Записки рыболова-любителя Гл. 685-686

685

Я н в а р ь 2 0 0 2 г.

9 января 2002 г., Мурманск
Конец предыдущего – первого года второго тысячелетия прошёл у Сашули в подготовке к поездке в Калининград: поиске и закупке новогодних подарков, главным образом, а на работе ей удалось отправить, наконец, в «Annales Geophysicae» нашу статью по моделированию томографических измерений, где она первый автор, а я четвёртый после неё, покойного Олега Евстафьева и Бориса Худукона, который сподобился, наконец, статью прочитать и свои замечания высказать.
Я же закончил читать лекции второкурсникам-программистам и принял зачёт у сумевших досрочно подготовиться к сдаче, перепоручив остальных моему ассистенту Маше Князевой. (Студенты самой сильной группы П-201 поздравили меня конфетами и открыткой с таким содержанием:
Уважаемый Александр Андреевич!
Поздравляем Вас с наступающим Новым 2002 Годом!
Хотим пожелать Вам всего наилучшего в Вашей нелёгкой, но интересной работе; в личной жизни – счастья, здоровья, благополучия в семье, и хотим сказать спасибо за Ваше терпение и помощь в изучении физики.
С уважением и любовью
Ваши студенты из П-201.) Провёл на кафедре аттестацию аспирантов, закончил занятия и принял зачёт у своих дипломниц с кафедры высшей математики и программирования – Иры Кораблёвой и Юли Зубовой. Но главной моей задачей до отъезда было вытрясти из Олега Мартыненко хотя бы один полностью готовый экземпляр его диссертации, чтобы отвезти его в Калининград на прочтение в лабораторию Коренькова, да и второй можно было бы тут же в Питер переправить на кафедру к Пудовкину.
До последнего дня Олег вымучивал свой опус, не скрывая к нему своего отвращения. В принципе, мог бы конфетку, а не диссертацию сделать. Но не захотел из-за пижонства: кому, мол, это всё нужно?
Объясняй ему, что мне хотя бы. Должен же я отчитываться за подготовку аспирантов. А также прочим студентам и аспирантам. Как пособие учебное.
«Я, мол, вообще не физик, а программист», и прочая демагогия, которой он от меня отбрехивался несколько последних лет. Всё же я его дожал взываниями к совести и отчасти материальным стимулированием (деньги по гранту РФФИ выплачивал только в обмен на продвижение диссертации). Труд получился объёмистым и с явным перекосом в сторону программирования, но и геофизических результатов в нём хватает. Устарели, правда, некоторые, но жалко выкидывать…
Вообще-то я думал, что с диссертацией Олега обойдёт Роман Юрик – так было он рьяно, с энтузиазмом работал, только о диссертации и говорил, такой многообещающий аспирант был. И публикаций у него достаточно, и результаты хорошие, но что-то случилось с Романом в этом году. На почве сексуальной озабоченности, похоже что. Да ещё виртуальной – из интернета не вылазит, треплется там непонятно с кем. Курить стал вовсю.
А тут ПГИ (точнее, КНЦ) проявил неслыханную заботу о молодых перспективных специалистах: квартиры однокомнатные покупает Роману и Юле Шаповаловой. И вот наш Роман поразил Сашулю (они в одной комнате за компьютерами сидят). Звонит ему как-то Григорьев (отставник-хозяйственник в штабе Терещенко, мало ему Мельниченко) и напоминает о каких-то делах срочных, с этой квартирой связанных. А Роман тут как раз на связи интернетовской балдел, и вот его Григорьев в этот момент потревожил. Так Роман словно с цепи сорвался:
- Ну, Вы меня достали! – в трубку заорал. – Я сам знаю, что и когда делать!
И швырнул трубку так, что аппарат со стола слетел.
Сашуля только и нашла, что сказать:
- Роман! Разве так можно? О Вас же заботятся…
Год назад Роман у меня каждый день появлялся, результаты приносил, мы их обсуждали, находили ошибки, Роман проводил новые расчёты, строил графики… А потом стал приходить всё реже и реже, чему я поначалу не придавал особого значения: взрослеет человек, стал способен работать самостоятельно, и ради Бога! Да вот только и результаты перестали у Романа получаться.
Зато желание защититься не пропало. Тут ситуация полностью противоположна Олеговой. Но для защиты результаты надо довести до безупречного (в части достоверности) состояния, а Роман в ступор какой-то впал, бормочет с тоской: - Это же столько надо пересчитывать! Может, и того достаточно, что уже есть?
А у нас с ним ещё и перед Матиасом есть обязательства невыполненные.
Беда просто с Романом этим.
Меня даже Терещенко просил как-то на него подействовать, чтобы с диссертацией дело продвинулось. Мы с ним (Терещенко), кстати, удивительно тепло пообщались незадолго перед моим отъездом в Калининград, я такой приветливости в свой адрес от него и не припомню. И до этого ещё он мне предложил предложения к программе «Космическая погода» (которую академик Жеребцов курирует) в части моделирования подготовить от имени ПГИ, что я и сделал охотно. И на Учёном совете ПГИ предложил наши результаты годовые мне самому представить (там мы в очередной раз с Витей и Галей Мингалёвыми сцепились по поводу закона Архимеда в атмосфере – о, Господи!). Просто чудеса какие-то. Я, впрочем, рад.
Но вернёмся к нашему отъезду, точнее, отлёту в Калининград. Сашуля первоначально собиралась ехать поездом из экономии и уже имела билеты на 27-е декабря, но тут её с толку сбил Митя неопределённостью своих сроков пребывания в Калининграде, и Сашуля переиграла на отлёт вместе со мной 28-го, тем более что поездом стало очень неудобно добираться из Мурманска – три дня целых!
Перед отлётом мы обменялись новогодними подарками – не таскать же их с собой в Калининград, а потом обратно! Я подарил Сашуле набор французской воды туалетной, а она мне четырехъязычный словарь и самоучитель итальянского языка – значит, едем в Италию в этом году! А туда и Митя с Леной смогут подъехать даже просто на выходные – всего-то через Швейцарию перебраться. Но это пока мечты.
А в действительности, днём 28-го декабря мы едем с Сашулей в автобусе в аэропорт, и она говорит мне:
- А хорошо всё-таки, что я не поездом поехала, а самолётом полетела!
- Вот когда прилетим, тогда и скажешь, что хорошо.
И в самом деле, в Мурманске вылет задержали на час. В Питере, правда, задержка сократилась до 35 минут, зато очень долго ждали багаж в Калининграде, встретившем нас нулевой температурой и покрытом приличным слоем рыхлого снега.
10 января 2002 г., там же
Дети и внуки ждали нас дома. Вывалились кучей в коридор, и мы обомлели… Обычно нас Михаил изумляет своим ростом. А тут Митя отличился – бороду отпустил!
Сашуля чуть в обморок не упала: - Сынуля! Зачем?
- Так просто.
- А Лена куда смотрит?
- Ей нравится.
Видок у Мити стал, конечно, потешный - на православного дьячка похож. Да ещё и не стриженые усы и борода, с моей фамильной густотой ниже подбородка и на шее. Усы я ему, правда, подровнял вскоре, что существенно облагородило картину. Да и привыкли мы через пару дней. Не так уж и страшно. Что-то даже есть в этом.
На следующий день, 29 декабря, я отправился в кирху на семинар, а Сашуля с Алёшей в театр. Снег на улицах в Калининграде не убирают, жуткая каша, транспорт ходит крайне эпизодически и еле ползает, так что в кирху я опоздал на полчаса, пытаясь на чём-нибудь подъехать. Шёл бы сразу пешком – опоздал бы минут на десять всего. Но и пешком-то ходить никакого удовольствия по эдакой слякоти.
Когда мы с Сашулей и Алёшей ждали какого-нибудь трамвая на остановке у Дома Быта, на нас выскочил Миша Никитин, неплохо выглядевший, отъевшийся, гладкорожий.
Первым делом он уведомил нас, что вошёл в политсовет (из 29 человек) Социал-демократической партии Горбачёва и Титова (со стороны Титова якобы). Такой вот Миша социал-демократ теперь.
Вторая новость была печальной: тяжело болен Казимир Лавринович, знакомый мне, хоть и не близко, по калининградскому университету ещё с гостремовских времён.
А третья новость и вовсе нас потрясла.
Накануне умер Юрий Ильич Гальперин.
Внезапно. Сердце. Он только что вернулся из Японии и звонил недавно Татьяне Хвиюзовой в Мурманск. Очень симпатичный был человек, умница, не без пижонства, правда, со своим красноречием, одна из ярчайших фигур нашего геофизического поколения (ему где-то около шестидесяти пяти было).

На семинар явились Володя Клименко, Федя Бессараб, Ваня и Шагимуратов. К концу моего выступления Суроткин появился. Кореньков был в отъезде на каком-то альпинистском сборище. Первым делом я, конечно, Олегову диссертацию представил довольно подробно в расчёте на будущий отзыв от обсерватории как ведущей организации. Затем рассказал о нашей с Сашулей совместной работе с Ларисой Гончаренко из Миллстоун Хилла, представленной на декабрьской сессии Американского Геофизического Союза в Сан-Франциско.
Тут Клименко вдруг возник по поводу того, что мы границу полярной шапки двигаем к низким широтам, не размыкая силовые линии геомагнитного поля. Я же считал, что лучше двигать, не размыкая, чем не двигать вообще, как калининградцы поступают (да и мы раньше) вопреки известным фактам. С этого момента дискуссия пошла по руслу «а у нас… - а у вас…» с высказываниями обоюдных подозрений в корректности используемых подходов.
Заспорили о влиянии начальных условий на результаты модельных расчётов (я утверждал – влияют, они – не влияют), что напомнило мне один из семинаров Мизуна в Верхне-Туломском, где я вот также спорил с Гальпериным (он утверждал – влияют, я – не влияют). Теперь я считал так, как тогда Гальперин, а мои ученики со мной не соглашались.
Каких же либо новых результатов калининградцы не продемонстрировали по сравнению с летом, а и летом-то им было нечем особо похвастаться. Заняты в основном подработкой преподаванием. Одно достижение, что Ваня начал диссертацию двигать в ИЗМИРАНе, недавно как раз оттуда вернулся.
К концу семинара в кирхе появилась Сашуля, а спор о начальных условиях был прерван приглашением к праздничному столу на втором этаже по случаю последнего предновогоднего рабочего дня. К участникам семинара добавились Галина Якимова, Надежда Тепеницина и Ваня Епишев – нынешняя шагимуратовская бригада. Я посидел полчасика с ними, а потом спустился на первый этаж навестить Коренькову, принципиально на второй этаж не поднимающуюся из, мягко говоря, нелюбви к Шагимуратову.
На первом этаже мрачно гудели Коренькова и остатки ивановской команды – Карвецкий, Лещенко, Боженко, Власов. Были они уже хорошо поддавши. Меня встретили радостно, но говорили только об одном – какие гады Канониди, Быстрикова (ныне главбух обсерваторский) и Шагимуратов, свергнувшие Иванова. Основной вопль звучал так:
- Зачем же через ж…у-то так всё было делать?!
Как именно «через ж…у» - я не стал уточнять. Неинтересно было. Какое это теперь имеет значение?
А интересной новостью оказалось, что Иванов сейчас в ИЗМИРАНе и якобы с Надеждой Сергиенко сошёлся, Коренькова их свела, вдовых. Покойный муж Надежды - Олег с Вадимом был, по-моему, в приятельских отношениях.
Возвращался из кирхи я пешком в сопровождении Фёдора и Суроткина. Внушал им мысль, что вместо препирательств по поводу различий в калининградской и мурманской версиях модели давно пора бы их объединить, о чём я талдычил ещё когда! А сейчас, при новых-то компьютерах это ведь куда как проще сделать, было бы желание. Ответ Фёдора, впрочем, мне был заранее известен: мы, мол, непротив, да просто некому этим заниматься.
Ну, и хрен с вами тогда.

На следующий день, 30 декабря, мы с Митей отправились дозакупать подарки и за ёлкой, чему полдня и посвятили, а дома я проводил время за чтением популярных книжек Стивена Хокинга и Ильи Пригожина о проблеме времени и его необратимости, которые Ваня мне предложил почитать в свете прерванной дискуссии о начальных условиях. Прочитал с удовольствием.
И в последний день первого года третьего тысячелетия с утра ещё бегали по магазинам с Митей и Сашулей, я фотографировал их то под падавшим снегом, то в прояснениях. Свежий снег прикрыл вчерашнюю грязь, и Калининград перед Новым годом выглядел вполне по-зимнему, чего с ним давно не было.
Новый год встретили почти в том же составе, что и два года назад, только без Лены теперь. У неё сессия напряжённая, а в Россию ехать – надо тогда и к маме в Тамбов, и сюда в Калининград, не по силам и времени сейчас.
Наевшись, напившись и даже напевшись, мы с Сашулей и с Ваней отправились гулять посередь новогодней ночи, и дошли до площади Победы, где народищу у ёлки было – не пробиться. А утром Сашуля мне спать не давала, бормоча, что Михаил до сих пор ещё домой не вернулся. Он явился в десять и сообщил, что гулял с приятелем по городу просто так с пяти утра. К этому моменту и Алексей проснулся, после чего началась церемония извлечения подарков из-под ёлки, коих там целый мешок был. Один Митя из Германии чемодан подарков приволок. Нам с Сашулей среди прочего он подарил настенный календарь со своими видовыми фотографиями.
На обед 1 января мы были приглашены к Шагимуратовым, а до того неожиданно позвонил … Женя (Евгений Фёдорович) Кондратьев (!) поздравить с Новым годом, и тут я наконец-то смог выяснить ледовую обстановку на заливах (ни Иван, ни кто-либо в кирхе мне ничего достоверного сообщить не смог). Из Прибрежного якобы по льду можно аж под светловские трубы пройти, а корюшку в карьере ловят, там её и купить можно. Вот только пешню у Жени украли, а так он готов хоть завтра на залив идти. Договорились вечером созвониться.
Эта договорённость способствовала тому, что у Шагимуратовых я пил весьма умеренно, приберегая себя к возможному завтрашнему походу на залив. Неужели на зимнюю рыбалку попаду?
С Шагимуратовым мы успели перед застольем даже о науке поговорить – обсудить физическую интерпретацию его результатов, представленных в совместной с поляками статье, которую надо было доработать по замечаниям рецензентов, эту статью мне Юра в кирхе дал дома посмотреть.
За столом пообсуждали немного ситуацию с назначением Шагимуратова и.о. заведующего (теперь, кажется, даже директора) ЗО (Западного Отделения) ИЗМИРАН, как теперь именуется Калининградская обсерватория.
- Что же мне отказываться было от предложения Ораевского (директора ИЗМИРАН)? Говорить, что недостоин, не справлюсь?
- А почему, как ты думаешь, Ораевский Коренькова не предложил? Всё-таки он доктор.
- Наверное, понял, что это будет то же самое, что и Иванов. Слишком Кореньков Иванова защищал. Да и я против Коренькова был. Как и он против меня.
- А почему?
- Потому что ему по фигу всё. Как и Иванову. Что ни предложишь – один ответ: тебе надо, ты и делай.
- Похоже на Коренькова.
Развивать эту тему я не стал. Бог с ними. Оба упрямые. Шагимуратов, например, Суроткина обратно в обсерваторию брать не хочет. Потому что – к Коренькову. А ему самому люди нужны.
- А что, есть лучшие кандидатуры? – спрашиваю. – Суроткин же проверенный, квалифицированный и работящий кадр.
Ответа внятного я не получил.
Ну, а в основном Шагимуратов Митю расспрашивал о жизни в Германии, о перспективах. Ближайшие перспективы-то ясны: в феврале, наверное, защита; потом в постдоках года на два останется; параллельно, возможно, с фирмой будет сотрудничать. А дальше пока неясно. Гражданство бы надо получить. Наукой-то лучше в Штатах заниматься, но Лена в Германии мечтает зацепиться. Короче, всё ещё впереди. Туманные пока перспективы. Но с Россией не связаны.
И в самом деле. Это надо быть героем – жить тут нормальному человеку. Прозябать в бедности или воровать – вся альтернатива для большинства. И наблюдать по телевизору как чеченцев мочат. Или они нас.

Вечером мы договорились с Кондратьевым встретиться в 9 утра на автобусной остановке у рынка на Баранова, чтобы ехать в Прибрежный.
Что и произошло на следующее утро.

686

11 января 2002 г.
Пешню Кондратьев так и не нашёл, моя была заперта в кирхе почему-то, а таскать шнековый ледобур на своей слабосильной спине я категорически был не намерен. В конце концов, идём только разведать обстановку, а если народ там есть – попросим продырявиться.
Мы доехали до кольца 19-го автобуса в Прибрежном (это район Голубых озёр, 13 километров всего от Калининграда) и пошагали не напрямик к заливу, а вдоль берега на запад, в сторону от Калининграда, мимо дач, сосновым лесом. Минусило, задувал ветерок, причём не западный или северо-западный, как обычно, а скорее северный.
Минут через сорок вышли к карьеру, вплотную примыкающему к заливу. У самого берега на льду карьера сидели человек пять и пытались поймать корюшку. Но корюшка не клевала. У одного только видели малюсенькую – с мизинец (а только таких здесь и ловят, это корюшка не морская, а местная, карьерная). И даже некто Василий, на которого Кондратьев очень рассчитывал, сегодня ещё ничего не поймал и продать нам ему было нечего.
Ничего не оставалось, как попытаться поймать корюшку самим, хотя для таких сикильдявок требовались не обычные корюшкинские крючки или блёсенки, а мелкие крючочки номером не выше третьего. У меня на одной удочке такой оказался. Я продолбил каблуком резинового сапога чуть схваченную льдом нестарую лунку и опустил туда снасть на глубину в метра два с половиной, наживив крючок кусочком щёчки судака, специально взятом из дому для этого Кондратьевым. Зимняя рыбалка началась!
И надо сказать, довольно скоро я увидел поклёвку – вполне нормальную: поплавок уверенно пошёл под воду. Я попытался подсечь, но даже не почувствовал ничего. И насадка оказалась целой. Больше поклёвок не было. Зато появились ещё рыбаки, и один из них закричал:
- Кому корюшку?
Кондратьев подскочил к нему:
- Почём?
- По четыре рубля.
- Давай десять штук.
Итак, мы были с корюшкой. Теперь можно было двигать за судаком. И мы вышли на берег залива. А к этому времени ветер вообще развернулся на северо-восточный, восточный, усилился, понизилась температура, началась позёмка, если не пурга. Во всяком случае, видимости на заливе не было никакой в отличие от утра, когда мы разглядели отчётливые замёрзшие следы натоптанной дороги в сторону труб Светловской ГРЭС, да и сами трубы были прекрасно видны. Теперь же и дорогу-то заметало несущимся снегом. Ветер прямо с ног валил. А у нас ни пешни, ни ледобура. Только что корюшка есть.
Но ветер как налетел, так и может стихнуть. По крайней мере, теоретически. И мы с Кондратьевым решили переждать непогоду, укрываясь от ветра под забором крайнего дачного участка. Мы болтали о том, о сём – ведь сколько лет уже не виделись! Как-то не пересекались наши пути во время моих последних редких визитов в Калининград.
Кондратьев по-прежнему работал в университете у Гречишкина, жил с первой своей женой Лимой, имел внуков от дочки Насти. Уже четвёртый год пенсионер по возрасту (он 38-го года рождения), сюда в Прибрежный за рубль приехал. А я – за четыре. Хоть и тоже пенсионер. Правда, северный. Не по возрасту ещё. Лицо у Жени покрылось сеткой морщин, бородка седая, нос как был с горбинкой, так и остался, взгляд по-прежнему хитроватый, и курит всё так же.
Минут сорок мы прогуливались по дороге вдоль последнего дачного участка, но погода не улучшалась. И мы сдались – пошли в Прибрежный. Да ещё с прямой дороги сбились, поплутали, и даже в лес залезли, в сугробы, где я снегу в сапоги набрал. В результате вышли не на конечную остановку, у магазина, а на предпоследнюю, где желанного пива купить было негде.
Зато автобуса не пришлось долго ждать, и мы попили разливного пива уже в Калининграде, в забегаловке около университета, рядом с памятником Канту. Тут мне Кондратьев рассказал о последних годах жизни Гострема, когда его уже отовсюду выгнали, и в его же квартиру его не пускала жена Мартина (младшего сына). Этель к этому времени уехала в Финляндию к кому-то из старших детей, видимо, а Гострему визу не дали (как бывшему шпиону, предположительно). Гострем заколотил изнутри свою комнату в бывшей своей квартире, где он жил с семьёй Мартина, и лазил туда через лоджию, благо квартира на первом этаже.
Но и этот путь ему как-то перекрыли. Он жил какое-то время в одном из кабинетов Института океанологии, куда его пустил директор Пака, а потом и вовсе бомжевал по подъездам и лифтам, в том числе и в доме Кондратьева (где кафе «Космос» было, напротив кинотеатра «Заря», а дом Гострем недалеко отсюда на Леонова).
Кондратьев в конце концов обратился к местным властям, которые и пристроили несчастного профессора в один из областных домов престарелых (в Гурьевске, кажется), если не в психбольницу, где он и окончил свои дни. Вроде бы даже от побоев, следы которых якобы видел Кондратьев на его голове во время похорон.

А пока мы с Кондратьевым пили пиво, погода разгулялась. Ветер, хотя и задувал по-прежнему, разогнал напрочь всю облачность. Небо сияло ослепительной голубизной, свежий снег сверкал на солнце до рези в глазах. Видимость беспредельная! Не вернуться ли нам?
- Поздновато уже, - решили мы с Кондратьевым. – Может, завтра повторим?
Договорились вечером опять созвониться.
Дома я застал тёплую компанию с пришедшими гостями – Надеждой Тепенициной и Ниной Кореньковой. К пиву я добавил водки и вскоре отключился на койке. Но с Кондратьевым вечером мы всё же созвонились и договорились встретиться в восемь утра на остановке у «Рубина», за эстакадным мостом, туда Таранов должен подойти с пешнёй, он рядом живёт.
 Так и сделали.
В этот раз со мной Ваня отправился, сподобился ледобур поносить. Когда мы с Ваней подошли к назначенному месту, на остановке уже были Кондратьев и Таранов с ещё одним незнакомым мне мужиком, и ждали Хорюкова, тоже обещавшего быть. Давненько я с этими асами рыбной ловли не встречался! Хорюков, однако, задерживался, как, впрочем, и 19-й автобус. Мы их минут сорок прождали, в течение которых Таранов меня расспрашивал про мурманскую жизнь. Но вот появились сначала Хорюков, потом автобус (который не мог завестись от мороза), и мы отправились в Прибрежный, подбирая столпившийся на остановках народ.
Погода была фантастической для Калининграда: ясно, морозно (минус 8-10 градусов) и абсолютно безветрено. В Прибрежном мы опять начали с карьера, где Хорюков и Таранов хотели разжиться свежей корюшкой. Но там никого ещё не было, и компания Таранова решительно принялась долбить лунки, чтобы самим подловить корюшку. У нас же корюшка вчерашняя была, Кондратьев взял у Таранова пешню, и мы втроём двинулись по льду залива на трубы.
Не только погода, но и состояние льда было идеальное. Идёшь как по асфальту: поверхность льда не зеркальная, а шершавая, покрытая тонким слоем мёрзлого снега. Ноги и не скользят, и в снеге не вязнут. Давно так не ходил. Солнце встаёт. Красота!
Таранов рекомендовал нам ловить на расстоянии в час двадцать минут ходьбы на трубы. Мы шли примерно час десять, но поскольку шли быстрее обычного, как раз на нужные места и вышли, даже дальше основного массива старых лунок остановились. Продолбились (Кондратьев) – пробурились (мы с Ваней). Толщина льда – сантиметров двадцать пять, из них верхние десять – твёрдые, промерзшие, а нижние – рыхлые, пропитанные водой.
Нацепили корюшку на блёсны. Выяснилось, что корюшка держится очень плохо, разваливается. Похоже, что мужик нам вчера продал несвежую корюшку. Но что же теперь делать? Какая есть. Кондратьев рекомендовал корюшку проволокой тонкой подвязывать к крючку блесны, у него специально для этого проволока имеется. Так и сделали. И начали блеснить.
А солнце тем временем поднималось всё выше (у нас то оно в это время вообще из-за горизонта не показывается), и освещение становилось всё более весенним, мартовским. Вот только мороз не ослабевал, а, наоборот, крепчал, и у меня начали мёрзнуть ноги в резиновых сапогах. Пришлось прыгать и бегать, чтобы их согреть. У Вани в рюкзаке были валенки с собой, но ему было лень переодеваться, и он топтался у лунок в зимних ботинках.
Всё было великолепно, невзирая даже на мороз, за исключением главного: не было поклёвок. Ни у кого. Кондратьев и место сменил, ещё метров на сто вперёд продвинулся. Но без результата.
Уже и время обеденное наступило. Странно было, что Хорюков с Тарановым не появились, при такой видимости они нас без труда бы нашли. Кроме нас ещё человек десять было рассеяно метрах в двухстах позади и левее (то есть западнее) нас, и тоже без признаков активного лова.
Ваня подошёл ко мне и сказал, что хочет сходить посмотреть, что там у народа делается. В этот самый момент я почувствовал, как кто-то «царапнул» мою блесну. Поклёвка? Вытаскиваю блесну, корюшка на ней ободрана. Похоже, что поклёвка. Насаживаю ещё кусок корюшки и начинаю усиленно блеснить, а Ваня бросается к своим лункам. Но развития ситуация не получает. Опять глухо.
Наконец, где-то около трёх часов Кондратьев выхватил судачка. Небольшого. На грани дозволенного (то есть не менее сорока сантиметров от кончика носа до основания хвоста). А у нас с Ваней ничего. И поклёвок нет. В корюшке дело, наверное. Запаха того нет, как у свежей, – выдвигаем гипотезу мы. А уже пора думать о возвращении. Последний вечер ведь у меня сегодня с детьми и внуками. И солнце садится. Зимний день-то и здесь короткий.
Но вдруг – опять! Кто-то слегка цапнул по блесне, но не засёкся. Вытаскиваю блесну – голова у корюшки откушена. Поправляю остаток корюшки и опускаю блесну в лунку. Пара движений и – хоп! Есть! Вылетел дурачок на лёд, тоже небольшой, меньше килограмма, но покрупнее всё же, чем у Кондратьева.
Ладно, и то хорошо. Не пустые вернёмся. Какой-никакой, а судак пойман! И совесть моя чиста: не просто отметился на заливе, а сделал всё, что мог – прошагал положенное, помёрз, поблеснил, и добился-таки своего. Была бы ещё корюшка, можно было бы и ещё попытать счастья, но корюшек мы всех измочалили при блеснении. У Кондратьева ещё что-то оставалось на блёснах, и он упорно продолжал махать своими удочками. А мы с Ваней попрощались с ним, собрали свои вещички и рванули к берегу.
Когда дошли до него, уже и стемнело. На берегу нас спрашивали про обстановку на заливе любители, специально приехавшие её разведать. От них мы узнали, что корюшка на карьере сегодня абсолютно не ловилась. Потому-то, наверное, Таранов с Хорюковым так и не появились на заливе.

А в Калининграде так обледенели дороги и тротуары, что я еле до дому добрался, не грохнувшись, в своих резиновых сапогах с гладкими (от времени) подошвами. Митя был в гостях у Жени Богданова, который когда-то угодил ногой мне в заднее колесо велосипеда, едучи у меня на багажнике с футбольной секции. Теперь он в прокуратуре работает. Районный прокурор где-то в области.
Судак мой никого из домашних не поразил, но всё же явился оправданием моего отсутствия. Мы распили с Иваном (а вскоре и Митя подошёл) очередную бутылку водки, Сашуля с Ириной допили двухлитровую бутылку красного сухого венгерского вина. Мои калининградские каникулы кончились.
Самолёт мой улетал утром. До автовокзала меня провожал Митя. Погода опять переменилась. Потеплело, дул неслабый западный ветер. Я намеревался идти пешком через эстакадный мост, но Митя потащил меня на остановку транспорта на Ленинском проспекте, не взирая на мои протесты. Был седьмой час утра, но транспорт, как я и ожидал, не циркулировал. Пришлось на такси ехать.
- Ну, как ты Михаила нашёл? – спросил меня Митя.
- В смысле?
- В смысле умственного, и духовного развития…
Я задумался.
- Нормально. Книжки про Наполеона себе покупает, интересуется. Это уже что-то.
Но Мите это явно не казалось большим достижением.
- Ему бы в Германию съездить, денег подзаработать. Посмотреть цивилизованный мир.
- Посоветуй ему.
- С ним не очень поконтактируешь.
- Да. Это проблема. Но естественная.
Мне Михаил на мой вопрос – куда поступать думаешь – ответил, не задумываясь: в КГУ, на радиофизику. Определился, значит, уже. Тоже хорошо. И с Алексеем они практически не конфликтуют. Так что вроде бы всё нормально с внуками. Тем более что у них такой дядюшка Митя есть, бородатый мой сынуля, которого их развитие беспокоит.
(продолжение следует)