Щедрость Джамшеда

ПОСВЯЩАЕТСЯ ТАДЖИКИСТАНУ И ТАДЖИКИСТАНЦАМ, И ВСЕМ ПРАВОВЕРНЫМ МИРА.


 «Тот, который стал причиной совершения благих дел,
обретёт благо наравне с тем, кто совершил это добро»
(Священный хадис)



До нового года оставались считанные дни. Стояла тёплая солнечная погода, и уже совсем не верилось, что послезавтра наступит первое января.
Джамшед, как всегда, выехал в парк на инвалидном кресле-коляске.
Мальчику недавно исполнилось пятнадцать лет, и семь из них – инвалидность. Когда ему было восемь, в трагических событиях 1992-ого, погибли его мать и отец. В тот день, узнав эту страшную новость, маленький Джамик закричал и замертво упал на землю. Когда сознание вернулось мальчику, он ощутил себя разбитым и слабым, будто его долго били в подвешенном мешке деревянными палками, а после выбросили на дно глубокой пропасти. Ноги и руки не слушались его. В ушах стоял шум водопада, перед глазами мелькали размытые тени, а с языка срывалось мычание.
Такое несчастье обрушилось на мальчика, и все подумали: выдержит ли юное сердце эти испытания, что послало небо?
Но прошло время, и мальчик, казалось, успокоился. Он свыкся с потерей своих любимых родителей, и постепенно у него восстановились зрение, слух и речь. Только ноги не хотели, не могли держать на себе тело ребёнка, и это его угнетало. Подумайте сами: в восемь лет остаться прикованным к постели, когда ты перегонял всех соседских собак.
И всё же, сидя в коляске, мальчик находил в себе силы делать прекрасные рисунки. Он очень рано, можно сказать, сызмальства познакомился с красками, с мольбертом, и подле него всегда были талантливые и замечательные люди, учителя-художники и просто друзья, которые и сейчас не оставляли его.
Но это никак не могло заменить утраченных родителей… Бездвижных ног. Их можно было только видеть, но ощущать… - они как будто уснули и были совершенно чужими, словно их подменили. Только это были его ноги. Вы понимаете, это были его ноги, его, его и только его! Но они не слушались его, и это было страшно…
Жил Джамшед с родителями отца, с дедушкой и бабушкой. Им часто помогали родственники матери и отца, как и полагается издревле на Востоке. Мальчик ни в чём не нуждался, но всех беспокоила его судьба. Это удручало, и каждый обращался в молитве к Великому и Всемогущему, и просили здоровья и прощенья у Всевышнего, и боялись его, не желая беды никому, а только благодати и радости.
Сегодня Джам выехал в парк – хотелось сделать несколько зарисовок родного города. Если Аллах отнял способность двигаться, то оставил возможность творить, ибо творящий во славу веры и добронравия обретает жизнь вечную. За спиной мальчика были плотные листы ватмана, в нагрудном кармане лёгкой куртки – карандаши с перочинным ножиком и ластиком, в ногах – тряпичная кукла, которую мама пошила на семилетие сына.
В глубине парка мальчик увидел старика в ярком широком халате. Старик сидел на скамейке, и, чудилось, он переливается всеми цветами радуги, как новогодняя иллюминация. Лицо незнакомца, как древний свиток, было густо исписано каламом прошедших лет. Борода почтенной и уважаемой старости струила свет и тепло. А чистые молодые глаза, открытые каждому, как вода в источнике, излучали всю доброту подлунного мира. На голове удивительного человека покоилась голубая чалма.
Старик подошёл к мальчику и спросил, как его зовут и почему он в коляске, кто он такой и где его родители? Джамшед, как мог, рассказал о своей беде, повторяя, словномолитву: мама, мама, мама…
Человек внимательно оглядел подростка, увидел куклу и попросил подарить. Мальчик хотел отказать, ведь это была самая дорогая память о маме, но заметил, как на ясные странного старика упал серый занавес печали. И Джамшед испугался своей чёрствости: вдруг этому старику труднее, чем самому мальчишке – видимо, старик более одинок, чем алеф. Мальчик протянул игрушку, ибо сказано: рука дающего выше руки берущего:
- Возьмите, бобо!
- Спасибо, сынок! – ответил на это старик, и глазам вернулась прежняя чистота. Он бережно принял подарок и добавил: - щедрость – это свойство тех, кому уготован рай.
Он склонился над мальчиком. Левой рукой взялся за поручень на спинке кресла-коляски, а правую руку он вытянул перед Джамшед и тот увидел, как низко отвис широкий рукав халата. Старик заглянул в лицо мальчика и мягко попросил:
- Дорогой Джамшед, полезай сюда, и ты будешь счастлив, как дождь, или ветер, или солнечный луч.
- Куда? – не понял Джамшед.
Тут старик раскрыл обшлаг рукава, как дверь в чудесный мир, и Джам тихо посмотрел туда. Там было просторно, как в поле. Впрочем, так оно и было – широкое поле от горизонта до горизонта раскинулось перед восхищёнными глазами мальчика. Мальчишка подтянулся, схватился за рукав и стал заползать в него, а старик помогал ему левой рукой.
Как только он заполз вовнутрь, то яркий свет нескончаемым потоком обрушился на мальчика со всех сторон.
- Ну, вставай и беги! – раздался за спиной голос старика.
Мальчик пошевелил пальцами на ногах – они шевелятся, задвигал ногами – они двигаются. Он был здоровым, ловким и быстрым, как весенний дождь, как юный ветер, как утренний луч, и радовался своей свободе. Ура! Наконец-то…
В это время над ним и вокруг раздалось мелодично, будто капли-секунды падали на бронзовое зеркало вечности:
- Слава Аллаху за исцеление!
Джамшед оглянулся по сторонам, но никого не увидел. Зато невдалеке он приметил небольшой дом и устремился к нему. Вошёл. Внутри – ни души, но вся обстановка и накрытый дастархан говорили, что здесь его давно ждали, как было это семь лет назад. Будто это мама всё приготовила, родители вышли и скоро вернутся. Только он ни к чему не притронулся и стал ждать, а они всё не шли.
- Мама! Мама! – закричал он, мучимой тоской по родителям. – Отец!
Никто не отвечал ему, и было тихо. И никто не приходил на зов его, и он был один. Бродил по комнатам, брал в руки вещи, трогал их и ласкал. Мальчик пытался проникнуть в их суть и удостовериться, что они действительны, и всё больше и больше поражался. Его глаза видели, его руки ощущали счастливое прошлое с папой и мамой. И ноги его… ходили (!), как это было семь лет назад.
Да, это были его игрушки. Да, это были его книжки. Да, это была его обувь и одежда. Казалось: всё это вырвалось из памяти мальчишки, как из тесной клетки, и воплотилось сейчас в реальные и конкретные предметы. Только, одна беда, они были из прошлого и, как тени, мертвы, хоть ноги его и ходили. Только не было рядом родителей, и было холодно, и ноги его ходили. Только ему уже пятнадцать, а не восемь, и ноги его ходили… Только ноги его ходили, будто не было семи лет постели, будто не было гибели папы и мамы, и это было страшно.
Он остановился подле любимого маминого зеркала и увидел, как по стеклу пошли серебристые волны, и там, как на проявляемой фотографии, стали проступать и проступили изображения матери, отца и его… Джамшеда. Мама сидела на стуле, папа стоял за маминой спиной, опустив свои руки на плечи жены, а она, поворотившись к нему вполоборота, улыбалась мужу счастливой улыбкой, нежно прижимаясь щекой к рукам любимого мужа. У ног матери на низком стульчике сидел маленький Джамшед, утвердив локти на коленях и подперев голову двумя кулачками – он с тихим любопытством и вниманием неотрывно глядел на зрителя…
Всё было именно так, как в тот день, когда они фотографировались за месяц до…
Изображения стояли в глубине стекла и смотрели, сострадали и радовались – сострадание горю и радость встречи. По лицам всех троих, как показалось Джамшеду-большому, бежали слёзы…
- Мама, папа… Джамшед! – закричал он и бросился к зеркалу, вытянув руки и желая обнять своих родителей и… себя…
Мальчик ударился руками о холодное стекло. Оно задрожало, зазвенело, но не разбилось. Только затуманились образы матери и отца, и изображения родителей исчезли.
Остался сидеть на маленьком стульчике только лишь восьмилетний Джамшед, Джамшед-маленький, застывший в стекле, а напротив него, в комнате, стоял пятнадцатилетний Джамшед, Джамшед-большой, и гладил зеркало своей ладонью. Видимо, он согрел стекло, если лицо стеклянного двойника озарилось улыбкой.
Джамшед в стекле поднялся, протянул из своего зазеркалья левую руку, а Джамшед-в комнате протянул тому навстречу свою правую, и руки мальчиков соединились, - прошлое с настоящим – и из одной руки в другую потекли тепло и силы.
- Ты будешь ходить. – утвердительно сказал Джамшед-маленький.
- Спасибо. – поблагодарил Джамшед-большой.
- Прощай. – сказало зеркало.
- Прощай. – ответил человек.
Вспыхнул яркий свет и изображение погасло как будто перегорела лампочка. Теперь в зеркале Джамшед видел только самого себя, и звучала грустная музыка дождя…
Мальчик почувствовал в ногах усталость, как дрожат они мелкой дрожью, и как покалывают их мириады холодных иголок. Прилёг отдохнуть и забылся долгим и крепким сном.
В комнату вошла тряпичная кукла, которую мальчик подарил старику, и она склонилась над спящим. Пригладив волосы ребёнка, расцеловала его лицо, присела рядом и стала петь колыбельную песню. Если бы Джамшед открыл сейчас хотя бы один глаз и пригляделся, то в этой игрушке признал бы, увидел свою маму. Да, это была она, и она радовалась сыном. – В мире прошлого, возможно всё: игрушки становятся людьми, а люди – игрушками…
Тем временем на потолке обозначились контуры человеческого лица. Когда они проступили резче и отчётливей, вся комната наполнилась туманом. Туман собрался, сгустился и превратился в чудесного старика, с которым Джамшед встретился в парке. Старик стоял рядом и с тихой печалью смотрел на мать и сына, на женщину и её ребёнка. И ВРЕМЯ КАК БУДТО ОСТАНОВИЛОСЬ.
Зыбкая и тонкая грань времени между настоящим, прошлым и будущим представилась сейчас как одно целое, вроде трёхликого бога: среднее – безглазо, одно крайнее всегда обращено назад с чувством сожаления, а другое – с надеждой обращено вперёд. И улыбнулся старик, и прозрело среднее лицо, и проснулся мальчик. Он увидел над собой три склонившихся лица – лицо матери, времени и старика; и в нём не было страха. И три лица слились в одно, и мальчик потянулся к нему.
Лицо поцеловало подростка в губы, и холод, и зной пронзили все члены мальчика, как говорится, с головы до ног…
- Ты будешь ходить! – сказало торжественно Лицо и снова разделилось на три – на лицо матери, времени и старика; и лицо времени, трёхликий бог, перелилось в лицо матери, и мать стала образом вечности.
- Мама… - прошептал Джамшед. – Я люблю тебя!.. – и уснул мальчик, и мать снова обратилась тряпичной куклой.
Старик осторожно положил куклу в карман, ласково взял мальчика на руки и, как волна или порыв ветра, вынес его в открытое поле, и со всех сторон был яркий солнечный свет, и звучала музыка утреннего луча…
- Бабушка, дедушка! – раздалось со двора радостно и громко.
Старики, Гасан-бобо и Насиба-биби, поспешили в комнату внука. Но кровать была пуста, а коляски с мальчиком не было в доме. Видимо, он снова уехал в парк делать свои зарисовки. Старики, вроде бы, успокоились, да со стороны двора их кто-то снова позвал.
- Бабушка, дедушка! – услышали они звонкий голос, схожий с голосом внука. Только голос Джашеда был мягкий и с нотками тихой грусти, а этот бойкий и задористый, полный силы и отваги – интонация счастья и здоровья кипела в нём, как ключевая вода.
И старики заторопились навстречу голосу.
Но не успели они сделать и трёх шагов, как кто-то бегом поднялся по крыльцу, открыл дверь, и изумлённые дедушка и бабушка увидели, как Джамшед вошёл в дом, держа в руках спелую дыню. Старики так и заплакали. Святые слёзы счастливых людей, особенно стариков, мудрых душой и мягкихсердцем, ибо сказано: Аллах Всевышний любит мягкосердечных и подаёт им помощь. И ещё: если вы любите брата по вере, дайте ему ощутить эту любовь. И старики, любили своего внука и, как чашу полную воды, несли и отдавали сироте стариковскую любовь свою, и эта любовь, настал срок, окрылила его и поставила на ноги.
Сняв калоши, Джамшед прошёл в гостиную, положил дыню на расстеленный дастархан, вернулся на двор и вкатил в дом коляску, оставил её в своей комнате, а сам выбежал на улицу и – в парк.
Как и прежде, на скамейке он нашёл старика-чудотворца и с благодарностью на лице поклонился ему.
- Ты боишься меня? – спросил старик и добавил: - Сказано же: самый ценный из вас, кто больше всех боитсяВсевышнего.
- Нет, я люблю Вас, уважаемый бобо, - ответил Джашед, - и приглашаю в мой дом: моя лепёшка – Ваша лепёшка…
- Спасибо… - сказал на это удивительный старик, вернул мальчику его тряпичную куклу и улыбнулся, сказав: - Возьми, сынок, - она тебе нужнее…
- Спасибо… - прошептал мальчик и зажмурился от счастья.
Когда он оглянулся, старика уже нигде не было. Только тряпичная кукла ласково ему улыбалась. Совсем как мама…