Глава 1
В маленьком кафе при заправочной станции царил полумрак от опущенных жалюзи и спасительная кондиционированная прохлада, реанимирующая всякого, кто входил сюда с плавящейся от солнца дороги. За низкой барной стойкой, сплошь уставленной коробками с шоколадными батончиками, конфетами, жевательными резинками и еще Бог знает чем, торчала со скучающим видом полная дама неопределенного возраста, одетая в фартук не самой первой свежести. От нечего делать она читала засаленную книжку с пожелтевшими страницами, все время стараясь подставить грузное тело под струи холодного воздуха, льющиеся из жерла кондиционера где-то под потолком.
Несколько столиков были абсолютно пустыми, если не считать одиноко дремлющего в углу за одним из них молодого парня-заправщика, подрабатывающего здесь в период каникул в институте. В это жаркое лето клиентов на их стоящей на отшибе заправке было очень мало, что и позволяло этому третьекурснику спокойно отсыпаться прямо здесь, в прохладной тиши кафе.
Был самый разгар дневного зноя, в который даже последнему сумасшедшему не придет в голову мысль выйти на солнцепек, когда колокольчик на двери тихо звякнул. Не совсем оторвавшаяся еще от книги продавщица подняла глаза на вход, удивляясь, кого могло занести к ним в такое время.
В кафе зашли двое совсем еще юных людей, парень с девушкой. Они чуть подождали, пока глаза привыкнут к темноте помещения, а потом юноша обратился к женщине, с любопытством изучающей пару:
-Извините, у вас заправиться можно?
Продавщица кивнула и обратилась ко все еще спящему заправщику:
-Коля! - Тот резко вскинулся и недоуменно начал озираться по сторонам. – Клиенты.
Заправщик часто заморгал, отгоняя остатки сна, потом потянулся, встал и нехотя вышел на улицу, натянув на голову сложного цвета помятую панамку.
-Вам какого? – спросила продавщица.
-Девяносто восьмого, шестьдесят литров, - ответил юноша, доставая из сумки на поясе кошелек.
Продавщица покачала головой:
-Девяносто восьмого нету. Уже давно. Могу предложить девяносто пятый.
Юноша поморщился, но согласно кивнул.
-Коля, девяносто пятый, шестьдесят! – объявила дама в микрофон, одновременно пробивая чек. – Еще чего-нибудь желаете? – это уже к юной паре.
-Скажите, а холодная вода есть? – спросила девушка, оглядывая небольшую витрину позади грузной тетки.
-Есть, - кивнула та. – Кола, Пепси, минералка.
-Минералки, пожалуйста, - попросил юноша, доставая еще несколько купюр из кошелька. – Три бутылки.
Продавщица кивнула, нырнула куда-то под стойку и достала три пластиковые двухлитровые бутылки. Те моментально запотели, как только покинули ледяное нутро холодильника.
-Спасибо, - поблагодарил юноша, сгреб бутылки в охапку и они вместе с девушкой направились к дверям, в которые уже входил заправщик Коля.
-Машина заправлена, - коротко буркнул он, снимая панамку и вытирая ею же пот со лба.
-Спасибо, - еще раз повторил юноша, а девушка, оглянувшись, добавила:
-До свиданья!
-Счастливой дороги! – заулыбалась продавщица, а потом, когда двери за посетителями закрылись, усмехнувшись, сказала своему компаньону: - Девяносто восьмого хотели. А что я его, рожу что ли?
Коля, расслабленно опустившись на тот же стул, на котором мирно дремал до появления клиентов, ответил:
-Так у них же не тачка, а картинка с автосалона! – воскликнул заправщик. – «Volvo S-80», темно-синяя, новехонькая, кучу бабок стоит. Я такую только на фотографиях и видел.
Продавщица сокрушенно покачала головой.
-И откуда у людей деньги? – спросила она саму себя. – И ведь юнцы еще совсем.
-Не знаю, - тем не менее ответил ей заправщик, снова откидывая голову к стене, но сейчас на его лице застыло мечтательное выражение. – У меня такой точно никогда не будет.
Продавщица лишь вздохнула, снова углубилась в свою книгу и в кафе опять воцарилась сонная разнеженная тишина…
Плавящаяся дорога послушно ложилась под широкие колеса мощного красивого автомобиля, а шины отталкивали от себя асфальт со скоростью сто километров в час.
Снаружи был ад, а в салоне стояла вечерняя прохлада за счет бьющих со всех сторон струй ледяного воздуха. Тонированные стекла не пропускали много солнечного света, поэтому внутри были сумерки.
-Пить будешь? – спросила Надя, отвинчивая крышку с бутылки, отчего мирно покоившаяся в ней до этого газированная вода зашипела, недовольная тем, что ее побеспокоили. – Холодная.
-Давай, - согласился Даниил, который непринужденно вел послушную машину. Ледяная вода царапнула горло. – Ух ты! Правда, холодная. Да еще и сильно газированная.
-А я люблю такую, - ответила Надя, забрала бутылку и жадно припала к ее горлышку.
Даниил снисходительно посмотрел на нее.
-Сейчас бы пивка, - мечтательно протянул он.
Надя сморщила носик:
-Потерпи. Вот остановимся на ночевку, тогда и достанем из холодильничка.
-Куда деваться? - вздохнул Даниил, а потом попросил: - Достань, пожалуйста, атлас. Он в «бардачке».
-И чего?
-Посмотри, где мы.
Надя полистала толстую книгу, потом дождалась, когда в окне промелькнет километровый столб и сказала, пожав плечами:
-Черт его знает. Где-то между Морозовском и Михайловым.
-Не, возьми другой, - Даниил не отрывал взгляда от дороги. – Тонкий, который мы в Волгограде купили. Там каждый километр расписан.
Надя заменила книгу и вскоре подтвердила:
-Ну да, тридцать шесть километров от Морозовска.
-Значит, через двадцать нам налево.
-Зачем? – удивилась Надя. – Поехали дальше по «М-21» и выедем на «М-4».
Даниил усмехнулся:
-Быстро же ты номера дорог выучила, уже вовсю сама разбираешься.
-Есть у кого учиться! – скокетничала Надя. – Так зачем нам налево?
-Срежем. Так к вечеру доберемся до Шахт. Хочется переночевать в нормальной кровати. А то в машине ни спать, ни еще чем заниматься неудобно.
-Развратник! – лукаво улыбнулась Надя и поцеловала Даниила в щеку.
Темно-синяя «Volvo» свернула с широкого шоссе на двухполосную дорогу.
Глава 2
Двигатель, мерно и тихо работавший, вдруг чихнул несколько раз, отчего машина, задергавшись в предсмертных конвульсиях, стала довольно ощутимо тормозить.
-Ну, вот! – в сердцах воскликнула симпатичная стройная блондинка в темных очках, сидевшая за рулем потрепанной «восьмерки». – Я же тебе говорила, что эта сволочь сдохнет по дороге.
Машина, словно подтверждая ее слова, чихнула последний раз и, не обращая внимания на вдавленный в пол акселератор, заглохла, продолжая еще по инерции медленно катиться вперед.
-Срань Господня! – прошипела блондинка, останавливая автомобиль и выключая зажигание. Потом она снова попробовала ее завести, но в ответ услышала лишь ритмичное жужжание стартера и никаких признаков работы двигателя. – Сколько я у тебя нормальную машину просила, говорила, что на этом говне далеко не уедешь, а ты что? «Машина хорошая, тебе все равно какую бить, а мне деньги тратить на ремонт!»
Девушка зло дернула ручку капота, потом вышла из машины, громко хлопнув дверцей, и уставилась на обнаженный горячий движок.
-И что мне теперь прикажешь делать, а? В этом ублюдочном районе и не ездит-то никто, лишь по большим праздникам. Мне теперь тут поселиться что ли, ка-а-азел!
Последнее слово она произнесла особенно смачно, хотя совершенно непонятно, к кому она обращалась. Ни в машине, ни рядом с ней никого не было, путешествовала она совсем одна, а спутник, с которым она все время вела столь оживленную беседу, существовал, вероятно, исключительно в ее воображении.
Постояв немного возле открытого капота, блондинка достала из салона сотовый телефон, посмотрела на его экран и швырнула его обратно на сиденье: приема не было.
-Ну и дыра! – воскликнула девица. – Полная задница! Ведь собиралась поездом ехать, так нет: «Зачем тратить деньги?» Скупердяй!
Так она стояла и разговаривала сама с собой, передразнивая несуществующего собеседника и куря длинную темно-коричневую сигарету, когда из-за поворота в попутном ей направлении показалась машина. Девушка отбросила на обочину недокуренную до половины сигарету и подняла руку…
-Смотри, какая-то фуфырка голосует, - Даниил кивком показал вперед. – Похоже, с тачкой что-то.
-Так остановись, - сказала Надя, чуть поморщившись, - помоги. Ты ведь у нас в машинах разбираешься.
-Легко! – согласился Даниил и, обогнув голосовавшую девушку вместе с ее видавшей виды «восьмеркой», затормозил впереди.
Выйдя из машины, Даниил двинулся навстречу грациозно вышагивающей молодой женщине. На вид той давно уже перевалило за двадцать, но к тридцати она, похоже, еще не подошла. Изящная, легкая фигура ее была слегка прикрыта короткой юбкой в обтяжку и маечкой, которую из-за ее длины и маечкой-то назвать довольно сложно: так, удлиненный лифчик. Женщина улыбалась во всю ширину густо накрашенного рта, но, увидев Даниила, замедлила ход и уменьшила размах губ.
-Что-то случилось? – спросил Даниил, подойдя к даме и не обращая внимания на легкое удивление на ее лице.
Девушка слегка презрительно осмотрела с головы до ног подошедшего к ней, потом произнесла растягивая слова:
-Мальчик, а из взрослых кто-нибудь есть?
По идее, Даниил должен был бы обидеться. Он и обиделся, хотя такое обращение с ним давно уже должно было бы стать ему привычным: для своих девятнадцати лет он и в самом деле выглядел максимум на семнадцать, и это обстоятельство все время его угнетало.
-Нету, - угрюмо ответил Даниил этой даме блондинистого типа. – Если я не устраиваю, то счастливо оставаться!
Он резко развернулся на каблуках и пошел к своей машине.
-Подожди! – окликнула его блондинка, поняв, что если мальчик сейчас уйдет, то она останется на дороге совсем одна с весьма туманными перспективами отсюда выбраться. Она догнала и легонько взяла его за плечо. – Извини, я не хотела.
Даниил остановился, обернулся:
-Хорошо. Так что случилось?
-Не знаю, - кокетливо улыбнулась девушка. – Тачка моя вдруг заглохла ни с того, ни с сего.
-Могу посмотреть, - спокойно предложил свои услуги Даниил.
-Ну, если тебя это не затруднит, - начала было блондинка, а потом вдруг засомневалась: - А ты умеешь?
Даниил усмехнулся и вместо ответа спросил:
-Есть инструмент?
-Откуда же я знаю, что там есть! – удивленно воскликнула девушка, показывая пальцем на «восьмерку».
-Ладно, сейчас свой принесу.
Блондинка смотрела, как столь неожиданно встреченный ей на этой Богом забытой дороге молодой и симпатичный парнишка открыл багажник своей крутой машины, достал небольшую сумку и нырнул под капот ее автомобиля. Закатав рукава и откинув со лба длинную челку, он начал что-то откручивать.
«А он ничего, - оценила девушка, сзади глядя на парня. – Может, эта поездка окажется не такой уж и скучной».
-Как тебя зовут? – спросила она, подходя к нему почти вплотную.
-Даниил, - ответил тот, не разгибаясь и не оглядываясь.
-Красивое имя. А меня – Ольга Михайловна, но для друзей я – просто Оля.
В ее голосе появились хитроватые кошачьи нотки, какими обычно и начинают женщины процесс соблазнения, когда инициатива исходит от них. Ольга еще приблизилась к парню и, как бы невзначай, положила руку ему на ягодицы.
Даниил резко распрямился и посмотрел ей прямо в глаза.
-И что же такой милый Даня делает в этой глуши? – спросила Ольга, смотря на него невинным младенческим взглядом. – Один путешествуешь?
Даниил непроизвольно пошевелил большим пальцем правой руки обручальное кольцо. Он носил его всего неделю и еще не совсем привык к нему.
Впереди хлопнула дверца и из «Volvo» вышла Надежда. Ольга, увидев ее, лишь поджала губы и отдернула руку.
-Не один, - ответила она сама себе, а про себя подумала: «Облом. Нет, все-таки поездка – дрянь».
-Познакомься, - предложил Даня. – Это – моя жена, Надя.
-Очень приятно! – Ольга сотворила на лице улыбку и, хотя она и старалась изо всех сил, та больше походила не на улыбку приветствия, а на гримасу Евы, впервые вкусившего запретного плода, который, как известно, был отнюдь не яблоком, а лимоном.
-Ну, что там? – Ольга повернулась к Даниилу, который снова возился с карбюратором, и, казалось, забыла уже о подходящей к ним Наде.
-Ничего хорошего, - ответил Даня, ловко орудуя отверткой. – Где ты такое старье взяла?
-Это женишок мой, Андрюша разлюбезный, чтоб у него не вставал никогда! – с жаром ответила Ольга и Даниил с Надей многозначительно переглянулись. – Жмот, каких мало. Сколько я ему говорила, что мне машина нормальная нужна, так его любимая жаба душит до полусмерти. Так что с этим говном-то?
-Весь карбюратор грязью забит. Жиклеры засорены, заслонки еле ходят. Как ты вообще еще на таком карбюраторе сюда добралась?
-Как-как… - проворчала блондинка. – Жопой об косяк! – она явно не стеснялась в выражениях. – Починить-то можно?
Даниил почесал тыльной стороной ладони затылок.
-Здесь – вряд ли. Ремкомплект нужен, а у тебя его, скорее всего, нет.
-Уж будь спокоен! - заверила его Ольга. – Конечно, нет.
-И что же делать? – это были первые слова, которые произнесла Надя с самого момента остановки.
-Надюша, дай, пожалуйста, наш атлас, - попросил Даниил и Надя тут же вынула откуда-то маленькую книжицу.
-О, он уже здесь! – воскликнул Даниил. – Так, посмотрим, - он развернул атлас. – Километрах в сорока городишко есть, Трофимов называется. Там наверняка можно запчасти купить, а поставить их – пять минут.
Ольга вдруг подбоченилась, прищурилась и заявила с апломбом:
-И что, ты мне туда пешком предлагаешь фигачить?
-Зачем пешком? – удивился Даниил. – У меня трос есть, дотащу.
-Да? – задумчиво спросила Ольга: видимо, такой вариант ей вообще не приходил в голову. – А, может, так и до Ростова доедем? Там меня мой уродец ждать будет. Ну, Андрюша, - пояснила она, заметив недоумение на лицах парочки.
-Не, до Ростова не получится, - замотал головой Даниил. – Далековато. Много времени потеряем. Поехали до Трофимова этого, а там отремонтироваться помогу.
Ольга вдруг резко повернулась к Надежде, улыбнулась.
-Тебе повезло, милочка. У тебя не муж, а – золото!
-Сама знаю! – ответила Надя и гордо пошагала к своей машине.
Хотя уже вечерело, но жара все еще не спадала, она лишь чуть-чуть ослабила свою хватку. Даниил осторожно вел машину по все еще кипящей дороге. Он сразу понял, что Ольга, похоже, еще никогда не сидела за рулем автомобиля, который тянут вперед на веревке, как корову с выгона, поэтому Даниил, объяснив ей все хорошенько, не спешил, давая этой сексапильной блондинке немного освоиться.
-Какая-то она странная, - задумчиво заметила Надя, оглядываясь назад и смотря на идущую следом «восьмерку».
-Ты про Ольгу? – уточнил Даниил, а потом пожал плечами: - Обычная шалава. Таких много: подцепят какого-нибудь богатого коммерсанта или банкира, присосутся, как пиявки, и давай из него деньги качать.
Надя промолчала: замечание мужа носило слишком личный и болезненный для него характер. А Даниил продолжал жестко:
-Под «папика» ложатся, а сами трахаются со всеми подряд в свое удовольствие. Шлюхи!
-Какой ты все же у меня циник! – улыбнувшись, сказала Надя, пытаясь перевести этот опасный разговор в шутку, прекрасно зная взрывной характер своего избранника. И особенно сильно эта «взрывоопасность» проявлялась тогда, когда затрагивались такие вот темы.
-Это – не цинизм, - уже спокойно ответил Даниил. – Это – реальность.
Он слегка нажал на тормоз, замедляя машину еще больше для того, чтобы пройти пологий поворот, а когда снова прибавил газа, то почувствовал резкий толчок: видимо, его ведомая слишком сильно затормозила, в результате чего трос провис и теперь, резко натянувшись, сдержал на мгновение движение вперед «Volvo». Правда, в этот раз рывок был уже не таким сильным, как в самом начале их движения.
-Черт! – выругался Даниил. – Она нам фаркоп вывернет.
-Не ругайся, - попросила его Надя. – Она ведь женщина, не умеет на прицепе ездить.
-На буксире, - машинально поправил ее Даниил и посмотрел на жену. Какая же она, все-таки, добрая! Сколько Даниил ее помнил, она всегда была такой, с самого детства: тихая, скромная и ужасно добрая. Дане вдруг захотелось ее поцеловать. Просто бросить руль на секунду, отвернуться от дороги и поцеловать. Он уже проделывал такой фокус, причем на очень большой скорости, но сейчас решил воздержаться: черт его знает, что может случиться при движении с «грузом» на хвосте. Вместо этого он спросил:
-Надя, ты ничего странного не замечаешь?
Та удивленно посмотрела на мужа:
-В смысле?
-Мы на этой дороге уже часа полтора, а нам еще не встретилась ни одной машины, ни навстречу, ни в попутном направлении. Ну, если, конечно, не считать этой, - он мотнул головой назад.
Надя пожала плечами:
-Жарко, наверное, все по домам сидят. Да и трасса, похоже, не очень оживленная.
-Нет, тут что-то не то, - Даня задумался. – Дорога явно не проселочная, так что на ней должно быть движение. А жара… Так все лето слишком жаркое, что же теперь, никто и ездить не будет? Что-то тут не так, - повторил он и чуть-чуть прибавил скорости…
Тем временем Ольга, сидя за рулем своей молча двигавшейся машины, приоткрыла окно и закурила. Она уже приноровилась к буксировке и теперь могла немного отвлечься от этой чертовой дороги.
«Блин, Андрюху я убью!» - думала она. Сколько бы она проторчала на дороге, если бы не эта парочка? Интересно, кстати, куда они направляются? У них, наверное, свадебное путешествие или просто решили романтически отдохнуть. Сама Ольга категорически не понимала этого, она твердо была уверена, что лучший отдых – пятизвездочный отель, бассейн, ужины в шикарных ресторанах и двуногий кошелек рядом. Ну и что, что он храпит, пристает периодически, придавливая ее своим животом к кровати, и ревностно следит, чтобы больше ни один мужчина не посмел взглянуть на нее? Ольга, сменив уже несколько таких бумажников, научилась усыплять их бдительность и проводить время в свое удовольствие.
Да, а жаль, что этот мальчишечка, Даня, женат, она была бы не против приятно провести с ним время. Конечно, Ольге не составило бы труда охмурить наивного красавчика, но, во-первых, он будет сопротивляться, потому как явно совсем недавно женился и еще хранит верность жене, а, во-вторых, не совсем уж Ольга и полная скотина, чтобы ради часового удовольствия привносить проблемы в молодую семью.
Но мальчик красив, надо признать. Невысокий, коренастенький, с фигурой пловца или атлета и ясными живыми глазами. И чего он нашел в этой серой мышке, Наде? Но, с другой стороны, если ее помыть да подкрасить по-хорошему, то она будет даже ничего, потянет с пивом.
Ольга вышвырнула в окно бычок и вытерла платком пот со лба. Этим-то двоим хорошо, в их крутой тачке наверняка кондиционер, а она вынуждена париться в этой консервной банке, скисая и размазывая по лицу остатки макияжа. А ребята, видно, небедные: такие молодые, а уже дорогущая машина. И одежонка явно не на помойке найдена. Да, такого бы мальчика, да себе в мужья… Ольга скривила губки: «Не в коня корм, Ольга Михайловна» - тихо проговорила она сама себе. Кто она? Так, телка без образования и работы, которая уже скоро выйдет в тираж. Конечно, за десяток лет, что она охмуряет денежные мешки и мешочки, она сумела сколотить некоторый капиталец, но не так уж надолго его хватит, когда придется осесть где-нибудь в одиночестве.
Ольга подняла глаза и заметила, как на нее спереди медленно надвигаются два красных глаза. Она не сразу сообразила, что это – стоп-огни тянущей ее «Volvo», а когда врубилась, то сразу же резко вдавила педаль тормоза.
-Что там еще? – проворчала она, видя, как из машины вышел Даниил. – Чего встали-то? – уже громко спросила она, тоже выбираясь наружу.
-Что-то я не пойму, где мы, - ответил Даниил и разложил на ее капоте карту. – Мы уже проехали полсотни километров, а никакого Трофимова нет. Даже деревеньки какой-нибудь.
Они вдвоем склонились над картой. Даниил что-то рассматривал в ней, водя по бумаге пальцем, а Ольга просто пялилась, потому как ни черта в этом не понимала. Минуту спустя к ним присоединилась Надя.
-Может, ты повернул не туда? – спросила, наконец, Ольга, которой наскучило тупо глазеть на цветастую картинку.
Даниил оторвался от карты и посмотрел на нее.
-Ты где-нибудь поворот хоть один видела?
-Нет. Но ты ведь впереди ехал, я могла и просмотреть.
-Не было поворотов, - твердо заверил ее Даниил.
-Тогда мы, наверное, просто еще не доехали, - пожала плечами Ольга.
Даня вздохнул:
-Я же говорю, что мы уже больше пятидесяти верст отфигачили, а по карте город этот через сорок.
-А почему ты уверен, что мы именно пятьдесят проехали? – Ольга достала сигарету и, не дождавшись, когда ей поднесут огонь, сама зажгла ее от своей зажигалки.
Даниил снисходительно посмотрел на нее.
-Дорогая, ты на спидометр-то смотришь?
-Нет, дорогой, - спокойно ответила Ольга, выпуская длиннющую струю дыма. – А чего мне на него смотреть, если я не сама рулю, а ты меня тащишь?
Взгляд ее был столь чист и невинен, что Даниил лишь усмехнулся и проворчал, снова повернувшись к карте:
-Железная женская логика.
Ольга на это лишь презрительно хмыкнула.
-Может, нам лучше обратно вернуться? – робко спросила Надя и это были ее первые слова с момента остановки.
Ольга фыркнула:
-И что нам, дорогуша, теперь до второго пришествия так взад-вперед мотаться? По мне так надо ехать вперед: куда-нибудь, да приедем. Ведь не думаете вы, что дорога эта бесконечна? Куда-то она упирается в конце концов!
Даниил сосредоточенно смотрел на карту и грыз ногти.
-Черт, и спросить-то не у кого, - тихо проговорил он. – Словно вымерли все.
-Да, кстати, - согласилась Ольга. – Что-то никого больше, кроме нас, не наблюдается вокруг.
-Ладно, хорош! – заявил вдруг Даниил, словно проснувшись. – Сейчас пять вечера. Поедем вперед самое позднее до восьми, а там, если не приедем никуда, заночуем в машинах.
-Вот радость-то! – всплеснула руками Ольга. – Охота была на сиденье спать! Я рассчитывала к ночи уж дома быть.
Даниил зыркнул на нее с некоторой злостью.
-Ночью на буксире лучше не ехать, - жестко сказал он. – А если кого-то не устраивает мое предложение, то могу трос прямо здесь отцепить.
И он, сложив карту, решительно пошел к своей машине, открыл дверцу и сел на водительское место. Надя лишь улыбнулась почему-то виновато Ольге и тоже пошла вперед.
-Нахал! – сквозь зубы прошипела Ольга и показала им вслед язык. Но потом, вздохнув, уселась за руль.
Они медленно тронулись с места и продолжили движение в прежнем направлении. Когда машины набрали скорость, Ольга одной рукой нашарила в своей сумке, стоявшей на соседнем сиденье, сотовый телефон.
«Придется сообщить, что, похоже, задержусь, - думала она, набирая, не глядя, номер. – Хорошо еще, если ночевать где-нибудь не придется. Блин, меня Андрей замочит!»
Она нажала клавишу вызова и поднесла телефон к уху, думая при этом о ее нынешнем «друге». Андрею было уже под сорок и, в принципе, он практически всем устраивал Ольгу (внешность не в счет: лысину, свисающий живот и маленький член вполне можно вытерпеть), кроме, разве что, двух недостатков: жадности и патологической ревнивости. Но, если с первым ей удавалось справиться и в конце концов она получала свое, то вот второй делал ее жизнь порой просто невыносимой. Каждое ее опоздание хотя бы на пять минут расценивалось как попытка измены, а ее встреча, даже абсолютно случайная, с кем-либо не из представителей ее собственного пола воспринималась как измена случившаяся. Вот и теперь Ольга приготовилась выслушать от него поток упреков и угроз. А если он еще узнает, что ее полдороги тащил незнакомый парень! И совсем неважно, что сам этот парень был с женой и в другой машине. Хотя… Ольга усмехнулась: это все можно использовать себе на пользу и вытрясти, наконец, из этого жмота новую машину.
«Что-то долго не соединяет, - отметила Ольга, вслушиваясь в тишину в трубке. – Что за на фиг?» Она посмотрела на дисплей телефона и ничего там не увидела: шкала возле маленькой нарисованной антенны была пустой.
-Сволочи! – вслух выругалась Ольга, отшвыривая в сторону телефон. – Спрашивала ведь, когда покупала, везде ли берет, а они, - тут она состроила кислую гримасу на лице и передразнила менеджера из салона сотовой связи: - «У нашей компании стопроцентное покрытие на европейской территории страны». И где оно, покрытие ваше сраное, а? Не фурычит телефон ни хрена!
Поворчав еще немного о качестве связи и вообще жизни в этой стране, Ольга умолкла и стала просто смотреть на дорогу и зад тянувшей ее машины.
Глава 3
-Блин, да что же такое! – в сердцах воскликнул Даниил. – Этого просто быть не может: еще полсотни проехали, а ни Тимофеева, ни Трофимова как не было, так и нет!
Надя пожала плечами: ситуация вовсе не казалась ей странной, просто ошиблись они и не на ту дорогу свернули. В конце концов, приедут куда-нибудь. Девушка же думала о другом.
-И заметь, - продолжал Даниил, - так ни одной машины больше и не встретили. Словно не в населенной области едем, а в Сахаре какой-нибудь.
-Ну что ты так разнервничался? – спросила жена, отвлекаясь от размышлений и глядя на мужа, который и в самом деле был «на взводе»: покусывал нижнюю губу и хмурился. – Вон, впереди какие-то дома появились. Смотри.
Действительно, вдалеке показались небольшие строения. Пока они казались лишь маленькими коробочками, кубиками из детского конструктора, но по мере приближения к ним превращались в небольшие симпатичные домики из белого кирпича.
-Ну, наконец-то! – выдохнул Даниил. – Указатель не заметила? Это Трофимов или нет?
-Не было указателя.
-Ты хочешь сказать, что не заметила его?
Надя посмотрела на него ясными глазами.
-Его не было. Я внимательно следила за дорогой.
Даниил повел бровями:
-Шут с ним. Дальше, наверное, будет. Да и какая разница, Трофимов или нет, лишь бы заправка была! Ремкомплект для этой, – он кивнул назад, - купим, с карбюратором ей помогу, а заодно узнаем, где переночевать можно. Хоть какая-нибудь гостиница у них есть?
-Надежды юношей питают! - Надя засмеялась. – Где ты видел гостиницы в таких городках?
-Ты права. Ладно, придумаем, где переночевать. Устал я что-то. Да и проголодался.
-Бедненький! Потерпи, скоро перекусим.
Они вплотную приблизились к домам и въехали в небольшой населенный пункт, выглядевший, впрочем, довольно странно: полсотни совершенно одинаковых компактных домиков по двум сторонам дороги. Казалось, что сюда неведомым образом вдруг перекочевал подмосковный дачный поселок с централизованной типовой застройкой.
-Что за фигня? – задумчиво спросил Даниил. – Сколько ехали, такого не встречал.
Действительно, всю дорогу им попадались либо провинциальные города, большие и не очень, либо деревни в умирающем состоянии. А то, что предстало перед ними сейчас, настолько выбивалось из общей картины российского юга, что смотрелось просто дико.
Надя тоже удивленно смотрела на селение, в которое они въехали, столь непохожее на другие, которые они проезжали. Все дома, словно близнецы: белые, двухэтажные, с маленькими садиками позади и газончиками впереди. И, что было самым удивительным, начисто отсутствовали заборы, этот непременный атрибут русского села.
Даниил сбавил скорость и теперь еле тащился по дороге, внимательно смотря по сторонам. Поселок казался словно вымершим, нигде не было видно ни одного человека. Лишь когда автопоезд приблизился к центру, кое-где стали мелькать человеческие фигуры. Они останавливались, завидев пару машин и смотрели на них как-то сокрушенно.
-Странное все же место, - сказал Даниил, осматриваясь по сторонам. – И люди явно ненормальные.
-С виду, вроде, обычные, - не согласилась Надя. – Жизнью только забитые, как и все.
-Надо узнать, где здесь заправка.
Даниил открыл окно и притормозил около какого-то бородатого мужика средних лет в легкой рубашке и бриджах. Задняя «восьмерка», тоже остановившись, замигала фарами, но Даниил это проигнорировал.
-Скажите, где здесь заправится можно? – спросил он. Мужик как-то тоскливо посмотрел на молодого человека, а потом неопределенно махнул рукой вперед.
-Спасибо, - поблагодарил Даниил, закрыл окно и тронулся с места. –Замороженный какой-то.
-Скорее уж расплавившийся, - улыбнулась Надя. – Хоть и вечер сейчас, а день-то какой жаркий был.
Солнце уже низко висело над горизонтом и было теперь не ярким и слепящим, а тускло-красным. Даниил машинально взглянул на подсвеченный циферблат машинных часов: семь вечера.
-Да, задержались мы малость.
Надя удивилась:
-А ты куда-то спешишь?
-Нет, конечно, но не хочется, чтобы баба Даша волновалась, она ведь нас завтра днем ждать будет.
-Ну, тогда давай ночевать не будем.
-Нет уж! – запротестовал Даниил. – Я хочу есть, спать и тебя. Определимся с ночевкой и позвоним бабке. Ты не против?
-Конечно, нет! – ответила Надя и поцеловала мужа в щеку.
Через несколько минут впереди появилась заправочная станция, ярко освещенная огнями. На ней не было ни одной машины, хотя во дворах молодые люди заметили припаркованные автомобили.
Даниил остановился у заправочной колонки, открыл дверь и вышел из машины, сладко потянувшись. Он никогда не уставал за рулем «Volvo», хотя и ездил на ней всего-то вторую неделю, но тело после долгого сидения все же чуть-чуть затекало. Разминая члены, Даниил чуть улыбнулся: уж если он утомился, то что должна чувствовать Ольга в своей пародии на машину? Ольга как раз тоже вышла на волю и, как Даниил, тоже непроизвольно потянулась. А когда также поступила и Надя, то все они, переглянувшись, засмеялись над одинаковостью действий.
-Ладно, девчонки, я пойду внутрь, узнаю что к чему, - сказал Даниил, а потом спросил у Ольги: - Не заметила по указателю, как это место называется?
-Зажопинск! – уверенно ответила та.
-В смысле? – парень воззрился на нее.
-А как может называться такая дыра? – фыркнула Ольга, но потом, заметив выражение лица Даниила и Нади, пояснила: - Шутка. Не видела я. По-моему, никакого указателя не было.
Даниил лишь кивнул и пошел к маленькому зеленому домику с жалюзи на окнах, как вдруг резко остановился, уставившись на колонки.
-Ты чего? – спросила Надя.
-Во дела! – ответил ее муж. – Я таких сроду не видел. Везде, где заправлялись, электронные стоят, а здесь – механические.
-Ну и что? – развела руками Ольга.
-А то, что такие уже лет пятнадцать, если не больше, никто не использует.
Ольга фыркнула:
-Я же говорю: Зажопинск.
Даниил, нахмурившись, еще немного посмотрел на колонку, потом решительно подошел к домику и толкнул дверь.
Внутри был полумрак и отсутствие людей. Даниил удивленно огляделся – обычно на заправочных станциях всегда кто-то был – и остановился в нерешительности, ожидая, что, может, кто-нибудь к нему выйдет. Однако никто не появлялся и Даниил, подождав немного, негромко постучал по стеклянной витрине. Потом еще раз, настойчивее.
Откуда-то из глубины раздались тихие шаркающие шаги и Даниилу показалось, что к нему приближается глубокий старик. Но из-за маленькой двери на противоположной от входа стене вышел еще довольно молодой мужчина, на вид – лет сорока, с коротко стрижеными волосами и высоким прямым лбом, но какой-то сгорбленный и такой уставший, словно он весь день грузил мешки с цементом, а не заправлял машины.
-Здравствуйте, - сказал Даниил. – У вас заправиться можно?
Мужчина поднял взгляд и Даниил отметил, что не только весь вид его выдавал усталость, но и глаза: они были пустыми, словно потухшими.
-Можно, - ответил человек таким же потухшим голосом. – Вам какого?
-Девяносто восьмого, - сказал Даниил, не особенно, впрочем, надеясь, что такой высокооктановый бензин окажется на этой древней, как мир, станции. – Сорок литров.
Мужчина нажал какие-то кнопки на столе, повернул красную ручку.
-Третья колонка.
-Сколько с меня? – Даниил достал бумажник.
Заправщик опять тускло посмотрел на него, потом ответил, ошеломив:
-Нисколько.
-В смысле? – опешил Даниил.
-В смысле, бесплатно, - заправщик устало сел на стул, и оттуда уже, глядя на совершенно обалдевшего молодого человека, замершего с раскрытым бумажником в руках, добавил: - Но, если хотите, можете дать мне рубль.
«Ненормальный», - сделал вывод Даниил, молча раскрыл отделение для мелочи и положил на стол монетку. Мужчина безразлично взял ее и бросил куда-то под стол, где она звонко звякнула. Даниил же, не приходя в себя, пятясь, пошел к выходу.
На улице он подошел к своей машине, сунул в топливный бак пистолет и стал молча смотреть, как за стеклом надрывно гудящей колонки медленно вращаются пластиковые цифры.
-Ну, есть у них эта хреновина?
-А? – откликнулся Даниил, не расслышав вопроса и даже не поняв, кто его задавал.
-Эй, мальчик, ты спишь, что ли? – Ольга приблизилась к нему и заглянула в глаза.
-Даня, что случилось?
Это уже Надежда подошла с другой стороны и тоже озабоченно смотрела на мужа.
Даниил словно очнулся, глянул сначала на жену, потом на случайную попутчицу и сказал:
-Представляете, девчонки, сорок литров бензина за рубль продали.
-Че за фигня? – удивилась Ольга. – Таких цен еще и до моего рождения не было.
-Мне его вообще сначала за так отдавали, а потом попросили рубль.
Надя лишь молча на него смотрела, а Ольга, подумав минуту, вдруг улыбнулась:
-Ну, и чего ты гоняешь? Они там или пьяные, или идиоты, а ты радуйся, что почти на штуку их обул. А со мной-то что?
-Что с тобой? – переспросил Даниил, все еще переваривающий это маленькое недоразумение.
-Ну, не со мной, а с моей машиной. Есть у них этот… как его там…
-Ремкомплект, - закончил за нее Даниил. – Я и забыл спросить.
-Бот балда, блин! – выругалась Оля. – Пойдем вместе спросим.
Колонка, отдав последние капли бензина, замерла. Даниил повесил пистолет на место, завернул крышку бензобака и, вздохнув, сказал:
-Пойдем. Надя, ты с нами?
Жена лишь кивнула, и они все вместе снова пошли к домику.
Заправщик сидел там, где его оставил Даниил, хотя, когда они подходили, парню показалось, что за ними зорко наблюдает пара глаз сквозь щель в жалюзи.
-Извините, - сказал Даниил, когда они оказались внутри. – Я забыл спросить: у вас есть ремкомплект для карбюратора «восьмерки»?
-Рубль, - все так же безразлично ответил заправщик, нырнул куда-то вглубь прилавков, на которых, впрочем, совершенно ничего не лежало, и вынул запаянный в пластик плоский конверт.
Даниил отдал ему еще одну монету, которая незамедлительно последовала за своей предшественницей – под стол, – забрал конверт, а потом неожиданно спросил:
-Скажите, а как называется ваш поселок?
Заправщик как-то странно вздрогнул и тихо ответил:
-Город.
Даниил усмехнулся: город! Деревня самая натуральная, ну, поселок – максимум, а гонору – как у родной Москвы. А вслух сказал:
-Хорошо. Так как называется ваш город?
Мужик глянул на него так, словно перед ним был последний идиот.
-Так и называется: Город.
-Спасибо, - только и проговорил Даниил, повернулся к девчонкам и они втроем вышли наружу.
-Да, - усмехнулась Ольга. – Он точно, похоже, обдолбался.
Надя опять промолчала, но выглядела она при этом очень задумчивой.
-Ладно, - вдруг решительно махнул рукой Даниил, - плевать. Сейчас сделаем твоего бронтозавра, - он кивнул Ольге, - а потом выясним, можно ли тут переночевать.
-Вы чего, тут спать собрались? – удивилась Оля. – А я думала, что мы вместе поедем.
-Нет, спасибо! – отмахнулся Даниил, открывая капот «восьмерки» и быстро разбирая карбюратор. – Я отдохнуть хочу по нормальному, выспаться.
Ольга лишь пожала плечами и достала сигареты.
-Не кури здесь, заправка же, - укоризненно остановил ее Даниил и та, криво улыбнувшись, отошла довольно далеко, где и закурила, прислонившись к низенькому заборчику, ограждающему территорию заправочной станции.
Даниил ловко орудовал сразу парой отверток, выкидывая из железного чрева старые прокладки и устанавливая новые. Работал он быстро – ремонт был совсем несложным, да и дело знакомое – и не обратил внимания, как к нему подошла Надя. Она слегка тронула его за плечо.
-Даня, может, нам лучше поехать дальше? Какое-то странное здесь место.
Даниил выглянул из-под капота, распрямился и оттер лоб тыльной стороной грязной ладони.
-Ты тоже заметила? Я же тебе говорил, что здесь что-то не так.
-Теперь заметила, - кивнула Надя.
-Но, тем не менее, - сказал Даниил, - думаю, ничего страшного не случится, если мы здесь переночуем. Если, конечно, найдется где.
-Может, не стоит? – Надя смотрела на мужа как-то затравлено. – Мне что-то не по себе.
Даниил тихо засмеялся, осторожно привлек к себе жену и нежно поцеловал в губы.
-Ничего не бойся, киса, я ведь с тобой. И я, правда, здорово устал, хочу умыться и поспать. Сейчас закончу с этим корытом, и узнаем, где тут можно расположиться на ночлег.
-А Ольга? – спросила Надя, наблюдая, как муж снова нырнул под капот.
-Как хочет, - не оборачиваясь, ответил Даниил. – Может ехать, но я бы не советовал.
-Это почему? – раздался Ольгин голос: она как раз подошла к машине.
Даниил ответил не сразу. С минуту он еще поковырялся в карбюраторе, а потом опять распрямился, вытирая руки обрывком тряпки.
-Мы не знаем, куда нас занесло, - ответил он. – На карте этого Города нет, какая дорога – тоже неизвестно. И куда ночью ехать? Темнеет уже.
На улице стояли сумерки, вот-вот грозящие перейти в ночную мглу.
Ольга задумчиво покусывала нижнюю губу.
-Наверное, ты прав, - сказала она, наконец. – Лучше дождаться утра. Хрен с ним, с Андрюшей моим. Твою мать, вот ведь дыра! – добавила она вдруг, в сердцах сплюнув на асфальт. – Даже сотовый здесь не берет ни черта.
-Как не берет? – переспросил Даниил. – Серьезно, что ли?
-Нет, прикалываюсь! – съязвила девушка. – Час уже позвонить пытаюсь.
Даниил сунул руку в карман джинсов, достал телефон.
-Правда, не работает, - кивнул он, взглянув на дисплей. – Яма, наверное.
-Да мне насрать, яма или канава! Надеюсь, обычный телефон здесь найдется?
-Конечно, найдется, - заверил ее Даниил, однако сам он в этом не был уверен. – Между прочим, машина готова, - продолжил он, закрывая капот.
-Спасибо, - ответила Ольга. – Сколько я тебе должна? И что предпочитаешь: деньги или ночь любви?
Даниил скосил глаза на стоявшую рядом Надю. Та совершенно не слушала их разговор, думая о чем-то своем.
-Ничего, - ответил, улыбнувшись, Даниил. – Любовь у меня уже есть, да и денег хватает.
-Ну, как хочешь, - спокойно сказала Ольга. – Раз тут все с ума посходили и никто ни за что плату не берет…
-Странно, - произнесла тут Надя. – Посмотрите.
Она показала рукой на окружавшие их дома. Ольга и Даниил посмотрели вокруг.
-Здесь с полсотни домов, - продолжила Надя, - а свет горит, дай Бог, в половине.
Действительно, на улице уже потемнело настолько, что вдоль дороги зажглись фонари, ярко была освещена заправочная станция, и только в некоторых домах светились в окнах, остальные же стояли темные и совершенно безжизненные.
-Ну и чего здесь странного? – пожала плечами Ольга. – Просто не все еще свет зажгли. Ладно, - она повернулась к Даниилу. – Идем, узнаем, где койки найти. Да и телефон этот долбанный.
И она решительным шагом, виляя бедрами, направилась снова к маленькому домику.
-Идем? – спросил Даниил Надю, все еще смотревшую на дома. Та кивнула и безропотно последовала за мужем.
-Будьте любезны, - начала Ольга, едва переступив порог, - скажите, здесь есть какая-нибудь гостиница или мотель? Ну, где поспать можно, - добавила она, решив, что местные аборигены могут и не знать таких слов.
Заправщик тоскливо посмотрел на посетителей, почему-то стал еще грустнее и тихо ответил:
-Можете заночевать в доме позади. Там их два: в правом живу я, а левый – пустой. Вот.
И он положил на прилавок длинный блестящий ключ.
-Не поняла! – сказала Ольга, сделав ударение на первом слоге в слове «поняла». – Там не живет никто? Значит, там и мебели нет? А где же мы спать будем, на полу, что ли?
Мужчина по ту сторону прилавка вздохнул.
-Не волнуйтесь, там есть все: и мебель, и постель, и кухня и две ванных комнаты. Располагайтесь.
Здесь он стал совсем мрачным и отвернулся.
-Спасибо, - ошеломленно сказала Ольга, взяла ключ и повернулась к выходу. Даниил с Надей, тоже «в непонятках», вышли с ней.
-Скажите, вы хоть что-то понимаете? – спросила Ольга, когда они оказались на улице.
-Не-а, - мотнул головой Даниил. Надя молча с ним согласилась. – Может, этот домик у них гостевой?
-Может быть, - согласилась Ольга, а потом вдруг стукнула себя по лбу: - Тьфу, черт, забыла про телефон спросить! А, хрен с ним! Я к этому чувырле больше не пойду, лучше звонить не буду. Машины здесь оставим?
-Да что с ними сделается? – махнул рукой Даниил. – Только в сторону давай отгоним.
Они направились к машинам и Даниилу опять показалось, что за ними подсматривают. Он вдруг резко остановился, глянул на окно заправки и заметил, как там быстро закрылись жалюзи. Сомнений не было: заправщик действительно зорко за ними наблюдал.
Глава 4
Даниил, голый, лежал на большой двуспальной кровати. Он только что вышел из душа, куда теперь отправилась Надя, и дожидаясь ее, листал какой-то цветастый журнал под мягким светом бра, а сам думал об этом странном месте, где волею судеб они оказались.
В доме, указанном им полоумным заправщиком и оказавшимся довольно милым снаружи, они действительно обнаружили все для ночлега. Внизу, на первом этаже, располагалась кухня и две комнаты по обеим сторонам коридора, из которого вела лестница на второй этаж, где тоже было две спальни и большая ванная комната, такая же, впрочем, как и внизу. Ольга сразу же обследовала кухню и, обнаружив там полный холодильник еды и бар, забитый всевозможной выпивкой, поинтересовалась, не хочет ли кто выпить и перекусить. От спиртного и Даниил и Надя дружно отказались, а вот едой не пренебрегли.
Перекусив на скорую руку, молодые люди разошлись по комнатам. Ольга, пожелав всем спокойной ночи и выразив надежду, что утром они вместе продолжат путь, отправилась на второй этаж, а молода чета осталась внизу. Даниил сразу же опробовал местный душ. Вода – на удивление, она текла из кранов и горячая и холодная – освежила его, сняв усталость, и теперь он ждал Надю, которая испросила у мужа разрешения полежать в ванне с морской солью (благо таких солей и всяких других добавок обнаружилось великое множество).
Пока ели на кухне, никто не говорил ни о Городе, ни о доме, в котором они оказались, хотя по лицам всех троих было заметно, что они думают об этом. Лишь Ольга, оглядевшись и цокнув языком, сказал со смешком:
-Ну, прямо гостиница «Метрополь»!
Зато сейчас Даниил, лежа поверх одеяла, неспешно размышлял, куда же все-таки занесла их нелегкая. Никакого Города нигде на карте Даниил не обнаружил: он еще раз очень внимательно ее изучил. По карте выходило, что они должны уже быть где-то совсем недалеко от Ростова, но вряд ли они были именно там: для этого надо было миновать довольно сложную развязку, не заметить которую они просто не могли. Значит, они ее и не проезжали. Тогда где же, скажите на милость, они застряли?
Странное все же место, очень странное, подумал Даниил. Денег за бензин не берут, дома пустующие, но впечатление такое, словно хозяева их (этого дома, во всяком случае) только что вышли отсюда. Да и люди… Даниил отметил про себя, что людей-то он здесь и не видел почти. Пока они с час торчали на заправке, к ней не подъехала ни одна машина, да и мимо никто не прошел, словно бы все вымерли. Однако городок этот явно был обитаем, ведь они видели людей во дворах, когда ехали, да и заправщик этот ненормальный тоже здесь: вон окна его дома светятся, напротив…
Размышления Даниила прервал тихий стук во входную дверь. Парень даже не сразу обратил внимание на него, лишь когда тот повторился чуть громче, Даниил встал, обернулся вокруг пояса простыней и подошел к двери. «Кого там несет?» - подумал он и вдруг ему стало страшно: он вспомнил, как наблюдал за ними тайком заправщик.
-Кто там? – спросил Даниил сквозь запертую дверь.
-Откройте, пожалуйста, - раздался из-за нее приглушенный скрипучий голос. – Мне надо вам кое-что сказать.
Даниил задумался на секунду, но потом, разозлившись («Какого черта, в конце концов?!»), повернул ключ и приоткрыл дверь. В образовавшуюся щель он увидел в свете фонаря над входом маленькую сгорбленную старушечью фигуру.
-Слушаю вас, - не очень-то любезно буркнул Даниил, не желая представать перед неизвестной бабкой почти в обнаженном виде, потому не открывая дверь до конца.
-Я видела, как вы приехали и решили остаться ночевать, - быстро затараторила старушка, не повышая, впрочем, скрипучего голоса выше громкого шепота. – И вот что я хочу сказать, сынок: уезжайте, и как можно скорее!
Старуха говорила так страстно, а глаза ее, обрамленные сеточкой морщин на сухом лице, горели прямо животным ужасом, что Даниилу стало не по себе. Он все еще смотрел в щель, прячась за дверью, а старуха продолжала все так же быстро и тихо:
-Если вы не хотите остаться здесь навек, то, ради Бога, уезжайте немедленно, пока не наступила полночь, иначе потом вы никогда отсюда не уедите. Слышишь? Никогда!
Даниил снова разозлился: «Да что здесь, санаторий для умалишенных, что ли? Они тут все больные!» Он только открыл рот, чтобы ответить бабке, что ехать до утра никуда не собирается, а ей он посоветовал бы поскорее принять то, что прописал доктор и лечь спать, как вдруг над его головой что-то загромыхало и с крыши свалилась большая зеленая черепица, одна из сотни, которой была отделана кровля. Она рухнула на землю, глубоко воткнувшись прямо в дорожку, отсыпанную гравием, причем именно в том месте, где стояла старуха и если бы та не проявила вдруг необычайную для своих лет прыть и не отскочила в сторону, то эта тяжелая штуковина спокойно проломила бы ей череп.
-Господи! Вы в порядке? – Даниил забыл о своем виде, широко распахнул дверь и выскочил к бабке. Та шарахнулась от него, как от самого Сатаны, отмахиваясь руками, кинулась прочь, в темноту и уже оттуда проскрипела:
-Уезжайте, слышите? Скорее, если вам дорога жизнь!
И исчезла.
Даниил всматривался в ночь, но никого там не увидел. Тогда он осмотрел упавшую черепицу, торчащую из дорожки. «Надо же! – покачал он головой. – А с виду-то дом новый». Парень поднял голову и посмотрел вверх, думая, свалится ли еще что-нибудь оттуда, прежде чем он успеет войти в дом. Но больше ничего не падало, а вокруг стояла полнейшая тишина, нарушаемая лишь стрекотанием цикад.
Даниил зашел в коридор, запер дверь и задумался. Чего она там несла, эта бабуленция? Совсем, похоже, спятила на старости лет. А, может, и правда лучше отсюда убраться? Что-то стремно здесь…
На лестнице послышались шаги и сверху спустилась Ольга. Она была в длинной ночной сорочке, а на лбу ее торчали матерчатые очки для сна.
-Что тут за гром? – спросила она. – Кто-то упал?
-Нет, просто кусок крыши отвалился снаружи, - пошутил Даниил и только тут обратил внимание, сколь заинтересованно смотрит на него Ольга, загадочно при этом ухмыляясь. Причем, смотрит не на лицо, а куда-то ниже. Даниил оглядел себя и обнаружил, что простынь, которой он обмотал бедра, свалилась и теперь спокойно лежала на полу позади него. Даниил смутился, быстро подобрал ее и снова наскоро накинул на себя. Ольга усмехнулась, облизнула губы и сказала:
-Добрых снов, мальчик!
После этого она развернулась и спокойно ушла вверх по лестнице, а Даниил, все еще смущенный, прошел в комнату, где заметил выходящую из ванной жену, обнаженную, в капельках воды на прекрасном теле и такую соблазнительную. Решив, что Надя не видела его конфуза, Даниил предпочел ничего не говорить о визите чокнутой старухи и упавшей черепице, а быстро сгреб ее в объятия и нежно положил на кровать, слизывая с загорелой кожи капельки…
Глава 5
Ночь была душной, как и весь предшествующий день. Где-то вдалеке ходили тяжелые темные тучи – их хорошо было видно на темно-синем звездном горизонте – и погромыхивали отголоски грома, но над Городом небо было абсолютно чистым и безветренным.
Даниил лежал в темноте и смотрел в окно, за которым виднелся кусок этого самого неба и толстое старое дерево, тополь, вроде бы. Парню не спалось (хотя во всем теле и чувствовалась усталость от сегодняшнего дня), поэтому он просто лежал, откинув с себя в сторону легкую простынь. Рядом мирно спала Надя, уткнувшись лбом в его плечо, и от ее дыхания Даниилу было жарко, но он не решался ни подвинуться сам, ни отодвинуть Надю: боялся, что разбудит. А Надя мерно дышала, ее рот был чуть приоткрыт и веки подрагивали, отчего она напоминала во сне ту маленькую девочку, которою очень хорошо помнил ее муж.
Они только что занимались любовью, и секс был прекрасен, как и всегда у них. Даниил еще ни разу не испытывал неудовлетворения и Надя дарила ему истинное наслаждение. Впрочем, сравнивать Даниилу было не с чем: жена была его первой и единственной женщиной.
Даниил и Надя знали друг друга с самого первого дня их жизни. Отец Даниила и мать Нади работали вместе: Игорь Андреевич Бойко возглавлял Московское отделение Сберегательного банка, а Зинаида была его секретарем. Они давно дружили семьями, хотя Зинаидина семья состояла всего лишь из нее самой. Она успела выйти замуж еще учась в институте, но потом развелась: супруг оказался обыкновенным подлецом и бабником. Ее развод проходил на глазах Игоря Андреевича и его супруги Валентины, и они здорово поддержали Зинаиду, после чего крепко сдружились.
Так сложилась жизнь, что и Зинаида и Валентина забеременели почти в одно и то же время, причем Зина старательно скрывала, от кого. Но чета Бойко не проявляла к этому вопросу никакого интереса и излишнего любопытства – в конце концов, это - личное дело Зины и негоже лезть в чужую душу, – наоборот, Зина и Валя отлично помогали друг другу в период беременности, много проводя времени вместе и готовясь к будущей радости материнства. И в родильном доме они оказались вместе, где в один день произвели на свет очаровательных и озорных мальчика и девочку, отчего многолетняя «дружба домами» окрепла еще больше.
Дети росли практически вместе, как брат с сестрой. Ходили в один детский сад, потом вместе в школу. А когда через десять лет после рождения сына отец Даниила, к тому времени будучи уже президентом собственного банка, решил уйти из семьи, то мальчик почти на полгода полностью переселился к своей подружке: так решили их мамы, дабы оградить детскую психику от всех тягот развода.
Игорь Андреевич, покинув жену и сына, тем не менее активно помогал им деньгами, выполняя любое желание Даниила, если только его можно было исполнить за деньги. Видимо, бывший глава семейства, променявший это самое семейство на молоденькую куклу из кредитного отдела его же банка, чувствовал все же за собой вину, хотя и признавал, что их жизнь с Валентиной нельзя было назвать особенно удачной: Игорь Андреевич, будучи по натуре кобелем высшей пробы, регулярно супруге изменял, а она об этом знала, но терпела, прежде всего во имя сына. Во имя же и во благо сына покинутая Валентина принимала деньги и подарки от бывшего мужа, и разрешила ему встречаться с Даниилом в любое время.
Вначале Даня мало что понимал из того, что происходит в жизни. Он остался с матерью, но практически постоянно виделся с отцом и потому не чувствовал себя брошенным им, а отцовская безотказность в просьбах сына очень даже устраивала мальчика. Но со временем мальчик решил, что отец просто откупается от него, стараясь своими очень немалыми деньгами сделать все, чтобы сын не чувствовал себя «безотцовщиной». Постепенно Даниил стал слегка даже презирать отца, просто пользуясь им как универсальным средством для решения своих проблем.
Все это происходило на глазах Нади. Она, в отличие от Даниила, не имела такой же «волшебной палочки», но и не бедствовала: Зинаида много работала и сумела за несколько лет сделать очень неплохую карьеру, дойдя от обычной секретарши до первого заместителя председателя Московского Сбербанка. Кроме того, Даниил, имея трогательную братскую привязанность к своей подружке, частенько просил у отца что-то и для нее. Так, когда Игорь Андреевич купил двенадцатилетнему сыну дорогой велосипед, то сын тут же попросил его купить точно такой же и для Нади. А когда им пришла пора поступать в университет, то Даниил уже потребовал, чтобы отец, помогая в этом ему, помог и Наде, в результате чего они вместе поступили на юридический факультет.
Они всю жизнь, с самого детства были разными. Даня был озорным, проказливым и очень шустрым пацаном, за которым постоянно приходилось следить, дабы не вляпался в какие-нибудь неприятности и чего-нибудь не натворил. Надя же, напротив, всегда оставалась тихой, спокойной и малоразговорчивой девочкой, серьезной не по годам. И они отлично дополняли друг друга: лед и пламень. Надя умела остудить горячие порывы своего друга, а тот почти всегда ее слушался, хотя и сопротивлялся для вида. Они росли словно брат с сестрой, но в отличие от истинных братьев и сестер, живущих в одной семье, почти никогда не ссорились. Даня очень нежно относился к Наде, всегда ее защищал, пару раз даже дрался из-за нее. Те же чувства испытывала и Надя, всегда становившаяся еще серьезней (как Даниил – озорнее), когда они долго не виделись. Их матери, объединенные общим пережитым несчастьем, тоже сблизились настолько, что все отпуска, праздники и дни рождения проводили вместе, с детьми. Ни та, ни другая больше не помышляли о том, чтобы впустить в свою жизнь мужчин, довольствуясь легкими и ни к чему не обязывающими романами на стороне.
Видимо, так все и должно было случиться, хотя ни Валентина, ни тем более Зинаида, не могли этого предположить. Конечно, в детстве они часто поддразнивали своих детей «жених и невеста», как и другие их знакомые, но никогда серьезно не думали о такой перспективе. Да и сами ребята ни о чем подобном и не помышляли, пока были детьми, им просто интересно было проводить время вместе и они не озадачивали себя извечным вопросом, может ли быть дружба между мужчиной и женщиной. У них была, хотя сами они были еще мальчиком и девочкой, а остальное их просто не волновало. Но все стало меняться, когда они повзрослели. Уже в восьмом классе Даниил вдруг как-то сразу взглянул на свою подругу другими глазами, глазами юноши, у которого уже пробудились чувства и желания. Он заметил, что Надя сильно изменилась, у нее уже появилась четко выраженная и чрезвычайно соблазнительная грудь и округлость бедер. Надежда постепенно превратилась в весьма привлекательную девушку, а Даниил даже не сразу это и понял, до этого видя в ней только товарища для игр и близкого друга.
Надя тоже начала смотреть на Даню по-другому. Она тоже обратила внимание, что тот вырос, возмужал и уже находился где-то посередине между симпатичным мальчишкой и взрослым красивым мужчиной. Она почувствовала, что что-то начинает происходить в ней, почему-то начинает меняться отношение к еще вчерашнему однокласснику, которого она, в отличие от других своих одноклассников, знала уже тысячу лет. Они все также оставались друзьями, но уже что-то новое появилось вокруг них, в них самих. Они не понимали, что это, но чувствовали что-то неизведанное, еще никогда не испытанное ими.
Все случилось так просто и неожиданно, что даже сами Даниил и Надежда поначалу ничего не поняли. Они просто вместе были на даче у Дани, да к тому же их матери в тот раз не смогли с ними поехать. Ребятам было уже по шестнадцать, впереди – еще один класс школы, но это лето всецело принадлежало им. Они и использовали его на полную катушку, постоянно «отвисая» на Даниловой даче, где было солнце, речка и золотой песок.
В тот день они до одури накупались в реке, а потом, немного уставшие и жутко голодные, отправились в дом, дабы приготовить что-нибудь на обед. Даниил припас заранее бутылку виноградного вина, и обед получился довольно-таки праздничным, хотя еда была самой обыкновенной, да и праздновать-то было вроде как и нечего. Однако после него они, разомлевшие от вина, завалились на широкую кровать, болтая совершенно ни о чем. Вот за этими-то разговорами они и не заметили, как начали целоваться, потом полетела на пол одежда, а дальше они уже ничего не помнили. Очнулись только после того, как изможденные, потные и мало что понимающие, откинулись обратно на подушки.
Несколько дней после этого и Даниил, и Надя переваривали внутри себя, что же случилось, но потом, после довольно трудного разговора (больше даже стыдливого, чем трудного), решили, что не стоит заморачиваться на этом деле и искать проблему там, где ее на самом деле и нет, тем более, что через эти самые несколько дней они вновь ощутили сильную тягу друг к другу, которую, оказывается, они и раньше испытывали, но не замечали. Поэтому они снова перешли от слов к делу, а еще через несколько дней – снова, и снова, и снова… Им нравилось быть вместе, а общение, теперь еще более близкое, чем раньше, уже накрепко сцементировало их между собой.
Они регулярно были близки и умудрялись это скрывать, точнее, они даже и не скрывали ничего, просто не афишировали, и их матери оставались в полном неведении, хотя, если честно, вполне могли бы и догадаться. Просто и Зинаида, и Валентина настолько привыкли к постоянному тесному общению детей, что чуть ли не в самом деле стали считать их братом и сестрой.
Так продолжалось до того момента, пока ребята в самом конце уже первого курса университета не решили вдруг официально оформить свои отношения. Они тихо подали заявление в загс перед самой сессией, а спустя несколько дней торжественно объявили об этом матерям. Реакция их была различной. Обе сразу же пережили нечто вроде шока, но Валентина быстро от него оправилась и посчитала, что такой разворот в жизни вполне логичен, и что лучшей пары его сыну не найти. Однако Зинаида почему-то не была с этим согласна. Она долго убеждала и молодых влюбленных, и свою подругу, что одно дело - детская дружба, и совсем другое – брак, семья, дети. Ни Даниил, ни его мать, ни даже сама Надя не могли ничего понять, однако дети твердо стояли на своем. В конце концов Зина, о чем-то долго поговорив с дочерью, все же переманила ту на свою сторону, и теперь уже Надя стала убеждать Даню не спешить, подождать немного, дабы проверить свои чувства, но при этом она выглядела такой растерянной и подавленной, что Даниил даже испугался за нее и все время спрашивал, все ли у нее в порядке. Но, получив заверения, что все нормально, тут же начинал допытываться, почему вдруг Надя решила «дать задний ход» (он именно так и выразился: как раз только что получив права Даня частенько пользовался автомобильной терминологией и даже в таком неподходящем для этого разговоре, тем более, что машины и все, что с ними связано, он любил с детства). Так и не добившись от избранницы вразумительного ответа, парень решил было обидеться и забрать заявление, но тут Надя, словно приняв для себя какое-то важное решение, которое до того никак не могла принять, твердо заявила, что ни в коем случае не позволит ему это сделать, и ни за что никуда не отпустит. Даниил несказанно этому обрадовался, хотя так ничего и не понял, и уже совсем скоро для них зазвучал марш Мендельсона.
Свадьба получилась очень даже шикарной, за что молодожены должны были благодарить Игоря Андреевича, взявшего все расходы на себя. Обе мамы (Зинаида к этому моменту смирилась с надвигающимся, словно весенняя гроза, бракосочетанием, скорее всего потому, что поняла: переубедить дочь, будущих зятя и сватью невозможно) вовсю хлопотали и о церемонии, и о торжестве, и об угощении, полностью избавив от этих проблем детей. Те же жили лишь ожиданием предстоящего события, хотя, по большому счету, оно вряд ли что-то кардинально изменит в их жизни.
И Надя, и Даниил (он, почему-то, особенно) всегда выглядели несколько моложе своих лет, потому в загсе на них смотрели удивленно, решив, видимо, что это – как раз один из тех «ранних браков», которые только-только разрешили законом. И хотя такое отношение добавило нервозности в обстановку (свадьба – это всегда штука очень напряженная, когда все суетятся, бегают и очень нервничают), но вся церемония и последующий банкет прошли гладко и довольно мило. Молодая чета, правда, устала за этот день до чертиков, сначала брачуясь, а потом принимая поздравления многочисленных гостей (совершенно непонятно, откуда тех столько и набралось?), вставая при каждом тосте под бесконечное «Горько!», в результате чего вместо первой брачной ночи, которая, впрочем, уже состоялась три года назад, они просто свалились без задних ног и банально, без всякой романтики, продрыхли до самого утра. А утром удрали от назойливых гостей (вновь явившихся, но уже на опохмелку) все на ту же дачу, где провели незабываемое время, теперь уже как законные супруги.
Наверное, от гостей на свадьбах бывает только одна практическая польза: подарки. В случае Даниила и Нади эта аксиома проявилась особенно ярко и выпукло. Все приглашенные оказались людьми весьма не бедными, отчего и подарки их – в основном, конверты с деньгами – были тоже солидными и увесистыми. Но самый «крутой» подарок, от которого даже у приглашенных захватило дух, преподнес молодоженам Игорь Андреевич: новехонькую «Volvo S-80» со сверкающими синими боками, которых даже здесь, в Москве, было пока еще не так уж много. Увидев машину, Даниил сначала просто обалдел, а потом до того обрадовался, что даже расчувствовался и на несколько мгновений забыл о своем отношении к отцу. На самом деле он догадывался, какой подарок сделает отец (Игорь Андреевич прозрачно об этом намекал, особенно когда узнал, что сын задумался над приобретением машины), но никак не мог ожидать, что тот окажется столь шикарным.
Вот именно на этой машине и отправились через несколько дней Даниил с Надеждой в свадебное путешествие на берег Азовского моря, тем паче, что на этом самом берегу жила в маленьком городке баба Даша, древняя, как сам мир, и приходившаяся дальней родственницей Даниилу: то ли тетей матери, то ли двоюродной сестрой деда, он точно не знал…
Лежащий на столе бесполезный сотовый телефон вдруг зажег нежно-голубым светом непривычно пустой дисплей и проиграл всей своей полифонией начальные аккорды «Шутки» Баха. Даниил услышал, но даже не повернул к нему головы, лишь отметив про себя: полночь. Его аппарат был так настроен, чтобы каждую ночь при перемене суток проигрывать короткую мелодию. И только телефон замолк, как Даня услышал где-то далеко удар колокола, после которого земля под домиком слабо дрогнула, словно от далекого взрыва. Даниил прислушался, но ни звона колокола, ни дрожания почвы больше не было. «Показалось, похоже», - решил он и тут вспомнил, что они так и не позвонили бабе Даше, чтобы предупредить ее о задержке: совершенно вылетело из головы за всеми хлопотами и необычностями сегодняшнего, нет, уже прошедшего дня.
Несколько минут Даниил лежал и размышлял, стоит ли звонить сейчас, или лучше подождать до утра. Но тут вспомнил, что баба Даша, у которой они отдыхали чуть ли не каждое лето, всегда ложилась спать далеко за полночь: бойкая старушка рано вставала, поздно ложилась и весь день крутилась, как волчок. Кроме того, она всегда волновалась, если кто-то где-то задерживался, поэтому звонить надо было сегодня.
Даня осторожно отодвинулся от спящей Надежды, встал и потопал было босыми ногами на кухню, где, как он смутно помнил, и стоял аппарат довольно древней конструкции. Потом остановился, вернулся назад и, взяв со стула плавки, натянул их на себя.
Едва оказавшись в коридоре, он заметил, что из-за неплотно прикрытой двери на кухню пробивается полоска света, но еще раньше нос его учуял легкий табачный запах с привкусом ментола. Даниил усмехнулся, решив что не зря возвращался за трусами, и толкнул кухонную дверь.
За столом восседала Ольга в каком-то дурацком халатике и хмуро курила. Передней валялась пачка «More», зажигалка и стоял телефон. Она с ненавистью смотрела на аппарат и мяла в пальцах темно-коричневый фильтр.
-Привет! – улыбнулся Даниил. – Что, не спится?
-Как же, уснешь тут! – проворчала Ольга, не поворачивая головы. – То гром гремит, то колокола какие-то. А я могу спать только в полной тишине.
-Купи затычки в уши, - пошутил Даниил, а потом до него дошло: - Ты тоже колокол слышала?
Ольга фыркнула:
-Этот набат разве только мертвый не услышит! Едва засыпать стала, а тут – трезвон.
Даниил сел за стол напротив нее.
-Тебе не кажется это странным? Я-то думал, что мне приснилось, а на самом деле – нет.
-И чего здесь странного? – покосилась на него Ольга и невольно залюбовалась его атлетической грудью и плечами. Не такими, как у накачанных придурков на подиуме, где они расхаживают в бабьих веревочках вместо мужских плавок и выставляют напоказ свое потное мясо, а именно упругой плотью следящего за собой спортивного парня. И вид этой плоти вызвал в девушке легкое возбуждение.
-Откуда здесь колоколам быть? – Даниил не заметил Ольгиного взгляда. – Они ведь сейчас только в церквях и монастырях остались. Церкви тут нет, это точно, да и монастыря, вроде, не наблюдается.
-А хрен его знает! – в сердцах ответила Ольга, вдруг разозлившись и на то, что так по-дурацки застряла неизвестно где, и на то, что не может прямо здесь и сейчас соблазнить этого манящего ее юношу, и вообще на весь мир сразу. – Тут вот другой геморрой: телефон не работает.
-Вообще?
-Нет, он гудит, только позвонить никуда не могу. Хотела Андрюхе на сотовый в Ростов, так не получается ни фига.
-Почему? – скорее просто машинально спросил Даниил.
-Почем я-то знаю? – Ольга со злостью затушила окурок и тут же закурила снова. – Уже палец сломала набирать, а в ответ – хрен.
Даниил пододвинул к себе телефон, нажал «восьмерку», услышал гудок. Потом быстро набрал номер бабы Даши и трубка тут же прокрякала каким-то рваным женским голосом: «Набранный вами номер не существует».
-Что за черт? – пробормотал Даниил, нажимая на рычаг. Ольга, лыбясь, смотрела на него.
-Сигарету хочешь?
-Спасибо, не курю, - ответил юноша и вновь набрал номер. Результат – тот же.
-Я уже полчаса мучаюсь, - прокомментировала Ольга, безразлично наблюдая за его манипуляциями, но внутри нее все росло и крепло желание.
-Может, тут через коммутатор? – озадаченно проговорил Даниил, пробуя звонить снова и снова.
-Все может быть, - философски заметила Ольга, туша еще один окурок в блюдце, которое она приспособила под пепельницу. – Ладно, я спать пошла.
Она резко встала, причем вид у нее, как показалось Даниилу, был весьма обиженный. Круто развернувшись, отчего ее пышная грудь призывно всколыхнулась под халатом, Ольга вышла из кухни. Еще несколько секунд были слышны ее шаги по лестнице, потом все стихло.
«Да, странности не остались во вчерашнем дне», - подумал Даниил, еще набрал наугад несколько междугородных номеров, но, каждый раз постоянно выслушивая в ответ одно и то же («Набранный номер не существует!»), бросил бесполезную трубку и пошел спать.
Если в полночь телефон играл начало «Шутки» Баха, то по утрам он заливался Штраусовскими «Сказками Венского леса». Зачем Даниил настроил аппарат так, чтобы тот «отбивал» каждую полночь, он не мог объяснить, а вот по утрам телефон пел с вполне конкретной целью: разбудить хозяина. Причем пел долго и настойчиво, пока сам хозяин, ворча и продирая глаза, не вставал и не отключал многоголосый сигнал.
В то утро телефон заверещал в семь утра, как и всегда: Даниил приучал себя вставать всегда в одно и то же время, даже в выходные, каникулы и медовый месяц. Даниил разлепил веки, заткнул Штрауса и посмотрел на жену. Та при звуках будильника лишь слегка шевельнула губами и продолжила сладко спать. Даниил улыбнулся и, как обычно, разбудил ее поцелуем.
-Рыбка моя! Просыпайся.
Надя поморщилась, слегка тряхнула головой и открыла глаза.
-Доброе утро! – улыбался Даниил. – Вставай. Сейчас перекусим и вперед. Если снова нигде не застрянем, то вечером сможем уже в море искупаться…
Они уже готовили себе завтрак, когда сверху спустилась заспанная и все еще хмурая Ольга.
-Вы чего, с ума сошли в такую рань вставать? – проворчала она, глядя поочередно на Надю и Даниила.
-Мы спешим, - ответил Даня, намазывая масло на хлеб. И то, и другое, а также еще куча всякой еды обнаружилась в холодильнике еще вечером.
Ольга ухмыльнулась.
-Я, вообще-то, тоже, но догоняй меня хоть ядерная война, я не двинусь в это время.
Молодожены переглянулись и засмеялись.
-Да ради Бога! – сказал Даниил. – Мы теперь друг от друга независимы. Твоя машина готова, движок тикает, как часы, так что мне уже не нужно тебя тащить.
Ольга потерла лоб.
-Черт, и то правда! Ладно, я тогда еще спать, а вы, когда поедете, меня растолкайте.
-Зачем?
-Расцеловать вас хочу на прощанье с ног до головы! – подколола Ольга и развернулась, чтобы выйти из кухни. Но не вышла.
-Да, родные мои, - она снова повернулась к столу. – Если вам не в падлу, оставьте мне хлеба пару кусочков, о’к?
Надя засмеялась:
-Брось ты, здесь хлеба аж три буханки, нам вдвоем столько не осилить!
-Я и не хотела сказать, что вы – проглоты, - кивнула Ольга. – Только хлеб-то ваш, вдруг вы его с собой заберете?
-Не, не наш он, - ответила Надя. – Мы его из холодильника достали, с нижней полки.
Ольга совершенно тупым взглядом посмотрела на Надю, потом – на Даниила, потом – на холодильник.
-Ничего не понимаю, - пробормотала она, а потом резко шагнула к холодильнику и открыла дверцу. – Опаньки! Что за хренотень?
Надя и Даниил опять переглянулись.
-Ты о чем? – спросил Даня, непонимающе глядя на растерянную Ольгу. Та некоторое время неподвижно пялилась в холодильник.
-Вы, что ли, жратвы сюда напихали? – ответила, наконец, вопросом на вопрос она.
-Ничего никуда мы не пихали! – уже раздраженно произнес Даниил. – Да в чем дело-то?
-Послушайте, я, может, и дура, но не настолько же! Вчера мы съели шесть яиц, две банки консервов, кусок ветчины и весь хлеб, я это точно помню. А сейчас все это снова тут! Я ночью дрыхла, как скотина, значит, вы запасы-то пополнили.
Надя и Даниил одновременно подошли к холодильнику. Он был полон продуктов, словно из него вообще ничего не брали. Яйца, ветчина, сыр, хлеб – все было на своих местах.
-Вообще-то, - Даниил прокашлялся, так как в горле у него пересохло, - мы тоже спали.
-Да? – недоверчиво спросила Ольга. – И кто же тогда о нас позаботился?
-Не знаю, - пробормотал Даня, все еще пялясь в чрево холодильника.
-Может, кто-то ночью в дом входил? – высказала предположение Надя. – Обслуга там какая, или заправщик тот же…
-Да? – повторила Ольга. – Может быть. Надо деньги проверить.
-Бред! – твердо заявил Даниил, отходя к столу. – Я дверь изнутри запер и ключ в замке оставил. Значит, снаружи его не открыть. А другого входа нет.
Ольга задумчиво посмотрела на него.
-Но проверить, все же, стоит. Без меня не уезжайте.
И она пошла к себе.
Надя села рядом с мужем и прижалась к нему, смотря тревожными глазами. Даня же, все еще пребывая в растерянности, медленно поднес ко рту бутерброд, но тут же с отвращением отшвырнул его от себя.
-Фу, в глотку не лезет! Совсем аппетит пропал.
-Давай уедем отсюда, а? – прошептала Надя. – Мне что-то не по себе. Страшно.
-Да, поехали! – твердо согласился Даниил и уже очень скоро они выходили из комнаты, наскоро собрав вещи.
-Подожди, надо Ольге сказать, что мы… - начал было Даниил, но осекся, глянув на лестницу. По ней, тихо матерясь, спускалась Ольга, волоча за собой свою большую сумку.
-Удрать хотели? Без меня? – укоризненно проговорила она, глядя на молодоженов. – Нет уж! Я здесь тоже не останусь.
-Да мы как раз хотели тебе сказать, - ответила Надя, но Даниил ее перебил:
-Давайте выбираться отсюда!
Все вместе они вышли из дома и направились к своим машинам.
-Погодите, - остановился Даниил, когда они уже погрузились. – Надо ключ отдать.
-Дудки! – воскликнула Ольга. – Я тут ни на секунду не задержусь, да и вам не советую. Оставил бы просто ключ в двери.
Даниил замялся:
-Неудобно как-то… Надо отдать.
-Как хочешь, - пожала плечами Ольга. – Вот, возьмите, - она быстро записала что-то в блокноте, вырвала листок и протянула Дане. – Это – мой сотовый. Позвоните как-нибудь, потрещим.
Даниил глянул на Надю в машине, но та сидела с отсутствующим видом. Дане даже жалко ее стало: видимо, и в самом деле испугалась, бедняжка. Потом взял номер телефона.
-Ну ладно, пока! – Ольга улыбнулась, а потом добавила с похотливой улыбкой: - Мальчик!
-Пока, - кивнул слегка смутившийся под ее взглядом Даниил.
Ольга легко запрыгнула в свою машину, завела двигатель и, прогрев его с минуту, резко рванула вперед. Даниил проводил глазами «восьмерку», глядя, как та выезжает на дорогу, робко махнул вслед рукой, так и не решив для себя, уместен ли этот жест, и пошел к заправке.
Несмотря на ранний час та была уже открыта. Вчерашний заправщик сидел на том самом месте, где его вчера и оставили, и казалось, что вообще не сходил с него всю ночь. Но сегодня он был намного приветливей, даже заулыбался.
-А, молодой человек! Ну, как отдохнули?
-Спасибо, хорошо, - ответил Даня, кладя ключ на прилавок и удивляясь перемене в настроении заправщика. Хотя тут-то странного было меньше всего: вчера к вечеру тот, скорее всего, просто устал и был не в духе, а сегодня, ярким веселым утром, он же, уже отдохнувший и выспавшийся, пребывал в отличном настроении.
-Вот и славно! – радостно заявил заправщик. – Бензинчику не желаете?
Даниил растерялся:
-Так я же вчера заправился…
-Ну да, ну да, - заморгал заправщик, а потом засмеялся: - Запамятовал! Память, знаете ли, уже не та.
Даниил смотрел на него и думал, действительно ли тот не помнит, что заправил их вечером, или просто придуривается? Понять было невозможно, поэтому Даня, попереминавшись с ноги на ногу, сказал тихо:
-Ну, мы поедем, пожалуй.
-Счастливой дороги, молодой человек! – пожелал заправщик самым теплым и искренним голосом.
-Спасибо, - ответил Даниил, размышляя, не спросить ли этого дядьку о вчерашней ночной старухе, чуть не павшей смертью храбрых на пороге их временного пристанища, но решил, что все же не стоит: вряд ли заправщик знает всех местных полоумных старух. Не спросил и о холодильнике, самонаполняемом едой, словно скатерть-самобранка, дабы не оказаться в глупом положении.
Уже в дверях Даниил еще раз оглянулся. Заправщик, широко улыбаясь, помахал ему рукой и сказал:
-До встречи!
«Дурацкая фраза! – подумал Даниил. – Вряд ли мы когда-нибудь еще увидимся». Однако улыбнулся и только кивнул в ответ.
Глава 6
Ольга, давя на педаль газа, гнала машину так, что двигатель надрывно ревел, работая все время на повышенных оборотах. Сама она нервно курила в окно, отрывисто затягиваясь и выпуская тонкие струи дыма. Девушка явно была раздражена и, куря одну сигарету за другой, старалась успокоиться, хотя это у нее не очень-то получалось.
Ольга за свои двадцать с хвостиком лет видела многое, но последние сутки просто выбили ее из колеи, причем она сама не могла понять, почему. Ну, машина сломалась, ну встретилась ей эта парочка, ну попали они все вместе к черту на рога, в местный бермудский треугольник, где творится какая-то хрень, ну и что из всего этого? Да, она задержалась почти на день, так ведь едет же и совсем скоро будет уже там, куда и ехала, в объятиях своего бочонкоподобного Андрюши, в столь любимом комфорте. Чего злиться-то?
Она родилась в жуткой глуши, на самых задворках какой-то задницы России, где в жизни все вместе были перемешаны поля, коровы, огороды, навоз и другие прелести деревенской жизни. Родители Ольгины были самыми обыкновенными (до тошноты обыкновенными) колхозниками, всю сознательную (а, может, и досознательную) жизнь вспахивая землю и доя коровье стадо. В перерывах между вкалыванием отец Оли регулярно напивался до синевы своим же самогоном, а мать – забитая, ничего не видевшая женщина – занималась детьми, стирала, готовила и сносила побои пьяного мужа.
Оля была второй дочерью в большой крестьянской семье, но, наверное, с самого рождения, категорически не могла принять такой жизни. Она ясно понимала, что создана, явилась в этот мир совершенно для другого, однако такого ее мнения не разделял отец: когда в пятнадцать Ольга поделилась с ним своими мечтами – уехать, выйти за муж за красивого и богатого мужчину, жить в свое удовольствие, естественно не работая, – то папаша, будучи уже изрядно навеселе, рассмеялся ей в лицо, обозвал дурой, после чего пожелал ей выбросить из головы весь этот бред и тут же подкрепил свое пожелание недурной зуботычиной. Этого его дочь стерпеть не смогла и вскоре уже укатила в Ростов, ближайший к ним более-менее приличный город, дабы поискать там свое место в жизни. Она попыталась объясниться перед этим с матерью, но в ее лице полного понимания она не нашла, однако мать не стала ей сильно препятствовать.
В Ростове уже через пару недель Ольга поняла, что здорово заблуждалась. Юная и не очень-то, если честно, умная девчонка, она оказалась там просто никому не нужна, хотя рассчитывала, что город сразу же падет к ее ногам, едва она только в него въедет. Город не пал, и Ольга, поскулив немного уязвленным самолюбием, крепко задумалась, что делать дальше. Прежде всего надо было где-то жить и что-то есть, потому она поступила в первый попавшийся техникум, где учили швей-мотористок. Такая профессия была далеко не пределом мечтаний амбициозной девчонки, но в этой «бурсе» предоставляли общежитие и какую никакую стипендию, которой, впрочем, хватало только на то, чтобы не протянуть ноги от голода и продолжать мечтать о прекрасном принце.
Через пару месяцев такой принц явился в маленьком кафе, куда Ольга с подругами зашла в день стипендии. Принцу было девятнадцать, красив, как сам Адонис, и был он студентом одного из институтов. Он сразу приметил глупенькую девчонку с пышными формами и они стали встречаться. Очень скоро от походов в кино и на дискотеку они перешли к более серьезным отношениям, в результате чего к следующей весне Ольга узнала, что беременна. Адонису это решительно не понравилось, и он уговорил свою принцессу сделать аборт, а потом спокойно схилял в сторону.
Ольга поначалу очень на него обиделась, но сейчас вспоминала с легким оттенком грусти: ее первый парень был и последним, который ей действительно нравился. Уже позже Ольга сделала для себя одно открытие: все принцы могут быть либо прекрасными, либо богатыми, но оба эти качества никогда не сочетаются между собой. Решив не проверять это умозаключение на практике, Ольга сразу обратила внимание на богатых, и это принесло свои плоды: через несколько месяцев она бросила ненавистное училище и переселилась к своему первому папику, имевшему пару фирм в городе. Папик был староват, противен и чрезвычайно самовлюблен, однако деньги у него имелись. Ольга сумела задеть его сексуальность – чего-чего, а это-то она умела! – и была щедро вознаграждена.
За десяток лет таких папиков было тоже примерно с десяток, пока очередь не дошла до нынешнего, Андрея. С ними Ольга многому научилась и прежде всего тому, что необходимо высасывать их как следует, а денежки откладывать на черный день, в результате чего на ее личном счету в банке постепенно нарисовалась кругленькая сумма. При всей своей недалекости (хотя за эти годы она сильно поумнела) Ольга прекрасно понимала, что так не будет продолжаться вечно, что еще три-четыре года, и все, она просто «выйдет в тираж» – старых и толстых хозяев жизни все время тянет на молоденьких и непритязательных овечек. Ольга и так не очень-то понимала, что их привлекает в ней, но, путем нехитрых умозаключений, пришла к выводу, что вся причина в том, что она вытворяет в постели, а уж в умении удовлетворить мужчину (да и женщину, если потребуется) она могла дать фору любой шестнадцатилетней соплячке. Но вот ведь незадача: удовлетворить-то Ольга могла, а сама удовлетворения не получала, ее партнеры совершенно об этом не заботились. Они даже не возбуждали ее и в постель с ними она ложилась исключительно потому, что так хотели они и потому еще, что от них она могла многое иметь. Надо сказать, что Ольга не озадачивала себя сомнениями, что все это походило на банальную проституцию, хотя бы потому, что ни одна проститутка не получала за свои услуги столько, сколько получала она.
Но неудовлетворенная страсть постепенно росла в ней, как снежный ком, пущенный с горы в весеннюю оттепель, понемногу отравляя ей существование. Конечно, Ольга ни в коем случае не хранила верность своим «кавалерам» и при удобном случае не задумываясь отдавалась какому-нибудь подвернувшемуся юному красавцу, но таких удобных случаев, к ее сожалению, было не так уж много, а юные красавцы попадались и того реже, причем чаще всего они (красавцы и случаи) не совпадали. Потому и злилась сейчас эта крашенная, довольно привлекательная блондинка с пышными формами: опять не совпали случай (дорога – идеальное место, где можно порадовать себя, любимую) и красавец (очень привлекший ее Даниил оказался с женой), и придется теперь ей возвращаться к Андрею, который, если говорить честно, опротивел уже до чертиков. А Даниил будет тонуть в объятьях жены, такой соблазнительный (Ольга и сейчас ясно видела его обнаженное тело и смущение, которое он испытал, застигнутый голым, и от смущения этого он становился еще более желанным) и такой недоступный.
Ольга докурила сигарету и вытащила из сумочки сотовый. Тот все еще не работал. Тихо выругавшись, она небрежно бросила аппарат на сиденье рядом с собой и включила приемник. Из динамиков выпрыгнула совершенно идиотская песня, которую тянула пара девичьих голосов, и, конечно, как всегда о неразделенной любви. Выругавшись опять, Ольга наступила на горло этим завываниям, просто ткнув в кнопку выключения. Потом посмотрела на часы: время приближалось к полудню.
-Так, что-то я не пойму, - проговорила Ольга. – А куда я еду-то?
Действительно, вот уже три часа прошло, как она вырвалась из того ненормального места, куда забросила ее судьба (именно вырвалась, отчасти из-за этой самой ненормальности, отчасти – чтобы поскорее убежать от соблазна в виде красивого юноши), но до сих пор ехала среди полей и редких деревьев. Ни каких-либо городов, поселков, даже самых захудалых деревень ей не встретилось, а сама дорога была прямой, как стрела: ни единого поворота.
-Твою мать, вот занесло-то! – выругалась Ольга, но не успела она закончить, как прямо перед ней, словно по волшебству, появился перекресток. Ольга придавила тормоз и машина, слегка взвизгнув шинами по асфальту, остановилась.
«И куда теперь? – озадачилась Ольга, поочередно смотря то направо, то налево. – Хоть бы проехал кто, чтобы спросить». Но на дороге не было больше ни души – тоже весьма странный факт, на который она, впрочем, не обратила никакого внимания – и спросить было некого.
-Говорил ведь мне отец, что я – дура! – громко сказала Ольга. – Чего не выяснила у мальчика, куда ехать? Он хоть в картах разбирается.
Ольга попыталась вытащить сигарету из пачки, но это у нее не получилось: пачка была пуста. Она смяла ее, в сердцах выкинула в окно и достала из сумочки новую. Закурила и задумалась. Впрочем, думала она не так уж долго, решив доверить выбор судьбе: она всегда так делала, когда стояла на распутье. Пошарив в сумочке, вытащила монетку.
«Значит, если орел, то еду направо, - загадала она. – Если решка – налево. А если на ребро встанет – то прямо». Даже если бы ее убивали, она не смогла бы объяснить, почему именно так (особенно про ребро), но, тем не менее, подбросила монетку и поймала ее рукой.
Выпал орел. Ольга чему-то усмехнулась, включила передачу и решительно повернула направо.
-Лапушка, ты чего какая-то хмурая? – спросил Даниил, оторвавшись от дороги и повернув голову. – Ты себя чувствуешь плохо?
Надежда ласково, но как-то устало посмотрела на него.
-Нет, все нормально, - ответила она. – Только…
И она замолчала.
-Что «только»?
Надя объяснила не сразу. Она помолчала немного, словно погрузившись в себя, а потом сказала:
-Никак в себя не могу придти после этого городка. Странный он до жути, и творятся там необъяснимые вещи.
Даниил рассмеялся:
-И это все, что тебя беспокоит? Брось! Необъяснимые вещи кажутся нам странными и страшными до тех пор, пока нам не объяснят, или мы сами не поймем их смысл. А после этого превращаются в самые заурядные события.
Он переключил передачу и продолжил:
-На самом деле, скорее всего, все странности объясняются проще простого. Бензин дали бесплатно, так, может быть, акция какая рекламная. Так же и переночевать пустили на халяву. Продукты в холодильнике ночью кто-то пополнил, может, в окно залезали или еще один ход был, потайной. Хотя, - он покачал головой, - люди там действительно не совсем нормальные: заправщик этот подозрительный, подсматривающий тайком за нами, старуха явно сумасшедшая…
-Какая старуха? – удивленно перебила его Надя.
Даня хлопнул себя по лбу:
-Я же тебе не рассказал ничего!
И он описал вчерашнюю старуху, пересказал их разговор, умолчав лишь о происшествии с черепицей: Надя всегда была очень впечатлительной и этот случай мог расстроить ее еще больше. А то, что жена расстроена, Даниил видел очень ясно.
Но и без того рассказ мужа произвел на Надю гнетущее впечатление: она помрачнела, а в глазах Даниил заметил уже ничем не прикрытый страх.
-Почему ты мне вчера об этом не рассказал?
Даниил пожал плечами:
-Как-то даже не подумал об этом. Да и зачем? Ты бы ночь не спала, переживала.
-Нет, мы бы просто сразу же уехали, - решительно заявила Надя.
-Почему? – Даниил удивленно воззрился на нее.
-Потому что она не зря приходила. Она хотела нас предупредить.
-Да о чем?
-Об опасности, которая нам грозит.
Даниил вздохнул:
-Господи, Надюша, о чем ты говоришь? Какая опасность?
-Я не знаю, - тихо ответила Надя. – Но что-то здесь не так. – Она резко обернулась к нему: - А вдруг это судьба была?
Даниил засмеялся:
-Эта бабка? Да по ней давно Кащенко плачет! Может, оттуда и сбежала когда-нибудь давно. Ну, ты сама подумай, - он перестал смеяться, но говорил все равно весело: - что она там говорила? «Уезжайте немедленно, или после полуночи уже не уедите никогда». Ну и что за бред? Сейчас утро и мы спокойно едем в сторону Ростова.
Надя молчала. Она не могла не отдать должное логике Даниила, но все равно чувствовала себя не в своей тарелке.
-Меня вот другое интересует, - Даниил решил сменить тему. – Куда это Ольга усвистала на своем тазике? Мы не надолго задержались и едем наверняка уж быстрее, чем она, но за два часа так ее и не нагнали.
-Свернула, наверное, куда-нибудь… - безразлично предположила Надя.
-В поле, что ли? – хохотнул Даниил. – Поворотов-то никаких не было. Нет, скорее всего так разогналась, что и на ракете не догонишь! Тоже разнервничалась, прям как ты.
-Она тебе понравилась? – совершенно неожиданно спросила Надя, глядя прямо перед собой на дорогу.
Даниил даже растерялся и ответил вопросом на вопрос:
-Почему ты так решила?
-Я ничего не решила, - спокойно сказала Надя, все так же глядя в окно. – Я просто спросила: она тебе понравилась?
Даниил усмехнулся:
-По-моему, у нее тоже крыша слегка подтекает. А насчет «понравилась»… Ты ведь знаешь: я тебя люблю!
-Знаю, - кивнула Надя. – Но ведь дело не в этом.
-А в чем же?
-Ты – мужчина. А мужчин всегда интересуют женщины, независимо от того, женаты ли они, и любят ли своих жен.
-Ты у меня психолог! – улыбнулся Даниил, а потом добавил: - Меня интересуешь прежде всего ты.
И он поцеловал Надю в щеку, отчего та нежно ему улыбнулась, потом просто стал смотреть вперед и задумался. А действительно, понравилась ли ему их случайная попутчица? Даниил не мог ответить. Да, она не топ-модель, странновата, цинична, причем цинизм граничит с хамством, но… Было в ней что-то такое, что притягивало, и Даниил сам себе с удивлением признался, что перед тем, как уснуть, думал именно об Ольге, вспоминая свой конфуз, но испытывая от него не смущение (хотя и оно было тоже: Даниил был воспитан не в тех правилах, когда появление в обнаженном виде перед незнакомой женщиной считается естественным), а, скорее, возбуждение…
Надя тоже смотрела в окно и пыталась понять, что же с ней происходит. В последний месяц она постоянно была неспокойна, и причину этого неспокойствия она знала очень хорошо. Но за месяц она успела к нему привыкнуть и научилась почти не замечать, однако все вчерашние и сегодняшние приключения снова выбили ее из колеи. Надя рассчитывала, уезжая с Даниилом в эту поездку, что четыре недели на море восстановят душевное равновесие и придадут силы, прежде всего для предстоящего разговора – весьма тяжелого и неприятного, как она подозревала – с мужем, который она запланировала на самый конец медового месяца, но еще до возвращения в Москву, ибо Даниилу нужно будет время, чтобы как следует переварить то, что он услышит. Надя это точно знала, потому что прекрасно помнила, как сама приходила в себя после того, что узнала, но до сих пор в ней сидело странное и совершенно необъяснимое чувство вины, хотя ее-то на самом деле и не было. И она боялась разговора с Даней.
Свадебные хлопоты, волнения, и расслабляющие первые дни их путешествия оказали благотворное влияние на Надину душу: она уже меньше ужасалась одной мысли о предстоящем разговоре и переживания отошли на задний план, освободив место любви и относительному покою, казавшемуся неподдельным счастьем. И вот снова все переживания вдруг поднялись внутри нее, и смутные страхи стали захватывать ее все сильней. А если Даниил не поймет и все закончится полным разрывом? А если закатит жуткий скандал, причем не только ей, ведь он такой импульсивный? А если… если случиться что еще похуже? Они знали друг друга с детства и за эти годы Надя очень хорошо изучила характер Даниила, но все же не могла точно сказать, как он прореагирует. Конечно, Даня любит ее, а она – его, но даже любовь может не помочь им в той ситуации, в какой они оказались, и о которой она уже знала, а Даниил и подумать не мог.
-Кстати, - вдруг сказала она, отвлекшись от созерцания мелькающих мимо однообразных полей. – Помнишь, ты вчера удивлялся, что на этой дороге мы не встретили ни одной машины, кроме сломавшейся Ольгиной?
-Помню, - кивнул Даниил.
-А ты не заметил, что сегодня – то же самое?
Даниил отвлекся от мыслей об Ольге и удивленно посмотрел на жену.
-Верно, - согласился он. – Опять ни встречных, ни попутных. Только я не пойму что-то: вчера ты не обратила на это никакого внимания, а сегодня – заметила?
Надя вскинула брови:
-Просто я стала внимательней.
Даниил хотел было что-то ответить, но тут впереди показался перекресток.
-Ну, слава Богу! – выдохнул Даниил и начал притормаживать. – Наконец-то эта чертова дорога кончилась. Я уж подумал было, что она – бесконечна.
«Volvo» остановилась перед самым перекрестком и Даниил внимательно огляделся.
-Мда, - цокнул он губами. – Ни указателей, ни знаков, ни черта нет. Ну, и куда нам ехать?
Вопрос не относился к Наде – скорее просто ни к кому, – однако она пожала плечами в ответ и открыла дверь.
-Ты куда? – спросил муж.
-Ноги разомну. Затекли.
Она вышла, а Даниил достал из бардачка атлас, долго рассматривал карты, а потом раздраженно бросил его на заднее сиденье: он так и не смог понять, где они находятся.
-Даня!
Даниил услышал голос жены и тоже вышел наружу.
-Смотри! – сказала Надя, когда он подошел к ней, и показала на что-то, валяющееся на дороге.
Даниил посмотрел и усмехнулся: прямо на дороге валялась смятая пачка из-под сигарет «More», причем совсем свежая.
-Понятно, - он кивнул. – Ольга была здесь. Только вот куда она поехала?
Надя подозрительно глянула на мужа.
-Почему ты уверен, что это именно ее?
-А чье же? – воскликнул Даниил. – Других машин мы не видели, а Ольга как раз «More» курит.
Довод был слабым, но Даниилу почему-то хотелось, чтобы пачка была выброшена именно Ольгой.
-Ты определился, куда нам ехать? – спросила Надя, отводя взгляд от пачки, которая отчего-то притягивала к себе.
-Точно – нет, - ответил Даня. – Но думаю, что нам налево.
Надежда не стала уточнять, почему он так думает, и молча пошла обратно. Даниил еще немного попялился на смятую пачку, думая сначала, в какую же сторону поехала Ольга, а потом – почему его так это интересует. Не найдя ответа ни на один из этих вопросов, он тоже вернулся к машине.
Глава 7
Дорога все катилась и катилась, спокойно ложась под широкие вольвовские колеса, и от нее исходили слабые потоки воздуха, преломляющие собой тянувшуюся по обеим сторонам обочину.
Надя спокойно дремала в кресле, свернувшись калачиком, а Даниил упрямо гнал машину вперед, чувствуя, что начинает потихоньку злиться: уже два с лишним часа прошло с того момента, как они миновали неопознанный перекресток, но до сих пор так никуда и не приехали. Более того, вокруг все оставалось по-прежнему: ни указателей, ни километровых столбов, ни других машин. Даже пейзаж, и тот был таким же: веселые солнечные поля, разделенные узкими полосками леса.
Даня не беспокоил жену, хотя от всей этой однообразности ему стало скучно. Он протянул руку и включил приемник. В машине раздался приятный, чуть хрипловатый и развязный тенор диджея.
-А сейчас для всех слушателей нашего города – подзабытая уже песня группы «Машина времени» с философским названием «Весь мир сошел с ума».
Даниил усмехнулся: понять бы еще, для жителей какого города прозвучит песня, ведь совершенно неизвестно, чью волну поймал приемник. Ладно, может быть дальше это выяснится из беззаботного трепа ведущего.
Прозвучало долгое тревожное вступление, а потом к музыке присоединился приглушенный голос Макаревича:
Взрослые люди построили город
Построили город из белого камня
Из белого камня у медленной речки
У медленной речки на солнечном месте…
В голове Даниила вдруг отчетливо возник образ городка, где им пришлось провести ночь. И правда, описание было очень похоже: белые домики, залитые солнечным светом. Правда, Даниил не знал, была ли там речка, а если была, то медленная или быстрая, но все равно картина была настолько яркой, что Даня даже дернул плечом и тряхнул головой, дабы отогнать наваждение.
Весь мир сошел с ума…
«Может, весь мир с ума и не сошел, - подумал Даня, - но я, похоже, скоро точно сдвинусь!» И чтобы это не произошло прямо сейчас, он громко рассмеялся.
-Ты чего? – сонно спросила его Надя, поднимая голову.
-Да так, - уклончиво ответил Даня, а потом добавил: - Мне уже минут пятнадцать топливный датчик пошло подмигивает, говоря, что бензина осталось ненадолго.
Надя ровно села в кресле и заглянула на панель приборов.
-И что делать будем?
Украсили город детьми и цветами…
-Есть. Проголодался так, что желудок весь слипся. У нас ведь найдется чего-нибудь пожевать?
-Найдется, - ответила Надя. – А с бензином-то что?
-С бензином? – переспросил Даниил, все еще чему-то улыбаясь. – А черт его знает! Есть у меня в канистре литров двадцать, но если в ближайшие двести километров не заправимся, то обсохнем.
И верили свято, что это – навечно…
-Двести километров? – Надя широко раскрыла глаза. – Да не может быть, чтобы на таком расстоянии ни одной заправки не было!
Даниил покачал головой:
-Мне уже кажется, что сейчас все может быть…
Весь мир сошел с ума…
-Ладно! – Даниил вдруг хлопнул себя по колену. – Давай все же перекусим, а дальше видно будет.
Как раз в этот момент «Volvo» миновала некрутой изгиб дороги, одновременно поднявшись на пригорок и впереди показались какие-то строения.
-Во! – воскликнул Даниил. – Сейчас и заправимся и поедим! Наконец-то люди!
Он выключил приемник и добавил газа, отчего машина стрелой помчалась с горки.
-А что там, ты знаешь? – спросила Надя, показывая на приближающиеся светлые коробочки, быстро растущие в размерах.
-Да наплевать, - ответил Даниил. – Если есть дома, значит, есть и заправка и кафе при ней. Я прав?
Надя неопределенно пожала плечами, внимательно присматриваясь к приближающимся домам. Что-то смутно знакомое просматривалось в них: маленькие, двухэтажные близнецы по обеим сторонам дороги, и все из белого кирпича.
-Даня, тебе не кажется, что мы это уже видели вчера?
Даниил посмотрел вперед и слегка нахмурился.
-Да, что-то в этом роде было… Надо же, еще одна деревня, считающая себя городом! Что их тут понатыкали-то, как морковок? Ладно, - он махнул рукой, - может, теперь-то узнаем где мы и куда ехать?
Минут через десять они уже въезжали в поселок, который в самом деле оказался точной копией вчерашнего Города.
Все было то же самое: пустующие дома на окраине, маленькие дворики с ухоженными газонами и тишина. Даниил снизил скорость и теперь медленно ехал по шоссе, одновременно бывшей и единственной улицей.
-Вон там кто-то есть, - сказала Надя и показала на один из домов, но Даниил сам уже увидел, что на скамейке, стоящей прямо на газоне перед одним из домиков, сидит какой-то человек и неспешно потягивает пиво.
Даниил съехал на обочину и остановил машину. Человек с пивом наблюдал за ними, стараясь внешне казаться равнодушным.
-Добрый день, - обратился к нему Даня, выйдя из машины и подходя к скамейке.
-Добрый, - кивнул мужчина и снова глотнул из бутылки. На вид ему было лет тридцать пять, точнее сказать затруднительно: лицо его украшала трехдневная щетина, придававшая ему легкий оттенок бомжеватости. Прямые волосы гладко зачесаны назад, хотя было заметно, что они давно не мыты. Серые глубоко посаженые глаза улыбались, хотя где-то глубоко внутри засела в них скрытая грусть.
-Скажите, - сказал Даниил, посчитав не очень удобным долго рассматривать мужчину, хотя тот смотрел на парня внимательно и изучающе, приветливо улыбаясь, - что это за место и как нам отсюда проехать в Ростов?
Мужик снова приложился к бутылке, потом некоторое время продолжил молча рассматривать собеседника. Даниил даже чуть растерялся и хотел было повторить вопрос, решив, что его не расслышали, но тут мужчина вдруг невпопад произнес:
-А я вас знаю.
Даниил растерялся совсем:
-В каком смысле?
-Машину вашу знаю, - объяснил мужик, протянув вперед руку с бутылкой. – Вчера видел, вы тут проезжали.
-Вы ошибаетесь, - покачал головой Даниил.
Мужик засмеялся:
-Не, это вряд ли. Таких машин здесь отродясь не было. Да вы и не одни ехали, «Жигуль» за собой тащили, а потом у Вовки заправлялись.
Даниил растерялся окончательно, потеряв даже на мгновенье дар речи и испытав некое подобие deja vu.
-Меня Пашей зовут, - представился мужчина, протянув парню правую руку. – Павел Андреевич, если официально. Но у нас тут все свои и никакого официоза. А тебя?
-Даниил, - машинально ответил парень и так же машинально пожал руку, все еще пытаясь сообразить, неужели они в самом деле сделали круг и вернулись туда, откуда уехали утром?
-Хорошо, - удовлетворенно сказал Павел. Не «очень приятно» или еще как-нибудь в подобном роде, а именно «хорошо»: нейтрально и просто. – А девушку твою?
-Надя. Она моя жена.
-Во как? – удивление «аборигена» было вполне искренним и непосредственным. – А не рановато вам? – недоверчиво спросил он.
Даниил уже немного вышел из состояния ступора и теперь не очень приветливо посмотрел на Павла. Тот перехватил взгляд и попытался куце сгладить свою бестактность:
-Конечно, это не мое дело…
-Вообще-то, нам уже скоро по двадцать, - довольно резко перебил его Даниил.
-Правда? Хорошо сохранились, - усмехнулся Павел, а потом спросил тут же, без всяких переходов: - Вы есть, наверное, хотите?
-Хотим, - признался Даниил. – Где у вас тут кафе какое-нибудь?
Павел кивнул.
-Все вновь прибывшие есть хотят. А кафе у нас нету. Бар есть, но он ночной и в него не ходит никто.
-Что значит «вновь прибывшие»? – спросил Даниил, пропустив мимо ушей последние слова.
-А, потом объясню! – отмахнулся Павел и встал со скамейки. – Пойдемте, у меня как раз пицца есть. Холодная правда, но сейчас разогреем. Плюс картошка жареная, чай. Идем. А после еды и поговорим, если хотите.
И он пошел к двери в дом. Даниил растерянно оглянулся на машину и махнул рукой Наде, которая все это время смотрела на них изнутри. Она вышла и направилась к нему.
-Надь, познакомься: Павел Андреевич, - сказал Даниил.
-Просто Паша, - поправил его мужчина и галантно поцеловал девушке руку. Надя отчего-то смутилась. – Идемте, перекусим.
Он распахнул дверь. Надя вопросительно посмотрела на мужа, но Даниил лишь слегка пожал плечами и едва заметно отмахнулся: потом, мол, все объясню.
Внутри дом был точно таким же, как и тот, в котором они ночевали предыдущую ночь, только мебель слегка отличалась, хотя тоже была очень похожей. Надя, увидев это, сильно растерялась и остановилась на пороге, в отличие от Даниила, который внутренне уже был готов увидеть что-то именно в этом роде.
-Проходите, не стесняйтесь! – улыбаясь, приговаривал Павел, проводя гостей на кухню. – Вы располагайтесь, а я сейчас, минуточку.
И он скрылся за дверью в коридор.
-Даня, что происходит? – обеспокоено спросила Надя, недоумевающе смотря прямо в глаза мужа.
-Сам ни черта не понимаю, - прошептал Даниил, легонько сжав ее руку. – Одно только ясно, что мы, похоже, дали кругаля и вернулись в этот самый Город.
Это известие почему-то еще сильнее испугало Надю. Она крепче вцепилась в мужа, как тут в коридоре раздался голос Павла:
-Женя! Спускайся!
-Он тут не один живет? – спросила Надя.
Даниил пожал плечами:
-Похоже, что так.
Вошел Павел.
-Вы чего не садитесь-то? Не стесняйтесь, я сейчас все приготовлю.
Он достал из холодильника две больших коробки с пиццей и сунул их в микроволновку, после чего та загудела, словно сама хотела их переварить. Даниил успел заметить, что весь холодильник был буквально забит едой, точно так же, как и тот, из которого они питались утром. И снова появилось ощущение deja vu, сильное и неотвязное.
В коридоре раздались отдаленные шаги. Они приближались, но были какими-то странными: один шаг был обычным, потом раздавался глухой стук и сразу же следом - звук, словно по полу что-то с усилием тащили. Через несколько таких странных чередований в проеме двери показался мальчик-подросток. Он тяжело опирался правой рукой на изящный металлический костыль.
-Это мой сын, - сказал Павел. – Жень, включи, пожалуйста, чайник: надо гостей накормить.
Даниил с Надей представились и мальчик, сдержанно кивнув, пошел к плите и молодожены заметили, что правая нога у него практически не сгибается в колене, и мальчик не ступает на нее, а притягивает к себе. Шел он медленно, но нельзя сказать, чтобы ему было тяжело или больно.
-Несчастный случай, - объяснил Павел, заметив их взгляд. – Давно, в детстве еще.
Он поставил на стол посуду, а мальчик налил чайник и водрузил его на газовую горелку. Мальчик был очень красив. Белокурый, с большими темно-коричневыми глазами, в которых, как и у отца, стояла печаль. Но если у Павла она была едва заметна, то Женины глаза о своей грусти буквально кричали.
Чайник вскипел почти моментально и весело засвистел носиком. Павел заварил чай, разлил его по чашкам и вынул из микроволновой печи коробки, источающие аппетитный аромат.
-Прошу! – торжественно провозгласил он, ставя коробки на стол. Потом посмотрел снисходительно на молодую пару и сказал: - Я знаю, что у вас вопросов слишком много, но давайте их обсудим после еды, ладно?
Даниил посмотрел на Надю, потом согласно кивнул и они все вместе приступили к пицце…
-Павел, - спросила Надя, когда чай был выпит, а на коробках лежали крошки вперемешку с кусками пиццы. – А где ваша супруга?
Павел нахмурился, потом обратился к сыну, который за все время произнес всего-то пару коротких слов:
-Женя, пойди к себе.
Мальчик встал, вежливо сказал всем «Спасибо!» и пошел к двери, тяжело опираясь на костыль и подволакивая правую ногу. Павел проводил сына взглядом, причем во взгляде этом Даниил заметил такую нежность и любовь, что даже немного позавидовал мальчику-калеке: сам Даниил уже успел забыть, когда такой же отцовский взгляд был направлен в его сторону. Потом хозяин дома встал и, подойдя к холодильнику, спросил, обернувшись:
-Пива хочет кто?
Надя отрицательно покачала головой, а Даниил развел руками:
-Я за рулем.
Павел усмехнулся:
-Ну, руль тебе вряд ли сегодня пригодится. Да и не только сегодня.
Ребята недоуменно на него посмотрели, а Павел, вынув из холодильника несколько запотевших бутылок, водрузил их на стол.
-Если захотите, то – прошу, - Павел откупорил одну из них и сделал приличный глоток. -Я уже давно без жены, - сказал он, утирая губы. – Как сюда приехал.
-Извините, - Надя кротко потупила глаза.
-Ерунда! – отмахнулся Павел и улыбнулся: - Кстати, лучше на «ты». Привыкайте.
Даниил шумно вздохнул.
-Спасибо за угощение, - поблагодарил он, - но, Павел, вам… - он запнулся, - тебе не кажется, что надо бы кое-что объяснить?
Павел кивнул.
-Спрашивай. Что знаю – расскажу. Тем более, что это – моя прямая обязанность.
Даниил почувствовал нарастающее раздражение: сколько можно говорить загадками? Он чувствовал себя полным идиотом, первоклассником, попавшем в обсерваторию, где все окружающее совершенно непонятно и оттого производит гнетущее впечатление.
-Этот… - Даниил немного подумал, - город называется Городом?
-Точно так, - подтвердил Павел. – И вы как раз здесь провели ночь.
-Я так и подумал. Наверное, мы просто сделали крюк и вернулись сюда снова. Надо было направо поворачивать.
Последние слова Даниил обратил к Наде, которая во все глаза смотрела на мужчин. Но Павел слегка хохотнул и ответил:
-Черта с два. Я понял, о чем ты. Даже если бы вы направо повернули, или прямо поехали, все равно сюда бы вернулись.
-Не понял… - протянул Даниил.
-Из города нельзя уехать, - спокойно сказал Павел. – Невозможно, если вы провели в нем хотя бы одну ночь.
Даниил и Надя переглянулись.
-В каком смысле «нельзя»? – голос Даниила слегка дрожал.
Павел вздохнул.
-Давайте я вам одну историю расскажу. О себе. И тогда вам многое станет ясно, хотя, поверьте, вы не сразу во все поверите…
Как раз в это время снаружи раздался автомобильный гудок.
-Интересно, кто это? – сказал Павел, вставая. – Хотя я догадываюсь.
Он вышел в коридор, а оттуда – на улицу. Даниил и Надя поспешили за ним.
Прямо за «Volvo» остановилась знакомая бежевая «восьмерка», возле которой, опираясь на крыло, стояла Ольга.
-Вот это встреча! – изумился Даниил, на что Павел тихо заметил:
-Вполне закономерная, между прочим.
-Что-то я не догоняю, - прокричала им Ольга, отходя от машины. – Мне что теперь, вечно с вами пересекаться?
-Вы уже пересеклись, - усмехнулся Павел. – И теперь не расстанетесь.
Его слова услышала Ольга и, подойдя вплотную, довольно язвительно произнесла:
-Здрасьте! А вы чьих будете?
-Местные мы, - парировал Павел. – Вы это… - он нетерпеливо защелкал пальцами.
-Ольга! – фыркнула девушка, обдав его ледяной волной презрения.
-Да, точно! – Павел сделал вид, что всегда знал, как ее зовут, только запамятовал. – Есть хочешь, Ольга?
Та опять смерила мужчину оценивающим взглядом, потом спросила:
-Интересно, почему ты мне «тыкаешь», словно мы на одном толчке сидели?
Спросила, совершенно не обратив внимания на то, что сама обращается к нему на «ты». Павел, однако, совершенно не обиделся, лишь засмеялся беззлобно:
-С характером дамочка! - прокомментировал он, обращаясь к Даниилу с Надей, а потом сделал легкий поклон в сторону Ольги: - Простите, ваше величество! Не желает ли их величество откушать, чем Бог послал?
Ольге не понравился этот тон.
-Какого хрена… - начала она, но Даня ее осадил:
-Перестань! Не до твоих выкрутасов.
Ольга посмотрела на него и ее словно озарила какая-то мысль.
-Да, кстати, что происходит? Мы снова встретились и опять в какой-то дыре, очень похожей на вчерашний Зажопинск.
Павел нахмурился.
-Не стоит так о Городе, он этого не любит.
-Кто? – почти одновременно спросили Даниил, Надя и Ольга.
-Город, - ответил Павел и в его голосе почувствовалась смесь почтения, страха и даже преклонения.
Повисла пауза. Потом Ольга выставила вперед руки, словно отгораживаясь от кого-то:
-Так, кто-нибудь мне объяснит, что все это значит?
-Пойдем, я как раз собирался кое-что рассказать твоим друзьям, - пригласил Павел. Потом добавил с подколом: – Заодно поешь, а то формы растеряешь!
Глава 8
-Не думайте, - начал Павел, когда они уселись за кухонным столом и хозяин снова налил всем чай, а для себя взял очередную бутылку пива, - что я всегда был таким небритым выпивохой, – он провел тыльной стороной ладони по своей щеке. – Нет, когда-то я представлял из себя совсем другое, не такое жалкое, зрелище.
Я сам из Ростова, там родился, там же школу закончил. С самого детства хотел стать летчиком, постоянно во сне летал, причем не просто так, а именно как пилот самолета. Все книжки про авиацию перечитал, фильмы пересмотрел, в аэропорту мог часами у забора стоять, смотреть, как взлетают и садятся самолеты. Поэтому когда аттестат получил, то вопроса «Куда пойти учиться?» передо мной не стояло. Но тут случился первый облом. Я пошел на медкомиссию перед тем, как документы подать в Ульяновск, в летное, там-то меня и зарубили: хронический гайморит. Сказали, что можно, конечно, попытаться проколоть, но вряд ли поможет. Я потребовал операции, на себе попробовал, что это такое, и она не помогла. Думал, от горя помру. Родители успокаивали, советовали учиться в Ростове, но я все равно хотел только в авиацию, пусть не летать, но к самолетам поближе. И поехал поступать в Московский авиационный, думал, инженером буду.
Опять облом: по конкурсу не прошел. Чуть не запил с горя. Решил: домой приеду, нажрусь и пойду в какой-нибудь педагогический. А что было делать? Но жизнь по-другому повернулась.
В последний день в Москве, когда уже билеты на поезд в кармане лежали, шел я по Тешинской улице, как раз там, где в общежитии обитал. А напротив общаги стройка была, дом в девять этажей строили. И как раз в тот момент, когда я мимо проходил к метро, чтобы на вокзал ехать, с пятого этажа, с лесов, мужик упал. Два раза в воздухе перевернулся и прямо на спину со всей дури брякнулся. Все вокруг завопили, засуетились и я к ним подошел через дырку в заборе. Гляжу, а тот лежит как-то ненормально изогнувшись, словно штопор.
К нему тут кинулись, кто-то «скорую» вызывать побежал, а я вдруг понял, что у мужика с позвоночником что-то и как гаркнул на всех: «Не трогайте его!» А сотоварищи того уже поднимать пытались, чтобы значит положить поудобнее, но как меня услыхали, так бросили сразу. Я осмотрел мужика: не дышит, сердце не стучит. Ну, вспомнил я все, что только о первой помощи знал, трахею ему продырявил, кусок от ручки своей любимой вставил и давай массаж сердца делать, а сам слежу, чтобы он не двигался.
Вскоре врачи приехали, у меня эстафету приняли. Мужика в корсет, в машину и давай его электрошоком оживлять. Оживили и в больницу повезли, а я с ними. Мне просто интересно стало, что дальше будет. Уже в больнице, когда строителя туда передали, разговорился я с врачом со «скорой». Похвалил он меня, спросил, где учился. Я ответил, что нигде, а все само как-то получилось. Тогда он удивился и предложил в медицинский идти, если мне интересно, конечно. А я и сам понял, когда с полутрупом этим возился, что интересно: знать, как спасти, чем помочь, и (цинично, конечно, но потом я узнал, что все врачи – циники) выживет ли человек. На поезд я все равно опоздал и потому просто на удачу подал документы в медакадемию, благо экзамены там позже всех были. Даже сам удивился, что поступил.
Павел отставил пустую бутылку, потянулся за новой. Ольга достала сигареты и закурила. Хозяин дома улыбнулся:
-Мадам, а вот курить придется бросить.
-Это еще почему? – возмутилась девушка.
-У нас тут вагон для некурящих, сигарет днем с огнем не сыщешь. Нет, можешь, конечно, курить, мне наплевать, но что потом делать будешь?
Ольга не удостоила его ответом, да Павел на это и не рассчитывал. Он открыл бутылку и продолжил:
-Стал я учиться в академии, пять лет там оттарабанил. Причем сразу же решил, что буду травматологом: больно по душе пришлось механические дефекты исправлять.
На третьем курсе с Любашенькой познакомился и влюбился сразу, как пятнадцатилетний. Люба в МГУ училась, на журналистском. Пересеклись с ней в метро, да так и не расстались больше. О, что за женщина! А какие у нас свидания были! Могу поспорить, у вас таких не было, сто очков даю…
Павел закрыл глаза, видимо созерцая внутри себя образ возлюбленной и картины прежней жизни. На лице застыло выражение необычайной нежности и любви, а из под век выступили слезы.
-Дальше-то что? – нетерпеливо спросила Ольга, сбрасывая пепел в раковину, к которой переместилась, закурив. Даниил и Надя осуждающе на нее посмотрели, но Павел уже стряхнул с себя воспоминания, смахнул слезы и сказал с легкой дрожью:
-Вы уж извините, растрогался я что-то. Так вот, - голос его снова стал прежним. - Через год мы и поженились, почти что тайком: ни свадьбы, ни гулянки какой, просто пошли в загс и расписались. У Любы квартира была, от родителей осталась – те умерли года за три до нашего знакомства, в катастрофе погибли. Вот в этой квартире мы и поселились. А как я только в интернатуру перешел, так у нас Женька родился.
Жили мы душа в душу, не пособачились даже ни разу. Нет, ругались, конечно – как без этого? – но всегда так, по мелочам, и тут же мирились. Я работал уже, Любаша вскоре тоже учебу закончила, на телевидении работать стала. В общем, жизнь текла потихоньку, и все было хорошо. Но, наверное, всегда хорошо просто быть не может.
Сбоку раздался шум воды. Все оглянулись: Ольга затушила сигарету под краном и, сев на свое место, взяла еще кусок пиццы.
-Чаю налить? – спросил ее Павел.
-Не, спасибо, - ответила она. – Я пивка лучше.
Павел пожал плечам и пододвинул к ней непочатую бутылку.
-Женьке шесть исполнилось, - продолжил он свой рассказ, - когда мы летом все вместе к моим собрались, в Ростов. Я отпуск взял на работе, Люба – тоже, и мы решили ехать на нашей «копейке», которую я почти случайно купил у одного нашего врача: тот за границу уезжал и все имущество распродавал. Вот мы с Любой и прикупили его машину. Не Бог весть что, конечно, но все таки колеса.
Мы уже выезжать должны были, родителям позвонили, чтобы встречали, а жену тут из отпуска отзывают на неделю. Что было делать? Решили так: мы с пацаном на машине, а Люба к нам потом на поезде приезжает. Вот мы и поехали.
Я не знаю, за каким дьяволом я повернул на эту дорогу. Срезать хотел, или трасса показалась менее загруженной, я не знаю. Но я повернул, и после долгого пути оказался здесь. Помню, устал тогда до чертиков, вот и решил заночевать, да и Женька к вечеру уже захандрил, капризничать начал. Остановились в том же домике, что и вы вчера, а утром поехали дальше. Но… так и не уехали.
-Что, решил к любимой женушке не возвращаться? – съязвила Ольга, вызывающе глядя на Павла.
Надя лишь ойкнула на эту реплику, а Даниил бросил укоризненно и резко:
-Может, хватит, а?
Ольга фыркнула и обиженно поджала губы, всем своим видом показывая: «Черт с вами, раз вы такие идиоты!» Но сам Павел очень спокойно отреагировал на ее выпад, похоже, что его вообще сложно было обидеть и вывести из себя.
-Нет, - уверенно глядя Ольге прямо в глаза твердо ответил он. - Наоборот, я только и думал первое время, как отсюда удрать. И не только думал, но и пытался, пока не понял, что он меня не отпустит.
-Кто? – спросил Даниил, хотя уже сам понял, каков будет ответ.
-Город. Он никого не отпускает, кто сюда приехал. Он – живой.
-Ха-ха! – хохотнула Ольга. – Город, значит, живой, ты – папа римский, а я эта… Ринга Стар.
-Ринго, - поправил ее Павел. – Ринго Стар. Он – мужчина.
-Да хоть кто! – вспылила Ольга. – Ты нам тут всякую туфту гонишь, словно обдолбавшись, а мы это слушать должны и верить?
Даниил повернулся к ней.
-Может, ты помолчишь немного? – спросил он жестко. Даня сам не знал, как реагировать на рассказ Павла, но решил, что прежде, чем делать какие-то выводы, лучше выслушать все до конца.
Ольга было открыла рот, чтобы заодно отбрить и этого молокососа, но тут в разговор снова вступил Павел.
-Не думаю, что вы поверите. И Город тоже так не думает. Поэтому у каждого, кто здесь оказался, есть три попытки уехать, чтобы самому убедиться, что это невозможно: куда бы ни направился, все равно вернешься сюда. – Он помолчал секунду, потом добавил: - Вы, кстати, одну уже использовали сегодня утром.
За столом повисло молчание. Надя сидела, словно оглушенная всем услышанным, Даниил терзался вопросами, а Ольга всем видом показывала, что большей чуши в жизни не слышала. Павел же совершенно невозмутимо допивал большим глотком очередную бутылку.
В полной тишине из коридора раздалось тихое поскрипывание, словно кто-то рукой с давно нестрижеными ногтями сгребся во входную дверь.
-А, пришел, гуляка! – воскликнул, улыбаясь, Павел и пошел в коридор. Через мгновение послышался звук открываемой двери и тихая возня, сопровождаемая ласковыми приговорами: - Хороший мальчик! Проголодался? Сейчас тебя Женя покормит. Но сначала пойди, познакомься: у нас гости.
Павел вернулся на кухню а следом за ним, мягко ступая, вошел огромный ньюфаундленд. Он был поистине гигантских размеров, наверное, именно такой была собака Баскервилей, только в отличие от нее вошедший пес не был страшным, а казался очень даже добродушным со своими отвислыми ушами, высунутым розовым языком и большими мудрыми глазами. Он остановился в дверях, склонил голову набок и внимательно посмотрел на сидящих за столом. Сидящие же застыли от неожиданности и некоторой робости, внушенной им этим монстром.
-Да вы не бойтесь! – засмеялся Павел. – Куджо у нас добрый, как дитя и совсем не опасный. Евгений, Куджо пришел! – крикнул он в дверь.
Пес сделал несколько шагов вперед, внимательно рассматривая незнакомцев, потом подошел к замершей Наде, вильнул хвостом и положил морду ей на колени.
-Ты ему понравилась, - сказал Павел. – Погладь, он не укусит.
Пес доверчиво смотрел Наде прямо в глаза и помахивал хвостом. Надя нерешительно протянула руку и осторожно погладила его по голове. Хвост у пса заходил из стороны в сторону быстрее, он вдруг поднял голову и лизнул Надю прямо в щеку.
-Ну вот, любовь с первого взгляда! – Павел улыбался. – Не заревнуешь? – спросил он Даниила. Тот лишь усмехнулся в ответ.
В коридоре на лестнице раздались шаркающие шаги и раздался детский голос:
-Куджо! Ко мне!
Глаза пса загорелись, он отчаянно завилял хвостом, взвизгнул и ринулся из кухни. Был слышен его тяжелый топот по лестнице и радостный лай.
-Прибился к нам где-то года два назад еще щенком, - сказал Павел, снова усаживаясь за стол. – Пришел откуда-то, грязный, голодный и тощий, как глист. Мы с Женькой его накормили, помыли, так он у нас и прижился.
-А откуда кличка такая странная? – спросила Надя.
-Это – Женька. Он как раз книжку прочитал про собаку, которая взбесилась и погибла. Книжка так и называлась: Куджо. Женя тогда долго плакал, все собаку жалел. А как у нас этот зверь появился, так его и назвал, в честь той собаки.
-А пес может отсюда уйти? Из Города, в смысле.
Павел пожал плечами.
-Кто знает. Может быть, он и может. Но - не уходит. Да мне бы и не хотелось, чтобы он уходил: у Женьки здесь совсем друзей нет, только я да Куджо.
-Павел, а сколько вы уже здесь? – снова спросила Надя. Тот наморщил лоб.
-Сколько? Ну, сейчас Женьке двенадцать, а когда мы приехали, то ему шести не было. Выходит, что уже больше шести лет.
Ольга опять чему-то недоверчиво усмехнулась, а Даниил задал вопрос, который хотел задать еще до появления пса.
-Док, ты сказал, что всем дается три попытки уехать.
-Ну? – Павел улыбнулся: именно так – Док – называла его жена.
-А что потом? Если будешь и дальше удрать пытаться?
Павел секунду помешкал, словно подбирая слова.
-Город накажет.
Ольга заржала:
-Ага, выпорет публично!
-Зачем? – Павел, похоже, даже удивился.
-А что тогда он делает? – Ольга не унималась. – По морде бьет?
-Нет. Он убивает.
Он сказал это тихо, но и у Нади, и у Даниила холодок пробежал по спине. Только Ольгу, похоже, эти слова никак не испугали, наоборот, она просто взорвалась (а, может, и взорвалась-то именно потому, что испугалась):
-Так, все! С меня хватит. Я не собираюсь больше здесь сидеть и слушать эту ахинею! Вы как хотите, а я уезжаю, и немедленно! Может, успею до ночи еще на место прибыть. Счастливо оставаться!
Она встала столь резко, что стул, на котором она сидела, упал назад, но Ольга не обратила на него никакого внимания и решительно направилась к двери. Даниил и Надя смотрели ей вслед, а Павел что-то разглядывал через горлышко на дне пустой бутылки.
Перед тем, как выйти, Ольга вдруг развернулась и обратилась к хозяину дома:
-А тебе, дядя, надо поменьше пить, а то совсем крышак потеряешь. Оревуар!
И она вышла в коридор, а оттуда – на улицу, гордая, покачивающая пышными формами и чрезвычайно решительная. Совсем скоро с улицы сквозь незакрытую дверь донесся рев двигателя, который постепенно удалялся, пока не стих совсем.
-Пусть едет, - спокойно отреагировал на Ольгин демарш Павел. - К ночи вернется, никуда не денется. Пусть убедится, если так хочется. Вам, в принципе, и лучше, - он посмотрел на молодую пару, - не придется самим время тратить на бесплотные попытки. Хотя… - Павел задумчиво почесал небритый подбородок. – Времени здесь навалом и тратить его все равно некуда.
Он замолчал, задумавшись о чем-то своем. Молчали и Даниил с Надей. Надя сидела бледная и растерянная, все никак не верившая в то, что услышала, а Даня хмурился. Не то чтобы он не верил Павлу, но услышанное никак не хотело укладываться в голове. Да и вопросов была даже не туча, а туча грозовая, закрывающая собой весь горизонт. Ну, вот хотя бы…
-Слушай, доктор, - обратился он к Павлу. Тот вскинул голову. – Вот ты сказал, что уже шесть лет здесь. И что же, тебя никто не искал все эти годы?
-Как же, искали, - ответил Павел. – Даже в федеральный розыск объявили. Да только все без толку.
-А ты-то как об этом узнал? – удивился Даниил.
-Вон, видишь? – Павел показал рукой в угол кухни. Там на столике неприметно стоял маленький телевизор. – Мы тут в курсе всего, что в мире происходит. Только мир о нас ничего не знает.
-Но как же так? – развел руками Даниил. – Неужели при федеральном розыске никто сюда не заглянул? Дорога тут немаленькая, должны были заметить…
-А ты, когда сюда ехал, много машин видел? – спросил Павел, прищурившись. Даниил отрицательно замотал головой. – Вот то-то. Я иногда думаю (а за эти годы я передумал многое!), что этот Город и дорога эта существуют только для нас, тех, кто сюда попал. А для всех остальных их просто нет.
Даниил некоторое время переваривал услышанное.
-Но тогда как же мы сюда попали? – спросил он.
-А вот этого я не знаю. Может быть, но это только мое предположение, Город сам решает, кто ему нужен и заманивает сюда. А уж почему он выбрал вас или меня с Женькой, мне неведомо.
-И никак нельзя о себе сообщить? – подала голос Надя.
-Не-а, - выдохнул Павел. – Телефон есть, но он только местный, можем лишь друг с другом разговаривать.
Даниил кивнул.
-Мы пытались вчера позвонить. И сотовые здесь не работают.
-Вот видишь, - подтвердил Павел. – Этого Города просто нет, он выпадает из земного времени и пространства. В него можно войти, но нельзя выйти.
Даниил вдруг стукнул себя по коленке:
-Блин, а ведь предупреждала меня вчера эта бабка, а я решил, что она просто больная!
Павел закивал, улыбаясь:
-Это – Федоровна, и она в самом деле не в себе.
-Ты ее знаешь? И почему она не в себе?
-Конечно знаю! Тут все друг друга знают! А Федоровна больная потому, что она всех пытается предупредить, хотя сама здорово при этом рискует. Была бы здоровая, так перестала бы давно, тем более, что ей никто не верит.
-А почему она рискует? – удивилась Надя, внимательно слушая разговор.
-Вчера, когда она с вами разговаривала, ничего необычного не случилось? – вместо ответа спросил Павел. Надя выжидающе посмотрела на мужа. Тот смутился:
-Ну, я не говорил тебе, просто расстраивать не хотел… - И он рассказал, как бабку чуть не убило черепицей. Надя ойкнула, а Павел удовлетворенно кивнул:
-И вот так каждый раз. Как она до сих пор жива еще – не пойму.
-Но почему? – воскликнул Даниил.
Павел снисходительно на него посмотрел:
-Неужели не ясно? Город не хочет отпускать своих жертв, а если бы вы послушались Федоровну и уехали до полуночи, то мы бы с вами сейчас не беседовали. Вот он и пытается все время старуху грохнуть, да та, наверное, проворнее оказывается. Или судьба хранит, уж не знаю.
Они снова замолчали. Со двора доносился веселый лай Куджо и детский смех.
-Павел, а как Женя здесь адаптировался? – спросила Надя.
Павел пожал плечами.
-Я думаю, что ему-то как раз было проще, ведь он попал сюда еще мальцом совсем и не надо было привыкать к новым условиям.
-Слушай, доктор, - начал было Даниил, но тот его оборвал:
-Погоди-ка, давай передохнем.
Надя вместе с мужем удивленно уставились на него.
-Я знаю, вопросов у вас – уйма, но я предлагаю все же нормально пообедать. Точнее, - он взглянул на часы, - уже поужинать. Мне пацана кормить надо, а при нем не хотелось бы подобных разговоров вести. Он, конечно, и так все знает, но есть вещи, которые я от него скрываю. Поедим, а потом продолжим, если не устали. Хорошо?
Ребята согласились, и Павел, широко улыбаясь, сделал широкий жест рукой:
-В таком случае, прошу к столу. Помогите только накрыть…
Глава 9
Ольга с остервенением давила на газ. Машина развила немыслимую скорость, иногда резко подпрыгивая на неровностях дороги.
«Нет, ну что за херня? – про себя возмущалась Ольга, нервно куря. – Придурочный алкаш наговорил всякого бреда, а все и уши развесили, слушают. Дебилы!»
Машина выезжала из города, а Ольга была так возмущена всем произошедшим, что почти не смотрела на дорогу. Уже пролетев мимо предпоследнего дома, она заметила, что дорогу переходит какой-то мужик. Тот не смотрел по сторонам, не останавливался, а пер прямо. Ольга что есть силы надавила на педаль тормоза. Надо отдать должное этой машинке: тормоза у нее всегда были на высоте. Они намертво прихватили колеса, отчего те, все еще двигающиеся вперед, пронзительно заверещали по асфальту, оставляя на нем добрую половину самих себя. Девушка с ужасом смотрела, как стремительно приближается к мужику, который спокойно шел через дорогу, не обращая никакого внимания на несущуюся прямо на него и дико визжащую машину, и поняла: не успеть. Остановиться не успеть. Еще мгновение и она вдарит по этому идиоту и наверняка прикончит на месте.
-Твою мать! – прошипела Ольга и приняла руль влево. Машина, вильнув задом, сумела обойти пешехода буквально в полуметре от него, после чего Ольге стоило больших усилий вернуть ее на место.
-Мудак! – прокричала она в окно, проезжая мимо. – Жить насрать, что ли?
Мужик удивленно на нее посмотрел, словно только сейчас заметил чудом миновавшую его опасность, пожал плечами и продолжил путь как ни в чем не бывало.
-Точно мудак! – уже тише сказала Ольга, снова прибавляя скорости. Руки ее мелко подрагивали. – Все здесь му-да-ки!
Она выехала за пределы города и помчалась по тому же шоссе, по которому уже уезжала отсюда утром.
-Нет, ну черти чего! - продолжала она беседовать сама с собой: это была ее любимая привычка. – Сумасшедший врач несет околесицу, и его слушают. А эти-то тоже хороши! Ну ладно овца эта, Надя, понятно, что дура дурой. А Данька-то? Мужик вроде, а тоже глаза вытаращил и рот раскрыл, как пятилетний, которому страшную сказку на ночь рассказывают. Нет, срочно уезжать отседова, тут, похоже, все умом трогаются!
Ольга вдруг вспомнила лицо Даниила, когда он слушал этого Пашу. Сосредоточенное, внимательное, со смешанным чувством недоверия и веры во все, что слышал. Девушка уже давно заметила, что у некоторых людей все эмоции как на экране отражаются на их лицах: всегда можно прочесть, что происходит у человека внутри. Видимо, и Даниил был из этой же серии. У него чувства так и выпирали наружу, словно острые грани какого-то сложной формы предмета, который втиснули в слишком узкий мешок.
Ольга попыталась представить, каким бывает его лицо при занятии любовью, что на нем написано: страсть, наслаждение, боль удовольствия? Она буквально увидела в ветровом стекле отражение этого лица, с закушенной нижней губой, прикрытыми глазами и капельками пота на наморщенном лбу: лицо подростка, испытывающего первый оргазм. Ольга смотрела на него и чувствовала, что опять начинает возбуждаться.
-Тьфу, черт! - пробормотала она и мотнула головой, чтобы прогнать видение. – Успокойся, дорогая, теперь-то уж вы точно больше не встретитесь.
Пробормотала и поняла, что сама в этом не очень уверена. Нет, она ни на минуту не допустила, что рассказанное Павлом – правда, но ей стало казаться, что и в самом деле никогда не уедет отсюда. Маленький зародыш сомнения уже был зачат в ее душе и медленно, очень медленно, но достаточно уверенно рос, питаясь ее страхом. Именно страхом, ибо Ольга уже не врала сама себе, что ее нисколько не напугали слова Павла. Напугали, и здорово, вот почему она предпочла так быстро уехать оттуда, пока не услышала еще что-нибудь более страшное. Она решила, что бегством удастся удушить этот зародыш, что вдали от чертового места с чертовым же городом он сам задохнется, не получая кислорода в виде ее страха.
Впереди показался утренний перекресток. Ольга улыбнулась ему, как доброму знакомому, но тут ее внимание привлекла замигавшая лампочка на панели приборов.
-Что там у тебя? – спросила Ольга панель, но та безмолвствовала, продолжая лишь заговорщически подмигивать. Впрочем, ответ она все же дала вполне четкий и конкретный: кончался бензин.
Ольга поморщилась. За всеми этими перипетиями она начисто забыла, что машину иногда надо все же заправлять.
-Вот, блин, еще забота! - проворчала девушка, притормаживая и прижимаясь к обочине. Она помнила, что в багажнике с незапамятных времен лежала канистра с запасом бензина, но сразу же вставало два вопроса. Первый: на сколько хватит этих двадцати литров? Километров на двести, а, может, и меньше: эта железяка жрала топливо, как голодная свинья – помои. А заправок в ближайшем обозримом будущем не предвиделось. И второй: как ее заправлять? Ольга никогда в жизни не заливала в бак топливо из канистры, даже на заправочных станциях всегда ждала, когда ее обслужит заправщик. Но здесь не было ни станции, ни заправщика. Ольге даже на миг показалось, что на земле она осталась одна, что все остальные просто исчезли, испарились одним махом, и от мысли этой она слегка поежилась.
Но одна она была в мире, или остальные шесть миллиардов находились где-то рядом, тем не менее ехать было надо, а, значит, надо было заправить машину. Чертыхаясь, Ольга вылезла из нее, с трудом вытащила из багажника тяжелую канистру, подволокла ее к горловине бака и задумалась, глядя на несоответствие горловины бака и горлышка канистры.
Впрочем, думала она недолго. Уже через несколько минут она, ворча и ругаясь, копалась в багажнике в поисках воронки, и поиски увенчались таки успехом. Радостно взвизгнув, Ольга вытащила воронку, вставила ее в бак и начала заливать бензин. Тот вонял, выплевывался из канистры и попадал на руки.
-Чтобы тебя черти взяли! – в сердцах заявила Ольга, только совершенно непонятно, кому: машине, канистре, бензину или вообще всей своей жизни, которая и занесла ее к этим самым чертям, а теперь еще и остановила на дороге перед заколдованным перекрестком.
Наконец она приноровилась и вылила весь бензин почти без потерь.
-Ну, и куда мы сейчас поедем? – спросила она, садясь обратно в машину и морщась от вони, исходившей от ее рук. Почему-то эта бензиновая вонь снова напомнила ей о городе, из которого она уехала пару часов назад. Во второй раз уехала.
-Так, утром я повернула направо, - рассуждала она, оттирая руки влажной ароматизированной салфеткой, отчего вонь не уменьшилась, но к бензину добавился еще и запах свежих яблок, отчего к горлу подступила тошнота. Ольга сглотнула, и продолжила беседу сама с собой: - Значит, сейчас надо налево.
Сделав этот вполне логичный вывод, Ольга выбросила салфетку и включила зажигание…
В Город она вернулась только к полуночи.
Стук в дверь вернул Даниила в реальность. Похоже, что он уже успел уснуть, хотя еще полчаса назад был уверен, что не уснет уже никогда, несмотря на все переживания и происшествия этого кошмарного дня.
Сначала он даже не понял, что это был за звук, просто каких-то три ритмичных удара (не удара даже, а сотрясания воздуха, превратившиеся в звуковые колебания), ворвались в его, уже стиснутый объятиями Морфея, мозг. Даниил открыл глаза и прислушался. Но было тихо, только Надино неровное дыхание разрывало тишину.
Надя спала, но сон ее был какой-то неровный: руки разметались во сне, веки подрагивали, грудь вздымалась при каждом вздохе, на миг застывая, а потом резко опадая вниз. Простынь, которой она укрылась, сбилась вниз и теперь валялась на полу бесформенным и устрашающим в лунном свете комом.
Стук повторился, вновь материализовавшись в ночном безмолвии. Три звонких и настойчивых удара во входную дверь. Даниил понял, что ему это не приснились и тут же испугался чего-то, словно звуки зацепили внутри него ответственный за страх нерв и теперь натянули его, как тетиву на луке. По спине парня прошел холодок и его всего передернуло, будто от холода. Даниил окончательно проснулся и понял, что находится в чужом доме, вообще неизвестно где, там, где просто находится не должен ни он, ни Надежда. Они должны сейчас быть на берегу моря, у бабы Даши, есть арбузы с дынями и заниматься любовью на песчаном пляже. Вместо этого они спят в этой кровати в непонятном городке, которого на самом-то деле и не существует вовсе…
Стук повторился в третий раз. Даниил глубоко вдохнул пару раз, чтобы привести себя в норму. Это помогло. Тогда он встал и на цыпочках вышел в коридор, плотно прикрыв за собой дверь в комнату. Только тогда он зажег свет и осторожно спросил сквозь входную дверь:
-Кто там?
Открывать сразу он не решился бы ни под каким видом: мало ли что там могло ожидать, в этом месте, похоже, не было ничего невозможного.
-Иван Федорович Крузенштерн! – раздался глухой и раздраженный, но знакомый голос. – Открывай давай!
Даниил повернул ключ и в дом вошла Ольга. Вид у нее был удручающий: вся в пыли, лицо в грязных разводах, от стильной прически не осталось и следа и волосы торчали во все стороны, словно у медузы Горгоны.
-Ну, чего пялишься? – буркнула она. – Войти-то можно?
Даниил лишь кивнул и, отстранясь, пропустил Ольгу в дом.
-У вас тут переночевать можно? – спросила она, с остервенением сбрасывая туфли на достаточно высоком каблуке и растирая опухшие ноги.
-Пожалуйста, - пожал плечами Даниил. – А ты как нас нашла?
-Ваш «крэзи док» дорогу показал, я сначала к нему зарулила.
-Понятно, - кивнул Даниил, а потом усмехнулся: - Я из-за тебя чуть спор не проиграл.
-В смысле?
-Предложил Пашке поспорить, что ты не вернешься, только он отказался, сказал, что никуда не денешься.
Ольга вылупилась на него.
-Я всегда знала, что все мужики – скоты! Я мучаюсь, а они на меня ставки делают. Уроды!
Даниил опешил:
-Ты чего? Ладно тебе, не злись, мы же не поспорили.
-А хоть бы и поспорили, мне наплевать. Есть что похавать? Сдохну сейчас от голода.
-Пойдем на кухню, - пригласил Даниил. – Там кое-что осталась от ужина.
-Кое-что… - проворчала Ольга, а потом махнула рукой: - Хрен с тобой, тащи свое «кое-что».
Она с жадностью поглощала овощной салат вместе с бутербродами и запивала все это холодным чаем. Даниил сидел рядом с ней и терпеливо ждал, пока девушка утолит голод, который и впрямь был животным, судя по размерам кусков, отправляемых ею в рот. Ольга обратила внимание на его взгляд и, перестав на мгновенье жевать, спросила полным ртом:
-Что?
Даниил смутился, отвел глаза.
-Да нет, я просто… - а потом вдруг добавил: - Я и правда был уверен, что ты не вернешься.
Ольга кивнула, направляя в себя очередную порцию салата.
-Я тоже, - ответила она, прожевав. – Свернула опять не туда, вот и вернулась.
Даниил помолчал, что-то просчитывая в уме.
-А где ты свернула?
-Да на том же перекрестке, что и утром, другого здесь нет. Только утром я направо поехала, а сейчас – налево.
Даниил нахмурился:
-Зря. Я туда уже ездил.
Ольга перестала жевать и воззрилась на него.
-Идиот! – прошипела она. – Чего же не сказал? Я бы прямо поехала!
Даниил задумчиво покачал головой:
-Бесполезно. Здесь все дороги закольцованы.
Ольга бросила ложку в пустую тарелку и допила чай.
-Значит, ты все-таки поверил в эти бредни? – спросила она, вытирая губы салфеткой. – Я была о тебе лучшего мнения.
Даниил пожал плечами:
-Ты уехала, и многого не видела. А потом, с чего ты взяла, что я поверил? Я просто говорю, что все дороги ведут сюда, но это же не значит, что отсюда нельзя выбраться.
-Так что, отсюда по воздуху улетать надо? – устало спросила насытившаяся Ольга, откидываясь на спинку стула и закуривая.
-Может, и по воздуху, - кивнул Даниил. – Хотя, думаю, стоит испробовать еще один вариант.
Ольга выжидающе на него смотрела.
-Я имею ввиду ехать не вперед, - пояснил Даниил, - а назад.
Ольга соображала. Потом ответила:
-Вот ты о чем… Может, ты и прав. Ладно, хочу спать. – Она энергично затушила половину сигареты в тарелку из под салата. – Завтра попробуем, только для начала съездим, машину мою заберем.
-А где она? – удивился Даниил.
-Километрах в тридцати. Бензин кончился, вот и пришлось ее бросить и пешком переться. Еле ноги донесла, а когда поняла, что опять в этот чертов город попала, то сразу к Пашке вашему зашла, а он сказал, что вы рядом, в пустом доме остановились. И при этом ржал, гад! Предложил у него переночевать, но я решила, что лучше с вами.
Даниил усмехнулся:
-Чем лучше-то?
-Спокойней как-то. Все, на фиг, спать иду. Где лечь можно?
-Где хочешь. В одной комнате – мы с Надей, а все остальные – в твоем распоряжении.
Ольга кивнула и встала из-за стола. Даниил тоже поднялся.
-Не хочешь узнать, что мы тут еще видели?
Ольга выставила вперед руку:
-Ну, нет уж! Спать хочу, как собака. Завтра, все завтра.
И пошла в коридор. Даниил покачал головой и стал мыть тарелку с чашкой.
-Извини, что посуду не помыла, - вдруг раздался Ольгин голос сзади. Даниил оглянулся: она стояла в дверях. – Я правда здорово устала. Не обижаешься?
И она улыбнулась виновато и примирительно.
-Нет, мне не в лом, - ответил Даня.
-Спасибо! – Ольга снова повернулась к дверям, а потом, оглянувшись и улыбнувшись лукаво, сказала:
-А в трусиках ты еще сексуальней выглядишь!
И гордо вышла.
Даниил выключил воду и усмехнулся, вытирая руки полотенцем. Ишь ты: еще сексуальней! Приятно, конечно, подобный комплимент услышать от женщины, знавшей многих мужчин и явно понимавшей в них толк, только что ему-то с этого? Он женат, любит Надю и никто ему больше не нужен. Только… не нужен ли?
Он повесил полотенце на крючок возле раковины и сел обратно на стул. Думая сейчас об Ольге, он вдруг испытал легкое, незаметное почти возбуждение. Это было странно, так как в самом начале она ему не понравилась: заносчивая, не очень-то воспитанная, считающая себя выше всех и вся. Да, сексуальная, но как-то вызывающе сексуальная, той самой сексуальностью, которая сразу бросается в глаза и режет их, словно яркий свет. Такой тип девушек никогда не привлекал Даню, ему нравились скромные, тихие, почти незаметные, такие, как Надя. Так почему же сейчас он явно не в себе, думая об Ольге и о том, что привлек к себе ее внимание. Ведь, если уж быть совсем честным, то Даниил был даже рад в глубине души, что его прогнозы не оправдались и что прав оказался Павел: Ольга вернулась. Думая днем о том, что больше ее не увидит, он чувствовал легкую грусть и сожаление.
Даниил вспомнил, как колышется ее большая грудь при ходьбе, а пухлые губу выдают такую сумасшедшую чувственность, которую не портит и тонна косметики, регулярно накладываемая Ольгой на лицо. Было бы, наверное, чертовски приятно побывать в этих губах, ощутить их на себе, а себя – в них…
Он вдруг словно очнулся. Эротическое видение сразу же отлетело от него, как комар от дыма, оставив вместо себя ничем не заполненную пустоту. Даниил опустил глаза на трусы. Они топорщились.
«Да, Даниил Игоревич, - подумал он. – А ведь ты только что чуть не изменил жене!» И неважно, что измена была только в мыслях, в виде нечеткого желания, но тело-то прореагировало на него совершенно отчетливо и недвусмысленно!
Он еще немного посидел, ожидая, пока в трусах все вернется в исходное положение, а когда это произошло, то отмахнулся от своих же мыслей: ерунда это все. Просто в последний, наверное, месяц, он каждый день предавался любви с Надей, а сегодня та отказалась, сославшись на усталость и головную боль. Нет, Даня на нее не обиделся, наоборот, он забеспокоился, но Надя его заверила, что все нормально, ей просто нужно немного поспать, а к утру все пройдет. Но Даня-то остался неудовлетворенным, и теперь это проявилось в виде влечения к другой женщине.
«Ладно, - решил он. – У нас будет еще утро». Он встал, и в этот момент из комнаты донеслись приглушенные звуки «Шутки» Баха: полночь. Даниил прислушался, но не к телефону, а к тому, что происходило на улице. Но там все было тихо. И от тишины этой снова мурашки пробежали по его спине, а кожа покрылась мелкими пупырышками. Неужели Павел все-таки прав? Ведь он твердо заявил, что Ольга вернется, причем обязательно сегодня. И он же сказал, что больше звона колокольного – а вчера ночью точно ударил колокол, это не приснилось ни Даниилу, ни Ольге – не будет, что тот звонит только в ту полночь, когда в город прибывают новенькие. Причем, как сказал Павел, никто не знал, где находится колокол и кто в него звонит.
Даниил опасливо оглянулся на окно, но ничего там не увидел, кроме ночной мглы. Он быстро погасил свет и прошмыгнул в комнату, где пулей влетел в кровать и прижался к спящей Наде, словно пытаясь у нее найти защиту от некой угрозы. Какой, Даниил не мог понять, но чувствовал ее, ощущал, словно та была живой, находилась рядом и дышала прямо ему в ухо.
Надя не проснулась, лишь повернулась к нему лицом и прижалась нежно к его плечу. Даня поцеловал жену в губы, невольно сравнив их с губами Ольги, и закрыл глаза, стараясь уснуть. Но сон не шел, а в голову лезли воспоминания о сегодняшнем дне, самом, пожалуй странном дне в его еще не столь долгой жизни…
Глава 10
После обеда Женя вместе с Куджо, которого мальчик тайком от всех подкармливал под столом, а Павел, замечая это, лишь шутливо хмурился, отправились по свои делам. Мальчик оказался совсем неразговорчивым и весь обед большей частью молчал, лишь односложно отвечая на отцовские вопросы. Могло даже показаться, что у парня что-то не то с головой, если бы не его глаза: пронзительные, умные и печальные.
Еда оказалась недурной, о чем Надежда не преминула сказать хозяину. Паша скромно потупил взор, хотя было видно, что ему приятно. Он поставил на плиту кофе и они сидели и ждали, пока тот сварится.
-Я, вообще-то, никогда готовить не умел, - признался Павел. – Этот вопрос всегда был в компетенции Любы. Однако здесь пришлось научиться. А куда деваться? Взял книгу по кулинарии и методом проб и ошибок приноровился стряпать.
-Док, - спросил Даниил, - а откуда вы здесь продукты берете? Да и все остальное тоже?
-Как откуда? У нас магазин есть, большой. Там и еда, и одежда и вообще все есть. Хотя мы его лавкой называем. В нем Василий хозяйничает, мировой парень. Он из под Питера.
-Понятно, - кивнул Даниил. – А деньги? Вы тут работаете?
Паша вздохнул, потом подошел к кофейнику, помешал ложкой. Дождался, пока кофе, запузырившись, рванул к краю, и выключил газ. Потом наполнил чашки и снова сел. Даниил с Надей терпеливо ждали.
-Понимаете, ребята, тут все не так просто. Здесь живет несколько десятков человек и, в принципе, никто из нас мог бы вообще ничего не делать, потому как нам не нужны ни деньги, ни результаты нашего труда. Все, в чем мы нуждаемся, мы можем просто взять в этой нашей лавке, не платя за это ни копейки. А если чего-то там не оказывается, то мы просто пишем свой заказ в специальный журнал, а на следующий день забираем.
Ребята переваривали информацию.
-Хорошо, - сказал Даниил, когда процесс переваривания замедлился. – А в лавке-то откуда все берется? Ведь должен же кто-то туда все завозить?
-Этого никто не знает. Просто каждое утро магазин вновь полон товаров, даже если к вечеру вынести из него все, оставив голые стены. И как оно так получается – тайна.
Павел глотнул кофе.
-Был у нас, правда, один человек, - продолжил он, ставя чашку на стол. – Владимир Антонович, отец Васькин. Вот он решил как-то выяснить и остался на ночь в магазине, хотя обычно уходил домой.
-И как, узнал что-нибудь? – почему-то шепотом спросил Даниил.
-Может, и узнал, - Павел снова приложился к чашке. – Утром его нашли мертвым, а лавка снова была полной.
-О Боже! – всплеснула руками Надя.
-С тех пор в магазине хозяйничает Васька, и не пытается больше ни до чего докопаться.
Павел помолчал, а потом сказал очень серьезно.
-Я бы посоветовал вам не пытаться выяснять, что и как тут происходит: Город умеет хранить свои секреты. А что работы касается, - он снова улыбнулся, - так ведь если не нужны деньги, то и работать-то незачем, так ведь? Но мы все равно здесь все при деле, иначе просто со скуки сдохнуть можно. Я, например, врач, как и раньше. И хотя помощь моя требуется редко – тут мало кто болеет – но когда я нужен, то вот он я, на месте. Вон там – он протянул руку по направлению к окну – Петька живет, он слесарь. Если что починить, трубу там водопроводную, или кран, то это к нему. Дальше – Валька Сорокина, она в прошлой жизни портнихой была, и теперь от скуки всем костюмы и платья шьет. Заказывают, хотя все можно и так, готовым, получить.
Даниил слушал Павла и никак не мог отделаться от ощущения нереальности всего происходящего. Больно уж все смахивало на какой-то фильм, внутрь которого они непостижимым образом попали.
-Вообще, мне иногда кажется, - продолжал тем временем хозяин дома, задумчиво помешивая ложкой кофе (хотя мешать-то там было уже нечего: сахар давно растворился, а больше ничего туда и не клалось), - что тот, кто создал это место, стремился создать что-то вроде рая на земле, где ни у кого не было бы никаких забот, где людям не надо было бы горбатиться, чтобы заработать себе на хлеб, а вместо этого они могли бы просто жить в свое удовольствие. Здесь идеальный климат, все время лето, мы даже Новый год в шортах встречаем. Дождей здесь не бывает, но влажность умеренная. Хочешь огород сажать – пожалуйста, все расти будет, как на дрожжах. Книги хочешь читать, фильмы смотреть – сколько угодно, сделай только заказ. Я, кстати, неплохую библиотеку собрал, похвастаюсь, когда кофе допьем. Так что жить тут вполне можно, если, конечно, не отравлять свое существование разными глупыми вопросами и выходками. Я имею ввиду, - пояснил он, - что ко всему можно приспособиться.
Глупость, полная глупость, думал про себя Даниил. Модель идеального общества, о которой мечтали многие утописты? Так какой же это идеал, если нет самого главного – свободы? По крайней мере, свободы выбора: остаться или уехать. Да нет, чушь все: такого просто быть не может! Ведь если допустить, что все это – правда, то должна же была информация об этом месте просочиться в весь остальной мир? Невозможно просто, чтобы в наше время что-то осталось на земле пусть не непознанным, но, даже, неопознанным. Такого просто не может быть! И, словно услышав его мысли, о том же самом спросила Павла Надя:
-Но как так получается, что Город находится на оживленной дороге, а сюда попало всего несколько десятков человек? Ведь тогда, по идее, здесь должна быть уйма народа, раз сюда можно въехать, но нельзя выехать?
Павел усмехнулся.
-И над этим я тоже думал. И предположил все тоже: Города для всех остальных, кроме нас, просто нет. А людей, сюда попадающих, он сам старательно отбирает, только вот по какому принципу, понять не могу.
На кухню заглянул Женя.
-Пап, - спросил он тихо. – Я пойду, погуляю с Куджо?
Павел кивнул:
-Хорошо. Только осторожней.
-Ладно, - пообещал мальчик и было слышно, как он вышел своей тяжелой, шаркающей походкой.
-Что-то я не пойму, - сказал Даниил, сидевший весь этот маленький диалог отца с сыном в глубокой задумчивости. – Значит, вы вот так тут все и живете одной общей коммуной? Но зачем тогда мы, - он кивнул в сторону Нади, - здесь потребовались? Чего ради он нас сюда затащил?
Павел почесал подбородок.
-Черт, побриться надо, - пробормотал он, а потом ответил на вопрос: – Думаю, что Городу надо пополнять иногда… - он помялся – людские ресурсы, чтобы сохранялось их определенное количество. Понимаешь, иногда, редко правда, у нас случаются потери.
-В каком смысле? – спросила Надя, опередив мужа.
Павел помялся.
-Просто не все хотят принять то, что с ними происходит, как неизбежное, начинают дергаться и совершать разные глупости. Вот тогда с ними неприятности происходят. – Он поймал два недоуменных взгляда и пояснил просто: – Умирают они. И если кому-то удастся этого избежать, то потом они уже не повторяют своих попыток.
Павел заметил, какое гнетущее впечатление произвели его слова на гостей и засмеялся:
-Ладно, давайте не будем о грустном. Надеюсь, что вас это не коснется. По крайней мере, я вас честно предупредил. Просто у нас правило существует неписаное: каждого вновь прибывшего вводит в курс дела один из старожилов, кого они первого встретят. Я вот вас встретил. Еще кто кофе хочет?
-Все равно не могу поверить, - вместо ответа сказал Даниил, - что отсюда нельзя уехать и что нам теперь придется здесь до конца жизни…
Он не закончил, потому что Павел подошел к нему и, положив руку ему на плечо, ощутимо сжал его. Даниил поднял глаза.
-Послушай, парень, - твердо, без тени улыбки, сказал доктор. – Я хочу, чтобы ты понял, и понял правильно: вы навсегда здесь застряли. Я хочу, чтобы ты понял и принял это, и никогда не совершал попыток изменить ход вещей здесь, в Городе. Он тебя не простит, как не прощает любого, кто идет против него. Ты мне нравишься, как и твоя жена и эта ваша подружка, удравшая отсюда, но которая скоро вернется, как, наверное, понравился бы любой новичок, попавший к нам (не так часто это и происходит). И мне было бы очень неприятно, если бы с вами что-нибудь случилось только из-за вашего упрямства и нежелания смириться с судьбой, потому что по другому поводу здесь ничего не случается. Кроме того, ваше поведение может повредить и другим жителям Города, и это уже не понравится всем, а я думаю, что не стоит настраивать против себя общество, в котором предстоит прожить остаток дней.
Даниил внимательно смотрел в его серые и очень серьезные глаза и понял: этот человек не шутит, он и в самом деле верит в то, что говорит. И где-то глубоко в его серых глазах таится страх. Он не просто верит, он боится, будто что-то в свое время очень сильно его напугало и теперь он ни за что на свете не хочет снова это пережить. И Даниил поверил его страху, поверил даже против собственной воли, поверил также, как и Надя, которая всегда была впечатлительной и очень эмоциональной, чего нельзя сказать о Дане. Но и он поверил Павлу, словно заразился его страхом, как насморком в плохо проветриваемом помещении.
Павел вдруг улыбнулся, перестал терзать Даниилово плечо, а слегка похлопал по нему.
-Но, надеюсь, все у вас здесь будет нормально. Если честно, так здесь не так уж и плохо, как может показаться с начала. У меня, например, появилась куча свободного времени, которого раньше постоянно не хватало. А здесь я могу сколько угодно заниматься собой и сыном. Пойдемте, я вам хоть дом покажу, сами посмотрите, как мы живем.
Он подошел к двери в коридор.
-Ну, что же вы? Идемте, а то засиделись уже. Разминка не повредит.
Надя посмотрела на Даню. Тот пожал плечами и встал.
-Здесь у нас гостиная, - Павел, словно заправский экскурсовод, вел их по коттеджу. – Вечерами мы с Женькой тут телевизор смотрим или просто читаем каждый свое. Это когда в гости никто не заходит, а это здесь – основное развлечение. Дальше – ванная с туалетом, комната, которую мы столовой называем, но, убейте меня, я не помню, чтобы мы там хоть раз обедали, все на кухне.
И гостиная, и столовая сияли чистотой и порядком. Мебель была неброской, но подобранной со вкусом и не верилось, что этим хозяйством заведует одинокий мужчина с сыном-инвалидом.
-Ну что, идем на второй этаж? – спросил Павел, приглашая пару на лестницу, застланную длинной ковровой дорожкой. – Здесь у нас две спальни, - продолжил он, когда они отсчитали пятнадцать ступенек, - моя и Женина. Куджо с ним спит, поэтому, - Павел усмехнулся, - у того своей спальни нет. А вот тут – наша библиотека и комната для учебы.
Они вошли в просторное помещение, заставленное высокими шкафами с книгами, у окна которой стоял стол, тоже заваленный книгами. Даниил обратил внимание, что это были обычные школьные учебники и отметил про себя, что довольно странно увидеть их здесь, в этом необычном месте.
-Это я Женьку обучаю потихоньку, - объяснил Павел, перехватив его взгляд. – Здесь же школы нет, а не хочется, чтобы парень рос необразованным. Я понимаю, конечно, что это занятие кажется довольно глупым, если принять во внимание, что парню тут всю жизнь провести и просто незачем учиться, но…
Он замолчал, а потом вдруг засмеялся:
-Похоже, что лет через пять я и сам во второй раз среднюю школу закончу.
Надя тем временем подошла к книжным стеллажам. Собрание у Павла и впрямь было очень неплохим: почти вся известная русская и зарубежная классика, произведения модернистов, и, как ни странно, много современных авторов.
Даниил присоединился к жене и стал бегло просматривать корешки.
-Паша, а откуда у тебя современная проза? – изумился он, заметив популярные сейчас имена.
-Все оттуда же, - пожал плечами хозяин. – В лавке заказываю.
Даня кивнул и подошел к другому шкафу. Он весь был заставлен книжками карманного формата в мягком переплете. Стивен Кинг, Дин Кунц, Роберт Ладлэм, Никита Велиханов, Михаил Димов, Алексей Агеев… Сплошная беллетристика из разряда тех, что прочитал один раз – и выбросил, или без сожаления отдал кому-нибудь. Такие книжки обычно покупают с собой в поезд командировочные или отпускники, чтобы занять свои мозги, когда тело колыхается в вагоне, словно дерьмо в проруби. Но здесь была одна мистика, да еще фантастика: Даниил не заметил ни одного детектива или любовного романа.
-Это Женя читает, - сказал Павел, подходя к Даниилу. – Я не очень люблю такие вещи, а вот пацан мой по ним просто с ума сходит. Если хотите, то милости прошу пользоваться, здесь больше ни у кого такой библиотеки нет.
Ребята поблагодарили за предложение, хотя Даниил и решил, что к полке с беллетристикой он вряд ли когда еще подойдет: ему больше нравилась интеллектуальная проза, хотя с первого взгляда такого о нем и подумать было нельзя.
-Так, надо решить один вопрос, - Паша достал из холодильника несколько запотевших бутылок с пивом и предложил их гостям. Те отказались. – Ну, а я, с вашего позволения, вдарю разок-другой по многострадальной печени. Да не смотрите вы так! – отмахнулся он от молодоженов. – Я же не спиваюсь, слава Богу, просто для утоления жажды. Хотя, здесь вполне можно и спиться, - добавил он тихо и грустно, - но мне это уже не грозит, коли шесть лет продержался. По поводу вопроса, - Павел вернулся к теме, сделав солидный глоток. – Вы где жить хотите?
Даниил с Надей даже растерялись.
-В смысле?
-Ну, у нас тут домов свободных достаточно, - объяснил Павел. – Можете любой выбирать, какой понравится, они все равно все одинаковые.
-Даже не знаю, - нахмурился Даниил, а Надя спросила:
-А можно там, где мы сегодня ночевали? Вроде как не совсем чужое…
Паша отрицательно покачал головой:
-Нельзя. Тот дом у нас – для вновь прибывших. Там все проводят первую ночь, а потом разбредаются по другим местам.
-Да нам, в принципе, все равно, - все еще растерянно хмурясь, сказал Даниил и посмотрел на Надю. Та лишь кивнула.
-В таком случае можете поселиться по соседству со мной, - он показал в окно на стоящий совсем рядом домик. – Там и для вашей подруги место найдется.
-Какой подруги? – не сообразил Даниил.
-Ну, Ольге, примадонне вашей. Она один черт скоро вернется, надо же ей где-то жить.
-Собственно говоря, - сказала Надя, чем-то недовольная, - она совсем и не наша. Мы только вчера и познакомились, когда на дорогу сюда свернули.
-Да? – спросил Павел заинтересованно. – Тогда не совсем понятно…
Он замолчал, задумавшись.
-Что не понятно? – спросил Даниил, чувствуя, что еще слишком мало знает из того, что его сейчас окружает, а понимает и того меньше.
-Да, это я так, о своем, - отмахнулся Павел, допил пиво и снова широко улыбнулся: - Ну что, посмотрим ваш дом?..
Дом оказался точно таким же, как и Пашин. Когда они вышли на улицу, чтобы просто перейти дорогу и войти в коттедж по соседству, к ним с радостным лаем подбежал Куджо. Он поднялся на задние лапы, передние положил на Пашины плечи и пару раз лизнул тому лицо. Следом за собакой подошел, тяжело опираясь на костыль, Женя.
-Не устал, приятель? – спросил его Павел, взъерошив волосы на голове мальчика.
-Немножко, - признался Женя, смущенный таким обращением с ним (как с маленьким, честное слово!) при посторонних, но в его глазах при взгляде на отца горела просто сумасшедшая любовь и почти такая же преданность, как и у Куджо.
-Отдохни, - сказал ему Павел. – А мы пока дом посмотрим. Наши новые друзья решили жить с нами рядом.
-Там, где дядя Сережа жил? – радостно спросил мальчик, но Паша при этом вопросе почему-то нахмурился.
-Да, там.
-Можно, я с вами пойду? – снова спросил Женя.
Паша посмотрел на ребят:
-Вы не против?
Те лишь пожали плечами и они все вместе медленно, подстраиваясь под Женю, двинулись к дому.
-А что с этим дядей Сережей случилось? – тихо спросил Даниил, надеясь, что Надя его не услышит. Но та слышала (конечно, держа ее за руку, было просто глупо рассчитывать на что-то другое), и Даниил понял это, почувствовав, как напряглась ее рука.
-Помер, - спокойно ответил Паша а потом, оглянувшись и на Даню, и на Надю, и увидев, как вытянулись их лица, поспешно добавил, улыбнувшись: - От старости помер. Сергей Васильевич лет восемьдесят на этом свете маялся, прежде, чем Бог его душу прибрал. Хороший был мужик, попал сюда еще до меня. Так что не волнуйтесь.
В доме все было ухожено и прибрано, словно и не стоял он какое-то время без хозяев. Мебель была почти такой, как и у Павла.
-Вы можете тут все переделать, как захочется, - объяснил Паша, когда они быстро прошлись по дому: в долгой прогулке и осмотре не было необходимости, расположение помещений уже и так было известно. – Все, что только пожелаете, сможете в магазине заказать. Надо, кстати, туда сходить, вам же еда нужна, да еще кое-чего, по мелочи. Да и с Васькой познакомитесь, он на ближайшие годы вашим главным поставщиком будет.
И Павел грустно улыбнулся.
-Вы, наверное, отдохните пока, а я за вами попозже зайду, провожу до магазина, ладушки? Через пару часиков. Может, и эта «мадам Брошкина» к тому времени нарисуется…
Но через пару часов они никуда не пошли. Оставшись наедине с Даней, Наде вдруг стало плохо. Ее начал бить озноб, вся она покрылась холодным потом, и почувствовала сильную слабость, такую, что просто не могла устоять на ногах. Даниил здорово перепугался, глядя на ее моментально побледневшее лицо и бескровные губы, уложил на постель на первом этаже, а сам уже готов был бежать за Пашей, но Надя его остановила:
-Не волнуйся, сейчас все пройдет, - слабым голосом сказала она и взяла мужа за руку. – Посиди лучше со мной.
Даня принес ей стакан воды, накрыл покрывалом и присел рядом.
-Так все необычно вокруг, - продолжила Надя, - и я, наверное, просто запуталась. Мне надо чуть-чуть полежать, и все будет хорошо.
Она закрыла глаза. Даниил держал ее за руку и сам пытался во всем разобраться. Но у него ничего не вышло, по крайней мере – сейчас: слишком много информации, и ее надо спокойно рассортировать, разложить по полочкам, систематизировать, как папки в архиве, а потом уже спокойно анализировать. Пока же все в голове пребывало в полнейшем хаосе, и, кроме того, в этой куче было огромное количество вопросов, еще не получивших своих ответов. Поэтому Даниил вскоре бросил это занятие, тем более, что в башку настойчиво лезла строчка из песни, которую он слышал в каком-то телесериале, то ли про бандитов, то ли про ментов (сейчас все русские сериалы были либо про преступников, либо про тех, кто с ними борется). Даниил не помнил ни мотива песни, ни, тем более, автора, даже слов не мог вспомнить, лишь одна коротенькая строка крутилась в голове с назойливостью осы:
Этот город, которого нет…
Четыре слова, как нельзя более точно отражающие то, что творилось вокруг них, описывающие место, в котором они очутились, с простой образностью, достойной пера Пушкина.
Город, которого нет…
Вернувшийся, как и обещал, Павел осмотрел Надю, которая уже успела придти в себя, хотя еще сохраняла бледность на лице. Он заглянул ей в глаза, пощупал пульс, послушал легкие, приложившись ухом прямо к обнаженной спине. Потом осмотрел рот и сказал тоном профессионала, словно находился у себя в больнице, а не в одном из домов мистического города:
-Никакой патологии я не вижу, сейчас по крайней мере. Скорее всего, просто нервное расстройство. Слишком много потрясений за последние два дня, а, может, и больше. Говоришь, - он обратился к Даниилу, томящемуся рядом, - это ваше свадебное путешествие?
Тот кивнул в ответ.
-Ну, вот видишь! – развел руками доктор. – Свадьба, подготовка к ней, дорога, да еще это все, - он обвел руками комнату, явно имея ввиду не только ее. – Ничего, все пройдет, – Паша ласково потрепал Надю по руке. – Я тебя настоечкой одной снабжу, попьешь три раза в день с недельку, и все хвори - как рукой!
Он встал с кровати и повернулся к Даниилу.
-Так, значит. Поход в магазин отменяется. Ты с ней побудь, а я сам вам сейчас все принесу. Пусть Наденька полежит пока, а завтра сходим, в качестве прогулки. Договорились? – Это он спросил уже у Нади.
-Договорились, - ответила та и улыбнулась…
Провожая Пашу, уже принесшего пару сумок еды, а также зубные щетки, пасту, мыло и всякую подобную дребедень, Даниил в дверях пожал ему руку и сказал совершенно искренне:
-Спасибо.
-Да не за что, - ответил Павел. – В конце концов, мы все тут в одной общей заднице, так что делить нам нечего и остается только дружить. Со жратвой справитесь?
-Конечно.
-Ну и ладно тогда. - Паша посмотрел на клонящееся к закату солнце. – Что-то Ольга Михайловна изволят задерживаться.
-Может, не приедет? – робко спросил Даниил, хотя сам уже в это не верил.
-Исключено, - твердо заявил Павел. – Наверное, просто задержалась где-то, может, на птичек любуется, или еще на кого. Но до полуночи явится, будь уверен!
Глава 11
Издалека донесся озорной и призывный лай. Не открывая глаз, Надя узнала: это – Грей, сенбернар, которого еще в детстве подарил ей на день рождения дядя… нет, папа, как оказалось. Эта собака была самой первой Надиной любовью, она терпеливо ухаживала за животным, кормила и играла с ним, хотя и сама-то была еще совсем крохой, и собака платила ей за это той неподдельной и искренней преданностью, которая бывает только у собак, любящих своих хозяев хотя бы за то, что они есть на свете.
Но это не может быть Грей, он погиб, когда ему не исполнилось и пяти лет. Попал под машину. Надя точно это помнила, потому что проболела тогда месяц, рыдая не переставая и мать, обеспокоенная состоянием дочери, даже водила ее к психиатру. Нет, это – не Грей. Но кто же?
Надя открыла глаза, ожидая обнаружить себя в своей комнате, среди привычных вещей, но оказалась совсем в другом месте. Она несколько секунд озиралась по сторонам, ничего не понимая, а потом как-то резко, в один миг, все вспомнила. Она посмотрела направо. Даниила не было.
Лай на улице не прекращался, а в коридоре раздался стук.
-Эй, красавцы, просыпайтесь! – донесся приглушенный голос Павла. – Скоро уж полдень, а вы спите!
Надя медленно поднялась, накинула на себя халат и пошла к двери…
Муж разбудил ее чуть свет страстным поцелуем в губы. Его руки уже вовсю ласкали ее тело. Надя улыбнулась сквозь поцелуй.
-Привет! – прошептала Надя, когда, наконец, Даниил освободил ее губы. Она заглянула в его улыбающиеся глаза и увидела в них сильнейшее возбуждение. И не только увидела, но и почувствовала его каждой клеточкой кожи, прижимающейся к жаркому мужскому телу. – Мой дорогой супруг хочет что-то до завтрака?
-Конечно! – тоже улыбаясь, ответил Даниил. – Если, конечно, дражайшая супруга не против.
-Она не возражает. Иди ко мне!
Надя сама притянула голову Даниила к своим губам и прильнула к нему, но тут же ощутила приступ тошноты, да такой сильный, что казалось вот-вот и ее желудок вывернется наружу. Голова закружилась, губы ее обмякли, и Даниил почувствовал, что что-то не так.
-С тобой все в порядке? – с тревогой спросил он, отстранившись.
Надя лишь покачала головой вместо ответа, боясь раскрыть рот.
-Подожди, я сейчас лекарство дам, - сказал Даниил, вскакивая с постели и беря с журнального столика пузырек, который принес вечером Павел. Надя посмотрела на него и даже сквозь тошноту засмеялась про себя: слишком уморительно тот выглядел обнаженный, с раскачивающимся в разные стороны возбужденным членом, старательно отсчитывающий капли в стакан с водой.
-Вот, выпей, тебе станет лучше, - заботливо сказал он, приподнимая ее голову и поднося ко рту стакан. Надя через силу проглотила горьковатое содержимое, и через несколько минут ей на самом деле стало легче. Тошнота прошла почти полностью и Надя, посмотрев на встревоженного мужа, показала рукой на его уже почти опавший член и сказала, виновато улыбнувшись:
-Извини.
-Даже не думай извиняться! – строго ответил муж. – Это мне у тебя прощения просить надо: я полез и совсем о тебе не подумал. Давай лучше поспи еще.
Надя не стала отказываться, закрыла глаза, положив щеку на его ладонь и мгновенно уснула, но в последний момент успела подумать про себя, до чего же заботливый, любящий и сексуальный парень ей достался…
Второй раз Даниил разбудил ее, ласково проведя рукой по щеке.
-Ты как? – спросил он.
Надя прислушалась к своему телу. То безмолвствовало.
-Ничего. Нормально вроде.
-Вот и хорошо! – Даниил поцеловал ее в лоб. – Родная, мне надо сейчас уехать, но, надеюсь, ненадолго. А ты спи, ладно?
-Ладно, - кивнула Надя. – А ты куда?
Даниил засмеялся:
-Представляешь, вчера уже ночью приперлась Ольга, злющая, как мегера. У нее бензин кончился и она машину бросила, а сюда пешком добиралась. Так вот, мы съездим, тачку притащим.
Надя прикрыла глаза.
-Значит, у нее не получилось?
Даниил развел руками.
-Нет. Но у нас получится, вот увидишь. Не сейчас, но позже мы обязательно отсюда уедем, я тебе обещаю.
Надя кивнула: интересно, он сам-то в это верил?
-Может, мне с вами съездить? – спросила она, сладко потягиваясь. Чувствовала она себя вполне прилично и могла отправляться хоть на край света, тем более, что дорогу она любила, особенно когда та мчалась навстречу автомобилю с огромной скоростью.
-Ни в коем случае! – запротестовал Даниил. – Наш доктор прописал тебе постельный режим с небольшими прогулками. Кстати, он собирался зайти сегодня. Если придет, пока мы еще не вернемся, пусть подождет, ладно? У меня к нему несколько вопросов есть.
-Как скажешь, милый! – промурлыкала в ответ Надя. Если честно, ей и самой не очень хотелось вставать с постели в такое приятное утро: сквозь окно пробивалось раннее утреннее солнце и несколько птиц мило щебетали в листве деревьев, окружавших дом.
-Отдыхай, любимая! - прошептал ей Даниил в самое ухо и нежно поцеловал.
Надя слышала, как они с Ольгой тихо вышли на улицу, как завелся двигатель «Volvo» и та тихонько уехала. Надя решила, что еще немного поваляется, а потом встанет и сготовит что-нибудь вкусненькое, дабы порадовать мужа, когда тот вернется. Да, так уж случилось, что они застряли здесь, вдали от всех других людей, но это не значит, что они должны разом изменить всю свою жизнь, тем более, что застревание это – временное, и когда-нибудь оно закончится – все когда-нибудь заканчивается – и они проложат свое путешествие.
Но перед тем, как снова, вопреки своим планам, погрузиться в сон, девушка ясно поняла, что они никогда отсюда не уедут, что она лишь кормит себя несбыточными надеждами, а на самом деле есть все же в жизни что-то, что не оканчивается, или оканчивается вместе с самой жизнью. Понимание это полыхнуло в ее мозгу, как вспышка молнии, рассеивая на сотую долю секунды мрак, в котором пребывала Надя, и освещая истинное положение вещей, но произошло это столь быстро, а сама Надя была уже так далеко, что ни испугаться, ни даже заострить внимание на этом не смогла…
-Ау, молодежь! – снова раздался Пашин голос из-за двери. – Пора уже, вставайте!
Надя открыла дверь и сразу ей в колени ткнулся влажный собачий нос.
-Куджо! – воскликнула Надя, присела к собаке и та искренне облизала ей лицо.
-Во, я же говорю: любовь с первого взгляда, - Пашин голос раздавался откуда-то сверху.
Надя погладила пса, который подал ей правую лапу. Потом встала, посмотрела на улыбающегося Павла.
-Извини, я просто очень собак люблю. Добрый день, входи.
Она сама отступила в коридор и Паша вместе с Куджо, который тут же лег у двери, охраняя вход, вошли в дом.
-Я только встала, - сказала Надя извиняющимся тоном. – Точнее, это ты меня разбудил, – она жестом остановила пытающегося что-то сказать Павла: - И правильно сделал, а то бы я до вечера проспала.
Паша кивнул.
-Где Даня и подружака ваша?
-Их нет.
Паша вскинул брови:
-Во как! Надеюсь, мой визит к тебе в отсутствие мужа не будет превратно истолкован. Он как у тебя, ревнивый?
-Прямо зверь! – рассмеялась Надя.
-Тогда я срочно иду чистить свой дуэльный пистолет. А где они?
Надя отмахнулась.
-Да, вроде за Ольгиной машиной поехали. Мне Даня говорил что-то, когда с утра растолкал, но я плохо поняла. Я даже не знаю, как тут Ольга очутилась.
Павел перестал смеяться и нахмурился:
-Это я ее к вам вчера направил. Предложил у меня переночевать, но она захотела с вами. Значит, они за город поехали.
-Да? - Надя удивилась. – А что?
-Нет, ничего, - ответил Паша, стараясь придать своему лицу спокойное и беззаботное выражение, с которым и пришел. – Главное, чтобы они до полуночи вернулись. Хотя есть еще запас…
Он говорил словно сам с собой. Надя озабоченно на него посмотрела.
-Паша, ты о чем? – в голосе ее была тревога. Она вспомнила, что о чем-то думала, когда засыпала после того, как ее разбудил во второй раз Даниил, о чем-то очень важном, но мысль эта если и зацепилась за ее сознание, то где-то очень далеко, с самого края, и Надя никак не могла ее оттуда достать. А вместо нее внутри себя она увидела, что страх, внушенный этой самой мыслью, вдруг начал прорывать ход из подземелья подсознания прямо в ее мозг. Ход еще маленький, в него только пролезала одна тоненькая лапка, похожая на паучью, и внимательно смотрел один глаз этого монстра.
Павел, похоже, заметил, как она переменилась в лице. Он снова заулыбался и поспешил ее успокоить:
-Не обращай внимания, у меня бывает, что я заговариваюсь. Сама понимаешь, шесть лет без жены, тут вообще можно с разумом расстаться, тем более, когда вдруг рядом оказывается такая прекрасная женщина.
Лапка и глаз исчезли, оставив все же после себя узкий тоннель. Надя стряхнула оцепенение, пришла в себя и с улыбкой посмотрела на Павла. Тот сегодня был выбрит, чистые волосы аккуратно зачесаны назад, а вчерашние засаленные штаны неопределенного размера и рубаху-косоворотку сменили джинсы и футболка.
-Мне расценивать твои слова, как попытку клеиться?
-Ну что вы, мадам! – шутливо возмутился Павел. – Комплимент, исключительно комплимент и никаких тайных или явных намеков!
Оба засмеялись, и это окончательно успокоило Надежду, немного даже присыпав лазейку, прорытую страхом.
-Как ты сегодня себя чувствуешь? – спросил Павел, когда они прошли в комнату. – Давай-ка я тебя посмотрю.
-Сегодня вроде лучше, доктор, - ответила Надя, когда тот снова заглядывал ей в глаза и считал пульс. – С утра только тошнило немного, а так все хорошо.
-Тошнило, говоришь? – переспросил Павел, прикладывая руку к ее лбу. – Я, конечно, всего лишь травматолог, но думаю, что у тебя просто нервное истощение. Тебе сейчас надо поменьше волноваться, больше отдыхать, гулять на свежем воздухе и положительные эмоции тоже не помешают.
Надя усмехнулась:
-Где же их взять, здесь особенно?
-А вот это как посмотреть. Во всем плохом всегда есть что-то хорошее, надо его только увидеть. Давай так: ты себя в порядок приводи, а я что-нибудь легкое на завтрак приготовлю, идет? Ну, я просто хочу за тобой поухаживать, раз уж муж тебя на сегодня бросил, - пояснил он, видя, что Надя стоит в нерешительности. – А потом небольшую прогулку устроим.
Надя кивнула и Павел, что-то напевая себе под нос, направился на кухню…
-А где Женя? – спросила Надя, когда, уже одетая, садилась за стол.
-Дома сидит. Я ему пару задачек по математике подсунул, решает. – Павел положил ей в тарелку какой-то салат. – Приятного аппетита! Рецепт – фирменный.
-О, очень вкусно! – воскликнула Надя, попробовав. – Никогда не думала, что мужчина может так готовить. Мой Даня ничего, кроме яичницы, сделать не может. Да и ту обязательно пережарит.
-Я раньше тоже не умел, - признался Павел, наливая себе чай. – Но пришлось научиться. А куда деваться? Хотя говорят, что лучшие повара – это как раз мужчины. У меня не было возможности это проверить, до того, как попал сюда: Люба не доверяла мне кухню. А она готовить умела так, что даже, когда не голоден, все равно ешь и оторваться не можешь.
Его глаза вдруг заволокла пелена, они погрустнели. Надя, чтобы отвлечь соседа от грустных мыслей, да и самой не впасть в меланхолию, решила сменить тему:
-Ты говорил, что во всем плохом есть хорошее. И что же хорошего в той ситуации, в которую попали мы?
Пелена с глаз Павла спала и они опять стали веселыми.
-А вот посмотри сама. Вы приехали сюда и застряли здесь. В принципе, это, конечно, плохо. Но, с другой стороны, у жизни здесь есть масса преимуществ.
-Например? – спросила Надя, заканчивая с салатом.
-Например то, что здесь всегда лето и тепло. А кому не хочется, чтобы было постоянное лето? Здесь не надо думать о том, что завтра будешь кушать, нет необходимости работать, так как не нужны деньги: не надо ни за что платить, все можешь просто прийти и взять. Все время можно посвящать только себе. Тут практически никто не болеет, даже хронические заболевания, те, с которыми люди сюда приезжают, проходят. И самое главное: вы живы, а это, согласись, немаловажно. Чай будешь?
Надя кивнула, сама думая о словах Павла. Наверное, он в чем-то прав: у жизни в Городе есть свои плюсы, если дела обстоят действительно так, как он говорит, и это – не самообман ради утешения и избавления от горестных мыслей и воспоминаний.
Павел налил ей чаю, потом продолжил:
-Если ты, например, натура творческая, то для тебя здесь просто рай. Жил тут неподалеку один писатель. Он сам признавался, что там, за Городом, он был заурядной посредственностью, а все потому, что ему каждый день приходилось вкалывать на работе, которую он ненавидел, потом заниматься домашними делами, и только поздними вечерами, уставший и опустошенный, он мог садиться и писать. В таких условиях, конечно, ничего хорошего не напишешь, а у него был талант, это я точно могу сказать, потому как читал все, что он написал здесь. Но как только писатель этот попал сюда, он получил возможность не думать о быте, и мог целыми днями творить, и именно тут его дар, до этого задавленный кучей проблем, проявил себя в полную силу. Он написал несколько книг, причем настолько интересных и ярких, что я даже не знаю, с какими еще их можно сравнить.
-Интересно, - сказала Надя, внимательно выслушав Павла. – А где он теперь, этот писатель?
Паша вздохнул.
-Повесился года полтора назад.
Надя вздрогнула, а Паша невесело улыбнулся.
-Он сильно страдал оттого, что писал, как говориться, в стол, ведь он не мог передать свои произведения в мир. Его читателями здесь были только мы, жители Города, но ему хотелось большего, хотелось быть опубликованным. Его и раньше не очень-то печатали, но вот ведь штука какая: тогда его не печатали, потому что он не создал ничего выдающегося, а здесь он смог написать, наверное, гениальные вещи, но их тоже не издали, потому как никто, кроме нас, о них не знал. Вот он и не выдержал.
-Грустная история, - с искренним сожалением сказала Надя и заметила, что лаз из ее подсознания снова приоткрылся.
-Да, - согласился Павел. – Безвестность – плата за возможность спокойно творить. Но, если честно, - он поднял глаза к потолку, - я думаю, что он не совсем в себе был, писатель этот, еще в миру. Все писатели, художники, музыканты, они ведь вообще малость ненормальные, тебе так не кажется?
Надя пожала плечами, с тревогой наблюдая, как в узкий тоннель опять просунулась паучья лапа.
-Так, хватит об этом! – Павел хлопнул ладонью по столу. – Я тоже хорош: советовал тебе больше положительных эмоций, а сам завел разговор про чокнутого творца. Ты закончила с завтраком?
-Да, - улыбнулась Надя, усилием воли загоняя монстра внутри себя обратно в подсознание. - Спасибо тебе.
-Не за что. Ну что, - он встал, – пойдем прогуляемся? Я тебе магазин наш покажу, вчера еще собирался, с Васькой познакомлю. А ты уж потом ему Даниила и Ольгу представишь. Согласна?
-Согласна, - ответила Надя и тоже вышла из-за стола.
-Прошу! – сказал ей Павел, подставляя свою руку, когда они уже оказались на улице. – Куджо! Идем!
-Нет, вот скажи мне, - горячилась Ольга. – Может, это я – дура деревенская, академиев не кончала, но ты, вроде, человек умный, в университете учишься. Ты можешь объяснить наконец, что за хрень здесь творится?
Они ехали в «Volvo» по прямой дороге, не особенно беспокоясь о маршруте: им надо было доехать до перекрестка, чтобы повернуть на нем влево, а перекресток здесь был только один, и пропустить его было невозможно. Солнце уже высоко поднялось, и теперь жарило вовсю, так что если бы не кондиционер в машине, то ее пассажирам пришлось бы не сладко. Даниил отметил про себя, что в Городе дневной зной ощущается не так сильно, но стоит только выехать оттуда, как жара набрасывается и начинает терзать с неистовством голодного хищника.
-Сложно делать выводы, не обладая всей информацией, - пожал он плечами, задумчиво глядя вперед.
-Ты что, тоже поверил в сказку, рассказанную этим Пашей-заморышем? – спросила Ольга. – Про живой город, заманивающий к себе людей и строго карающий за непослушание?
Даниил немного помолчал, о потом ответил:
-Нет, конечно, но… Мне кажется, что никакой мистики тут, конечно, нет, а есть кое-что другое, то, что можно объяснить простыми физическими причинами.
-То есть?
-Понимаешь, мы, скорее всего, попали в некую аномалию, где пространственно-временной континуум искривляется и заворачивается сам на себя, почти как лента Мебиуса, которая внешне вроде бы перекручена, но если провести пальцем, то он легко пройдет по всей плоскости, нигде не встретив места излома.
Ольга тупо смотрела на него.
-Ты с кем сейчас разговаривал?
-С тобой, - удивился Даниил, поворачивая к ней лицо. – А что?
-А то, что я ни хрена не поняла! – воскликнула девушка, скривив губы. – Твое объяснение еще мутнее, чем вчерашняя сказка. Попроще можешь? А то какие-то петли, континенты или как их там?
Даниил усмехнулся:
-Учиться тебе надо.
-Оборони Создатель! – отмахнулась Ольга. – Меня и так неплохо кормят. А ты не воспитывай, а лучше растолкуй, чего тут наплел.
Даниил снова помолчал: сложно было найти слова, чтобы выразить мысли, которые и мыслями-то в полном смысле не были, так, одни только смутные догадки. Наконец он решил попробовать.
-Хорошо. Знаешь, что такое парадокс?
-Ну, знаю, - буркнула Ольга, хотя по ее лицу можно было заметить, что она не совсем представляет, что это. Даниил снова смотрел не на нее, а на дорогу, потому ничего не заметил, но все же решил объяснить:
-Это когда путем логических рассуждений попадаешь в такую ситуацию, которая ведет к взаимно противоречащим заключениям. И начинаешь бегать между ними, как белка в колесе. Вот мы и попали в такой парадокс, только не логический а пространственно-временной: нас никто не держит, но мы никуда не можем уехать. Может, я несколько сумбурно выражаюсь, но я читал, что есть на земле такие зоны, невидимые снаружи, как бы пространство в пространстве, только пространство искривленное, где и время движется по-другому, не так, как во внешнем пространстве… - Даниил почувствовал, что сам уже начинает запутываться. - Понятно?
-Как Божий день! – съязвила Ольга. – Ладно, черт с ним, с этим твоим парадоксом. Как отсюда выбираться-то?
-Пока не знаю, - спокойно ответил Даниил. – Надо поискать выход.
-Ага, и сколько искать? Месяц, год, всю жизнь?
-Не знаю, - повторил он. – Но выход должен быть, коли есть вход. Если только это не «система ниппель»: туда – дуй, оттуда…
Ольга ухмыльнулась.
-По крайней мере, - продолжил свои рассуждения Даниил, причем больше для себя, нежели для своей попутчицы, - надо будет прежде всего попробовать воспользоваться именно входом.
Ольга достала из сумочки, с которой никогда не расставалась (казалось даже, что она и спала с ней в обнимку), сигареты и закурила. Даниил поморщился – открыть окно нельзя, сразу потеряется смысл работы кондиционера, а тот не сможет фильтровать воздух так быстро, чтобы не оставалось запаха – но ничего не сказал.
-Ничего, что я тут рядом с тобой сижу? – спросила Ольга, выдыхая дым.
-В смысле? – не понял Даниил.
-В смысле, что, слушая тебя, я чувствую себя совсем уж кретинкой. Какой вход-проход? Ты о чем?
-Я-то? – усмехнулся Даня, отметив про себя, что не так уж и противно пахнет в машине. То ли потому, что сигареты хорошие, с ментолом, то ли еще почему, но табачного запаха почти не чувствовалось. – Я о том, что мы все время выезжаем из Города именно в этом направлении, а надо попробовать повернуть назад и выехать той дорогой, по которой мы сюда приехали.
Ольга снисходительно посмотрела на него, как на маленького мальчика, сказавшего явную глупость, очевидную для взрослого человека.
-Эйнштейн! Только ты не учел, что возвращаемся-то мы каждый раз именно с той стороны, с какой и приехали!
Даниил ответил ей тем же взглядом:
-Это ты, дорогая Софья Ковалевская, не учитываешь, что пространство-то искривлено! А раз так, то вполне может быть, что нам удастся вырваться, если мы будем двигаться не вперед, а назад.
Кто такая Софья Ковалевская Ольга понятия не имела, но все остальное она, в принципе, поняла. Почесав затылок и затянувшись, она теперь уже даже с некоторым восхищением посмотрела на водителя:
-Эх, почему все хорошие и умные парни уже чьи-то? Не был бы ты женат, я бы точно своего не уступила!
И она положила левую руку на его бедро, а потом медленно провела ладонью по нему почти до самого паха. Даниил, не получивший разрядки ни вечером, ни утром, моментально возбудился, а от бедра по всему телу волной прошла сладостная дрожь, которую он каждый раз ощущал при прикосновениях к нему Нади.
-Не надо, - коротко сказал он и снял ее руку. Ольга пожала плечами и отвернулась к боковому окну. Повисла напряженная тишина. Но через несколько минут Ольга вдруг громко рассмеялась.
-Ты чего? – спросил ее удивленный Даниил.
-Да я тут подумала, что, наверное, тебе теперь всю жизнь мою клячу на буксире таскать придется.
Даниил тоже засмеялся и напряжение в машине тем самым разрядилось само собой.
Глава 12
«Бедная девочка! – думал Павел, идя под руку с Надей по улице. – Она никак еще не может придти в себя. Какая-то ее часть уже готова смириться с неизбежностью, а другая – борется. Интересно, почему она здесь?»
Павел вспомнил, скольких он так же вот вел, как на экскурсии, по городу. Шестерых. Шестеро за шесть лет, значит – по одному в год. Не так уж и часто, а, с другой стороны, вполне могло бы быть реже. Хотя, если честно, людей было больше, чем шестеро. Один раз это была пара, тоже довольно молодые ребята, но постарше Нади и Даниила. Теперь они живут в шестом доме от Паши. Еще – двое друзей, оказавшиеся на поверку любовниками. Они поселились на другом конце города и, что интересно, здесь, в Городе, совершенно никого не интересовала их ориентация, каждый был погружен в свои проблемы, и потому они вполне могли чувствовать себя счастливыми. Остальные, встреченные Павлом, были одиночками.
Нынешняя троица была седьмой. Если ты – человек религиозный, то тогда семь – число счастливое. А Паша был религиозным, точнее – верующим, и верил в магию цифр. Значит, вполне возможно, что его встреча с Даниилом, Надей и (куда же от нее денешься!) Ольгой не случайна и может что-то значить.
До приезда в Город Павел не был верующим. Точнее, он даже не задумывался над этим, просто они с Богом жили, словно не замечая друг друга. Хотя, наверное, все же это Паша не замечал Бога, и только здесь он понял, что Бог все-таки есть и именно он привел его, молодого, полного сил и энергии мужчину с маленьким сыном, сюда. И только осознав это, Павел понял, почему он здесь. Бог не послал его в ад, но направил в чистилище. Город был чистилищем для Павла, и он должен был здесь смыть то, в чем был виноват, сбросить то, что тянуло к земле его душу. Поэтому он и выполнял добросовестно обязанности Дантовского Вергилия, проводя вновь прибывших (или новообращенных?) по всем кругам не ада, но чистилища.
Правда, кое-что оставалось для Павла неясным: Женя. Почему обречен был Павел, он понимал, но за что наказан Женя, не успевший к шести годам сделать ничего плохого? Ведь дети не отвечают за отцов, хотя Бог и наказывал целые колена Израилевы, проклиная за грехи отцов детей и детей их детей…
-Вот тут, - Павел протянул руку, показывая на один из одинаковых домиков, - живет Мария Федоровна, та, которая чуть не спугнула вас отсюда в первую ночь. Мы ее любовно Федорихой называем. Да вон она, у входа!
Надя посмотрела на крыльцо. Действительно, у самых дверей в кресле-качалке сидела морщинистая сгорбленная старушка в очках и пуховом платке. Она внимательно глянула на Надю и Павла поверх очков, прекратив на мгновенье перебирать спицами, которыми что-то вязала.
-Привет, Федориха! – сказал ей Павел, сворачивая к крыльцу. – Все вяжешь?
-А что делать-то? – голос старушки был вялым и дребезжащим, будто она не говорила даже, а поскрипывала, как старая телега.
-Познакомься, это – Надя, - представил ей Павел свою спутницу. – Они позавчера приехали.
Надя кивнула, не зная, протягивать старушке руку или воздержаться.
-Знаю, - буркнула Федориха, снова энергично задвигав спицами, но совершенно на них не глядя: глаза ее внимательно изучали стоящую перед ней девушку. – Правда, не тебя, а брата твоего.
Надя вздрогнула, словно нечаянно прикоснулась к кипящему чайнику.
-Не, то - не брат, - объяснил Павел. – То - муж.
-Во как? – недоверчиво скрипнула бабка и ее руки снова на мгновенье (но только на мгновенье) остановились. – Я-то думала, что брат. Похожи больно.
Надя снова вздрогнула, а Паша рассмеялся:
-И ни капельки не похожи! Федориха, я давно тебе говорил: смени очки, у тебя зрение садится. Как спина? Не стреляет больше?
-Да нет, вроде, - ответила Федориха. – Как платком укутала, так и успокоилась.
-Ну и хорошо. Ладно, пойдем мы, а то нам к Ваське надо.
-Ступайте с Богом, - закивала бабка. – В гости заходите, с мужем-то.
Приглашение явно относилось к Наде и та кротко кивнула в ответ, забыв даже поблагодарить: голова была занята совсем другим.
-Я тут вроде участкового врача, - говорил тем временем Павел, когда они продолжили путь и отошли от старушки. – Как кто захворает, так сразу ко мне. Ты чего? – спросил он озабоченно, глядя на побледневшее Надино лицо.
-Все нормально, - ответила Надя и, чтобы избежать других расспросов, спросила сама: - Ты же, вроде, говорил, что тут никто не болеет. Зачем же тогда врач?
Паша усмехнулся:
-Верно. Но иногда случаются травмы. Мелочь, в основном, но все же бывают. И потом: люди и здесь стареют. Федорихе уже за восемьдесят, хотя точно она и сама не знает, не помнит уж, когда родилась, а в старости, сама знаешь, болячки все равно лезут к тебе, как мухи к дерьму. Вот умора! – он вдруг засмеялся. – Представляешь, она нам всем, кто тут живет, связала уже по свитеру, шапочке и несколько пар носков шерстяных. За каким чертом они нам сдались, когда тут и снега не бывает? Но не хочется старушку обижать, потому берем с благодарностью.
Надя изо всех сил пыталась слушать то, что говорит Павел, и она слушала, но внутри нее снова началось какое-то брожение. Она вспомнила, что должна поговорить с Даниилом и все ему объяснить, что она откладывала тяжелый разговор на самый конец их путешествия, но как быть, если путешествию не суждено будет закончиться? Но разговор должен состояться в любом случае, он должен был иметь место еще до их свадьбы, но не имел, иначе бы и свадьбы, скорее всего, не было бы. Но тогда не было бы и путешествия, а, значит, и этого Города!
Надя кусала губы: уж не дура ли она полная, что не поговорила с Даней раньше? Тогда не попали бы они в эту ситуацию, а спокойно бы сейчас сидели дома, в Москве, или отдыхали бы где-нибудь, но порознь. Вот именно: порознь! Нет, нельзя было говорить Даниилу: неизвестно как бы он себя повел, при его импульсивности и впечатлительности. Конечно, совершенно невозможно представить, как он поведет себя сейчас, когда все узнает, но что сделано, то сделано, и уж если надел штаны, то глупо, да и несподручно пытаться из под них снять трусы.
А, может, вообще ничего не говорить? В конце концов, если им суждено здесь застрять навеки, то какой смысл бередить прошлое, ведь исправить все равно будет уже ничего нельзя? Но это будет нечестно по отношению к Даниилу. Будь на его месте кто-то другой, то Надя, возможно, так и поступила бы, но Даню, которого она знала с детства и, что еще важней, любила больше всех на свете, она просто не сможет обманывать всю жизнь. И потом: нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, хотя именно здесь, в этом таинственном и пугающем Городе, как раз были все условия, чтобы тайну сохранить. И Надя еще раз решила про себя, что обязательно расскажет все Даниилу, только не решила еще, когда именно. Сначала надо будет убедиться, что уехать отсюда нельзя, а уж потом…
Надя напряглась. Что-то, чего она никак не могла вспомнить – какая-то мысль именно об этом Городе, посетившая ее утром, перед тем, как она снова заснула – опять пыталось проникнуть в ее сознание, напомнить о себе, но что? О чем именно она подумала тогда, сразу после отъезда Даниила с Ольгой?
-Надюша, ты себя хорошо чувствуешь? – озабоченный голос Павла вырвал ее из задумчивости. – Может, нам лучше домой вернуться?
«Домой! – подумала Надя. – Когда я вернусь домой?» Но вслух сказала:
-Нет, Паш, все в порядке.
-Точно?
-Точно. Идем в магазин.
Павел с сомнением посмотрел на нее. Надя улыбнулась ему, сама загоняя все невеселые мысли поглубже внутрь себя, чтобы потом, будучи одной, достать их и уже тогда разложить аккуратно, склеив порванные и разгладив измятые.
-Ладно, как скажешь, - все еще недоверчиво сказал Павел. – Вообще-то, мне не очень нравится твое состояние. Ты не будешь против, если я тебя обследую? Настолько, насколько смогу здесь?
Надя засмеялась:
-А стоит ли? Все равно Город меня вылечит, даже если я и болею.
Но Паша сейчас не разделил ее веселья:
-Это – само собой. Но – это я тебе как врач говорю – имеет смысл знать, что там, внутри нас и чего нам ждать.
Надя неопределенно пожала плечами:
-Ладно. Как-нибудь.
Ее ответ удовлетворил Павла и они пошли дальше.
-Вот этот скромный деревянный домик, - продолжил он с видом гида-проводника, - наша баня. Мы ее сами построили. Вот ты спрашиваешь: зачем баня, если в каждом доме есть ванна с горячей водой и душем? – И, хотя Надя и не думала ничего такого спрашивать, ответил: - Ванна – это, конечно, хорошо, но все же баня – лучше. И для здоровья, и для общения. Ведь так?
Надя кивнула.
-А вон там, - Павел показал на следующий дом, - живет наш самый главный начальник!
Надя уловила иронию в его словах и спросила:
-Как понять: начальник?
Павел смеялся.
-Ну, что-то вроде мэра или, скорее, начальника милиции, шерифа местного. Да это мы так, шутя, - объяснил он, заметив Надино удивление. – Отставной милиционер, полковник Петр Васильевич Смовржецкий.
-Как-как? – переспросила Надя.
-Смовржецкий, - повторил Павел. – Я тоже не с первого раза понял, не то что запомнил. Он у нас – самый важный и строгий, всегда следит за порядком и считает, что в любом коллективе всегда должен быть лидер, которому бы все подчинялись. Мы особого внимания на него не обращаем, так как он, вообще-то, ничего мужик, только иногда на него что-то находит и он начинает права качать. Правда, пару раз Васильич к месту пришелся. Однажды Васька-продавец напился и стал жену бить почем зря, так наш мент его в погреб запер на два дня. С тех пор Васька не пьет. Вообще.
Они подходили к дому Смовржецкого и Надя обратила внимание, что окна в нем занавешены, а дверь – заперта.
-А в другой раз к нам кабан дикий забрел. Каким уж ветром его занесло – никто не знает, только проказить он стал, страху на всех нагонять. Вот Васильич его и завалил, причем без ружья всякого, одним ножом. Потом признался, что еще в детстве с отцом на охоту ходил, тогда и научился такому фокусу.
-А где он сам-то? – спросила Надя.
-Окрестности объезжает, - ответил Павел. – Он тут единственный, кто на месте усидеть не может, все «вверенный ему участок» патрулирует. Мент, он ведь и на пенсии, и в Городе – мент. Ничего, как-нибудь познакомлю вас с ним.
Тем временем они вышли на небольшую площадь в самом центре. Надя не сразу узнала ее, но потом поняла: это было то место, где они впервые остановились, въехав в город, чтобы заправиться. Справа была та самая заправка с древними колонками, за ней – домик, где они ночевали, а слева, через дорогу, - приземистое строение, больше смахивающее на большой гараж, чем на жилой дом.
-Вот она, наша лавка, и есть, - сказал Павел, показывая на «гараж». – Идем.
Они стали переходить дорогу.
-Паша, я вот чего не пойму, - спросила Надя. – Сюда все приезжают на машинах, так?
-Ага, - согласился тот. – По крайней мере, я не знаю никого, кто бы сюда пешком притопал. Кроме, разве что, - он засмеялся, - Куджо!
Услышав свою кличку, пес, шедший чуть впереди их, подбежал к хозяину и, завиляв хвостом, начал заглядывать ему в глаза.
-Но вот во дворах я почти машин не видела, - продолжила Надя. – Куда они деваются-то?
Паша неопределенно развел руками.
-Видишь ли, все мы, попав сюда и истратив свои попытки уехать, забрасываем машины. А куда ездить? Все же рядом. Потому и стоят они у кого во дворе, у кого – за домом, а некоторых уж вообще прогнили напрочь. Разве что Васильич ездит постоянно на древнем «Москвиче», ну так тому по рангу положено. Заходи.
Павел распахнул перед девушкой дверь, и они очутились внутри магазина.
Магазин был вполне современным, похожим на популярные нынче супермаркеты, только без турникетов и касс. Все помещение разделялось на две половины: в первой полки ломились от всяческой еды, причем не только банальной сельхозпродукции, но и от импортных яств в красивых упаковках. Во второй же находился «отдел промтоваров», но изобилие здесь было значительно поменьше: понемногу одежды, кухонной утвари, ниток, ткани, бытовой техники и тому подобного.
Павел за руку потащил Надю через весь магазин к небольшому столу, за которым дремал одинокий человек. Потолок в помещении был низким и как-то угрожающе нависал над людьми, отчего Надя чувствовала себя не очень уютно.
-Здорово, Василий! – обратился Павел к человеку за столом. – Не спи, я тебе клиента привел. Вернее, клиентку, и очень хорошенькую.
Человек встрепенулся, часто заморгал глазами, словно не сразу мог понять, где находится, а потом заулыбался широко безупречной белозубой улыбкой:
-Здравствуйте! – он протянул руку, а когда Надя в ответ протянула свою, то наклонился слегка и галантно ее поцеловал. И этот человек мог бить жену? – Вы новенькие?
Надя кивнула, чуть смутившись этого слова: «Новенькие». Так всегда говорили учителя в школе, когда приводили в класс нового ученика: «Познакомьтесь, ребята, у нас – новенький». И Надя вдруг почувствовала себя стоящей перед незнакомым классом, где на нее устремлены тридцать пар настороженно-заинтересованных глаз.
-Надя, - представилась она, тоже широко улыбаясь.
-Божественное имя! – восхитился Василий, причем совершенно искренне. – Надежда. Это как раз то, чего нам всем не хватает.
-Вась, не начинай, а? – укоризненно попросил его Павел, и Василий вскинул руки:
-Хорошо, не буду, не буду!
Надя рассматривала этого улыбчивого человека. На вид – лет тридцать пять, наверное, Пашин ровесник, необычайно худой и какой-то плоский – казалось, что если он повернется боком, то просто перестанет быть виден. Темно-синие глаза (Надя никогда еще не видела таких глаз) смотрели внимательно и по-доброму. Но, хотя губы на лице и улыбались, в глазах этих была видна глубоко скрываемая печаль. Похоже, что подобное было свойственно всем глазам в Городе.
-Василий, - представился, наконец, продавец, хотя в том и не было необходимости. – Но можно просто: Вася. Вы одна приехали? Впрочем, что я говорю, я ведь и так знаю. Вы к нам откуда?
-Можно на «ты», - сказала Надя.
-Спасибо! – улыбка на его лице стала еще шире. – Я просто не решался первым предложить это даме. Так ты откуда?
-Из Москвы.
-О! Столица! – глаза Василия мечтательно закатились. – Я в последний раз там был… - он наморщил лоб, - дайте-ка вспомнить… лет пятнадцать назад. Сам-то я из Воронежа, может слышали? Миллионный город, столица Черноземья… Впрочем, - Василий махнул рукой, - все это сейчас уже не имеет смысла.
Он как-то разом погрустнел, но тут же снова заулыбался. Надя подумала, что все, что твориться у него в душе в настоящий момент, можно хорошо разглядеть на лице. Такие люди уже встречались ей – максимально открытые, прямые и какие-то сверхдостаточные. Всего в них было слишком много: если они любили, то бесконечно, если ненавидели, то жгуче, если смеялись, так до слез, а если плакали – до истерики. Обычно такие люди – самые верные друзья и мужья, самые любящие отцы и самые заботливые дети. Обычно, но не всегда.
-Слушай, Васька, хватит философствовать, а? – упрекнул его Павел, легонько постучав пальцем по столу, на котором лежала большая пухлая книга. Надя знала, что когда-то такие книги назывались «амбарными». – Мы тут у тебя возьмем кое-что.
-Пожалуйста пожалуйста, сколько угодно! – засуетился продавец, выходя из-за своего стола и, метнув быстрый взгляд на Надю, добавил: - Извините.
Надя лишь кивнула ему, не понимая, за что этот долговязый и какой-то нескладный плоский человек (ей-богу, создавалось впечатление, что он в какой-то момент просто сложится пополам, как лист бумаги!) просит у нее прощения. Павел же тем временем взял из корзинки у стола пару полиэтиленовых пакетов и пошел вдоль полок с едой, сваливая в пакеты всякую понравившуюся снедь.
-Вот так мы тут и питаемся, - болтал он, неспешно работая руками. – Приходим, берем, что надо, а потом колдуем над этим на кухне. Все как в миру. Если же вообще кулинарничать не умеешь, то можно заказывать уже готовое, а потом только разогреть. Но я так не люблю.
Надя шла за ним следом и молча наблюдала за Пашиными действиями, а Василий двигался немного сбоку от них, как всякий продавец (хотя в этом странном магазине слово «продавец» звучало как-то коряво) готовый всегда придти на помощь.
-Что-то у тебя шпротов нет, - сказал Паша, оборачиваясь к нему. Тот развел руками:
-Разобрали уже. Но сегодня же закажу.
-Сделай милость, - попросил Паша. – А то рыбы хочется. А ты чего просто так ходишь? – это уже к Наде. – Набирай еды, у тебя же два рта скоро вернуться, и весьма голодных.
Надя еще пару секунд смотрела на Пашу, а потом взяла услужливо протянутый Василием пакет и тоже обратила взор на прилавки.
Выбирая продукты, она испытала странное ощущение. Сначала ей показалось, нет, она и в самом деле очутилась в самом обыкновенном супермаркете, том, что стоял напротив их дома в Москве, и, беря очередной товар, Надя машинально искала на нем цену. Но это ощущение быстро прошло: она словно осталась в «домашнем» магазине, но перестала искать ценники и суммировать в голове стоимость, определяя, хватит ли ей денег. Она просто шла и складывала в пакет то, что ей приглянулось и эта свобода – свобода от подсчетов и постоянного сравнивания растущей суммы с суммой в кошельке – ей даже стала нравиться. Прав Павел: во всем плохом есть что-то хорошее…
-Васька у нас сложнее всех адаптировался к жизни тут, - рассказывал Паша, когда они, загруженные (впрочем, загруженным был только Паша: он, несмотря на протесты Нади, взял еще и ее пакет), шли обратно. – Они с отцом попали сюда еще лет, наверное, десять назад. Папанька его в прошлой жизни был директором магазина, потому и здесь занялся тем же. А Васька, побегав – впрочем, недолго, - как дикий олень, по окрестным полям в поисках выхода, встретил Алесю, приехавшую годом позже. Встретил, влюбился и успокоился. Насколько я знаю, это – единственный случай, когда в Городе состоялась свадьба.
Надя вдруг вспомнила свою свадьбу, как она стояла в загсе в белом платье, как дрожали руки, когда ставила подпись и потом, когда надевала Дане кольцо. Как садисты-гости орали, не переставая, «Горько!», и она, уже не чувствуя под собой ног от усталости, вставала, заботливо поддерживаемая мужем (да, уже мужем!) и они целовались под дружный счет и аплодисменты. Даниил был счастлив, несмотря ни на что, и от этого Надя чувствовала себя счастливой, хотя в глубине ее и грыз черный червяк сомнения и страха.
-Вот, они и зажили все вместе, - продолжал тем временем Паша. – А потом, когда батя помер прямо в магазине, Васька на его место заступил. Он, по большому счету, может там вообще не появляться, но отец его к магазину, как к дому родному относился, потому и сын теперь, дабы память об отце не предавать, тоже там торчит весь день, а жена ему еду приносит.
Паша помолчал немного, потом добавил уже тише:
-Только он, по-моему, все никак свыкнуться не может с жизнью такой, все надеется, что вырвется отсюда вместе с Леськой, вернется в свой Воронеж. Оттого и срывается иногда: раньше пил, а сейчас просто на несколько дней в себя уходит, и тогда его жена в магазине подменяет. Знаешь, - он повернул голову к Наде и немного печально посмотрел ей в глаза, - иногда мне кажется, что у всех такая надежда живет где-то глубоко, только никто этого не показывает.
-И у тебя? – спросила Надя.
Паша отвел глаза и промолчал.
Дверь тихонько скрипнула, чем привлекла внимание заправщика, который сразу же выглянул из своей каморки.
-А, молодой человек! – воскликнул он, увидев Даниила. – Я же говорил, что мы скоро вновь встретимся!
«Да уж, - подумал Даниил. – Накаркал. Лучше б молчал!». Он с трудом сейчас мог узнать в этом жизнерадостном мужчине ту потухшую развалину, которая встретила их в первый вечер. «Интересно, что с ним тогда было? Плакал за занавеской о своей жизни или мастурбировал до изнеможения?»
-Чего изволите? – бодро спросил заправщик.
-Бензину, - не очень-то приветливо буркнул Даниил, машинально залезая в карман за бумажником. Потом, опомнившись и плюнув про себя, медленно вынул руку из кармана, но заправщик обратил внимание на это движение и едва заметно усмехнулся.
-Это мы сколько угодно! А дамы ваши где?
-Они не мои, - быстро ответил Даня, но потом поправился: - Вернее, одна – моя жена, а другая… - он задумался: а действительно, кто Ольга-то? – Знакомая.
-Понятно, - кивнул заправщик. Даниил хотел было спросить, что конкретно тому понятно, но промолчал. – Сколько берете?
-Сто литров. Сорок и шестьдесят.
Нужно, обязательно нужно, чтобы обе машины были залиты под завязку.
-Пожалуйте, хоть двести! – заправщик щелкнул парой кнопок за прилавком. – Собрались куда?
Даниил не подал виду, лишь пожал плечами:
-Нет, просто хочу, чтобы машины с бензином были. Мало ли чего…
-Ну да, ну да, - согласился мужчина, качая головой. – Можете заливать.
-Спасибо, - ответил Даниил и уже собирался повернуться к выходу, как решил спросить о том, что его не то чтобы мучило, но все же свербело слегка где-то в заднице: - Скажите, вы ведь подсматривали за нами позавчера?
Он ожидал, что заправщик будет отнекиваться и отпираться, но тот тут же согласился:
-Подсматривал.
Даниил даже растерялся от такого легкого признания в не очень, прямо сказать, пристойном поведении. Поэтому он только так смог сформулировать следующий вопрос:
-А зачем?
Мужчина сбросил с лица улыбку, задумчиво посмотрел на парня и ответил серьезно после некоторой паузы:
-Ждал, что вы уедите и не останетесь здесь. Я всегда этого жду, но никто не уезжает и все остаются.
От его слов Даниила передернуло. Черт возьми, а ведь правда: не останься они на ночь, давно бы уж на море были. Хотя… Это еще вопрос. Даня совсем не был уверен, что для того, чтобы застрять в этом месте, надо было обязательно переночевать.
-Ясно, - только и сказал он, а потом снова поблагодарил: - Спасибо.
Заправщик опять улыбался приветливо.
-Да не за что! Меня, кстати, Владимиром зовут. И я здесь всегда, как привратник у райских врат…
Глава 13
-И все-таки, Даня, мне кажется, что ты не прав.
-Почему это?
-Ну, некрасиво так вот уезжать, ничего не сказав и не простившись даже.
Даниил вздохнул. Диалог происходил в их машине, которая летела по той же дороге, по которой они приехали в Город. Рано утром он разбудил жену и все ей объяснил:
-Я уверен, что если мы вернемся назад, то обязательно вырвемся из этого чертового парадокса, или как там его не назови. Понимаешь?
Надя спросонья смотрела в горящие глаза и пыталась понять: у него на самом деле съехала крыша, или он просто перевозбужден от того, что между ними вот уже три дня ничего не было? Даниил по своему истолковал ее взгляд:
-Ты мне не веришь, - заявил он твердо. – Хорошо. Но попробовать-то мы, по крайней мере, можем? Что мы теряем?
Надя вынуждена была признать, что ничего. Но тут она вспомнила свой вчерашний разговор с Пашей, так и не дождавшимся возвращения Даниила с Ольгой:
-Ладно, Надюша, я пойду, а то меня Женька уже потерял, наверное. А Дане скажи, пусть математикой займется, прежде чем еще куда-то ехать.
-Как это? – не поняла Надя.
-Ну, вот смотри. Вы вчера утром, после первой ночи здесь, уехали все вместе, так?
-Так.
-Это была первая попытка. Потом Ольга сорвалась с цепи и умчалась снова, а вечером вернулась без машины. У нее это – вторая попытка. А сегодня она и Даниил уехали за ее машиной. Значит, что у Ольги больше нет попыток, а у Дани – только одна осталась.
Вчера Даниил с Олей вернулись поздно и порядком уставшие и, хотя Надя и пересказала мужу этот разговор, но тот лишь отмахнулся. Сегодня она ему напомнила. Даня же лишь рассмеялся в ответ:
-Дурочка моя, неужели ты и в самом деле веришь в эти сказочные три попытки? Прямо как три желания, честное слово. Брось, тут нет никакой мистики, и никакой Город нас никак не накажет за то, что мы попытались из него свалить. Давай, сейчас соберемся по быстрому и укатим отсюда к морю с фруктами, где забудем обо всем, будто нам это приснилось.
И вот они ехали по шоссе, и Надя упрекала мужа в том, что они даже не попрощались с Павлом.
-Нет, а чего это ты вдруг так разволновалась из-за этого местного эскулапа? – стараясь перевести весь разговор в шутку, спросил Даниил. – Влюбилась, что ли?
-Влюбилась! – поддразнила его Надя. – И тебе уже изменила.
Даниила вдруг кольнуло ощущение Ольгиной руки на его бедре. Он нахмурился и сказал серьезно:
-Не шути так больше.
-Ладно, не буду, - так же серьезно ответила Надя, почувствовав, что мужа что-то расстроило. – И все равно так нельзя. Он же очень хорошо к нам отнесся, вчера, когда вы меня бросили, развлекал целый день, о своих делах забыв. И пару книжек я у него взяла почитать, вернуть ведь надо! И вообще, - закончила она уже тоном, не терпящим возражений (Даня даже удивился, услышав такой тон: Надежда очень редко когда настаивала на чем-то своем, соглашаясь обычно с мужем), - нужно было их взять с собой!
-Кого? Весь Город?
-Зачем Город? Пашу, Женю и Куджо. У нас две машины, все бы влезли.
Даниил снова вздохнул. Господи, ну причем здесь «влезли, не влезли»? Проблема-то совсем в другом: Павел просто никуда бы отсюда не поехал! Даниил не мог объяснить, почему он был в этом уверен, он просто знал, что это – так. Но он знал еще, что у жены очень добрый и мягкий характер и уж если она вбила в себя чувство благодарности к кому-то, то, скорее, останется здесь навек, чем уедет просто так, не простившись и не объяснившись.
Даня глянул в зеркало заднего вида. Позади них на расстоянии в сотню метров ехала в своей «восьмерке» Ольга. Даниил различал даже ее смутный контур в ветровом стекле, смазанный тонировкой в его машине.
-Ну, хорошо, - согласился он, решив предложить жене компромисс и прекратить этот порядком уже надоевший, да и вообще неприятный спор (Даниил вынужден был признать, что, по большому счету, Надя права: их молчаливый отъезд действительно был по крайней мере невежлив). – Давай так: мы проверим путь назад и если вырвемся отсюда, то потом спокойно вернемся и заберем их. Одни вернемся, без Ольги. Согласна?
Надя задумалась. Идея была хорошая… Нет, идиотская идея. Откуда им знать, что даже если сейчас они смогут выпрыгнуть из этого круга ада (если бы белка, бегающая по кругу в колесе, обладала разумом, то, скорее всего, ее колесо тоже показалось бы ей кругом ада, своего ада), то это получится сделать и во второй раз? Нужно быть полным кретином, чтобы вырвавшись из крепких объятий Города, снова в них вернуться!
Но Надя, поругиваясь с Даниилом, в глубине души была почему-то уверена, что у нее еще будет возможность увидеться и с Павлом, и с его сыном, и с Куджо. Что-то было такое внутри, что не давало возможности исчезнуть этой уверенности, растаять, как льду на солнцепеке.
-Так ты как, согласна? – снова спросил Даниил, но тут же, опять взглянув в зеркало, воскликнул испуганно и удивленно: - Мать твою, что она делает?
Надя недоуменно оглянулась назад и сама обомлела. Позади них «восьмерка» выписывала странные кренделя: ее бросало из стороны в сторону, она то делала резкий скачек вперед, чуть не вставая на дыбы, то не менее резко тормозила. Было видно, что Ольга внутри вообще не держит руль, а размахивает руками так, словно на нее напали пять мужиков и собираются ни больше, ни меньше, как отобрать ее давно уже отобранную честь.
-Что это с ней? – спросила Надя.
Даниил лишь недоуменно пожал плечами, стараясь внимательно следить и за дорогой и за тем, что происходит сзади. Надо бы, конечно, остановиться и посмотреть, какого лешего там происходит, но останавливаться сейчас было просто опасно: взбесившаяся «восьмерка» запросто могла успокоиться, лишь припечатавшись носом в зад «Volvo». Поэтому Даниил дождался, пока та первая замрет прямо посреди дороги, в тени большого тополя, а потом уж принял вправо и затормозил.
Они уже вылезали из машины, когда Ольгина дверь распахнулась и она сама выскочила из кабины, прямо как игрушечный черт из табакерки, только в отличие от черта, остающегося на месте, эта фурия в три прыжка отскочила от машины метров на десять, при этом голося так, что с тополя тревожно взлетела, захлопав крыльями, небольшая стайка мирно дремавших до этого птиц.
-Убейте его! Убейте! – вопила Ольга, глядя полными ужаса глазами на свою машины.
-Тронулась баба, - пробормотал Даниил, и они с Надей пошли прямо к ней, подпрыгивающей от возбуждения и страха. – Ну, чего орешь? – спросил он, подойдя.
-Там комар! – прокричала Ольга, показывая пальцем на открытую дверцу машины.
-Комар?! – Даниил не верил своим ушам. – Ты чего, комара испугалась?
-Он огромный! – Ольга развела руками так, что можно было подумать, что в ее машину залетел не комар а кто-то, никак не меньше слона. – Убей его!
Даниил пожал плечами и пошел к машине. Через минуту он вылез из нее, аккуратно держа за крылышки большого комара, самого дрожащего от страха. – Ты его, что ли, испугалась? – спросил он поднося несчастное насекомое ближе к Ольге. Та, едва завидев это, завизжала, как свинья при опоросе, и снова отпрыгнула назад.
-Убей его! Убей сейчас же! Он укусит!
Надя, смотря на этот бесплатный цирк, едва могла сдержать смех.
-Во дура-то! – воскликнул Даниил. – Это же травоядные комары, они не кусаются.
-Ну и что?! Убей же его скорее!
-Зачем? – пожал плечами Даниил и отпустил замершего комара на волю. Тот, словно не веря в свою удачу, сначала камнем полетел вниз, но потом расправил крылышки и быстро смылся из своего ада.
-И чего ты его отпустил? – недовольно спросила Ольга все еще повышенным тоном, в котором были заметны нотки испуга. – Надо было убить.
-Я же тебе говорю, что он не кусается.
-Один хрен, он страшный. Я чуть не обосралась!
Даниил вдруг ясно представил себе эту картину и прыснул со смеху. Его примеру последовала Надя, и так еле державшаяся. Они стояли на дороге и хохотали так, что Даниил сложился пополам, а Надя прижимала руки к лицу, отчего со стороны казалось, что она не смеется, а рыдает. Хохот их постепенно превратился в истерический, когда смеешься уже не потому, что смешно, а потому, что внутри тебя засело что-то, что может выйти только через такой вот смех или не менее сильные слезы.
Ольга недоуменно и недовольно пялилась то на одного, то на другую.
-Вы это чего, с дубу рухнули?
Но никто не удостоил ее ответом, и тогда она решила обидеться.
-Эй! – обратилась она к Даниилу. – Я что-то не поняла: ты чего меня дурой обозвал? – Даниил лишь разразился новым приступом. - Я тебе не какая-нибудь хабалка там, которую можно просто так…
Она замолчала, услышав какой-то странный звук: словно большой дикий зверь пробирался по бурелому. Но зверей не было, бурелома – тоже, только одинокий высокий тополь возвышался рядом. Ольга покрутила головой, пытаясь понять, что это за звук и откуда он идет. Ни Надя, ни Даниил из-за смеха его не слышали.
-Тише! – сказала Ольга, а потом гаркнула во все горло: - А ну заткнитесь!
Ее окрик подействовал на обоих, как пощечина, в результате чего смех оборвался сразу же и внезапно. Теперь уже странный скрипучий звук отчетливо слышали все трое.
-Что это? – спросила Надя, настороженно прислушиваясь.
-Не знаю… - еле слышно ответил Даниил, оборачиваясь на звук, который становился все громче. Надя заметила, что его глаза вдруг расширились, рот приоткрылся, а волосы чуть не встали дыбом: - О, Господи!
Надя тоже посмотрела туда, куда уставился муж, а вслед за ней обернулась и Ольга. Все трое смотрели на дерево.
Раздался жуткий треск.
Павел медленно прогуливался по дороге напротив своего дома. Он заметно нервничал: день перевалил на свою вторую половину, но никто еще не вернулся. И с каждым часом росло Пашино напряжение.
Он зашел утром к ребятам, чтобы, как они вчера с Надей договорились, продолжить обозревать окрестности, хотя, если честно, смотреть уже особенно было не на что. Павел просто хотел познакомить вновь прибывших со старожилами. В конце концов, они все здесь живут одним колхозом, так что знать друг друга не мешает. Но сколько ни стучался Павел в дверь, ему никто не открыл. Тогда он просто вошел внутрь, благо было не заперто.
В доме все было чисто и не было ни одной вещи ни Даниила с Надей, ни Ольги. И только тут Павел сообразил, что рядом с домом не было машин. Он как-то сразу этого не заметил, но теперь, вспомнив об их отсутствии, нахмурился.
Вчера вечером он видел, как к дому подъехали «Volvo» и «восьмерка». Павел еще усмехнулся, что Ольга пошла в Надин домик, хотя пустующих домов было предостаточно. Однако он решил предложить один из них этой заносчивой девахе только утром: чего спешить-то, пусть отдохнут. А, может, она с ними жить захочет? Ну, да это их дело, Паша лишь предложит, а там – как хотят.
Сейчас же не было ни машин, ни людей, что могло означать только одно: они уехали. Вернее, попытались уехать. И этот факт сильно обеспокоил доктора: он сам вчера подробно растолковал Надежде у кого из них сколько осталось возможностей безнаказанно удостовериться в том, что покинуть Город нельзя. И выходило, что как раз у Ольги таких попыток уже не осталось, и то, что она уехала вместе с ними (а в том, что это было так, Павел и не сомневался: Ольга напомнила ему рыбу-прилипалу, только вот неясно, кто к кому прилип: Ольга к Даниилу, или наоборот?) вселяло беспокойство.
Полдня Павел не находил себе места, а после обеда, устав уже сидеть дома и тупо смотреть в книжку, не воспринимая ни строчки, вышел на улицу и постепенно оказался на шоссе. Тут он чуть-чуть успокоился, понимая, что, возвращаясь, ребята проедут именно здесь.
Позади послышались шаркающие шаги. Павел настолько хорошо знал походку сына, что ему не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть, что это он. Но Павел обернулся.
Женя медленно приближался к отцу, сильно припадая на правую ногу и опираясь на костыль. Мальчик улыбался и Павел тоже улыбнулся в ответ, но сердце его болезненно сжалось. Господи, ведь это именно он виноват в том, что у сына такая походка! Будь он хоть немного умней и менее упрямей, то Женя, его Женя сейчас бы радостно и легко бежал бы со всех ног к отцу, а Павел расставил бы свои руки, чтобы принять сына, поднять и обнять крепко-крепко. Но Женя лишь медленно ступает, ему уже никогда не придется бегать, и все из-за него, отца, который сам, только что не своими руками искалечил пацану ногу. Конечно, там, в миру, вполне можно было бы прооперировать ногу мальчика, и шансы на успех операции были бы очень неплохими, но это там, а здесь об этом нечего было и думать. Павел был неплохим хирургом, даже хорошим хирургом, но даже если бы ему удалось раздобыть операционное и реанимационное оборудование и инструменты, даже если бы он нашел все нужные препараты, то все равно не было главного: анестезиолога, ассистентов, младшего медперсонала, а в одиночку затевать подобное мероприятие было бы чистейшим самоубийством. Вернее – убийством.
Мальчик доковылял до отца. Павел, преодолев охватившее его чувство вины, положил руку ему на плечо.
-Как дела, малыш?
Он часто называл сына так, но, правда, только когда они были наедине.
-Нормально, - ответил мальчик. – Ты Куджо не видел?
-Нет. Гуляет где-то. Не переживай, он придет.
-Я не переживаю, - пожал плечами мальчик. – А вот ты – да.
Павел вздохнул.
-Ты прав. Я волнуюсь.
-Из-за Нади?
Паша вздрогнул.
-И из-за нее тоже. Скажи, - он присел перед сыном, - она тебе понравилась?
Мальчик кивнул.
-Но это – не главное, - сказал он совсем по-взрослому. – Главное, что она нравится тебе.
Павел посмотрел в его серьезные коричневые глаза, а потом порывисто прижал к себе, обхватив худенькую спину и плечи. «Мальчик мой! – захотелось ему сказать. - Ничего-то от тебя не скроешь, ты не глазами видишь, а сердцем. Прости меня, несчастного твоего отца, отобравшего у тебя мать, здоровье, и вообще жизнь!» Но ничего такого он не сказал, лишь стоял, прижимая к себе сына, и стараясь, чтобы предательские слезы, навернувшиеся на глаза, не перехватили у него инициативу и не хлынули неудержимо, как когда-то в детстве …
Вчера, когда Павел с Надеждой вернулись из магазина, доктор предложил зайти к нему, дабы скоротать время за чашкой кофе до возвращения Даниила и Ольги. Надя, чуть подумав, согласилась. Делать все равно было нечего, а этот мужчина нравился ей все больше и больше.
Дома был Женя. Он давно уже разобрался с задачками, заданными отцом, и теперь просто смотрел какой-то фильм по телевизору. Павел предложил парню посидеть с ними, но Женя вежливо отказался.
-Он у меня очень независимый, - объяснил его отказ Павел. – Со стороны, наверное, кажется, что он какой-то нелюдимый, но это не так. Просто он живет здесь с шести лет и мало с кем общается, потому и должен некоторое время привыкнуть к человеку, прежде чем сойтись с ним поближе.
Надя кивнула понимающе.
-Паш, а тебе тут не одиноко? Без жены, друзей…
Павел пожал плечами:
-Друзья – дело наживное, а вот жена… Сначала сильно тосковал, а потом вроде как привык, хотя снится мне часто. Но, что интересно, снится не именно Люба, а вообще женщина. Вот задачка для психоаналитика, а?
Он подмигнул Наде, разливая кофе.
-В принципе, тут ничего загадочного нет, - продолжил он, присаживаясь рядом. – Я, в конце концов, взрослый мужик, и вот седьмой год без женщины. Но я привык, - поспешно добавил он, боясь быть неверно истолкованным. – Меня больше Женька беспокоит.
-В каком смысле?
-Пацан-то растет. Еще пара-тройка лет и у него проснутся желания. А здесь ему даже подружку не найти: все женщины значительно старше его, так уж вышло. Есть, правда, девочка одна, но той всего-то три года сейчас. Одна надежда, - он улыбнулся, - что приедет кто-нибудь за это время, подходящий ему по возрасту.
Надя молчала. Действительно, это была проблема, и проблема немалая, и вполне нормально, что Павел, как отец, беспокоится по этому поводу. Но еще больше Надю поразило другое: как все же жил эти годы сам Павел? Ему-то еще тяжелее, чем сыну: тот пока что мал, а Пашка-то здоровый половозрелый мужчина. И чувство жалости вдруг проснулось в ней, причем жалости не только к Павлу, а вообще ко всем, волею судеб оказавшихся здесь, и к самой себе тоже.
Они болтали ни о чем, делясь воспоминаниями из прошлой жизни. Оказалось, что в Москве они жили почти по соседству, в двух станциях метро друг от друга, а по масштабам мегаполиса это – как на разных этажах одного дома где-нибудь в провинциальном Липецке. Может быть, они даже встречались когда-нибудь, ехали в одном вагоне метро, переходили навстречу друг другу дорогу, хотя это – вряд ли: в Москве можно всю жизнь прожить с человеком на одной улице и никогда его не встретить. Но даже если бы это и было, то все равно бы они друг друга не заметили: когда Павел попал сюда, он уже был женатым мужчиной, врачом, работавшим в клинике Склифосовского, а Надя – пигалицей, только-только перешедшей в седьмой класс.
-Паша, а у тебя можно что-нибудь почитать попросить? – спросила Надя, когда решила, что не стоит злоупотреблять гостеприимством и собралась домой.
-Да сколько угодно, Надюша! – отмахнулся хозяин. – Вся библиотека в твоем распоряжении. Идем.
-Представляешь, - говорил Павел, когда они поднимались на второй этаж. – Я раньше, в прошлой жизни совсем читать не любил. Да и времени, честно говоря, на это не оставалось. А охоту к чтению у меня отбили еще в школе. Была у нас учительница литературы (хотя до сих пор понять не могу, как литературе можно учить), с четвертого по восьмой класс, Татьяной Рафаиловной звали. Вот ведь мало кого из учителей помню, а ее – запомнил. Так все ее преподавание сводилось к тому, что на уроках мы брали книжки программные, открывали их и читали вслух. Вернее, читал кто-то один, а все остальные должны были пялиться в книгу и глазами по тем же строчкам водить, а Тереза (это ее прозвище было, от инициалов Т.Р.) могла в любой момент остановить читавшего и велеть продолжить кому-то другому, и если ты не следил, то двойка была обеспечена. Вот с тех пор я читать и не любил, только здесь к этому пристрастился, прямо как наркоман какой-то! – и он засмеялся.
Уже проводив Надю до ее дома (Даниила с Ольгой все еще не было), Павел у самых дверей слегка сжал Надину руку в своей.
-Надюша, спасибо тебе.
-За что? – удивилась Надя, одновременно смутившись от рукопожатия, при котором она испытала довольно-таки странное чувство: смесь волнения с радостью. Но не радостное волнение, а именно два этих чувства одновременно и в равных пропорциях.
-Просто за то, что ты есть, - Павел и сам казался смущенным. – Я знаю здесь всех, но ты – лучшая из тех, кто сюда попадал. Поверь мне.
Надя хотела было снова спросить, не воспринимать ли ей этот комплимент как некое подобие признания в его чувствах, но потом передумала: комплимент может оказаться просто комплиментом, а она попадет в дурацкое положение. Потому лишь поблагодарила душевно, хотя и чувствовала, что здесь все не так просто…
В эту ночь безликая женщина в Пашином сне, бывшая когда-то его женой, приобрела новое лицо, Надино.
Трещало дерево. Трещало так, словно его распирало изнутри и оно вот-вот должно было родить. Даниил, Надя и Ольга во все глаза смотрели на тополь, не в силах сдвинуться с места.
-Мать твоя, что за на фиг? – пробормотала Ольга, наблюдая, как тополь пучит. – Оно что, пернуть собралось?
-Не знаю, - ответил Даниил. – Только мне это не нравится…
Больше он ничего не успел сказать, потому как дерево, наконец, разродилось. Оно подпрыгнуло со страшным хлопком, как подпрыгивает баллистическая ракета на стартовой площадке, прежде чем у нее включатся основные двигатели и она устремиться к своей цели. Но у дерева двигателей, похоже, не было, потому никуда оно не полетело, а просто стало заваливаться на бок. Прямо туда, где возле машины стояли три человека.
-Ой, бля! – прокричал Даниил, словно выходя из оцепенения. Он резко протянул вперед обе руки, схватил девушек и так же резко дернул их в сторону. Они все вместе потеряли равновесие и упали прямо на асфальт, а через мгновенье совсем рядом с ними повалился большой тополь, придавив всей своей массой «восьмерку» и подняв вокруг себя кучу пыли.
-Ни хера ж себе струя! – выдохнула Ольга, когда пыль немного улеглась и они сумели встать, потирая ушибленные тела. – Что это было?
-Ты цела? – Даниил с тревогой смотрел на бледную Надю.
-Все хорошо, не волнуйся. Ты как?
-Я тоже в порядке.
Сбоку раздался Ольгин голос:
-А обо мне так никто не побеспокоился! Может, вы этому и не рады, но я тоже выжила.
-Рады мы, рады, - отмахнулся от нее Даниил и пошел к упавшему тополю. – Вот это да! – с каким-то даже восхищением сказал он, обойдя дерево. – Еще бы чуть-чуть и все, хана.
-Да уж, - кивнула Ольга. – Я снова чуть не обделалась. Сейчас еще что-нибудь рухнет, и я тогда точно…
-Ольга! – перебил ее голос Даниила с другой стороны поваленного дерева. – А твоей тачке – писец.
-Какой писец? – не поняла Ольга, обходя тополь. – Твою-Богу-душу-мать! – разразилась она целым потоком ругательств. – Что я теперь Андрею скажу?
К ним подошла Надя и взяла мужа за руку.
-Я не знаю, что ты скажешь, - проговорил Даниил, смотря на железную лепешку под мощным стволом, - но это, - он протянул вперед руку, - я не потащу.
Ольга тупо смотрела на останки своей машины.
-А, хрен с ней! – неожиданно махнула она рукой. – Бог дал, Бог взял. Все равно машина дерьмовая была . Надеюсь, в вашем тарантасе найдется для меня местечко?
-Найдется, - ответил Даниил и снова посмотрел на Надю. – С тобой точно все в порядке? Ты очень бледная.
-Просто я испугалась сильно, - тихо ответила Надя. – Все это так…
И она замолчала, как громом пораженная. В ее голове все вдруг осветилось, как при фотовспышке в темноте, и она поняла, что ее мучило уже второй день, какая мысль не давала ей покоя.
-Надя? – голос Даниила казался не на шутку встревоженным. – Ты чего?
-Нет, ничего, - сказала Надя. Она решила пока не говорить ни мужу, ни Ольге, ходившей сейчас вокруг того, что когда-то было ее машиной и тихо ворчащей себе под нос, что она только что поняла. Не поняла даже, а вспомнила, ибо поняла все она еще вчера утром, когда они собирались уезжать, а Надя засыпала в постели. Можно было, конечно, и сказать, и в первый момент Надя хотела сделать именно это, но потом передумала: пока они едут вперед, остается еще хоть малюсенький, но шанс, что они едут от Города, а не наоборот. А раз так, то пока она будет молчать.
И примерно через полчаса, когда все привели себя в порядок и немного успокоились, «Volvo», теперь уже одна, снова мчалась по дороге.
Возле Павла с сыном затормозил «Москвич», из которого с некоторым трудом вылез солидных габаритов мужик. Он был в костюмных брюках и рубашке с галстуком, несмотря на то, что на улице было очень тепло, даже жарко.
-Здорово, Паша, - сказал мужик, оттирая со лба пот. Потом обратился к мальчику: - Привет, Женька! Как жизнь молодая?
Голос его был мягким, но в нем чувствовались стальные нотки.
-Здравствуйте, - скромно ответил мальчик. – Хорошо.
-Ну и замечательно! – удовлетворился подъехавший, пожимая при этом руку Павлу. – А вы чего тут? Гуляете?
-Вроде того, - уклончиво ответил Павел.
-Пап, я домой.
-Иди, сынок. Чайник поставь, мы скоро с дядей Петей придем чайку попить.
-Ладно! - крикнул Женя, уже хромая к дому.
-Растет пацан! – проговорил дядя Петя, глядя вместе с Павлом вслед уходящему Жене. – Совсем скоро взрослым станет.
Паша ничего не ответил, предпочтя увести разговор от обсуждения сына.
-А ты, Васильич, на обходе?
-А как же! Порядок ведь должен быть, или ты не согласен?
-Согласен, конечно, - поспешил заверить его Павел, хотя на самом деле ему было наплевать: один черт тут всегда порядок.
-Ну вот, видишь? Порядок есть порядок и он должен поддерживаться. Как тут новенькие? Слышал, они рядом с тобой поселились, решил их навестить. Как они тебе?
Паша пожал плечами:
-Нормально. Парочка молодая еще совсем. Жена – скромная красавица, муж – немного ершистый, как все юноши. А подруга их постарше и та еще фруктина: пуп земли незакрытый.
Васильич засмеялся.
-Ха-ха! Ничего, тут быстро закроется. Так они у себя?
Павел смотрел на молодящегося отставного милиционера с грузом шестидесяти лет за спиной. Вообще, если честно, не стоило рассказывать Смовржецкому об отъезде этой троицы, по крайней мере до их возвращения: «порядок есть порядок» (любимое Васильичевское выражение), а отъезд их – явный непорядок. Но, с другой стороны, все равно ведь узнает (мент, он и в отставке мент). Конечно, ни черта он им не сделает, равно как и Павлу, но пошумит, а Паше не хотелось, чтобы с первых же дней появления здесь новых людей вокруг них волна поднималась.
-Нет их, - сухо ответил он. – Укатили с утра в обратном направлении.
-Во как? – Васильич нахмурился. – Плохо это, неправильно. А ты чего же не объяснил?
-Все я объяснил, - устало сказал Павел, думая про себя, когда же наконец мент этот укатит в свое «отделение», как он называл переделанный под некое подобие «мусарни» сарай. Не до него сейчас. – Только не послушали они. Ничего, пусть прокатятся, у них есть запас.
Вот здесь Павел уже врал – запаса уже не было, по крайней мере у одной из них – но ему совсем не светило пускаться сейчас в длинные объяснения.
-Все равно это - неправильно, - настаивал Васильич. – Порядок есть порядок. А когда не будет запаса? Ладно, придется провести разъяснительную работу. Парня я вразумлю, а с бабьем уж ты мне помоги, у тебя с ними лучше как-то получается. Дгв?
Паша усмехнулся: «дгв», что сокращенно значило «договорились», было еще одним любимым словечком Смовржецкого.
-Ладно, уговорил, - кивнул он, улыбаясь. – Только ты там поаккуратнее, парнишка-то хороший.
-Что ж я его, бить, что ли, буду? – возмутился Васильич. – Просто поговорим без протокола, расскажу, что тут можно, а чего – нельзя. Так что направь его ко мне, когда приедут. Не срочно, но и не затягивай.
-Как скажешь, - пожал плечами Павел, понимая, что спорить со старым милиционером бессмысленно: тот приедет сейчас в сой кабинет, достанет толстый журнал и пометит себе что-нибудь, типа «воспитательная беседа». А потом, когда побеседует, напротив поставит галочку. Порядок есть порядок.
-Ну, поехал я тогда, - сказал Васильич, открывая дверь машины. – Надо еще к Вовке на заправку заглянуть, что-то коробка у меня застучала, пусть посмотрит.
-Давай, - безучастно ответил Паша: для него Смовржецкий уехал еще пять минут назад, почти сразу же, как только подъехал. Не тем была занята голова Пашина, совсем не тем. Он понимал, что просто так сегодняшний день не закончится, особенно для Нади с Даниилом и Ольги. Город не прощает неповиновения ему и обязательно что-то должно случиться. Только вот что?
«Господи, - думал Павел. – Только бы до полуночи успели. Только бы успели!»
«Ну вот, теперь можно и сказать», - подумала Надя, когда прямо из-за поворота на вечернем горизонте показался Город. Они были на пригорке, поэтому Город сверху был весь как на ладони. «Теперь все ясно».
Он этой мысли она почувствовала огромное облегчение. Исчезла последняя надежда и, вроде бы душа должна метаться, горевать и стенать, посыпая голову пеплом и разрывая на себе волосы, но Надина душа, наоборот, успокоилась и мирно задремала, устав от всех перенесенных волнений и странностей. Душа уснула, но за то проснулось тело.
-Опаньки! – воскликнула сидевшая сзади Ольга. – Вот и приехали!
Даниил остановил машину и, нахмурившись, уставился на нагло разлегшийся внизу Город.
-Чтоб тебя… - проворчал он, погрузившись в самое дурное и мрачное состояние духа.
Ольга, тоже глядя вперед, машинально поискала что-то вокруг себя и на себе.
-Дьявол! – сказала она и спросила попутчиков: - Э, у кого-нибудь сигареты есть?
Не дождавшись никакой реакции, она ответила сама себе:
-Значит, нету. И что мне делать? Мои в безвременно почившей машине остались.
Надя почувствовала подступившую к горлу тошноту, причем такую сильную, что она поняла: еще минута и ее вырвет.
-Ты куда? – удивился Даниил, глядя, как Надя быстро распахнула дверцу и выскочила наружу. Но в следующий момент он заволновался и вышел сам: Надя, отойдя на шаг, согнулась и ее стало рвать. – Надя, что с тобой?!
-Сиди! – скомандовала Ольга, выходя. – Мы сами там разберемся, по бабьи.
И она подошла к Надежде, которую все рвало и рвало.
-Ничего, дорогая, давай, - приговаривала она, осторожно поглаживая Надю по спине, и та между приступами удивилась, насколько мягким и ласковым может быть голос этой хамоватой и напористой девушки. – Это даже полезно: всякая срань изнутри выйдет и почувствуешь, как только что родилась. Или родила, - добавила она, подумав.
Наде вроде стало легче. Тошнота прошла, она просто высочила наружу, освободив место для чувства облегчения.
-Ты вообще, подруга, посоветуйся с Пашей вашим, - проложила Ольга, доставая из кармана платья платок и отдавая его Наде. – Он хоть и говнюк, но врач все же. Пусть он тебе там температуру померит, давление, чего там еще, а то выглядишь ты, прямо скажем, не очень… Чего стоишь, как статуй? – это уже к Даниилу. – Принеси воды.
Он принес и Надя, уже успокоившись, пила холодную минералку, думая, почему это Павел – говнюк, но выяснять этого не стала: после приступа чувствовалась слабость и говорить совсем не хотелось.
-Ну че, едем? – спросила Ольга. – Ты как?
-Нормально, - тихо ответила Надя и повернулась к Даниилу. Тот хмуро и озабоченно смотрел на нее. – Поехали, Даня.
Тот кивнул, сел в машину и завел двигатель.
Глава 14
Они сидели на скамейке в тени террасы. Около дома Женя играл с Куджо: мальчик бросал палку, а пес, радостно виляя хвостом и подпрыгивая, приносил ее назад.
-Ну, чего звал-то? – спросил Даниил. – Бить будешь?
-Пива хочешь? – ответил вопросом на вопрос Паша и достал из пакета пару бутылок. – Холодное.
Даниил секунду подумал, а потом махнул рукой:
-Давай.
Они пили пиво, смотрели на играющих мальчика и собаку и молчали…
Вечером, едва въехав в Город, они сразу увидели Павла. Тот чуть не бросился под машину с озабоченно-облегченным лицом.
-Все целы? – почти прокричал он, а когда сам это увидел, то выдохнул: - Ну, слава Богу! Я уж думал, что не успеете до двенадцати. Подождите, - вдруг опешил он. – А где вторая машина?
-Дядя, у тебя курить есть? – спросила Ольга, его не слушая.
Тот отрицательно покачал головой:
-Я же говорил, здесь никто не курит.
-Что, вааще?
-Да. Все, кто раньше курил, бросили. Город нам сигарет не поставляет. – Ольга при этих словах вздохнула обречено. – Так что с машиной-то?
-Каюк моей тачке, - ответила Ольга. – Древом ее завалило. Если бы мы не отскочили, то оно и нам бы нехило дало по жопе.
Даниил мрачно усмехнулся на ее слова («мы отскочили»), а у Паши внутри появился противный холодок. Он посмотрел на хмурого и отводящего глаза Даню, потом на бледную, измученную Надю (опытным глазом он сразу определил, что с ней не все в порядке: на бледном лице ввалившиеся глаза с синяками под ними, лоб в мелких капельках пота и явная слабость в теле), а потом сам нахмурился.
-Ладно, давайте сейчас спать отправляйтесь, а завтра мне хотелось бы с тобой поговорить, - он указал на Даниила. – Зайду утром, побеседуем.
Он уже отошел от машины, как его окликнула Ольга:
-Эй, доктор! - Он оглянулся. – У нас тут с девочкой плохо. Не посмотришь?
Паша отрицательно покачал головой: он и так уже довольно ясно представлял, что происходит с Надей.
-Завтра посмотрю, - объяснил он. – Мне кое-что нужно будет. А пока напоите ее чаем с лимоном, дайте капель успокоительных и уложите спать поскорее. До завтра.
И он пошел к своему дому, чувствуя, как внутри закипает негодование. Ребята сами не представляли, насколько они рисковали, и теперь, когда все закончилось более-менее благополучно (если не считать потерянной машины), Паша, переволновавшийся за день (потому как он-то все отлично представлял!), почувствовал усталость и нарастающую злость на глупость юношескую и неверие, граничащее порой с самоубийством. Конечно, вернулись они вовремя, значит, ничего фатального пока случиться не могло, но могло случиться хуже, много хуже, как это произошло когда-то с ним…
В эту ночь Даниил почти не спал, лишь под утро впал в тревожное, беспокойное забытье. Рядом спала Надя, убаюканная успокаивающим, а он нервно ворочался в кровати, призывая спасительный и восстанавливающий силы сон, но тот, словно предав и издеваясь, не шел.
Значит, Даниил просчитался, и выйти через вход тоже невозможно. Куда бы ты не поехал, всегда возвращаешься назад. Мышеловка захлопнулась, запустив их внутрь себя и теперь они могут ездить только по кругу. Порочному кругу, как доказательстве, когда сделанный вывод приводит тебя к отправной точке рассуждения и снова пускаешься в тот же путь.
Что остается? Если подумать, то можно, предположить, что пространство это, в котором они вертелись, не всегда остается закругленным. Иногда оно все же открывается, чтобы запустить новые жертвы и вот в тот момент можно и попробовать проскочить тихо, как мышкам, в образовавшуюся дыру. Но, во-первых, совсем не значит, что, открывшись снаружи, оно откроется и изнутри, а, во-вторых, как узнать, когда именно оно откроется? Можно, конечно, попытаться понять принципы, по которым оно сворачивается, высчитать, а уж потом придумать, как нарушить какой-нибудь из них, но это была уже такая метафизика, что у Дани закружилась голова, словно с похмелья, и он переключил свои мысли на другое.
Интересно, что же случилось с этим чертовым деревом, которое едва не придавило их сегодня? Просто так оно упасть не могло: дерево было не сухое и старое, а вполне еще полное сил и твердо стоящее на своих корнях. Никакого урагана достаточной силы, чтобы вырвать многотонную махину, не было, даже самого завалящего торнадо или смерча не наблюдалось. Да и дерево-то не упало. Нет, оно именно подпрыгнуло, оторвавшись от корней, а потом повалилось на бок, словно его кто-то сначала сильно дернул, а потом бросил на них.
И как это все можно объяснить? Даниил всегда был реалистом и скептиком, считая, что у всех явлений, происходящих вокруг есть вполне логичное и достаточно несложное объяснение, но в данном случае такого объяснения он не находил. Пока не находил, решил он про себя.
И поверх всех его рваных и муторных мыслей накладывалась та, что беспокоила больше всего: что с Надей? Уже несколько дней та была явно нездорова, может быть, еще до их поездки, а когда они застряли здесь, то ей стало еще хуже. Только бы ничего серьезного, а то что можно будет сделать тут, в заднице у черта или кого там еще? Одна надежда на Павла, он должен помочь, ведь он врач.
Паша, Паша… И чего это он так сегодня разговаривал, словно Даня не мужик совсем, а малолетний нашкодивший щенок? «Приду завтра, поговорим». И тоном каким-то недовольным. В конце концов, ничего страшного-то не произошло, если не считать этой поганой торпеды с листьями? Но Даниил ведь не мог знать, что… В том-то и дело, и Даня вынужден был это признать, что он знал. Павел предупреждал и его, и Надю. Только Даня его не слушал, решив, что мужик просто с головой уже не в ладах. Конечно, все его рассказы о Городе – сказки, но о грозящей опасности он все равно предупреждал. Хотя… Какая же это опасность: повалившееся дерево?
Даниил услышал, как по коридору на кухню прошла Ольга. «Тоже не спиться, - подумал Даня. – Не одному мне, значит, хреново». Он уже подумал было выйти к ней, но потом решил, что не стоит, хотя бы по двум причинам. Ему просто не хотелось сейчас ни с кем говорить, но была и еще одна причина: вот уже столько дней Даниил не спал с Надей, накапливая в себе возбуждение. И он почувствовал бы себя последней скотиной, если бы стал приставать к жене, больной жене, которой явно сейчас не до этого, но желание-то внутри росло и росло, а тут рядом ходила очень недурная собой телка, которая, к тому же, сама не прочь с ним развлечься. И Даниил откровенно боялся, что в следующий раз, когда Ольга положит руку ему на бедро или сделает еще что-нибудь в таком же духе, то он уже не сможет сдержать себя и полностью отдастся животной страсти, которая, накопив силы, вполне может выскочить из своей норы и полностью им завладеть. А ему этого не хотелось бы…
Паша пришел рано, когда Даниила только-только сморил, наконец, сон, или ему показалось, что он только что заснул.
-Ты чего такую рань? – спросонья спросил Даниил, открыв дверь.
-Так надо, - ответил сосед, входя. – Извини, если разбудил, только нужно заняться твоей женой.
-В каком смысле? – не понял Даниил, но тут до него дошло. – Конечно, проходи.
Он сам осторожно разбудил Надю.
-Я тут вчера кое-что в магазине заказал, - объяснил ей Павел. – Надо пару анализов сделать. Не Бог весть что смогу, но все же позволит немного облегчить поиск причины твоего состояния.
Надя выслушала, заметив, что голос у него довольно беспристрастный, но где-то, когда Паша опускался к низким нотам, тот подрагивал.
Сделав, что нужно, Павел ушел к себе, сказав Дане:
-Выспишься - заходи. Потолкуем.
-Ладно, - буркнул в ответ парень и снова отправился спать…
Паша, ожидая Даниила, сидел за столом в кухне среди разложенных реактивов и думал: сказать или не сказать? Сомнений у него уже не осталось, он точно знал, что именно происходит с Надей, только не как не мог решить, когда поставить в известность ее (да и Даниила тоже). С одной стороны, чего скрывать-то, ведь не рак же, а с другой… Они сейчас оба в таком состоянии, что любые неожиданности могут быть чреваты непредсказуемыми последствиями. И Павел решил пока промолчать, выждать какое-то время; совсем немного, но все же не спешить…
Женя широко размахнулся, стараясь забросить палку подальше. Куджо, нетерпеливо лая, прыгал вокруг мальчика, но его самого не касался: умная псина словно понимала, что тот не выдержит ее напора и запросто упадет, не удержавшись на одной ноге и костыле. Женя засмеялся и бросил палку. Куджо кинулся за ней, прямо в высокую траву.
Даниил терпеливо ждал, когда заговорит Павел. Он чувствовал некоторую свою вину перед ним (ведь мужик честно их предупредить старался, помогал во всем, а Даниил не очень вежливо с ним обходился) и потому молчал, прихлебывая холодное пиво.
Пес отыскал палку и теперь нес ее в пасти мальчику.
-Однажды к нам в больницу привезли парня, - сказал, наконец, Паша. – Его ударило машиной, отчего тот пролетел несколько метров и приземлился прямо на острые колья забора. Вид у него был страшный: одна нога переломана в нескольких местах, и болталась, словно чулок, набитый мясом, из правой руки сантиметров на двадцать плечевая кость торчала, живот был разворочен и оттуда вываливались внутренности. Но главное: у него был сломан позвоночник.
Пока его к нам везли, он несколько раз уходил, - и, заметив недоуменный Даниилов взгляд, Павел пояснил: - Так говориться, когда у пациента останавливается сердце и прекращается дыхание. Так вот, он уходил, а его реанимировали. Когда он к нам попал, я как раз им и занялся. Я его потерял на добрых двадцать минут, и уже можно было констатировать смерть, но меня вдруг такая злость взяла, что я решил: сам сдохну, а этого парнишку у смерти отберу. Меня останавливали, а я все мучил и мучил его дефибрилятором, пока, наконец, сердце вновь не заработало. Видимо, – Павел усмехнулся - старуха, с которой я дрался, решила пока отступить и посмотреть, что из всего этого получится.
-И что? – спросил Даниил, смотря не на собеседника и не на мальчика с собакой, а куда-то вдаль, поверх облаков.
-Я его вытащил. Парня залатали и он остался жить. Я тогда был жутко горд собой (конечно, справился там, где остальные уже опустили руки!), но только много позже я понял, как был не прав.
-Почему? – удивился Даниил и посмотрел прямо ему в глаза.
-Потому, что парень остался инвалидом. Прикованным к постели и с большими проблемами с головой. У него уже произошли кое-какие необратимые изменения в мозгу, пока я его вытаскивал, и теперь он мог лишь выполнять односложные действия: есть, мочиться под себя, да бессмысленно водить глазами по потолку. И я понял, что я не спасал его, а, наоборот, оставил медленно и мучительно подыхать, хотя мог дать ему уйти достаточно легко. Смерть все равно праздновала победу, а я чувствовал себя просто упрямым облажавшимся козлом.
-Грустная история, - сказал Даниил. – Только зачем ты мне ее рассказал?
-А затем, - ответил Павел, сделав большой глоток из бутылки, - что ты ведешь себя сейчас точно так же, как и я тогда: прешь напролом, не считаясь ни с чем и ни с кем, и совершенно не думая о последствиях.
Даниил молчал, глубоко внутри себя понимая, что Павел прав.
-Пойми, здесь есть два правила, не имеющих исключения. Две аксиомы, которые мы вывели очень дорогой ценой. Если хочешь увидеть, какую плату заплатили за них жители Города, то просто выйди на западную окраину (это позади нас) и посмотри.
-И что там? – спросил Даня, почувствовав странную сухость во рту, несмотря на пиво.
-Кладбище. Большое кладбище с деревянными крестами. И, поверь, умерших от старости там совсем мало.
Паша снова помолчал.
-Первое правило таково: никто не может безнаказанно покидать пределы Города после того, как истратил свои три попытки уехать. Наказание следует незамедлительно и неотвратимо, в чем ты уже убедился: Ольга ваша вчера уехала в четвертый раз, вот машины и лишилась. Пока только машины, но дальше будет хуже. Если человек не понимает и продолжает упрямиться, то наказание становится все строже и страшней.
-А если так и не поймет? – спросил Даниил, отставляя пустую бутылку.
-А если не поймет, - Павел протянул ему новую, - то для него в конце концов все закончится смертью. Город не наказывает только первые три раза, а потом уже не оставляет никого безнаказанным. Это – аксиома. Понимаешь?
Даня кивнул, сосредоточенно смотря себе под ноги.
-А второе… - Паша сделал паузу. – Мы называем это «правилом полуночи». Всякий, кто не вернется в Город до полуночи, уже не возвращается никогда. Обычно мы находим его труп утром, прямо на дороге где-нибудь на окраине. Самое интересное, что невозможно понять, отчего человек умирает. Я делал вскрытия (так, ради любопытства), и не обнаружил ничего: совершенно здоровые люди. Такое впечатление, что кто-то просто взял и вырвал из них жизнь.
Кто-то вырвал жизнь, кто-то вырвал дерево… Кто или что же этот кто-то?
Павел продолжал говорить тихо, но очень серьезно:
-Независимо от того, наказывал тебя Город, или еще нет, но если ты не вернулся до ноля часов, то тебе хана. Пойми: совершенно не важно, веришь ли ты в этот Город или нет, думаешь так же как я, или считаешь, что все объясняется по-другому, но суть от этого не меняется. Всякий, исчерпавший три попытки, будет наказан, а не вернувшийся до полуночи – безоговорочно убит. Поверь, я знаю, что говорю.
Павел замолчал, сосредоточенно втягивая в себя пенного напитка, а Даниил пытался переварить только что услышанное. Что-то во всем это было странное, что-то не совсем укладывающееся одно в другое и не связывающееся между собой, но что именно, он пока не мог понять. Стоит над этим поразмыслить, и поразмыслить серьезно, но… потом.
-Скажи, док, - спросил Даниил, свалив в кучу всю полученную информацию в голове, – а сам ты не пытался отсюда удрать?
Паша криво усмехнулся:
-Моя история с козлиным упрямством, с которой я начал разговор, повторилась уже здесь. И снова я проиграл, только на этот раз мне было намного больней.
-Значит, пробовал? – уточнил Даня.
-Пробовал, и не раз. И получил свое наказание.
-Какое?
-Сначала тоже лишился машины. Но она не погибла, а просто умерла, перестав заводится. Мы тут перепробовали все, что только могли, но – бесполезно. Потом было еще кое-что, казавшееся мне, правда, не совсем «кое-чем», но все это оказалось совсем мелочами по сравнению с последним, что я получил от Города.
Даниил выжидающе смотрел на Павла, чувствуя, как по спине пробегают мурашки, а пиво делает вдруг слабую попытку выйти наружу через тот же ход, каким проникло внутрь. Павел поймал его взгляд и жестом указал на Женю.
-Когда мы уходили отсюда в последний раз (именно уходили, потому как машины у меня уже не было), при возвращении в Город на Женьку упала вдруг бетонная плита с навеса крайнего, необитаемого тогда, дома. Я успел его оттолкнуть, но его все же зацепило, раздробив колено. Просто расплющило, как орех под ударом молотка.
Даниила передернуло, а в Пашиных глазах стояли слезы.
-Я мог лишь наложить гипс, но нога срослась неправильно, вот и остался мой мальчик…
Дальше он не мог говорить: слезы душили его, воспоминания и чувство вины обвились вокруг шеи смертоносной петлей и по-садистски медленно сжимали горло.
Даниил молчал подавленно и растерянно. Услышанное было страшно.
-Вот с тех пор, четыре года назад, я и оставил всякие попытки убраться отсюда, - сказал Павел, справившись с собой и открывая третью бутылку. – Никогда не захожу за границы Города.
-А где они, эти границы?
-Километра по три в каждую сторону. Когда я уходил на расстояние не больше этого, то все было нормально.
Женя перестал играть с собакой, видимо устав. Он издалека помахал рукой и поковылял к дому. Куджо, высунув язык, поплелся за ним. Даниил смотрел на приближающегося мальчика с изуродованной ногой, которую он тяжело тащил за собой, и думал о том, что пришлось пережить Павлу и его сыну. У самого Дани были сложные взаимоотношения с отцом, но все равно он не хотел бы оказаться ни на месте Павла, ни на месте Жени.
-Наигрались? – спросил Павел подошедшего сына, улыбнувшись. Тот кивнул. – Хорошо. Иди тогда, корми Куджо, а я скоро приду и обедать будем.
Женя ушел в дом, а Павел повернулся к Даниилу:
-С нами не хочешь?
-Не, спасибо. Я пойду своих кормить. Для Нади есть ограничения какие-нибудь?
Павел пожал плечами.
-Да нет, никаких особенных. Только, как я и сказал, покой, побольше жидкости. А завтра таблетки принесу, заказал их уже. Несколько дней и все будет в порядке.
Павел встал, а вместе с ним и Даниил.
-Паш, ты все-таки скажи: у нее ничего серьезного?
Павел внимательно посмотрел на юношу и заметил, что у того в глазах стоит такая же озабоченность вместе с нежностью, которая, видимо, была у самого доктора, когда тот думал о жене или сыне. Паша улыбнулся.
-Все нормально. Просто переутомление и, может, легкий токсикоз. Пройдет.
Даниил уже уходил к себе, когда Павел снова его окликнул:
-И помни, Даня: Город никому ничего не прощает.
Глава 15
По правде говоря, Петр Васильевич Смовржецкий не был отставным милицейским полковником. Точнее, полковником-то он был, но не отставным, по крайней мере, в отставку его никто официально не отправлял. Петр Васильевич попал в Город как раз в тот момент, когда переезжал из городка Константиновска, где возглавлял местную милицию, в Ростов, куда его назначили первым заместителем начальника тамошнего УВД. Это было несомненным повышением (причем сразу за присвоением очередного звания) и новоиспеченный полковник ехал на своем «Москвиче» не первой молодости вслед за ранее отправленными на новое место женой с двумя детьми. Но до Ростова Смовржецкий так и не доехал: его забрал Город, засосал, как пылесос горку пыли из-под давно не сдвигаемого со своего места шкафа.
К столь неожиданному повороту своей судьбы Петр Васильевич отнесся на удивление спокойно и вскоре уже принял его как должное: сказалось воспитанное с детства чувство долга и воинская дисциплина. Его отец, всю жизнь прослуживший в НКВД, растил сына в большой строгости, заранее готовя его к служению на благо закона. Папа всегда говорил: «Чтобы тебе ни поручили, сынок, как бы ни сложилась твоя жизнь, всегда добросовестно выполняй то, что должен». И Петр Васильевич всегда поступал только так, не ропща и с мужеством принимая все, что преподносила ему служба, родина и судьба.
Так случилось и когда он застрял в этом Городе. Петр Васильевич, не особенно докапываясь до причин происходящего с ним, принял это: раз он здесь очутился, значит, это кому-то нужно, кто-то (неважно, кто: его начальник, министр или Господь Бог) решил, что именно он должен быть здесь и здесь же продолжать нести свою службу. Таков порядок, а порядок есть порядок, и к этому тоже приучил его отец. Именно отнесясь к факту своего пребывания здесь как к новому, пусть и не совсем обычному, назначению, Петр Васильевич, поскучав по супруге и детям, успокоился, благоразумно не став терзать себя сомнениями и сожалениями, и занялся тем, что и умел делать лучше всего: служить закону и следить за порядком.
В принципе, Петр Васильевич должен был признать: ему очень повезло, что он попал в Город в самом начале девяностых. Везде уже начинался жуткий бардак, рушилась страна, а вместе с ней и те, казалось бы, незыблемые истины и идеалы, в которые он свято верил. А тут была какая-то патриархальная тишина, не омрачаемая никакими переворотами и бунтами, и Смовржецкий мог позволить себе быть сторонним наблюдателем той вакханалии, которая началась везде вместе с падением коммунистического режима. Он внимательно следил по телевизору за тем, что происходило в стране и мире и, конечно, переживал, но переживал отстранено, словно смотря некий фантастический фильм и до конца не веря, что такое может быть в реальности…
Петр Васильевич аккуратно разложил на рабочем столе в своем кабинете бумаги, карандаши, ручки: он органически не выносил беспорядка. Посмотрел на перекидной календарь, потом – на часы, и нахмурился: уже три дня прошло с тех пор, как он велел Павлу передать этому новенькому, чтобы тот явился к нему в отделение, но никто до сих пор не пришел. Сегодня утром терпение полковника иссякло, он снова напомнил о себе и, получив Пашины заверения, что уж сегодня Даниил обязательно придет, уселся ждать. Но время близилось к обеду, а парня все не было.
Петр Васильевич постучал пальцами по столу. Ладно, решил он, если до вечера не придет, то завтра придется самому к нему съездить, но разговор будет уже другим. Мент до мозга костей, он не терпел, когда люди имели наглость не являться по его вызову. В прежние времена за одно это можно было загреметь не на один год. Вот тогда был порядок.
В дверь постучали. Петр Васильевич напустил на себя серьезный вид и хорошо поставленным голосом сказал:
-Войдите!
О том, что его ждет какой-то местный начальник, Даниил узнал от Павла на следующий день после трагедии с Ольгиной машиной.
-Ты сходи к нему, поговори, - попросил Павел. – Тебе же это ничего не будет стоить.
Даниил удивился:
-Вот тебе раз! Я-то думал, что здесь все равны, а, оказывается, есть ровнее.
-Да брось ты! – засмеялся Паша. – Какое там «ровнее»? У нас нет другой власти, кроме Города. А Васильич… Он просто пожилой человек, который убежден, что и здесь должен делать то, что делал в миру. Мы не возражаем: вреда никакого, а мужику приятно, да и цель в его жизни имеется, что тоже, согласись, важно. Понимаешь, мы тут все в одной кастрюле варимся и стараемся не обижать друг друга, а иначе жизнь станет совсем невыносимой. Ты сходи, подыграй ему немножко. Он, конечно, может суровым быть, начать тебе объяснять, как надо и как не надо себя вести, но ты не перечь ему, соглашайся со всем и тогда у вас будут прекрасные отношения.
Даниил согласился сходить к местному менту (черт с ним, раз уж застряли здесь неизвестно насколько, то надо как-то приспосабливаться и не начинать с порчи отношений со старожилами), но в ближайшие дни было не до того. Парня больше заботило здоровье жены, которое потихоньку, но все же стало улучшаться (наверное, благодаря лекарствам, которые притащил ей Павел), да устройство какого никакого быта. Но на третий день Паша, каждое утро приходящий осмотреть Надю, напомнил о встрече, и Даниил, махнув рукой, решил поскорее покончить с этой глупостью, ибо считал все же глупостью потакать стремлениям какого-то отставного милиционера, возомнившего себя крутым начальником.
В кабинет вошел молоденький юноша и, поздоровавшись, нерешительно остановился у порога. Взглянув из под бровей на вошедшего, Смовржецкий невольно вздрогнул: парень и ростом своим, и фигурой, а, главное, лицом, очень напоминал другого паренька, которого Петр Васильевич знал еще, наверное, до того, как на свет появился этот.
-Проходи, присаживайся, - сказал полковник, показав рукой на стул. – Разреши представиться: полковник милиции Смовржецкий Петр Васильевич.
Даниила подмывало переспросить, как его фамилия, но он лишь кивнул в ответ: дядька этот не понравился ему сразу же, с первого взгляда, и Даниил решил просто выслушать то, что он скажет и поскорее оставить его с миром.
-А тебя, насколько я знаю, зовут Данила? – спросил Смовржецкий, внимательно глядя на собеседника: нет, ну до чего же похож! Если бы Петр Васильевич не знал точно, что это – невозможно, то вполне мог бы решить, что сидящий сейчас перед ним сын того, другого, или это сам тот, другой, вернувшийся из далекого прошлого.
-Даниил, - осторожно поправил Даня. Он не любил, когда его называли Данилой: чем-то слишком простонародным и приземленным веяло от этой формы его имени.
-Ты к нам откуда? – полковник не обратил никакого внимания на замечание юноши.
-Из Москвы.
-Да? И как же там столица нашей Родины?
Даня вздохнул: это был один из двух идиотских вопросов, которые ему почему-то всегда задавали почти все, с кем он знакомился. Этот, да еще о возрасте, типа: «Надо же, неужели девятнадцать?»
-Стоит она, куда же денется, - сказал он вслух.
-Это хорошо, - удовлетворенно кивнул Смовржецкий. – Я был в Москве в восемьдесят пятом, на совещании в МВД.
-За двадцать лет там многое изменилось, - не удержался от замечания Даниил.
-Это верно, - согласился полковник. – За двадцать лет многое изменилось.
Они помолчали. Петр Васильевич задумался о чем-то своем, а Даня терпеливо ждал, когда тот снова заговорит.
-Ты один приехал или с женой?
Даня сдержал нарастающее раздражение: чего спрашивать, если и так все сам знаешь? Если бы не знал, то спросил бы просто, с кем он приехал. Но он спросил именно про жену, значит, знает. Интересно, это сознательный прокол или уже потеря с возрастом ментовской осторожности?
-С женой.
-Сколько же тебе лет?
Вот и второй дурацкий вопрос на подходе, ждать пришлось недолго!
-Девятнадцать.
Смовржецкий снова лишь кивнул, не выказав ни малейшего удивления и не оправдав ожиданий Даниила.
-А вторая женщина с вами, она кто?
-Женщина? - Даниил даже растерялся. – Зовут Ольгой, мы ее по дороге подобрали.
Полковник нахмурился: неправильно это. Из слов юноши выходило, что это он с женой притащили сюда еще одного человека, которого, вполне вероятно, тут совсем не должно было быть. Непорядок!
Отметив про себя, что надо разобраться с этим, Смовржецкий продолжил разговор:
-И как тут у нас? Нравится?
Нравится ли ему здесь? Господи, да Даниил ненавидел это место, не показывая, правда, этого внешне! Как может нравится тюрьма, даже если в ней и созданы все условия для комфортного мотания срока? В тюрьме хоть знают за что сидят, а здесь никто не может объяснить, по какому такому приговору и за какие грехи их заперли без дверей и замков!
-Нормально, - уклончиво ответил Даниил.
-С людьми познакомились?
-Еще не со всеми.
-Зря, - Петр Васильевич откинулся на спинку кресла. – Прежде всего надо соседей узнать, когда на новое место приезжаешь.
Да на кой черт они сдались, эти соседи? Если бы не дурацкое стечение обстоятельств, то Даниил никогда бы и не услышал об этих людях! Да и зачем заводить с остальными обитателями этого города дружбу, если сам Даниил не собирался здесь долго задерживаться. Он все время лихорадочно искал выход из ситуации, правда, пока только в голове. Он чуть ли не задницей чувствовал, что во всем этом есть какой-то серьезный изъян, настолько серьезный, что если только его увидеть, то тогда уж точно можно будет отсюда сбежать. Но вся беда была в том, что пока Даниил не мог его увидеть, хотя ломал голову постоянно, до боли и бессонницы.
-Хорошо, Петр Васильевич, я непременно познакомлюсь со всеми. Жена вот только поправится, и мы обязательно это сделаем.
Смовржецкий удовлетворился обещанием. О Надиной болезни он уже знал от Павла, потому не стал ничего уточнять.
-Хорошо, молодой человек, очень хорошо. Я рад, что ты меня понимаешь. Порядок есть порядок.
Даниил не совсем его понимал, но предпочел промолчать.
-Видишь ли, Данила, - Смовржецкий, видимо, решил называть юношу именно этим именем. – Тут у нас ведь все далеко не так просто, как может показаться. Если хочешь знать, мы здесь достигли той цели, к которой всегда стремилось человечество, всю свою историю.
Очень интересно, это какой же?
-Практически, мы построили здесь общество, базирующееся на основных коммунистических принципах экономики и морали.
Даниил чуть глаза не закатил. Словно он сидел сейчас не в самом центре пространственно-временного парадокса, а где-нибудь на партийной конференции КПСС в шестидесятых: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!»
-Мы отменили деньги и живем по принципу: «От каждого – по способности, каждому – по потребности», - вещал тем временем полковник, и глаза его горели как у человека, свято верящего в непогрешимость догматов своей религии. - Если человек хочет, он работает, делает то, что умеет делать. Мы воспитаны здесь в потребности трудиться, тунеядцев у нас нет. Мы дружно живем одной большой семьей, ясно подтвердив правильность выражения: «Человек человеку друг, товарищ и брат».
Даниил внутри себя смеялся вовсю. Блин, да он хоть сам-то понимает, что говорит, этот старый вояка, не один год изучавший в школе, институте и еще черт знает где свой паршивый марксизм-ленинизм, давно уже отправленный на свалку после того, как весь прогнил изнутри и теперь только смердел, как большая навозная куча? Какой, к черту, коммунизм? Да, денег нету, но это же не показатель общественного строя. Они работают в собственное удовольствие! Скажите на милость, а что еще здесь делать, чтобы окончательно не свихнуться? Хотя, похоже, с отдельными индивидуумами это уже случилось, если судить по этому старому придурку, сидящему сейчас перед Даниилом.
И как он все интересно поворачивает: мы построили, мы отменили, мы воплотили. Да при чем здесь вы-то? Вы – жалкие крысы, попавшие по собственной глупости в мышеловку, тараканы, забежавшие в ловушку-лабиринт, из которого со своими тараканьими мозгами никак не можете найти выход, отчего вообще перестаете его искать, просто заваливаясь на спинку и покорно поднимая вверх лапки. Вы просто существа, покорившиеся своей судьбе и придумавшие себе нового бога – Город, который может вознаграждать и карать по собственному усмотрению.
-И мне очень хотелось бы, чтобы и ты, и те, кто с тобой приехал, прониклись нашим духом коллективизма и ответственности друг за друга, - заканчивал Смовржецкий, явно довольный собственной речью. – Порядок есть порядок. Я очень прошу не делать необдуманных шагов, не принимать скоропалительных решений, а в случае каких-либо затруднений ты всегда сможешь обратиться ко мне. Дгв?
-Конечно, Петр Васильевич! – горячо заверил его Даниил. – Я непременно к вам обращусь, когда это будет необходимо.
-Вот и хорошо! - закивал полковник, сменив суровость на лице на благосклонную улыбку: так, наверное, должен улыбается только что набивший брюхо удав, глядя на пробегающего мимо кролика. – Ты свободен. Передавай жене мои пожелания скорейшего выздоровления. Как-нибудь я загляну к вам.
-Будем очень рады, - улыбнулся Даниил, уже решив про себя, что больше никогда и ни при каких обстоятельствах не желает встречаться с эти человеком…
Выйдя от Смовржецкого, Даниил отметил про себя, что так и не понял, зачем именно тот хотел его видеть.
После того, как юноша покинул его кабинет, Петр Васильевич погрузился в размышления. Он надеялся, что смог убедить молодого человека вести себя поскромнее и подчиниться законам, по которым живет все их сообщество. В конце концов, хочется тому этого или нет, но ему придется жить по этим законам или не жить вообще. А там сам пусть выбирает, что для него лучше.
Смовржецкий вспомнил того, другого. Тот тоже сделал свой выбор, а потом сидел в его кабинете, затравленно смотря глазами, полными слез. И хотя Петр Васильевич, будучи тогда следователем, не вел его дело – не имел права по закону – но он настоятельно просил капитана Федорова, его коллегу и товарища по службе, занимавшегося мальчиком, чтобы тот не проявлял никакого снисхождения. Ведь «вор должен сидеть в тюрьме!» Смовржецкий впитал этот завет капитана Жеглова с молоком матери. Вор должен сидеть, а также хулиган, бандит, насильник, жулик, мздоимец, расхититель и вся другая мразь, даже та, для которой еще не придумали названия.
Тот, другой, воспитывался в прочной семье и ему с детства прививались любовь к порядку, уважение к старшим, преданность Родине. Как так получилось, что тот смог разом забыть все и, напившись с дружками, устроить жуткую выходку после первого курса военной академии, взломав кассу своей же alma mater и взяв оттуда полторы сотни рублей на «продолжение банкета», Смовржецкий не мог понять. Он не соглашался с доводами матери мальчика, что все это – молодая дурь и глупость, что надо просто выпороть мальчишку и отпустить, простив небольшой, в общем-то, грешок; его сердце осталось равнодушным к ее слезам, равно как и к слезам самого преступника (да-да, именно преступника!), которые тот размазывал по щекам, когда его задержали. Вор должен сидеть, ибо порядок есть порядок, и ничего с этим поделать нельзя, иначе рухнет само мироздание. Какое же это мироздание, если оно не стоит на твердом фундаменте закона? И никаких исключений здесь быть не может!
Тому, другому, дали пять лет «именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики» за хищение социалистической собственности. Приговор суровый, но справедливый, и тогда еще капитан Смовржецкий лично просил, чтобы суд вынес именно такой приговор, потому как не место хулигану и грабителю среди добропорядочных людей. И до сих пор Петр Васильевич уверен, что поступил тогда так, как и должен был поступить («Как бы ни сложилась твоя жизнь, всегда делай то, что должен»).
Тот, другой, покончил с собой, умудрившись повеситься на этапе, благодаря разгильдяйству конвоиров-ротозеев. Но Петру Васильевичу было все равно: для него тот умер еще раньше, как раз тогда, когда взломал замок кассы. Тот, другой, умер, и старшим сыном для тогда еще капитана Смовржецкого стал Вячеслав, его второй ребенок…
Глава 16
Наде с каждым днем становилось все лучше. Она сама это чувствовала, и, скорее всего, все это – благодаря лекарствам, которые могли ей сразу же, едва она начала их принимать. Но Надя также понимала, что дело не только в них. Многое значило и то, какой заботой и лаской она была окружена.
Конечно, ничего странного или необычного не было в отношении к ней Даниила: тот ее всегда любил и теперь, когда с Надей что-то произошло и она была явно больна, чуть с ума не сходил, стараясь ей во всем угодить и предупредить малейшее ее желание. Точно также не было удивительным и отношение Павла. Паша, в конце концов, был врачом и просто обязан был заботится о своей пациентке, тем более, что сам вызвался ее лечить (конечно, ведь он был доктором!) Но было в его заботе что-то, что выходило за рамки врачебных обязанностей (ведь врач, он хоть и переживает за каждого своего больного, но у него их бывает слишком много за годы работы, и если боль каждого принимать как свою, то ни сердца, ни души на всех просто не хватит). Паша относился к Наде более нежно, более ласково и более заботливо, чем к рядовой пациентке. То ли потому, что у него на самом-то деле долгое время просто не было пациентов, то ли почему-то еще, Надя не знала, она лишь принимала его заботу и лечение и ей, если уж быть до конца честными, все это нравилось.
Но вот поведение Ольги ставило девушку в тупик. С Ольгой за последние несколько дней произошли разительные перемены, причем именно в отношении к Наде. С первой их встречи Ольга относилась к ней просто как к пустому месту: подчеркнуто вежливо и совершенно независимо, как бы давая понять, что, мол, девочка, я тебя терплю, ничего плохого не делаю, но уж и ты, будь ласкова, меня не трогай. Надю такое положение вещей практически не задевало и даже почти устраивало, ее заботили свои проблемы, которые, почему-то, здесь, в Городе, здорово обострились. Но сейчас все странным образом изменилось.
Ольга взяла на себя все хлопоты по дому (все же она поселилась вместе с молодоженами, по крайней мере, как она объяснила, до того момента, пока Надя полностью не оклемается), обеспечив тем самым Наде полный покой. Ольга не давала ей ничего делать, даже вставать с постели лишний раз запрещала, принося еду и кормя чуть ли не с ложечки. Надя пыталась было протестовать, но Ольга мягко, но настойчиво ее осадила:
-Ты впахивать будешь, когда поправишься. А сейчас уж разреши мне: один хрен делать-то нечего, а так хоть что-то…
И Надя подчинилась напору и мощной энергетике этой очень своеобразной дамы, от которой подсознательно все время ждала чего-то такого, чего, казалось бы, от другой ожидать было нельзя. Хотя у нее закрались было подозрения, что все это – неспроста. Надя несколько раз замечала, как Ольга смотрит на Даниила, и какой всепоглощающий огонь горит при этом в ее глазах, и тогда она, не в силах жить подозрениями и неопределенностью, прямо спросила об этом Ольгу. Та сначала не поняла, а потом просто рассмеялась:
-Милочка, да побойся Бога! Если бы я захотела соблазнить твоего Даню, то давно бы уже это сделала и не оглянулась бы ни на тебя, ни на кого другого. Не скрою, он мне нравится: мальчик довольно милый и в моем вкусе. Но я же вижу, что он тебя любит и потому не поддастся. А если поддастся, то потом всю жизнь волосы на заднице будет рвать от отчаяния, а я этого не хочу. Я, конечно, стерва, но не настолько же! Так что не переживай и поправляйся.
И Надя ей поверила. Сама не знала, почему, но – поверила и успокоилась. Однако главный вопрос – что же случилось с надменной и высокомерной Ольгой и почему она «сменила гнев на милость» в отношении Нади – остался.
Ответ нашелся как раз в тот день и час, когда Даниил подвергался воспитательной беседе в кабинете Петра Васильевича Смовржецкого.
Надя вошла на кухню как раз в тот момент, когда Ольга что-то яростно жарила на дымящейся сковороде. Она стояла спиной к двери и орудовала деревянной лопаткой так, словно хотела пробить ею дыру в тефлоновом дне.
-Пахнет вкусно! – сказала Надя, подходя к плите и совершенно не кривя душой: у Ольги имелись способности к кулинарии и очень неплохие.
Ольга повернулась к ней и покачала головой:
-Ты чего вскочила? Паша твой тебе лежать наказал.
-Почему это он мой? – удивилась Надя, смутившись.
-Ну, не твой, - согласилась Ольга. – Все равно: чего не лежится?
-Надоело уже лежать. Я хорошо себя чувствую, и могу тебе помочь.
-Вот еще! – фыркнула Ольга. – Две бабы на кухне, что два медведя в одной берлоге. Если уж не хочешь валяться, то тогда просто посиди здесь, потрещим.
Надя села за стол, а Ольга, поколдовав еще над сковородой, накрыла ту крышкой и, убавив газ, уселась рядом.
-Блин, какая все же жалость, что ты не куришь! – сокрушенно сказала она, вытирая руки полотенцем.
Надя лишь развела руками:
-Тут ничем помочь не могу.
-Да я знаю. Здесь курева днем с огнем не сыщешь. Я уж и в магазине местном, у этого Васи глистоподобного спрашивала, так тот тоже только руками разводит: «Не поставляются нам сигареты. Вот водки – сколько угодно, а табака нет».
И она вздохнула печально.
-У меня был запас пару пачек, - продолжила она, запихнув в рот жвачку и начав активно работать челюстями. – Так все в машине осталось, когда ее это гребанное дерево придавило. Вот теперь жовчик изо рта не вынимаю, а хотелось бы чего другое не вынимать.
-Это ты про сигареты? – осторожно уточнила Надя.
Ольга посмотрела на нее будто с высоты второго этажа.
-И про них тоже.
Они обе помолчали, думая каждый о своем. А потом вдруг Ольга призналась:
-Знаешь, а ты чем-то на мою подругу смахиваешь, точнее – бывшую подругу.
-А почему бывшую?
Ольга вздохнула.
-Да, неприятность одна случилась.
И она стала рассказывать, сама даже удивляясь, почему.
-Мы в училище вместе учились. Машка тихая девчонка была, но красивая. Даже слишком, наверное. За это ее у нас и не любили, а мне она как-то сразу приглянулась. Мы сошлись, хотя один черт знает, почему: уж слишком мы разные были. Но, тем не менее, всюду вместе ходили, да и вообще на втором курсе в одной комнате в общаге поселились. Машка хоть и не одобряла моей жизни (а я тогда бойкая была, не то что теперь), но все же с пониманием относилась: если пьянка какая намечалась, или парня надо было привести на часок-другой, так она спокойно так хиляла куда-нибудь, оставляя мне всю комнату. Сама-то она не пила, не курила, да и с мальчиками не очень. Я уж подумала, было, что она вообще лесби, но на самом деле оказалось, что для мужа себя бережет, вот и не спит с кем попало. Когда она мне это сказала, то я жрала до усрачки, но, в конце концов, это ведь было ее дело. Мне она не мешала, даже помогала (уроки там приготовить, пока я развлекалась, пожрать чего сварганить), поэтому я тоже не лезла в ее жизнь. Есть хочешь?
-Нет, спасибо, - ответила Надя. – Даньку дождемся, тогда и пообедаем.
-Как хочешь, - пожала плечами Ольга. – А я бутербродик, пожалуй, сделаю: когда курева нет, так все время пожрать тянет.
Она быстро соорудила себе большой сэндвич, от души полив его кетчупом, выплюнула жвачку и отхватила приличный кусок.
-Ну вот, - продолжила она, когда немного прожевала. – Так до третьего курса было, а потом наши дорожки разошлись.
-Почему?
-Познакомились мы тогда с одним мальчиком. Точнее, я познакомилась, а потом уж Машке его представила. Мальчик, скажу я тебе, что надо, типа твоего Данилки: мордашка, фигурка, попочка – все при нем. – Надя поморщилась. – Вот я и захотела его заполучить. Ничего серьезного, правда, не планировала, но все же в постельку к себе в первый же вечер уложила. Трахались мы с ним тогда, как коты взбесившиеся, и так он мне запал в душу, что даже – дура! – решила про себя: все, хватит тебе, дорогая Ольга Михайловна, дурью мается. Есть мальчик очень даже ничего себе, трогательный такой и милый, чего же тебе еще надо? В общем, влюбилась я, это точно!
Ольга снова приложилась к бутерброду, уменьшив его сразу почти на треть.
-И надо же было такому случиться, что я его с Махой познакомила. Уж как там у них все вышло, не знаю, но в конце концов я и осталась с дулей: они снюхались и решили пожениться. И мне-то, говнюки, ничего не сказали, лишь перед самой свадьбой известили. Ох уж и взбесилась я тогда! Хрен с ним, с пацаном (кобель, он и в Африке кобель!), а вот Машке я решила отомстить. Я тогда уверена была, что она специально все так подстроила и парня у меня увела, все овечкой прикидывалась, а сама лисой хитрожопой оказалась.
-И как? – спросила Надя, слушая с неподдельным интересом. – Отомстила?
-Угу! – промычала Ольга с полным ртом. – Отомстила. Идиотка, лучше бы и не начинала всю эту бодягу! Но как же, внутри все горело: гадина, мальчика моего утащила, а мне что, тихо выть теперь от обиды? Договорилась я с корешами своими. Они отмороженные слегка были, вот и заделали Машку по полной схеме.
-В смысле? – широко раскрыв глаза спросила Надя.
-Поимели они ее по кругу, да несколько раз, причем прямо на глазах жениха ейного. Встретили обоих вечером, мальчику наподдали, да держали крепко, пока Машку приходовали. А потом ей все лицо бритвой изрезали, чтобы уродиной осталась.
-Кошмар! – сдавленно воскликнула Надя.
-Вот тебе и кошмар. Я-то думала, что он ее бросит (на хрен ему вовсю попользованная, да еще в шрамах на морде?), да просчиталась: он не только ее не бросил, а наоборот, полюбил еще больше. Машка после этого два месяца в психушке провалялась, так он сам там чуть не поселился, все ее успокаивал.
-И что дальше?
-А что дальше? Расписались они и до сих пор живут. Про меня так и не узнали ничего. А я? Я просто забыла про них, про обоих. Пусть живут, раз уж такая фигня вышла.
Ольга замолчала, готовя себе второй бутерброд, а Надя никак не могла поверить тому, что услышала. Нет, она, конечно, понимала, что Ольга – не ангел, но чтобы вот так, низко и жестоко? Просто взять, и испортить жизнь сразу двоим, и кому двоим? Подруге близкой, да парню, которого сама и любила. И пусть она жизнь им все же не испортила, но все равно поступила очень мерзко.
Видимо, все это читалось в ее взгляде, потому как Ольга, приступая к уничтожению нового сэндвича, спросила:
-Чего так смотришь? Сама знаю, что сволочь. А что делать? Ничего ведь уже не изменишь. Молодая я тогда была, глупая, вот и наделала делов. – Она помолчала, сосредоточенно жуя. – Даже не знаю, почему я тебе все рассказала? Я ведь старалась об этом даже не вспоминать, словно и не было ничего, и у меня это получалось, а вот как сюда приехала, так что-то не могу прям, все лезет и лезет в голову. Вот перед тобой исповедалась, загрузила, теперь ты обо мне совсем плохо будешь думать. Так ведь, подруга?
Надя смотрела на задумчиво кусающую бутерброд Ольгу (второй сэндвич та ела уже не с жадностью изголодавшегося буйвола, а медленно, по чуть-чуть) и даже не знала, что сказать. Конечно, все, что сделала Ольга, пусть даже и много лет назад, ужасно и подло (вот именно: подло! Надя долго искала это слово, но вот, наконец, нашла), подло и непростительно, но ведь Ольга сама мучилась этим, ведь недаром она хотела все забыть. Да и сейчас, наверное, не просто так ей все вспомнилось, не вдруг, видимо, совесть все-таки заела, раз появилась потребность выговориться, душу излить.
-Молчишь? – спросила Ольга. – Да уж, такие признания не каждый день услышишь. Я бы сама, наверное, охренела, если бы мне такое рассказали. Ладно! – она вдруг слегка хлопнула Надю по руке. – Не бери в голову. Дела давно минувших дней… Да и я уже не такая дура, какой раньше была. Что-то муженек твой загулял где-то, обедать уж пора.
Надя невольно улыбнулась: Ольга только что смолотила почти батон хлеба, и еще может говорить об обеде! Сама же Ольга тем временем подошла к плите, поболтала лопаткой в сковороде, а потом снова повернулась к Наде и сказала, но не ей, а словно бы кому-то третьему:
-Черт, душу бы заложила за пачку сигарет!
Даниила Паша заметил еще издалека и помахал тому рукой.
-Ну что, сходил к Васильичу? – спросил он, когда Даниил подошел и сел рядом на деревянную скамейку возле Пашиного дома.
-Сходил, - ответил Даня, причем таким тоном, что Павел невольно улыбнулся.
-Вижу, он тебе не очень понравился.
-Да ну его в баню! – в сердцах сказал юноша. – Сидит, весь такой гордый и важный, прям как напыщенный индюк, который расхаживает по двору и даже не подозревает, что его в любой момент могут в суп засунуть.
Паша рассмеялся:
-Это ты точно подметил! Но он всего лишь старый вояка, и никому зла не причиняет. Так что поговорил, и просто забудь.
-Как же, забудешь! – Даниил сморщил нос. – Он в гости обещал зайти.
-Ну, он много что обещает, только вот вряд ли зайдет.
-Это почему? – удивился Даниил. – Вроде он не похож на склеротика.
-Не похож, - согласился Павел. – И будь уверен, что он не забудет о своем обещании. Но все равно не зайдет. Занят слишком.
Даниил посмотрел на Пашу, словно тот говорил на каком-то непонятном языке.
-И чем же он так занят, здесь-то?
-Васильич у нас бурную деятельность развил: за порядком следит, кучу бумаг заполняет, сам себе докладные строчит и сам же на них резолюции ставит.
-У него не все дома?
Паша пожал плечами:
-Вообще-то, тут у всех не очень хорошо с головой. Только он не сумасшедший. Он просто мент и не может уже жить по-другому. Просто жить.
-Да, чудны дела твои, Господи, - проговорил Даниил, а потом спросил: - Док, вот ты мужик умный…
-Ты уверен? – перебил его Паша, усмехнувшись.
Даня критически на него посмотрел, потом продолжил:
-Ну, похож на умного, по крайней мере. Так вот, скажи мне, а то я не пойму чего-то: как люди-то сюда попадают?
-Обыкновенно, как и ты, - ответил Павел, удивившись. – Едут себе, едут, а потом сюда приезжают.
-Нет, я не о том. Я не могу понять, по какому принципу мы сюда попадаем. Почему именно ты или я, а не кто-нибудь другой.
-А, вот ты о чем! – протянул Паша. – Вообще-то, у меня есть своя теория по этому поводу…
-Только давай без этой твоей мистики, ладно? – остановил его Даниил. – Мне по нормальному все понять надо, без всяких там сверхъестественностей.
Паша вздохнул:
-Без них не получится. А разве тебе не кажется сверхъестественным то, что здесь вообще происходит, сам Город? Хотя, можешь не отвечать, я и сам знаю, что ты об этом думаешь.
Даниил кивнул:
-Да, я уверен, что здесь все вполне объяснимо и прозаично, надо только понять. Ладно, валяй свою теорию, а там посмотрим.
Паша пожал плечами.
-Не помню, кто это сказал, что у каждого человека есть свой «скелет в шкафу».
-Это ты о чем?
-Да о том, что у каждого из нас есть что-то, что он скрывает от всех, чего не любит вспоминать сам, потому что это – то, чего не должно быть, или что-то, что сам человек сделал не так, не по-людски.
-К чему ты клонишь? – прищурился Даниил.
-Не скажу про всех людей, а у тех, кто живет здесь, такие скелеты точно есть. У каждого свой, но все они неприглядные.
-Например?
Павел подумал с минуту. Даниил ждал.
-Не буду говорить про других, хотя я и знаю все почти обо всех (а о ком не знаю, то - догадываюсь), но, согласись, было бы некрасиво говорить о людях за глаза. О себе расскажу.
Он опять сделал паузу. Даня заметил, что черты лица его заострились, а само лицо стало очень серьезным и грустным. «Черт, зря я затеял этот разговор, - подумал Даня. – Надо сказать, чтобы не рассказывал ничего, если ему неприятно». Но не успел и рта раскрыть, как Павел продолжил:
-Я жену убил.
Даниил выпучил глаза:
-Чи-во?!
-Ну, я не зарезал ее или там топором зарубил. Но, тем не менее, это я ее убил.
Мы тогда хорошо жили. Я интернатуру заканчивал, а Люба уже работала на телевидении. Женька подрастал (четыре ему исполнилось) и все было хорошо. Потому и решили мы еще одного ребенка завести. Вернее, Люба решила, очень ей дочь хотелось. А я знал, что нельзя ей больше рожать. Не буду утруждать тебя медицинскими терминами, скажу лишь, что ни в коем случае было нельзя. Я узнал это еще когда только Женька родился, но ей не стал ничего говорить: зачем? А тут она уперлась и ни в какую! Я и отговаривал ее, и умолял, но она твердо заявила: будем рожать.
И я смалодушничал. Ничего ей не сказал, решив, что, может быть, все обойдется. Конечно, слышать от врача это, наверное, дико, но… Не мог я ей сердце разбить, сказав, что детей у нас больше не будет, ведь она девочку еще до Жени хотела, а когда мальчик родился, то поклялась, что следующий ребенок – обязательно дочка.
Я устроил ее на обследование, ничего ей не объясняя. Просто сказал, что так нужно, чтобы все хорошо было: она ведь уже не совсем юной была, а с возрастом шансы на то, что все пройдет гладко, уменьшаются. Сказал, и она мне поверила.
Обследование показало, что шансы у нее – пятьдесят на пятьдесят. И я опять повел себя как полный кретин: вместо того, чтобы все ей рассказать, я с ней согласился.
Паша тяжело вздохнул. Даня смотрел на него сначала удивленно, а потом хмуро.
-Удача оказалась не на нашей стороне. Люба умерла при родах, и ребенок с ней. А мне осталось только посыпать голову пеплом и проклинать себя.
Пашины глаза увлажнились. Даниил молчал. Потом спросил:
-Подожди, но ты ведь сказал нам в первый раз, что когда ты сюда попал…
Паша кивнул и сам закончил:
-Ехал с Женькой к родителям, а Люба должна была к нам через неделю приехать. Да, сказал, только она к тому времени уже полгода, как умерла, царствие ей небесное. Я наврал.
-Но зачем? – опешил Даня.
-Понимаешь, мне легче, если я думаю о ней, как о живой. Я сам себя убедил в этом, сына, и всех вокруг убеждаю. Я знаю, что виноват в том, что Любы не стало (если бы я только мог все вернуть и остановить ее!), вот и придумал легенду, будто с ней все в порядке. Обычная защитная реакция, чтобы с катушек не слететь. Но я-то все равно знаю, что ее нет, понимаешь? И только я в этом виноват. И этот мой «скелет в шкафу» не дает мне покоя уже семь лет. Ты не очень домой торопишься?
-Что? – Даниил не сразу сообразил, о чем его спрашивают. – Нет, девчонки и подождать могут.
-Тогда давай к Ваське за пивом сходим, а? А то у меня кончилось, а надо горло промочить, пересохло все.
-Пойдем, - согласился Даниил, чувствуя, что это не помешает и ему.
Глава 17
Он снова вышел на охоту. Не очень часто и не регулярно, но его охватывало вдруг такое сильное желание и не отпускало до тех пор, пока он не выходил из дома, бросив все, не подбирал себе жертву и, насытившись, не возвращался с двойственным чувством удовлетворения и раскаяния. Это и в самом деле очень было похоже на охоту, на которую брал его когда-то давно отец, и в такие минуты он сам себя называл Охотником.
Нет, он никого не убивал. Даже не калечил, нет. В принципе, его жертвам не было больно и они не страдали, более того, они очень скоро забывали о том, что с ними произошло и продолжали дальше жить так, как жили до встречи с ним. Охотник это знал точно, потому что когда-то, давным-давно сам пережил это, столкнувшись с другим Охотником, таким же, как он теперь. Но тот делал больно, и, тем не менее, эта встреча все равно забылась, затерлась в памяти, как затирается с годами карандашный рисунок, если его не поместить под стекло в рамку. Охотник не стал помещать ту свою давнюю встречу, когда он еще был не Охотником, а жертвой, под стекло, и она потускнела, а потом совсем исчезла, всплывая только тогда, когда он выходил на охоту.
Никто никогда не подумал бы, что в этом открытом и очень воспитанном человеке, который просто не мог быть ни хитрым, ни коварным, ни двуличным, прятался Охотник, умный, расчетливый и очень осторожный. В обычной жизни он был простым парнем, работающим официантом в ресторане, ухаживающим за девушками и веселящимся в компании друзей. Но когда желание, копившееся неделями, хватало его за горло и начинало душить, тогда он и становился Охотником.
Вообще-то, охотиться он стал случайно. Однажды просто все само собой получилось, причем так легко и до смешного просто, а потом сразу же вспыхнула в памяти давняя встреча с другим Охотником, и он понял, что, оказывается, можно довольно просто решить проблемы, вызываемые желанием.
Всем жертвам было не больше тринадцати и все они были мальчиками. Охотник вычислил, что именно в этом возрасте мальчики наиболее самоуверенные, потому и теряют всякую осторожность, как молодые неопытные зайцы, которые, заслышав лай собак, не убегают в нору, а задирают повыше голову и с любопытством смотрят, что же такое происходит.
Охотник заранее расставлял силки: темный подъезд, заброшенный дом, стройка. Потом терпеливо высматривал жертву, иногда целыми часами. Кого-то из них браковал сразу же (слишком пугливый, слишком самоуверенный, слишком некрасивый), но всегда дожидался именно того, кто был ему нужен и с кем (он это чувствовал) все получится.
Обычно он просил жертву в чем-то ему помочь: вынести вещи из дома, позвонить в дверь и попросить кого-нибудь выйти, погрузить что-нибудь в машину. Жертвы шли за ним, как бараны на бойню, ничего не подозревая. Да и как можно было в чем-либо подозревать симпатичного улыбающегося мужчину, который так и светился добротой и человеколюбием?
Отведя жертву подальше от посторонних глаз, Охотник быстрым движением хватал ее за горло, попутно объясняя, что именно ему нужно. Обычно этого хватало, чтобы полностью парализовать волю жертвы и заставить ее безропотно снять штаны и спокойно постоять несколько минут. На самом деле просто постоять, ибо охотнику ничего не нужно было, кроме того, как ощущать у себя под ладонью нежную кожу, пока другой рукой он быстро удовлетворял пожиравшее его желание. Он на самом деле не делал больно, и как только жертва это понимала, она успокаивалась и просто ждала, когда ее отпустят. И Охотник отпускал. Всегда. Кроме одного раза.
Тогда он долго не охотился, несмотря на растущее с каждым днем желание: ему все время что-то мешало. И вот когда желание уже превратилось из искорки в нестерпимо жгущее пламя, Охотник все же вышел из дома, чтобы разом его погасить. Наверное, именно это долгое бездействие и подвело тогда Охотника: он выбрал не ту жертву, почти что схватил первое, что подвернулось под руку.
Когда в развалинах старого полуразрушенного дома Охотник схватил жертву за горло и, как всегда, слегка (совсем чуть-чуть!) придушил, он уже почувствовал, что что-то не то. Жертва не стала безвольной куклой, нет, она вдруг попыталась закричать и даже попробовала сопротивляться! Такое глупое ее поведение просто взбесило Охотника, в котором желание, предвкушая скорое удовлетворение, уже пустилось в пляс от нетерпения, и он сильнее сжал горло, отчего крик жертвы превратился сначала в хрип, а потом исчез совсем. Но Охотник продолжал сжимать, пока жертва не обмякла и не повисла на нем, опустив бессильные руки. Отключился, подумал тогда Охотник. Это не входило в его планы, но желание уже разве что не выпрыгивало наружу, и Охотник опустил руку жертве между ног, наблюдая, как ее выпученные глаза, не мигая, удивленно смотрят на него.
Там все оказалось, почему-то, мокрым. Охотник не обратил на это внимания, пока, поддерживая все время норовящую упасть жертву, не заткнул, наконец, желание. Только когда оно, взвизгнув, успокоилось-таки, Охотник понял, что это была за влага: жертва обмочилась.
Но это было еще не все. Едва Охотник отпустил жертву, та просто повалилась на пол, словно мешок с картошкой. Охотник наклонился к ней и увидел, что та не дышит. Он потряс жертву, побил ее по щекам, но все было бесполезно: жертва была мертва.
Вот тогда Охотник впервые испугался. Даже не просто испугался, он сам чуть не рухнул рядом со своей жертвой от обуявшего его ужаса. Как же так? Ведь он никогда не делал (да и не хотел!) ничего плохого, ему не нужна была жизнь жертвы, он желал лишь ее тело, да и то лишь на несколько минут и самым безобидным способом, который только можно себе представить. А теперь жертва лежит у его ног, вытаращив глаза и словно бы даже смеясь: ну что, получил? И что же будет дальше?
Еле-еле совладав с собой, Охотник максимально осторожно выбрался из развалин и, все еще не придя в себя, прокрался по вечерней улице, стремясь уйти как можно дальше от этого страшного места, как кто-то вдруг коснулся его плеча и назвал по имени:
-Василий?
Охотник дернулся, заорал во весь голос, и в диком ужасе огляделся.
-Вась, ты чего?
Призраки прошлого отступили, как трусливые шакалы, в темноту сознания, чтобы потом, ночью, снова выползти оттуда и начать свое жуткое кружение в голове, а вокруг был магазин, его магазин, в котором перед ним стояли два человека, озабоченно смотрящих на него.
-Да на тебе лица нет! Что случилось?
Василий перевел дух, вытер со лба ледяной пот и узнал посетителей.
-Ничего не случилось, - голос его вырывался из горла, словно струя воздуха из пылесоса, напрочь забитого пылью. – Просто кошмар приснился, вот и все.
Павел с Даниилом переглянулись.
-Сочувствую, - сказал Паша. – И часто они тебе снятся?
-Кто? – резко спросил Василий, вздрогнув: на миг ему показалось, что прямо за его столом, у ног вошедших, лежит убитая им жертва.
-Кошмары, - спокойно пояснил Павел.
-Бывает иногда, - ответил Василий, соврав: этот кошмар ему снился каждый раз, как он только смыкал веки.
-Ну, тогда это не страшно, - улыбаясь, сказал Павел.
-А когда страшно?
-Если кошмары сняться постоянно, да еще все время одни и те же, вот тогда это уже серьезно.
В горле у Василия все разом слиплось, словно туда плеснули моментального клея. Лицо Паши снова стало озабоченным:
-Да что с тобой, Васька? Может, помочь чем?
Василий лишь отрицательно замотал головой, лихорадочно пытаясь разлепить губы. После нескольких попыток ему это удалось.
-Нет, ничего не надо.
Павел с Даниилом внимательно на него смотрели.
-Со мной все в порядке, - жестко проговорил Василий, переводя дыхание. – И ничего мне не надо.
-Ну, смотри сам, - пожал плечами Павел. – Мы пиво возьмем, ладно?
Хозяин лишь кивнул. Он смотрел, как посетители заполнили полиэтиленовый пакет, открыли по одной бутылке прямо здесь и вышли, еще раз на прощание оглянувшись. Василий улыбнулся через силу, помахал им рукой, а как только за ними закрылась дверь, бросился в туалет и низко согнулся над унитазом.
-Видел? – Паша кивнул головой, на оставшийся позади магазин. – Ему тоже не дает покоя свой «скелет в шкафу».
Они не спеша шли и попивали пиво. Даниил тащил пакет, в котором позвякивали бутылки, как бы поддакивая при каждом его шаге.
-Вот я и говорю, - продолжал Павел, - что, как мне кажется, все мы сюда попали не случайно. Город забирает к себе тех, у кого есть что-то за душой, что он прячет. А когда мы попадаем сюда, то Город сразу напоминает нам о наших грехах и мы мучаемся забытыми страхами и чувством вины.
Даниил нахмурился, словно что-то вспоминая. Потом улыбнулся:
-А знаешь, док, в твоей теории есть изъян.
-Интересно, - Павел с любопытством смотрел на него, - какой же?
Даниил сделал большой глоток. Пиво было холодным, и, опускаясь по пищеводу, приятно обжигало.
-Видишь ли, уж не знаю, какой у тебя там «скелет»… - он стрельнул глазами в сторону Павла и добавил торопливо: - Извини.
-Ничего. Продолжай.
-Но ни у меня, ни у Надьки его точно нет.
Павел задумчиво уставился на юношу.
-Ты уверен?
Даниил еще раз быстро прокрутил в голове свою жизнь назад, будто видеокассету в магнитофоне, до самых ранних воспоминаний, и уверенно кивнул:
-Абсолютно. И у Нади – тоже: мы с самого детства друг друга знаем и знаем слишком хорошо, чтобы мне что-то было о ней неизвестно.
Павел наморщил лоб.
-А Ольга?
-А хрен ее знает! – развел руками Даниил и бутылки в пакете часто подтверждающе зазвякали. – Вот ее я знаю всего-то неделю.
-Вполне возможно (хотя и маловероятно), - предположил Павел, - что вы с Надей попали сюда случайно. В смысле Ольга вас затащила.
Даниил засмеялся:
-Вот тащил-то ее как раз я.
-Это совсем неважно, кто кого на самом деле тащил. Просто так случилось, что у нее, уже ведомой Городом, случайно сдохла машина и она подхватила вас. Хотя… - Павел отбросил в сторону опорожненную бутылку. - Если честно, я не очень-то в это верю.
-Сам не уверен в своих умозаключениях? – засмеялся Даниил, хотя внутри у него почему-то все натянулось.
-Нет, в них я уверен, потому что знаю: случайных людей в городе нет.
-И что ты хочешь этим сказать? – спросил Даниил. Натяжение нервов не ослабло.
Павел внимательно на него посмотрел.
-Только то, что у вас с Надеждой обязательно что-то должно быть, иначе бы вас здесь не было. Прости, - добавил он, заметив, как сузились глаза юноши.
Даниил напряженно думал о чем-то, а потом вдруг рассмеялся:
-Нет, Паш, тут ты ошибаешься. Нету у нас никаких скелетов ни в шкафу, ни где-либо еще. Нету их!
Нервы у Даниила ослабли сами собой, даже провисли безвольно. Он точно знал, что и сам он, и жена – абсолютно чисты. Не ангельской, конечно, чистотой (по крайней мере Даниил), но все же за ними не водилось никаких преступлений: умышленных, либо неумышленных. Правда, Даня разбил в детстве пару вещей в доме, а один раз стащил у матери несколько мелких монет на мороженное, но это же не те проступки, за которые дают пожизненное заключение с каждодневными муками совести.
-Ну, нет – так нет, - согласился Павел, не настроенный спорить. Он вообще в последние несколько лет ни с кем не спорил. Раньше, в юности, он мог до хрипоты отстаивать свое мнение, но теперь… Зачем убеждать этого мальчика в том, что ему, Павлу, ясно как Божий день? Ведь мальчик не жил здесь шесть лет, не провел больше двух тысяч ночей в раздумьях, анализируя, сравнивая, сопоставляя, чтобы, наконец, уяснить, что же происходит в этом нереальном, сюрреалистическом Городе. Это все у него еще впереди, так зачем торопить события? Даниил задал вопрос, Павел ответил, ответил честно и прямо, а уж насколько мальчик ему поверил – совсем не важно. В конце концов, Даниил сам все поймет и сделает выводы. Когда придет время, а вот его-то будет предостаточно.
-Ты чего, обиделся на меня, что ли? – спросил Даня, уловив нотки обреченности в голосе Павла.
-Что ты! – улыбаясь, запротестовал Павел. – Просто не хочу тебя в чем-то убеждать или что-то доказывать. Придет время – сам все поймешь. Как Надя? – спросил он, закрывая тему.
-Хорошо, - ответил Даня. – Почти поправилась. А что с ней было?
Павел вздохнул. Да, наверное, уже можно сказать. Ребята наверняка обрадуются.
-Должен тебя поздравить.
-С чем это? – удивился Даниил.
-Месяцев через семь-восемь станешь папой.
Даниил тупо смотрел на него:
-Как «папой»?
Паша усмехнулся:
-Как-как… Как обычно становятся. Сначала я не уверен был, но теперь точно знаю: Надя – беременна.
Даниил остановился, словно оглушенный. Он не обрадовался, не расстроился, он, похоже, просто еще до конца всего не понял. Что ж, вполне нормально, решил Павел. Он сам испытал то же самое, когда ему сообщили, что Люба носит сына. Это в первый раз. Во второй же его чувства и ощущения были совсем другими.
-Подожди, - сказал Даниил. – Ты не шутишь?
Павел улыбнулся очень по-доброму.
-Не шучу.
-А Надя-то знает?
Павел мотнул головой.
-Так чего же я здесь стою с тобой? – воскликнул Даня. – К ней побегу!
И он, не дождавшись ответа, сунул Паше пакет с пивом, отчего бутылки в нем заголосили радостным звоном, а потом почти побежал к своему дому. Но остановился через несколько метров, повернулся и, улыбаясь лучезарно, прокричал:
-Спасибо, Пашка! Заходи с Женей к нам вечером – отпразднуем!
Павел согласно кивнул, махнул рукой и некоторое время смотрел вслед умчавшемуся юноше. И был вынужден признаться, что в глубине души очень ему позавидовал. По-хорошему позавидовал.
Глава 18
Надя сидела одна в комнате. Ольга, так и не дождавшись Даниила к обеду, ушла к себе на второй этаж, ворча что-то под нос. А Надежда, выпив таблетку, принесенную еще утром Павлом, села у окна и взяла в руки книгу.
Книги тоже принес Паша. Валяясь в кровати, когда делать решительно нечего и остается только жалеть саму себя, отчего заболеваешь еще больше, Надя нашла верный способ избежать убивающей скуки, знакомый всем с самого отрочества, если, конечно, умеешь читать. Когда уходишь в мир, выдуманный писателем, то забываешь о себе, окружающих и, главное, о времени.
Но сейчас читать не получалось. Надя бесцельно водила глазами по одной и той же строке, не двигаясь дальше. Кое-что отвлекало ее, не давая сосредоточится.
В последние дни заноза, сидевшая в душе Нади, совсем не давала ей покоя. Прямо как обычная деревянная заноза, она воспалилась и ныла теперь беспрестанно. Но если обычную занозу можно просто, хотя и болезненно, вытащить из пальца иголкой, а потом обработать рану йодом и через некоторое время о ней вообще забыть, то засевшее в душе инородное тело такой простой операции не подвергнешь.
Когда Надина болезнь (если это была болезнь) отступила, то ее переживания лишь усилились. Что ни говори, но у боли физической есть одно положительное качество: когда ты загибаешься, то ни о чем другом уже не думаешь, запихнув в самую задницу все душевные страдания и вообще какие-либо чувства. Но теперь Надя чувствовала себя еще хуже, чем когда бегала блевать чуть не каждый час.
Надя больше не могла носить все это в себе. Она сама себе казалась резиновым шариком, который надули до предела, и тонкие резиновые стенки из последних сил удерживают давление, распирающее их изнутри. И если не стравить воздух из этого самого шарика, то малейшее прикосновение к нему вызовет взрыв. Вот и Надя чувствовала жуткую потребность рассказать все то, что ее так тяготило, стравить давление и тем самым банально выжить и не сойти с ума. Но она не могла этого сделать.
Говорить надо было с Даней, и только с ним. В конце концов, проблема касалась только их двоих. Конечно, большее понимание она нашла бы в лице кого-нибудь другого (Паши, например, или той же Ольги), но им нельзя было ничего рассказать до разговора с мужем. А вот этого-то разговора Надя и боялась больше всего. Она понимала, что услышанное вызовет у Дани в лучшем случае шок, за которым вполне вероятен вообще полный разрыв (это уже в худшем случае). Надя боялась говорить, но и не говорить больше не могла.
Она услышала, как резко хлопнула входная дверь, узнала быстрые шаги по коридору. Даниил спешил и явно был чем-то очень возбужден.
Он ворвался в комнату небольшим ураганом, подхватил Надю на руки и закружил ее по комнате.
-Данька, ты чего, с ума сошел? – спросила ошарашенная Надя.
Муж весь сиял. Он сделал пару кругов по комнате, прижимая к себе жену, а потом вернул ее в кресло, подарив перед этим долгий и страстный поцелуй, а сам встал перед ней на колени.
-Жена! – промурлыкал он, сгребая ее ладони в свои. – Я тебя люблю. Очень люблю.
Надя улыбнулась: не иначе, как он нашел выход, в последние дни он только об этом и думал. Даже когда сидел у ее постели, и то постоянно говорил об одном. Если ему в самом деле удалось, то тогда это будет несомненной удачей, и понятно, чему он так радуется. Его настроение передалось и Надежде, которая хотя уже и смирилась с мыслью, что им оставаться здесь еще очень неопределенное время, но все же глубоко внутри верила, что они вырвутся.
-Тебе Пашка ничего не говорил? – спросил тем временем Даниил, лихорадочно сверкая глазами. Такие глаза у него всегда были в те моменты, когда он, горя желанием, собирался заняться с ней любовью.
-Нет. А что он должен был сказать?
-Надька, у нас будет ребенок!
Приподнявшееся было настроение опустилось разом ниже уровня пола. Надя ничего не могла сказать, ей казалось, что она что-то не то услышала, или услышала то, но неправильно поняла. Или и поняла правильно, но Даня просто шутит так не очень оригинально.
-Как… - пробормотала она растерянно. – Какой ребенок?
-Самый лучший! – Даниил был на седьмом небе. – Самый красивый! Самый умный! Наш ребенок. Сын или дочь, хотя мне все равно. Надюха, ты понимаешь? Мы будем родителями!
Надя понимала. Видимо, Провидение, не дав ей съесть самой себя заживо, решило вмешаться и предоставить ей возможность стравить воздух. Теперь уже деваться некуда и сказать придется. Но Надя все еще пыталась зацепиться за ускользающую соломинку:
-А ты ничего не путаешь? Что-то мое состояние не очень похоже на беременность…
-Именно, что похоже! – Даниил не дал ей закончить. – Пашка говорит, что такое часто бывает в самом начале. Он и сам не был уверен, потому и не говорил, пока не убедился.
Соломинка выскользнула из ослабевших рук и уплыла уже окончательно, оставив Надю одну в огромном бездонном океане. Она молчала, теперь уже не решая вопрос говорить или нет, а думая, как сказать.
Даниил наконец-то обратил внимание на ее подавленное и растерянное состояние, но истолковал его по-своему.
-Не можешь поверить? Я сам сначала просто офигел. Но это так, поверь. Ты что, не рада? – спросил он уже с нотками беспокойства в голосе. – Скажи, ты ведь рада?
Надя вздохнула. Даниил насторожился еще больше.
-Что-то не так? Ты меня пугаешь…
-Присядь рядом, хорошо? – тихо попросила Надя.
-Зачем?
-Присядь. Пожалуйста.
Даня поднялся с колен, оглянулся, думая, куда бы сесть и присел на широкий подлокотник Надиного кресла.
-Ну? – нетерпеливо сказал он, смотря на нее сверху вниз.
-Даня, я должна тебе кое-что сказать… - Надя сглотнула, но слюны не было и горло сделало лишь неуклюжее и болезненное движение.
Даниил внимательно смотрел на нее.
-Понимаешь, - Надя мялась, а потом решилась и словно выстрелила: - Нам нельзя иметь детей.
-Почему? – удивился Даниил и в его голове моментально встала во весь рост история Павла и Любы. «Господи! - подумал он. – Ей нельзя рожать!» А вслух спросил тревожно: - У тебя со здоровьем проблемы?
И, не дождавшись ответа, чертыхнулся про себя: если бы они только не застряли здесь! Если бы они были дома, то Даниил заставил бы отца найти лучшую клинику и лучших врачей, которые…
-Нет, - ответила Надя. – Дело не в этом.
-А в чем же тогда? – удивился Даня, уже ничего не понимая.
Надя помедлила, хотя чувствовала, что медлить нельзя и раз уж начала, то надо и заканчивать («Сказал «А», говори и «Б», как любила повторять мама). Нельзя медлить и потому, что держать Даниила в таком напряженном и подвешенном состоянии просто жестоко – ожидание плохих известий хуже самих известий. Но она медлила.
-Надюша, я чего-то не знаю? – спросил Даниил, заглядывая в ее глаза и замечай в них такую тоску, что сердце его моментально сжалось.
-Не знаешь, - подтвердила Надя, а потом махнула про себя рукой: будь что будет! Двум смертям все равно не бывать, так что тянуть? И она сказала тихо, но твердо и внятно: - Дело в том, что мы с тобой – брат и сестра.
Ольга, пребывая в препоганом расположении духа, не спеша спускалась по лестнице. Если что-то делая или говоря с кем-то ей как-то удавалось отвлечь себя от мыслей о сигаретах, то, оставшись одна, она чуть локти не начинала кусать от мучившей ее тяги.
«Слава Богу, что на наркоту не подсела!» – думала Ольга, идя на кухню, чтобы снова что-нибудь съесть. Набивая желудок, она хоть немного, но все же ослабляла ломку.
Курить она начала еще в школе, классе в шестом. Ольга всегда была бойкой девчонкой и старалась во всем не отстать от мальчишек. Ей всегда было интереснее с пацанами, чем с «однополчанками»: девочки казались ей слишком тихими, тогда как в ней самой энергия била через край. Вот мальчишки-то и предложили ей первую сигарету. Самую дешевую, без фильтра, но Ольга ни в чем не хотела им уступать (ребята хоть и принимали ее за свою, но всегда помнили, что у нее между ног кое-что отличное от того, что было у них, и потому все же относились чуть-чуть свысока), поэтому стойко выкурила ее целиком, ни разу даже не кашлянув. Ее акции сразу поднялись в цене, но они резко бы упали, если бы мальчики видели, как она потом чуть не выворачивала кишки через рот. Но когда ей снова предложили покурить, она не отказалась.
Вскоре об этом узнал ее отец, который нещадно выпорол дочь. Но лучше бы он этого не делал: Ольга, неделю не садясь даже на унитаз, все равно продолжала курить, теперь уже назло папаше. Постепенно она втянулась и сам процесс ей стал даже нравиться: она чувствовала некую независимость от всех, когда закуривала. Кроме того, это был один из дополнительных способов завести знакомство с понравившимся ей мужиком, потому что, уже став девушкой, ей стоило только достать сигарету, как ей тут же подносили зажигалку, если, конечно, рядом была хоть одна особь мужского пола.
Уже потом, когда у Ольги появились деньги, она смогла себе позволить перейти от простых, хотя и с фильтром, марок к более дорогим и престижным. Перепробовав их если не все, то большинство, она остановила выбор на «More», прежде всего потому, что ей понравился их приятный ментоловый вкус, да еще потому, что сам их вид и форма (темно-коричневые длинные палочки), как ей казалось, многое говорили об их владелице.
А вот травка ей решительно не понравилась. Ольгу попытались приобщить к ней, когда она училась в техникуме, но один раз попробовав, сама отказалась от продолжения. Мерзкий вкус, состояние полного отупения и, к тому же, провалы в памяти. Ольга сильно подозревала, что в тот вечер и в той компании кто-то воспользовался ее «отключкой», хотя было ли что на самом деле, она так и не узнала.
К более же серьезным наркотикам Ольга испытывала отвращение, даже ни разу не попробовав ни один из них. Дело в том, что один из ее «папиков» (второй или третий, Ольга точно не помнила) был законченным кокаинистом, причем без «кокса» был совершенно несостоятелен как мужик. Но кокаин, возвращая потенцию «папику», играл при этом злую шутку, но не с ним, а с Ольгой: он проявлял скрытые в «папике» садистские черты, и тот, когда они трахались, лупил девушку почем зря. С этим козлом Ольга рассталась довольно скоро, несмотря на все его бабки, но в памяти навсегда осталась его морда, блаженно втягивающая очередную дозу.
Ольга подошла к закрытой двери спальни на первом этаже. Он слышала, как пришел Даниил, и рассчитывала пообедать всем вместе, но молодожены, вместо того, чтобы прямым ходом направится на кухню и предаться чревоугодию, закрылись в спальне и вели себя подозрительно тихо.
-Что-что? – переспросил Даниил. – Надя, я не понимаю: если это шутка, то, прости меня, довольно глупая.
-Нет, это не шутка, - спокойно объяснила она. Странно, но сразу же после последних своих слов Надя ощутила, как вышло из нее со свистом распиравшее ее напряжение и ей стало намного легче: по крайней мере, шаг вперед уже сделан, а последний мост за собой сожжен дотла и изменить уже ничего было нельзя, осталось лишь положиться на милость Бога и судьбы. – Мы с тобой брат и сестра, только сводные.
-Как понять «сводные»? – не понял Даниил и вдруг разозлился: - Да чего ты мелешь? Ты чего, себе все мозги выблевала?
-Не груби, пожалуйста! – Надя решила достойно вытерпеть все, что ей уготовано. – Сводные значит, что у нас только один общий родитель.
-Вот как? – голос у Даниила стал довольно язвительным. – И кто же?
-Отец.
Даниил засмеялся. Он понял, что Надя точно либо издевается над ним (потому что на шутку это было совсем непохоже), либо просто сошла с ума.
-Ха! И как же это так получилось?
Надя с олимпийским спокойствием смотрела на мужа (или брата?).
-Зря смеешься. Вспомни, что моя мама работала с ним в одном банке.
И Даниил вдруг понял. Он понял, что Надя не шутит, не издевается, да и умом она не тронулась. Отец действительно работал с тетей Зиной, когда они с мамой заделали его… Но это что же тогда получается?
-Ай да папанька! – воскликнул он, перестав смеяться. – Гигант! Значит, ему матери было мало, так он еще и к секретутке в постель запрыгнул!
Надя нахмурилась.
-Не смей так говорить о моей маме! – осадила она мужа, но тот ее словно и не услышал.
-Блин, ну прям ток-шоу «Окна»! Это, значит, выходит, что мы с тобой вроде как сродственники, а все же поженились?
Надя заметила тут, что Даниил не в себе. Глаза у него бегали в разные стороны, он облизывал пересохшие губы и весь был слишком возбужден. Он вскочил и начал беспокойно бегать по комнате.
-Даня, успокойся, - попросила Надя, хотя и поняла, что ее просьба больше напоминает глас вопиющего в пустыне.
-Бред, полный бред, - все время повторял Даниил. – Мы не можем быть братом и сестрой, мы даже не похожи…
Надя пожала плечами:
-Мы оба пошли в наших мам, потому и не похожи, хотя что-то общее в нас все же есть.
-Но как же так? – Даниил резко остановился и повернулся к Наде. – Как же наша любовь, свадьба, наш ребенок, наконец?
Надя вздохнула: она не знала, что ему ответить.
-Подожди-ка, - сказал Даниил и глаза его тоже остановились. – А ты-то откуда это знаешь?
-Мне сказала мама, когда мы сообщили ей о том, что живем вместе и собираемся расписаться.
-И ты молчала? – он высоко вскинул брови.
-Молчала, - согласилась Надя. – Я не могла тебе сказать, хотя, если помнишь, я отказывалась от свадьбы.
Даниил закивал головой. Теперь стало понятно, почему Надя вдруг резко воспротивилась идти в загс, почему с самого начала была против тетя Зина. Все стало на свои места и осветилось, словно ярким солнечным светом, не оставляющим вокруг никаких теней.
Даниил медленно подошел на негнущихся ногах к кровати, медленно на нее опустился. Он смотрел перед собой отрешенно и куда-то вдаль.
-И что теперь? – он сфокусировал взгляд на Наде. – Как дальше жить?
И Надя увидела, как по его щекам скатились две слезы.
«Что-то тихо у них там, - подумала Ольга. – Трахаются, что ли?» От этой мысли у нее вдруг разом ушло куда-то желание курить, равно как и чувство голода пропало, а на их место пришло возбуждение. Его всплеск был настолько резким, что Ольга почувствовала, как между ног все увлажнилось.
Она ясно представила себе, как Даниил, обнаженный и прекрасный, лежит сейчас на жене (или под ней), как страстно и грациозно он выгибает спину, вонзаясь в женское тело, как закатываются при этом его глаза, а изо рта вырываются тихие стоны.
«Твою мать, чтоб тебя!» - выругалась про себя Ольга, отгоняя сладостное видение. Да, она очень хотела его, этого солнечного мальчика, но при этом она прекрасно понимала, что этот мальчик был не ее мальчиком, а хотеть женатого мужчину Ольга, даже с ее моральными принципами (точнее, с почти полным их отсутствием), позволить себе не могла. То есть, хотеть-то могла, но вот воплощать в жизнь свои «хотелки» она никоим образом не решилась бы.
Чуть успокоившись, Ольга вновь почувствовала голод.
-Ладно, милые мои! Вы уж меня извиняйте, но кайф я вам чуть обломаю! – пробормотала она и взялась за ручку двери, ожидая, впрочем, что та окажется запертой. Но дверь легко поддалась.
То, что происходит что-то не то, она поняла сразу, едва увидела лица сидевших рядом на кровати Нади и Даниила. Точнее, лиц у них словно бы и не было, настолько они были расстроены. Оба.
Еще Ольга заметила, что у Дани влажные щеки. «Облизала она его, что ли?» – подумала было Ольга, но тут же обругала сама себя: и слепой бы увидел, что у них что-то случилось, причем что-то очень серьезное.
-Прошу прошения, - тихо сказала Ольга. – Я не помешала?
Ее не заметили. Вообще, словно она не открывала дверь и не просовывала в образовавшуюся щель голову.
-С вами чего? – забеспокоилась Ольга, напуганная таким странным поведением.
На нее опять не обратили внимания, но Даниил вдруг расхохотался. Громко, неудержимо, почти истерично. Надя недоуменно уставилась на него.
-Я понял! – сквозь смех произнес Даниил. – Скелет! Скелет в шкафу!
Ольгу передернуло. Она машинально оглядела комнату, но никакого шкафа в ней не обнаружила.
«Он что, бредит наяву?» – подумала она. Было видно, что и Надя ничего не поняла из сказанного Даней, а тот перестал смеяться, причем так же резко, как и начал.
-Какой скелет? – спросила Ольга недоуменно. – Вы кого-то откопали, что ли?
И опять ее не удостоили ответом. Ольга даже рассердилась слегка.
-Ладно, это не мое дело! – заявила она уже громче. – Можете хоть весь дом завалить покойниками, но меня сейчас другое интересует: вы кушать будете?
Надя медленно повернула голову в ее сторону, а Даниил вскочил, будто в зад его ужалила гремучая змея. Лицо у него стало злым.
-А пошли вы! – почти прокричал он и резко вышел из комнаты, не слишком любезно отодвинув при этом Ольгу. Через несколько секунд громко хлопнула уличная дверь.
Ольга воззрилась на Надю.
-У него что, загреб на фоне сексуальной неудовлетворенности? – попыталась пошутить она, но тут заметила глаза Нади. Они были совсем пустыми, словно из них вытекла жизнь. Шутить расхотелось.
-Так, подруга, - сказала она, проходя в комнату и садясь на место Даниила. – Выкладывай-ка, что тут у вас стряслось.
Надя печально на нее посмотрела. Какой смысл скрывать теперь? Тем более, что, похоже, между ней и Даней все кончено.
-Ну, чего молчишь? – спросила Ольга. – Раз уж мне так не повезло в жизни, что вы свалились на мою голову, так уж нечего щемится. Валяй.
Эта дамочка не теряла самомнение ни в каких ситуациях. Надя же была настолько опустошена, что, уже ни о чем не думая, стала рассказывать…
Глава 19
Он бесцельно бродил по окраинам Города, желая только одного: оставаться одному. Одному и как можно дольше. Даниил чувствовал, что если сейчас встретит кого-нибудь, то может случиться что-то страшное и непоправимое.
Под ноги попалась старая консервная банка, почти насквозь уже проржавевшая, и Даниил начал бесцельно пинать ее, как когда-то в детстве вот так же, идя по берегу моря, пинал ногой, обутой в шлепанец, ее дальнюю родственницу.
Он никак не мог придти в себя. Господи, ну почему такая хренотень и вдруг с ним случилась? Как дальше-то жить?
Ему вспомнился отец. Жесткий и властный на работе, он всегда был мягким дома, с вечной какой-то даже слегка виноватой улыбочкой на лице. Именно ей он всегда обезоруживал жену, которая готова была за что-нибудь обрушить на его голову громы и молнии, но, посмотрев ему в лицо, почти сразу же забывала о своем намерении и улыбалась в ответ. Отец, который в детстве казался недосягаемым божеством, а в юности стал почти что презираем, смотрел сейчас на Даниила, также виновато улыбаясь, словно говоря: «Ты уж прости, старик. Так получилось».
-Так получилось! – передразнил Даниил. – Лучше бы у тебя вообще никого никогда не получилось: ни меня, ни ее! Что мне теперь делать, а, мудило?
«Мудило» промолчал и исчез с глаз долой, а вместо него явилась мать. «Боже, она ведь вообще ничего не знает!» – с ужасом подумал Даниил и понял, что теперь разбит не только их с Надей брак, но и двадцатилетняя дружба между их матерями: вряд ли тетя Зина дождется прощения за то, что спала с отцом, а потом еще столько лет скрывала это, имея на руках плод их отношений. И зачем она вообще рассказала все Наде? Молчала бы уж лучше в тряпочку, раз так все повернулось и брат с сестрой влюбились друг в друга и решили пожениться, унесла бы тайну с собой в могилу, авось бы и простили на том свете, что не искалечила судьбы дочери и зятя… нет, сына… черт, вообще не пойми теперь кого!
А Надька? Тоже хороша, дура! Уж узнала, так не прикидывайся, переживая в одиночку, расскажи все будущему мужу… брату, то есть… может, и найдется какой-нибудь приемлемый выход. Так ведь нет, сама не одну подушку, наверное, искусала, слезами обливаясь по ночам, но молчала, думая неизвестно чего. Так за каким чертом сейчас-то тоже прорвало? Знаешь, ну так и знай себе молча, зачем самой себе яму рыть? Жили бы дальше, ребенка опять же родили, может, все и хорошо бы было.
Паша этот опять же тут, со своими скелетами, чтоб им сгореть! И ведь словно знал все наперед, доктор фигов…
Опс! Даниил резко остановился, занеся ногу для очередного пинка. Это что же получается? Если допустить, что доктор – не псих, обчитавшийся всякой белиберды, на основе которой строит свои дурацкие теории, ели допустить, что и теории – совсем не дурацкие, то выходит, что если бы Даня с Надей не поженились, более того, не согрешили еще тогда, «на заре туманной юности», не совершили, так сказать, акта инцеста, то тогда их здесь и не было бы, в Городе этом идиотском? Выходит, что так, если признать Пашкину правоту.
Даниил снова медленно двинулся вперед, отбросив далеко в сторону надоевшую уже банку. Но неужели такой грех, как кровосмешение (не грех – грешок даже, в греховной табели о рангах месте на двадцатом стоит, вряд ли выше), достойная причина, чтобы навеки заточить их здесь? И потом, они ведь не сознательно это делали, они ведь ни знали ни хрена! Так что ж, незнание тоже не прощается? Знай Даниил тогда, в шестнадцать лет, что его отношения с Надей в конце концов заведут его сюда, так в жизни бы к ней ближе, чем на пять метров, не подошел, дрочил бы лучше до одури.
Нет, скорее всего, Паша все-таки дурацкую теорию выдумал. Наверняка просто так обстоятельства сложились, что они сюда приперлись, да еще и Ольгу на буксире приволокли. Иначе вообще тогда свихнуться можно, что, похоже, тут медленно и происходит со всеми.
А что с дитем теперь делать? Вряд ли будет хорошей идеей его рожать. Но, с другой стороны, ребенок-то чем виноват? В принципе, надо с Павлом посоветоваться, он все же врач, может и посоветует что. Хотя, что уж тут посоветуешь…
«А как же Надя? – спросил Даниила внутренний голос. – Как с ней быть?»
-Надя, Надя… - пробурчал себе под нос Даня. – Все уже, пройденный этап.
«Но ты ведь ее любишь, признайся сам себе-то».
-Ну, люблю, - согласился Даниил, просто не мог не согласиться (если бы его видел сейчас кто-нибудь, то решил бы, что у парня совсем крышу унесло, раз разговаривает сам с собой. Впрочем, это было бы не так далеко от истины).
«Так какого же тебе надо? Брось дурить, иди к ней и живите дальше, как и жили: счастливо и долго. Детишек рожайте, друг другом наслаждайтесь!»
-Но как же тогда…
«Чего? Родство ваше? Фигня какая! Подумаешь, брат с сестрой, да и то сводные. Сколько таких парочек по свету шарятся, и ничего: живут и горя не знают».
-Нет уж, спасибо! – запротестовал Даниил, но как-то слабо. – Лучше найду себе какую-нибудь…
«Господи, да кого ты здесь найдешь-то? – перебил его внутренний голос, причем весьма язвительно. – Сам ведь прекрасно знаешь, что здесь из всех женщин свободна только Ольга, а она далеко не твой идеал».
-Это точно, - вздохнул Даниил и отмахнулся от самого себя. Надоело это дурацкое «раздвоение», он уже понял главное: сейчас основная задача – свалить отсюда, найти этот чертов выход, причем как можно скорее, а уж «на воле» все и решить. А Надя… Пусть пока все остается по-прежнему, а там видно будет, как оно все повернется…
Даниил обошел неизвестно зачем стоявший чуть ли не в открытом поле деревянный забор и вздрогнул от неожиданности. Прямо перед ним было кладбище.
-Да, ребята! – проговорила ошарашенная Ольга, когда Надя, говоря до этого сбивчиво и с длинными паузами, замолчала совсем. – Дали вы срани, скажу я вам. У меня, пока тебя слушала, матка чуть не выскочила и по полу не заскакала от удивления. Ничего круче в жизни не слыхала!
Надя никак не прокомментировала Ольгино высказывание, она просто прислушивалась к своим ощущениям. Странно, но она на самом деле чувствовала огромное облегчение. Перестав, наконец, носить в себе тяжким бременем эту тайну и разрешившись ей, она ощутила легкость, но, в то же время, странную, звенящую пустоту. Казалось, будто Надя стоит внутри огромного пустого ангара, где висит тишина, а каждый звук отражается от далеких стен раскатистым эхом. Надя сама была таким ангаром, внутри которого стояла ее душа.
-И ты, значит, теперь беременна? – уточнила на всякий случай Ольга, не то, чтобы не поняв с первого раза, но для того, чтобы заполнить повисшую паузу. Так всегда бывает: когда человеку нечего ответить на услышанное, он начинает много раз уточнять то, что и так ясно.
Надя кивнула, смотря в окно.
-Да уж, - проговорила Ольга. – И что дальше думаешь?
-А что тут думать? – вздохнула Надя. – Браку нашему конец. Боюсь даже, что, перестав быть мужем и женой, мы и братом с сестрой уже не станем. Конец всему.
Конец всему. Эта мысль пронзила мозг Нади, она стала такой яркой и очевидной, что измученная душа в бездонной пустоте закричала истошно от отчаяния и боли. Ведь Надя любила Даниила, любила честно, распахнуто и самозабвенно. И вот теперь ей придется носить эту любовь в себе, словно грыжу, которую нельзя просто вырезать и выкинуть. Как сказала бы Ольга, сидящая сейчас рядом и хмурящаяся, «быть беременной и не мочь родить».
И Надя не выдержала. Пустота внутри нее должна была чем-то заполниться, но сейчас ей заполняться просто было нечем, и потому Надя разразилась рыданиями, да такими бурными, что Ольга испугалась не на шутку.
-Надька, ты чего? – озабоченно спросила она, глядя на закрывшую руками лицо и повалившуюся на кровать девушку. – Перестань. Все еще наладится.
Она, как могла, пыталась ее успокоить, но Надя только рыдала все сильней и сильней, она уже не плакала, а выла, как израненное животное, которое сквозь боль чувствует, как из него уходит жизнь.
Ольга бросила бесполезное занятие и кинулась к выходу.
-Ты это… погоди, я сейчас! – крикнула она уже с порога и выбежала за дверь.
Кладбище было огромным. Сколько Даниил мог видеть, всюду, до самого горизонта, стояли деревянные кресты или просто памятники, тоже из дерева, напоминающие поставленные «на попа» длинные ящики, на каких разводят цветы на балконах.
«Наверное, об этом кладбище Паша и говорил», - решил Даниил и пошел вдоль крестов и памятников, осторожно ступая и читая надписи на деревянных табличках.
Таблички были разными. Одни уже почернели от времени и надписи на них просматривались с трудом, другие были относительно свежими. И, что интересно: ни на одной не было дат рождения и смерти. Фамилии, имена были, а вот дат не было.
«Безвременье», - вздохнул Даниил и его передернуло: от этого слова веяло могильным холодом и обреченностью.
И была еще одна особенность этого последнего приюта сотен людей: нигде не было ни одной фотографии, словно в могилах лежали не бывшие когда-то живыми люди, а лишь их имена.
А, может быть, там не тела, а души? Умершие души умерших людей, которые тоже не смогли вырваться из Города, оставшись в нем и после смерти. Тела уже сгнили, смешавшись с землей, а души – остались, каждая под своим памятником, словно в индивидуальной камере.
Даниила снова передернуло. «Тьфу, что за гадость в голову лезет? – подумал он. – Место жуткое, тут еще и не то придумается. Надо уходить отсюда».
Даниил не боялся кладбищ. Однажды в детстве, классе в пятом, он на спор с друзьями пообещал ночью пройти по кладбищу в одиночку. Ночью, правда, не вышло – мать просто не выпустила бы из дома, – но часов в десять вечера, когда на улице уже почти совсем темно (дело осенью было), Даниил выполнил обещание. Нельзя сказать, что ему тогда совсем не было страшно, но он сумел взять себя в руки и пробежаться трусцой между могил.
Опыт тот имел свои последствия. Несколько ночей после этого Даниилу снились кошмары на кладбищенскую тему, но, наверное, благодаря именно им Даня с тех пор стал относиться к кладбищам спокойно, даже, равнодушно и когда ему приходилось бывать рядом с ними, то он их воспринимал вроде своеобразного жилищного квартала посреди города, куда в конце концов обязательно переедут все, на земле пребывающие.
Здесь же, на этом странном и необычном кладбище, безликом и безвременном, Даниил чувствовал себя не в своей тарелке. Словно проснулись те далекие детские кошмары, вылезли из небытия и теперь тихо подбирались снова, чтобы полностью завладеть юношей, утащить его за собой в одну из могил и уже не отпустить оттуда никогда. Даниил решил не дожидаться, пока это случиться, и, развернувшись, пошел обратно к Городу, все ускоряя шаг.
Паша стоял на кухне у окна и задумчиво смотрел на видневшуюся вдалеке узкую полоску леса. Солнце уже стало медленно опускаться к земле и в его предвечернем свете деревья вытянулись, напоминая солдат в оцеплении. «Да, - подумал Павел, - мы все тут под надежной охраной и никакого конвоя для нас не нужно».
За стеной тихо бубнил телевизор, который смотрел Женя, улегшись, по своему обыкновению, на диван вместе с Куджо. Пес уже облизал все лицо мальчика и теперь просто спал, положив одну переднюю лапу Женьке на плечи и оставаясь совершенно равнодушным к тому, что происходило на экране.
Павел представил сейчас эту картину, уже неоднократно им наблюдаемую, и улыбнулся: вот ведь любовь нерастащимая! Недаром ведь говорят: хочешь, чтобы тебя любили беззаветно, заведи собаку. Куджо не просто любил Женьку, он его боготворил, точно так же, как и мальчик обожал пса. Вот они вместе, лежат на одном диване, и Куджо счастлив и спокоен от близости хозяина.
Павел размышлял, идти им сегодня к Даниилу с Надей или нет. С одной стороны, конечно, навестить стоит, дабы разделить их радость, ведь в Городе Паша для них вроде как самый близкий друг. Но, с другой, идти не хотелось. Во-первых, надо бы дать им возможность наедине побыть – подобные события обычно отмечаются великолепным актом любви. Неплохо бы и Ольгу от них вытащить, чтобы совсем уж все хорошо было, только вот с этим проблемы наверняка возникнут. А во-вторых…
Во-вторых, Павлу было отчего-то слегка грустно. Вроде бы радоваться должен за ребят, и он радовался, но за этой радостью пряталась печаль. Павел давно уже понял, что относится к Надежде не просто как к соседке, волею случая поселившейся рядом, а чуть по-другому. Более нежно, более трогательно, более заботливо. Павел сам себя убеждал, что ничего такого на самом деле нет, все это – только его воображение, разошедшееся от внезапно появившейся молодой красивой девушки после стольких лет, но все это были лишь отговорки, и это он понимал тоже очень хорошо.
Нет, его чувства к Наде носили какой-то иной, более глубокий характер. Павел знал, какой именно, но боялся признаться в этом не только кому-либо, но даже самому себе. И вряд ли кто-то из окружающих что-то уже понял, кроме, конечно, Женьки: тот очень чутко улавливал все настроения и переживания отца, разве что мысли его не читал. За шесть лет пребывания здесь, когда ни у того, ни у другого не осталось человека ближе и роднее друг друга, они стали настолько близки, насколько вообще могут быть близки отец с сыном, и даже больше. Так что мальчик уже все понял, но он никогда не стал бы противиться чувствам и желаниям Павла, даже если они и должны бы, по идее, вызывать в нем ревность. Но ревности не было, как не было ничего, что могло бы омрачить их взаимную любовь и тягу друг к другу.
Все шесть лет Павел жил только сыном и не отпускающим ни на минуту образом жены. С того момента, как они расстались (именно не «она умерла», а «они расстались»: Паша даже самого себя убеждал, что Люба жива и они сейчас всего лишь не вместе), Павел все время ощущал рядом ее присутствие. Это было больно, и иногда он, взрослый здоровый мужик, плакал по ночам, умоляя Любу отпустить его, ибо не мог больше чувствовать ее и ни видеть, ни прикасаться к ней.
И вот теперь, похоже, Любовь услышала его молитвы и отступила, подтолкнув вперед Надю. И эта девушка постепенно занимала все большее место в душе Павла, поглощая собой все, чем он жил до нее…
Снаружи раздался стук. Кто-то молотил по двери так, словно за этим кем-то гнались не менее пяти-шести самых злобных монстров, которых только можно себе представить. «Пожар, что ли?» - подумал Павел, и тут раздался приглушенный крик Ольги:
-Пашка! Открывай скорее, чтоб тебя!
Павел открыл дверь и удивился еще больше, чем когда услышал ее голос: дама была небрежно одета, без всякого намека на макияж и прическу и жутко встревожена. Он уже хотел ее подколоть, спросив, не собрался ли ее кто-нибудь изнасиловать, но Ольга не дала ему и рта раскрыть.
-Идем скорее! – заголосила она, ухватив его за руку и таща за собой. – Наде плохо.
Ее тревога тут же передалась Павлу. Тот стер с лица улыбку, которой встретил неожиданную гостью и нахмурился.
-Сейчас, - бросил он, вернулся домой, взял свою аптечку и, крикнув Женьке: «Я скоро!», выскочил обратно.
Уже закрывая дверь Паша услышал, как в ответ ему гавкнул Куджо и сразу вслед за ним раздался Женин голос:
-Хорошо, пап!
Даниил возвращался, все ускоряя и ускоряя шаг. Он не заметил, что в своей задумчивости забрел столь далеко, и теперь уже почти бежал обратно, подгоняемый каким-то непонятным страхом, обуявшим его среди безликих могил. Даниил не мог понять его причину, но страх был, и с каждым шагом по этому огромному полю смерти становился все сильней и сильней. Опускающееся к горизонту солнце удлинило тени от крестов и памятников, сделав их зловещими и не предвещающими ничего хорошего.
Даниил уже совсем не смотрел на окружавшие могилы и не читал надписей на них, ему хотелось только одного: поскорее выбраться отсюда, вновь очутиться в Городе, который сейчас казался спокойным и безопасным, хотя еще час назад Даниил так о нем и подумать не мог. И поэтому он быстро лавировал между низкими холмиками, смотря только вперед и себе под ноги.
Но вдруг его внимание что-то привлекло. Он заметил это что-то боковым зрением, какой-то отблеск, словно в стороне были рассыпаны мелкие осколки зеркала, пускавшие во все стороны зайчиков от уставшего за весь день солнца. Даниил замедлил шаги и медленно повернул голову. И когда он это сделал, то невольно зажмурился.
На одной из могил на неровном и потемневшем кресте была покосившаяся табличка и на ней горели ярким огнем буквы. Они полыхали не отраженным, а внутренним светом и свет этот подрагивал, словно каждая буква была маленьким язычком пламени, вырывающимся из глубин креста.
Даниил прочел горящие буквы и пошатнулся. На табличке было четко выведено:
БОЙКО
Даниил Игоревич
И все. Как и на других могилах ни фотографии, ни дат. Но это не было совпадением, Даниил это знал. Он знал, что здесь – его могила, и там, на глубине пары метров лежит он, точнее, то, что от него осталось: полусгнивший скелет, в пустых глазницах которого копошатся мерзкие толстые черви.
-О, Господи! – пробормотал Даня и, чувствуя, как его покидают силы, вынужден был опереться на ближайший памятник. Тот жалобно скрипнул.
Ноги юноши дрожали, все тело покрылось холодным липким потом и, казалось, что он ощущает, как на голове шевелятся волосы, подобно тем червям, что засели под землей в его черепе.
Он закрыл глаза. Потом сжал веки сильнее и давил ими друг на друга, пока не почувствовал ощутимую боль. В голове все кружилось в каком-то дьявольском вальсе, и сама земля вокруг него тоже стала куда-то поворачиваться, причем совсем не в ту сторону, куда положено ей Богом.
«Да что же это?!» – вскрикнул про себя Даниил. Он стоял, не в силах открыть глаза и снова взглянуть на эту слепящую надпись, и, в то же время, убеждал себя, что это – лишь галлюцинация, видение, возникшее в его воспаленном всем происходящим вокруг мозгу. Его могила просто не могла быть на самом деле, ведь он – живой, хотя уже, наверное, и не столь здоровый человек, каким был еще пару недель назад.
Даня попробовал открыть глаза и это у него не получилось. Тогда он заставил их открыться и снова посмотреть на могилу. Видение исчезло. На покосившейся табличке были краской написаны обычные буквы, не светящиеся и не дрожащие на ветру. И имя было другим:
ДАНИЛОВ
Игорь Борисович
И вот тут Даниилу стало страшно уже по-настоящему. Он не стал задумываться над сходством имени на кресте с его собственным (если не сходством, то, по крайней мере, некоторым созвучием), в его голове возникла другая мысль: «Бог мой! Я же на самом деле схожу с ума!»
Силы вернулись сами по себе. Даня оторвался от памятника, в который вцепился, чтобы не упасть, и побежал, сломя голову, подальше от могилы, кладбища, к спасительному деревянному забору, который уже показался вдалеке.
Большая доза успокоительного, что вколол Павел, сделала свое дело: очень скоро Надя затихла и уснула немного неровным сном с прерывистым дыханием. Павел же сидел на веранде и слушал короткий сбивчивый Ольгин рассказ обо всем, что тут случилось.
-Печально, - только и сказал он, когда Ольга закончила. Сказал тихо и, кажется, совсем не удивляясь всему услышанному.
-И это все? –Ольга уставилась на него. – Все, что ты можешь сказать?
-А что ты хотела от меня услышать? – ответил вопросом на вопрос Павел. – Я ждал чего-то в этом роде. Не этого, но чего-то подобного.
Ольга уже совсем вылупила глаза:
-Ты о чем, доктор?
Павел объяснил и Ольга понимающе закивала:
-Так вот о каком скелете Даня бубнил! Значит, это твоя работа?
Павел равнодушно пожал плечами, хотя вид у него был довольно подавленный:
-Я только высказал свое мнение.
-Понятно, - чуть язвительно произнесла Ольга. – И что нам теперь делать?
-Нам? – переспросил Павел и тут же ответил: - Ничего.
-То есть как «ничего»? – возмутилась Ольга, даже привстав со стула. – Ты что, будешь спокойно сидеть и смотреть, как у них все ломается к сраной матери?
-А больше мы ничего не можем, - спокойно возразил ей Павел. – Надо дать им время, сами во всем разберутся и решат, как им дальше быть.
Ольга было открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыла его обратно и задумалась. Паша смотрел все на ту же полоску леса, которой любовался еще из дома. Тени деревьев стали еще длиннее, а сам лес стал монотонно серым. Было заметно, что солнце все ниже и ниже опускается к земле.
-Если Даня ее бросит, - сказала вдруг задумчиво Ольга, - то Надька вздернется.
Паша повернул к ней голову.
-Мне кажется, что ты немного сгущаешь краски. Но, на всякий случай, присмотри за ней. А я возьму на себя Даниила: мужик мужика скорее поймет и, может быть, мне удастся внушить ему, чтобы он не принимал никаких поспешных решений.
Ольга внимательно посмотрела прямо ему в глаза, а затем предложила, слегка улыбнувшись:
-А, может, наоборот: ты последишь за Надей, а я возьмусь за Даню?
Павел усмехнулся: «возьмусь»! Да, эта своего не упустит. Павел уже успел заметить, какие взгляды иногда посылает Ольга в сторону Даниила.
-Хочешь воспользоваться моментом? – прищурившись, спросил он.
Ольга даже обиделась:
-Дурак! Я же не говно какое, чтобы в их несчастье выгоду искать. Просто если вдруг Надя все-таки решит с собой что-нибудь сделать, то будет лучше, если рядом с ней окажешься ты, ведь ты же врач, черт возьми! Я-то в этом не понимаю ни хрена. А Данька ни о чем таком точно не подумает, он явно не пальцем деланный, ему если только психологическая помощь потребуется. А внушать я и сама умею будь здоров.
Павел снова усмехнулся, но уже про себя: скажите на милость, какие рассуждения! И это при ее «трех классах церковно-приходской школы»! Но вслух вынужден был с ней согласиться:
-Наверное, ты права. Только…
Ольга выжидающе на него смотрела.
-Только ты уж поаккуратней там, - закончил Павел, надеясь, что Ольга его поймет.
-Ай, да ладно тебе! – отмахнулась она. – Сама как-нибудь разберусь. – И спросила, не делая паузы: - Ты это, жрать хочешь? А то мы не пообедали ни фига, а уж ужинать пора.
Павел пожал плечами:
-Вообще-то, у меня дома ребенок не кормленный.
-Тоже мне, нашел ребенка! – воскликнула Ольга. – Он у тебя большой уже, справится. А мне страшно тут одной, - продолжила она уже тише. – Вдруг случится чего?
Павел улыбнулся:
-Ладно, шут с тобой! Давай поедим, если угощаешь.
Даниил вырвался из ледяных объятий кладбища и, обессиленный, рухнул на землю прямо за забором. Он лежал на спине, часто дыша, и смотрел в огромное сереющее небо. Вдали кругами ходили тучи, но ни одна из них не наползала на Город, над которым постоянно светило солнце. Даниил уже неоднократно наблюдал это непонятное явление (а что здесь вообще было понятным?): даже когда вдалеке была жуткая гроза с ливнем и ураганом, то, подходя к границе Города, черная, как ночь, туча, вдруг разделялась, обходя его с двух сторон, а потом снова соединялась и продолжала свое неистовство, оставляя Город сухим и солнечным.
Даниил повернул голову на бок. Недалеко от него стояло какое-то заброшенное здание, похожее то ли на гараж, то ли на производственный цех: внизу были огромные ворота, а над ними – два пустых оконных проема. Юноша посмотрел на него и ему показалось, что это не здание совсем, а лицо. Огромное лицо с удивленно и, одновременно, насмешливо распахнутым ртом, и пустыми глазницами.
Даниилу почудилось, что это сам Город смотрит на него сейчас и ухмыляется. И Даня вдруг разозлился. Он тяжело встал, гордо поднял голову и сказал громко, обращаясь прямо к этому лицу:
-Ну, чего уставился? Ждешь, когда я совсем с катушек слечу? Во тебе! – он сложил пальцами правой руки фигу и протянул ее к зданию. То безмолвствовало. – Не дождешься!
И, смачно плюнув в сторону распахнутого рта, медленно побрел прочь, думая лишь об одном: добраться домой и лечь спать. Ни одной другой мысли в голове больше не было, как не было и никаких желаний, а от одного воспоминания о еде (хотя с утра во рту у Дани не было ни крошки) к горлу подступала тошнота.
Далеко за Городом прокатился раскат грома.
Глава 20
Лежавший под столом Куджо ткнулся носом в колени мальчика, напоминая о себе. Женя, исподлобья оглядев всех, сидящих рядом с ним, взял со своей тарелки кусок курицы и тайком протянул псу. Тот, по обыкновению обнюхав еду, осторожно взял кусок из мальчишеских пальцев и начал жевать с весьма довольным видом.
-И как же наш молодой человек поживает? – спросил Павел, вертя в руках вилку. – Что-то я давно его не видел.
-Мы сами его редко видим, - ответила Ольга, накладывая дымящуюся картошку в тарелку. – Шляется целыми днями где-то.
-И где же? Он не говорит?
Павел перевел взгляд на Надю. Та сидела с абсолютно спокойным, отрешенным даже лицом, и ела, правда, безо всякого аппетита. Но Пашин взгляд заметила.
-Мы вообще в последнее время мало разговариваем, - она пожала плечами. – Данька уходит чуть не на рассвете, приходит поздно, ест и, ничего не объясняя, ложится спать.
Павел кивнул. Уже две недели прошло с того самого разговора Даниила с Надей, который так сильно все изменил. Павел все это время старался быть рядом с девушкой, опасаясь за нее, но, видимо, опасения были напрасными: Надя вела себя на удивление спокойно, хотя, может быть, даже слишком спокойно. Она чувствовала себя вполне нормально, постоянно что-то делала, но все время оставалась какой-то отрешенной, говоря и двигаясь автоматически, словно погрузившийся в глубокие раздумья философ. Это-то и настораживало Павла, он понимал, что вслед за этим олимпийским спокойствием может последовать невероятной силы взрыв. Может, но не обязательно последует, что хоть немного успокаивало.
На следующий день после Надиного признания Даниил с утра заверил ее, что между ними все осталось по-прежнему, пока по-прежнему, до их отъезда из Города. А то, что это обязательно случится, Даниил не сомневался: он пообещал приложить к этому все усилия. А уж там, дома, они решат, что же им со всем этим делать. Он попросил Надю не волноваться по этому поводу и заверил ее, что он ее любит как и раньше, может быть, даже чуточку больше: к любви мужа добавилась любовь брата. Но спать с тех пор ложился отдельно, на диване, правда, в той же комнате, где спала и Надя.
С тех пор они практически больше не разговаривали, только простые, повседневные вопросы-ответы. Надежду это неприятно угнетало, но вскоре она смирилась с этим, тем более, что сделать она не могла ничего. Она лишь выплакалась один раз Пашке, ставшему ей чуть ли не духовником, но Павел сам посоветовал подождать и дать Даниилу возможность привыкнуть к тому, что она ему рассказала, а позже и в самом деле будет видно…
Ужин почти закончился, а Даниила все не было. Павел чувствовал смутную тревогу по этому поводу, но пока вокруг все оставалось спокойным. Значит, парень еще не успел наделать никаких глупостей, или глупости были не опасны.
Вдруг громко хлопнула входная дверь.
-Во, явился, - усмехнулась Ольга и в этот же момент в кухню, пошатываясь, вошел Даниил. Обведя всех мутноватым взглядом, он широко улыбнулся:
-О, все алалашки в сборе. Здрасьте!
Он театрально поклонился.
-Не поняла, как ты нас обозвал? – спросила Ольга.
-Алалашки. Ну, те, кто алалакают все время. Болтают, то есть.
-Даня, перестань, - мягко попросила его Надя, но тот и ухом не повел.
-Док, - обратился он к Павлу. – Пойдем на крылечко. Пара вопросов есть.
Павел кивнул и встал из-за стола.
-По-моему, он пьян, - сказала Ольга, присматриваясь к лихорадочному блеску в Даниных глазах и его не совсем уверенной стойке.
Даниил ее услышал.
-Да что там, чуть-чуть пивка всего! – отмахнулся он. – К утру выветрится.
Они с Павлом вышли на веранду.
-Пива хочешь? – Даниил выудил откуда-то пару бутылок.
-А тебе не хватит? – спросил Павел. Тот снова отмахнулся.
-Понимаешь, Пашка, я сегодня черт его знает сколько кругов нарезал и обнаружил, что здесь все закольцовано. Понимаешь?
-Честно говоря, нет, - признался Павел. – О чем ты?
Даниил открыл обе бутылки о выступ в стенке, протянул одну из них Павлу, а к другой жадно приник сам.
-Я подумал: в Городе есть электричество, вода, газ. Электричество идет по проводам, газ и вода – по трубам. Но они должны идти сюда извне, потому что здесь нет ни электростанции, ни башни там какой водонапорной, ни еще той фигни, откуда газ добывают. И я решил найти, откуда все это идет.
Павел сдержанно улыбнулся: он уже понял, к чему клонит Даниил. Кроме того, он узнал сейчас в нем самого себя пятью годами раньше: Даниил сейчас в точности повторял его путь.
-И как, нашел? – спросил он, заранее зная ответ.
-Черта с два! Сначала я шел вдоль проводов. Я раза три обошел вокруг Города, пока понял, что они никуда не ведут. Потом поперся по газопроводу. Результат тот же. Они все закольцованы, понимаешь? Они нигде не начинаются и не заканчиваются! Так просто не может быть, но так есть.
Даниил вторым большим глотком допил пиво, тогда как Павел к бутылке даже не притронулся.
-Я за эти дни весь Город излазил вдоль и поперек, выход искал, - продолжил Даня, хотя язык его стал чуть заплетаться. – И понял вот что: искать его надо не в Городе, а за ним. За ним, понимаешь?
Павел нахмурился: именно этого он и опасался больше всего.
-Даня, это очень опасно, - начал он, но тот, широко улыбнувшись, перебил.
-Я тебя умоляю, док! Оставь ты свои сказки про живой Город с карающей… этой, как ее, блин… дланью, во! Чушь это! Надо просто пересечь его границу, и где-нибудь найдется дыра, но не та, о которой ты сейчас подумал, - он лукаво погрозил Павлу пальцем, - нет, а другая, в которую можно или пролезть или на тачке въехать.
Он покачнулся и схватился за ограждение веранды.
-Или на самолете, - пробормотал он и, уже не в силах удержаться, начал падать.
Павел успел его подхватить.
-Ну, дорогой, что ж ты так, - проговорил он, но, взглянув на обмякшего на руках Даниила, понял, что говорить бесполезно: тот отключился.
Павел занес его в комнату и положил на диван.
-Все, готов, - сказал он подошедшим девушкам. – Пусть спит.
-Я его раздену, - сказала Надя, подходя к дивану.
-Тебе помочь? – спросил Павел. Надя отрицательно качнула головой. – Хорошо, тогда мы на кухне подождем. Женя, отведи Куджо домой, – попросил он сына, когда они с Ольгой вернулись к столу. – Я скоро приду, хорошо?
-Ладно, - ответил мальчик и, опираясь на костыль, встал со своего места.
Павел проводил взглядом хромающего сына, сопровождаемого собакой, потом повернулся к Ольге.
-Мы же договаривались, что ты за ним последишь.
Ольга согласно кивнула:
-Так я и следила. Два дня его выгуливала, как собачку, все ноги оттоптала, пока на третий он меня очень интеллигентно не послал. Но я поняла, что он в норме, потому и перестала за ним бегать. Или я что-то не так сделала?
-Не так. Нам еще очень повезло, что за две недели он не вышел за границы Города и ничего не случилось.
Ольга пожала плечами:
-Знаешь, я сама не очень верю в то, что ты рассказывал: про три попытки там, и все такое. По мне, так чушь все это.
Павел разозлился.
-Можешь считать это чем угодно, - сказал он, сдерживая гнев, - но, прошу тебя, все же погуляй еще с ним, ладно? Если хочешь остаться жива.
Было в его голосе что-то такое, что заставило Ольгу вздрогнуть. Она слегка растерялась и лишь кивнула в ответ.
-Особенно следи, чтобы он за границу не заходил, а то, сдается мне, он прямо завтра решил попробовать.
-А если он опять меня пошлет?
-Ну что, мне объяснять тебе, как возле парня удержаться? – устало спросил Паша. – Расскажи ему что-нибудь, увлеки, хоть пляши перед ним. Делай что хочешь, но за границу его не пускай!
Утро еще только-только разгоралось. Солнце совсем невысоко поднялось над землей, как будто не хотело спросонья вставать вообще. Низкорослую траву по краям дороги покрывали маленькие капли росы, непонятно откуда здесь берущейся каждое утро.
Даниил тихо вышел из дома, стараясь никого не разбудить. По своему обыкновению он проснулся рано (теперь ему для этого даже Штраус не требовался) и сразу же отправился куда-нибудь побродить. В последнее время он не мог находиться в доме: все переживания отразились на нем странным образом, развив что-то вроде клаустрофобии. Из-за нее-то он и шлялся целыми днями вокруг города, пытаясь отвлечь себя от всяких дурацких мыслей поиском выхода из него.
На улице еще почти никого не было – здесь рано не просыпались. Даниил шагал в полном одиночестве, думая о том, что зря он не взял с собой бутылку воды: вчерашний пивной срыв напоминал о себе мучительной сухостью во рту и болезненной тяжестью в голове. Вообще-то, он и не думал вчера напиваться, но просто не нашел другого выхода, когда обнаружил электрические провода, идущие в никуда, и такие же трубы, соединенные в одно огромное многокилометровое кольцо. И было во всем этом что-то столь сюрреалистическое, что нервы у парня наконец не выдержали и он, по дороге к дому, затарился целым пакетом бутылок у Василия. Тот же, когда смотрел, как Даниил набивает пакет, сказал, усмехнувшись:
-Валяй, не тушуйся. Тут все через это проходят. Потом, правда, у кого-то получается остановиться, а у кого-то - уже нет.
Через несколько сонных домов Даниил заметил одинокую старушку, сидевшую на крыльце в плетеном кресле. Даниил знал ее: Мария Федоровна. Все вокруг называли ее просто Федорихой, но Даня никак не мог переступить себя и опуститься до подобного панибратства (хотя оно и было нормальным в Городе: здесь вообще многое было в порядке вещей!) и потому обращался к ней всегда по имени-отчеству. Вот и сегодня, остановившись, он отвесил ей легкий поклон, который тут же отозвался ударом большой железной чушки в его голове:
-Доброе утро, Мария Федоровна!
Старушка оторвалась от своего вечного вязания (она со своими спицами чем-то отдаленно напоминала Сизифа, только в женском обличье: кому нужны были здесь ее носки с варежками?) и, зябко кутаясь в пуховый платок, подняла подслеповатые глаза. Узнав подошедшего, она заулыбалась ртом, непонятно как сохранившим все зубы белоснежными и здоровыми.
-А, Даниила! – она называла его именно так, смешением двух форм: современной Даниил и архаичной Данила. – Как поживаешь-то? Со здоровьем все в порядке? А то выглядишь ты не очень.
-Спасибо, Мария Федоровна, все хорошо у меня, - ответил юноша, хотя прекрасно знал, что все совсем не хорошо, и выглядит он не лучшим образом: похудел, под глазами легкая тень, да и сами глаза уже совсем не те, что были раньше. Потускнели они и в них сквозила смертельная усталость.
-Ну и слава Богу! – закивала Федориха. – Ты уж не болей, а я тебе к зиме носочки свяжу и шарфик, чтобы не мерзнуть. А сестричке твоей – свитерок, ей тоже беречься надо.
Даниил вздрогнул, отчего хворающая голова снова довольно навязчиво напомнила о себе. Что, уже весь Город знает? И кто, интересно разболтал? Но он даже не успел задать себе все эти вопросы, как старушка, всплеснув руками, отчего ее спицы чуть не повалились на пол, воскликнула:
-Ох ты ж, Наденька ведь жена твоя! Все время забываю. Ты уж прости меня, дуру старую. Вы ведь так похожи!
Одна часть мозга Даниила, та, что отвечала за эмоции, приказала было его телу снова вздрогнуть («Вы так похожи!»), но другая, хорошо помнящая, сколько неудобств доставляет сегодняшним утром это неуместное дерганье, велела ей заткнуться и отменила приказ.
-С Надей тоже все прекрасно, - спокойно ответил Даниил.
-Вот и хорошо, вот и замечательно! – Федориха снова заулыбалась. – Даниила, а у тебя сестры или братья есть?
Тот уже хотел ответить «нет», но осекся.
-Есть, - кивнул он, чертыхнувшись про себя. – Сестра.
Старушка казалась удовлетворенной.
-Ты уж не обижай ее, Даниила, - сказала она, наверное, решив, что речь идет о маленькой девочке, и, похоже, начисто забыв, где они сейчас находятся.
-Не буду, Мария Федоровна, - согласился Даниил и смутился: вообще-то, последние пару недель он только это и делал. Нет, он не ругался с Надей, ни в чем ее не упрекал, но и не уделял ей никакого внимания.
Старушка, однако, не заметила его смущения: разговаривая с Даней, она словно бы разговаривала сама с собой:
-Родных надо беречь, ведь они – самые близкие, и никого другого у нас нет.
Она сказала эту сентенцию и погрузилась то ли в раздумья, то ли в воспоминания. Повисла неловкая пауза, за время которой Даниил решил, что больше ему здесь делать нечего.
-Ладно, Мария Федоровна, пойду я. Всего хорошего.
Старушка, словно от сна очнувшись, вновь подняла на юношу глаза:
-А? Да-да, ступай, Даниила, ступай.
Даниил отошел от Федорихи, потом оглянулся. Старушка так и сидела, словно окаменев, смотря в одну точку и сложив на коленях руки со спицами.
Тело еще довольно молодого мужчины в строгом черном костюме неподвижно лежало в обитом красным гробу. Черты лица его изменились до неузнаваемости: они заострились, словно после смерти кто-то прошелся по ним резцом, как по ледяному мрамору, пышные вьющиеся когда-то волосы сильно поредели, стали гладкими и напоминали облезлый старый парик. На тыльных ладонях рук, сложенных на животе и перехваченных куском бинта, небрежно замаскированного под манжетами, проступили полоски вен, ставшие сейчас черными. Да и весь человек, что беспомощно лежал сейчас в длинном деревянном ящике, казался каким-то ссохшимся, будто из него высосал всю кровь какой-нибудь ненасытный вампир, и в этом тщедушном тельце никак нельзя было узнать энергичного тридцатипятилетнего мужчину не самого хрупкого сложения.
Мария, стоя сбоку от гроба и смотря в знакомо-незнакомое лицо, думала о том, во что всего за несколько лет может превратить человека малюсенький плотный комочек, возникший у него в паху. Комочек этот обнаружили слишком поздно, когда тот уже успел разрастись в большого осьминога, нагло раскинувшего щупальца по всему телу и пожиравшего его изнутри. Не помогла и операция, и лекарства, которыми пачками скармливали больному: рак делал свое дело неумолимо, словно сама смерть, лишь отвлекаясь на борьбу с непрошеными гостями в виде химикатов.
Мария не испытывала ни сострадания, ни угрызений совести, неотрывно глядя на гроб. Печаль была, но, скорее, не по усопшему, а по давно прошедшему детству, которое как раз во многом и олицетворял тот, кто совершенно беспомощно лежал сейчас перед ней.
Ей сообщили о болезни Владика несколько месяцев назад. Он сам в больнице назвал ее имя и адрес, непонятно, впрочем, на что надеясь. Неужели он думал, что Мария бросит все и помчится к нему? Зачем? Чтобы сидеть возле его постели, держать за руку и утешать лживыми речами, что все будет хорошо? Так он сам знал (не мог не знать), что не будет этого никогда. Он ведь знал, что она так и не смогла его простить.
Владик был младшим в семье и оттого всегда находился в более привилегированном положении. Все лучшее доставалось ему: одежда, еда, любовь и ласка родителей. А старшая сестра всегда, с самого его рождения, жила, словно падчерица. И хотя мать, после того, как девочка бросила ей обвинение в этом в лицо, уверяла, что это на так, что у них с отцом и в мыслях такого не было и они любят своих детей одинаково, но девочка-то знала, что все именно так, и одинаковой любви не было. Мальчишку любили больше, чем ее, он вторгся в их жизнь и, без лишних вопросов, занял ее место, заставив потесниться. Конечно, она протестовала, пытаясь отвоевать у брата потерянные позиции единственной и неповторимой, но ничего из этого не вышло, и девочке пришлось в конце концов отползти в сторону, тихо скуля, зализывая раны и наблюдая из своего угла, как этот уродец (он всегда казался ей уродцем) победно восседает на ее месте, играя ее бывшими игрушками, катаясь в ее бывшей коляске и жадно пожирая родительскую любовь, ту, в которой еще совсем недавно безраздельно купалась только она.
Они не виделись с тех пор, как Маше исполнилось девятнадцать и она, выскочив замуж, уехала из родного города вслед за мужем-нефтянником. Она никогда о нем не вспоминала, просто вырвав с корнем воспоминания о брате. Он перестал для нее существовать, а, заодно, и родители, так подло отвергнувшие ее, но, стремясь сохранить лицо, лицемерно заботившиеся о ней и показно любившие. Только Маша знала цену этой любви и этому лицемерию, она сама дошла до понимания всего, что происходит, потому безо всякого сожаления уехала далеко на север, не оставив адреса. За два десятка лет она ни разу не написала в бывший дом, не позвонила, предпочтя просто все забыть.
Откуда Владик взял ее адрес, Маша не знала, да и не хотела знать. Получив письмо от главного врача больницы, куда его положили, она прочитала его, поморщилась от неприязни, а затем безжалостно порвала на мелкие клочки. Заболел? Неизлечимо? Так тебе и надо, уродец, это небе в наказание за твои грехи, главный из которых тот, что ты вообще появился на этот свет. И нет ей никакого дела до того, что с тобой будет, будь у тебя хоть три рака сразу!
Но на похороны пришлось поехать. Оказалось, что ее родители, перед тем, как покинуть этот мир (да, они его уже покинули, хотя Маша об этом и не знала), сколотили какое никакое состояньице: квартиру, дачу, машину, кое-какие деньги. Всем этим добром после их смерти заведовал Владик, так как родители ничего не знали о дочери (хотя дочь-то была уверена, что не хотели знать). Но вот и он, наконец, отдал Богу душу, оставив ее единственной наследницей, причем прописал все в завещании, чем поначалу, лишь только она об этом узнала, очень удивил Машу. Но она тут же поняла, что и после своей смерти он издевался над ней: у нее появилась лишняя головная боль, что со всем этим делать. Самой ли распоряжаться, продавать ли – в любом случае это лишние хлопоты и заботы. И хотя лишние деньги никогда не бывают лишними, особенно, когда они столь неожиданно сваливаются тебе на голову, все равно Маша чувствовала, что здесь есть какой-то подвох: не мог просто так Владька все ей отдать, ведь он всегда только портил ей жизнь.
И вот теперь она стояла перед гробом младшего брата, его старшая сестра, давно уже ставшая не Машей, а Марией Федоровной, главным бухгалтером и матерью одного ребенка, и мучительно искала ответ: почему? Почему он решил все отдать ей? Замучила совесть от осознания того, что он украл у нее все много лет назад? Или все же стоит ожидать какой-нибудь гадости?
Так и не решив эту задачку, Мария развернулась и пошла прочь из ритуального зала морга, не простившись с братом, под недоуменные взгляды его друзей и дальних родственников…
Глава 21
-Даня!
Он обернулся, будучи уже на самой окраине Города. К нему приближалась, не особенно, впрочем, торопясь, Ольга с его же походной сумкой в руках. Сумка явно была тяжеловата, судя по тому, как изогнулась в противоположную сторону девушка.
-Подожди!
Даниил нахмурился, но все же остановился. «Какого лешего ей надо?» - не слишком приязненно подумал он и вопрос этот слегка прижал его голову, давая ей возможность напрячься и поискать ответ. Но напрягаться голове совсем не хотелось, просто было больно.
Даниилу совсем не светило брать Ольгу себе в попутчицы. Первые его вылазки она неотступно сопровождала его, как репей, прицепившийся к собачьему хвосту. Нет, она не мешала, даже почти не разговаривала, только когда он сам этого хотел, но ее постоянное присутствие раздражало и очень скоро Даня не очень вежливо предложил ей пойти домой, к черту, на фиг, куда угодно, но только не таскаться с ним. Ольга тогда фыркнула, как умела это делать только она, и удалилась с Нефертитиевской гордостью. Больше она не донимала его своим присутствием, но вот сегодня ей что-то понадобилось. Даниил решил выслушать ее и поскорее отправить восвояси.
-Ты рано убежал, - сказала Ольга, поравнявшись с ним. – Я думала, что после вчерашнего ты выспаться захочешь. На-ка, - и она протянула ему сумку.
-Зачем она мне? – слегка ошалело спросил Даниил.
-Здрасьте! – Ольга уперла руки в бока. – Я ее такую даль перла, а теперь давай ты, джентльмен!
Даниил взял сумку, не поняв все же, за каким чертом та ему сдалась. Сумка и в самом деле оказалась не такой уж легкой.
-А зачем ты ее перла-то? – снова спросил он.
-О тебе заботилась. Думаю, как же ты после бухалова и без опохмелки? Давай, поправь головку-то.
Они отошли к обочине и Ольга быстро сервировала легкую закуску прямо на толстом поваленном дереве. Вслед за едой, на которую смотреть не хотелось, появилось несколько бутылок пива.
-О! – воскликнул Даниил. – А это откуда?
-Твое, - развела руками Ольга. – Ты же вечером чуть не ящик притащил.
-Да? – недоверчиво спросил Даниил, беря одну из бутылок и оглядываясь в поисках подходящего выступа, о который можно было бы ее открыть.
-Да! – передразнила Ольга и, улыбаясь, открывалкой распечатала бутылку прямо в его руках. – Пей давай, подобреешь.
Даниил не дал ей возможности долго его упрашивать и выпил все, ни разу не оторвавшись от горлышка.
-Ого, да ты у нас, оказывается, алкаш! – восхищенно сказала Ольга. – Был у меня один знакомый, так же лакал. Только тот на пиво не разменивался, водяру пол-литрами в себя заливал.
-И как, жив? – поинтересовался Даниил, сдерживая слабый порыв желудка немедленно вытолкнуть все обратно.
-Кто, знакомый? – уточнила Ольга, а потом пожала плечами: - Хрен же его знает! Я его года четыре уж не встречала. Тогда был жив.
Они сидели рядышком на бревне и Даниил прислушивался к тому, как постепенно в его голове все расставляется по своим местам после ночного кавардака.
-Ты закусывай давай, - сказала Ольга, пододвигая к нему бутерброды. – А то опять окосеешь, мне тебя что, на себе тягать?
-По-моему, я уже немного окосел, - ответил Даниил, потянувшись за новой бутылкой.
Ольга усмехнулась:
-Конечно, на старые дрожжи-то… Давай еще одну и перерыв, ладно?
Даниил кивнул, подождал, пока Ольга откроет ему и эту бутылку, а потом стал пить ее, но уже не спеша, маленькими глотками.
-Ну, как? Отпустило немного? – спросила Ольга, молчавшая во время этого священнодействия.
-Нормально, - уклончиво ответил Даниил, чувствуя прилив свежих сил. – Ты не думай, я вообще-то редко пью…
-Ай, не оправдывайся! – отмахнулась Ольга. – Непьющих нет. Я вот тоже иногда могу чуток приложиться.
И, словно в доказательство своих слов, она взяла его бутылку и немного из нее отхлебнула.
-Беда в том, что я пьянею слишком быстро, - сказала она, жуя бутерброд. – Особенно от шампанского и пива. И тогда со мной можно делать что угодно, мне по фиг будет.
Даниил усмехнулся: многие из его институтских приятелей по достоинству оценили бы это ее качество.
-Черт, снова курить захотелось, - проворчала Ольга. – Меня всегда после выпивки на курево тянет. Послушай, почему тут сигарет нет?
-Не знаю, - честно ответил Даниил.
-Когда мы удерем отсюда… если удерем… первое, что я сделаю, куплю себе сигарет и обкурюсь до полусмерти.
-Осталось только отсюда удрать, - задумчиво проговорил Даня.
-Ну, как я понимаю, ты именно эту цель перед собой поставил? Как Пашка, дохтор наш, сказал, это для тебя стало делом всей жизни. Он еще как-то это обозвал по не нашему…
-Magnum opus. Это по латыни.
-Во, точно! – подтвердила Ольга. – Опус, говорит, у тебя, и ничего с этим не поделаешь.
Даниил улыбнулся: она несла чушь, но ему не хотелось обрывать ее словесный понос.
-Ты сейчас-то куда собрался? – спросила Ольга, смотря, как он отбрасывает в сторону порожнюю бутылку.
Даня только плечами пожал и рискнул попробовать кусок сыра. Тот прошел легко. Ольга протянула ему еще один.
-С собой возьмешь?
Даниил помолчал. Ему совсем не хотелось ее брать, но и прогнать сейчас было бы просто невежливо: Ольга же, о нем заботясь, тащила в такую даль сумку с едой и пивом.
-Пошли, - ответил он, вставая. – Скидай все с собой, дальше еще привал устроим.
На стук долго никто не отвечал. Павел уже было забеспокоился, но тут дверь открылась и на пороге появилась заспанная Надя.
-Привет! – улыбнулась она. – Входи. Я сейчас, хорошо? – сказала она, когда Паша прошел в дом. – Мне надо себя в порядок привести.
-Давай, - согласился он, приготовившись к ожиданию: если женщина говорит, что ей надо привести себя в порядок, то это – надолго.
Надя, однако, вернулась довольно скоро. Ночную сорочку сменило легкое платье, а волосы на голове уложены в прическу. Павел усмехнулся:
-Однако, ты на удивление быстро управилась.
-Привычка студенческая, - ответила Надя. – Кофе хочешь?
-Да я, вообще-то, завтракал, - замялся Павел, но тут же предложил: - А давай я за тобой поухаживаю.
Надя улыбнулась:
-Ну, если тебе так хочется…
Они зашли на кухню и Паша положил на стол книжку.
-Это тебе, как и обещал. Где у вас кофе?
-В шкафу над плитой. – Надя взяла книгу, мельком взглянула на название. – Я пока отнесу к себе, хорошо? Не люблю, когда книжки везде валяются.
Павел вскинул брови:
-Вот как? Я, знаешь ли, тоже.
-Значит, - сделала вывод Надя, - мы с тобой – родственные души.
Паша покачал головой:
-Нет, скорее, у нас просто похожие привычки.
-А разве это не говорит о душевном родстве?
-Черт его знает, - он пожал плечами. – Может, и говорит.
-Ладно, - засмеялась Надя. – Сейчас вернусь.
Они пили кофе, Паша что-то рассказывал о сыне и Куджо, вспоминая, какой бедлам они иногда вдвоем устаивали в доме.
-Паша, - вдруг мягко перебила его Надя. – А вы с женой как жили?
Павел удивленно глянул на нее.
-Как жили? – переспросил он и задумался. – Хорошо жили. Нет, ссорились, конечно, иногда, так ведь без этого никак. Помню, мне один знакомый психолог говорил, что ссора в семье – гарантия ее сохранения.
-Почему?
-Потому что после того, как муж с женой сбрасывают друг на друга накопившееся напряжение, они еще больше понимают, как дороги и нужны друг другу. А если напряжение оставлять где-то в другом месте, то тогда не наступит этой «обратной реакции», понимаешь? Конечно, все это справедливо, если супруги любят друг друга.
Надя молча слушала.
-В общем, - подытожил Павел, - это я к тому говорю, что все у вас с Даней будет хорошо. Сейчас сложный период в ваших отношениях, но он пройдет, поверь.
Надя покачала головой:
-Но мы ведь брат и сестра…
-А кто об этом знает? Только я и Ольга. Что меня касается, так я не собираюсь это афишировать, а Ольга… - Паша на секунду задумался. - При всех ее закидонах, она не производит впечатление сплетницы. Так что живите спокойно. Даня скоро привыкнет к этой мысли, вот увидишь. А ребенок появится, так вообще все хорошо будет.
-Да, но ведь я беременна от брата, - возразила Надя. – А если с ребенком проблемы будут?
Павел покачал головой:
-Ну, во-первых, вы все-таки родня только наполовину, по отцу. Так что риск проблем, считай, в половину уменьшается. А, во-вторых, ты даже не знаешь, сколько на самом деле рождается в мире детей от родителей-родственников, и патологии встречаются очень редко. Да вспомни хотя бы древнеримских императоров! Они там почти исключительно со своими сестрами жили, от них же и детей имели, дети эти потом Римской империей правили, и еще как правили!
Надю такое сравнение развеселило, несмотря на серьезность ее опасений. Она вдруг представила себе Даниила, расхаживающего по их спальне в белой тоге, с золотым венцом на голове, и ей стало смешно.
-Ну, вот ты уже смеешься, - улыбнулся Павел. – Так что не переживай: никому не говорите о вашем родстве и живите спокойно. Хотя… - он поморщился, - здесь, вообще-то всем наплевать, кому кто кем приходится. В Городе все погружены только в свои проблемы. Один Васильич сует нос во все, но и ему, по большому счету, все равно.
-А там? – спросила Надя, махнув рукой куда-то назад. – Там, за Городом?
-Ну, там-то, конечно, - кивнул Павел. – Там всем до всех дело есть и самое любимое занятие у людей кости ближним перемыть. Только нам-то это уже не грозит.
Надя внимательно и уже не смеясь смотрела на него.
-А если грозит?
Паша прищурился:
-Ты о чем? Тебя Даниил убедил, что отсюда сбежать можно?
-Нет, он не убеждал. Он лишь говорит постоянно, что хочет сбежать.
Павел сокрушенно покачал головой.
-Как бы это его желание боком нам не вышло…
Он замолчал. В кухне повисла пауза.
-Паш, - Надя приблизилась к нему. – А тебе самому никогда не хотелось уехать?
Павел поднял на нее серьезный взгляд и внимательно посмотрел прямо ей в глаза.
-Хотелось? – переспросил он, а потом резко пододвинулся к Наде близко-близко и горячо прошептал прямо в ухо: - Господи, Надька, да мне этого хочется постоянно! Мне каждую ночь снится, что я уезжаю отсюда, вместе с Женькой и Куджо. Понимаешь, каждую! Только я-то знаю, что это – невозможно.
Он отодвинулся на свое место и Надя заметила блеск в его глазах.
-А если все же Дане удастся найти способ? – спросила она. – Поедешь с нами?
Павел покачал головой:
-Очень сомневаюсь, что у него что-нибудь получится. Но если все же получится, то… - он сделал паузу, как будто решал для себя что-то очень важное, - если получится, то – поеду. Кстати, как я понимаю, - он заставил себя улыбнуться, - Данька сейчас как раз и занят поиском таинственной двери?
-Наверное, - вздохнула Надя. – Он еще утром ушел, я спала.
-Так-так. А Ольга, как я понимаю, тоже с ним?
-Похоже, - ответила Надя и лицо ее стало озабоченным.
-Очень хорошо! – Паша удовлетворенно ухмыльнулся, потом заметил Надину озабоченность. – Да ты не переживай, это я ее попросил быть с ним.
-Ты? – удивилась Надя. – Но зачем?
-Чтобы парень глупостей не наделал. Она для него – сдерживающий фактор.
Надя лишь кивнула, а Паша вдруг снова стал серьезным.
-Надя, у меня есть к тебе одна просьба, - он взял ее за руку.
Надя улыбнулась:
-Для тебя – хоть сто.
-Нет, только одна, - он помолчал. - Пожалуйста, пообещай мне, что если все же у вас получится отсюда выбраться, а меня с вами не окажется, то вы не забудете о Женьке и позаботитесь о нем. Конечно, я знаю, что это – невозможно, но все же…
-Паша, ты чего такое говоришь? – Надя здорово удивилась. – Как это тебя с нами не окажется?
-Не знаю. Но если случится именно так, то обещай, что вы Женьку не бросите, ладно? Прошу тебя.
И он посмотрел на нее умоляюще.
-Конечно, я обещаю, - ответила Надя, даже слегка встревожившись. – Но зря ты так говоришь: если придется отсюда уезжать, то уедем все вместе.
-Твои слова бы, да Богу в уши! – невесело усмехнулся Павел.
Даниил не мог понять, как же это все произошло. Что и где перемкнуло, какая звезда за какую зашла, какие где миры столкнулись друг с другом, что все вышло именно так. И, самое главное, он вынужден был себе признаться, что ему понравилось.
Они подошли с Ольгой к самой окраине Города почти в полдень.
-Смотри, - сказал Даниил, показывая своей спутнице узкий и неглубокий ров. Не ров даже, а так, канавка, словно прорытая детской лопаткой. – Вот это и есть граница. Если верить местным паникерам, то за ней – верная гибель.
Ольгу передернуло. Она не верила во все легенды, которыми их регулярно кормил Павел, но она хорошо помнила его слова («Если хочешь жить!») и решила все же помешать Даниилу переступить эту черту: черт его знает, может за ней и в самом деле что-то есть.
-Данечка, ты есть не хочешь? – спросила она, останавливаясь подальше от канавки. – Я так уж и проголодалась. Да у нас еще пиво есть.
-Проголодалась? – спросил Даниил. – Я, если честно, тоже.
-Вот и хорошо! – засуетилась Ольга. – Давай сумку, я сейчас все быстро подготовлю.
Они расположились прямо на траве, разложив вместо стола полиэтиленовый пакет. Попивая пиво и, закусывая его бутербродами, которых оказалось не меряно («Она их что, всю ночь резала?» – подумал Даниил), болтали просто так, ни о чем, делясь какими-то воспоминаниями.
-Даня, а чего ты женился-то так рано? – спросила Ольга. – Парню, вроде, после двадцати пяти имеет смысл.
-Почему?
-Ну, он к тому времени уже при работе, деньгах. Тогда и о семье подумать можно.
-Не знаю, - пожал плечами Даня. – С деньгами у меня никогда проблем не было, а женился… Люблю я Надьку, она у меня первая и единственная.
-Мм, - промычала Ольга. – А мне мама всегда говорила, чтобы я не выходила замуж за первую любовь, все равно ничего хорошего из этого не выйдет.
-И кто у тебя был «первой любовью»?
-Да был! – Ольга презрительно скривила губы. – Козел! Как узнал, что я того, в положении, так только его и видела. А ведь я, наверное, его любила.
-Почему «наверное»?
-Ну, может, и не «наверное», только как он сбежал, так вся любовь и пропала. – Ольга вдруг засмеялась. – Кстати, вспомнилось: он, когда целовался, так смешно губы вперед вытягивал, словно на дудке играл. Я всегда ржать начинала, видя это, а он обижался. Интересно, а как ты целуешься?
Наверное, в другое время и при других обстоятельствах она ни за что не задала бы этот вопрос. Но пиво уже ударило ей в голову, вокруг не было ни души, рядом – потрясающий парень, а позади – месяц воздержания.
Даниил зыркнул на нее, улыбнулся как-то плотоядно, и ответил чуть сдавленным голосом:
-А вот сейчас и узнаешь!
Он одним рывком оказался возле нее, хотя и сидел на некотором расстоянии, и тут же, не говоря больше ни слова, начал ее целовать. Ольгу тут же подхватил этот поток, она поняла вдруг, что самые смелые ее сны сейчас готовы сбыться, и сама перехватила инициативу…
Совокуплялись они самозабвенно, совершенно не замечая ничего вокруг. Даже если бы возле них собралась толпа зрителей, бурно обсуждающих их действия, то они бы и на них не обратили внимания. Даниил, уже и забывший, когда в последний раз был с Надей (а при его сексуальных потребностях это должно было происходить как минимум раз в день), полностью отдался умелому Ольгиному телу, которое доставляло ему наслаждение, буквально топя в нем. А что она выделывала своим ртом! Даниил чуть не кричал (да, скорее всего, и в самом деле кричал), когда ее губы и язык порхали по его коже.
Они долго не могли насытиться, но после нескольких стремительных взлетов и таких же стремительных падений, пришло осознание того, что случилось. И Даня, лежа обнаженный и изможденный в Ольгиных объятиях, начал мучиться сомнениями.
Черт, как же так случилось? Ведь он только что изменил Наде, которой совсем не хотел изменять, несмотря на все то, что случилось. Как бы там ни было, но она носила под сердцем его ребенка, и его поступок выглядел просто подло.
Но ему понравилось! Нет, Даня всегда удовлетворялся сексом с Надей, получая от него максимум наслаждения. Но… все же чего-то не хватало. И он вдруг понял, чего именно: новизны. У него за всю жизнь была только одна женщина (пусть и та, которую он любил) и сравнивать было просто не с кем, а ему хотелось сравнивать, хотелось чего-то нового, того, что и бросает многих женатых мужчин в объятия чужих женщин, после чего они могут банально сравнивать, и привносить то, что узнали, в семейную жизнь.
И, тем не менее, Даниил чувствовал себя последней скотиной. И когда Ольга снова попыталась его поцеловать, он лишь отодвинулся от нее.
-Что случилось, Данечка? – в ее голосе слышались нотки озабоченности. – Что-то не так? Тебе не понравилось?
Даниил вздохнул: как ей объяснить?
-Дело не в этом. Понимаешь, я ведь жене изменил.
Ольга хмыкнула:
-Позволь тебе напомнить, что она – твоя сестра.
-Это не имеет значения! – отрезал Даниил. – Она все равно моя жена, и я ей изменил!
Ольга виновато улыбнулась.
-Извини, я как-то не подумала, что ты так к этому отнесешься.
-Я ведь люблю ее! – Даниил повернулся к Ольге. – Люблю, несмотря ни на что.
-Я тебя понимаю. Но не стоит казнить себя. Что сделано, то – сделано. Давай просто об этом забудем, словно ничего и не было, ладно?
Даниил молчал.
-И потом, это же природа, - продолжала Ольга. – Против нее не попрешь. Насколько я успела заметить, ты давно уже с Надей не живешь, ведь так?
-Тебе-то какое дело? – буркнул Даня.
-Ну, не сердись. Я тоже без мужика сколько времени. Вот и сошлись две неудовлетворенности, – она усмехнулась. – Ведь одним душем сыт не будешь.
Даня оторопело уставился на нее.
-Ты о чем?
Ольга засмеялась:
-Милый, я еще не в том возрасте, когда женщина начинает смотреть на огурцы исключительно как на еду, а под душем – только мыться.
-А, ты вон в каком смысле… - проговорил Даня, вспомнив вдруг себя в туалете по ночам.
-В этом, дорогой, в этом. Но, если уж тебе это в напряг, так давай сохраним все в тайне и не будем об этом вспоминать. В конце концов, мы оба разрядились, и теперь можем какое-то время снова копить в себе желание.
-А что потом? – он пристально посмотрел на нее.
Ольга вздохнула протяжно:
-Там видно будет.
Даниил задумался. Действительно, может, она и права? Что было, то – было, и ничего уже изменить нельзя. Так не лучше ли притвориться, что ничего и не было, убедить в этом не только других, но и самого себя? Сунуть голову в песок, как страус, и не мучиться угрызениями совести, по поводу того, что зад наверху остался.
-Ладно, - махнул он рукой. – Забудем.
-Вот и хорошо! – Ольга явно обрадовалась. – Жить надо проще и проще ко всему относиться. А сейчас давай оденемся. Там у нас, кстати, еще пиво осталось.
-Ну уж нет! – запротестовал Даня. – А то мы еще чего-нибудь натворим.
Глава 22
Они стояли у самой кромки маленькой канавки. Даниил даже чуть заступил за нее, и теперь носок кроссовка его правой ноги нависал над пустотой.
Граница манила к себе, притягивала, словно магнитом. Даниил буквально слышал в голове ее призыв («Переступи, ну переступи же меня!»), и призыв этот с каждой секундой звучал все громче, лишая юношу остатков воли и полностью подчиняя его только одному желанию: сделать шаг, один малюсенький шажочек, и посмотреть, что изменится от этого.
Если бы Даниил мог сейчас думать, он вспомнил бы, что уже трижды пересекал эту границу, правда на машине, и ничего за ней не нашел: ни таинственного прохода, освободившего бы их из столь своеобразного заточения, ни лазейки, открывающей вход в остальной мир, ни выпрямленного пространства, разрывающего пространство искривленное. Но он не думал сейчас об этом, его сжигало изнутри желание перейти черту.
-Может, не надо? – раздался сбоку робкий Ольгин голос.
Даня повернулся к ней, и Ольга тут же отшатнулась: в его глазах горел очень нехороший огонь.
-Боишься? – полунасмешливо произнес Даниил. – Тоже поверила в эти россказни о «великой опасности перехода границ»? Вот интересно: упадут небеса на землю, если я туда, – он показал вперед, - перешагну?
Ольгин страх рос пропорционально его решимости. Она уже боялась не границы (точнее – ее пересечения), а самого Даниила: было сейчас в нем что-то демоническое, словно какой-то бес-расстрига, веселый и подлый, вселился в него, подавив полностью сознание юноши и подменив его собой.
-Даня, давай домой пойдем? – еще раз попыталась Ольга, но Даниил лишь рассмеялся в ответ.
-Нет уж, вопрос с небесами меня очень занимает! Так рухнут или нет?
И, не дождавшись ответа (да и не ждал он его ни от кого!), Даня легко перескочил через канавку…
-Не волнуйся, все у нас будет хорошо. У всех.
И Надя положила другую руку на ладонь Павла.
-Забавно, - улыбнулась она. – Сначала ты меня успокаивал, а теперь – я тебя.
Паша тоже улыбнулся в ответ:
-Да я, в принципе, спокоен. Только снится мне в последнее время ерунда какая-то, словно я горю, горю в прямом смысле, мне жутко больно, а пошевелиться не могу. И я понимаю, что еще немного, и сгорю весь, как спичка, но ничего не могу с этим сделать.
-Чушь какая! – воскликнула Надя, внутренне содрогнувшись, однако. – И ты от этого ерунду всякую говоришь?
-Не знаю. Только для меня это – совсем не ерунда.
-Конечно, ерунда! – перебила его Надя. – Все с нами будет нормально, вот увидишь. А уж как там дальше будет – то ли здесь мы останемся, то ли уедем – так дальше и увидим. И брось тут себя хоронить, мало ли что присниться может. Вот мне несколько раз снилось, недавно причем, что я за рулем сижу и куда-то гоню сломя голову, хотя я всего-то пару раз с места трогалась и рулить могу только прямо. Вот к чему это?
Павел рассмеялся:
-Я же не толкователь снов!
-Так и нечего над своими снами раздумывать! – твердо заявила Надя. – Может, ты просто пить во сне очень хотел, вот и снился огонь. Да и ночи здесь душноваты… И вообще, давай тему сменим, хорошо?
-Давай, - согласился Павел. – Кстати, есть одна. У меня через две недели день рождения.
-Правда! Это же здорово! И сколько тебе стукнет?
-Тридцать шесть. Глубокий старик, да?
Надя отмахнулась:
-Брось! Для мужчины – вообще самый расцвет.
-Так вот, - продолжил Паша. – В связи с этим хочу спросить, да стесняюсь.
-О чем же?
-Не поможете мне с Ольгой со столом справится? Видишь ли, проблема в том, что придется приглашать всех, а это человек шестьдесят, так что работа – не маленькая.
-Подумаешь! – усмехнулась Надя. – У нас на свадьбе с Данькой, - по лицу ее пробежала тень, но тут же исчезла, - сто пятьдесят было, и ничего. Правда, у нас в ресторане все происходило, ну да все равно: справимся. И Даньку напряжем.
И она столь тепло и нежно посмотрела на Павла, что тот растрогался.
-Спасибо! – только и сказал он.
-Да не за что, - пожала плечами Надя. – Мы ведь друзья.
Павел встал из-за стола.
-Ладно, Наденька, я домой схожу, посмотрю, как там мальчишки мои. Если хотите, приходите сегодня на ужин. Думаю, - он усмехнулся, - наши путешественники не к самой ночи вернутся.
-Хорошо, спасибо за приглашение. Мы обязательно будем.
Надя тоже встала и вдруг слегка покачнулась, охнув и изменившись в лице.
-Что с тобой? – испугался Павел, подхватывая девушку под руку.
-Что-то в спину вступило, - сказала, морщась, Надя. – И внизу живота тупая такая боль.
-Тебе надо лечь, - сказал Паша, внимательно глядя ей в глаза.
Надя слабо махнула рукой:
-Не надо, уже проходит.
Она несколько раз глубоко вздохнула, потом слегка наклонилась вперед, прислушиваясь к ощущениям. Улыбнулась:
-Ну вот, все в порядке. Наверное, у беременных это бывает.
-Бывает, - подтвердил Паша, все еще держа ее за руку. – Весь вопрос только в том, что бывает. Все же тебе лучше прилечь, а я к себе схожу, аптечку свою приволоку: тебя надо осмотреть. И не спорь! – отрезал он, видя, как Надя пытается ему возразить. – Кто тут врач?
-Ты, конечно! - улыбнулась девушка и позволила ему повести себя к кровати.
Но они не дошли.
Даниил спокойно стоял с другой стороны канавки. Всего пара шагов отделяла его от Ольги, не решившейся последовать за ним.
Когда он шагнул, девушка вся напряглась, словно готовилась убежать. Да и сам Даниил, переступив границу, почувствовал сильный испуг, хотя и был стопроцентно убежден, что ничего не произойдет.
Ничего и не произошло. Земля не закачалась, не разверзлась, не возник ниоткуда разрушительный ураган, ни одно дерево неподалеку не стартовало со своего места, как в прошлый раз. Все было точно таким же, каким и минуту назад.
Даниил поднял голову вверх.
-Не рухнули, - сказал он, глядя на небо. – Жалость какая.
«Собственно говоря, - подумал он, - а чего я ожидал? Что сразу откроется какой-нибудь портал, сквозь который меня выкинет по другую сторону этого маразма? Нет, парадоксы так не разрешаются…» Его лихорадочное возбуждение сменилось жестокой апатией, как бывает всегда, когда не оправдываются самые радужные надежды, хотя здесь-то было совершенно непонятно, на что он надеялся.
-Пойдем отсюда, - хмуро проговорил он, перешагнув обратно и поднимая с земли сумку. – Делать здесь больше нечего.
И пошел назад, не оборачиваясь.
В дверях их встретил Паша. Вид его был устрашающий: хмурое озабоченное лицо, недобрые глаза, рукава рубашки закатаны до локтей, а в руках – тряпка со следами крови.
-Ого! – воскликнула Ольга, увидев эту картину. – Ты чего, зарезал кого-то?
Даниил ничего не спросил, лишь черты лица его заострились: сердце кольнуло нехорошее предчувствие.
-Входите, - сказал Павел. – У нас выкидыш.
Сказал совсем просто и бесцветно, как врач «скорой помощи», везущий пациентку в больницу и сообщающий туда по рации, к чему им быть готовыми. Сказал и развернулся, чтобы уйти.
-Подожди, - остановил его Даниил разом пересохшим ртом. – Какой выкидыш?
-Обыкновенный, - ответил Павел, не оборачиваясь. – Хочешь – в тазу в ванной посмотри.
Он отбросил в сторону окровавленную тряпку и пошел в комнату. Даниил растерянно поглядел на Ольгу. Та нахмурилась, как и Паша.
-Ну, чего стоишь? – спросила она. – Иди к ней.
Даниил осторожно вошел в комнату. Надя лежала на кровати, накрытая простыней. Лицо ее было белым, как эта самая простыня. Но она не спала и даже виновато улыбнулась, увидев Даню.
Паша стоял рядом, что-то набирая в шприц из маленькой стеклянной ампулы. Потом взял ее руку, перетянул предплечье жгутом и, смазав локоть с внутренней стороны спиртом, медленно ввел иглу в вену.
-Ты как? – спросил Даниил, не отводя взгляда от Надиных ввалившихся глаз.
-Нормально, - тихо ответила она. – Уже все. Видишь, как получилось, - она попробовала развести руками, но Павел ее мягко остановил.
-Не шевелись пока.
Надя замерла, а Паша, осторожно давя на шприц, посылал лекарство прямо в ее кровь. Делал он это медленно и в течение всего процесса над ними всеми висела тяжелая, гнетущая тишина.
-Все, - Паша вынул иглу. – Сожми руку.
Он разобрал шприц, сунул его в небольшой несессер и встал.
-Пока отдохни, - сказал он, обращаясь к Наде. – Позже повторим.
Он нежно похлопал ее по руке и добавил тепло:
-Ты молодец.
Проходя мимо Даниила, Павел бросил ему:
-Не слишком ее утомляй. И не волнуй.
Даня кивнул, все еще не отрываясь взглядом от Нади, и Павел вышел, не сказав больше ни слова.
Даниил подошел к кровати, присел на край. Он не знал, что сказать. Еще месяц назад он нашел бы тысячу слов, чтобы поддержать и приободрить, но сейчас все слова казались столь фальшивыми и неуместными, что Даня молчал. Он лишь смотрел на Надю, а та смотрела на него. Смотрела болезненно, и по ее взгляду было видно, сколь она страдает. Даня не выдержал и отвел глаза: ему стало стыдно, словно это именно он виноват в том, что случилось. А, может, так оно и есть на самом деле?
Он заметил небольшого формата книжку, лежащую на прикроватной тумбочке. Взял ее, посмотрел на обложку: Стивен Кинг, «Извлечение троих».
-Символичное название, - усмехнулся он, снова поворачиваясь к Наде. – Нас тут как раз трое: ты, я и Ольга.
Надя слабо улыбнулась.
-Даня, я…
Но Даниил мягко ее остановил:
-Не надо ничего говорить, Дюха, - он называл ее так (сокращением от «Надюха», которое сам и придумал) лишь в минуты наивысшей нежности в их отношениях. – Не надо, потому что это я во всем виноват.
Надя попыталась было что-то возразить, но Даниил не дал ей этого сделать.
-Не спорь, я знаю, что я виноват. Я совсем отвернулся от тебя, когда узнал что… В общем, я был полным дураком и скотиной. Я забыл все, что было у нас, просто ослеп от собственного идиотизма и эгоизма. Прости меня. Пожалуйста.
Он наклонился к ее руке, поцеловал, потом прижал ее ладонь к своей щеке. Надя смотрела на него и в ее глазах стояли слезы.
-Дюха, я обещаю, нет, клянусь, что мы совсем скоро уедем отсюда и все у нас будет также, как раньше. Мы будем жить и любить друг друга, и нарожаем кучу детей, которые тоже нас будут любить.
-Даня, о чем ты? – спросила Надя, гладя его по щеке. – У меня больше нет ребенка.
-Это ничего, будут другие дети, обязательно будут. Все у нас с тобой будет просто замечательно, поверь.
И Даниил сам сейчас свято верил в то, что говорил. Еще утром он не мог себе представить, что все у него с Надей вернется на круги своя, он не допускал даже, что такое возможно, а теперь вдруг ясно увидел, что не просто возможно, а именно так и будет.
-Мы снова будем вместе, и не важно, что ты – моя сестра. Ты была и остаешься моей женой, любимой и единственной.
По щекам Нади катились слезы, да и сам Даня чувствовал, как увлажнились его глаза. Ему было больно от всего, что случилось, он жалел Надю и злился на себя.
-Данечка, - почти шепотом сказала Надя. – Ты прости, но у меня сейчас глаза слипаются.
-Конечно, любимая! Поспи, - засуетился Даниил. – Только скажи: ты мне веришь?
Надя смотрела в его лицо, лицо, которое было для нее дороже жизни. Она знала на нем каждую морщинку и родинку, она помнила вкус его губ. Это лицо снилось ей каждую ночь с тех пор, как между ними пролегла трещина, которая сейчас медленно, очень медленно, но все же затягивалась, края которой уверенно приближались друг к другу.
-Верю, - только и ответила Надя и все поплыло перед ее глазами.
Даниил наклонился, осторожно поцеловал ее в лоб, а потом поправил на ней одеяло.
-Спи, Дюха.
И на цыпочках, чтобы не шуметь, вышел в коридор.
-Ну, и как это у вас произошло? – напористо спросила Ольга, когда Павел зашел на кухню, где девушка пила сок. Она чувствовала, что виновата, хотя совершенно не понимала, в чем именно, но вина в случившемся, пусть и косвенная, не отпускала ее, и потому она решила, что лучшая оборона – это нападение. Кроме того, ее мучила жажда, которую оставило после себя почти выветрившееся пиво, и снова очень хотелось курить.
Павел посмотрел на нее сердито.
-Вообще-то, надо тебя спросить, как у вас это произошло.
-Ты о чем, доктор? – даже чуть испуганно спросила Ольга, действительно не понимая: он что, каким-то образом узнал, что они с Даней делали у самой границы Города? Нет, не мог он этого знать, ведь они были только вдвоем, а по их внешнему виду нельзя было сказать, что несколько часов назад они трахались, как бешеные кролики.
-Ты знаешь, - коротко отрезал Павел. – Я же просил тебя проследить за парнем, чтобы тот не вздумал границу переходить!
Ольга смутилась: вот он о чем! Но как он это-то узнал?
-А почему ты решил, что он переходил? – парировала она с прежним напором, стараясь не показывать своего смущения.
-Потому, - объяснил Павел, не скрывая своего раздражения, - что если бы он не переходил, то и здесь ничего бы не было.
Ольга натянуто рассмеялась.
-Ну ты даешь! Где связь-то? Бред какой-то…
-Никакого бреда. Ты про дерево забыла?
-Во, вспомнил, тоже мне! – возмутилась Ольга: она все еще нападала. – Дерево то поганое рядом с нами было, а тут-то мы за сколько километров ушли?
-Это не имеет значения. Город выбирает для наказания не подчинившихся ему как раз не их самих, а прежде всего тех, кто им дорог.
Ольга опять хохотнула:
-Пашенька, ты, по-моему, совсем с головой раздружился. А не проще ли предположить, что выкидыш Надькин связан с вполне обычными причинами: болезнь там, несовместимость какая - тебе это лучше знать, ты ведь доктор. И не забывай, что они, – она показала на закрытую дверь, - как никак брат с сестрой, а это, насколько я знаю, не очень хорошо для потомства.
Она говорила, но в голосе ее проскальзывали неуверенные нотки, и Павел их почувствовал. Он покачал головой:
-Ты ведь сама не веришь в то, что говоришь, и знаешь, что я – прав.
-Да какая разница, что я знаю, а чего – нет? – махнула рукой Ольга. – Вон, Данька идет, ему и морочь голову.
И она отвернулась, всем своим видом показывая, что их общение на сегодняшний день закончено.
В кухню действительно вошел Даниил, но вид у него был потерянный полностью. Он печально посмотрел на Ольгину спину, потом – на Пашу.
-Только ничего не говори, - сказал он, обращаясь к доктору. – Пожалуйста. Я и так все знаю.
Паша хмуро на него глянул, потом спросил:
-Как она?
-Уснула, - ответил Даня и устало опустился на стул.
-Ладно, - сказал Павел. – Загляну к Наде и вас оставлю. А с тобой, - он зыркнул на Даниила, - мы позже поговорим.
-Хорошо, док, - как-то даже обречено согласился юноша. – Как скажешь.
Надя спала совсем как ребенок, подложив обе ладони под щеку. Ее лицо разгладилось, с него слетел налет боли и тоски, и теперь она даже чуть улыбалась во сне.
Павел проверил ее пульс, пощупал лоб. Потом еще некоторое время посидел рядом, вглядываясь в черты ее лица, почему-то ставшими ему очень дорогими за этот месяц.
-Эх, девочка! – сокрушенно проговорил он. – Досталось тебе. Ладно, потерпи. Даст Бог, когда-нибудь все это кончится…
Глава 23
-Так ты до сих пор мне не веришь? – спросил Павел, глядя не на Даниила, а на катающегося в траве Куджо. Тот забавно высунул язык и кувыркался в невысоких зарослях, виляя хвостом и всем своим видом показывая, что все проблемы человечества ему до лампочки. – Ну, хорошо. Допустим, что я тебя ни в чем не убедил. Но самому-то себе ты тоже не веришь?
Даниил хмуро молчал, тоже смотря на пса. «Вот жизнь твоя собачья! – мысленно обратился он к нему. – Хозяева рядом, жрач есть, где ночевать – тоже. И больше тебе ни черта не нужно для полного счастья!»
Куджо, продолжая свой странный танец на спине, не удостоил его обращение не только ответом, но даже просто не обратил никакого внимания.
-Ведь ты сам все видел, - продолжал тем временем Паша. – Ольгу чуть не зашибло, это – раз. С Надей вон что случилось (ей еще повезло, что все хорошо закончилось) – два. Про Женьку своего я тебе уже говорил. Три. Достаточно? И это – далеко не все, я мог бы тебе столько историй рассказать чуть ли не о каждом здесь, ты бы слушать устал. И за каждой – слезы, боль, кровь. И все только потому, что люди не слушали никого и перли напролом, пытаясь кому-то чего-то доказать, а в результате ломали судьбы близким и себе. А кому-то не только судьбы, но и хребет.
Даниил вздохнул.
-Я уже не знаю, во что мне верить, во что – нет. Я вот уже неделю об этом думаю постоянно, с тех пор, как выкидыш у Нади произошел. Из головы этот Город не идет, границы его, я сам. Я не знаю, что делать!
Он поднял печальные глаза на Павла, и тот отметил про себя, что вот и у этого парня, такого жизнерадостного, веселого, немного «пофигиста», поселилась-таки в глазах тоска и боль. Как и у всех, здесь живущих, как и у самого Павла.
-Надька сильно переживает, - сказал, чуть помолчав и снова отведя взгляд, Даниил. – Скажи, док, ничего нельзя было сделать, чтобы беременность ее сохранить? А то она с этим ребенком словно часть самой себя потеряла. Она мне ничего не говорит, но я ведь вижу.
Павел покачал головой.
-Нет. Я бы, конечно, чем-то смог ей помочь, но для этого стационар нужен, оборудование, медикаменты специальные. А здесь… Я же говорю, нам всем еще крупно повезло, что все прошло без осложнений.
Даня лишь обречено кивнул. Все эти дни он не отходил от Нади, чувствуя за собой вину в том, что с ней произошло. Они мало общались, все больше молчали. Самое интересное, что они вдруг обнаружили, что им просто не о чем сейчас говорить. А, может быть, и было о чем, просто они не хотели, словно боялись, что слова разрушат потерянную было, но вновь появившуюся тоненькую связь. Так люди боятся ступать на только что покрывшуюся первой коркой льда речку: вроде бы уже вода замерзла, но стоит лишь сделать один шаг, как тут же провалишься в глубину.
Ольга тоже пыталась быть поближе к ним, но, видимо почувствовав свою ненужность, отошла в сторону, про себя переживая свои проблемы. Она сумела выполнить то, что сама же предложила Даниилу – забыть обо всем – и внешне все так и выглядело, но внутри все же переживала какой-то надлом, словно снова вступила в подростковый возраст, где ломаются все существовавшие ранее взгляды и ценности.
Даниил настолько погрузился в свои мысли, что не сразу услышал, как Павел что-то тихо говорит. А когда услышал, вздрогнул.
-Ты неправильно действуешь, - Паша по-прежнему смотрел на собаку, но лицо его было сосредоточенным и казалось, что сам он – где-то не здесь. – Ты идешь тем же путем, что и все: методом проб и ошибок.
-А разве он не самый действенный? – ошарашено спросил Даниил, не веря своим ушам: раньше Павел никогда об этом не заговаривал; даже когда Даниил пытался вывести его на подобный разговор, Паша сразу же уходил от него, словно боясь чего-то.
-Где-то, может быть, и да, но в данном случае этот метод совсем не подходит, – Павел сделал паузу, все еще сосредоточенно думая о чем-то. – Понимаешь, тут надо действовать наверняка. А чтобы так действовать, нужно точно знать, что делать. Понимаешь?
Даня кивнул.
-Поэтому надо все хорошо обдумать и найти единственный верный способ, - продолжал Паша очень тихо, почти шепотом, как будто опасаясь, что его услышит кто-то еще, кроме Дани. – Это как в шахматах: продумываешь все на десять ходов вперед, а, может, и больше. Я сам пробовал, только у меня ничего не вышло. Наверное, я слишком поздно понял, что надо идти именно этим путем. Да и боялся я. И сейчас боюсь.
Он повернулся к Даниилу. Тот понял, что он имел ввиду: Женька. Каждый день смотреть на покалеченного мальчика, своего сына, и знать, что именно ты виноват в его увечье (если все на самом деле обстоит так, как говорит Павел) – это, наверное, самое страшное, что только может быть в жизни. В конце концов, опасность лишиться самой жизни, по большому счету – ерунда (двум смертям не бывать!), а вот жить, жить с чувством вины и наблюдать страдания самого дорогого тебе человека, тут поневоле с ума сойдешь и станешь шарахаться от собственной тени.
Даниила передернуло: похоже, он и сам приближался к такому же концу. Еще несколько дурацких поступков, продиктованных лишь собственным упрямством и твердолобостью, и он получит то же самое. Первая ласточка уже прилетела.
-А если ты будешь дергаться, как муха на стекле, то сделаешь только хуже, - глядя прямо ему в глаза, подтвердил эту мысль Паша. – Причем, похоже, не себе, а Наде. Ты просто обрекаешь ее на гибель. Город не может ее убить, так ты сделаешь это за него.
Даниил вздрогнул:
-Почему ты так говоришь?
-Что? Что ты ее убьешь?
-Нет. Что Город не может ее убить.
-Конечно, не может, - уверенно сказал Павел. – Ведь она еще не использовала одну свою попытку, забыл?
Даня резко выпрямился, словно ему в зад вставили здоровенный кол. Он наморщил лоб и насквозь просверлил Павла глазами. Тот даже оторопел.
-Ты чего?
«Город не может убить Надю», - думал Даниил. Эта мысль засела в его мозгу, она крутилась там, нагло поворачиваясь на все лады и просто не желая покидать уютное для нее место.
Даниил прикусил нижнюю губу. Он чувствовал, что мысль эта – конец ниточки, с помощью которой, если аккуратно потянуть, можно распутать весь клубок.
-Пашка, - тихо, но твердо сказал Даня, прищурившись. – Ты только что назвал себя дураком. Но ты – не дурак. Ты – гений.
-Правда? – Павел невесело усмехнулся. – Жаль, что тебя не слышит сейчас мой институтский преподаватель по сравнительной анатомии.
За окном голосили цикады. Они надрывались каждую ночь, активно переговариваясь, словно передавая друг другу какую-то важную информацию. А, может, просто пели серенады.
Ольга лежала в своей постели и прислушивалась к их гомону. Но все же она их не слышала: слишком погрузилась внутрь себя и занялась столь непривычным для нее самокопанием.
Что-то происходило ей непонятное, а потому, чересчур напрягающее. Ольга на дух не переносила того, чего не понимала, потому предпочитала просто этого не замечать. Но здесь непонятность была внутри нее, а не снаружи, и поэтому ей ничего больше не оставалось делать, как пытаться анализировать.
Нет, в принципе все было ясно, как Божий день. Не надо быть психологом, чтобы понять, что Ольга банально влюбилась. Влюбилась, как сопливая девчонка, еще совсем не знающая ни жизни, ни людей. Так что состояние ее было вполне определенно, и описано тысячами поэтов за тысячи лет. Проблема была в другом: как быть дальше?
Ольга и в самом деле была влюблена один раз, в того самого принца из ее юности. Но тогда все это прошло, причем довольно быстро, стоило этому принцу показать ей свой зад, когда он от нее улепетывал. После чего Ольга решила, что любви на самом деле никакой нет, и потому не стоит даже пробовать влюбляться, все равно ни к чему хорошему это не приведет.
Почти десять лет она ни в кого и не влюблялась, а тут вдруг такая оказия… И в кого угораздило втюриться-то? В мальчишку, на те же десять лет ее младше, да, к тому же, женатого. Правда, с женитьбой теперь вопрос стал настолько мутным и неопределенным, что, похоже, на него можно уже просто «положить». Хотя, с другой стороны, «ложить» нельзя, пока не будет этой самой определенности.
Конечно, все это началось не вчера, и даже не неделю назад, когда они самым бесстыдным образом отдавались друг другу среди зеленой травы, а из-за нее за ними нагло подсматривали ежики и всякая другая живность. Нет, все случилось раньше, может быть, в тот самый миг, когда Даня впервые подошел к ее машине, чтобы заглянуть под капот. А то, что случилось на глазах у офигевших ежиков, лишь закрепило это чувство, как фиксаж закрепляет изображение на уже проявленном фотоснимке.
А, в принципе, наплевать, когда, главное, что это – произошло и остается все просто принять, как уже свершившийся факт. Принять и думать, что с этим фактом делать.
Ольга сама не хотела влюбляться. Очень хорошо помня свой первый опыт, она твердо усвоила для себя, что все мужики – козлы (с каким смаком она всегда произносила эту сентенцию!), и для нее важен лишь размер их кошелька, либо, если кошелька не было, размер члена. А все остальное – от лукавого.
Но сейчас она ничего не могла с собой сделать. Образ Дани преследовал ее постоянно, и она просто не знала, как его отогнать. Каждую ночь ей хотелось этого мальчика все сильней и сильней, и она боялась, что в один прекрасный момент просто не выдержит и прокрадется на первый этаж, чтобы завалиться в их с Надей кровать, а там будь что будет.
Нет, днем она старалась никак не показывать того, что происходит внутри нее, просто из обычного человеколюбия: она не хотела, чтобы Надя страдала еще и из-за этого. Конечно, Даня было охладел к ней, но потом они опять сблизились, потому что Даня любил Надю, а Надя любила Даню, и никуда было от этого не деться, как никуда не деться от этого проклятого Города, в котором, похоже, вариться им теперь, как окуням в одном котелке до самой гробовой доски. Черт, ну и дерьмо же творится, слов нет!
Ольга поворочалась еще с полчаса, вздыхая и терзаясь мыслями и желаниями. Потом, поняв, что просто так ей заснуть не удастся, она встала и пошла в примыкавший к ее комнате душ…
Дане тоже не спалось. Он лежал рядом с Надей, нежно ее обняв. Они все еще не занимались сексом (Даня просто не мог пока переступить через осознание, что его жена еще и его сестра, а Надя не торопила с этим, вняв доводам Павла и решив просто дать Даниилу время), но спали все равно вместе: он боялся, как бы с Надей ночью не случилось чего-нибудь непоправимого.
Даниил услышал шум воды на втором этаже и автоматически глянул на часы: пол третьего. «Поздновато для мытья», - усмехнулся он про себя, но тут же забыл об этом: голова была занята совсем другим.
Уже несколько часов он тянул за край ниточки, пойманный им в разговоре с Павлом («Город не может ее убить»), но вытащить еще хотя бы сантиметр не получалось. Он то дергал чуть-чуть, то тащил, упершись от натуги ногами в пол, но ничего не помогало.
Ему вспомнился Высоцкий: «Ищу я выход из ворот, но нет его, есть только вход, и то не тот». Прямо про него, будто с натуры написано. И все же что-то тут есть, какая-то зацепка, которую Даня почувствовал еще тогда, когда Паша в самый первый раз излагал ему свою теорию о трех попытках. Что-то не вязалось в ней, была шероховатость, с помощью которой, если зацепить, можно разломать все на фиг.
«Так, попробуем мыслить логически, откинув всю мистику и другую мишуру, - сказал он сам себе уже в который раз. – Остановимся на мысли, что здесь все же некий пространственный парадокс, в котором мы и вращаемся. Ясно? Ясно. Идем дальше. Как можно устранить логический парадокс? Только если вернуться в своих логических построениях и найти ложную предпосылку, ибо любой парадокс возникает как раз из-за несостоятельности одной из отправных посылок, аксиом».
Даня наморщил лоб. Так, уже что-то. Пространственный парадокс, конечно, не парадокс логический, но, скорее всего, большой разницы между ними нет. Значит, надо возвращаться в самое начало и именно там искать ошибку. Что мы имеем в начале? Чертов городишко с дорогами, замкнутыми на самих себя. Три попытки уехать (можно как угодно относится к Пашкиным теориям, но эта однозначно имеет место быть: Даня убедился в этом и на своем опыте и на опыте Ольги, которая сейчас плещется под душем). И… Даниил весь напрягся. Было еще что-то, о чем тоже говорил Паша, только вот что? Он никак не мог вспомнить, хотя это что-то крутилось прямо перед его носом, строя хитрые рожицы. Что же еще?
Даниил повернул голову к спокойно спящей Наде. Глядя на нее, он невольно улыбнулся: ему всегда нравилось смотреть, как она спит, что-то очень трогательное и нежное было в ней в это время. Даня вспомнил, как они лет в десять вот так же спали в одной кровати, тесно прижавшись друг к другу, потому что кровать была узкой (они гостили тогда у бабы Даши и к ней понаехало слишком много гостей, так что пришлось тесниться), и уже тогда Даня обратил внимание на Надино лицо во сне.
Тот детский образ встал сейчас перед глазами настолько ярко и четко, что Дане показалось, что он вернулся на девять лет назад. Но картинка тут же стала меняться, и он увидел Надино лицо уже шестью годами позже, когда она спала вот так же рядом, и было в ней что-то новое, что появилось только что, после их первой близости. Потом и этот образ стал пропадать, размываясь, а вместо него вдруг возник дом, в котором они сейчас жили. Только дом этот был совсем малюсеньким, словно очень точный макет, а Даня смотрел на него откуда-то сверху. И не только этот дом, но и весь Город просматривался, как на ладони, погруженный в ночную тьму. Где-то вдалеке какой-то колокол отбил полночь, и последние огоньки в окнах погасли, как по команде, а вместо них появилось странное и очень жаркое свечение снаружи.
И тут Даня подскочил, как ужаленный, и разом вырвал себя из объятий сна. Вот она, третья, недостающая составляющая, аксиома, которую он никак не мог вспомнить. И две из этих аксиом противоречили друг другу, образуя новый парадокс, который и должен взорвать, в клочья разнести старый, и именно благодаря нему можно вырваться из той задницы, в которую они попали.
Даниил чуть не закричал от радости. Он нашел! Остались лишь детали, чисто технические, но их можно додумать завтра.
И он уснул почти счастливым, таким, каким не засыпал уже много ночей подряд.
Глава 24
-Милочка, может ты мне объяснишь, что происходит? – Ольга с легкой полуулыбкой смотрела на Надю. – Что это с Даней случилось? Уже два дня бегает как в попу укушенный.
Надя пожала плечами:
-Сама не понимаю, что такое. Он весь светится изнутри, что-то в магазине заказывает, приносит сюда целые сумки и прячет.
-И тебе ничего не объясняет?
-Нет. А тебе?
Ольга вздохнула.
-Мне тоже. Только сдается мне, что-то наш мальчик задумал снова.
Надя нахмурилась.
-Лучше бы не задумывал. А то опять что-нибудь приключится.
-А вот мы ему сегодня устроим допрос с пристрастием. Хорошо?
Надя ответить не успела. В дом ввалился Даниил, таща за собой большой полиэтиленовый пакет. Он проследовал на кухню мимо удивленных женских глаз и вывалил содержимое пакета на стол.
Здесь были продукты, но продукты длительного хранения, в вакуумных упаковках, консервы и тому подобная еда.
-Что-то мне не понятно, - спросила его Ольга. - Ты чего, к ядерной войне готовишься?
-Почти, - ответил Даниил, заканчивая разгружать пакет. – Ольга, у меня к тебе просьба: запихай, пожалуйста, все это в холодильник, а нам с Надей поговорить надо.
И он буквально за руку утащил Надежду в их комнату и плотно прикрыл за собой дверь.
Ольга посмотрела им вслед, пожала плечами:
-Подумаешь, какие тайны мадридского двора… Ай, шут с вами!
И она озадачилась вопросом, как такую гору продуктов вместить в чрево холодильника.
-Подожди, Даня, я ничего не поняла, - Надя сидела на кровати и смотрела на него. – Какие-то парадоксы, аксиомы, петли. Можешь попроще объяснить?
Даниил, возбужденно метавшийся по комнате, остановился и задумался на секунду.
-Ну, вот смотри, - он взял стул и сел напротив. – Возьмем для ясности Пашкину терминологию, хотя я в его объяснения и не верю.
Надя кивнула.
-Вот что мы имеем. Каждый может попытаться выехать отсюда три раза. Три раза безнаказанно, ничего ему за это не будет. Это мы уже проверили: работает. После трех попыток Город начинает наказывать людей, если они пытаются его покинуть. Наказывать по-разному, каждого – по-своему. Вот как меня… - он запнулся и виновато посмотрел на Надю.
-Продолжай, - сказала Надя.
-Но если человек выехал за пределы Города и не вернулся до полуночи, то тогда он погибает. Пока все ясно?
Надя снова кивнула.
-Так вот здесь и заключается противоречие! – воскликнул Даниил. – Город должен убить того, кто не вернулся до нуля часов без всяких условий и снисхождений, но он не может убить того, кто не истратил свои три попытки!
Он снова вскочил и торжественно смотрел на Надю.
-И что? – осторожно спросила она.
-Ну как ты не понимаешь! – раздосадовано махнул рукой Даня. – Это же противоречие: если я, умея в запасе хотя бы одну попытку и воспользовавшись ей, сознательно не вернусь обратно до полуночи, то Город должен меня убить, но не сможет, и именно потому, что я использую свою попытку!
До Нади постепенно стал доходить смысл.
-Так чего же ты предлагаешь?
Даниил опять сел.
-Я предлагаю спровоцировать этот парадокс и тогда мы сможем удрать.
-Каким образом?
-Я уже все продумал. Ты садишься за руль «Volvo», выезжаешь за границу Города и не возвращаешься до двенадцати часов. Ну, для гарантии, до половины первого. Потом приезжаешь. Город оказывается в глупом положении, ты подхватываешь нас с Ольгой и мы укатываем отсюда, пока он охреневает от сложившегося парадокса!
Даниил смотрел на нее горящими глазами и улыбался. Было видно, что он действительно долго обсасывал свою идею, и теперь полностью уверен в ее действенности. Надя же, наоборот, сидела, задумавшись.
-А почему я должна ехать?
-Потому что у тебя ведь есть еще одна попытка, понимаешь? Ни у меня, ни у Ольги уже нет. Тебе он как раз ничего не может сделать, - заверил Даня.
Надя кивнула:
-Потому что уже все сделал.
Даниил смутился.
-Нет, Дюха, это он не тебя, он меня наказал. Прости, я дурак был, сейчас я это понимаю. И Город знал, куда меня можно ударить больнее всего. Даже если бы он мне ногу оторвал, то я все равно на одной бы скакал, но пытался отсюда выйти, но когда он сделал это с тобой… Он знал, что это меня остановит.
-Что-то непохоже, чтобы ты остановился, - улыбнулась Надя.
-Нет, я остановился. А что я предлагаю сделать, то другое. Тут я все просчитал, с тобой ничего не случится. В крайнем случае, вообще ничего не произойдет и мы так и не сможем уехать. Но тебе ничего не будет, ты защищена последней возможностью покинуть пределы Города.
Надя подняла на него тревожный взгляд.
-А если ты ошибся? Что тогда?
Даниил предпочитал об этом не думать, но ему был задан прямой вопрос, требующий прямого же ответа. Он вздохнул.
-Тогда мы можем погибнуть, - тихо сказал он.
Надя молча смотрела на Даню. Она и сама знала ответ.
-Но, - горячо продолжил Даниил, - лучше уж умереть сразу, чем здесь застрять навечно и медленно ждать смерти взаперти. Как раньше говорили: лучше стоя, чем на коленях.
Надя улыбнулась, потом снова возразила:
-Но я ведь даже машину толком водить не умею.
-Это ерунда! – отмахнулся Даня. – Ты прилично водишь, да и ехать-то почти все время по прямой. Ты же не в «Формуле-1» собираешься участвовать.
Видя, что Надя колеблется, Даниил пересел к ней на кровать, обнял ее за плечи и заговорил как можно ласковее:
-Дюха, умоляю тебя! Давай забудем все, что здесь было. Вырвемся на свободу, там и разберемся со всеми проблемами. И мы их решим, поверь. Но сейчас давай все отставим и используем тот шанс, что у нас есть. Обещаю, что если ничего не выйдет, то я навсегда оставлю все попытки уехать, даже думать об этом забуду.
Надя металась в сомнениях. Конечно, Даниил прав: если есть возможность, надо ее использовать. По крайней мере, попытаться использовать. Но, с другой стороны, если он в чем-то ошибся, то что их ждет? Хорошо еще, если просто смерть, а вдруг что-то похуже? Жизнь в инвалидной коляске, например?
-Решайся, Дюха! – Даниил почти умолял ее. - Это наш единственный шанс.
-Ну, хорошо, - медленно произнесла Надя. – Допустим, что я согласна. Но что будет с остальными?
Даня почесал затылок.
-Ольгу мы, само собой, возьмем с нами…
-Это понятно, - кивнула Надя. – А остальные?
Даниил молчал: об этом он как-то не подумал.
-Надо, чтобы, если у нас получается, уехали отсюда все, - твердо сказала Надя.
-Но как ты себе это представляешь? – растерянно спросил Даня. – Вывезти сразу больше полусотни человек…
-Их надо вывезти, - упрямо заявила Надя. – Не знаю, как, но – надо. Думаю, тебе лучше посоветоваться с Пашей: он головастый, как и ты, и вместе вы что-нибудь придумаете.
Даниил был вынужден согласится с ней. Действительно, имеет смысл переговорить с доктором, может, найдется способ организовать этот «массовый исход».
-Ты права, я с ним поговорю, - сказал он. – Но сначала надо посвятить Ольгу. Ты согласна?
Надя кивнула.
Ольга, в отличие от подруги, приняла Даниилово предложение с энтузиазмом, начисто забыв о том страхе, что испытала, когда стояла с Даней около пограничной канавки.
-А, хрен с ним! Почему бы ни попробовать? Хоть какое-то развлечение. Тут, конечно, неплохо, если честно признаться. Но, - она метнула быстрый взгляд на Даню, - боюсь, что долго я здесь не выдержу.
-Ты о чем? – осторожно спросил Даниил, моментально напрягшись: он уже успел заметить, что с Ольгой что-то происходит.
-Да так… - Ольга неопределенно махнула рукой. - О своем.
-Хорошо, - согласился Даниил, все еще с подозрением глядя на нее.
-Так ты жратву для этого припер? – спросила Ольга, показывая на холодильник.
-Ну да!
Она засмеялась:
-Вряд ли нам столько потребуется!
-Ничего, - успокоил ее Даня. – Лучше быть готовыми ко всему. Ладно, я к Пашке!
Глава 25
-То есть как не поедешь?
Даниил даже вскочил со скамейки, на которой сидел вместе с Павлом, сосредоточенно грызущим травинку, около его дома.
-Не поеду, - спокойно повторил Павел.
Даниил даже растерялся.
-Но почему?
Паша молчал. Он продолжал вертеть во рту травинку, то сильно зажимая зубами, то давая ей возможность свободно повиснуть на губе. А Даниил ждал объяснений, требовательно ждал, и выло ясно, что без них никак не обойтись.
-Трудно объяснить, - признался Павел. – Понимаешь, тут несколько причин.
-Например?
-Ну, я уже привык здесь за шесть-то лет, свыкся, приноровился ко всему и мне уже просто не хочется что-то менять.
-Глупость какая! – воскликнул Даня. – Ты только представь себе: свобода, полная независимость, и не надо боятся ни за себя, ни за Женьку.
-Свобода, говоришь? – Павел прищурился. – А кому я там нужен, на свободе? Как хирург я уже полное ничто (отсутствие постоянной практики – насморки и мелкие травмы здесь, они не в счет – убивает врача), ничего другого я делать не умею. У меня нет ни черта: ни денег, ни жилья – его, скорее всего, уже отдали кому-то – я даже не знаю, живы ли родители. Да и Женька… Он тоже там никому не нужен, да и не сможет он там адаптироваться: не забывай, он половину своей жизни (и две трети – сознательной) прожил здесь. К тому же он – калека, - лицо Павла болезненно скривилось, - и только здесь может этого не замечать, потому что не замечает никто другой.
-И это все? – Даниил даже возмутился. – Ты что, считаешь, что лучше не возвращаться, а сдохнуть здесь, среди одних и тех же рож, безропотно ждущих своего конца? Не возродится вновь, вернув прежнюю жизнь (по крайней мере, попытаться вернуть), а медленно тут спиваться? И такой же судьбы ты желаешь сыну?
Павел вздохнул.
-Пойми, это – мой рок. Бог наказал меня за мои грехи, и здесь – мое чистилище, которое я должен пройти, чтобы очиститься.
-Паша, Паша, опомнись! – Даниил заметался из стороны в сторону. – Что ты несешь? Какие грехи? Да нету у тебя никаких грехов, ты сам их придумал! Блин, да если бы за такие грехи сюда всех ссылали, то мы бы здесь друг на друге сидели, как сельди в банке – места бы не хватило.
Павел вздохнул вновь.
-И все же Бог…
Даниил его перебил:
-Бог? А где был твой Бог, когда твоя жена умирала? Где он был, когда ты на дорогу, сюда ведущую, повернул? По каким делам он шлялся, когда на Женьку плита бетонная падала? Нет уж, док, давай прямо: тут все только от тебя зависит.
-Я не буду с тобой спорить, - спокойно возразил Павел. – Просто не хочу, не обижайся. Но ведь есть еще причина.
-Какая? – в голосе Даниила уже сквозил неприкрытый сарказм. – Надеюсь, менее маразматическая, чем те, которые ты уже озвучил?
Павел проглотил его замечание.
-Я боюсь. Просто боюсь. У меня поджилки трясутся, стоит мне только подумать о том, чтобы попытаться уехать. Понимаешь? Я уже пробовал и много раз, но ничего, кроме боли и страданий, за это не получил.
Даниил еще побегал немного, потом резко сел совсем близко к Павлу.
-Пашенька, - обратился он к нему очень мягко и даже как-то вкрадчиво. – Но ведь даже выслушать не хочешь, как я собираюсь это сделать! Послушай, я все тебе расскажу, и, уверяю, сам убедишься, что дело верное.
-Нет, - наотрез отказался Павел. – Даже слушать не хочу! Я вполне допускаю, что ты – прав, и, может быть, у тебя даже все получится. Но я никуда не поеду.
-Черт бы тебя взял! – уже всерьез разозлился Даниил, снова вскакивая. – Вот ведь уперся, как осел! Ты же сам меня натолкнул на мысль, как это можно сделать, а теперь что, в кусты?
-Я тебя натолкнул, - парировал Павел. – Но ведь это совсем не значит, что я хочу этим воспользоваться.
-А как же все твои слова, что ты только и мечтаешь отсюда выбраться, что тебя беспокоит, что будет здесь с сыном, что все время во сне видишь, как возвращаешься к прежней жизни? Что со всем этим делать?
-Это только слова. Пойми, я могу мечтать о чем угодно и сколько угодно, хоть о сексе с тобой, но это – мечты, и они навсегда останутся мечтами. Разницу чувствуешь?
Даниил стоял прямо напротив и сверху вниз молча смотрел на его спокойное и сосредоточенное лицо.
-Паша, ты меня, конечно, извини, - сказал он, наконец, - но ты, по-моему, просто полный мудак.
«Может, удастся его хоть так расшевелить?» - подумал Даня. Но Паша не поддался даже на прямое оскорбление.
-Может быть, - только и сказал он. – Но я не поеду. И Женя – тоже.
-Ну и хрен с вами! – махнул рукой Даниил. – Оставайтесь, только потом не плач, когда здесь никого не останется.
Павел вдруг усмехнулся:
-Это почему тут никого не останется?
-Да потому, что мы намерены всех забрать с собой. Но если еще найдутся такие же кретины, как ты, то пожалуйста, пусть тоже гниют здесь.
Павел печально улыбнулся:
-Наивный ты парень, Данька! Могу поспорить, что никто с вами не поедет.
Даниил остолбенел:
-Почему? Как я понял, тут все только и мечтают, как бы поскорее с места сорваться. Даже соседка наша, Федориха, и та готова мешочек связать и к заднице приделать, дабы песок бежать не мешал.
Павел опять улыбнулся.
-Хохмишь? Но ты, похоже, все-таки не понял: одно дело – мечтать, и другое – воплощать мечты. Так что никто, ни один человек здесь за тобой не пойдет. Более того, - он снова стал серьезным, - не советую тебе вообще ни с кем даже говорить на эту тему.
-Во как? – озадачился Даниил, потому как он как раз и собирался заняться этим: агитацией других. – Почему же?
-Помнишь свой разговор с Васильичем? Он мужик мудрый, хоть и мент, и недаром советовал тебе не делать глупостей. Тебе просто набьют морду, а то и свяжут, чтобы не дергался сам и не дергал других.
-Все равно не понял.
-Все дело в том, что в Городе боятся все, а не только я. Боятся всего: самого Города, чужаков, заехавших сюда, но не оставшихся ночевать (ты на себе это почувствовал в первую ночь, помнишь?), даже самих себя. Но больше всего боятся всяческих попыток спорить с Городом, а тем более – попыток его покинуть. Это во всех вселяет просто смертельный ужас. Так что если узнают, что ты собрался сделать, тебе несдобровать. Я, конечно, никому и ничего не скажу, но если уж ты с девочками решил уехать, так уезжай тихо.
Даниил кивнул:
-Паш, я ошибся: вы все здесь – мудаки, а не только ты один.
На лице Павла снова появилась улыбка, но какая-то усталая.
-Считай как хочешь, я не обижаюсь. Если честно, я от всего сердца желаю вам удачи. И если все получится, то… - он замялся, - мне будет вас не хватать.
-Что будем делать? – спросил Даниил, когда собрал Надю и Ольгу на «совет в Филях» и пересказал свою беседу с Пашей.
-Что-что, - проворчала Ольга. – Ехать самим. Не тащить же всех насильно! Пусть остаются здесь, как последние чмошники.
Даниил перевел взгляд на Надю.
-Что думаешь?
Надя сидела довольно бледная: было заметно, что Данин рассказ очень ее расстроил.
-Я без них не поеду, - сказала она тихо, но очень уверенно и твердо.
-Без всех? – округлила глаза Ольга. – И как же ты это себе представляешь? Прицепной вагон со связанными телами?
-Я не поеду без Паши и Женьки, - так же тихо и так же твердо объяснила Надя.
Ольга всплеснула руками.
-Вот тебе раз! Решили же все. Но если он не хочет, то как его заставить? Уговорить? Сомневаюсь, что даже тебе это удастся, хотя он к тебе и неровно дышит.
Надя вздрогнула и повернулась к ней.
-С чего ты взяла?
-А чего тут брать-то? – усмехнулась Ольга. – Только слепой, да такая дуреха, как ты, не заметит, как он на тебя смотрит.
Надя опустила взгляд, чтобы скрыть свое смущение, и упрямо повторила:
-Без них я не поеду. Как вы не понимаете! - вдруг быстро заговорила она, справившись с растерянностью. - Пашка ведь для нас столько сделал! Он стал нашим другом. А Женя? Несчастный мальчик, растет здесь, как былиночка в поле. Вы его глаза видели? В них же тоска зеленая постоянно стоит!
Даниил внимательно посмотрел Наде прямо в глаза. Посмотрел, и понял: не поедет. И абсолютно не важно, какая причина (или причины) за этим стоят, важно другое: Надя права. За два месяца здесь Пашка стал для них родным человеком, не родителем, конечно, но старшим братом – точно. И никак нельзя было оставлять его здесь («Если у вас получится, мне будет вас не хватать»), потому что тот и так находился уже на грани шесть лет, а после их отъезда вообще трудно себе представить, что может случиться. Ведь они принесли ему глоток свежего воздуха, сами того не желая. Но так уж случилось, где-то далеко в космосе пересеклись орбиты их звезд (как и с Ольгиной звездой, между прочим) и теперь им просто суждено идти вместе.
Но и откладывать отъезд было нельзя. Нельзя было ждать, пока Паша одумается и его, может быть, удастся переубедить (в конце концов, его можно было бы просто «достать»: каждый день капать ему на мозги до тех пор, пока он не взбесится и не согласится, лишь бы отстали). Времени на все это просто не было. Даниил физически чувствовал, как Город засасывает их в себя, словно болотная трясина, и с каждым днем сопротивляться этому все труднее и труднее. А когда их совсем засосет, то они просто превратятся в таких же, как и все здесь: забитых, сумрачных, шарахающихся от собственной тени, с невообразимой тоской в болезненных глазах.
И Даниил принял решение. Ольга было снова начала что-то говорить, но он коротко бросил ей:
-Усохни!
Та, обиженно поджав губы, замолчала, всем своим видом показывая: «А пошли бы вы! Делайте что хотите».
-Значит так, - сказал Даня. – Вот как мы поступим. Как только будем готовы (а это – день или два, надо еще машину проверить, чтобы не подвела), мы начнем, а в нужный момент просто поставим Пашку перед фактом. И, клянусь: если он добровольно с нами не поедет, то я его силой в тачку посажу. За Женьку я не беспокоюсь, тот за отцом на край света последует. Так что мы увезем их, не переживай, - он улыбнулся Наде. – И Пашу, и Женю.
-И Куджо, - добавила Надя.
Ольга фыркнула, а Даниил кивнул:
-И Куджо. Места хватит. Но больше никого мы взять не сможем. Согласны?
Ольга пожала плечами:
-Да уж куда деваться, раз вы все решили. Ладно, - она махнула рукой, - я - не против, конечно.
Надя же промолчала, она лишь взглянула на Даниила с такой любовью, нежностью и благодарностью, что у того комок встал в горле. Он мягко погладил Надю по щеке и сказал чуть хрипловато:
-Не волнуйся. Все будет хорошо.
Уже ночью, когда Даниил впервые после их поселения в Городе занимался с Надей сексом (да, он переступил тот порог, что мешал ему, и не мог даже объяснить, почему, и секс был восхитительным, как в прежние лучшие их ночи), а потом долго лежал на спине, вслушиваясь в ровное Надино дыхание и вглядываясь в пустоту, он вдруг подумал, что же имела ввиду Ольга, когда говорила, что док к Наде «не ровно дышит». Но размышлять об этом сейчас ему просто не захотелось: прежде всего надо уехать отсюда, а там все само собой встанет на свои места.
Даниил отдавал себе отчет в том, насколько призрачна эта надежда (все решится само по себе), но и об этом не захотел думать: главное сейчас – бегство.
Глава 26
Все началось с того, что Марине – Володиной жене – вздумалось сменить их в общем-то неплохую двухкомнатную квартиру на другую, трехкомнатную, в более престижном и удобном районе Смоленска. Хотя сам Владимир никак не мог понять этого желания: чего бабе надо? Дети выросли, разъехались по разным городам и весям, внуков на горизонте еще не маячило, да и вряд ли они тут оказались бы в качестве постоянных сожителей, а вдвоем им их двухкомнатной хватало за глаза. Но Марина всегда была упряма, словно черт в юбке, и муж сдался, озадачившись лишь одним вопросом: как это сделать? Обмен без доплаты был невозможен, а доплачивать было нечем. Даже если продать их машину и влить скудные сбережения, все равно бы не хватило.
Это же препятствие остановило и жену. Владимир совсем уж было успокоился, посчитав вопрос пусть и не решенным, но отодвинутым на неопределенный срок, но тут в дело вмешался «Его величество Случай», хотя и неприятный: в родной деревне под Смоленском наполовину парализовало его мать. Старушке было уже далеко за семьдесят, муж, отец Володин, умер еще лет десять назад, и все это время она одна тянула на себе огромное хозяйство: огород, скотину, дом. Сил не хватило, и мать поразил инсульт, после которого нижняя половина ее тела вообще отказалась работать, а движения правой верхней были сильно затруднены. Кроме того, она практически полностью потеряла речь.
Надо было что-то решать. Других детей, кроме Володи, у старушки не было (самый старший ее сын погиб в Афганистане, а дочь разбилась в авиакатастрофе, когда летела отдыхать на юг) и поэтому забота о матери легла на плечи младшего сына. Ничего не оставалось делать, как забрать парализованной полутруп к себе.
Владимир очень переживал, как воспримет это его жена. Марина, как и ожидалась, поначалу напоминала собой Везувий в тот день, когда он погубил Помпею, но потом вдруг успокоилась и полностью поддержала мужа, при одном, правда, условии: они продают к лешему все ее барахло вместе с домом и двором, а вырученные деньги пускают на расширение жилплощади. К тому же, убеждала она мужа (хотя Владимир с ней и не спорил) лишняя комната как раз будет для его матери.
Все получилось довольно быстро: мать перевезли к себе, хозяйство продали, а вскоре уже праздновали новоселье в новой квартире. И жить бы теперь, да радоваться, но… Совсем скоро обнаружилось, что за больной старушкой требуется ухаживать, да не просто давать ей лекарство, а кормить с ложечки, убирать ее испражнения, переодевать, мыть. Поначалу и Владимир, и Марина делали все это, не показывая своего раздражения, но оно копилось, с каждым днем становясь все больше и больше. Вот уже сын начал покрикивать на мать, когда менял ей пеленки, вот уже начал забывать, что ее надо накормить, а когда вспоминал, то закатывал вверх глаза и, простонав: «Боже, когда это кончится!», шел с тарелкой супа к ней.
Марина же просто напрочь забыла о лежавшей в их квартире немощной старушенции, вспоминая лишь тогда, когда в дом приходили гости. Она стеснялась показать всем усохшую до костей «квартирантку», как она ее называла, и строго-настрого приказывала мужу не наведываться к той, пока гости не уйдут.
Надо признаться, что Владимир понимал, что так нельзя, ведь она – его мать, родившая его, выкормившая грудью, воспитавшая. Но чем дальше, тем все меньше и меньше оставалось в нем сыновних чувств, а заменялись они глухим раздражением и злостью, подогреваемые вопросом: ну когда же, когда, наконец, Бог приберет к себе этот жалкий почти что труп, явно задержавшийся на этом свете?
В конце концов Марине все это просто надоело до чертиков: она, потряся свои связи, выбила для старухи местечко в доме престарелых, и уже через пару недель со спокойной душой и чистой совестью отправила туда свекровь, дабы забыть о ней уже насовсем.
Когда Владимир переодевал мать, ожидая приезда за ней машины, он, вдевая ее правую, беспомощную руку в рукав старенькой вязаной кофты, глянул вдруг прямо ей в глаза. Он заметил, как по морщинистым щекам текут две крохотные капельки, а в маленьких глазках стоит жуткая смесь боли, страдания и любви. И вот тут, всего на какую-то долю секунды, сердце его кольнуло желание прижаться сейчас щекой к сморщенной ручке со вздутыми венами, попросить прощения и никогда уже не отходить от матери ни на минуту. Но затем взгляд его упал на только что снятые изгаженные простыни, и желание угасло, пропало, словно и не было; Владимир резко и грубо попросил старушку покрепче держаться еще работающей рукой за поручень кровати, чтобы быстрее разделаться с одеванием: машина уже ждет.
Больше он не видел мать ни разу. Каждые выходные он обещал съездить к ней, но постоянно находились более важные дела, и поездка откладывалась на неделю, а потом – еще на неделю. И так до того дня, когда ему сообщили, что его мать умерла. Умерла тихо, даже незаметно, смотря в окно из инвалидного кресла на зеленую крону березы, самого любимого ею дерева.
После похорон, во время которых Владимиру еще раз сжала горло совесть, он вообще уже больше не вспоминал о матери, равно как и его жена. И не вспоминали они до тех пор, пока не оказались в Городе. Здесь же мама являлась им каждую ночь, молча стоя у изголовья кровати и смотря на них любовно и ласково. Марина не выдержала и года и, откровенно свихнувшись, наложила на себя руки. А Владимир, чтобы не последовать за ней, взялся обслуживать местную заправочную станцию, да принимать вновь прибывших.
-А, молодой человек! Давненько не заходил!
Заправщик обращался к Даниилу исключительно так : молодой человек.
-Привет, Вован! – ответил Даня, пожимая протянутую руку. – Представляешь, все время дела какие-то…
Владимир засмеялся:
-Да, гляжу, ты тут уже совсем освоился. Вот и хорошо, а то слонялся поначалу, как неприкаянный. Как супруга поживает?
-Все о’к, спасибо, - ответил Даниил.
-Славно, славно! Ну тогда что, - подмигнул Владимир, - может, по рюмашке?
Даниил усмехнулся. Он иногда заглядывал на заправку, когда уставал от своих пеших прогулок по городским окрестностям, чтобы чуть выпить с Володей, да поболтать: несмотря на большую разницу в возрасте (хотя такие границы – возрастные – между людьми в Городе исчезали начисто, оставались разве что половые, да и те слишком затирались ввиду большой общности жителей), у них оказалась одна общая больная тема – автомобили. Даня просто ими увлекался, а Владимир в «прошлой жизни» профессионально их ремонтировал (почему, кстати, и здесь решил быть поближе к машинам). Они подолгу рассуждали о достоинствах и недостатках той или иной модели, и Даниилу это нравилось: создавалась иллюзия, что он снова в Москве, сидит с друзьями и праздно рассуждает на вполне «мирскую» тему.
Но сейчас было не до этого.
-Не, Володь, давай потом. Я вообще-то заправиться хотел.
-Вон оно что! – протянул заправщик. – То-то я думаю: чего это ты на «Вольве» своей подкатил. Собираешься куда?
Даниил слегка напрягся, но постарался ответить как можно безразличнее:
-Не, просто надо машинку иногда прокатывать, а то гнить начнет. Сам же говорил.
-Это верно, - закивал заправщик. – Закиснет. Лады, заливай.
-Спасибо тебе, Вован, - сказал Даня, выходя. – Как-нибудь загляну, обещаю. Пока!
-Пока-пока, - ответил Владимир.
Он посмотрел в окно, как Даниил заправляет машину, как отъезжает. Посидел немного, о чем-то задумавшись, а затем подошел к телефону. Набрав три цифры, он, дождавшись ответа, сказал в трубку:
-Петр Васильевич! Приветствую. Не занят? Тогда я заскочу: дело есть.
После чего надел на голову шляпу и вышел, плотно прикрыв дверь.
Глава 27
Они сидели рядом, тесно прижимаясь друг к другу. Даниил чувствовал ее тепло и мелкую дрожь, словно от холода. Но было не холодно и Даня спросил:
-Волнуешься?
Надя кивнула.
-Я тоже, - вздохнул Даниил, но тут же, словно спохватившись, улыбнулся ободряюще: - Ничего, все у нас получится.
За окном стало совсем темно. Было еще только начало одиннадцатого, но в Городе всегда темнело рано.
-Что-то Ольга задерживается, - сказала Надя. – Как бы чего не случилось.
-Брось! – отмахнулся Даня. – Что с ней случится? – он засмеялся: - Если только заметут! Давай лучше все повторим.
-Даня! – взмолилась Надя. – Ты меня уже целый день наставляешь! Тут и мертвый все запомнит.
-Ничего, ничего, - ответил он. – Лучше сейчас лишний раз вспомнить, чем потом облажаться. Значит так: сейчас возвращается Ольга, мы с тобой идем к машине и едем к границе. Так?
-Так, - подтвердила Надя, смирившись с необходимостью еще раз выслушать давно уже наизусть выученную последовательность действий.
-Хорошо. Ты садишься за руль и отъезжаешь на пару километров. Справишься?
Надя кивнула.
-Там есть небольшая площадка, - продолжал Даня. – Я помню. На ней развернешься без проблем и будешь ждать половины первого. Я же пешком вернусь сюда, как раз к двенадцати успею. А что дальше? – спросил он.
-В половине первого я еду в Город и подъезжаю к дому Паши, где вы будете с Ольгой меня ждать. Даня, - она вскинула на него ясные глаза, - я все помню.
В этот момент скрипнула входная дверь.
-Все готово, шеф! – отрапортовала Ольга, входя на кухню и правой рукой отдавая честь. – Машина за поворотом, на улице все спокойно.
-Тебя никто не видел?
Ольга отрицательно замотала головой:
-Нет. Только Паша издалека. Я ему рукой помахала. Но как я отъезжала, он не видел.
-Хорошо, - удовлетворенно кивнул Даня. – Нам пора.
Они с Надей встали.
-Ну что, пока, подруга! – Ольга протянула руки к Наде. – Давай, что ли, обнимемся напоследок. Вдруг больше не свидимся?
-Ты чего, сдурела? – возмутился Даниил. – Через три часа вместе отсюда поедем. Жди меня.
Девушки обнялись и Даниил с Надей вышли на улицу. Ольга проводила их, а потом уселась на кресло в гостиной и взяла какой-то журнал. Она перелистывала страницы, но не замечала на них ни текста, ни фотографий. В конце концов она отложила журнал в сторону и пошла заварить себе чай.
На душе было неспокойно, да к тому же еще снова сильно захотелось курить. Она уже почти отвыкла, но в такие моменты, когда что-то ложилось на сердце и начинало давить на него немилосердно, старая привычка давала о себе знать.
-Ну вот, видишь? – спросил Даня, когда они остановились у обочины перед большим раскидистым деревом, которое стояло как раз на границе Города. – У тебя все хорошо получается.
Он ободряюще улыбнулся Наде. Хотя она и не так хорошо вела машину, как хотелось бы, но все же справлялась на небольшой скорости, а этого было вполне достаточно.
-Дальше мне нельзя, - Даниил взял Надину руку в свою. – Придется вернуться.
-Даня, - спросила Надя, и в голосе ее чувствовались слезы. – Зачем мне так далеко уезжать?
-Для гарантии. Я не знаю, сработает ли, если ты будешь стоять у границы. Я вообще ничего точно не знаю, - вдруг признался он, - но лучше перестраховаться.
Он глянул на часы на приборной доске.
-Пора! - он сглотнул набежавший в горло комок.
-Данечка! – Надя сжала его руку и умоляюще на него посмотрела. – Я боюсь.
Даниил повернулся к ней, взял ее голову и нежно поцеловал в губы, почувствовав вдруг так некстати поднимающееся в нем возбуждение.
-Не волнуйся, котенок, - сказал он шепотом. – Мы справимся.
Он снова ее поцеловал, а потом стремительно вышел из машины.
-Давай, - махнул он рукой. – Не спеши, времени у тебя достаточно.
Надя включила двигатель и осторожно тронулась с места. Даня смотрел ей вслед, но уже не мог видеть ее слез. Он помахал рукой, хотя не был уверен, что Надя это заметит в зеркало заднего вида, а потом повернулся и пошел назад, в Город.
Павел отбросил в сторону только что приконченную бутылку. Он каждый раз, когда сидел на своем крыльце вечером и пил пиво, бросал бутылки в траву, а утром, устыдившись собственной небрежности, собирал их и выбрасывал в мусорный контейнер. Контейнеры эти, стоявшие возле каждого дома, тоже в свое время представляли из себя загадку: каждую ночь они сами собой опорожнялись совершенно непостижимым образом. Но Павел уже давно перестал пытаться разгадать местные загадки и теперь просто пользовался этой металлической коробкой, не задумываясь над механизмом ее действия.
Он видел, как на освещенное крыльцо из дома напротив вышли Надя с Даниилом. Они тоже заметили его, весело помахали руками и пошли куда-то по дороге, оживленно о чем-то болтая. Павел ответил им легким кивком, и, почему-то, встревожился.
Куда их понесло на ночь глядя? Неужели Даниил все же решился на осуществление своего плана? Паша не знал, что он задумал – он сам остановил парня, когда тот хотел все рассказать – но все время жил в напряжении. Он понимал, что Даня – не такой человек, который легко отступит от своей цели (при всей его внешности – красивой, немного даже слащавой – у Дани внутри был очень твердый стержень, который было тяжело, почти невозможно согнуть, и в каких-то вопросах парень мог проявить недюжинную настойчивость и упорство, граничащее с упрямством). И вот это-то и пугало Павла больше всего.
Не надо было быть Конфуцием, чтобы понять: если у Даниила ничего не выйдет, то наказание за его поступок последует неминуемо, ведь Город не прощает тех, кто осмеливается ему перечить. Город все равно свое возьмет, причинив отступнику изощренную боль и страдания. Это Павел проверил на собственной шкуре.
Но если у ребят все получится, то Паша на самом деле будет за них рад. И притом, что сам он активно отговаривал Даниила от его затеи, а после этого жил в постоянном страхе, подтачивающим изнутри, как термит дерево, он все же глубоко-глубоко, еще глубже того уровня, где сидел страх, надеялся на удачу и искренне желал ее своим друзьям.
А они были друзьями, Павел это понимал. Он никак не ожидал, что сможет еще подружиться кем-либо здесь, практически в заточении. Все остальные жители были просто «сокамерниками», с которыми у тебя прекрасные отношения, но ни ты, ни они никогда не лезете друг другу в душу. А эти трое… Они сумели как-то запасть в самое Пашино сердце и прочно там закрепиться. В Надю он влюбился, уж сам себе Павел мог в этом признаться. Хрупкая, добрая девочка чем-то напоминала ему Любовь, хотя они и не были похожи внешне. Даниил оказался мировым парнем, с ним просто было интересно. Даже Ольга, наглая и хамоватая хабалка, тоже не оставила к себе равнодушной.
Паша встал, чуть потянулся, пытаясь стряхнуть с себя дурное предчувствие. Оно влезло ему на плечи еще утром, удобно там устроилось, свесив ножки, и весь день, ухмыляясь, периодически сдавливало Паше виски. Вот и теперь оно расшалилось, вызвав тупую боль в голове и чувство легкой тошноты.
Он вошел в дом, заглянул в комнату. Женька сидел на диване и смотрел по телевизору какой-то сериал. Куджо дремал у него в ногах. Мальчик, услышав, что вошел отец, повернул к нему голову и легкая улыбка заиграла на его губах.
-Как дела, Жека! – улыбнулся в ответ Павел.
-Нормально, - пожал плечами мальчик.
Предчувствие, разойдясь не на шутку, со всей силы лупануло Пашу по голове кулаком. Павел непроизвольно поморщился: видимо, просто так от него отделаться не удастся.
-Малыш, я спать пойду, - сказал он. – Голова что-то болит. Спокойной ночи.
И повернулся, чтобы уйти.
-Папа!
Паша вздрогнул: было что-то пугающее в этом вскрике. Он обернулся.
Женя неуклюже слез с дивана, взял свой костыль и, тяжело на него опираясь, медленно подошел к отцу. Его глаза были полны тревоги.
«Вот, и с ним тоже, - подумал Павел. – Наверное, то, что со мной происходит, заразно».
-Что, Жень? – спросил он, всматриваясь в лицо мальчика.
-Ничего, - буркнул тот и крепко обнял отца. – Просто хотел сказать «Спокойной ночи!»
Паша прижал к себе хрупкое тело, ощутив волны тепла и любви, исходящие от него. Женя словно прощался с ним, и отцу это не понравилось.
-Женя, все хорошо?
-Все хорошо, папа, - ответил мальчик, смотря на него снизу вверх. – Я тебя очень люблю.
Павел наклонился к нему, нежно поцеловал в лоб.
-Я тебя тоже люблю. Очень-очень!
Под покровом темноты Даниил вернулся в дом. Шел он осторожно, хотя можно было и ни прятаться: на улице не было ни души. Но у самой двери Даниил еще раз внимательно огляделся.
Город уже полностью погрузился в ночь. Темнота была полной, лишь звезды безразлично светили сверху. Даниил глянул на Пашин дом. Он помнил, что Пашка обратил на них внимание, когда они выходили. Даня сказал Наде, что надо идти как можно раскованнее, чтобы у доктора не возникло никаких подозрений: Даниил не думал, что Паша вздумает им помешать, но ведь известно же, что береженого Бог бережет. Сейчас дом был темным, лишь на втором этаже тускло светилось окошко. Даня знал, что это – Женина комната: мальчик любил спать при мягком свете ночника.
Юноша перевел взгляд на горизонт. Там толпились громадные тучи: была четко видна линия, где глубокое темно-синее небо с капельками звезд меняло свой цвет на черный.
-Наконец-то! – воскликнула Ольга, когда Даня вошел в дом. – Где тебя носит? Я уж все жданки прождала.
-Чуть задержался, - неопределенно ответил Даниил.
-Сколько сейчас?
-Полдвенадцатого, - Даня глянул на часы, хотя и так знал время до минуты. – Пора нам.
-Подожди, - остановила его Ольга, мягко взяв за руку.
Даниил удивился, глядя в ее чуть смущенное (что было ей совсем несвойственно) лицо.
-Ты чего?
-Я… хочу сказать тебе.
Ольга сделала паузу.
-Ну? – спросил Даня нетерпеливо: хотя небольшой запас времени у них имелся, ему сейчас совсем ни до чего не было дела, кроме предстоящей «операции». – Говори.
-Знаешь, я просто хочу, чтобы ты знал: ты – самый лучший парень из всех, кого я встречала.
Даниил хотел было просто отмахнуться от нее, сказав что-то, типа: «Нашла время!», но, заглянув ей в глаза, смягчился. Было заметно, что Ольга говорит искренне.
-Ты тоже ничего, - сказал он и отвел взгляд.
-Хам! – заявила Ольга уже своим обычным громким голосом. – Я тут ему чуть не в любви объясняюсь, а он…
-Оленька, нам пора, - мягко остановил ее Даниил, но девушка сама уже рассмеялась.
-Ладно, не обращай внимания! Это у меня нервное.
Тут, по идее, надо было бы обидеться Даниилу (и в другое время так бы и произошло), но он лишь кивнул и снова повторил:
-Идем.
Спящий рядом с Женей Куджо вдруг приподнял правое ухо и открыл один глаз. Он издалека услышал тихие шаги и сильно приглушенные голоса. Они приближались.
Пес открыл второй глаз, поднял голову и насторожился. Голоса становились все ближе, и звучали все явственнее. Куджо узнал их, но все равно почему-то напрягся.
Он посмотрел на мальчика. Тот спал, спал беспокойно, разметавшись во сне, тяжело и прерывисто дыша. Веки его подрагивали, а по лицу периодически пробегала тень.
Куджо встал, приблизил морду к лицу мальчика, потом осторожно лизнул. Женя не проснулся. Тогда пес, не переставая следить за голосами, спрыгнул с кровати. Пройдя по коридору, он спустился по лестнице и выскользнул на улицу через невысокий лаз, сделанный специально для него в двери.
Глава 28
По своему обыкновению Петр Васильевич Смовржецкий лег в постель в двадцать два-тридцать. Уже много-много лет, как он забыл и о ночных дежурствах, и о сидении в засаде, и о бессонных ночах от тяжелых раздумий, которые нередки в работе следователя. В Городе ничего такого не было, потому и мог себе позволить Петр Васильевич регулярно соблюдать режим, кушая по часам, ложась спать и вставая в одно и то же время. Режим этот стал святым для него, и он просто не представлял, что должно случиться, чтобы ему пришлось его нарушить. До этой ночи.
После обеда к нему заявился Володя-заправщик и сообщил, что этот новенький, Данила (в Городе все оставались «новенькими» до того, как приезжал еще кто-нибудь, и тогда это гордое звание переходило уже к нему) заправил сегодня полный бак своей машины. Кроме того, машина парня была чисто вымыта и явно подготовлена к неблизкой поездке.
-Может, я и не прав, Васильич, - говорил Володя, тиская в руках свою неизменную шляпу, - только сдается мне, что молодой человек собрался куда-то прокатится, причем вряд ли до магазина.
Смовржецкий сдержанно его поблагодарил, заверив, что тот, скорее всего, все-таки ошибается. Но когда Володя откланялся, то Петр Васильевич понял, что у него есть пища для размышлений.
По опыту сыскной работы полковник знал, что добрая половина дел раскрывалась благодаря таким вот информаторам, или, если проще, стукачам. Большинство из них работало за деньги или за гарантии безопасности собственной задницы, но были и «идейные», стучащие на ближнего исходя из моральных соображений.
Володю, конечно, нельзя было отнести ни к тем, ни к другим. Да и вообще назови его «стукачом» – обиделся бы до смерти. Тот просто дружил со Смовржецким – они были примерно одного возраста – и тоже, как и все, боялся Города. И именно поэтому он поделился своими опасениями с полковником: страх подгонял.
Петр Васильевич ворочался в постели, путаясь в своей традиционной байковой пижаме: в последнее время его начал иногда беспокоить радикулит и Павел, хоть и сказал, что ничего серьезного нет, все же посоветовал держать спину в тепле. Но не радикулит сейчас не давал Смовржецкому заснуть, а мысли, настойчиво лезущие в голову.
Что же задумал этот пацан? Собрался удрать? Но надо быть полным идиотом, чтобы на такое решиться (хотя такими идиотами были абсолютно все вновь прибывшие, но обычно одной беседы с ними хватало, чтобы остудить пыл и вправить мозги). Ему что, не дорог покой горожан и свой собственный? Выпороть бы мальчишку, чтобы неделю срал стоя и спал на животе, так наверняка успокоится!
Но, с другой стороны, вполне возможно, что Данила никуда и не собирался. Обычно люди, немного обжившись, забрасывали свои машины: ездить-то особо некуда. Но сам Петр Васильевич своего «Москвичка» холил и лелеял, так, может быть, парень тоже не хочет, чтобы его машина (дорогая машина, Смовржецкий таких и не видел никогда; кстати, тоже вопрос: откуда у пацана такая машина?) ржавела без дела, потому и обкатывает ее изредка? Зачем сразу обижать понятливого вроде бы парня подозрениями, основанными только на догадках не очень далекого заправщика?
Полковник, устав ворочаться, поднялся с кровати. Зайдя на кухню, он зажег свет и налил себе водички в стакан. Вливая ее в себя маленькими глоточками (он всегда пил именно так, уверенный, что таким образом жажда утоляется лучше), он взглянул на часы. Без десяти двенадцать. Наверняка весь Город уже спит. А вот Петру Васильевичу не спится, чутье старой ищейки не дает ему просто улечься и захрапеть.
Поставив стакан на стол, Смовржецкий еще подумал с минуту, а потом отправился в комнату и начал стягивать с себя пижаму. Лучше все же разрешить все сомнения и подозрения, причем довольно просто: надо сходить к этой троице в гости. Если они все дома и спят, то тогда, выслушав их недовольство по поводу позднего и довольно дурацкого внешне визита, можно спокойно отправляться к себе и ложиться спать самому. А если там что-то не в порядке, то тогда… тогда действовать надо по обстановке.
Даниил вместе с Ольгой подходили к дому Паши.
-Я сделала все, как ты сказал, - возбужденно шептала Ольга. – Сложила в багажник ваши вещи (мои-то все в «восьмерке» погибли), туда же запихнула пакеты с едой. Все равно, я не могу понять, за каким хреном ты столько жратвы набрал? Мы ведь не в автономное плавание на северный полюс собираемся.
-Послушай, - так же шепотом остановил ее Даниил. – Ты перестанешь бурухтеть? Нас услышать могут.
-Господи, да кто же нас услышит? Они тут все спят уже, как сурки обожравшиеся. Я давно заметила…
-И все же помолчи! – взмолился Даниил.
Ольга извиняющимся прикосновением к его руке показала, что извиняется.
-Понимаешь, это у меня от волнения. Я всегда, когда волнуюсь, слишком много говорю. А еще курить хочу, прямо спасу нет!
Даниил лишь тяжело вздохнул.
Они подошли к дому и остановились метрах в десяти от него.
-Дальше не пойдем, - прошептал Даниил. – Надя сюда подъедет.
-Кстати, а во сколько она тут будет? – спросила Ольга, подходя к Дане поближе и прижимаясь к его руке всем телом, так, что он смог почувствовать ее часто вздымающуюся грудь.
-Я рассчитываю, что где-то ближе к часу ночи, - ответил Даниил, не делая попытки отстраниться: ему самому было немного не по себе, хотя он и старался этого не показывать.
-Долго. А сколько…
-Тише! – оборвал ее Даня. Ольга испуганно замолчала.
Даниил прислушался. Ночь была тихой и совершенно безветренной, потому любой шорох вокруг был слышен очень хорошо и отчетливо.
-Чего? – еле слышно спросила Ольга, но Даниил только дернул ее за руку.
Где-то неподалеку явственно прошелестели тихие шаги. Кто-то легко пробежал от дома в сторону луга, расположенного прямо за ним. Потом все стихло.
Ольга тоже это слышала.
-Может, это – кролик?
-Какой кролик? – удивился Даниил, но потом просто пожал плечами: - Скорее уж лошадь. Но не человек, это точно.
Они молча постояли, прижавшись друг к другу.
-Так сколько сейчас времени?
Даниил нажал кнопку подсветки на кварцевых часах. В нежно-голубом свете ясно были видны стрелки.
-Двадцать три-пятьдесят пять, - ответил он. – Пять минут осталось.
Ольга еще крепче прильнула к его руке.
-Мамочки, я сейчас либо рожу здесь от страха, либо обоссусь!
Даниил похлопал ее по спине.
-Не бойся, - только и сказал он, хотя прозвучало это не очень убедительно.
Куджо, сделав несколько шагов в сторону луга, где он всегда находил прекрасные места для совершения туалета, остановился и обернулся на дом. Знакомые голоса – один мужской, другой женский – стихли. Пес подождал еще немного, решая, подойти ли к людям сразу, или сначала прогуляться в траву, а потом, когда трава все же победила, медленно поплелся на луг.
Надя сидела в машине и кусала от волнения губы. Она выключила двигатель, когда достигла намеченной Даниилом «точки отсчета» и развернулась. Вокруг была кромешная тьма – фары она тоже погасила – и Надя заперла все двери.
Она крепко сжимала упругую плоть рулевого колеса, не отрываясь смотря на слабо подсвеченный циферблат. Двадцать три-пятьдесят семь. Осталось три минуты. Осталось до чего?
Надя не знала. Она вообще плохо представляла себе, что они делают, потому что все вокруг было столь запутанно, что, наверное, сам дьявол, чьих рук, похоже, это и было дело, не разберется. Поэтому Надя решила просто четко выполнять все указания Дани, а там – будь что будет. И, тем не менее, она с трепетом ожидала ноля часов.
Вдруг в ее голову совсем некстати влезла одна мысль. Не мысль даже, а подлое подозрение, превратившееся в уверенность еще пару дней назад. Даня ей изменил. Хотя, конечно, в их ситуации, слово это вряд ли уместно, но все равно: Даня изменил. Надя почувствовала это как только они легли вместе в постель после долгого перерыва. Даниил был не таким, как раньше. И дело не в том, что он как-то по-другому относился к Наде, узнав то, что их связывало, а в том, что Даня совсем не так, как раньше, занимался с ней любовью. Во всем, что он делал, было что-то новое, словно он успел где-то поднабраться опыта. Да не «словно», а именно, что успел. И успел с Ольгой.
Надя не стала ничего говорить ни Дане, ни Ольге. Зачем? Если они выберутся отсюда, то тогда и можно будет о чем-то говорить, а если им суждено здесь сгинуть… Да и вообще Надя не была уверена в необходимости какого-то разговора. В конце концов, она – его сестра, а это многое меняет…
Надя сильно сморгнула, прогнав эти мысли. Сейчас главное – другое. А все остальное – потом. Если оно будет, это «потом».
Жене снилось море. Он никогда не был на море, но видел его много раз по телевизору. Когда он был помладше, то часто приставал к отцу, спрашивая, поедут ли они когда-нибудь к морю. Отец обещал, но, повзрослев, Женя понял, что этим обещаниям не суждено сбыться.
В отличие от Паши, Женя не пытался объяснить все, что происходило вокруг. Да ему это было и не нужно: он все понимал без объяснений, он чувствовал. Причем началось у него это не сразу, он был еще слишком маленьким, когда они сюда приехали. Лишь потом, когда повредил ногу, он стал слишком хорошо понимать все, что его окружает, пропуская это не через разум, а через свои эмоции.
Мальчик смирился со своим положением узника, как, впрочем, и его отец. Он старался ничем не огорчать Павла, которому, он чувствовал, было очень тяжело. Женя даже не жаловался на почти постоянную ноющую боль в изуродованном колене, просто привыкнув к ней.
Свою мать он почти не помнил, в его голове остался лишь какой-то смутный образ чего-то светлого и доброго. Больше у Жени никого не было, кроме отца, поэтому мальчика ничего не связывало с внешним миром. Он был вместе с папой, и это – главное.
И еще у него был Куджо. Женя помнил, как однажды утром подобрал маленького мохнатого щенка, невесть откуда взявшегося на их крыльце. Щенок был голоден и, жадно поев, облизал в благодарность все лицо мальчика. Отца не пришлось уговаривать оставить пса у себя, и с тех пор у Жени появился надежный и верный друг. Наверное, если бы Женя мог сравнивать, то понял бы, что этот друг – лучше всех других. Он никогда не передаст, а, если потребуется, не раздумывая отдаст за мальчика свою собачью жизнь. Но Женя не знал другой жизни, потому и сравнивать не мог, но это не мешало ему просто дружить, дружить так, как умеют только мальчишки и собаки…
Женя смотрел на море. Оно было спокойным, лишь легкая рябь пробегала по его поверхности. Мальчик подошел (уверенно и без всяких костылей) к самой воде и осторожно попробовал ее босой ногой.
-Ну, что же ты? – услышал он за спиной голос отца. Папа все время был позади, Женя его чувствовал. – Не бойся! Ты ведь мечтал искупаться в море.
Мальчик сначала с опаской, а потом все смелее и смелее, вошел в воду. Он сразу же поплыл, наслаждаясь нежно обнимавшей его водной массой, ныряя в нее и кувыркаясь, как дельфин.
Он обернулся и посмотрел на берег. Папа стоял на песке, почему-то одетый и улыбался, глядя на счастливого сына. Он помахал мальчику рукой.
Женя не сразу заметил, что море изменилось. Оно заволновалось, словно глубоко вдыхая воздух огромной грудью, отчего рябь усилилась, превратившись вскоре во вполне приличные волны, на гребне которых заиграли белые барашки. Женю это отнюдь не испугало, он даже обрадовался, что можно нырять прямо в волны, как он видел в каком-то фильме. Но, вынырнув в очередной раз и оседлав волну, чтобы на ней проехаться, он заметил, что отца на берегу нет, а на то место, где он стоял, теперь обрушивались стены воды. И мальчик почувствовал, как его сердце сжало предчувствие беды.
Глава 29
Секундная стрелка, судорожно дергаясь, совершала обход своего последнего круга. Пятьдесят семь, пятьдесят восемь, пятьдесят девять, ноль.
-Все, время вышло, - сказал Даниил, последние минуты не отрывавший взгляда от часов.
Ольга вздрогнула.
-И что теперь?
Даниил снова посмотрел на стрелку: ноль один, ноль два, ноль три… Часы не остановились, да и вокруг ничего не изменилось.
-Не знаю, - ответил он. – Надо подождать, наверное.
Но чего ждать? И чего он вообще ожидал? Что разверзнется земля, когда наступит полночь, и весь Город рухнет в преисподнюю? Или откроются небеса и оттуда выедет Архангел Гавриил на коне и с копьем в руках? Или вообще все разом просто исчезнет, словно ничего и не было?
Даниил не знал. Сейчас, когда вокруг все было по-прежнему (та же ночь, та же тишина, те же звезды над головой) он вообще было усомнился в правоте своих рассуждений, в самом себе засомневался, но он чувствовал, что это – не конец, а только начало.
-Слышишь? – спросила вдруг Ольга, снова вцепившись в его рукав. – Гремит что-то.
Действительно, откуда-то издалека слышались раскаты грома. Они были тихими, как слишком далекая канонада, но они были. И они приближались, потому что с каждой минутой становились все отчетливее.
-Матерь Божья, что это! – почти вскрикнула Ольга и судорожно дернула Даниила. – Смотри!
Куджо поднял голову и насторожился. Что-то громыхало вдали, и это что-то – очень большое и страшное – приближалось к нему, приближалось неумолимо, грозя смертью. Пес повернулся на звук и замер. Его глаза уставились на горизонт, он поджал хвост и заскулил.
Петр Васильевич, уже одетый в свой неизменный строгий костюм форменного покроя, стоял у дверей на улицу. Он слышал, как напольные часы в гостиной пробили полночь и теперь еще раз задумался, стоит ли ему идти. Совсем не хотелось, во-первых, будить людей, если они все же спокойно спят себе в своих же кроватях, и, во-вторых, попадать в неловкое положение, выслушивая вполне справедливые упреки.
Но «сигнал» все же был, от него никуда не деться. Данила заправлял таки сегодня машину, залив в нее бензина под завязку. И машину намыл, вычистил до блеска. А для чего еще все это делать, если не собираешься в дальнюю дорогу? И хотя с таким выводом можно было поспорить, Смовржецкий решил все-таки сходить и на месте все проверить: порядок есть порядок.
Он уже взялся за ручку двери, как до его уха донеслись громовые раскаты. Полковник нахмурился, отошел и выглянул в окно. От зрелища, представшего перед его глазами, ему стало страшно, по-настоящему страшно. Бросив занавеску, которую он приподнимал, Петр Васильевич быстрым шагом вновь направился к двери и вышел на улицу.
-Смотри! – Ольга пальцем показывала куда-то вдаль. – Туда смотри!
Даниил оторвался от часов, на которые все еще тупо пялился, проследил за Ольгиным жестом и похолодел.
На горизонте творилось что-то невероятное. Граница, отделяющая чистое небо от покрытого тучами, пришла в движение. Тучи, взбесившись, наскакивали друг на друга, сталкиваясь и сливаясь в единую огромную черную массу, которая двигалась прямо на Город. И вся эта пляска сопровождалась непрерывными вспышками молний, словно древнегреческий Зевс, осатанев, метал, не останавливаясь, на землю огненные стрелы. И с каждой минутой все ярче полыхали молнии, все громче становились раскаты: небесная вакханалия надвигалась на никогда не знавшую даже маленького дождя местность.
Даниил и Ольга смотрели на приближающийся кошмар как завороженные. Ольга думала, что будет, когда эта гроза, равной которой она никогда еще не видела в жизни, накроет их, а Даня вслушивался в музыку грома, который, казалось, образовал собой некий мотив.
В голове юноши вдруг одновременно всплыли две песни, которые частенько вспоминались ему в последнее время. Они, как и тучи сверху, смешивались между собой, микшировались, сливаясь в одно целое:
Взрослые люди построили Город…
Этот Город, которого нет…
Построили Город из белого камня…
Вдруг в громовую мелодию влились новые звуки, не похожие на обычную грозу. Они были громче, пронзительнее и звучали намного отчетливее и короче, не затихая медленно, а резко обрываясь. Одновременно где-то уже совсем недалеко, на другом конце Города, которого как раз достигла безразмерная туча, появились вспышки и зарево, но шло это не сверху, не от слепящих мертвых молний, а от земли, озаряя все вокруг теплым красным светом.
-Боже правый, что происходит?! – закричала Ольга, видя, как теперь весь горизонт полыхает светом и свет этот, живой и страшный, все ближе и ближе подбирается к ним.
Даниил не ответил. Он вслушивался в новые звуки, хотя уже и вслушиваться было не нужно: они громыхали совсем рядом. И тут он понял, что это.
Взрывались дома. Один за другим, по мере продвижения ощетинившейся молниями тучи. И было непонятно, почему это с ними происходит. В них не попадали молнии, никто не бросал бомб, не закладывал взрывчатку. И все же они взрывались. Взрывались изнутри. Их распирало, вышибало окна и двери, срывало крыши. Вокруг слышались звон стекла, стук падающих на землю обломков и крики людей.
-Мамочка, я сейчас умру! – заголосила Ольга дрожащим от ужаса голосом.
Туча уже была почти над ними. Поднялся ветер, и он раздувал пламя в полыхающих домах, но дождя не было, ни единой капли не упало сверху. А дома продолжали взрываться.
-Что же вы наделали! – послышался издалека вдруг мужской голос, похожий на протяжный вой. – Господи Боже, что же вы такое наделали!
Даниил повернул голову. Это был Смовржецкий. Полы его пиджака развевались, ноги дрожали, а на лице, на котором играли отблески пламени, был смертельный ужас. Наверное, он бежал, но выдохся и теперь тяжело привалился к стенке одного из домов, хватая воздух ртом и держась за сердце. Он был далеко, но Даниил прекрасно его видел: огонь и молнии сожрали мрак и теперь Город погрузился в сумерки.
Совсем рядом взорвался один из домов, вроде бы Федорихин, как успел заметить Даниил. И тут волосы зашевелись у него на голове (не только от мысли, что милая старушка вряд ли сейчас где-то гуляла): следующим должен разлететься на куски их дом, к которому как раз и прислонился полковник.
-Васильич, отойди скорее! – что есть мочи проорал Даня, молясь только, чтобы ветер не отнес его крик в другую сторону. Проорал и кинулся к Смовржецкому. Но тот, похоже, услышал, или просто что-то почувствовал, потому что, опасливо обернувшись, начал тяжело отходить.
Не успел он сделать и пяти шагов, как дом за ним вдруг надулся на мгновенье, словно воздушный шарик, а потом разлетелся на куски со страшным грохотом.
-Васильич! – заорал Даниил, на глазах которого все это происходило.
Полковника подбросило ударной волной, словно и не было ста килограммов его веса, а потом шмякнуло со всей силы об землю.
Даниил продолжал бежать к нему, не обращая внимания на кружившиеся вокруг него искры. Он видел, что Смовржецкий неподвижным мешком валяется на земле, а прямо рядом с ним падают камни, горящие доски, куски черепицы.
Даня почти добрался до полковника, умудряясь уворачиваться от сыплющихся сверху обломков, как совсем рядом с ним с отвратительным свистом пролетел большой лист железа. Даниил едва успел отвернуть голову и теперь видел, как лист, описав в воздухе мертвую петлю, ребром рухнул на лежащего человека, разрубив того пополам, словно гигантским топором.
Надя сидела в машине и чувствовала, как паучьи мохнатые лапки страха вновь рвутся в ее душу. Полночь уже миновала, и Надя видела, что вдалеке, там, где в низине расположился Город, что-то происходит. Небо в той стороне непрерывно озарялось вспышками, а потом на горизонте появилось кровавое зарево, словно от огромного бушующего пожара. Даже сквозь плотно закрытые стекла снаружи доносились громовые раскаты, правда, ввиду удаленности, не очень сильные.
Надя еще крепче сжала руль, и снова посмотрела на часы: пятнадцать минут первого. Даниил сказал ей, чтобы она не трогалась с места, пока не наступит половина первого, чтобы ни случилось. Но она больше не могла ждать. С каждой минутой бездействия страх все сильней и сильней охватывал ее, грозя превратиться в ужас, а в таком состоянии она вряд ли смогла бы вести машину. И неизвестность, полная неизвестность того, что происходит сейчас с Даней, Ольгой, Пашей и вообще всеми жителями Города, пугала ее не меньше красных отсветов на черном небе.
«Все, надо ехать!» – решилась Надя, повернула ключ в замке зажигания и, надавив ногой на педаль газа, включила стартер. Тот тихо затарахтел, но двигатель не заработал. Надя отпустила ключ, потом повернула его вновь. Результат был тем же: машина заводиться не хотела.
Девушку охватила паника. Она сидит здесь, в мертвой машине, а там, в Городе, возможно, происходит что-то ужасное. Надя чуть не плакала от бессилья и обиды. Она до боли сжала кулаки, закрыла глаза.
-Спокойно, только спокойно, - пробормотала она. – Надо успокоиться. Что там говорил Даня? Если машина не заведется, подожди минуту и… и… и попробуй снова, не нажимая на газ!
Надя открыла глаза и снова повернула ключ. Двигатель, чихнув, вдруг завелся легко и свободно, весело загудев из-под капота.
Надя перевела дыхание, отжала сцепление и, включив первую передачу и фары, медленно поехала.
Даниил остолбенел. Он просто не мог сдвинуться с места, а все смотрел и смотрел на разрубленное тело, еще несколько минут бывшее Петром Васильевичем Смовржцким. Сейчас же оно лежало в огромной луже крови, а прямо поперек живота его пересекал большой железный лист, глубоко вошедший в землю.
Зрелище вызывало приступы тошноты, но, одновременно, от него невозможно было отвести глаз: оно притягивало к себе, словно лицо самой смерти. Даниил застыл, пораженный ужасным и манящим видом, которому особый колорит придавало буйство огня вокруг.
Вдруг позади раздался еще один взрыв и истошный крик. Даниил словно очнулся и внутри у него все всколыхнулось: Ольга! Он совсем забыл о ней, бросив одну, когда побежал навстречу полковнику, а теперь она закричала, дико и страшно.
Он обернулся. Крик оборвался так же внезапно, как и возник. Пашин дом полыхал изнутри. На первом этаже не было ни оконных рам, ни дверей, а из пустых проемов вырывались языки оранжевого пламени. Лишь второй этаж был нетронут, но при такой доменной печи, которая бушевала внизу, судьба его должна решиться всего-то через несколько минут.
Ольги не было видно. Даниил пошарил глазами вокруг и, не обнаружив ее, бросился обратно.
Девушку он заметил, как только приблизился к полыхающему дому. Она лежала чуть в стороне от того места, где они только что стояли вместе. Дане показалось, что она просто прилегла отдохнуть, настолько безмятежна была ее поза: на правом боку, свернувшись калачиком, она напоминала маленькую уснувшую девочку.
Даня тронул ее за плечо, потом развернул к себе. Ольгины глаза были широко раскрыты, она тяжело и хрипло дышала, а посреди ее живота зияла огромная рана, словно кто-то огромным сверлом пробуравил в нем дыру. Из раны хлестала кровь, а в ней самой были видны развороченные внутренности.
-Боже, Ольга! – простонал Даниил. – Оленька!
Он попытался зажать рану ее же блузкой, которую Ольга судорожно держала в руках. Кровь немного утихла. Даниил осторожно потряс ее за плечо, глядя в расширенные зрачки.
-Оля, ну очнись же!
В ее глазах промелькнули осмысленные искры и Ольга, медленно переведя взгляд на юношу, удивленно спросила сиплым шепотом.
-Что случилось?
-У нас получилось, Оленька, получилось! – возбужденно начал объяснять Даниил, прижимая ее руку с блузкой, пальцы которой он так и не смог разжать, к ране. – Мы взорвали этот парадокс, разнесли к чертовой матери Город и сейчас уедем отсюда. Ты потерпи, ладно? – он умоляюще смотрел на Ольгу, даже не отдавая себе отчета в том, что говорит. – Скоро Надя приедет, мы тебя вывезем. Проход уже наверняка открылся, а там – сразу в больницу. Только ты потерпи.
Ольга отвернула голову и уставилась куда-то вверх.
-Какое говно... - только и сказала она, потом закатила глаза, пару раз резко дернулась и затихла. Навсегда.
-Нет, Оля, нет! – кричал Даниил отчаянно. – Очнись! Очнись сейчас же!
Но она не отвечала, лишь ее голова безвольно болталась из стороны в сторону, пока Даниил тряс ее за плечи.
Глава 30
Женя изо всех сил стремился выбраться на берег, но ни на шутку разыгравшиеся волны его не пускали. Он сопротивлялся, зовя отца, но тот исчез, словно и не было его на берегу.
Мальчик молотил по воде руками и ногами, пытаясь грести, но волны взяли его в кольцо и он лишь бессмысленно кружил между ними. И тут он почувствовал, что море стало нагреваться. Поначалу оно просто потеплело, но потом температура быстро поползла вверх и вода стала бурлить, словно в чайнике перед тем, как закипеть. Женя чувствовал, как она обжигала его тело, ела глаза и не давала сделать вдох полной грудью. Он в последний раз дернулся изо всех сил и сумел вырвать себя из кошмара.
Но кошмар не кончился. Теперь он был уже наяву. Женя понял это, осмотрев свою комнату, освещенную сейчас кроваво-красным светом, проникающим из окон. Кроме того, никуда не исчезла жара, только теперь она была не в воде, а в воздухе. Температура была настолько высокой, что парафиновые свечи в декоративном подсвечнике, висевшем на стене напротив, оплавились и поплыли, превратившись в плачущих уродцев.
С улицы доносился грохот, пронзительный свист и далекие крики. Могло показаться, что началась война, и Женя оказался в самом центре боя.
Мальчик спустил ноги на пол и тут же отдернул их обратно: от пола шел жар, и он обжег ступни. Подождав чуть-чуть, Женя снова, уже осторожно опустил здоровую ногу. Жар можно было вытерпеть. Тогда он потянулся за костылем, взял его в правую руку. Металлическая трубка тут же нежно и прочно обхватила его предплечье. И только после этого мальчик опустил на пол больную ногу. Ее чувствительность была меньше, чем у здоровой, и не пришлось выжидать несколько секунд, чтобы подошва привыкла к температуре.
Мальчик, обливаясь потом, тяжело поднялся и, хромая, подошел к двери. Она тоже была горячей. Женя на всякий случай левой рукой взялся за косяк, а правой, в которой был костыль, дернул на себя ручку.
Прямо за дверью находился ад: лестница была объята огнем, который жадно лизал деревянные ступеньки и поглядывал на холл второго этажа, а некоторые особенно длинные и смелые языки уже пытались укусить ковровую дорожку, ведущую прямо от двери Жениной комнаты к лестнице.
Мальчик в ужасе отшатнулся от увиденного, не удержал равновесие и упал на спину. Костыль вырвался из его руки, выпрыгнул прямо в холл и, описав красивую дугу, исчез в огне.
Женя закричал. От страха, от боли, которую испытывал в спине, ударившись ею при падении, от отчаяния, потому что без дополнительной опоры он не смог бы встать даже на четвереньки. Он лишь сумел дотянуться здоровой ногой до двери и толкнуть ее от себя. Та закрылась, но не до конца.
Выход из комнаты был отрезан. Женя заплакал, попытался позвать отца. Но никто не откликнулся на его крик.
-Даня, остановись!
Даниил обернулся. Он все еще тряс мертвую уже Ольгу, а его самого дернула за плечо Надя. «Volvo», сверкая боками, стояла чуть в стороне.
-Остановись! – снова прокричала Надя, с ужасом глядя то на него, то на Ольгино тело.
Даниил остановился, потом осторожно положил Ольгу на землю. У нее на лице осталось выражение крайнего удивления, похоже, что она так и не поняла, что с ней произошло.
-Надька! - Даниил, не вставая с колен, обнял ее за ноги. – Они погибли. Все погибли здесь!
Надя помогла ему подняться. Похоже, у юноши начиналась истерика. Он плакал, размазывая по лицу слезы и грязь.
-Даня, где Паша? –спросила Надя, стараясь быть спокойной, хотя у нее это плохо получалось.
-Дом взорвался, - рыдая ответил Даниил. – Он внутри.
Надины глаза расширились от ужаса.
-А Женя? – она не узнала своего голоса.
-Тоже погиб! – уже прокричал Даня. – Они все погибли!
Внезапно он начал смеяться. Надя, на которую вдруг накатило сумасшедшее спокойствие (наверное, она слишком переволновалась, когда, подъезжая к Городу, увидела все, что в нем происходит и теперь успокоилась, хотя и понимала, что рыдания, срывы и собственные истерики еще впереди), размахнулась и влепила юноше сильную пощечину.
Это помогло. Он перестал смеяться и ошалело огляделся. Потом нахмурился:
-Надо удирать.
Вдалеке слышались крики.
-Мы не можем бросить раненых, - сказала Надя.
Даниил, к которому вернулся рассудок и способность трезво мыслить, отрицательно покачал головой.
-Их может оказаться слишком много, а у нас только одна машина. Они не дадут нам уехать! – он взял ее за плечи и сказал тихо: – Поехали, Дюха. Пожалуйста!
Надя прикусила нижнюю губу и лишь кивнула в ответ.
Женя лежал на полу и плакал. Он понял вдруг, что весь нижний этаж горит и папа, скорее всего, заживо сгорел во сне. Сердце сжалось и слезы еще сильней хлынули из глаз. А огонь медленно, но уверенно пробирался на второй этаж, чтобы съесть еще и мальчика.
Он почувствовал, что стало тяжело дышать. В щель, оставшуюся от неплотно закрытой двери, пробивались тонкие удушливые струйки дыма, которые, смешиваясь с воздухом, забирались в легкие, вызывая приступы судорожного кашля. Женя попробовал дотянуться ногой до двери, чтобы снова ее толкнуть, но не смог.
Лежать становилось горячо. Пол нагрелся еще больше, а на мальчике не было ничего, кроме тонких трусиков, и голое тело все сильней и сильней ощущало жар.
С улицы донеслись крики и громкие голоса. Женя повернул голову к окну. Оно было закрыто, но голоса раздавались совсем рядом. Мальчик, кашляя и глотая слезы, перевернулся, вскрикнув от прикосновения горячего пола к коже живота. Потом, подтягиваясь на руках и помогая себе левой ногой, пополз к окну.
Добравшись до него, он поднял руки вверх, вцепился в подоконник и подтянулся, собрав все силы и мучительно морщась при этом. Воздуха уже не хватало, дым ел глаза и дышать становилось все труднее.
Женя взобрался на подоконник, сумев оттолкнуться от пола здоровой ногой, и встал на нем на колени. Вернее, на одно колено, правая негнущаяся нога просто свисала вниз.
Мальчик вцепился в ручку окна. Он увидел, что внизу с включенными огнями стоит машина, и к ней, удаляясь от дома, идут Даниил с Надей. Мальчик отчаянно заколотил одной рукой по раме и закричал, хотя вряд ли хрипы, вырывающиеся из его груди, можно было назвать криком.
Его не слышали, что немудрено в том хаосе, который творился вокруг. Ребята, не оборачиваясь, все дальше отходили от дома. Женя, все еще стуча по раме, видел, как уходит от него надежда на спасение. Он рыдал в голос, съедаемый страхом, а едкий дым все сильней и сильней сжимал ему горло. Мальчик увидел, что все вокруг начинает растворяться, а перед его глазами возникают разноцветные круги…
Похоже, что Город оказался в самом центре грозы. Молнии сверкали практически постоянно, в разные стороны прочерчивая в небе белые зигзаги. Громовые раскаты уже вообще перестали различаться, слившись в один сплошной гул. Но дождя не было.
Вокруг не осталось ни одного целого дома, полыхали все. От легкости, с которой они горели, создавалось впечатление, что они были не каменными, а сложены словно из спичек. Вокруг валялись горящие обломки, даже сама земля, казалось, плавилась под ногами. И посреди всего этого гигантского пожарища одиноко стояла целая «Volvo» с горящими фарами, которыми безразлично взирала на все происходящее.
Даниил сел за руль, Надя – рядом. Двигатель работал и Даня, не долго думая, включил передачу. Машина, взревев от сильно прижатой педали газа, дернулась и сорвалась с места.
Надя внимательно смотрела по сторонам, будто старалась навсегда запомнить окружавший кошмар, запечатлеть его в памяти, отпечатать, как фотографии. Она не знала, вернуться ли они сюда еще раз, в этот таинственный и страшный Город, которого уже и не было, а скоро на его месте останется лишь дымящееся пепелище.
Они не проехали еще и тридцати метров, как Даниил, напряженно смотрящий вперед, вдруг вскрикнул:
-Черт, твою мать! – и ударил ногой по педали тормоза. Машина, резко замедлив ход, остановилась, как вкопанная, а сидевшие в ней подались вперед.
-Даня, что? – спросила Надя, когда они оба вновь откинулись на спинки сидений, и проследила за его взглядом.
Прямо перед машиной стоял Куджо. Вид у него был страшен: грязная, свалявшаяся шерсть, низко опущенная голова, оскаленная пасть и горящие глаза, направленные прямо на людей.
-Куджо! – воскликнула Надя.
-Он взбесился, - сказал Даня, снова берясь за рычаг передач. – Смотри, у него глаза красные.
-Это от огня, - возразила Надя. – Они отсвечивают.
И прежде, чем Даниил успел что-то сказать, она открыла дверь и вышла к собаке.
-Куджо, мальчик, едем с нами!
Но ньюфаундленд не сдвинулся с места, все так же исподлобья глядя на Надю.
-Идем, Куджо!
Пес зарычал, отчего Надя испуганно остановилась перед ним.
-Надя! – крикнул Даниил, тоже выскакивая из машины.
Куджо сделал шаг вперед, осторожно схватил зубами Надю за подол платья и потянул ее назад.
-Он нас зовет, - сказала Надя, поворачиваясь. Тогда пес отпустил ее, отчаянно залаял и рысцой побежал к дому. Через несколько шагов он остановился, повернул к ребятам морду и снова залаял.
-Пошли, - твердо сказала Надя, взяла Даниила за руку и они вместе чуть не бегом последовали за собакой.
Куджо остановился около дома, задрал голову вверх и уже просто зашелся лаем, одновременно скуля и подвывая.
-Что с ним? – озадаченно спросил Даня, подбегая вместе с Надей к собаке. Надя посмотрела наверх. В окне второго этажа маячила маленькая фигурка.
-Господи! – закричала она. – Это Женька!
Даниил тоже посмотрел на окно, потом быстро прошелся взглядом по первому этажу.
-Низ горит, - сказал он. – Не войти.
-Даня, надо же что-то сделать! – причитала Надя. – Он ведь сгорит!
Даня задумался на мгновение, прищурив глаза и снова смотря вверх. Потом сбросил с себя ветровку, подошел ближе и закричал что было сил:
-Женька! Разбей окно и прыгай! Я тебя поймаю! Слышишь? Разбей окно!..
Женя разлепил закрывшиеся было отяжелевшие веки. Он задыхался и теперь просто висел на оконной ручке, не сорвавшись вниз по чистой случайности: ручка под его тяжестью чуть повернулась и зажала его ладонь.
Мальчик посмотрел в окно. Внизу стоял Куджо, Надя, прижимающая обе руки к губам и Даниил. Юноша что-то кричал, но мальчик не мог разобрать: слишком громкий шум был вокруг.
-Разбей окно! Разбей!
Женя напряг слух. Да, Даниил велел ему разбить окно. Как же он сам об этом раньше не подумал! Там – свежий воздух, там – спасение!
Мальчик из последних сил подтянулся вновь и снова оказался на подоконнике. Он освободил руку из плена ручки и просто ударил ей по стеклу. То с жалобным звоном разлетелось на куски и один из них, падая, полоснул Женин локоть. Он, вдохнув, наконец, чистого воздуха, вскрикнул от боли и почувствовал, как по раненой руке потекла теплая струйка.
-Прыгай! Я поймаю, прыгай!
Женя глянул вниз. Прямо под окном, не обращая внимания на жар, идущий от стен, стоял Даня, широко раскинув руки.
-Ну что же ты?! Не бойся!
Но Женя боялся. Он вообще боялся высоты, а сейчас даже больше, чем подбирающегося сзади огня, который ворвался в комнату, едва Женя разбил окно и от сквозняка распахнулась дверь.
-Женя, прыгай! Скорее! – закричала уже Надя, даже снизу видевшая, как озарилась комната за мальчиком.
-Если он сейчас же не прыгнет, то сгорит, - сказал ей Даня, а потом снова закричал: - Женька!
Женя решился. Он попытался подтянуть больную ногу, но у него ничего не вышло: сил почти не осталось, он будто вместе со струей свежего воздуха вдохнул в себя смертельную усталость. А не поставив обе ноги на подоконник нечего было и думать, что он сможет направить тело вниз: ничего не получится.
Сумасшедший огонь уже пожирал его кровать и уже вот-вот должен был настигнуть мальчика. Женя спиной чувствовал нестерпимый жар и снова заплакал от бессилья и осознания неминуемой уже смерти.
Куджо, переставший лаять, когда Женя разбил окно и только скуливший жалобно, вдруг сорвался с места и со скоростью молнии бросился прямо в полыхающее жерло, которое раньше было дверью. Надя вскрикнула от ужаса и закрыла глаза руками.
Женя еще раз, последний, попробовал втянуть ногу, которая совсем перестала действовать. И в этот момент сзади раздался звериный рык, смешанный с визгом боли. Женя обернулся и душа его ушла в пятки: прямо на него из горящего холла вырвалось огромное огненное чудовище. Оно все горело и в прыжке летело прямо на него.
В последний момент Женя узнал его: Куджо! Но ни обрадоваться, ни испугаться еще больше, видя своего любимца горящим, мальчик не успел. Пес со всей силы ударил его передними лапами, Женя просто выпал из окна, а следом за ним туда же вылетел Куджо.
Даниил поймал мальчика в свои объятия, но не удержал равновесия и упал. Рядом с ними с протяжным воем упал пес и завертелся волчком от жуткой боли.
-Надя, туши собаку! – прокричал Даниил, прижимая обезумевшего мальчика к себе. – Все, все кончилось, - прошептал он.
Надя схватила Данину куртку и стала сбивать огонь с Куджо. Через минуту тот уже не горел, но весь дымился, и, обоженный и скулящий, с трудом встал на лапы.
Раздался оглушительный взрыв, разнесший второй этаж дома на куски, а следом за ним сверху хлынул мощный ливень, словно бог дождя, долго копивший воду, решил разом излить ее на пылающую землю…
Глава 31
Яркий свет фар выхватывал из полной темноты продолговатые куски асфальта. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь негромким рокотом двигателя, да шуршанием шин.
Даниил гнал машину дальше и дальше от догорающего Города, над которым разбушевалась во всю свою разрушительную силу стихия. Сидевшая рядом Надя, смахнув слезу, обернулась назад. Там, сзади, сидел закутанный в одеяло и с наспех перевязанной рукой Женя, а рядом с ним, положив голову мальчику на колени и тихо поскуливающий, лежал обгоревший Куджо.
Женя поднял заплаканные глаза на девушку. Та ободряюще ему улыбнулась:
-Ничего, малыш, все уже позади.
Она протянула руку и погладила мальчика по волосам, пахнущим едким дымом. Куджо, приподняв голову, лизнул Надину руку.
Даниил случайно задел рукой джойстик управления магнитолой, что прятался за рулем, и салон автомобиля наполнился тихой музыкой. Из динамиков выливались низкие звуки бас-гитары, которой вторил синтезатор, а чуть хрипловатый голос тихо пел с ярко выраженным прононсом:
Взрослые люди разрушили город
Разрушили город из белого камня…
Сравняли с землею
И землю покрыли железом и кровью…
Позади остался разрушенный до основания и потерявший свою непонятную и ужасную силу Город, усыпанный обгоревшими обломками и обезображенными телами, а далеко впереди уже показалось ярко освещенное оживленное шоссе.
Весь мир сошел с ума…
Город, которого нет
© Copyright: Михаил Димов, 2006
Свидетельство о публикации №206082700272
Свидетельство о публикации №206082700272
Рецензии