Старая просека. Рассказ

 

Стояла глубокая осень. Погода была сырая и слякотная – самая подходящая для таких дел, какими промышлял Литоня. А промышлял он добычей в соседнем лесу всего, что «плохо растет». Дом его стоял на краю села, у самой опушки, и грех было этим не воспользоваться. Сергей Иванович и пользовался. То жердь из леса принесет, то липку, то дубок...
-- Упеку я тебя, Литоня! – грозился лесник Николай Артемьевич, заглядывая во двор браконьера, полный щепок и стружек (хозяин мастерски вырубал из своей добычи кому витую балясину, кому резной брус).
-- Руки коротки! – огрызался Литоня, орудуя острым, как бритва, топориком. – Наш лес КамАЗами воруют, да вы не видите.
--- Много ты понимаешь! – вспыхивал лесник. – У них у всех документ имеется, они – заготовители. А ты – самовольный порубщик. Ворюга! И я тебя когда-нибудь поймаю, вот увидишь! Штрафану так, что мало не покажется.
Он с силой хлопал дверцей своего УАЗика и уезжал, задетый за живое.

А Литоня грустно усмехался и чесал в затылке. Опять поссорился с «кормильцем»! Ведь сколько раз давал себе зарок не злить Николая, а то и дружбу с ним завести, как другие. Тогда не пришлось бы ходить в лес украдкой. Но нет. Не позволял дурацкий характер гнуть шею перед начальством. С молодости крепко обиженный властью, Литоня на всю жизнь затаил эту обиду и никогда ни к кому не шел на поклон, не обивал пороги.

Он с силой воткнул топорик в березовый чурбак, достал дешевые сигареты, закурил. А ведь был он когда-то лучшим колхозным шофером. Портрет Сергея Литовкина висел на Доске почета возле правления. Но сменилась власть, подставили Сергея – и узнал он места, куда Макар телят не гонял. А потом и колхоз захирел, распался, образовались на его месте две нищие артели. Зарплату и в той, и в другой платили грошовую, и мужики помоложе подались в город: благо он был совсем рядом. Но Литоне шел уже пятый десяток, таких дедов не брали даже в сторожа, и подался Сергей Иванович на «стройки капитализма»: возводить коттеджи. Чудесный лесной пригород облюбовали «новые русские», на бывшем колхозном поле один за другим поднимались особняки-красавцы с террасками, балконами, мансардами, затейливыми башенками, и всегда находилась работа для того, кто умеет держать топор в руках. Литоню брали подсобником: подлинных мастеров привозили из города. Платили ему в общем-то неплохо, но вечное «подай-принеси» раздражало бывшего передовика, гордая душа его бунтовала, и постепенно перешел Сергей Иванович на собственный промысел, стал работать на заказ.
* * *
Неделю назад заказали Литоне сотню дубков на ограду. Дело нехитрое, но прибыльное: за каждый дубок по червонцу обещали.
Ранним утром Сергей Иванович встал, натянул на себя ватные штаны, сапоги, телогрейку, нахлобучил шапку. Пока собирался, слушал радио. Передавали местные новости. Самой острой была криминальная: похитили известного банкира, деньги похитителям перечислили, но от них с тех пор ни слуху, ни духу…
 Литоня выключил радио, подхватил вещмешок и вышел из дома. В мешке лежал пакет с харчами и свеженаточенная ножовка. Звук топора далеко разносится в лесу, а пила и в ста шагах не слышна. Но и топорик был всегда за поясом, в лесу без него никак.
На дворе было еще темно, с неба накрапывал мелкий дождь, заглушая шаги и все прочие звуки. Хорошо!

Лес начинался сразу за огородом. Литоня нырнул под лапы огромных елей, ощутил под ногой упругий ковер многолетней хвои и всей грудью вдохнул смолистый терпкий воздух. Так дышит моряк, поднявшийся на палубу судна. Литоня жил лесом - и любил лес. Слыл браконьером, но ни разу не срубил отдельно стоящую сосёнку или берёзку на поляне, чуял сердцем, что превратятся они с годами в прекрасные могучие деревья. Рубил только в гуще лесной - там, где срубленное деревце подарит соседям свою порцию солнечных лучей. Но при возможности браконьер выбирал сухостой – если он не трухлявый, конечно. Его и шкурить попроще, и весом он полегче.

Вслед за густым ельником шел березняк пополам с осиной, кое-где возвышались сосны-самосевки, попалась свежесрубленная делянка. А вот, наконец, и любимое место Литони. Место глухое, овражное, буреломное. Здесь можно встретить всё, что угодно: и раскидистый клен, и липку, и ясень, но царствует в этой глухомани его величество дуб. Есть и великаны вековые необхватные, но преобладает их потомство. Молодняк растет порой так густо, что заглушает друг друга. Деревья гибнут на корню, но не загнивают, не падают сразу, как трухлявая осинка, а еще многие годы гордо стоят безлиственные, мертвые, как памятники самим себе. Кора растрескивается и слетает, а голый серый ствол высыхает до твёрдости скелета.
Вот такие дубки особо любит Литоня. Ходит, приглядывается, выбирает поровнее, нужной толщины и, поплевав на ладони, начинает пилить. Древесина крепкая – дуб есть дуб – и к тому времени, когда дерево падает, с треском ломая сухие ветви, спина порубщика вся мокрая от пота. Скинув телогрейку, он отмеряет рулеткой нужную длину и пилит снова. За полдня заготавливает пару десятков таких «столбушков», обедает и принимается за транспортировку. Взвалив на плечи по два дубка, несет их на опушку леса, прячет под разлапистые ели, возвращается снова – и лишь поздно вечером, в темноте, переносит добычу домой.
* * *
Нынешний день был таким же, как всегда. Рассвело. Литоня высмотрел очередное ровное дерево, полюбовался затейливым узором, который оставили на стволе личинки жука-короеда, примерился и начал пилить. Прошел уже две трети ствола, когда услышал шум двигателя.
«Лесник!» -- мелькнула в голове встревоженная мысль. Сергей Иванович дернул на себя ножовку, но недопиленное дерево, качнувшись, закусило полотнище инструмента. В этом не было ничего страшного: достаточно забить клинышек, чтобы ножовка вновь начала ходить свободно, но звук мотора приближался, и Литоня махнул рукой. Пропади она пропадом, эта пила! Самому бы укрыться.
Осенний безлиственный лес просматривался насквозь на сотни метров вокруг. Но еще накануне Сергей Иванович облюбовал одно укромное местечко. Огромную сосну свалил когда то ураганный ветер, вывернул из земли вместе с корнями, и теперь между стволом и густым переплетением корней образовалось нечто вроде шалаша, куда и нырнул Литоня, словно мышь в нору. Здесь было сухо, царил полумрак, но сквозь сетку корней можно было без труда наблюдать за всем, что происходит вокруг.
«Отличная схрона! – подумал браконьер, устраиваясь на мягком ложе из старой хвои. – Не с собаками же он будет меня искать?.. Да это пожалуй, и не лесник вовсе».
По старой просеке двигался черный джип с широченными, как у «Кировца», колёсами.
«Внедорожник, -- одобрил Литоня. – Где хошь пройдёт, собака!»
Но, как ни напрягал память, не мог вспомнить такой шикарной машины у лесного начальства.
Джип остановился метрах в ста от его схроны. Мотор заглох, воцарилась первозданная тишина. Лес приглядывался к пришельцам, а они, похоже, приглядывались к лесу, прислушивались.
Наконец дверцы распахнулись, из машины вышли трое в черных куртках, кожаных кепках... «Нет, не лесники, -- облегченно вздохнул Литоня, но убежища своего покидать не спешил. – Бережёного Бог бережёт!»
Оглядевшись, покурив, прибывшие выдернули из багажника лопаты и принялись копать.
«Межевой столб ставят, -- догадался Литоня. – Значит, все-таки лесной народ!» Но, хоть убей, не похожа была эта троица на рабочих лесхоза. Не ездят рабочие на джипах, не ходят по лесу в кожаных куртках. И яма, которую выкопали приезжие, была явно глубже и шире, чем требуется для межевого столба. Вот они вытащили из багажника большой серый мешок и, оглядевшись, сбросили его на дно ямы. В повадках приезжих было что-то до боли знакомое, воровское, и Литоня первым делом подумал о тайнике: «Добычу прячут!»… Шальная мысль о том, что после отъезда незнакомцев можно будет поживиться чужим добром, промелькнула в его голове.

В деревне на Литоню косились, за глаза звали вором, поскольку сидел за воровство, но ни один сосед не мог пожаловаться на то, что Сергей взял у него хоть луковицу. Однако, если ребята на таком джипе что-то прячут в лесной глуши, значит, там не хребтом нажитое, ворованное…Таким не грех и «поделиться».
В это время какой-то странный звук донесся до него: будто пробку вынули из шампанского. Литоня пригляделся – и похолодел. Один из приезжих держал в руке пистолет с длинным, утолщенным на конце стволом, и стрелял в яму. Глушитель гасил звук выстрела.
«Вон оно что!.. Замочили ребята кого-то, -- подумал Сергей Иванович и набожно перекрестился: -- Царствие небесное!». Следом пришла почти радостная мысль: «А вовремя я укрылся! Могли и меня рядом положить, как свидетеля».

Неожиданный порыв ветра наполнил лес неясным шумом, всколыхнул верхушки деревьев. Литоня снова приник к «иллюминатору».
Приезжие энергично закапывали яму, торопились покинуть зловещее место.
«Езжайте к чёртовой матери!.. И я сюда больше не ходок», -- с горечью подумал Сергей . Жаль было бросать любезные овраги, но заготавливать свои «столбушки» вблизи от покойника, -- нет уж, увольте!

Вновь налетел ветер, деревья качались, скрипели, и вдруг среди общего скрипа с гулким треском рухнул дубок, подпиленный Литоней. Приезжие вскинули головы, выхватили пистолеты, оглядывались в тревоге. Один из них указал направление, они бросились туда, столпились возле злополучного дерева. Теперь «куртки» были гораздо ближе к Литоне, и он слышал каждое слово незнакомцев:
-- Глянь, Репа! И ножовку бросили.
-- Опилки свежие!
Тот, кого назвали Репой, зорко оглядывал лес, вытянув длинную кадыкастую шею.
-- Эх, собачку бы сюда! – мечтательно сказал один из троицы.
-- Сами нюхайте, как псы! – вскинулся Репа. – Ищите, братцы, ищите! Он заложит нас, падла. Ты влево, ты вправо. Тонну баксов тому, кто найдет!
«Куртки» разбежались, похожие издали на борзых -- длинноногие, молодые, азартные.
«Не уйду я от них», -- с тоской подумал Литоня.

В молодости он думал, что старый человек не должен бояться смерти. Много пожил, всё испытал – чего же еще? Но вот уже и сам почти старик, испытал в этой жизни столько, что иному и не снилось, а жить по прежнему хочется. Мысль о том, что очень скоро его найдут, бросят в ту же яму, застрелят, закопают, -- эта мысль леденила мозги и делала тело ватным. В голову лезло нечто мерзкое, унизительное. Хотелось выбраться наружу, упасть в ноги, клясться и божиться, что не скажет никому ни слова...
«Остынь, Серега! – приказал он сам себе и стер с лица мерзкую паутину страха. – Для этих отморозков нет воровского закона. На слово никто не поверит – хоть матерью клянись, хоть волей...»
 * * *
Подставили его колхозный кладовщик и молодой завгар – племянник нового председателя. Один распорядился загрузить литонин «ЗИЛ» отборным зерном, другой отвлек Литоню в момент погрузки: попросил поглядеть движок своего «Москвича». Сергей уверен был, что везёт отходы на председательский двор, но когда его остановила нагрянувшая ГАИ, когда контролеры из райцентра обнаружили под пологом чистую пшеницу, все отреклись от него: и кладовщик, и завгар, и председатель... Генсеком в ту пору был Андропов, в стране закручивали гайки, и Серега Литовкин загремел на полную катушку. С тех пор озлобился он, не верил и никогда ни с чем не обращался к властям, но и воровская братва не стала ему родной. В зоне он пару раз крепко подрался с урками, сам попал в лазарет, но и они его уже не трогали: насмерть бился Серега. Его окрестили «мужиком» и оставили в покое.

Выйдя на свободу, Литоня не узнал страну родную. Шла перестройка, шалела от свободы гласность, открыто поносилось всё, что прежде прославлялось на транспарантах. Вышедшие на волю вчерашние зеки стали героями, пострадавшими от прежнего режима, многие превратились в крутых бизнесменов. Но Сергей и здесь остался белой вороной: к бывшим сокамерникам служить не пошел, частным извозом тоже не стал заниматься. Здоровое мужицкое чутье подсказывало ему, что путь этот – опасный. И не ошибся Сергей. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как вышел он на волю, а из бывших сокамерников-бизнесменов в живых остались единицы, остальные уже на погосте, под дорогими мраморными надгробьями. На смену бывшей братве, мало-мальски соблюдавшей воровские законы и правила чести, нахраписто шли беспредельщики, отморозки. Для этих не было ничего святого, за крутые «бабки» могли мать родную порешить.

Трое долгоногих, искавших его, чтобы убить как опасного свидетеля, были из новой породы. «Эти не пощадят, -- думал Литоня, сжимая в руке топорище. – Ну и я просто так не сдамся. Хоть одного, да положу рядом с собой!»
 * * *
Из своей схроны Сергей Иванович увидел того кадыкастого, которого дружки называли Репой. Репа шёл напрямую к «шалашу», вытягивая шею и вглядываясь в бурелом. В правой руке, наотмашь, он нёс свой длинноствольный пистолет.
«Вот и смерть моя идёт», -- подумал старый зек.
 Он забился в угол схроны и вдруг почувствовал, что корни старой сосны поддаются под его сапогами. Стараясь не шуметь, Сергей пятился назад, как рак из норы. Зацепилась за корень телогрейка, и Литоня выполз из нее, как змея из старой кожи. В руке сжимал топорик – обухом вниз.
Кадыкастый услышал шорох и мигом оказался возле схроны. Вглядываясь в темноту, принюхиваясь к запаху живого человека, Репа плотоядно улыбался:
-- Вот ты где, браконьер? Деревья пилишь, природу губишь? А ну вылазь! За самовольную порубку приговариваешься к расстрелу...
В следующее мгновение голова его ткнулась в мягкую хвою.
Сергей Иванович разжал пальцы оглушённого, вынул из его ладони пистолет и сунул себе за пояс. Затем связал «любителя природы» ремнем из его же брюк и уложил на своё прежнее место.
-- Отдохни, расстрельщик!

В кармане кожанки оказались два ключа на стальной цепочке. Зорко озираясь по сторонам, перебежками, Сергей добрался до джипа.
Двигатель завелся с пол-оборота, работал мощно, почти бесшумно. Все надписи на панели были иностранными, но Сергей Иванович справедливо полагал, что принцип управления машиной везде одинаков, и не ошибся. Джип мягко тронулся с места, обогнул не закопанную могилу и пошёл, убыстряя ход, в сторону поселка.

«Неужели живой?! – ликовал Сергей, сам себе не веря. – Не иначе, как матушка мне помогла, замолвила перед ангелом словечко».
В эту минуту громкий свист раздался слева: один из длинноногих мчался машине наперерез, призывно махал рукой.
«Стекла тонированные, вот он и не видит, кто за рулём, -- догадался Сергей Иванович. – Ну, беги, беги!»
Поравнявшись с бегуном, он резко вывернул руль влево и одновременно распахнул дверцу. Борзой сполз на землю, обагрив стекло машины кровью из разбитого носа.
«Это вам не безоружных стрелять, -- подумал Литоня и тронулся дальше. – По мне лишь бы домой добраться, а там хоть трава не расти».
В это время сзади раздался выстрел.
 * * *
Местный участковый капитан Андрей Галицкий возвращался из РОВД, когда наперерез его «Ниве» вывернул УАЗик лесника.
-- Беда, Андрей Михалыч! Стреляют в лесу.
-- Кто стреляет?
-- А чёрт его знает? Люди говорят, иномарка стоит на просеке, и кто-то лупит по ней из двух стволов. Зови подкрепление.

Через полчаса отряд ОМОНа взял двух перепуганных парней, обстреливавших пустой джип. В лесу нашли третьего, связанного по рукам и ногам, а еще -- слегка прикопанную яму, из которой извлекли труп мужчины лет сорока. В нем опознали похищенного банкира, чей портрет показывали по всем местным телеканалам.
-- Выкуп получили, а жертву отпустить не пожелали. Отморозки, -- вздохнул капитан и пристально поглядел на лесника. – Но кто то ведь угнал их джип, Артемьич?
Лесник пожал плечами.
-- Есть у меня одна догадка, но надо проверить.
 * * *
Сергей Иванович Литонин восседал за столом под иконой и задумчиво глядел на гостя. Стол был празднично накрыт.
-- Никак что отмечаешь, Сергей Иванович?
-- Поминаю матушку свою, Пелагею Марковну, царствие ей небесное. Присоединяйся, коль пришёл.
-- Да, пожалуй, не откажусь. Не за рулём сегодня.
Оба перекрестились, выпили.
-- Нынче что же? Именины её или день памяти?
-- Заново родился я в этот день, -- уклончиво ответил Сергей.
Гость пристально поглядел на хозяина, перевел взгляд на его голову, покрытую вязаной шапочкой.
-- Сидишь под иконой, а в шапке.
-- Прихворнул я. Бог простит.
-- Голова у тебя вроде как вспухла. Перебинтована…
-- Дрова колол. Полено отскочило.
Оба, не мигая, глядели в глаза друг друга.
-- Полено бьёт в лоб, а у тебя кровь сзади, -- сказал лесник и вздохнул. – Ты же герой, Сергей Иванович! Благодаря тебе целую банду повязали.
-- Не знаю, о чем говоришь, Николай Артемьевич. Я из дома ни ногой.
-- И в Оврагах сегодня не был?
-- А чего мне там делать? – удивился Литоня, но взгляд на мгновение отвел.

...Уже от порога лесник обернулся:
-- А путёвку я тебе выпишу, упрямый чёрт. Копеечное же дело – сухостой рубить, но всё будет по закону.
Сергей лениво пожал плечами. Голова, тронутая пулей, начала тяжелеть и звала ко сну.