Снег на Покров

СНЕГ НА ПОКРОВ


Рассказ

Настька – баба горластая. Это все знают в Пыжовке и боятся с нею связываться. Не было еще в деревне такого человека, местного или заезжего, с кем бы Настька не поцапалась. И не она в этом виновата. Уж очень недальновидный народ ей попадается : думает, ежели стоит в очереди в сельмаге за хлебом смирная женщина в низко повязанном платке, с опущенными глазами, в замызганной куртке, из-под которой свисает серый фартук, так ей можно сказать, что вздумается. А того не видят глупые люди, что губы у Настьки так поджаты, что аж совсем спрятались.


Это – от злости. Но зря было бы думать, что Настьку все подряд злит. Еще чего! Будет она по пустякам из себя входить. Настька обычно вообще молчит, даже когда рядом кто-нибудь ссорится. И к разговорам вроде совсем не прислушивается, словно глухая. И вот в этом-то вся опасность. Никто не знает, когда Настька сорвется, а потому и попадается к ней на крючок каждый встречный, которому не повезет.


Стоит-стоит они себе в очереди в сельмаге, а рядом между женщинами идет тихий разговор о том, почему куры нынче не несутся. И Настька, не отрывая глаз от полу, вдруг говорит:


-Прям, не несутся! Каждый день все гнезда полны, куда девать – не знаешь, на базаре не берут…


-Вон что…- удивляются женщины,- кому, значит, счастье, а у нас не несутся, беда!


-Прям, не несутся!- повторяет свое Настька уже громче,- у Райки несутся, у Машки несутся, полны гнезда…


-Как это – у Райки несутся?- удивляется Настькина соседка по очереди,- да я сама у нее на днях была, она мне жалилась – не несутся куры, хоть что ты делай!


-Прям, не несутся! – коротко, отрывисто и зло бросает Настька.


И вот так всегда. Не приведи Бог попасть в эту перепалку, после которой придешь домой – и не отплюешься. Однажды в очереди у колодца сцепилась Настька с мужиком, с Федором Коровкиным. Он подошел за водой, покуривая сигаретку. Видно было – слегка навеселе и довольный.


-Эх, легла, видно, зима,- энергично сказал Федор, зажимая сигарету между пальцами,- снег-то на Покров выпал.


-Прям, на Покров!- сказала Настька, не поднимая головы и словно ни к кому не обращаясь.


-А как же, на Покров,- повторил мужик.


-Прям, на Покров! – опять сказала Настька и зло посмотрела на Федора.


-Да когда же, как не на Покров? – засмеялся Коровкин , показав всем дырку от выпавшего зуба.- Я еще хрячка заколол в тот день у тещи. Вонючий хрячок попался, загулял…- Федор сплюнул и покачал головой, видимо, осуждая подгулявшего хряка.


-Что бубнишь, как бубен, одно и то же – на Покров да на Покров,- зычно сказала Настька,- иди, проспись лучше.


-Ты меня поила? – обиделся Коровкин.- Поднеси, тогда посылай.


-Пусть тебе Манька Клюква подносит,- фыркнула Настька и высморкалась в фартук.


-Дура чертова!- обозлился Федор.


-Сам пень гнилой! – крикнула Настька и глаза у нее загорелись.


-А ты знаешь, гнилой я или хороший?


-Манька Клюква пусть знает.


-Ты что все про Маньку, ты про себя скажи, зараза,- Федор даже побледнел.


-Паразит ты, паразит,- заорала Настька, кидая ведро в колодец,- морда твоя неумытая, чего к людам цепляешься? Тебе твоих мало, да? Мало тебе, что жену свою загубил и детей, пьянь, ты еще ко мне лезешь!


Федор как стоял, так и врос в осеннюю грязь. Он ошалело озирался вокруг, но бабы молчали. А Настька, зачерпнув воду, снимала веревку с ведра и говорила визгливо:

-А ты что думал, молчать тебе буду? Все знают, как ты пьешь и дома бандитничаешь, пьянь!- и, подхватив ведра, пошла от колодца, зло вдавливая грязь ногами так, что на подол цвыркали черные лепешки.


Федор закурил бы новую сигарету, да не прихватил с собой пачку и жалко и беспомощно мусолил в губах потухший окурок. Жена у него все время прибаливала, и именно по этой причине Федор за всю жизнь пальцем ее не тронул. И выпивал, в основном, по воскресеньям – у тещи. Да и то так, с устатку. Коровкин не стал набирать воду, а, подхватив ведра, понесся по грязи за Настькой. Догнал и сказал тихо:


- Ну, зараза, попадись ты мне…- и выплюнул окурок в грязь.


Никто не связывался с Настькой в Пыжовке, никто не мстил за обиды. А Коровкин решил расквитаться. Как – он не знал, но едва завидев Настьку, чувствовал, что закипает в нем ненависть, и его начинало трясти. А она, почуяв опасность, обегала теперь Коровкина стороной.


И вот однажды утром они все-таки встретились. В лесочке, который отделял деревню от фермы, где Настька работала. Федор издали заметил ее и прибавил ходу. Она слишком поздно почувствовала погоню и, оглянувшись , увидев около самого лица побелевшие щеки своего врага, поскользнулась и со всего маху села на снег. А тот, нагнувшись и прихватив ее за воротник облезлой шубейки, тряс и, не помня себя, повторял:


-На Покров снег-то, на Покров…


-А-а…- пыталась крикнуть Настька, но ей не хватало воздуха, ноги ее корябали мелкий снежок, она никак не могла встать.

Федор все тянул ее вверх, а сам не знал, что ему делать дальше, но сообразить не успел – из глаз посыпались красные искры, и он, разом выпустив добычу, схватился руками за голову, размазывая по лбу кровь. А Настька, бросив толстый сук, который, падая, успела подхватить с земли, когда Федор потянул ее за воротник, бежала к ферме, спотыкаясь и подвывая.


Закончив дойку, она отправилась в сельмаг за хлебом. Там уже была очередь. В ней, понурив завязанную жениной косынкой голову, стоял Федор. Настька заняла очередь и ждала, уперев глаза в пол. Из-под шубейки, как обычно, свисал серый фартук. Когда Федор положил деньги на прилавок и принялся заталкивать буханки в большую сумку, Настька, не поднимая глаз, вдруг зло сказала:


-С утра ошивается по магазинам пьянь всякая, как на людей глаза только смотрют!


И никто ей не ответил.