Дилкушод

ПОСВЯЩАЕТСЯ ТАДЖИКИСТАНУ И ТАДЖИКИСТАНЦАМ, И ВСЕМ ПРАВОВЕРНЫМ МИРА,

«О люди! Воистину мы создали вас
мужчинами и женщинами, сделали
вас народами и племенами, чтобы
вы знали друг друга, ибо самый
уважаемый Аллахом среди вас –
наиболее благочестивый!»
(Сура «Покои», 13)


Надеюсь, уважаемый читатель уже широко наслышан о нашем славном кишлаке Рубоб и невероятных, но очень правдивых историях, какие случаются на его удивительной земле среди замечательных жителей. На правах скромного кишлачного летописца и бытописателя предлагаю созвать Международный Конгресс Культуры под блистательным руководством Организации Объединённых Наций. Это уважаемое собрание изучило бы и передало мировой общественности житейский опыт и вековую мудрость рубобцев. А за одно – их любовь к родной земле, заботу о ней и радение о родителях, привязанность к труду и друг к другу, как к братьям и сёстрам одной великой семьи мусульман – единоверных детей всемогущего и всемилостивого Аллаха. Мне представляется возможным, что этот грандиозный народный сбор, хошар мыслей и чувств можно было бы провести в недавно отстроенном кишлачном клубе «Ватани ман» («Моя родина»), а гостей разместить, как в Ноевом ковчеге, в просторном и удобном жилище уважаемого бобо Юсуфа. Всем хватает места под луной – ладили бы люди между собой.

Чуть ли не весь кишлак приходит под гостеприимную крышу старика, и всякий бывает доволен. Люди слушают серебристоголосый дутар и седого соловья, плачущего над уснувшей розой и воспевающего родной край, своих земляков и детей всей округи, как инструмент и человек звенят и поют, и никто не уступает друг другу. И многие пешеходы приходят из дальних кишлаков, осилив двух-трёхдневный переход по горам, остаются на неделю и проводят время в благочестивых беседах с почтенным бобо Юсуфом. А говорит он всегда уместно и потому не приходится ему извиняться за собственные речи – держит язык на привязи и не знает многих бедствий, ибо слово - это великий дар Всевышнего, данный человеку затем, чтобы тот умел не только лаять, как собака, но и молчать, как рыба.

Старик является великодушнейшим человеком своей земли и ведёт открытую жизнь – сердца соединились в любви к нему, и люди благообразно советуются с ним и молятся о его счастливой судьбе. Только терпение правит им, а он, уничтожив в сердце своём зло и вред, одаривает теплом души всех детей великого и достойного отца, имя которому Святость. Дерзающий во имя и во славу Аллаха обретает силу пророка – и много даётся ему, но больше он возвращает.

И дал ему Всевышний двух сыновей, Хушрата и Негмата (последний родился, когда первенцу было уже двадцать лет), а старик вернул самое дорогое, что у него было – свою жену, Гульчехру. Старики говорили, что она была прекрасной и доброй супругой, достойной своего мужа и умелой кисти пенджикентского художника, некогда расписавшего стены дворца в древнем городище. Тридцать лет назад увял этот прекрасный цветок – умерла при родах последыша эта красота, и душа её, как душа воина-шахида, погибшего за веру Магомета, светлым ангелом была вознесена в райские сады. А первенец родился, когда Гульчехра, - да продлится слава её! - спустя год после замужества, встретила двадцать третий год своей жизни – это поздний брак для таджикской женщины. А была она скромной и послушной дочерью своих престарелых родителей…

Тяжело было в те поры Юсуфу, но он не сломался – все испытания, что послало ему само небо, он принял с благодарностью, вместе со своим старшим сыном вынес на своих руках и плечах. Ведь сказал однажды мудрейший Мевлана Халиди Багдади, - да продлятся корни его! – «выносливость людей в тяготах – это благонравие, угодное Всевышнему, любимое его Посланником и желаемое мудрецами».

Но исполнилось Негмату пятнадцать лет, как засобирался Хушрат в дорогу - перекинул через плечо перемётные сумы и ушёл в Душанбе, а там обзавёлся семьёй и пустил корни. (Не станем строго судить и наказывать старшего сына за короткое счастье, ибо человек, покидая родителей, уже сам себя наказывает тем, что наполовину уходит из этой жизни…)

Младший сын и отец, Негмат и ака Юсуф, остались вдвоём. Сын помогал отцу по дому и хозяйству. Тот же с утра до ночи не ленился и не разгибал спины. Найдя удобное и безопасное место в горах и недалеко от Рубоба, расчищал его от камней. Носил туда с поймы реки плодородную землю в хурджине на своей спине, возделывал поле и выращивал хлеб для всех рубобцев и их гостей. С той поры и прозвали это поле «полем благочестивого Юсуфа» - оно всегда давало богатый урожай пшеницы, и мука, и лепёшки получались отменные. Во всём чувствовалось доброе участие и милость Аллаха – от каждой горсти земли, брошенной на то поле, от каждого хурджина воды, пролитой в сердце земли, от каждого зерна, обмолотого на токе, от каждого куска свежеиспечённой лепёшки до рук и сердца каждого человека.

За великую доброту – доброту, не знавшую предела и различий его так и звали в народе не иначе, как Дилкушод, что значит – Щедрое Сердце. Да благословит его Аллах и да приветствует!

Вы спросите меня, как он выглядит, чтобы представить себе этого человека. Как? Разве можно сказать какого вкуса солнечный свет, какого цвета дыхание любимой и как выглядит песня соловья? Нет. Но представьте себе, уважаемый читатель, чистое и широкое поле (от горизонта к горизонту), по которому пролегло 114 премудростей Аллаха. Вот, прошёл бобо Юсуф по этим дорогам от алефа до кафа – многое увидел и пережил за свои годы.

Хоть и считаюсь, простите мою нескромность, общепризнанным мастером калама и таким наблюдательным – я бы сказал, дедуктивным – человеком, что никакие Шерлоки Холмсы, Эркюли Пуаро, комиссары Мигре, агенты Пинкертоны и «ноль-ноль-седьмые» не сравнятся со мной, всё же не могу дать по полной форме описательный портрет своего уважаемого и почтенного земляка. Это, признаюсь вам по секрету, непосильный труд для меня, а в пору он будет лишь одному Мухаммеду. Поэтому могу сказать только одно, что бобо Юсуф, будто бахр, разлился целым морем доброты и, как бейт, возвысился над миром светлым дворцом своего сердца, а жизнь его была свободна от греха и порока и прекрасна, как певучая речь его солнценосного народа. Так знайте: по вкусу он был материнским молоком. По цвету – белоствольным тугом. По виду – спелой коробочкой хлопка в мозолистых руках первого труженика земли, Адама-земледельца!

Наш кишлак стоит в центре гор, в стороне от широких дорог и праздных людей, а его поселяне живут чуть ли не у самого подножия царства Всевышнего. Старые люди утверждают, что они в погожий день различают «лотос крайнего предела», растущий у небесного престола, и даже тубу – великолепное дерево, осеняющее трон Всевышнего, и всё это парит в лучезарной высоте и переливается радужными красками, как брызги фонтана под солнечным лучом. И нельзя не верить уважаемым людям, поскольку каждый чист душой, как первая снежинка на чёрных ресницах земли.

И всё хорошо, воистину сказано: нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – посланник его. И звенит дутар, и поёт старик, и слушают люди. Дети играют, женщины готовят еду или пекут лепёшки, а мужчины латают сапоги, чинят домашнюю утварь, чеканят медь и лепят кувшины или сидят, погруженные в думы, оглаживая свои густые бороды.

Всякого здесь встречают тепло и радушно, и никто не чувствует себя нежеланным гостем. И каждому, кто приходит навестить этот дом, хозяева оказывают своё почтение и уважение, ибо сказано: тех из общины моей, кто любит людей дома моего, одарю благом. И люди обменивались нехитрыми подарками, любили друг друга и радовали детей своих, и Всевышний прощал за то все прошлые людские грехи. И ещё сказано: во главе всего должно стоять добронравие правоверных, а добронравие мусульман – основа веры.

Достархан всегда полон яством и питьём, и каждый находит угощенье по своей душе. Когда трапеза близится к пустым блюдам и пиалам, а гости остаются голодными, бобо Юсуф выходит на двор, становится лицом к солнцу или звёздам, после чего всегда радует пир отяжеленными руками. Недаром говорят: Аллах всё видит и примечает – любое малое дело во благо он приумножает, а любое зло направляет на сотворившего его человека. Раз случилось мне подсмотреть за Дилкушодом, как он получает небесное подношение – как раз кончились лепёшки, и за достарханом смолкла непринуждённая беседа, и на лицах отразились тяготы жизни. Хоть и живём мы у подножия трона Всевышнего, земные несчастия не оставляют в стороне наш дальний кишлак, нет-нет да заденут его своим пепельным крылом.

Я немного отвлёкся, простите. Но вернёмся к нашему занимательному старику. Юсуф наедине со своей старостью вышел на сердце двора, обратился лицом к солнцу, не опуская глаз, и возвёл руки. Он прочитал молитву, и откуда-то сверху упала большая лепёшка. За ней другая, третья. Старик стоял и читал молитвы, а к его ногам одна за другой падали и падали лепёшки. Я уже насчитал штук пятнадцать, а лепёшки продолжали шлёпаться в траву. Бобо Юсуф поднимал их, отряхивал и складывал на большое деревянное блюдо.

Тут я присмотрелся внимательнее и увидел, что на высоком тутовнике, в густой листве его, сидел Негмат с корзиной лепёшек и бросал их к ногам отца. Ага! – воскликнул я и поздравил свою наблюдательность. Мне сразу всё открылось, и я понял все проделки старого обманщика. Но только никому не раскрыл обмана – пусть его шутит! От этого ведь никто не страдает, и, видимо, сам Аллах тому способствует, раз случаются такие розыгрыши. Я сидел среди гостей и наравне со всеми на все лады расхваливал эти «хитрые» лепёшки. Только гладил себя по голове и восхищался: ах, какой же я молодец!

Однажды, когда все правоверные встречали третью неделю Рамазана и проводили время в приятных беседах, достойных детей Аллаха, я вспомнил стихи поэта:

«Отведи, о Всевышний, такую беду,
Чтоб в раю с дураком не дано повстречаться
Не хочу я надеждой пустой обольщаться,
Но пост твой блюсти, умаляя еду».

И вот пробил час, когда стало возможным расстилать достархан. Бобо Юсуф вышел из дома, и вернулся он вскоре с дымящимся пловом на большом блюде из красного дерева. Потом снова ушёл и снова вернулся, и так было до тех пор, пока каждые двое из гостей не были оделены ароматным жирным пловом, а людей-то было пять раз по десять и трое, в придачу. И на этот раз я решил проследить за хитрым стариком и вывести его, как говорится, на чистую воду.

Прокрался я за стариком и остановился в нескольких шагах за его спиной. Он за дверь, и я следом, и вышли мы на двор: впереди старик, позади я. Моя природная находчивость и житейская смекалка помогали мне оставаться незамеченным.

Дилкушод прочитал молитву, и на снегу сразу появился большой десятиведёрный казан с горой золотистого жирного плова. А плов такой, доложу я вам, дорогой читатель, никто на свете ещё не едал! Уж поверьте мне на слово, ибо ваш скромный гид по человеческим судьбам, слуга калама и правдивый летописец всех чудесных событий кишлака Рубоб, не ведает лжи: разорви, Аллах, мой покров, если я вру!

Тут с неба скатилась звезда и упала подле нашего казана. Смотрю, а это обыкновенное блюдо из красного дерева. Неизвестно откуда, из ночной тьмы и пустоты, как из-под чёрного передника Всевышнего, какой надевается на ночь, возникли две огненные руки, подхватили это блюдо, наполнили его пловом и подали старику. Тот с поклоном и благоговейной молитвой принял подарок и воротился в дом. Я в это время застыл у стены, схоронился по всем правилам детективных романов, и бобо Юсуф меня не заметил.

Как только старик ушёл, и закрылась за ним дверь, тотчас исчезли и казан, и огненные руки. Я тут же бросился, обгоняя собственное любопытство, к тому месту, где только что дымился плов, и ахнул. Передо мной лежала совершенно нетронутая снежная целина. Получается, снег знать не знал никакого казана, а Негматом здесь и близко не пахло. Вот незадача – это называется: влип! Кстати, сын Дилкушода весь вечер неотлучно провёл с гостями хлебосольного дома своего отца.

Правда, когда я посмотрел на небо, то увидел два огромных глаза, которые ласково и внимательно смотрели на меня. Вдруг передо мной появилась огненная рука с указательным пальцем, который погрозил мне, и всё исчезло, будто и не было вовсе. Я зажмурился, повертел головой, чтобы мысли пришли в порядок, и открыл глаза. Вокруг снег, снег и только снег. Нет, видно, показалось…
Как сказано в писании: это чтение для тех, кто ещё не читал, дабы захотеть прочитать, а также для тех, кто давно читал, дабы они могли вспомнить.

Слепой да прозреет, глухой да услышит: велик Аллах! И милость его не имеет ни конца, ни границ!