Паук

 Паук, без сомнения, самое мерзкое и жуткое для меня создание. С ним, разве что, могут посоперничать в отвращении моем еще и та-раканы, но паук все же как-то злей и коварней, а, главное, потенци-ально опаснее. Никогда не знаешь, что у него на уме. Может, паутина для него – тихое убежище от невзгод мира сего, а, может, и ловкая ловушка для несчастных его жертв. «Бывают ли добрые пауки»? – вот вопрос, который следовало бы поставить даже впереди гамлетовского «Быть или не быть?», ибо при встрече с оным существом от незамед-лительного принятия того или иного решения зависит порой и сама жизнь. Ведь стоит только допустить, что пауки таковыми, то есть доб-рыми, бывают, то элементарно можешь оказаться в кровососущих его хоботках и сочленениях…
 Соответственно таким было и мое первое впечатление о пауке, о котором я хочу рассказать. Вернее, даже не так. Если я вижу громад-ную, толстую, волосатую, многолапую омерзительную тварь где-нибудь на природе, то, несмотря на свое отвращение, я все же ча-стью природы её и воспринимаю. Но такой же мерзостный обитатель дома человечьего, притаившийся в углу за портьерой или за печкой, опасный именно этой своей близостью, в моем восприятии еще и по особому, как-то сверхчеловечески гадок. Все это так. Но мой пау-чок, еще, видимо, не накушавшийся животной плоти и не напившийся ее крови, выглядел не то, что хищно, но, пожалуй, и жалко. Убить его, как это подсказывало мне мое мироощущение, я не решался. С дру-гой стороны, каюсь, мне было интересно, как такой замухрышка может добывать себе на пропитание. Мне не было жалко его возможной глу-пой жертвы, комнатной мухи-цокотухи.
 Целых несколько дней я вел наблюдение за волосатым моим «приятелем» и, наконец, увидел бьющуюся в паучьих сетях неболь-шую муху. Паука я сначала даже не заметил, и только наклонив голо-ву как можно сильнее, разглядел его затаившимся а самом темном углу ажурно-замысловатой своей конструкции. Паук сосредоточенно и недвижно наблюдал за трепещущей от ужаса жертвой. Потом он так же внимательно взглянул на меня. Или мне показалось? Очевидно решив, что я не представляю для него в сей момент никакой опасно-сти, паук осторожно двинулся к мухе. Он подполз к ней и внезапно нанес удар какой-то из своих конечностей, выпуская в жертву смерто-носный паучий яд. Муха дернулась раз, еще раз, еще, еще… и за-стыла как мертвая, лишь чуть заметным дрожанием паутины выдава-ло вынужденное свое притворство. А паук быстренько отполз и опять забился в угол, на всякий случай опасаясь за собственную жизнь, которой могла угрожать предсмертная агония жертвы. И действитель-но, осторожность его не была излишней, ибо муха же вдруг бешено забилась, закрутилась, завертелась,… и снова затихла. Паук посмот-рел на меня. Стараясь его не спугнуть, я полным отсутствием движе-ния внешне выражал абсолютный нейтралитет. Ловко перебирая свои-ми кривыми ногами, паук подбежал к мухе и, остановившись на полпути, неожиданно миролюбивым и приятным голосом произнес:
 - Я ее люблю. Ты меня понимаешь?
-Нет, не понимаю, ибо зачем тогда ты убиваешь ее?
 - Я не убиваю, я спасаю. Ты видишь, я заворачиваю это хрупкое тельце в нежную, зато очень прочную ткань, в которой она будет в полной безопасности ото всех ужасов этого мира. Ты же сам знаешь, как она доверчива и легкомысленна. Или ты мне не веришь? Не ве-ришь, что я ее люблю?
 - Конечно, все может быть, но…
 Я замолк, вдруг осознав всю неестественность мирной моей бе-седы с этим маленьким чудовищем. Паук тем временем закончил пе-ленать муху и чуть отстранившись, нежно смотрел на нее, видимо любуясь, подобно художнику, нерукотворными результатами своего труда.
 – Ну, вот… видишь,… - застенчивой скороговоркой пробормотал он, глубоко вздохнул от избытка чувств и замолчал, покачивая головой и придвигаясь поближе к мухе.
 Согнувшись в коленях и приникнув к ней губами, паук горестно застонал, судорожно впитывая в себя тонкую материю своей любви… И хорошо было видно, как все более и более утончался мушиный ко-кон и все более и более утолщался паук. И, наконец, кокон совсем исхудал и повис на тоненькой паутинной ниточке, связывающей муху с вечностью. Теперь она была в полной безопасности, и я в немом восторге благодарил паука за ее спасение.
 Паук весь затрясся, будто в оргазме и, развернувшись на 180 градусов пошел прямо на меня. Красиво округлившееся тело щедро переливалось всеми цветами радуги, и мохнатые крючковатые ножки нежно скользили по тончайшим спиралям ускользающей моей памяти.
всеми цветами радуги, и мохнатые крючковатые ножки нежно сколь-зили по тончайшим спиралям угасающей моей памяти и сладостраст-ной плотью. И в глазах его блестели слезы…
 2002 г, Санкт-Петербург