный хаос, из которого мучительно рождалась новая форма жизни. Немцы жили по ту сторону хаоса и поэтому были непонятны. У них всё было четко расписано, тщательно спланировано и ничто не подвергалось сомнению. Немецкая рассудительность и педантичность порой походила на анекдот.
- Пошли мы, однажды с немцем на охоту, - продолжала свой рассказ Тоня, - я спросила, это не опасно? Нет, нет, что вы, замахал он руками, совершенно безопасно.
Впрочем, об этом Тоня вскоре догадалась сама. На месте охоты стояла будка, наподобие сортира. Они туда зашли, немец приготовил ружьё и принялся ждать, напряженно глядя в смотровое окно. Ровно в 12 часов дня к ручью должен был придти лось.
- А почему именно в 12? – спросила Тоня.
- У него такой распорядок – ответил немец.
Становилось забавно. «Это такой немецкий лось – догадалась Тоня – и у него есть распорядок дня».
Но ни в 12, ни в половине первого лось не появился. Охотник волновался, сетовал, время от времени озабоченно смотрел на часы.
- Как же так, - не то ли возмущался, не то ли недоумевал немец, - уже 20 минут первого, а его всё нет.
Лось опаздывал. В результате необязательное животное так и не явилось на место встречи. Немца это обстоятельство совершенно выбило из колеи. Остаток дня он ходил огорошенный и сам не свой. Лось его сильно подвёл.

3

Когда Тоня перешла на пятый курс, в училище царили разброд и шатание. Преподаватели преподавать не хотели. Их материальная заинтересованность, как правило, была где-нибудь на стороне, и они берегли силы для основного заработка. Натурщиков было днем с огнем не сыскать. По коридорам бродило несколько сумасшедших старух в средневековых одеяниях. Их писали на все лады, до тошноты, в том числе и в обнаженном виде. И от этого тошнило ещё больше.
Неожиданно появилось много свободного времени. Пятый курс оказался лишним, поскольку для него забыли составить учебную программу, просто автоматически растянув предыдущую. Время расходовалось не плодотворно.
Столовая закрылась.
Аудитория пятикурсников, она же худ. мастерская, была наполнена густым табачным смогом. Окурки валялись горой, на измазанном масляной краской линолеуме. Иногда их подметали. Звенел звонок на урок, он никто не трогался с места. Все сидели за импровизированным столом, курили, доедали булки с майонезом и заливали всё это терпким, черным чаем.
То, что начиналось так хорошо, заканчивалось всеобщей апатией, переходящей в депрессию.
В вестибюле стали появляться портреты молодых людей в черных рамках. Поговаривали, будто всё оттого, что здание училища стоит на кладбище самоубийц.
Но депрессия, хаос и сплетни не меняли отношения учащихся к любимому делу. Несмотря ни на что, было много прекрасных надежд и великих планов на будущее. Только бы поскорее вырваться отсюда!
Тоня тоже понастроила себе планов. Будущее ей виделось прекрасным, оно воодушевляло. Она будет заниматься любимым делом, что ещё в этой жизни надо? Её привлекала дизайнерская работа. На дизайнеров был большой спрос, и они требовались буквально везде. Потом Тоня вместе с подружками хотела продолжить обучение. И пока она размышляла о своём будущем, все её планы рухнули, как карточный домик.
Однажды, душным предгрозовым вечером мать, свирепо орудуя кастрюлями, категорически заявила Тоне, что по окончании училища, она будет работать в их семейном магазине. И точка. Разумеется, до того, как она выйдет замуж за немца и они все переедут жить в Германию.
- Но, как же так, - растерянно лепетала Тоня, - зачем же я тогда столько училась? Зачем я потратила пять лет на учебу и ещё два года на поступление? Неужели всё коту под хвост? И потом я никуда не хочу ехать, у меня здесь друзья...
Но её слова безнадежно повисали в воздухе. Никому никакого дела не было ни до её друзей, ни вообще, что она обо всём этом думает. Её вновь поставили перед фактом.
Конфликт назрел и прорвался, как застарелый гнойный нарыв. Утратив силы к открытому сопротивлению, Тоня не заметила сама, как чаша её терпения переполнилась. Грязная, мутная вода хлынув через край, затопила всё вокруг, не оставив ничего живого. Тоне стало душно и тесно. Невыносимо. Она не смогла больше находиться в родительском доме и ушла...

 4
Жизнь иногда корчит нам смешные рожи, лукаво, исподтишка, «Ах, вы этого хотели? Так получите! Почему бы и нет? Торопитесь!» И, ослеплённые желаниями, мы торопимся, обдумываем планы, добиваемся их исполнения, чего бы нам ни стоило. Причудливо сплетаясь с жизненными обстоятельствами, наши воплощенные мечты, порой принимают самые уродливые формы. Фортуна хохочет, исполняя наши желания, и мы видим их уже без божественного ореола невозможности, а в самом, что ни на есть житейском неглиже.
Подобную жизненную гримасу, в конце концов, пришлось увидеть Тониным родителям. Хотя, прояви они чуть терпения и такта, может, ничего бы и не произошло.

Но, если вдуматься, ничего страшного не случилось. Дочь ушла из дома. Ушла жить к мужчине, с которым встречалась весь последний год. Погодите, Тоня? К мужчине?! Что за нелепость! Никто поначалу не мог поверить. Тем не менее, это было так.
О существовании мужчины стало известно лишь тогда, когда Тоня к нему ушла. Мужчина оказался немцем. Всё вроде бы по плану... почти.
Немец был беден. Он снимал крохотную однокомнатную квартирку на одной из голобетонных московских окраин. Добраться туда было невозможно, а уехать ещё труднее.
В свои сорок три года он имел престарелых родителей в Восточной Германии, а в паспорте, почему-то, Канадское гражданство. Объяснить сие последнее обстоятельство он так и не смог, или не захотел. Звали его по-королевски - Людвиг. Роста он был чуть выше среднего, широк в плечах и широк в талии. Он обладал странной невротической подвижностью, какая-нибудь часть тела у него непременно двигалась. Либо он замирал на мгновение, а потом делал чересчур резкое движение и всех этим удивлял. Он был представителем какой-то христианской секты, но даже это было не главное. Ирония судьбы состояла в том, что он страстно, до одури был влюблён в Россию и ни за что не хотел отсюда уезжать. В России ему нравилось всё, в том числе и Тоня. Разница в возрасте никого из них не смущала: Людвига, потому что чувствовал себя молодым, пожалуй, даже слишком молодым; а Тоню, потому что она всё ещё нуждалась в родителях. И она была довольна, сменив своих затырканных, предков на весёлого и доброго папочку.
Сразу же после своего побега Тоня объявила друзьям о помолвке. Немного остыв и собрав волю в кулак, сказалась родителям. Мол, замуж выхожу, если хотите, можете познакомиться с женихом. Он, кстати, немец. Мать принеслась сразу же... и нет слов, чтобы описать её разочарование. Невелика беда, что зять оказался её ровесник и гражданин Канады, проблема в том, что он ничуть не собирался возвращаться на родину. Эдакий гражданин мира. Тьфу! Прямо зло берёт! Да и с головой у него явно что-то не в порядке. Называет Россию страной больших возможностей и городит прочую идеалистическую дребедень. Слушать противно. Тонина мать поехала домой разбитая, злая, решать теперь уже надолго закрепившиеся за ней проблемы выживания.
Зато Людвиг и Тоня проблемами выживания ничуть не озадачивались. Впереди их ждала бурная жизнь, полная удивительных сюрпризов. Первый сюрприз они преподнесли изумлённой публике в день своей собственной свадьбы. Приехав из ЗАГСа, они объявили, что через два часа собираются в цирк. Был небольшой фуршет, шампанское, сок, бутерброды. Затем молодые переоделись и бодро зашагали к автобусной остановке.
- Но почему именно цирк? – недоумевали немного обиженные Тонины однокурсницы, - почему не Большой театр, или на худой конец кино?
Тогда не поняли, почему их променяли на цирк. Дошло позже. Цирк стал ознаменованием их будущей совместной жизни.
 
5
Тоня с отличием защитила диплом. И теперь следовало задуматься о том, где появится на свет её ребёнок.
Её всё ещё мучило чувство вины перед родителями, и она неосознанно стремилась выполнить заложенную в неё программу. Может быть, поэтому она склонялась к мысли о родах в Германии. Там ведь можно и остаться, сделать приятное папе и маме, загладить свою вину. Хотя Людвигу она выложила аргументы иного толка: детей крадут, клопы, антисанитария и т. д. что поделаешь, страна такая. Развивающаяся. Объяснять, собственно, долго не пришлось. Она один раз взяла его с собой в женскую консультацию, и вопрос решился сам по себе.
Всё вышло как нельзя лучше. Виза пришла в срок. Перелёт прошел удачно. Только успели выбрать клинику, как пришли роды. Родился крепкий голубоглазый мальчик, которому дали нейтральное имя Лука. Однако Тонины надежды не оправдались, Людвиг рвался в Россию и без конца её торопил. Поэтому через месяц гражданка России и гражданин Канады решили выехать из страны и увезти с собой новоявленного гражданина Германии. Этому решительно воспротивились местные власти. В немецком законе был какой-то злополучный пункт, из которого следовало, что гражданина Германии нельзя взять и просто так увезти, даже если его родители граждане других стран, а ему самому всего месяц от роду. Долго они не могли разрешить эту курьёзную ситуацию. В конце концов, Людвиг не выдержал и сказал:
- Давайте спросим у самого гражданина Германии, чего хочет он сам. Хочет он остаться здесь или хочет поехать с нами.
И тут сразу стало понятно, что гражданин Германии ещё не может разговаривать и просто вынужден поехать с родителями. Их отпустили.
Страна больших возможностей звала.

6

Тоня и Людвиг продолжали снимать маленькую квартирку в самом отдалённом спальном районе. Тоня заботилась о маленьком Луке, Людвиг занимался делами секты и подрабатывал то здесь, то там. Но, была и у него одна перламутровая мечта, которую надлежало воплотить в жизнь. Мечта была его, а воплощать пришлось всем вместе, и Тоне, и годовалому Луке. Людвиг, как и многие религиозные фанатики, много мечтал о сельском хозяйстве, о первостепенном предназначении человека возделывать сад и прочее, прочее, не относящееся к реальной жизни. Скорее к райскому саду, где Адам и Ева нагишом, растут цветы и летают райские птички, красота! и делать по сути ничего не надо, Господь Бог уже всё за них сделал. И вообще это вовсе не Людвиг, а Господь Бог всё так для человека придумал, а Боженька плохого не придумает.
Подготовительная работа удалась, не даром Карл был прирождённым оратором. И через год они всей семьёй уехали в русскую деревню и стали её возрождать.
Вот тебе и Германия!
В помощь с ними поехал русский товарищ Людвига, Николай, восторженный неофит, традиционный любитель выпивона и закусона. Полные светлых надежд, они забрались в такую чертову глушь, куда даже не было проведено электричество. Доехать туда возможно только летом, да и то в сухую погоду. Весной и осенью по дорогам разливались стылые глубокие лужи, напоминающие озёра. На всех остальных участках дороги стояло густое, непролазное месиво, которое засасывало ноги вместе с сапогами и колёса вместе с машинами. Деревня была покинута своими обитателями, и серые скрипучие избы пугающе смотрели друг на друга черными, впавшими окнами. Они напоминали мертвецов. На этом-то кладбище поселились наши герои. До ближайшего города было километров десять, и Людвиг периодически ездил туда на своем фыркающем драндулете, привозил всё необходимое. Лето они ещё как-то протянули, насадили огород, развели кур. Собрали скромный урожай, сварили варенье, насушили грибов, заготовили дрова, да мало ли забот!
Пришла осень. Мир вокруг стал удивительным. Как городским жителям им ещё не приходилось видеть такого великолепия, девственного осеннего мира. С холма, на котором стояла деревня, до самого горизонта был виден яркий, похожий на лоскутный ковер, лес. Он с каждым днём становился всё прозрачнее и прозрачнее, всё больше наполнялся сырым осенним воздухом. «Эх, сейчас бы этюдник и краски, писать, писать и писать», с тоской думала Тоня. Она написала подругам, приглашала на этюды, но они не приехали. А ей самой было не до того. Завершались осенние работы, подрастал Лука, а она сама была беременна. Ей всё больше хотелось отдыхать, болели руки, кружилась голова. Она не справлялась.
Второго ребёнка Тонечка так и не доносила…
Целый месяц приходила в себя, потихоньку начала вставать с постели. Он после этого что-то оборвалось в ней, письма стала писать реже, все больше молчала. Кажется, депрессия. Потом был только один светлый день, о нем она написала в одном из последних писем в Москву. «Сегодня выпал снег. Мы пошли гулять. Людвиг сделал Луке лопатку. Мы играли в снежки. Как здесь хорошо, как спокойно и чисто!»
Но её радость была преждевременна. Снег шёл и шел, не переставая, и затопил всё вокруг. Он полностью скрыл умершую деревню. Избы стали белыми, лес стал белым, и небо тоже было белым. От обилия белого цвета ломило глаза. Находиться можно было только в доме и на небольшой расчищенной площадке во дворе. Они оказались плотно упакованы в гигантский снежный мешок. В гости приходила только меланхолия. Откуда ни возьмись, появилась водка, много водки. Тоня удивлялась, откуда столько водки? А мужчины всё доставали и доставали ящик за ящиком. По мере разрешения разнообразных философских дилем от сотворения мира до кризиса современного техногенного общества, они всё больше теряли человеческий облик. Тоня с удивлением наблюдала происходящую с мужем метаморфозу и молча страдала. Через некоторое время связь с внешним миром у них окончательно оборвалась, письма прекратились.
Обеспокоенные её молчанием, к лету подружки собрались, было, и приехали, и никого не обнаружили. Следы чьего-то пребывания были очевидны, но мерзость запустения и дух пьянства витали в воздухе. Под ногами крошились осколки бутылок, во дворе валялась дохлая собака.
Тонечка исчезла.
Почему она не позвонила, почему не написала? Может, она не захотела делиться разочарованием и рассказывать о своих переживаниях? А может, она боялась, что ей снова, как доброй фее, навяжут исполнение чьих-то заветных самых-лучших-для-неё мечтаний…
7

Тонечка исчезла. Зато почти сразу после её исчезновения в Вост. Германии появилась совершенно другая женщина, тонкая, прямая, с короткой стрижкой, с маленьким светлым мальчиком на руках. Она училась, работала, одна воспитывала сына. У неё не было ни друзей, ни родственников. Были, кажется, родители бывшего мужа, они-то и выслали ей визу. Но на этом помощь с их стороны благополучно завершилась.
Успешно завершив учебу. Она устроилась преподавать в художественный колледж.
Её отговаривали:
- Это такая тяжелая работа для молодой фрау, которая к тому же одна воспитывает ребёнка.
Тоня только тихо улыбалась в ответ. Июль – август 2004 год.