Сказка про странную гору

       Как-то раз, однаждым знойным полуднем, во время солнцепечения несносного и безветрия полнейшего; когда все деревья зеленолистые корни свои в утробу земляную припрятали старательно, а облака с неба тенью негустой на почвенную рыхлость попадали, шел поп Мараска в сторону хибарки Варварки-Пьянкиной и под нос свой, от жарыни красный, песенку какую-то напевал и, тем же путем идучи, походную баночку запасливую попивал, шаги с глотками сообразно растягивая.
       Шел он, шел и вдруг подошел подножию горы неизведанной, небольшой такой, но все-таки высокой довольно и совершенно здесь раньше не стоявшей.
       Подивился поп Мараска нечаянно: откуда это горы на ровном месте берутся? да от удивления великого упал и докатился до самой вершины!
       Упав на такое верхотурье, для сухопутного попа невиданное, запугался Мараска высот немереных и начал на помощь силы небесные призывать.
       - Ой, птички мои толстокрылые! Снесите меня с горищи этой проклятой, не то голова у меня кругом пойдет и упаду я дальше, на небо; а туда мне еще рановато будет, да и вообще - место занято...
       Причитал так поп Мараска и из торбочки бутылистой силу для поддержания равновесия на острие базальтовом тянул помаленьку...
       А тем временем, когда Мараска-поп на горище сидел и с птицами да муравьями беседы призывистые вел, шел, изнывая от штиля мертвого, живой моряк Тонулка на веслах деревянных по лесу родному. Вдруг - слышит вострым тельняшечьим ухом: кричит кто-то. Не испугался смелый матрос окрика злого - стал мотор разводить, да уголь в топку подбрасывать. Раздул пары да ка-а-ак отправится к волшебнику Думалке! Себе на подмогу против страшного и опасного крика.
       А волшебник Думалка в ту пору со сказочником Писалкой сидели в подполе: банки грибушные считали и пиво Думалкино попивали.
       - Еще одна, - сообщал мирный сказочник, сидя на полу о банку спотыкаясь и на мышку, пивом улитую, перстом указывая, - вон, побежала...
       - Хай себе бежит, влажноногая, - соглашался Думалка, - давай-ка еще по баночке, пока они у нас все не разбежались...
       И тут, во времена такой беседы мирственной, влетает в подпол Думалкин целый моряк Тонулка со своим фрегатом и бушпритом прямо в волшебника доброго пуп тычет:
       - Д-д-д-думалка!.. П-п-п-писалка!..
       - Да, это мы, - соглашается добрый сказочник, взвинченного моряка на корму усаживая и пива ему в румпеля наливая, - а что стряслось? Иль у коровы яйцо снеслось?
       - Нет, - ответствует охолонувший пивом пенным матрос вахтенно-непьющий, - но кто-то в лесу нашем все-таки страшным голосом орет!.. Не иначе как сирена завелась!
       - Странно, - удивляется мудрый волшебник, еще пивом густоструйным соображение усугубляя, - у меня возле дома сиренна растет, но я никогда не слышал, чтобы она орала... Только цветет по весне!
       - Да не сиренна, которая растет, а сирена, которая орет! - поясняет дальше Тонулка, на рее подтягиваясь и за новой кадушечкой потягиваясь, - страшным голосом!
       - Ничего не понимаю! - говорит решительный сказочник Писалка, - кого орет? Оралом?
       - Да нет! - вносит ясность в мысли дружные, пивными струями спутанные и пеной потушенные, матрос Тонулка, - пойдемте, лучше покажу, а то мне одному не зело боязно...
       - А-а-а... - соображают тут оба сображника, - вот тут в чем сирена!.. Ну, пошли...
       И, вылезши из погреба, отправились все трое, прихватив с собой для балласта немного пивка для охлаждения парусов и протирки палубы, на встречу со страшным звуком и изображением, вероятно, так же невиданным...
       Долго, не долго, но подошла компания к тому месту, где моряк Тонулка впервые глас трубный услышал, и остановилась для совета военного, первую моряцкую встречу с неведанным с сапог травой и об землю счищая.
       - Тут это было, тут, - уверял смелый матрос, настороженно по сторонам в перископ глядючи.
       - Да видим, что тут, - соглашались сказочник с Писалкой и волшебник с Думалкой, Тонулкину встречу первую ветками прибрасывая, - только, вот, ничего не слышим...
       И вдруг - раздался где-то в вышине покрик ужасный, нечленоразделительный:
       - А-а-о-о-у-у-у-ть!!! А-а-а-о-о-о-у-у-ю!!!..
       Не испугались смелые ватажники сирены гласа несусветного, стали на травку присаживаться, да по лопухам прятаться... Насилу во встречу Тонулкину первую тремя ногами сразу не угодили.
       - Какое, однако, пиво несвежее, - сетовал волшебник Думалка, от храбрости в репейниках покряхтывая, - эва, как прошибает!..
       - Да... - соглашался сказочник Писалка, жухлу травную из волос вынимая, - кричит нестрашно, небоязно...
       А моряк Тонулка и вовсе на дно улегся, баки продул и глаза на один бок как камбала свесил. Лежит - цвет земли немытой принимает...
       И, вдруг, доносится до залегших от мужества смельчаков дух знакомый, попово-мараский. И в раз услышали они в крике сиреновом слова адвергонские!
       - Тюй! - воскликнул тут Думалка, - це ж Мараска-поп!
       Выбежали тут все из блиндажей да укрытий и, выскочив из лесу, прибежали к горе, на которой, подобно архару, горевал поп Мараска альпийский.
       - Як же он, скаженый, в тую гору забретался? - спрашивает дальше волшебник Думалка, сала с утра сильно переевший за завтраком, луком обильным.
       Стукнул по спине его сказочник Писалка, дух сальный вышибая, и, в свою очередь, тоже интересуется:
       - Чего ты, Мараска, на гору залез?! Горуешь или за мумиё пособирать?
       - Какое: залез?! - кричит в ответку поп, - Кому за мумиё?! Упал я сюда! Грохнулся!..
       - Упал? - удивляется матрос Тонулка сообразительный, - с мачты в трюм - я падал, с палубы на берег - рухал, с печки на пол - также валился, но со дна на крышу - никогда!..
       - Нос одна? - уразумел не до конца охмуренный пивным пузырем волшебник Думалка, - у кого нос одна никогда?
       - Со дна! На крышу, - разъяснил слова свои матрос лексически, - Никогда!
       - Да! - подтвердил не твердо на ногах матроса стоящий сказочник Писалка, - Ни дна тебе, ни крышки. Вот такие вот делишки.
       Примолчали тут все ошарашенно, стихами сиюмоментными в самые пятки душевные пораженные. Один только Мараска поп на крыше мира не успокаивается: ходит лежа на животе, вкруг пика горного ужом кольцуется...
       - Хватит вам словищами словоблудничать! - кричит, - Думайте, Вась Машу, как меня с горищы этой подснимать! Ой, горе мне горное!..
       Задумались тогда по совету духовному друзья-ватажники, принялись планы с огородами городить да выстраивать.
       - Давайте ему круг спасательный кинем, - моряк Тонулка предлагает, - пока мы решать тут будем. А не то, ровен не час, уйдет Марасыч в жерло, только мы его и не видели...
Взялись тут все руками крепкими за углы круга спасательного и зашвырнули его на горищу проклятую. Да только не совсем складно дело это у них скласться сложилось. Угодил круг спасательный углом своим острым аккурат попу в попу, а тупым - в пуп. Застонала попа попа, да и поп чуть не опупел от боли неожиданной.
       - Вы что, - кричит, - с ума сбесились? В живое тело предметами омертвевшими кидаетесь?
       - Не в попа ли мы попали? - сказочник Писалка спрашивает, - что-то больно голос у него стал.
       - Ничего, рассосется, - успокоил сказочника, как море взволнованного, волшебник Думалка, еще из одной баклажки пивной шишку пробковую вынимая, - до сратьбы доживет.
       - До чего бы досрать? - моряк Тонулка филологично спрашивает.
       - До живет, - ему мудрый сказочник отвечает, а сам глазами на гору косит, - давайте, однако, быстрее думать. А то вечер скоро станет. Как в потемках Мараску сымать, ежели мы и на свету сего сделать пока не можем?
       - Да, в потемках не сносить нам брони... - расстроился маринист Тонулка, - давайте, правда что, думать.
       И стал голову свою, бескозыркой обрамленную, пальцами жилистыми разминать, мысли наружу выдавливая. Потекли мысли из-под шапки: по щекам, на выю, с носа свисают...
       - Ты бы, Тонулка, что ли высморкался, - советует добрый Думалка, - не ровен час на суше захлебнешься...
       А тут и поп Мараска - орный горёл - крыльями машет, клювом разверстым щелкает и голос свой безвыборный с горищи подает, да жару в печку мысленную друзьям поддает:
       - Ей, мазь нашу, долго вы там думать-соображать станете? Ведь погибну я, окаянные, как пить не дать околею! Доколе?!..
       Поняли отчаянного попа соватажники, торопиться зачали.
       - Ладно, други, - говорит Тонулка-моряк, - пойду я, что ли... Дел много, да и...
       Остановили тогда все разошедшегося до хаты капитана Тонулку, укорили немножечко. Но вскоре перестали и даже листов лопуховых к синякам да шишкам наприкладывали...
       И тут пришла в голову Думалки светлую, как луч лунный на лужу падающий, мысль суразная. Придумал он, кудесник хитроносый, каким марасом попа Макарку с горы выудить да подвысидеть. Прилег он, своим открытием умиротворенный, на землю от внимания притихшую, голову на кочку смирную приложил, глаза близозыркие под кустик одувановый закатил, от напряжения мыслевого отдыхая. А все остальные, уяснив, что учитель скоро слово молвить скажет, примолкли почтительно и рядышком в пепел кружком угольным расселись. Сидят, прахом да пылью друг дружку посыпают, слова мудрого ожидают...
       И тут открыл Великий Учитель и Небосводный Думалка рот свой блаженный, зашевелились во тьме благодатной умный язык и постигшие амброзию с неким таром зубы: вот-вот заголосит... Замерли все, моряк Тонулка парусом не шевельнет, килем не скрипнет... Ожидают.
       И тут - свершилось таинство речеговорения елейного, полились из зева думалкиного звуки благодатные, как дождь весенний по сугробам летним застучал...
       - Раз наш Мараска на гору упал, то давайте мы его тогда возьмем и откопаем.
       - Как трюфель! - радостно треснул румпелем по швартову юнга Тонулка невыдержанный.
       Посмотрели на него все с немой укоризною, дескать, что ж ты, матросище, с парусиновым днищем в калюжный риф?.. Уразумел капитан Тонулка дальнозаплывчатый всю эпизода позорность, голову в угли по самый локоть запустил, переживая.
       А Думалка продолжает речь вести:
       - Так что... Давайте, братья, за коватором стремитесь... Пусть он нам со своими с ковшами Мараску откопает да с горы его подвыдергает...
       Сподхватились тут все как подвзорванные, стали во все стороны мотаться да чухаться: ан нет нигде коватора со с ковшами! Одни шишки Тонулкины по земле разбросаны с синяками.
       - За лопатырями! За лопатырями! - закричал тут добрый сказочник Писалка, - все на лопатырь! Аврал! Амба!..
       Бросился тогда с помощью рук сильных думалко-писалкиных боцман Тонулка в хлев свой камбузный за лопатырями, прихватил их подмышками, а в руки еще пивка для откачки попа по выкапыванию принял. Да тут и за одну баночку Варварка-Пьянка, прицепившись, присоседилась...
       - Куда стремишься? - спрашивает на ходу Тонулкином скором, на ухабах да кочках подскакивая, - или поджар?
       - Под гору, - моряк веслоногий ответствует, бойко грот-мачтой да парусом орудуя, меж облаков ветер выискивая, - там Мараска-поп попал в положение...
       - В положение? - Варварка-Пьянка переспрашивает с недоверием некоторым, - вот таперича пущай на своей рясе ощутит... Каково оно, положение...
       - Да уж куда положенистей, - сокрушается, палубой потрескивая, адмирал Тонулка, - положенистей некуда!.. Одно слово: отдавай концы, принимай швартовы...
       Прибегают они, наконец, под гору. Мудрый Думалка распределил между собой и ватажниками лопатыри, а сам на пенек, от дерева сбежавший, установился и принял на себя командование операцией действенной.
       - Давайте, - кричит, - крась Дашу, копайте скорей, а не то ровен час ночь опустится!..
       Принялись тут все копать споро. Увидел се поп Мараска с верхотурья горищевого, да ка-а-ак взбеленится!
       - Что ж вы, ироды, удумали-то?!! Могилыч мне ужо раскапываете?!! Не замай!!! Не дам!!!
И буйствует, прямо-таки гору раскачивает.
       - Эй, - кричит ему Думалка, за горы падение опасаясь, - Мараска! Не бултыхай горищу! Час не ровен, завалишься!..
       - А мне все одно - погибать! - Мараска в ответку кричит, - Варварка! И ты туда же: закапывать?!.. Спасайте, кто может!!!..
       Заплакала тут Варварка-Пьянка, стала молить сурового Думалку прекратить захоронение и не рыть гробницы для живущего в вышине Мараски. Посмеялся на слова эти гордый Думалка, ледяным спокойствием горячую девицу окатил:
       - Не робей, Варвара, - говорит, - сейчас откопаем...
       А тут и вечер подоспел.
       - Ни хрена не видать, - говорит добрый Писалка мудрому Думалке, - чуть ногу себе лопатырем не откусил в потемках...
       Решил тогда благородный волшебник приостановить работы земляные, суглинистые.
       - Ладно, - говорит, - как рассветет, продолжим...
       Принялись тогда ватажники от нечего делать, да и, отчасти, по голоду ежедневному, вечерять: достали из котомок приборы серебряные, моченых картошек, репу... Кок Тонулка из рундука ногу лошадиную вытянул на закуску. Варварка-Пьянка пиво да водочку с мякотью по мискам разливает, работников подбадривая:
       - Ничего, ничего, завтра сымем...
       Засумерчилось уже основательно небушко, ночные птицы да звери ловчие на поохотиться в кустищи выперлись: по полянам шныряют, в листве шуршат, жертвы нечаянные в траве кушают...
       И вдруг - застонало что-то в яме раскопанной, зашевелилось, на ощупь из потемок вылезая.
       - Полундра! - прошипел, аки гадюка, смелый моряк Тонулка, - свистать всех наверх!.. Это носонос!
       И сам первый, кругом спасательным перетянувшись, на елку сосновую полез.
Не испугались все страшенного носоноса, из земли выползающего, стали в него на случай всякий каменьями да корешами деревяновыми швыряться, чтобы хоть немного оберечь себя от вторжения и, вообще, для поднятия воинского духа.
       - Слева, слева заходи! - командует шепотом сказочник Писалка, - давай его лопатырем! По крыльям лупи!..
       - Лучше хвосты отрубим! - волшебник Думалка советует, - Охаживай!..
       А Варварка-Пьянка и вовсе от смелости потерялась. Прилегла на земелю, мхом припорошилась, в рот веточку взяла: кустиком можжевеловым прикинулась.
       И тут как заговорит чудище ночное, подземное, да так неожиданно, что у Варварки-кустика корешки подломились, а у альпиниста Тонулки круг спасательный по всем швам до самой кормы лопнул.
       - Не кидайтесь вы, окаянные, в меня топорами своими со с вилами! Це ж я - поп Мараска с горы поднялся...
       Ой, и обрадовались тогда все, как угорелые! Стали обниматься да поцелуи лобызать дружественные! Спасли-таки они попа Мараску от горищи треклятой, не выдали вулкану поганому жертву для жерла жадного, алчущего!.. Ослобонился поп! И с силою удесятеренной за обеды да завтраки ужинистые принялся: ибо давно им, в силу козней горищевых, не кушано было.
       А моряк Тонулка на сосне еловой здорово к смоле штанами клешеногими приклеился и провел на елке еще целую неделю, до тех пор, пока в эту пихту не вдарила здоровенная молния, и глупое дерево не сгорело дотла, прихватив с собой, однако, и Тонулкины морские штаны со встроенным компасом. Но бодрый капитан не расстроился особенно, ибо стрелки в туём компасе все равно много лет как были не находиться...

1998