Бывают такие дни, когда терпеть больше невозможно

В один из таких дней, солнечный и ясный, пышуший жарой и сверкающий пролившимся ночью дождиком, осеняемый пением птиц и детским смехом под окнами….. короче, в один из таких дней она почувствовала, что внутри ее что-то происходит помимо ее воли. Она не сразу поняла процесс, но когда поняла, даже огорчаться было уже бессмысленно, да и не хотелось. Дело в том, что в тот день, боль, копимая ею уже несколько лет, непереваренная, невыплаканная, неутоленная и много всяких не, боль, выползла наружу. Это не был обычный всплеск, который можно переплакать, пережить, или на худой конец запить водкой, нет, это было планомерное наступление по всем фронтам. Боль пошла у нее горлом, вылилась вместе со слезами и соплями им сопутствующими из глаз и носа, выползла из ушей, просочилась во все поры и неумолимо начала сворачиваться вокруг нее. Из чернильной, немного кляксоватой лужи у ее ног, из свисающих с пальцев водорослей липкой массы, из клубящихся вокруг капель, начали прорастать сталактиты и сталагмиты, и образовали вокруг нее, растерянно взирающей на данный процесс, что-то вроде частой решетки. А когда решетка полностью образовалась, она почувствовала, что вырываться бесполезно, и вместе с тем, пришло какое-то, немного даже радостное ощущение, что это навсегда. Между тем, решетка зарастала пеленой, и, через некоторое время, образовала вокруг нее аккуратненький, и вполне даже симпатичный кокон. Он не был банально черным, нет, он был густо-густо фиолетовым, как грозовая туча, даже с намечающимися молниями то тут, то там. Кокон упруго пружинил, при соприкосновении с другими людьми, оставаясь, впрочем, невидимым для них («что и хорошо» - думала она - «хороша бы я была в форме фиолетового яйца полутораметровой высоты, разгуливающего по улицам»).
Но этим дело не ограничилось. Подобно тому, как тело ее обволоклось коконом, душа ее тоже была погружена в боль. Душу она всегда представляла себе как некое золотое бесформенное облако, соответственно, после случившегося, душа представлялась золотым яйцом в фиолетовой, правда намного светлее, чем внешняя, оболочке. Она только теперь в полное мере поняла, что значит «равнодушие». Ее душа стала гладкой и ровной, с нее скатывались любые чувства, просто скользили по блестящей, мерцающей золотыми искорками, поверхности ее души не царапая и не раня. Это было приятно. А когда какое-то наиболее сильное или упрямое чувство настойчиво, иногда с разбегу, пыталось все же пробиться во внутренние, тщательно охраняемые слои, то из кокона вылетал мерцающий протуберанец, обволакивал настырную эмоцию и тащил ее к себе, и это было красиво. Внутри он долго перекатывал и переваривал ее, а потом, отшлифованную, смягченную и неопасную допускал к душе, и это было приятно.
У нее началась другая жизнь, жизнь внутри боли. Она теперь осталась наедине с собой. Долгими месяцами она тщательно перебирала кусочки эмоций, обиды, воспоминания и радости, протирала, вернее, продирала их шкуркой беспристрастности, полировала добрым, теперь, отношением и раскладывала по полочкам. Душа обретала долгожданный порядок.
И вот, однажды, среди немногих оставшихся завалов блеснуло что-то интересное, не пыльное, сияющее собственным светом, почти как сама душа. Она потянулась к этому с неожиданным для себя пылом, на секунду забыв об осторожности, ведь в ее душе уже так давно ничего не случалось, и сверкающая, неровная, с острыми краями, любовь, освободившись от груза последней обиды, неуклюже и угловато, но стремительно рванулась к сердцу. Она не смогла ее удержать, рассмотреть, да и порезаться боялась и любовь, вспоров на своем пути душу и кокон пронзила и разодрала на мелкие клочки такое спокойное сердце.
В одну секунду вспомнились четыре руки, держащие пушистое сияющее чудо любви, его руки, вкладывающие половинку ее, странным образом больше целой части в ее душу, и прикосновение ее рук к его шелковой душе…… Как же они сияли тогда…….
На холодной осенней земле, под бесконечным белым небом, лежит красивое молодое тело, глаза открыты в себя. А губы ждут прекрасного принца, который не побоится обрезаться и достанет из молчащего сердца, такую острую, неуклюжую и опасную теперь, любовь…..