Крыша над головой

КРЫША НАД ГОЛОВОЙ




Народный роман


e-mail: sgtula@nm.ru



Коля Молотков умирал. Он лежал на куче грязного вонючего тряпья на полу в своей квартире и даже не стонал. Сначала у него отнялись ноги, потом пропало зрение. Жена Лялька уже еле поднималась с обсиженной клопами и тараканами кровати, на которой рядом с ней постоянно пристраивался кто-нибудь из их друзей. На пол в другую комнату Колю перетащили после того, как он промочил сукровицей весь матрац и даже очумевшие от технического спирта собутыльники уже не могли выносить тяжелого запаха разложения. Еду в тарелке на пол рядом с ним ставил его сын Владик, белокурый красивый мальчик, которому недавно исполнилось одиннадцать лет. Пропитание для отца он приносил из помойных бачков, выставляемых дворниками по утрам из камер мусоропровода в соседнем дворе, куда много еды выбрасывали богатые жильцы недавно заселенного дома с башенками. Все вокруг называли его «болгарский», потому что строили его рабочие из Болгарии.


На эту помойку Владик бегал ранним утром, пока все в округе спали. Сегодня он принес почти целые кроссовки и, переобувшись, поспешил на микрорынок рядом с университетом. Там он побирался. В школу мальчик не ходил два года. И не потому, что ему нечего было одеть и не было денег на учебники. Просто вся его жизнь больше не вписывалась в общие правила, по которым он должен был учить уроки, приносить деньги на ремонт класса и на подарки учителям к праздникам, давать на подпись дневник родителям и приводить их на школьные собрания и утренники. Жизнь под худой крышей старого-старого дома проходила по совсем иным правилам. Родители не то что день, часу не могли вытерпеть без спиртного. Если время «насухую» затягивалось, поднимался крик, скандал, драка с битьем жалких остатков посуды. Не только стены в их квартире, но и пол в коридоре, входные двери давно были запачканы кровью. Колотили в основном его мать. Сначала отец и его друзья, потом все подряд, кто заходил с улицы выпить и переночевать.


Лялька вся покрылась желто-фиолетывыми кровоподтеками. Вставать с постели ей было все труднее, но о сыне она помнила , слабым голосом подзывала его к себе и спрашивала, где он будет просить сегодня. Очень боялась, что его заберут в милицию, где уже было заведено дело и имелись фотографии, и насовсем отправят в детский дом. Владик был ее спасителем : покупал на милостыню стеклоочиститель, который компания выпивала за раз и снова отваливалась на прелом матраце. Не забывали подносить и Кольке, но тот уже не мог глотать и только слабо шевелил губами.


Эта квартира досталась ему от матери, которая умерла десять лет назад. Тогда крыша в доме еще держалась, и канализация в туалете действовала. Дом был очень старый, восьмидесятилетний. Шестнадцать семей ожидали переселения в новые квартиры четверть века. Но на них нового жилья никак не хватало. А ремонта жилконтора не делала, поскольку половина семей не вносила квартплату. Дом пошел по швам и тонул в нечистотах, подмывающих его из прогнивших канализационных труб, которые не меняли лет сорок, с тех пор, как провели здесь канализацию, проложив ее прямо под землей под полом.


Газовые плиты в доме тоже установили давно, но в коридорах, чтобы не тянуть трубы в комнаты – кухонь в этих домах не было. В первом подъезде люди постепенно перепланировали квартиры, маленькие комнаты переделали в кухни, кладовки – в ванные и туалеты. Здесь и крышу покрыли сами, и металлическую дверь поставили, даже козырек над ней соорудили. А в Колькином подъезде жили только старухи да он с Лялькой и Владиком. У них денег и на хлеб не хватало, поэтому их половина дома разрушалась стремительно и непоправимо. Впрочем, Кольке это было все равно. Как и его жене Ляльке. Они давно уже света белого не видели через свои разбитые окна, целые дни проводя в постели. А теперь Колька умирал.


Владик убежал на свой микрорынок просить милостыню, Лялька, еле-еле поднявшись, спотыкаясь о стулья и скользя по блевотине, дошла до газовой плиты и включила горелку. Пламя засинело в темноте рядом с рваньем, развешанным на гвоздях на старой вешалке. Потом она подошла к мужу. Он лежал неподвижно, изо рта у него стекала темной струйкой какая-то жидкость. Женщина постояла, посмотрела и побрела обратно к кровати.
Эдуард Евгеньевич Косулич с сыном Вадимом и женой Аллой жил в «болгарском» доме. Квартиру его семья получила на весьма выгодных условиях. Он был генеральным директором и совладельцем крупной фирмы «Городской квартал», образованной из бывшего проектного института гражданского строительства. Заказы сюда поступали очень крупные, от фирм, которые инвестировали огромные деньги в элитное жилье и прибыльные предприятия. «Болгарский» дом возводили на паях с городской администрацией, которая предполагала выкупить здесь квартиры для своих чиновников высокого ранга. Цены на них очень отличались. Здесь были свои правила, по которым стоимость квадратного метра понижалась для тех пайщиков, от которых зависело решение вопросов по отводу земельного участка, удешевления проекта, всевозможных ведомственных согласований.


Самыми дорогими оказались квартиры, которые купил для себя банк, по чьей инициативе и был спроектирован этот дом в непосредственной близости от него, на собачьей площадке – на поляне в центре города население окрестных пятиэтажек выгуливало своих собак. Получить эту поляну в собственность банку было очень непросто. Жители «хрущевок» объявили строителям настоящую войну, создав инициативную группу и протащив пайщиков через несколько судов. Дело решил банальный подкуп : нескольким особо рьяным протестантам предоставили за счет банка новое жилье , правда, на окраине города. Другим разрешили построить гаражи рядом со злосчастными пятиэтажками. Эту задачу решала уже городская администрация.


А Эдуарду Евгеньевичу банк оплатил командировку в Европу, где он знакомился с точечной застройкой тесных тамошних городов. Поездка окупилась сторицей – отчет Косулича лег в основу местного генплана застройки на долгие годы вперед. Преимуществом ее была возможность подключать новые объекты к старым коммунальным сетям и строить элитное жилье с меньшими затратами в лучших районах города.


Фирма Эдуарда Евгеньевича , проектируя «болгарский» дом с башенками, предусмотрела в нем подземный гараж и большие служебные площади для нужд банка. Пайщики учли все заслуги генерального директора «Городского квартала» и пересчитали их в деньгах. Получилась солидная скидка. Однако средства все равно были нужны немалые , так что Косуличу пришлось на время отказаться от покупки дорогой иномарки, хотя автомобили были его страстью. Квартиру он все-таки купил, причем на втором этаже. А на первом жилье заняли люди, тоже внесшие немалую лепту, главным образом, в согласовании строительных норм. В том числе, по пожарной безопасности и экологии. Так что соседом Эдуарда Евгеньевича в квартире под ним стал главный пожарный города Юрий Дмитриевич Липаев. У них были особые отношения, так как многие вопросы им приходилось решать сообща в интересах заказчиков.


Но об этом Косулич лишний раз старался не думать. Ему не очень нравилось их соседство с семьей Липаевых. «Лучше бы нам дружить врозь…»- неприязненно думал Эдуард Евгеньевич, встречаясь во дворе с Юрием Дмитриевичем и ласково ему улыбаясь. Однако неприятные чувства проходили, когда он поднимался к себе в квартиру и из-за балконных жалюзи оглядывал двор, со всех сторон обнесенный ажурным чугунным забором. Войти сюда можно было только через специальное помещение, где круглосуточно находился вооруженный охранник. Но с некоторых пор , выглядывая в окно рано утором перед завтраком, Эдуард Евгеньевич стал замечать, как около мусорных баков , выставляемых дворниками из мусорокамер, суетится какой-то белокурый оборванный мальчонка , собирая что-то в пакет.


-Этот как сюда попал?- удивленно спросил он у жены.

-Дворники, наверное, пускают, больше некому,- ответила Алла.


-Надо будет разобраться,- сказал Эдуард Евгеньевич недовольно.- Если и вправду дворничиха пускает, пусть ее уволят, пришлют другую…


-Да, сейчас так и пришлют, где этих дворников наберешься в наше время? Все пьют, еще хуже будет. Вообще не надо никому ничего говорить, не надо нам лишнего шума, и так тошно!- Алла вздохнула.


Косулич молча допил чай и пошел к машине, которую его водитель уже подогнал к подъезду. На душе у него скребли кошки. Алла, конечно, права. Им шуметь нельзя. Их сын Вадим опускался все ниже, домой почти не приходил, ошиваясь в омерзительных компаниях таких же алкоголиков, которых он называл богемой. В самом деле, там были и врачи, и художники, и артисты. Но все -спившиеся или наркоманы , как правило, выгнанные родственниками и постоянно ищущие, где бы переночевать. Он и к ним домой приводил этих людей , они с Аллой терпели, даже разрешали переночевать. « Хоть бы женить его… Да на ком?»- тоскливо подумал Эдуард Евгеньевич. Для единственного сына он наживал имущество, рисковал свободой и даже жизнью, ввязываясь в опасные сделки. Но, наживать все это, как теперь выясняется, не для кого.


В разваливающемся доме , где умирал Колька Молотков, в соседнем подъезде с металлической дверью на первом этаже жили Нина и Валерий Воронцовы с маленьким сынишкой Сашей. Это был очень болезненный мальчик, здоровье у которого день за днем отнимал старый дом. На первом этаже всегда было сыро. Зимой стены промерзали , а когда квартиру пытались прогревать электроплиткой, с них стекали потные ручейки. К утру на стенах оставались рисунки от тени, которую отбрасывали стулья : эти места не просыхали. У Саши был хронический бронхит и уже начала развиваться астма. Нина часто лежала с ним в больнице, пять раз его отхаживали в реанимации. Ребенок таял на глазах, приводя в отчаяние родителей. Но уйти из этого подвала они не могли, одной зарплаты Валерия им не хватало даже на еду – все уходило на лекарства.

Когда сосед за стеной перестал ходить, и его уложили на пол в комнате у стены, за которой стояла кроватка Саши, Нина пришла в ужас. Невозможно было выветрить жуткий запах тления, который доносился к ним помимо вони перегара и дешевого курева из квартиры Молотковых. Усугубляло здоровье мальчика и то, что к ним проникал угарный газ от постоянно включенной там газовой плиты – вытяжек в первом подъезде не было. Старые печные дымоходы были давно завалены дохлыми птицами и обвалившимся кирпичом. Воронцовы умоляли пожарных принять меры, но те показывали им инструкции сорокалетней давности, по которым газовые плиты в подобных домах было разрешено устанавливать без наличия вентиляционных колодцев. В конце концов Валерий пробился на прием к главному пожарному их города Юрию Дмитриевичу Липаеву. Он показал ему справки из детской поликлиники, рассказал о тяжелом состоянии своего сынишки. Но все старания разжалобить пожарного и заполучить мастеров на строительство вентиляционного колодца оказались напрасными.


-Я открою вам истину, молодой человек,- сказал Липаев.- Только это вряд ли вам поможет. Управление коммунального хозяйства задолжало нам за такие работы десять миллионов рублей. И даже если бы вы захотели сегодня за собственный счет оплатить все расходы за подобные работы, мы не смогли бы их выполнить – мы давно уже уволили всех специалистов. Нам нечем платить им зарплату. Вот такие дела.


-А если я сам все сделаю? – спросил Валерий.


- Ваше счастье, если у вас хорошие отношения с соседями и они не напишут на вас жалобу. Ведь дом ветхий? Значит, штукатурка будет сыпаться с потолков, когда начнете стены долбить, крыша может обвалиться от тяжести асбестовой трубы. Ну а как только напишут, мы приедем и наложим на вас штрафные санкции, а трубу снимем. Только силы и деньги зря потратите. Что поделаешь, такова инструкция по пожарной безопасности.

-Значит, газовые плиты рядом с тряпками в коридорах ставить можно, людей угарным газом травить тоже разрешается, а навести порядок нельзя? Где же справедливость?- спросил зло Валерий.


-Мы инструкции не пишем и не обсуждаем, мы их выполняем,- ответил Липаев и поднял трубку зазвонившего телефона. На прощанье он молча кивнул головой посетителю, не отрываясь от трубки.


Звонил ему сам мэр. Он спросил:


-Юрий Дмитриевич, вы подготовили данные по количеству пожаров за последние два года в нашем городе, как я вас просил?


- Конечно,- с готовностью ответил Липаев.- Справка лежит передо мной. Только за это полугодие мы выезжали триста раз на объекты. Сгорело десять частных домов, семь квартир. Погибли три человека, среди них – двухлетний ребенок. Положение тяжелое . Есть анализ причин и стоимость нашего обслуживания населения и предприятий.


-Очень хорошо. К пятнадцати часам будьте у меня. Проведем совещание, примем решение.


-Буду, Алексей Леонидович,- пообещал главный городской пожарный. От этого разговора ему было не по себе. Дело в том, что у их мэра Алексея Леонидовича Подколоднева, еще недавно возглавлявшего городскую коммунальную службу , появилась идея пополнить внебюджетный фонд за счет липаевского ведомства. Несмотря на то, что, как и полагается, в бюджет заложили средства на пожарную безопасность, Подколоднев решил установить оплату за нее в коммунальные городские расходы, по полтора рубля за квадратный метр жилплощади. Выходило миллионов сорок в год, не меньше. Липаев понимал, что этих денег пожарным не видать, как своих ушей. Все средства, скорее всего, уйдут на какое -нибудь строительство и латание ветхих домов. А он уже восьмой год просит купить лестницу для тушения пожаров в высотных домах – бесполезно. Его никто не хочет слушать. Случись что , люди будут прыгать вниз с семнадцатых этажей. Кстати, такой именно дом собираются поставить рядом с их «болгарским», вспомнил Липаев. Косулич уже предупредил его о готовящемся проекте. И ведь придется согласовать!



Воронцов вернулся домой злой и долго рассказывал Нине о своем визите к пожарным. Она слушала, но плохо понимала его, потому что Саша дышал тяжело, в груди у него присвистывало. Из глаз у нее потекли слезы. И тут за стеной раздался грохот и пьяные крики Ляли, которую, видно, опять мутузили собутыльники. Валерий не выдержал, дернулся с дивана и сквозь зубы сказал:


-Перебью сейчас гадов, чтоб дышалось легче!- и ринулся было в дверь. Но Нина удержала его :


- Не ходи, еще зарежут, ты же не знаешь, кто там, или сам за них сядешь, что мы тогда будем делать, и так одно горе…


-Перестрелял бы всех к чертовой матери, только бы пистолет в руки!- сказал Валерий, но к Молотковым не пошел, пробормотал,- сами скоро подохнут…


-И ребенка своего совсем замучили, что он ест-то?- сказала Нина.- Не учится, по помойкам ходит и, говорят, его на рынке видели – побирается.


-Нашего жалей, а о нем пусть теперь государство позаботится,- ответил Валерий, - они всю душу вымотали и себе и людям. Паразиты!


Валерий чувствовал, что с каждым днем настроение его падает, эта жизнь высасывала из него все соки. Особенно тяжело было подъезжать за начальником в «болгарский» дом. Он работал водителем у Эдуарда Евгеньевича Косулича. Поначалу Валерий радовался своей довольно спокойной работе, но когда начальник переехал в этот дом с башенками, который и так мозолил им всем глаза своей роскошной отделкой, дорогими жалюзи , стеклопакетами в окнах и даже в лоджиях, он совсем потерял покой. Часто с отчаянием думал : « Кем же надо быть и что сделать, чтобы иметь такое жилье?» И не находил ответа на свой вопрос.


На втором этаже в трехкомнатной квартире одна жила его соседка Варвара Ивановна Толобуева. Когда-то ее отец, большой советский чиновник, получил эту квартиру, отделанную под его заказ. Толобуевы считались богатыми людьми. Варвара Ивановна хотя и работала простой учительницей, но носила меха, бриллиантовые сережки и золотой перстень « с россыпью», как называла крошечные алмазы покойная мать Валерия. Теперь Толобуева стала совсем беспомощной и не могла даже дойти до сберкассы, чтобы заплатить за квартиру. На улицу она совсем не выходила, просила Нину или Валерия помочь ей. И тогда им в голову пришла спасительная мысль : а не завещает ли им свою квартиру Варвара Ивановна, если они будут постоянно ухаживать за ней? Супруги исподволь стали подводить к этой мысли и старуху Толобуеву. Но та после таких разговоров неделями не отпирала дверь и не обращалась к ним за помощью. И они бросили эту затею, тем более, что заботы о больном ребенке не позволяли им отвлекаться на другие дела.


С таким вопросом к Варваре Ивановне обращались не только Воронцовы. В их дом наведывались риэлторы , причем шли прямо в их подъезд, обходя соседний стороной и даже не заглядывая туда. Воронцовы удивленно спрашивали у них : неужели еще кто-то захочет покупать жилье в их разваливающемся доме? Те объясняли, что жилья в городе катастрофически не хватает, стройка почти не идет, да и денег у людей нет на дорогие квартиры в новых домах. Кроме того есть обеспеченные люди из переселенцев, которым только бы зацепиться, а там они раскрутятся на торговле или еще на каком бизнесе…


Однажды Косулич сказал Валерию :


- У меня одна крупная фирма арендовала левое крыло, делает ремонт, скоро въедет. У них будет большой штат охраны, там неплохо платят. Не хочешь туда устроиться? Может быть, сумеешь из своей конуры выбраться…


У Валерия перехватило дыхание.


-А возьмут?- спросил он.


-Ну я порекомендую, наверное, возьмут.


- Спасибо вам, вы не обидитесь, если уйду?


- Да ладно, устраивайся, семью выручать надо, - подбодрил Косулич.


Через два месяца Валерий устроился на новую работу. Начальником охраны фирмы «Народная стройка» была, как ни странно, женщина. Звали ее Елена Владимировна Федосова. Крупная, с крашеными белыми волосами, очень дорого одетая, пахнущая какими-то особенными духами, она завораживала даже молодых мужиков в униформе, которые носом чуяли этот волшебный запах богатства. Каждый из них хотел в любую минуту хоть чем-нибудь услужить Елене Владимировне. А та больше внимания обращала на Валерия Воронцова. Его сослуживцы безмерно завидовали ему. Он быстро понял, чего от него хочет начальница и сам предложил ей как-то уточнить график его дежурств. Она вызвала его в свой кабинет, и они долго и оживленно беседовали. Валерий даже удивился, как легко ему с ней общаться. И совсем осмелел, когда она предложила ему выпить, достав из сейфа с оружием бутылку обыкновенной водки.


-Не крепко будет, Елена Владимировна?- спросил Валерий, кивая на бутылку.


- А я слабо не люблю,- ответила та, внимательно вглядываясь в его лицо, словно хотела что-то разгадать для себя.


Валерий смутился, а Федосова сказала, наливая ему и себе водку в маленькие рюмки:


-Как-нибудь на досуге я тебе расскажу, где пьют очень крепкие напитки из древесной коры.


-Так уж и из коры? Никогда не слышал,- удивился Воронцов.


-Вот и услышишь, - усмехнулась начальница.- Дома у меня, если не возражаешь.


-Не возражаю,- обрадовался Валерий.- А когда?


- Скажу. Ну давай, дорогой, иди, работай. Увидимся. – Федосова даже не закусила и улыбнулась ему .

Валерий тоже не стал закусывать , просто вытер губы ладонью. Он вышел из ее кабинета, и его товарищи заметили, что у него блестят глаза. «Везет же кому-то !» - прошептали за его спиной. Он быстро обернулся, но так и не понял, кто это сказал. Поднял высоко голову и быстро прошагал на свой пост.



Их первое свидание состоялось через неделю. После дежурства Елена Владимировна пригласила Валерия в гости. Они подъехали на ее машине к девятиэтажному дому неподалеку от ресторана «У заставы». Федосова жила на пятом этаже в однокомнатной квартире. Валерий с завистью осмотрел недавно отремонтированную и хорошо обставленную комнату : здесь не было ни привычной для этой стандартной советской планировки крошечной прихожей, ни кухни – все находилось в одном просторном помещении. Даже шкафов с посудой и одеждой он не обнаружил, к своему удивлению. Но тут же понял, что все находится за раздвижными дверями шкафов-купе. В том числе, и холодильник, и другая кухонная обстановка с газовой плитой.


Ему еще ни разу не доводилось видеть подобную квартиру. Даже у Эдуарда Евгеньевича все было проще. Правда, там имелись четыре большие комнаты и было, где разгуляться. Такую, как эта комната, у Косулича занимала ванная с джакузи. Именно ванные и туалеты с блестящей никелированной сантехникой приводили его в восторг и одновременно повергали в уныние : ведь ему такие роскошные приборы были не по карману да и ставить в их с Ниной кладовках не имело смысла.


Федосова заметила , с каким интересом разглядывает ее жилище Воронцов. Она сказала :


-Я не так давно сюда въехала. Долго отсутствовала… А получила-то ее давно, вернее, обменяла свою девятиметровую комнату в коммуналке в старом деревянном доме вот на эту.

-Неужели такое возможно? – удивился Валерий.


-Еще и не такое, особенно в наше время. Сейчас все возможно. Надо только уметь.


-Как уметь-то? Кто же будет менять такую квартиру на комнату в коммуналке да еще в старом доме?- не поверил Валерий.- Если только алкоголики или сумасшедшие…


-Ну хотя бы и так, да много разных вариантов есть,- Елена Владимировна, не переодеваясь, раздвинула дверь перед кухонным столом и плитой и достала из холодильника тарелки с нарезанной рыбой , ветчиной и лимонами. –Ставь на стол,- скомандовала она и, благоухая своими необыкновенными духами, направилась к дивану. Села, сняла туфли и вытянула ноги, откинувшись на спинку, сказала ,- устаю я с вами за день до одури!


-Елена Владимировна,- попросил Валерий,- вы бы мне хоть намекнули, как такие дела проворачиваются.


-Узнаешь,- ответила она.- Садись, давай, поближе и давай пить на брудершафт, но только – водку, другое я не пью.


Они выпили, потом поцеловались. Валерий немного трусил, но виду не показывал. Если бы он только знал, кого старательно обнимает, упираясь в мощный твердый бюст, может быть, постарался поскорее сбежать, не оглядываясь?


Елена Владимировна Федосова родилась и выросла в этом городе, в старом двухэтажном доме, который построил ее прадед-лавочник на базарной площади еще при царском режиме. Она была единственным ребенком в семье, красивой избалованной девочкой, которой можно было не заботиться о заработках сразу после школы, как многим ее подругам. Поэтому она решила стать артисткой. Но учиться ей было лень, и она пристроилась в театре на посылках. Ей просто нравилась атмосфера свободы, царившая в театре, какая-то сказочная жизнь. А главное – красивые мужчины, которые не прогоняли ее со своих веселых посиделок, когда упивались вдрызг и не помнили, с кем и где потом провели ночь. Одному из них, художнику Боровкову, с женой и маленькой дочкой, она даже сдала комнату в старой коммунальной квартире, в которую предусмотрительно прописала ее мать еще до смерти бабки.


Потом, как говорится, обкусала себе локти из-за этой семейки. Пить-то она в театральной компании пила, но и дело не забывала. Ее мечтой было иметь настоящую отдельную квартиру и мужа. С родителями чем дольше, тем невыносимее было жить. Они следили за каждым ее шагом и постоянно приставали с расспросами. И Елена устроилась на работу в бюро обмена. Тут ее научили, как искать клиентов для выгодных сделок. Первый же вариант с алкоголиком она использовала для себя. Ей удалось договориться об обмене его квартиры в новой девятиэтажке на свою комнату всего за ящик водки. Правда, произошло это в его постели спустя десять месяцев после знакомства.


Но на ее беду Боровков никак не хотел выезжать , ожидая, когда профком театра выдаст ему ордер на комнату в театральном общежитии. Понимая, что обмен может сорваться, Елена просто вывезла все вещи Боровковых в их отсутствие к себе в сарай. Люди остались на улице без всего, даже без сменных трусишек для шестилетней дочки. Возвратом вещей Елене некогда было заниматься, она спешила оформить документы, пока ее клиент не очухался и не пошел напопятную. Боровковы были вынуждены заново одеть дочку в универмаге. Потом они скитались по другим общежитиям и квартирам, Елена больше не интересовалась их судьбой, а вещи нанятые ею грузчики покидали в машину , отвезли в художественную мастерскую театра и там скинули на пол, водрузив на смех поверх узлов детский горшок.


К романтике с тех пор она потеряла всякий интерес. Ее захватили сделки, которые хотя и преследовались в то время властями, но все равно совершались каждый день и в огромном количестве. Тогда Федосова и познакомилась с женщиной, которая погубила и себя, и ее , и еще немало людей. Одного человека только она пощадила – своего любовника и хозяина, председателя горисполком Северухина. Звали ту женщину Роза Ивановна Скобина, она заведовала отделом по распределению жилья в одном из райисполкомов, хотя втайне работала на Северухина. Именно из-за криминальных связей с бюро обменов, куда она по распоряжению своего хозяина поставляла данные об интересующих клиентов этих бюро квартирах, было начато уголовное расследование. Но до суда дело не дошло – Роза Ивановна покончила жизнь страшным образом, выпив уксусную эссенцию. Она оставила записку, в которой всю вину брала на себя.


Город потрясло известие о гибели Розы Ивановны, этой красивой, черноволосой властной женщины, которая довела до инфаркта сотни людей, томящихся в райисполкомовской очереди на жилье. А оно уходило мимо них по ее милости налево. И семья Боровковых немало пережила из-за Розы Ивановны, когда по распоряжению председателя райисполкома, в ответ на просьбу директора театра она была обязана подыскать им комнату в общежитии того же театра. Роза Ивановна долго мусослила их документы в отделе, извела обещаниями, но так ничего и не сделала. Сам председатель райисполкома велел принести ей списки свободных квартир и сам нашел нужную комнату. В это время боевая Роза Ивановна вдруг молча заплакала. Черные от туши для ресниц слезы текли по ее ярко раскрашенному лицу, и кто бы догадался, отчего поникла эта черно-красная роза ? А поникла она потому, что выбранная комната была подготовлена для выгодного обмена на полноценную квартиру такого же бедолаги- алкоголика, которого когда-то охмурила и обманула Елена Федосова. И именно она теперь подыскивала таких в распоряжение Розы Ивановны. Но основная часть денег за обмененные за огромные взятки квартиры шла в карман председателю горисполкома, любовника и хозяина Розы Ивановны. Которого эта грозная скандальная женщина почитала и боялась до смерти.


Театральный художник Боровков с женой и маленькой дочкой Мариной вселился в добытую им с боем комнатушку и забыл про Розу Ивановну и свою бывшую подружку Елену Федосову. И был потрясен известием о том, что Роза Ивановна покончила жизнь самоубийством, а Елену посадили на тринадцать лет. Именно ей дали самый большой срок, другие, проходившие по этому скандальному делу о квартирном мошенничестве, получили гораздо меньше.


В тюрьме Федосова растолстела, научилась пить самогон из древесной коры и спать с женщинами. Вот о чем она могла бы рассказать Валерию Воронцову, который , сидя у нее на диване, обнимал ее широкую спину и робко тискал огромный , твердый, как камень, бюст. Но откровения перед мальчишкой не входили в ее планы. Теперь она была Розой Ивановной и ей доверили проворачивать важные дела большие люди. В таких делах было не до признаний о тюремном прошлом, которое могло отпугнуть этого парня. А на него у ее хозяев были определенные виды.


Елена Владимировна выключила свет и в темноте разделась, но не до гола, блузку оставила. Она не хотела смущать Валерия своим старым толстым телом, дряблым висящим животом, который всегда старалась спрятать от мужчин, хотя и платила им прилично. Валерий даже не заметил, как в дверь тихо проскользнула женская фигура и , быстро раздевшись, прилегла скраю. Он вздрогнул, когда почувствовал, что кто-то гладит его по спине, по голым ягодицам. Но быстро взял себя в руки и принял правила чужой игры, покорно и старательно выполняя все, что ему предлагали. Он так и не увидел вторую женщину, потому что она ушла , скрываясь в темноте, как и пришла. Вернувшись домой, он помылся в своей маленькой «сидячей» ванне и неожиданно сплюнул в воду, пробормотав : «Обгрызли, стервы, как сосиску и спереди и сзади…»


Нина не заметила в муже никаких перемен. Она вообще-то не очень к нему присматривалась, потому что все ее внимание уходило на то, чтобы слушать дыхание сына и не упустить момент, когда он начнет задыхаться и вовремя дать лекарство. А сегодня она была к тому же озабочена новостью : Колька Молотков умер и днем его увезла труповозка. Нина волновалась и спрашивала мужа : « Что теперь будет с квартирой за стеной, с горя Лялька совсем очумеет и может не уследить за газовой плитой. Не дай Бог, загорятся тряпки в коридоре! Вообще без крыши над головой останемся!»


-Да какая это крыша,- с досадой отвечал ей Валерий,- все равно что небо.- В этот момент ему захотелось придушить изнасиловавшую его начальницу, владевшую такой роскошной квартирой.


Но и другие соседи волновались, как бы Лялька не спалила их убогое жилище и не оставила всех на улице. Поэтому наутро они написали заявление в милицию, и женщину, пьяную до невменяемости, увезли в психушку. Ее квартиру Валерий запер, а ключ отдал жене, чтобы она открыла Владику, когда тот вернется домой.


Эдуард Евгеньевич Косулич узнал новость от своей жены : у их сына появилась девушка, какая-то Марина, которую он приводил к ним домой, пока отец был на работе.


-Кто такая?- спросил Эдуард Евгеньевич с интересом.


-Художница. Очень красивая. В театральной мастерской работает, как и ее отец.


-Ну да, конечно, где пьют, там и знакомятся,- недовольно сказал Косулич.


-Да вроде ничего, одета со вкусом, хотя и небрежно. Но эти художники, сам знаешь…

-Богема, знаю. Толк-то из этого будет, как думаешь?


-Не знаю, Дима наш человек непостоянный, эгоистичный, любит только себя. Да и работать не хочет, кто их содержать будет? А главное, где они жить станут? У нее, как я поняла, негде. В маленькой квартире с матерью и братом теснятся.


-Да это не проблема, я помогу, не хуже, чем у людей будет, но получится ли что-нибудь, осядет он, наконец, на одном месте или все так и будет таскаться по притонам?


-Не знаю,- с сомнением сказала Алла,- может, ему и не надо жениться совсем, пусть уж один мыкается, а то на шею нам еще одно горе повесит.


-Тут ты права, нам горя и без того хватает,- согласился Эдуард Евгеньевич. Однако мысль о возможной женитьбе сына ему согревала душу. Дело в том, что с некоторых пор, когда Вадиму перевалило за тридцать, Косулич всякий раз испытывал смущение, когда его знакомые и друзья заговаривали о детях и внуках. Среди этих богатых стариков уже давно не шли разговоры о поездках в Европу и Штаты, о недвижимости, о карьере. Это для них было пройденным этапом. Главный итог своей жизни они подводили, когда говорили о внуках. Их фотографии, словно ордена, они носили на груди, во внутренних карманах дорогих пиджаков. Об их первых шагах, первом лепете эти могущественные люди рассказывали подолгу как о самом сокровенном. Деньги в семьи молодых текли рекой. У внуков было все самое лучшее – и детские комнаты, и мебель, и пеленки, и коляски, и школьные ранцы и пеналы, и ботиночки. За компьютеры их сажали уже в трехлетнем возрасте. Это были особые дети особо обеспеченных людей. И Эдуард Евгеньевич с трепетом ждал того момента, когда и сам будет покупать своему внуку все лучшее и будет с гордостью рассказывать коллегам о шалостях малыша. И конечно же, он будет вкладывать деньги, деньги, деньги в это маленькое чудо.


Но оно никак не появлялось. Между тем Алла не разделяла ожиданий своего мужа. Более того, она боялась появления ребенка у ее дорого Димочки. Дело в том, что у нее были очень тяжелые роды, и ее Димочку тащили за голову щипцами, отчего на висках остались шрамы. В детстве он ослеп, и ему сделали несколько операций на глазах в Одессе. Вадим снова увидел свет, но свет этот был наполнен для него темными тенями. Мальчик хорошо учился, закончил институт, но временами на него нападали такие приступы ярости, что родители не знали, какие меры нужно принимать. Тайком от мужа Алла отвела сына к психиатру, и тот поставил диагноз после длительного обследования : шизофрения.


-С этим можно жить, - сказал врач,- но нельзя иметь детей. Он на всю жизнь останется вашим единственным ребенком и выпьет у вас немало крови. Терпите, если сможете.


И они с Эдуардом терпели и грубость сына, и его беспробудное пьянство, и периодическое увлечение наркотиками, и множество женщин, с которыми он встречался, но ни на одной так и не женился. Косулич же упрямо надеялся иметь внуков , и это стало наконец его навязчивой идеей.


Чем дальше отодвигалась его мечта, тем раздражительнее и невыносимее он становился. Алла с удивлением видела, как он не переносит их соседа снизу, главного пожарного Липаева. Она думала, что это из- за разногласий на работе, ведь им постоянно приходилось сталкиваться на утверждении множества проектов и не всегда их интересы при этом совпадали. Алла не догадывалась, что ее муж возненавидел семью Липаевых после того, как их дочь Миля , одно время встречавшаяся с Вадимом, вдруг вышла замуж за другого и быстро родила ему мальчика. Липаев расцветал от гордости, купил молодым двухкомнатную квартиру и собирался кроме того построить коттедж за городом. Миля с матерью частенько бродили по двору с колясочкой, а у Эдуарда Евгеньевича в это время поднималось давление.


С этих пор жена Липаева при встрече с Аллой стала жаловаться на какой-то странный гул в голове.


-Понимаете,- говорила она, - никто кроме меня в квартире не слышит этот гул. А мне он не дает покоя ни на минуту. Такой тонкий, еле уловимый звук, но из-за него я не сплю теперь вообще .


- Наверное, у вас высокое давление,- предположила Алла,- и от этого шум в ушах.


-Но на улице и в гостях, у дочери в квартире я ничего подобного не слышу!- возразила Липаева и спросила,- может, у кого-то из соседей кран неисправный, трубы так гудят?


-Не знаю,- пожала плечами Алла,- я не прислушиваюсь, и вообще все время живу на даче. Сюда редко приезжаю.


Вечером она рассказала мужу о страданиях Липаевой.


-Ты знаешь,- говорила она,- я стала прислушиваться и мне показалось, что откуда-то действительно исходит какой-то странный звук. Еле уловимый, но очень противный. Так ведь и заболеть можно, если не спать. Бывают же люди очень чувствительные. А у жены Липаева лицо совсем серое и коричневые круги под глазами. Надо бы ей санэпиднадзор вызвать с приборами, пусть измеряют шум. Может, это из поземного гаража?


- Каждый по-своему с ума сходит,- махнул рукой Эдуард Евгеньевич и пошел спать. Он хорошо знал , откуда этот звук, под него он сладко засыпал, зная, что его обидчики снизу невыносимо страдают. И всего-то дел, соорудить дырявую прокладку в водопроводном кране. А люди, может, быть, наконец, переедут отсюда и не будут больше мозолить ему глаза своим внуком.


Теперь по утрам, собираясь на работу и посматривая через жалюзи в окно, Косулич больше не видел маленького белокурого оборванца у мусорных баков. Это было ему приятно. А Владик больше не приходил за выброшенными продуктами и вещами во двор «болгарского» дома потому, что после смерти отца милиционеры отвезли его в приют. Оттуда он каждую неделю убегал и возвращался домой. У него был ключ от квартиры. Потихоньку отпирая дверь, чтобы не услышали старухи в подъезде, Владик пробирался в комнату и ждал здесь мать до тех пор, пока уже невозможно было терпеть голод . Тогда он также осторожно выбирался из квартиры и оправлялся в свой приют. Лялька все еще не возвращалась из психиатрической больницы, где ее постепенно приводили в себя.


Вернулась она через месяц, худая, одни кости, с мертвецкой бледностью на лице. Еле добрела до своего дома, открыла квартиру, сбросила с кровати вонючее тряпье вместе с матрацем, кинула на сетку старое одеяло и легла прямо так, накрыв голову курткой. Она долго спала, уже наступила ночь, когда ее разбудил крик во дворе. Лялька вскочила, ей показалось, что кричит Владик. Схватила со стола сковородку и выбежала из квартиры. Около второго подъезда какой-то мужик мутузил женщину, в темноте было не разглядеть. Та кричала, звала на помощь, но старухи , если и слышали, боялись выйти. Лялька узнала голос Нины Воронцовой, подскочила к мужику сзади и ударила его сковородой по голове. Тот сразу отскочил и побежал в кусты. Нина быстро отперла дверь и забежала в подъезд, за ней вбежала и Лялька, тут же захлопнув за собой дверь.


-Пойдем, пойдем скорее ко мне. А то очухается, вернется и прибьет,- говорила Нина и тянула соседку за рукав в свою квартиру. Она сдерживала рыдания, боясь разбудить и испугать сына.


Лялька стояла в дверях и не решалась пройти в комнату.


-Что случилось, это кто тебя так? – спросила она.


-Не знаю, какой-то гад напал у подъезда. Я со смены из больницы. Каждый раз иду, боюсь до смерти, Богу молю, живой оставить прошу. Пусть , думаю, изнасилуют, изобьют, только живой оставят, сын-то один дома.


-А Валерка где?


-На дежурстве, он теперь охранником работает на фирме. Все на квартиру собираем, может, удастся переехать отсюда. Мы с ним так рассчитали, что он уходит на дежурство, а я через час возвращаюсь. Сашенька в это время не успевает проснуться. По две смены берем…


Лялька стояла в дверях и не уходила. Она сказала :


-Давай, я вам помогать буду, ночью с мальчишкой посижу. Денег мне не надо, поесть что-нибудь… Не бойся, я не больная, у меня и справка есть, покажу. А днем буду работать. Мне надо Владика из приюта забрать, а то отберут совсем.


-Ты что, сможешь работать? Еле на ногах держишься,- засомневалась Нина.


-Это я от лекарств, вон всю искололи, вены синие, как у наркоманки. Две недели под капельнице лежала. А потом еще в отделении для нервных, не с психами.


- Проходи,- сказала Нина, осторожно проведя по вспотевшей головке спящего мальчика,- поешь со мной.


Они сели за стол, Нина разогрела в кастрюле борщ, налила в тарелки. Лялька стала медленно есть. Рука с ложкой дрожала.


-Да,- сказала Нина,- довела тебя жизнь…


-Эта жизнь кого хочешь доведет,- угрюмо ответила Лялька.


-Ты знаешь, у нас в больнице есть место санитарки. Приходи завтра, может, возьмут. Я тебя к нашему главному отведу. Там и поесть можно, до зарплаты продержишься. У нас на кухне остается, больные плохо едят.


-Ладно,- согласно кивнула Лялька,- только я с утра к Владику схожу.


На следующий день она пришла в приют. Увидев ее, Владик сказал :


-А я тебя все время ждал, дома. Но тебя все не было. Теперь ты меня заберешь отсюда?


-Нет, сынок,- вздохнула Лялька,- дома пока есть нечего. Через месяц я тебя заберу. А сегодня с тетей Ниной пойду на работу устраиваться. Ты побудь здесь , не убегай. Я к тебе еще приду.


Владик кивнул головой и пошел к ожидающей его воспитательнице, низко опустив голову, по которой она пыталась его погладить.


На работу Ляльку взяли на месяц по договору. Оформили в больнице ей санитарную книжку , но предупредили, что вычтут из первой же зарплаты за свою услугу. Валерий Воронцов категорически запретил жене подпускать соседку к их сыну. « Лучше уйди с работы»,- сказал он. Хотя в душе был благодарен Ляльке за спасение Нины от насильника. Его он пообещал выследить и прибить на месте.


Вадим полностью доверял матери, которой рассказывал обо всем, что с ним происходило. А Алла каждый вечер давала полный отчет об этом Эдуарду Евгеньевичу. Так ему удалось узнать, где его сын встречается с Мариной Боровковой. А встречался он с девушкой в театральной мастерской, где когда-то работал и ее отец, давно вышедший на пенсию и проживающий отдельно от семьи в своей квартире. Здесь Вадим с Мариной оставались ночевать, сюда к ним приходили друзья-алкоголики. Косулич не поленился заглянуть в этот богемный притон и застал своего сына, мающимся похмельем. Марина невозмутимо работала. Она поразила Косулича красотой. «Здоровая девушка,- подумал он,- а таскается с моим дураком.» Они познакомились под хмурые взгляды Вадима. Эдуард Евгеньевич соврал, что театр сделал заказ его фирме на перепланировку мастерской. «Мы его выполним в качестве благотворительной помощи»,- пообещал он и пригласил Марину в гости.


Вдруг в мастерскую заглянул старый Боровков. Марина познакомила его с Косуличем, а тот, похохатывая, неожиданно сказал :

-Представляете , захожу , а они сидят здесь, как два голубка, вот на этой лежанке…


Боровков смутился и не нашелся, что ответить. Вадима он знал давно, Марина приходила с ним в гости и они даже оставались у него ночевать. Он относился к этому с пониманием, его дочь уже побывала замужем, но развелась через три месяца. А теперь ей было под тридцать, и он переживал, что не доживет до того дня, когда Марина снова выйдет замуж и родит ребенка. Она засмеялась и после того, как Косулич ушел, успокоила отца:


-Он хочет нас поженить. Мама Вадиму сказала. А теперь мы вроде бы опозорены принародно, как в старину, и должны оформить наши отношения. Ну такая маленькая хитрость.


Боровков облегченно улыбнулся, но про женитьбу ничего не сказал, боясь обидеть Вадима. Он даже и не мог мечтать о таком выгодном браке для своей дочери. Очень хотела этой свадьбы и его бывшая жена, мать Марины, с которой они обсуждали по-семейному все проблемы дочери.


Свадьба Марины и Вадима по их желанию была очень скромной. Эдуард Евгеньевич предложил купить им квартиру, правда, однокомнатную, так как на большую у него пока не хватало денег. Но молодые отказались и жили временно у Боровкова на окраине города, в однокомнатной квартире на первом этаже пятиэтажного малосемейного дома. Со своими родителями в «болгарском» доме Вадим с женой жить отказался и его огромная комната там пустовала. Но жить у отца постоянно, стесняя его, Марине было неудобно, старик тяжело болел. И она попросила Эдуарда Евгеньевича купить им маленький домик на окраине города, недалеко от отца, который она нашла по объявлению. Стоил он очень дешево, потому что была не оформлена земля, большой участок в четырнадцать соток. Косулич оценил практичность своей невестки и купил дом, оформив договор на себя, а не на сына. Это смутило Марину, которая поняла, что от этой богатой, но скаредной семьи ей много ждать не приходится.


Через год их супружество закончилось весьма трагично. Однажды ночью, когда она завела разговор о детях, напившийся водки с димедролом Вадим ударил ее кулаком в переносицу так, что Марина захлебнулась кровью. Наутро расплывшееся, фиолетовое лицо было невозможно узнать. Косулич приехал, посмотрел, спросил коротко : «Не простишь?» И , получив такой же короткий отрицательный ответ, уехал.


Семья Боровковых не стала судиться с Косуличами, понимая, что проиграет процесс и только навлечет на себя беду. Марина вылечила сломанный нос и разорванную губу, подала на развод и съехала из домика на окраине города, тонувшем в густой зелени, обратно к отцу. Не пережив этой трагедии, Боровков вскоре скончался, оставив в наследство дочери свою квартиру.


Но Косулич все-таки хотел заплатить Марине за увечье, нанесенное ей его сыном-шизофреником. Однако своих денег ему было жаль, а тут подвернулся очень удобный случай. Его бывший водитель Валерий Воронцов рассказал ему о своей престарелой соседке Варваре Ивановне Толобуевой. Как-то они встретились, и охранник пожаловался, что та совсем плоха, недавно четыре дня пролежала на полу, сломав бедро, а уезжать в больницу все равно не хочет. В квартире грязь, вонь, кал на полу во всех комнатах. Унитаза, газовой плиты практически нет, все пришло в полную негодность. А у него больной ребенок, в квартире же нечем дышать. «Не дом, а какой-то протухший саркофаг,- жаловался Воронцов,- только успевай вонючих жмуриков вывозить».


-Я тебе помогу,- сказал Эдуард Евгеньевич.


-Ну спасибо!- обрадовался Валерий, не подозревая, о какой помощи говорит его бывший шеф.


В тот же день к Варваре Ивановне пришла Марина Боровкова, представившись работницей районного отдела социальной защиты населения. Еле дыша, она вошла в провонявшую испражнениями квартиру старухи и, вглядевшись в изможденное лицо, обрамленное венчиком кудрявых спутанных волос, вдруг узнала свою старую учительницу литературы, которая предсказала когда-то, что быть ей художницей. И старуха узнала бывшую ученицу. Они обнялись и расплакались. Марина поцеловала ей руки, погладила волосы.


-Я останусь с вами, Варвара Ивановна. Столько, сколько будет нужно.


Соседи не могли понять, как эта злобная замкнутая женщина подпустила к себе человека и позволила за собой ухаживать. Валерий и его жена и не подозревали, что сами упустили свой шанс именно в это время, когда Толобуева была уже на смертном одре. Варвара Ивановна хотела умереть по-человечески, на чистых простынях, чтобы после смерти предстать перед людьми в приличном виде. Поэтому теперь она приняла бы помощь от любого, кто захотел бы помыть и покормить ее. Когда Марина надела на нее огромный памперс, предварительно обработав пролежни, Варвара Ивановна прошептала : « Теперь я в раю».


Пока старуха спала, Марина осмотрела квартиру. Ремонта здесь не делали, по-видимому, лет сорок, не меньше. Ее поразило то, что стены в коридоре и на кухне растрескались так, будто дом пережил бомбежку. Она прикинула, за сколько все это можно будет продать? Эдуард Евгеньевич обещал ей помощь в оформлении завещания, но поставил условие – напополам с Вадимом. Марина согласилась, хотя и понимала, таким образом Косулич пытается вернуть ее сыну. Но их уже развели в суде и к тому же она была беременна от другого, хотя и скрывала свое положение.

Бывший свекор объяснил ей, что дом идет под снос и всем дадут новое равноценное жилье. На что Марина только усмехнулась про себя : « Ну да, ждите, что я въеду в новую квартиру с вашим сумасшедшим, который на второй же день убьет моего ребенка о стену…» Нет, у нее только один выход – если получится с завещанием, продать свою половину и, сложив деньги за отцовскую квартиру, которую она уже выставила на продажу, купить приличное жилье себе и своему будущему ребенку. У Марины кружилась голова, она чувствовала, что сейчас упадет. Со страхом подумала : «Сдохнем мы здесь вместе с Варварой Ивановной в ее бомжатнике».


Она спустилась на первый этаж и позвонила в дверь к Воронцовым. Вышла Нина, хмуро посмотрела на Марину и спросила :


-Когда-нибудь эта вонь кончится? У меня ребенок больной, увозите ее отсюда поскорее.


-Никто ее отсюда не увезет, она не хочет, у нее есть все гражданские права, как и у вас,- ответила Марина.


-А кто же за ней будет ухаживать, ведь она не двигается?


-Я буду ухаживать, а что?


- Не понимаю,- недовольно сказала Нина,- что здесь происходит в конце концов? – захлопнула дверь и крикнула мужу,- представляешь, никакой это не собес! Это жулье, а мы, выходит, проморгали! – и заплакала.


Валерий побледнел и угрожающе проговорил :

-Ну это мы еще посмотрим…


На работе он пожаловался Елене Владимировне, что какая-то Боровкова, как та представилась его жене, прикинувшись работницей соцзащиты, поселилась у его умирающей соседки и даже прописалась. Теперь квартира может остаться ей. Федосова, услышав знакомую фамилию, которую из ее памяти не выбили даже годы отсидки, засмеялась:


-Кто-кто? Боровкова? Если она из той семьи, которую я хорошо знаю, то тебе придется туго. Их только – с вещами на выход. Иначе не возьмешь…


Ночью над головами Воронцовых раздался стук, а потом какие-то скребки. Саша проснулся, заплакал, закашлялся, Нина побежала за лекарством. А Валерий ,вскочив с кровати и кое-как натянув трико, помчался наверх. Он позвонил в дверь Толобуевой, открыла Марина. Не сказав ни слова, Валерий схватил ее за волосы и потащил из квартиры. Она вырвалась, но он не дал ей войти обратно, а снова потащил, растягивая рукав вязанного свитера, к лестнице. Ему удалось вытолкать ее из подъезда и запереть дверь. После чего он вернулся к Нине и лег в постель, не раздеваясь. Его трясло, жене тоже было нехорошо. Она молчала и испуганно прислушивалась к тому, что происходит на улице. А там вскоре раздался шум машины. В дверь подъезда сильно застучали. Воронцовы не пошли открывать. Поднялись соседи напротив и впустили милиционеров, которые привели обратно растрепанную и заплаканную Марину. Она поднялась с ними наверх, вошла в приоткрытую дверь квартиры Варвары Ивановны и достала из сумочки паспорт с пропиской по этому адресу. На кровати лежала взволнованная растрепанная старуха. Посередине коридора стояло ведро с мыльной водой и валялся скребок, которым Марина очищала пол от кала.


Милиционеры ушли, Марина, рыдая, рассказала, что ее избил сосед снизу. Варвара Ивановна слушала , кивала, потряхивая своим спутанным венчиком на голове, потом с волнением спросила:


-Мариночка, а когда же придет нотариус? Завтра придет? Я очень волнуюсь, приведи человека, пожалуйста. Я очень боюсь оставаться одна. Не уходи больше, прошу.


-Завтра придет,- кивнула Марина.- Я больше не уйду, не бойтесь.


На следующий день Косулич сам привез нотариуса, но из машины выходить не стал. Через несколько минут женщина вышла из подъезда и села в машину.


-Все в порядке, - сказала она.- Толобуева в здравом уме и дееспособна. Она сама очень хотела составить завещание , но только на одну Марину Боровкову.


Косулич даже притормозил, но нотариус улыбнулась:


-Все в порядке, Эдуард Евгеньевич, ваша невестка упросила ее сделать завещание на нее и на своего мужа, вашего сына, потому что он ей помогает .


Через два часа документ был готов, и Косулич привез нотариуса , чтобы та отдала его на подпись Варваре Ивановне. Старуха неслушающимися пальцами взяла ручку и кое-как нацарапала свою фамилию. После чего документ был вручен Марине. Она спустилась вниз к машине и, держа завещание в руках, сказала, что сделает копию и передаст ее Вадиму.


- И еще вы должны знать, Эдуард Евгеньевич,- добавила его бывшая невестка,- я дожидаться переселения не буду. Я выставлю свою долю на продажу, как только это будет возможно. Но если вы хотите получить нормальные деньги, давайте продадим ее вместе.


Косулич молча выслушал, пожал плечами и уехал, так и не сказав ни слова.


Через два месяца Варвара Ивановна скончалась. Косулич оплатил похороны. Марина, прибрав квартиру после похорон, заперла ее и уехала в больницу на сохранение беременности.


Сын у Валерия Воронцова никак не поправлялся, Нина все время плакала и старела на глазах. Сам он становился злее с каждым днем. Иногда ему казалось, что мог бы порвать на куски любого, кто попадется ему под руку. Особенно он смурнел после встреч с Еленой Владимировной у нее на квартире. Его не утешали даже деньги, которые она совала ему всякий раз при расставании. Наоборот, это раздражало еще больше – Валерий понимал : ни его и женина зарплата, ни эти подачки не позволят никогда им купить другое жилье. Он начинал попивать.


Однажды начальница , лежа на диване и прикрывая простыней свой дряхлый живот, заговорила с ним о деле, ради которого , собственно, и сошлась с ним.


-Ты знаешь, чем занимается наша фирма ?


-Знаю, конечно. Деньги на строительство домов у народа собирает. Все говорят, дешевые квартиры там, но я не верю. Чтобы новые – да дешево?


-И зря не веришь,- возразила Елена Владимировна.- Хотя я тебе о другом скажу. Сколько ты еще горе мыкать в своем подвале будешь? Ребеночка там держать нельзя, пора выбираться на белый свет.


- Не выбраться мне оттуда, нет такого способа. Если только переселят когда-нибудь,- угрюмо возразил Валерий.


- Ты не прав, способ есть. Не знаю только, решишься ли?


-Ну если ограбить кого…


-Почему – ограбить? Можно просто взять большие деньги, которые рядом с тобой лежат.


-Это где?- изумился Воронцов.


-В сейфе у «Народной стройки», которую мы охраняем. Слушай, что я тебе скажу. Эта «Народная стройка» - сплошное фуфло, мыльный пузырь. Хозяева фирмы – обыкновенные жулики. Они ничего никому строить не собираются и сами каждый день трясутся от страха, что их повяжут. И повяжут, до меня доходят кое-какие слухи. Деньги надо из сейфа забрать, но передать им. Вознаграждение за организованный грабеж – как раз тебе на квартиру. Не на новую, конечно, но более приличную, чем твоя.


-И тогда ментам там взять будет нечего? Ну и дела… А как же люди-то, огромные средства отдали и без квартир останутся!


-Людям надо получше мозгами шевелить и не лезть в такие аферы. Что, это первая пирамида? Уж сколько наш народ учат, а ему все нипочем! Но ты над мировыми проблемами голову не ломай. Если согласен хозяевам помочь, давай, все обсудим. Действовать нужно быстрее, а то все на бобах останемся. Тебе деньги нужны или нет?


-Еще как нужны. Да страшновато, кино какое-то. Стрелять хотя бы не придется?


-Может , и придется, это как получится. Грабеж есть грабеж, все должно быть натурально, ты пойми. Но все будет зависеть от тебя, от твоей сноровки.


Федосова подробно изложила ему план нападения на охрану «Народной стройки», нарисовала схему передвижения на бумаге, заставила запомнить и рассказать наизусть. Потом эту схему сожгла.


-Когда делать-то?- спросил Валерий, словно в забытьи.


-Завтра в семь утра. Домой не ходи, на работу пойдешь от меня. Ну – выпьем? Для бодрости…


У нее, оказывается, все было приготовлено : дубликаты ключей от дверей и от сейфа, новая униформа, боевое оружие и даже сумка для денег. Валерий сильно напился и свалился спать. Он не слышал, как весь вечер Федосова кому-то много раз звонила, внимательно поглядывая на него. Но он ничего не слышал. Утром его трясло. Но пить не больше не стал. Оделся и вышел в синие зимние сумерки раннего утра.

Когда Елена Владимировна через час пришла на работу, то застала страшную картину. Трое охранников были убиты, стулья, шкафы, ковры – все было в крови. Сейф стоял открытый настежь, кроме помятых бумаг в нем ничего не было. Она нажала тревожную кнопку, но по лестнице уже бежали спецназовцы.


Федосову задержали на месте и ,проведя следственные действия, увезли на допрос в прокуратуру. Оттуда она не вышла. Позже в газетах написали, что она арестована и подозревается в организации нападения на «Народную стройку». А Валерия опознали среди убитых охранников, но он уже ничего не мог сказать, потому что застрелился, как только увидел, что здесь уже поработали до него. Ребята лежали в крови, а сейф был пуст. Его просто подставила старая, умудренная тюремным опытом, баба. Но и она не знала, кто забрал деньги.


Через день после разыгравшейся трагедии в сданном им в аренду помещении , принадлежавшем его фирме «Городской квартал», Эдуард Евгеньевич Косулич слег с инфарктом в больницу. Жена и сын приходили к нему два раза в день. За ним хорошо ухаживали, и скоро он пошел на поправку. Его уже собрались выписать, но Алла попросила задержать Эдуарда Евгеньевича на день-другой. Она не хотела, чтобы мужа расстроили похороны жены Липатова, которая скончалась от опухоли мозга.


В тот день, когда Валерий застрелился, Лялька была дома, отдыхала после смены в больнице. Вдруг за стеной раздался страшный крик соседки, Лялька с перепугу бросилась было в дверь, да остановилась, увидев во дворе несколько милицейских машин. Идти к Воронцовым она не рискнула, а стала прислушиваться к тому, что происходило за стеной. Но кроме истошных криков Нины ничего не могла расслышать.


Скоро все в старом доме знали, что Валерка Воронцов застрелил людей и не то его пристрелили, не то он сам себя прикончил. Ждали, когда Нина привезет мужа в гробу, чтобы похоронить. Но этого не произошло. Когда, кто и где его похоронил, так и не узнали. А Нина не рассказывала. Даже Ляльке, которую теперь часто просила посидеть с сыном.


Земельные участки, которые подготовила местная администрация для «Народной стройки», так и остались невостребованными. На фирму было подано огромное количество заявлений в суд, теперь предстояли долгие разбирательства от нижних инстанций к верхним. А пока что в центре города строили семнадцатиэтажный дом, который на паях заложили несколько богатых фирм, в том числе и банк, построивший «болгарский» дом. Его жителей очень раздражало строительство, так что они нашли нужных людей, заплатили им деньги за то, чтобы те устраивали акции протеста около едва начавшейся стройки и портили настроение пайщикам.


Но на эти протесты администрация не обращала никакого внимания. Городу нужны новые жилые дома, а денег на строительство нет. Уже заложили годовой бюджет, выпустив ценные бумаги, которые тут же скупили банки. Заложили даже само здание мэрии. Мэру приходилось искать неординарные решения. Он словно пасьянс раскладывал на своем рабочем столе документы на отвод земельных участков под строительство различных объектов. Сегодня у Алексея Леонидовича Подколоднева все удачно складывалось. Он назначил встречу своему главному архитектору Эдуарду Евгеньевичу Косуличу, владельцу самого крупного городского казино Василию Игнатьевичу Ровнову и генеральному директору химзавода Николаю Ильичу Худякову.


Когда они собрались, он сказал :


- Я изучил ваши заявления на отвод земельных участков под строительство. Для жилого дома химзавода у нас есть участок в центре города, но там надо сносить двухэтажную развалюху и расселять шестнадцать семей. Для казино места в городе нет и не может быть по закону. Но есть большой участок на окраине. Вам, Василий Игнатьевич, все равно придется переносить свое заведение из центра. Я предлагаю очень хорошее место в Заречье. Но придется договариваться между собой. Вместе вы, думаю, решите вопрос расселения . Ведь шестнадцать дешевых маленьких квартир как-нибудь осилите? Там люди доведены до предела, поедут, куда скажете, сопротивляться не будут. Им бы только выбраться из этой пещеры. И нам ее с глаз долой пора убрать – экое позорище в центре! Эдуард Евгеньевич вам все объяснит, как и что оформлять. Если договоритесь, приступайте, хоть завтра.

После совещания все удалились в кабинет Косулича. Они были хорошо знакомы и договаривались не в первый раз. И сегодня вопросы уладили миром. Владелец казино на паях с химзаводом брался расселить людей, хотя не его, казалось бы, задача решать жилищные вопросы города. Но откажись они сейчас с Худяковым, Косулич заломил бы такую цену за земельные участки, что и многоэтажки бы не хватило расплатиться, а не то что каких-то шестнадцати дешевых квартир. Так что выбирать не приходилось… Разошлись довольные, пожав друг другу руки.


Эдуард Евгеньевич был очень рад, что все с вопросами расселения уладили быстро. У него было много дел на заканчивающемся строительстве коттеджа. Поставил он его на том участке, который когда-то вместе со стареньким домом-пятистенкой купил Вадиму и Марине. Теперь там за высоким красивым забором возвышался белый особняк. Остались небольшие отделочные работы и можно было выезжать из опостылевшего ему «болгарского» дома.


Нина после смерти мужа ушла из больницы и устроилась мыть полы в магазине рядом с домом. Денег было мало. Она постоянно недоедала и с трудом поднимала тяжелые ведра с горячей водой. Иногда ей помогала Лялька, которую продавцы хорошо знали еще со времени ее запоев и признавали за свою, поскольку сами пили каждый день. Однако та теперь не употребляла, а ходила на работу и Владик был с ней. В квартире у них было пусто и неприбрано, но пьянь с улицы женщина больше к себе не пускала. А Владик даже иногда ходил в школу, если мог встать утром пораньше. Но они с матерью тоже недоедали , и настроения не было у обоих.


Нина теперь часто молилась по вечерам, уложив сына спать. Она просила господа обратить на них, сирот, свой божественный взор и помочь в этой несчастной жизни хоть чем-нибудь. Однажды ее молитву прервал звонок в дверь. Она открыла и увидела на пороге незнакомых людей. В первый момент даже испугалась, подумав, что снова пришли ее допрашивать из-за Валеры. Но они прошли в комнату и стали оглядывать ее убогое жилище. Среди них знакома Нине была только начальница их жилконторы, которая держала в руках раскрытую домовую книгу.


-У меня за квартиру все уплачено, до копейки, долгов нет,- растерянно сказала Нина.


-Кончились ваши долги здесь,- сказал один из гостей.-Переезжаете.


-Куда?- спросила Нина.


- В новую квартиру, куда же еще!


У Нины подкосились ноги , и она упала на колени перед мужчиной. Это был сам хозяин казино Василий Игнатьевич Ровнов. Он испуганно отшатнулся.


-Да вы что, встаньте,- нахмурилась начальница жилконторы,- лучше достаньте паспорт и свидетельство о рождении ребенка. Потом я вам расскажу, какие документы надо оформлять.


Когда комиссия , осмотрев весь дом, ушла, к Нине прибежала взволнованная Лялька. Они до самой ночи обсуждали свое новое положение, гадали, где будут жить: снова все вместе или в разных местах? А потом расплакались, вспомнив своих безвременно погибших мужей. «Если бы раньше такое счастье, целы остались бы мужики, им еще жить бы да жить, и все было бы иначе…» Их беседу прервал заспанный Владик, который пришел за матерью и заявил , что завтра ему рано вставать, чтобы не опоздать на уроки.


Квартиру Варвары Ивановны за хорошие деньги купил Рафик Низамов, который держал несколько палаток на том микрорынке, где в свое время побирался Владик. Марина забрала свою половину, отдав вторую Косуличу, который лично присутствовал при сделке, маяча за спиной сына и исподтишка поглядывая на Маринин живот.


С Мариной к нотариусу пришла ее мать, немолодая женщина с усталым лицом. Она теперь постоянно ходила с дочерью и помогала ей, беря на себе большую часть забот. А их было немало. Марине удалось провести цепочку выгодных сделок с недвижимостью, в результате которых она оказалась владелицей трехкомнатной квартиры в центре города и у нее еще оставались деньги на большой ремонт, мебель и все необходимое для малыша. Марина переносила свою беременность легко и всюду лезла делать все сама, что пугало ее мать, которая очень боялась, что дочь ушибется и навредит ребенку. Она так устала, что здесь, у нотариуса, ей было не под силу вспоминать старые обиды, нанесенные Косуличами, и поэтому даже с улыбкой посматривала на своего бывшего свата с готовностью отвечала ему, если он о чем- то спрашивал.


Мать забрала все деньги, вырученные за половину квартиры в старом доме, и спрятала их у себя. Не прощаясь с Косуличами, они с дочерью поспешили по своим делам. В большой Марининой квартире они чувствовали себя непривычно маленькими под высокими потолками , но любоваться приобретением было некогда. Недоделанной оставалась одна комната, которую Марина определила под библиотеку. Там уже стояли огромные книжные шкафы и стол с компьютером. А на стенах виднелись обрывки старых обоев.

-Ничего,- успокаивала Марина мать,- главное, детская, гостиная и ванная с кухней готовы. А это – мелочи! Я тебя очень прошу, если я не успею, возьми сама доверенность у хозяина земельного участка, пока он не передумал продавать. Нам с ребенком без дачи никак нельзя! Тем более, что земля в черте города – я узнавала, она дороже этой квартиры стоит на самом деле. Мы должны довести эту сделку до конца. А то деньги улетят, не заметишь как.


Марина еще раз прошла по комнатам, огляделась и, встав посередине детской , обставленной голубой мебелью, сказала :


- Ну а теперь можно рожать.