Второй азиатский дневник 1982 год 1

ОСТРИЖЕНИЕ ВОЛОС
Второй азиатский 1982 год

«Шамси Табризи ба зон,
Тоът худованди закон.»

2 июля
Пятница
Накануне отъезда. Немного запаздываю. Намечал уехать числа 28-го, а получается лишь вот когда... Едем мы втроем: я, Толик и Володя Будкевич, едем до Фрунзе. Билеты на руках. Осталось сесть завтра в поезд, постебаться из окна вагона над таллинскими дождями и укатить в сторону юга. Вчера угораздило меня заболеть, видимо, отравился чем-то: боль во всем теле, особенно в животе. Но завтра надеюсь поправиться. Сегодня спокойно укладываю рюкзак.

3 июля
Суббота
Перед самым отъездом зашли Нина с Володиной мамой (у мамы непрятности...)
После этого я смог сделать асаны, отбить положенное количество поклонов Авалокитешваре, испросить благословения богов и мамы. Взвалил на спину рюкзак и отправился на вокзал. Там меня встретила мама Толика с его рюкзаком, так как сам Анатолий был на дне рождения. Володя пришел к поезду с рюкзаком и двумя сумками в руках, в одной из сумок он вез с собой сковородку.
Всё обошлось. Катим в сторону Москвы. Наши попутчики: Софья Федоровна с ее нескончаемыми рассказами и дети-теннисисты с их постоянной игрой в кости.

4 июля
Воскресенье
ТУСОВКА
Провели весь день в Москве. Как обычно сдали ручную кладь в камеру хранения, мы с Володей в автоматическую, Толик в так называемое «окно», так как его рюкзак не проходил в ячейку по габаритам. Попробовали взять билеты на сегодня с Казанского вокзала. Очереди почти не было, билетов зато не было вообще. В предварительной продаже билетов не было ни на обозримое, ни на необозримое будущее. Решили привлечь резервные варианты. Поехали к Володиному папе. Папа был дома, но помочь ничем не мог. У Ботанического сада наши пути разошлись: я поехал к Наде, Толик с Владимиром прямо в Ботанический сад. У Нади я пробил резервные варианты (Надя была моей фронтовой подругой во время срочной службы в Москве и работала в системе железнодорожного транспорта) и поехал на условленное место встречи к кассе №1 на Казанском вокзале. Примерно за 5 минут до назначенного срока мне удалось договориться с кассиршей о билетах. Толик с Владимиром опоздали на 10 минут и пьяно улыбались. Наконец после сотни любезностей, отпущенных в кассовое окно, и дорогой шоколадки, а также трех рублей «сверху» удалось таки купить билеты. Мои хмельные попутчики решили на радостях идти в ресторан, но, попусту протусовавшись по всем трем вокзалам почти до самого отправления поезда, вынуждены были забрать вещи из камеры хранения и идти на посадку. Едем шикарно на поезде №18 (скорый) «Кыргызстан». Соседка по купе с сыном-уркаганом, который по вечерам делает растяжку с претензией на отношение к каратэ. Сплю на нижней полке. Во Фрунзе обещают быть в четверг пополудню.

5 июля
Понедельник
Проснулся в шесть, сделал асаны. В умывальнике еле сочится вода из краника, с горем пополам удалось помыться. В полседьмого появились продавщицы пуховых платков. Я убрал постель, и тут же на моё 13-ое место стали садиться пассажиры. В Моршанске подсел парень в олимпийке с длинными пшеничными волосами в остроносых черных туфлях на высоченном каблуке (потом оказалось, что он из Куйбышева). Проезжал родину отца. Переехали реку. Так и прошел весь день. Уркаган Женя издевался над своей матерью, постоянно неудачно острил. Играли в карты. Где-то в Новокуйбышевске подсела молоденькая специалист-химик и сообщила нам много интересного о Куйбышевских химзаводах. Сообщила также, что мать уже подготовила для нее, как для невесты, приданое с автомобилем. Я поинтересовался, куда засылать сватов, но она так и не дала адреса. Переезжали Волгу целых 4 минуты. Стратегический мост. Говорят их всего два: под Саратовым и под Куйбышевым. На лодках останавливаться рядом с мостом запрещено, сразу стреляют. Ночью проехали Урал и вот...

6 июля
Вторник
...и вот сегодня едем уже по Азии. Кстати под Куйбышевым яблоки от химического загрязнения созревают с голубым налетом. Актюбинск... На место сошедших под Оренбургом Жени и его мамы сел казах работник ВОХРа. В безрукавке, брючках, сандалиях и высоком картузе. Попил с нами чаю, съел почти весь сахар, поговорил о политике и вышел через остановку. Он тоже бывший педагог – учитель истории. Говорит, что в Казахстане плохо относятся к учителям, особенно беспартийным. Часов около шести по местному времени въехали в зону полупустынь. Изредка через окно в купе врываются запахи горящих трав. Они напоминают чем-то ароматические палочки. Толик с Владимиром ушли в вагон-ресторан. Пьют. Около 23.00 появился Толик, взял еще 10 рублей и хотел идти продолжать. Я пошел вместе с ним. Ресторан уже был закрыт. Там сидели двое: казах в спортивном костюме и изрядно пьяный Володя. Заведующая рестораном предложила уйти. Но Толик с Владимиром никак уходить не хотели. Заведующая стала угрожать ямынем. Пришлось мне их оттуда уводить, правда Владимир всё-таки купил на прощание за 10 рублей бутылку «Мадеры». Довел обоих до нашего вагона, но они всё время пытались отправиться к какой-то ресторанной Тане, которая их якобы ждала с подружкой. Владимир в порыве страсти даже метнул в открытое окно один свой тапочек. Толик ушел босиком в гальюн и всю ночь напролет пролюбовался полнолунием. Володя рассказывал всему вагону литературные анекдоты про Льва Толстого и Герцена, как первый постоянно играл на балалайке (динь-динь-динь-дири-динь-динь-динь и пам-пам-пам-пара-пам-пам-пам), а второй был постоянно первым поколачиваем.

7 июля
Среда
У Толика похмелье. Проехали Кызыл-Орду. На станциях появились абрикосы. Они завернуты в кулечки из линованной бумаги и стОят один рубль. В Туркистане был первый солидный фруктовый рынок. Поезд стоял 10 минут. Мы вышли на перрон и отоварились: 2 дыни (3 рубля), пакет абрикосов (рубль), пакет помидоров (рубль), 3 пакета яблок (2 рубля). Прогулялись, осмотрели вокзальное здание, постоянно звенящие камеры хранения, сделали пару символических снимков на фоне вокзала. При посадке я рассеял толпу аборигенов, подражая казахским ругательствам. Вечер и ночь прошли в истинно китайском стиле. Плавно переходящие в полутона краски на небе. Под вечер пили чай, в окно светила яркая луна, и где-то на горизонте маячили первые горы. Поздним вечером купили вишню (полтинник поллитра, 7 рублей ведро). Наших попутчиков, медсестру и абитурьента, ссадили в Джамбуле. На вокзале тусовались мальчики в тренировочных костюмах, а рядом доверху нагруженную багажом тележку толкал аксакал с седой бородой в старой тюбитейке.

Когда придет пора утрат,
Беды и тяжких дум,
Я буду повторять сто крат:
Ом-мани-падме-хум!

8 июля
Четверг
Рано утром прибыли во Фрунзе. На вокзале матросы из Москвы. По городу погулять не пришлось. Через час отходил единственный поезд на Рыбачье, на Иссык-Куль. Он ходит только по четным числам. Вещи пролежали в камере хранения около получаса.
В поезде ехали с местными татарами. Одна из татарок всю дорогу болтала на смеси татарского и русского. В Рыбачье приехали к обеду. Одноэтажный город с прямыми пыльными улочками. В центре почта, магазин «вино-водка» и ларек Союзпечати. Двухэтажными были только универмаг, который к нашему приезду был на ремонте, и то ли школа, то ли что-то в этом роде. Мы зашли на местный узел связи (или главпочту). По бокам две крашеные алебастром статуи: почтальонша с сумкой через плечо и связист с цепью на шее и кепкой на голове. Там же в центре несколько одноэтажных зданий прошлого века с фальшивыми колоннами, оранжевой фасадной краской. Людей в городе мало. На базаре тоже немноголюдно. Купили две сапожные иголки и чеснок. Продают в основном помидоры, яблоки, зелень. Помылись в бане с гнусной парилкой, в которой было душно и сыро. Пар, вырываясь откуда-то из-под пола у сломанной лестницы, превращался в кипяток и тек по полу, преграждая все подходы к полку. В парилке парился один киргиз шалфеевым венником. После бани пообедали в местной чайхане. Кушали лагман и манты, приправляя все это своим чесноком.
Вышли на трассу. Киргизы смотрят на наш караван и улыбаются. Водители берут нас очень неохотно. Наконец сели в автобус, водитель обещал довезти нас до Тосора за трояк с носа. Едем по южному берегу Иссык-Куля. Справа горы, кое-где закрытые облаками и дождевыми завесами, слева – то появляется, то пропадает синяя гладь Иссык-Куля. Оставив справа маленький Кара-Кёль с двумя-тремя палатками, подъехали к реке Тосор, где и попросили нас высадить. Толик отдал трояк, мы с Володей по два рубля, сославшись на совершенное разорение и студенческую бедность. Толик привел на палаточную стоянку, зашел куда-то в кусты, топнул ногой и сказал: «Здесь!» Тут и расположились. Единственным неудобством было то, что рядом с нами уже стояли лагерем европейцы, к нам пришел их хозяин в колониальных шортах и рубашке с коротким рукавом, во вьетнамках, с вымазанными кремом подбородком и носом, и с тростью в руках. Он объяснил, где найти дрова для костра, сказал, что лютует рыбнадзор, что три дня лили дожди, потом очень насторожил Толика рассказом об обитающих у реки змеях и удалился в свой лагерь.
Сходили искупались. Я набрал дров на берегу. Вечером пили чай, ели хлеб и смотрели на звезды. На том берегу темнеет гряда Кюнгёй-Ала-Тоо, на этом сверкает Ит-Тиш (4808 м) и Терскей-Ала-Тоо. На небе бесчисленные азиатские звезды. В полночь я ушел спать, Толик с Володей остались сидеть у костра.

9 июля
Пятница
Поднялся около шести, когда горизонт стал сиреневым. На западе в голубом утреннем небе высоко сверкала луна с еле заметной щербиной. Сходил в кусты и испытал предложенный Кестом способ замены бумажного дефицита голышами, пробежался по берегу и с мантрами встретил восход пламенеющего светила. На северо-западе из-за горизонта встал оранжево-золотой шар. Походил по берегу, набрал дров, нашел также позвонок, челюсть с пятью зубами и дырявую оранжевую канистру, сделал асаны и принес воды. Позавтракали консервированной говядиной с макаронами. Солнце стояло уже высоко, и день обещал быть чудесным.
Я собрался сделать вылазку в горы по долине Тосора. Толик с Володей решили остаться загорать на берегу. Владимир одел белые шорты, смазался молочком для загара и, нацепив темные очки, приготовился провести время на пляже по-американски. Я экипировался предельно легко: штаны, муки, куртка, шапка, фотоаппарат, карта, карандаш, блокнот, паспорт и нож. Вышел около полудня по левому берегу Тосора. Шел по берегу и слушал, как по камням шумит река. Кое-где на берегу стоят уютные домики, по шоссе изредка проезжают УАЗики и грузовики. Вначале я запланировал дойти до снежных гор, но часам к двум я понял, что не дойду, да и не хватит времени на обратный путь. Справа и слева от меня поднимались высокие лесистые горы (около 3000, может и выше), и я решил подняться на ту гору, что стояла на правом берегу. Лихо переправившись по камням через Тосор, я начал восхождение. Однако где-то на полпути устали ноги. Чем выше, тем труднее. Приходилось делать остановки все чаще и чаще, сидя на камнях любоваться на Терскей и Иссык-Куль. Множество мух вилось вокруг меня, но я их уже не отгонял, они свободно жужжали вокруг меня и деловито сновали по куртке и штанам. На самой вершине атмосфера была настолько разряжена, что приходилось останавливаться и успокаивать сердце через каждые 10-12 метров. И это без рюкзака. Но вот и вершина! На ней кое-где цвели вот такие цветы (см. Рисунок), и еще какие-то мелкие голубенькие и беленькие. Дышалось чудесно. Я посидел в лотосе на поросшей травой макушке горы, прищурившись посмотрел на более высокие вершины, на которые уже не хватило сил и начал спуск по северо-западному гребню, наблюдая где-то далеко внизу ленточку дороги и ниточку реки. Сбегая вниз, сочинял стихи:

Я посидел на каменной вершине,
Сказал: Ом-мани-падме-хум !
И непонятно по какой причине
Прошел по скалам странный шум.

На горизонте ожили хребты,
Задвигавшись в тумане синем,
И всё, что некогда казалось мне крутым,
Вдруг стало плавным переливом линий.

О, мой спаситель – восьмирукий бог!
Явись из Иссык-Куля белым ликом!
Я растворился бы в эфире, если б мог,
Расстался б с миром без слезы, без крика.

Голубизна и чистота, как Вайрочаны тело,
Они создали снежно-белый стан.
Одиннадцать голов и восемь рук согрело
В Ничто зовущий субурган.

Спуск оказался не таким простым, как я предполагал. Два раза чуть не сорвался, пускал с откоса щебневые осыпи, царапался о колючки и... спускался. Где-то далеко на дороге стоял крошка-автомобиль с людбми-точками. Я посидел на чуть ли не отвесном склоне, закрепившись на кочках, подождал пока машина не уедет и снова, словно джейран, поскакал вниз. Нет в горах легких троп. Добрался до реки, всласть напился, перепрыгнул ее и вышел на дорогу. Ноги очень устали, но я заставил их механически передвигаться и так, не останавливаясь, дошел до нашего лагеря на берегу Иссык-Куля. По дороге меня обогнал киргиз на скакуне. Мы поассалямалейкумовались, он спросил, указывая кнутом на близлежащий дом у реки, «Там живешь?» - «Нет». – разлепил я ссохшиеся губы. И он поскакал трусцой дальше.
С гор надвигались тучи. В лагере никого не было. Толик с Владимиром ушли в магазин в Тосор. Вечером они пили вишневую бормотуху, и Владимир, глядя на алеющую закатную полосу неба, сказал, что алкоголь погружает в транс и убирает все ненужное. Толик добавил: «Откуда ему (ненужному) здесь быть?» Посидели до одиннадцати. Я пошел спать, они остались сидеть у костра.

10 июля
Суббота
Проснулся в полседьмого и еле-еле успел к восходу. Солнце поднялось и тут же ушло за кромку облаков. День пасмурный. Я набрал дров и нашел на песчаном берегу озера цветок. У Толика с Владимиром было сегодня в плане прогуляться по горам. Видимо мой пример оказался заразительным. Позавтракали комбинированным супом из концентратов (вермишелевый с мясом, вареный рис и соленая добавка). Хлеб кончился. В Тосоре в магазине он не продается. После еды Володя собрался идти в горы. Положил в сеточку фотоаппарат, взял подаренный мной посох и ушел, как он сказал, за шиповником и алычой, которые я вчера нашел на берегах Тосора. Толик, кряхтя и разминаясь, по-танцевальному покрутил бяксайдом, улегся в палатку и заснул. Я сел с чаем на обрывистый берег, посмотрел на серо-голубой Иссык-Куль и написал созерцательные, лишенные всякого смысла строки:

1.
Я пью зеленый чай у речки
И слышу, как шумит вода.
Блаженный, первозданный, вечный
Сошел с вершин покой сюда.
2
Здесь озеро в посуде горной.
Я пью из этой пиалы.
Я мал и слаб, оно – огромно.
Я пью, глотки мои малы.
3
Оно осталось в горной чаше,
Другое озеро, в груди,
За чаем у реки украшен
Спокойной прелестью, как ди,

Я пью и растворяюсь в ветре...

Потом я погулял у самой кромки Иссык-Куля и вспомнил вчерашнего грифа, что летел от меня метрах в двухстах с добычей в клюве, плавно помахивая крыльями с белой подбивкой...
После трех часов распогодилось. Дождик лишь чуть-чуть постучал по целлофану на палатке и кончился. Толик все-таки собрался на прогулку. Вчера он сжег себе на солнце шею и теперь со стонами осторожно прикладывал к ней ладонь. Вчера был исключительно солнечный и ясный день, Володя с Толиком получили изрядную порцию ультрафиолета. Я остался белым. Толик по-туристически обтянул голени голубыми гетрами, надел на голову олимпийскую панамку и бодро зашагал к мосту через Тосор. Я остался один. Полистал книгу о Чокане Велиханове, об исследованиях Иссык-Куля, подставил белое тело лучам выглянувшего солнца. Еще раз искупался в озере. Вода прохладная и чуть соленая на вкус. Когда плывешь метрах в 30 от берега кажется, что она голубая, что дно тоже голубое и чистое, а на горизонте гряда голубых гор. Освежает изумительно. И все-таки мы слишком долго задержались на Тосоре. Время идет неумолимо, а мне надо успеть к началу августа в Душанбе.
Около шести часов вернулся Владимир, сказал, что тоже заслужил звание горного туриста, что он поднялся на самую высокую близьлежащую вершину на левом берегу Тосора. Доволен и горд. Рассказал, что поднимался в течение трех часов, а спускался в течение часа. При спуске был испуган выстрелом хохла-охотника, гулявшего по горам со своей семьей, видел зайца, куропаток и орлов, нарвал в указанном мною месте дикого шиповника и неспелого абрикоса. У мазара сделал два снимка, и тут кончилась пленка, он зарыл фотоаппарат у мазара в камнях. В 6 часов показался Толик. Он торжественно объявил, что покорил 26 вершин (это в той же стороне, что и Владимир, но на уровень ниже).
Солнце опять скрылось, разгулялся ветер, и Иссык-Куль с шумом бросал свои серо-синие волны на шуршащий голышами пляж. В горах дожди. Пришли они и к нашему стойбищу, застучали каплями по целлофану. Ветер рвал брезент палатки. Наконец опять прояснилось. Сварили отвар из шиповника. Володя сходил на мазар за фотоаппаратом. К вечеру сварили шиповниковый чай, напиток батыров, как назвал его Володя. К нему был плов с зирваком из зеленых абрикосов и изюма. Как только село солнце, ветер поменял направление и стал дуть с северо-запада. Мою палатку, которая стояла на открытом месте, рвало из стороны в сторону. На ночь Володя принял аспирин, потому что немного простудился, и ушел спать. Толик остался ночевать у костра.