Вднх

ВДНХ

 Чем ближе к центральным воротам, тем громче, отчетливее бубнят мегафоны. Ты идешь, и «Чертово колесо» справа от ворот плывет бесконечно плавно, движения колеса и твое накладываются, и такой получается эффект, как будто оно не крутится, а медленно-медленно катится по земле, неостановимо.
 Холодное серое рассыпчатое пюре втаптывается в асфальт.
 Летают над выставкой обрывки мелодий, сшибаются, перекрывают друг друга.
 У женщин, притопывающих за лотками, от многочисленных кофт под фартуками белые подушечные брюшки.
 Запахи дыма, мяса. Шашлычники, склонившись над углями, повозят-повозят шампуры, вскинут глаза — а они у них в е с е л ы е.
 Что-то оглянешься: о! Дон Кихот и Санчо Панса. Костлявый большой на лошади и сзади девушка на пони. А вот она сидит на бордюре, отвернулась, а пони — скульптурная композиция — положил ей голову на плечо, закрыл глаза от чувства, отдает себя: «Я твой пони». Сразу видно, кто любит, кто позволяет себя любить.
 У девушек при лошадях обветренные лица спортсменок, хриплые голоса.
 Подтаивает студеная, блестящая, тяжело растекшаяся по асфальту пленка. Люди идут, а под ними, головами вниз, соединяясь с верхними подошвами, идут люди нижние, размытые в зигзаги.
 В павильонах переклички мобильных телефонов, нежные дрожащие сигналы.
 На полках шеренги твердо бликующих молодцеватых черных грудей в бюстгальтерах — как строй в полной амуниции на плацу: «Сми-рно!» Так же напряженно подались вперед.
 В отделах белья не должно быть казармы! сюда надо нанимать негритянок! Чтобы восседали голые, яркие — в накрахмаленных, ажурных лоскутках. Чтобы скалили зубы и приплясывали коленками.
 Мебельный салон. Говорят негромко, взирают почтительно, двигаются осторожно. Диваны подавляют. Кресла величественны и дородны. Шкафы распирает от значительности.
 После пафосной сумрачной мебели, после бессмысленных и тяжких кожаных курто к, вдруг резко станет светло, как будто распахнули окна. Это отсек с белоснежными стиральными машинами (и торжествующими холодильниками).
 Вещи стали главные. Они красуются, принимают неприступные позы. Склоняют к совместному проживанию.
 Спесиво замерли дамские полусапожки. Как будто топнули, притопнули раздраженно и — замерли.
 «Да вы померяйте, что думать... Ноги у вас с собой?» Покупатель топает на резиновом коврике; продавщица, наклонив к плечу голову, ушла в созерцание процесса. «Дешевле вы нигде не купите» — и твердо, со значением посмотрела: не купите.
 Из отдела степенно выходит пожилая пара. Вслед:
 — Ну и кляча — ничего ему не дает купить! Что ни обует — она уже на пороге с козьей мордой стоит. Где ж он купит!
 Надменная продавщица, которая сразу начинает — что? — просто очень невинно, добродушно улыбаться, когда приносят возвращать бракованный товар.
 Бар, красное дерево. В углу стойки из бочонка плывет в бокал тонкая вишневая дуга. Бокал полон, бесшумно переливается на поднос. Перебарываешь желание ткнуть в струю пальцем. Радостно:
 — Девушка, у вас через край льется!
 Отрывается от книги, с довольной улыбкой говорит:
 — Угу...
 Оказывается: маленький рекламный водопад для дураков.
 Девушки перед манекеном в костюмчике подались друг к другу, наклонили друг к другу головы, такие серьезные лица можно увидеть где-нибудь в «Эрмитаже». Перед костюмчиком они могут стоять бесконечно долго, а костюмчик будет течь и течь в их впитывающие лица.
 А далеко на верхнем ярусе обязательно замерла фигурка. Это молоденькая продавщица, она скучно смотрит вниз.

 1996