Первое паломничество 1979 год 2

ПЕРВЫЙ ЭТАП. ЕВРОПА

28 июля
Суббота
После двух сонечных дней - проливной дождь. Сегодня последние штрихи подготовки. Съездили с Анатолием на вокзал и договорились с дежурным, что уедем всё-таки сегодня. Осталось ждать...
Всё. Едем!
Перед самым отправлением поменяли билеты и сели в общий вагон пятичасового пассажирского поезда Таллин-Москва. Трогательно попрощался дома с мамой, взвалил на плечи свой гору-рюкзак и отправился на вокзал. Толик достал мне куртку военного образца, к которой в поезде я пришил пуговицы. В вагоне сильная тряска. Пятичасовой поезд отправился почему-то в 17.35. Свободных мест в вагоне очень мало. Мы с Толиком устроили себе места на третьих полках, а люди всё прибывают и спрашивают: нет ли свободного места. С нами в отсеке едут три девушки из Москвы, нам пока весело и хорошо.
Наш вагон в самом хвосте поезда, поэтому нас отчаянно трясет и мотает. Сходил в туалет, где продемонстрировал чудеса джигитовки: сидел на корточках на загаженном унитазе, держался одной рукой за ввинченную в стену скобу и мотался , как на лошади, из стороны в сторону и сверху вниз. Едем весело. Даст бог, доедем...

30 июля
Понедельник
Сидим на Воронежском шоссе под городом Кашира и радуемся, что вырвались из Москвы, этого засасывающего и иссушающего города. 29-го утром мы были на Ленинградском вокзале. Рюкзаки оттягивали плечи, однако нас утешал вид других, «настоящих», туристов, которые еле переставляли ноги под тяжестью до того огромных рюкзаков, что казалось в своем походе они ничего, кроме своих тяжело передвигающихся ног и не увидят.. Мы вышли на площадь и стали звонить по знакомым и родственникам, но ни тех, ни других на месте не оказалось. Подал надежду лишь друг Толика Андрюша, который в данный момент обслуживал Спартакиаду народов СССР. Мы поехали на Павелецкий вокзал, решив завтра стартовать с него в сторону Каширы. Сдали рюкзаки в багажное отделение, получили взамен два красивых пластмассовых жетона и поехали уже налегке в центр города, чтобы насладиться прогулкой по городу-герою Москве. И полетели бабки!.. пообедали мы в столовой у Курского вокзала. В эту столовую постоянно подходили партиями солдаты – тоже пообедать. Какие-то узкоглазые заказали себе жареную колбасу с рисом, чуть-чуть поковыряли блюдо ложкой и отодвинули тарелки в сторону. Мы с Толиком уплетали молочный суп, гнусную рыбу с рисом, запеканку и запивали компотом. После обеда мы направились в музей Народов востока. Кассирша, оглядев нас с ног до головы, снинизила почему-то стоимость билета с 30 копеек на 20. Мы приятно удивились и двинулись в залы, хранящие вековые тайны прекращенных сансар. Нас встретили головы и статуи Будд и Бодхисаттв, слоны и грозные демоны. На стенах висели мандалы и загадочная живопись Японии и Китая. Светились энергией полотна Николая Рериха, особенно сильным было «Явление Учителя». Когда мы проходили мимо индийского стенда, рядом с выточенными из слоновой кости Кришкой и Радхой какой-то высокий парень в белой футболке спросил свою зачарованную фигурками подругу: «Вот ты, читали Махабхарату?» Та отрицательно покачала головой. «Вот почитай,- настаивал парень. – Тогда узнаешь, кто такой был Кришна.» Девушка обломалась и отошла к другому стенду. После музея была бесконечная тусовка и трата денег, звонки знакомым и родственникам. Потом Красная площадь. Наблюдали смену караула. Вместе с нами наблюдал ее и индус в бардовой чалме. Когда часовые сменились, индус отошел в сторону, пряча загадочную улыбку в седые усы и бороду, а сопровождающий его молодой переводчик трагически произнес «Over», и они растворились в толпе. Опять звонки, опять трата денег. Встретились наконец с этим Андрюшей, обслуживавшим «Ассошиэйтед Пресс», который нам ничего обнадеживающего о предстоящем ночлеге не сказал, только принял от Толика пластинку «Аппелсин» и, сказав, что звонить ему можно в любое время, вплоть до часу ночи, деловой походкой ушел в сторону стадиона им. Ленина. Тогда мы решили спалить все мосты, связывающие нас надеждой на ночлег у родственников или знакомых, поехали на Павелецкий вокзал, купили два билета до Каширы, забрали из багажного отделения вещи, сели в электричку и во втором часу ночи были уже в Кашире. Общественный транспорт уже не работал, и мы пошли наугад по главной дороге, стараясь оставлять Большую медведицу за спиной. Дошли до административно-культурного центра города, спросили у проехавшего мимо милиционера дорогу. Он оказался добродушным парнем. Сказал, что идем мы правильно. При свете фонарика у Воронежского шоссе разбили лагерь, залезли в палатку и легли спать примерно в четвертом часу утра. Проснулись в 7.00.

31 июля
Вторник
Получилось так, что пишу я прошедшем дне на следующее утро. То ли из-за недостатка времени, то ли из-за неудобства.
Итак, мы проснулись вчера около семи. Вернее проснулся я, а Толик всё еще спал, иногда похрапывая. Я сделал зарядку, собрал разбросанные у палатки вещи и сел писать дневник. Встал Анатолий, и мы попытались вскипятить себе чаю, но из нашей затеи ничего не вышло – вода никак не закипала. Всё вокруг кишело мухами и вороньем – черными курами черноземья, как назвал их один автолюбитель. Собрали вещи и вышли на дорогу, так ничего и не поев и чуть успокоив желудок глотком теплой воды. Вскоре остановили «ЗИЛ» и покатили вперед, обгоняя тех, кто не хотел нас брать. Вокруг холмы, березовые рощи и неизменные вороны. Вероятно недавно над рощами пронесся сильный верет, так как многие деревья были повалены, или сломаны были у них ветки, теперь они стоят невпопад с другими деревьями, как неправильно положенные в коробок спички. Доехали до поворота на Новомосковск. Там остановили «КАЗ». Проехали немного, но хорошо, до поворота на Богородицк. Тут проехали деревни с оригинальными названиями: Черная грязь, Крутой верх и т.д. Там нас снова взял «ЗИЛ». На нем мы проехали до Ефремова. По дороге встретили много коровьих стад. Коровы в этих местах какие-то светло-бежевые, чуть ли не белые, стережет их пастух на лошади – ковбой средней полосы России. У Ефремова строится химкомбинат, и сам город напоминает издали большой химкомбинат – весь однотонно серый с торчащими гое-где такими же серыми трубами. Здесь мы решили покушать. Магазин в селе рядом с городом изобиловал трехлитровыми банками с компотами и другими консервированными овощами и фруктами, сухим концентратом «Малыш» и водкой. Хлеба и лимонада не было. Приобрели пачку печенья, три сушки, сто граммов дешевых конфет и рыбные консервы «Завтрак туриста», расположились рядом с водонапорной колонкой и... поели. Проходившие мимо нас девочки и лихо проносившиеся мимо на мопедах мальчики с интересом нас разглядывали. Потом мы остановили «Жигули» с ленинградским номером и доехали до Ельца. Странное дело, даже в Ельце не было хлеба в придорожных магазинах. В Ельце простояли очень долго, у самого знака «Водители! Возьмите попутный груз!», но никто нас в качестве попутного груза брать не хотел. Наконец нашлась добрая душа на старенькой «Волге». Очень быстро оказались в Задонске. Здесь мы переехали Дон. Город, говорят, был основан Петром Первым, в нем 4 церкви, из них всего одна действующая, остальные обескрещены и разломаны или переоборудованы под склады. Монастырь еще там есть. В Задонске все, от пьяницы-мужика до грязной бабки – стопщики, как мы, поэтому нам так и не удалось вечером поймать здесь машину до Воронежа. Хоть и осталось до него ехать совсем чуть-чуть. Пошли по шоссе искать место для ночлега. У дороги бабки выставляют провиант на продажу. Толик попытался выменять на пару жевачек баночку соленых грибов, но бабки, не зная что такое жевачка, меняться не хотели и лишь улыбались беззубыми ртами. Мы всё-таки выменяли на 3 резинки миску груш. Расставили палатку под Уткино. Южнее прошла сильная гроза. Мы сварили себе суп на ужин, одну чашку чая, поели и пошли спать.
Сегодня прохладное утро. Надо добраться до Ростова-на-Дону. Итак. Супер-маршбросок, автопробег по бездорожью и разгильдяйству: Уткино – Ростов-на-Дону – 658 км. Утром поймали большую машину «Шкода» Севкавтранса и поехали. Ехали мы с утра и до позднего вечера, иногда останавливаясь, чтобы заправиться бензином и водой. Шофер, молодой парень из Ростова, постоянно сигналил, когда проезжал мимо стоящих на дороге девиц. Проехали Конь-Колодезь, якобы тоже основанный Петром Первым в ознаменование того, что здесь его конь, оступившись в старом колодце, сломал себе ногу. На дороге всё реже попадались местные стопщики с большими огурцами на палках. Вдоль дороги в станицах и хуторах целые вереницы продавцов яблок, картофеля, томатов. Всё это продается ведрами проезжающим автомобилистам. Пейзаж быстро менялся, становился все более южным. Еще раза два пробежали мимо березовые рощи и пропали. Под Воронежем, который мы видели только издали, и под Каменском-Шахтинским, видели эстонский пейзаж с сосняком, потому что там этими насаждениями занимаются мехлесхозы. К Ростову подъехали в 22.00 и в кромешной темноте у какого-то сада и кафе среди высохших испражнений встали на ночлег.

1 августа
Среда
Проснулись довольно рано. Я начал делать зарядку. Решил пробежаться вдоль сада. На обратной дороге во время ускорения рядом на шоссе остановился автобус, открылись двери и участливые люди стали спрашивать, не нуждаюсь ли я в их помощи. Я крикнул, что не нуждаюсь, и они уехали дальше, я сделал вывод, что город Ростов все-таки оправдывает прилипшие к нему криминальные легенды, если меня приняли за жертву криминальных разборок. Я одел свою парадную черную рубашку, мы сели на рейсовый автобус и поехали в Ростов.
Ростов оказался обыкновенным российским городом с южной спецификой. Мы проехали центр, поели в столовой плов, выпили по стакану томатного сока и пошли искать почту или почтовый ящик, чтобы опустить написанные утром письма. Большинство магазинов в Ростове старого прилавочного образца, напоминают чем-то купеческие лавки. Толик постоянно хотел пить, я пил с ним за компанию. Сначала мы выпили по стакану грушевого напитка, потом купили 2 стакана газировки с вишневым сиропом, я отдал свои полстакана Толику, и он продолжил утоление жажды.
По улице Энгельса мы наконец дошли до грязного канала у вокзала, отчаялись найти Дон, сели в троллейбус и поехали на шоссе. Там нам удалось остановить «Рафик» с подмосковным номером. Мы простояли в сумашедшей получасовой пробке и потом смогли добраться до развилки Краснодар-Кавказ 130 км. Дон мы наконец увидели с огромного моста. По Дону шла тяжелогруженая баржа.
У развилки мы долго трясли большими пальцами, пока к нам не подошли четверо местных стопщиков с прямыми челками на лоб, лошадиными зубами и шакальими глазками. Один был одет в выцветшую футболку с надписью «I love you». Свою надпись он старался как можно дальше выставить вперед, выпячивая грудь и живот, от этого он походил на кривляющегося орангутанга. Их мы справадили на каботажных машинах. Сами остановили «МАЗ» и поехали на Минеральные Воды. Дизель – хорошая вещь, двигатель не перегревается, мы обогнали кучу машин. Березовые рощи остались в воспоминаниях. Вокруг раскинулись кубанские степи. Въехали в Ставропольский край, где много колхозов с высокой культурой земледелия. Поля с подсохшими подсолнухами. Два раза переехали через реку Кубань. Под Невинномысском начались предгорья, а поъезжая к МинВодам, мы наконец увидели похожие на настоящие горы ГОРЫ. Первая гора, как объяснил нам наш водитель, называлась Шелудивой. Когда совсем стемнело, въехали в город. Светила яркая луна. Автомобиль выхватывал фарами из темноты группы молодых минводчан. На ночевку мы встали в пригородном лесочке с видом на горы. Заснули под грохот проносившихся над головой самолетов.

2 августа
Четверг
Утром в МинВодах сходили в баню. На электричке доехали до Пятигорска. Там на платформе потеряли друг друга. Дальше поехали порознь. Я – на «Жигулях», «Москвиче» до Нальчика, оттуда на «ЗИЛЕ» до Орджоникидзе. Заночевал один на Тбилисском шоссе.

3 августа
Пятница
Проснулся рано. По Военно-грузинской дороге шли машины. Недалеко от меня стоял горец в меховой кожаной куртке и иногда робко голосовал легковые автомобили. Я помылся в каком-то застоявшемся ручейке, сложил вещи и стал стопорить рядом с ним. Разговорились. Горец о-о-очень з-з-заикался., но парень был честный. Пастух из Казбеги. Он пригнал с отцом отару овец под Орджоникидзе, и теперь ему надо было съездить домой. То, каким образом путешествую я, было для него нечто вроде подвига. Он немного помолчал и сказал: «М-молодец ты!..» «Не я один так путешествую, что уж там...» - оправдывался я. «Н-н-нет, молодец!» Потом отчаявшись поймать машину, он пошел в город на автобус, а я, стопорнув наконец «КамАЗ», отправился в Тбилиси по Военно-грузинской дороге. Шофер был нерусским и очень доброжелательным. Ехали быстро и хорошо. Какой-то мальчишка-горец бежал с нашей машиной наперегонки. На сложенных из камня стенах надпись «Слава великому Сталину!» Терек – грязная река, несет много взвеси. Вот впадающие в него ручейки и речки – кристально чистые. Видел Казбек, видел снег на вершинах гор, видел знаменитые родники, сорвал на ходу цветы на Крестовом перевале, о котором рассказывают ужасы, а он – совершенно обыкновенный подъем и спуск. Проехали мимо места, где сливаются Арагви и Кура, мимо монастыря. Я фотографировал из машины.
Тбилиси – город контрастов. Все эти контрасты перечислить невозможно. Правил дорожного движения там нет, и, как говорят сами грузины, советской власти тоже. Выехав из Тбилиси, мы пообедали шоферскими харчами (помидоры, хлеб, соль, вода и арбуз), поменялись атласами дорог, поехали дальше. В 15.15 пересекли границу Азербайджана. На полях виноградники, на обочинах простодушные люди.
У Казахи я сошел. Мой «КамАЗ» поехал на Евеван. В Казахи я увидел первые чайханы, большие плоские лепешки. Купил немного себе в дорогу. Люди улыбались и спрашивали: «Куда я иду?» Я отвечал: «Бакы» или «Баку», махал рукой в направлении движения и шел дальше. Однажды уже на выходе из города меня сопровождал целый эскорт из подростков. Они шли за мной, как за диковинным зверем, и восторженно говорили друг другу: «Эстони...эстони...» Наконец я прошел Казахи, прилегающую деревню и встал на шоссе. Мимо проезжал азербайджанский мальчик на велосипеде и, не зная русского языка, но желая во что бы то ни стало обратить на себя внимание, яростно звонил в велосипедный звонок и напряженно смотрел мне в глаза. Какой-то прапорщик подбросил меня на своем «Запорожце» до важной развилки. Там я стал ловить машину на Кировобад. Рядом стоял владелец белоснежного «Москвича» и, покуривая сигарету, стебался надо мной. Говорил, что никто меня без денег не возьмет, что мол «давай... станови попутный, давай...» и. поглядывая на свой золотой перстень, расспрашивал кто я и что я, как у нас в Эстонии живется. Я продолжал стопорить, а он самодовольно прохаживался взад и вперед, когда мимо меня проезжали машины. Он был страшно потрясен, когда рядом со мной остановились такие же белоснежные «Жигули», я в них сел и умчался со скоростью 100 км в час.
Как говорил Анатолий, на дороге встречаешься только с хорошими людьми, плохие тебя не возьмут. Эх, где же ты сейчас, Анатолий? Шофер «Жигулей» довез меня километров на 80 дальше Кировобада, теперь мне до Баку чуть более 200. по дороге заезжали к его знакомому, которому он должен был отдать полкузова для «Жигулей». Там нас приняли с распростертыми объятьями. Навстречу вышел хозяин дома и его молодая жена-красавица. Они тепло обнялись с шофером, потом с улыбками направились ко мне. Хозяин открыл дверцу машины, за которой сидел я, поздоровался со мной за руку и улыбался вместе с женой. Я, придавленный рюкзаком, сидел, улыбался им в ответ и думал, что сейчас меня вынесут из машины на руках. Но меня не вынесли. Нас правда приглашали зайти, отобедать, но шофер сказал, что спешит, что «парень – путешественник...», отдал хозяину его боковины, и мы снова тронулись в путь.
Приехали поздно вечером. Комары наседали, не оставляя ни одного свободного от укусов места на моем лице и руках. Я стоял один на ночной трассе, смотрел на проносившиеся автомобили и слушал, как квакают лягушки. Толика я так и не встретил после Пятигорска. Последняя надежда – Баку или азиатские горы.
Ухитрился поставить палатку, съедаемый комарами, и заснул. По-моему недалеко от Евлаха.

4 августа
Суббота
...действительно, недалеко. В каких-нибудь 30 км. Проснулся и увидел на москитной сетке, закрывающей окно, несколько комаров, напившихся моей крови и пытавшихся теперь улететь на волю. Я превратил их в кровавые пятна на москитной сетке. Как только я вышел, чтобы умыться, на меня напали их соплеменники. Под палаткой оказалась тысяча муравьев, маленькие, коричневые, мне пришлось их сметать с палатки руками.
Сложил вещи, вышел на шоссе. «Ну, теперь дело пойдет легче,- решил я. – Я в Азербайджане.» Вскоре остановилась старая «Волга». В ней впереди сидели пожилой мужчина и старик. Мужчина сказал, что довезет меня до Евлаха. Я сказал, что нет денег. Он сказал «Садись», я сел, и мы поехали. Со мной рядом сидел пришибленный мужичок и улыбался небритой щекой. Пошли расспросы. Я говорил, что в Азии, куда я сейчас направляюсь, мне нужны только горы, солнце, воздух и красота. Старик не понял мои эстетические порывы и, поправив кепку, стал мне настойчиво доказывать что-то обратное с сильным кавказским акцентом, из чего я понял лишь то, что он считает всё это ерундой.
Меня высадили на перекрестке Евлах-Баку-Агдам. Здесь уже стояла толпа народа и несколько «Жигулей».
- Эй, ты куда эдыш?
- Баку, - устало ответил я и поправил лямку рюкзака.
- Баку? Вот машина. Езжай!
- Садыс... Баку эдыш?! – засуетился хозяин.
- Да, но у меня денег нет...
- Бэс дэнэг в Баку хочищ эхат? Хэ! – и хозяин улыбнулся своей специфической кавказской улыбкой. Здесь широко улыбаются все, у кого есть вставные золотые фиксы, и улыбаются именно той частью рта, куда они вставлены.
Я отошел от них в сторону. Видел, как время от времени подъезжали одни и те же машины, выискивая попутчиков. Те, которых я пытался остановить, либо просто проезжали мимо, либо отрицательно покачивали рукой, либо останавливались, но, услышав моё «у меня нет денег» цедили сквозь золотые зубы «сакрой двэр» и уезжали прочь. Некоторые были даже лакейски вежливы: «Баку? Пожалуйста. Конечно довезу.», но потом, обломавшись о моё «нет денег», морщили губы и отъезжали в сторону. Я стоял под пекущим солнцем уже два с половиной часа, проклиная эту страну и этих людей, сходил выпил бутылочку лимонада, воспрял духом и снова вышел на трассу. Стоявшие тут же и продававшие арбузы и дыни туземные мальчишки глядели на меня выпучив глаза с любопытством и ужасом, как если перед эстонскими мальчишками провели бы игуанодона. Один даже проехал мимо меня два раза на мотоцикле с коляской и при очередном развороте чуть не свалился. Почти с таким же интересом меня рассматривали взрослые, проходившие мимо и проезжающие на мотоциклах и машинах. Все они были в невероятно больших кепках-аэродромах. Наверное, шире чем в Азербайджане, кепок-аэродромов не бывает!
В Евлахе была остановка автобуса на Баку. Я стоял под тяжелым солнцем и боролся с желанием уехать в Баку на автобусе. Отчаявшись, я стал читать заклинания и бросать на дорогу голыши с выцарапанными на них «ом»-ами. Но и это не помогло. Я решил подарить одно «Jeans» мыло тому, кто возьмет меня в машину. Но никто не брал. Наконец внутренним чувством я понял, что уехать мне суждено на медицинской машине и я ее увидел, поднял руку, и она остановилась.
- Куда?
- Баку.
- Что дашь?
- Мыло финское, заграничное.
- Ах! Садись.
Так я и уехал с двумя веселыми друзьями шоферами на медицинском «УАЗ»ике 452. Хоть мыло им было и не нужно, я его все-таки отдал, а впридачу отдал еще 3 жевачки. Они меня потом угостили дыней и поили газированной водой. Доехали быстро. Баку в полупесках и полужиденьких кустиках. Зато сам город – сад.
Толика так и не встретил. Сходил на почту, ни мне ни ему ничего в до востребования не было. Написал письмо маме, Толику записку, решил ждать его в Баку еще два дня. Сходил в маленький буфет и после многодневного хлеба с водой съел 4 сосиски. Подозрительные мэны косились на мой объемистый рюкзак. Я вышел на улицу, обливаясь потом, чуть обсох и поехал на вокзал, где сдал рюкзак в камеру хранения. Как только я появился на улице без своей ноши, на меня перестали глядеть, как на инопланетянина. Я решил устроить себе сегодня небольшой банкет по поводу того, что наконец добрался до Баку: съел мороженое, попил щербету. Все это я пишу на пристани у самого Каспийского моря, шелестят волны и...опять сверху с набережной глазеют любопытные брюнеты.
А сейчас сижу в сквере у вокзала, читаю «Дхаммападу» и смотрю на темно-темно-синее небо. Вокруг кипит вечерняя жизнь Баку. Продавец дынь чуть не украл у меня 25 рублей, и украл бы, но потом, видя, что я этим вроде как смирился, отозвал в сторону и отдал. Теперь полдевятого вечера, я сижу на вокзале. Вокзал огромен и, несмотря на то, что в нем сейчас много народу, кажется пустым.

ПЯТИГОРСК НА ПАРУ ЧАСОВ
(написано по воспоминаниям через полгода после путешествия в январе 1980 года)

Электричка подходила к Пятигорску. Проехали Машук и другие знаменательные места, всюду печать Пушкина и Лермонтова. Воздух насыщен застарелой курортностью, многовековой. Ведь, как отдыхали здесь с прошлого столетия, так отдыхают и по сию пору. Основная работа – торговля.
Электричка подходила к Пятигорску. Я сидел на лавочке и смотрел в пыльное окно. Наверху, на багажной сетке лежал мой рюкзак. Толик ехал в другом вагоне. У него во рту еще не растаял вкус съеденного мороженого, в моем рту никакого вкуса не было. Я думал о наших довольно разных вкусах и смотрел на отражающийся в стекле профиль потеющей женщины. Я решил разыскать Толика на перроне и помириться. Нехорошо, ехать еще далеко, по крайней мере до самого Баку, а у меня наша палатка (правда у него все наши деньги, котелок, фляга...). Надо немедленно помириться.
Электричка встала. Пятигорск. Толпа повалила к выходу. И я в этой толпе, качусь, переваливаюсь и обнаруживаю себя уже на перроне. Ищу глазами синюю рубашку с короткими рукавами и коричневый рюкзак. Толика нигде нет. Я подождал, когда разойдется толпа, толпа разошлась – Толика не было. Я двинулся туда, куда несколько минут назад устремилась основная масса народа – к станционной площади. Звеня, катятся трамваи, шурша, подъезжают и отъезжают автобусы. На остановке его тоже нет. Где же Анатолий? Жду. Нет. Может быть он сразу же отправился на шоссе, и я его там перехвачу? Я ринулся к автобусам.
- Какой идет на шоссе на Тбилиси?
- Такой-то...
Я захожу в салон. Везде компостеры. Пришлось выйти, купить два талона и вновь лезть с тяжелым рюкзаком в автобус. Автобус этот привозит меня неизвестно куда. Через дорогу автобусный вокзал, тут же киоск и две торговки помидорами и яблоками, разложившие свой товар на ящиках под сенью тополей. Мучает жажда.
- Какой автобус идет до шоссе на Тбилиси?
- Такой-то...
Жду. Автобуса нет. Рядом прислонился к киоску обритый наголо грузин в истертом френче, стоптанных ботинках, сомнительного вида штанах, плохо выбритый. Он внимательно меня оглядывает, словно оценивает. Начинает с ног, заканчивает головой, потом опять медленно переводит взгляд на ноги. Я проглатываю вязкий комок в горле и ощущаю во рту предельную сухость, ощущаю рельефно – воды нигде нет, изредка налетает освежающий ветерок. Подходят и отходят автобусы с неинтересующими меня номерами. Контрастируя с алыми помидорами и сочными на вид яблоками, жажда становится совсем нестерпимой.
- Сколько стоит одно яблоко?
- Кушай, сынок!
Бабка-торговка протягивает мне яблоко, смахнув с него ладонью. Я благодарю, отхожу к киоску, подтаскивая рюкзак, и жадно впиваюсь в яблоко зубами. Яблоко сочное. Мякоть прохладная. Неожиданно быстро яблоко закончилось, челюсти хотят сжевать еще одно яблоко, еще, и еще!.. Спрашивать вновь, сколько стоит одно яблоко, неудобно. Я спрашиваю у дядьки с заломленной на затылок кепкой, как мне добраться до шоссе на Тбилиси. Он говорит. Что едет в ту же сторону и покажет всё сам. Человек во френче перестал меня оценивать и сказал, что тоже едет со мной. Я согласился. Наконец подошел нужный автобус.
Я затолкал рюкзак к стенке на задней площадке, посматривая на дядьку с заломленной на затылок кепкой. Где же ты сейчас Анатолий? Еще в Пятигорске? Или на шоссе? Или может уже катишь в сторону Нальчика?
В автобус зашли бабки в цветастых платках и стали громко делиться друг с дружкой последними новостями. Пятигорск – нечто среднее между городом и дачным поселком. Дядька сказал, что старухи со службы. Тут я почувствовал, что от него сильно разит перегаром. Он признался, что ему уже невтерпежЮ так как он выпил у родственников много пива, а этот проклятый автобус так медленно тащится. Потом он сказал мне на ухо, чтобы я держал с грузином во френче ухо востро. По его мнению, тот был освобожден из-под стражи, а такие здесь обычно убивают и обирают, он это знал почти наверняка, потому что сам отсидел. Автобус остановился, дядька пошел к выходу, сказав, что мне надо выходить на следующей остановке. Я посмотрел в сторону обритого грузина и тутже заметил его внимательный, обращенный на меня взгляд из-под черных бровей. По спине пробежали мурашки. Я незаметно достал из рюкзака свой огромный охотничий нож и переложил его в карман так, чтобы его можно было мгновенно достать и применить. Если грузин человек хороший, подумал я, то птицы не перестанут для него щебетать, если же нет – то что ж, ему придется слышать звяканье хирургических инструментов и шарканье больничных тапочек. Неожиданно я представил себе разборки переселенцев на Диком Западе, и мной овладела воинственность, которую я постарался в себе тутже подавить.
Автобус остановился, я вышел, а грузин поехал дальше. Вскоре я стоял на шоссе на окраине Пятигорска, а еще через некоторое время покинул этот город на машине тбилисского скупердяя.


5 августа
Воскресенье
Дхамма учит тому, что надо радоваться препятствиям. Спал я отвратительно, всего пару часов на казенном полу вокзала, положив под голову свои ботинки и этот дневник. Ночью два раза прихватывала славная Бакинская милиция, оба раза цепляясь за мой охотничий нож. Но потом отпускали, мол я – гость, или они были в гостях в Таллине. В 12 ночи проводил на поезд ленинградца Андрея, который только что вернулся с Памира и теперь ехал в Астрахань. Накормил этого Андрея, тратя последние деньги, он рассказывал, что сейчас Азия чудесна.
Я заметил, что здесь в Азербайджане, и особенно в столице, солидность и порядочность мужчины определяется величиной его живота. Если у него есть брюхо и он лоснится от жира, значит у него есть деньги, к нему льнут женщины, и он может хорошо покушать. Поэтому здесь даже по-особенному носят брюки, приспустив их спереди ниже живота, талия не котируется. Даже те. Кто лишен жира напрочь, стараются выпятить живот, убрать грудь и отклячить зад. Вторым признаком хорошего тона являются туфли на высоком каблуке и особенно развязная походка с косолапостью и особой отмашкой рук. Я наблюдал ТАКИЕ походки и туалеты, что сгибался от смеха в три погибели! Правда, рано утром на набережной некоторые занимались зарядкой и прогуливали собак, но и это делалось с явной показухой и вывертом.
Покушал в диетической столовой. Много пью, но пока ничего не могу с собой поделать. Думаю, к Азии утихомирюсь. Зашел на почту, весточек из дома нет.
На набережной перед самым большим и представительным домом бьют фонтаны. Я помыл в одной из струек лицо и руки. И тут они... стали пахнуть нефтью.
Время тянется здесь ужасно медленно.
В полдвенадцатого по местному времени пошел на почту. Посидел немного. Съел мороженое. Пришел снова на почту. Ужасно хотелось спать. Я встал у дверей Главпочтамта, облокотился о стену и стал ждать.
В час появился Анатолий с рюкзаком за плечами. Обнялись, зашли на почту. Толик получил письмо от матушки, мне корреспонденции не было. Рассказали друг другу. Как ехали. Купили билеты на паром.
В 21.00 по Москве отход парома. К нам привязался кавказец из Орджоникидзе и всё рассказывал, как хорошо живется на Кавказе, что у него 100 баранов, три коровы, большой огород, что он работает на три ставки и получает пенсию в 120 рублей. Толик «прогнал» ему, что мы прилетели на самолете, что едем с научной целью. Когда кавказец хотел попить из нашей фляги газированной воды, мы не дали, а Толик сказал, что это святая вода, что мы ее всегда с собой возим, что у нас, лютеран, так принято. Мужик участливо отнесся к этой телеге, сказал, что он мусульманин, и что у них тоже есть свои законы.
В 20.30 мы прошли с нашими палубными билетами на паром. Спали хорошо, целых 9 часов.