Третий азиатский дневник 1983 год 2

ГОРОД
1 июля
Пятница
Моросит дождик. Закрыл квартиру и пошел в гостиницу «Одон» отдавать Зинаиде Васильевне ключ. В гостинице видные гости Бурятии – Лещенко и Винокур. Я зашел в вестибюль. В мукАх, в китайской куртке с пристегнутым войлочным колпаком. Направился к лестнице...
- Куда?! Молодой человек! – остановил меня милиционер-бурят. Я сказал, куда, и меня пропустили. После гостиницы я сразу же посетил магазин культтоваров. Ничего национального, ничего китайского или японского. В книжном магазине никакой художественной литературы, вообще ничего стоящего. Решил поехать и передать посылку Виктору Золотову. Доехал на автобусе №17 до «Дивизионной» (3 участок). Всюду военные. Атмосфера зеленой формы. Еле добрался до в/ч 47310-н-. Золотов оказался на губе, а капитан Константинов в наряде оперативным. Меня отвели к Константинову, и я отдал ему пакет. У них на днях убежал солдат с поста с оружием – поймали. По дорогам бегали ребята в полной выкладке, красные, потные, без пилоток. Один даже снял сапоги и бежал босиком... наверное, ноги сапогами натер. На КПП стоял смуглый таджик из Куляба.
Приехал опять в город. Зашел в музей Советской Бурятии. Увидел чучело медведя. Огромен! Если такой встанет на задние лапы – будет в полтора раза меня выше. Посмотрел на национальную одежду и музыкальные инструменты и... познакомился с Сергеем из Москвы. Попил с ним чаю в общежитии, куда его поселили, съездил куда-то в сторону этнографического музея и добрался до ипподрома. Вернулся обратно. Сергей заговорил с буряткой Олей, которая пригласила нас в гости (Димитрова 4а-53). Вечером из Центрального театра выходили высокопоставленные лица (премьер Монголии...). Потом был салют, во время которого на головы зрителям падали ошметья от разорвавшихся ракет.

2 июля
Суббота
Встал по будильнику в 6 часов. Над Улан-Удэ свинцовые тучи. Моросит дождь. Тихо. В половине восьмого пришел на вокзал и взял билет до Байкальского прибоя. Пассажиры расселись в электричке. Вдруг по громкой связи объявили, чтобы «граждане пассажиры освободили салоны...» Наша электричка оказывается была подана с «западной стороны». Расселись в другую и наконец поехали. Слева Селенга бежит водоворотами меж островков, под мостами. Мутная. У «Мостового» переехали через нее. Там два железнодорожных моста, оба однопутейные. Сопки в облаках и дымке. Дождь все моросит. Противно. Вот и Прибой. Спрыгнул с вагона прямо в траву. Все сошедшие кинулись в магазин. Я подумал, что это билетная касса, и кинулся за ними. Магазин бедный, не сравнить со псковскими или с киркизскими. На дверном косяке два объявления: продается два кресла и «мотоцикол Минск».
Прошел маленькую деревеньку и вышел к воде. Вот он – Байкал. Совсем обыкновенный. Как все озера. Песчаный берег, маленькая волна, ничем непримечательная вода. Потом оказалось, что это залив, бухта, так называемый «Сор», а собственно Байкал начинается далеко за маячащими на горизонте тополями на песчаной косе. На побережье много туристов и туристических баз. Я разочарованно побрел назад к станции, перешел через переезд и двинулся дальше по петляющей дороге. Прошел километра два, свернул в лес к реке «по нужде». Через несколько секунд после того, как снял штаны, был искусан комарами и оккупирован жужжащими вокруг мухами. Ужаснувшись, я сорвался с места и бросился к дороге. Неужели будет то же самое, когда я пойду по Селенге и Хилку??!
Вернулся к станции. До отправления поезда было еще часа четыре, и я опять отправился к озеру. Попробовал искупаться. Долго шел от берега, а вода была все по это... «ну, вам по пояс будет», поплыл, проплыл метров сорок, встал, та же глубина. Вернулся, натянул тельник, посидел на берегу, потом прилег за какими-то кустами. Распогодилось. Засияло солнце. Позагорал. Поймал паспортом зеленого комара, от него осталось хромовое пятно на первой странице. Пошел к станции и уехал из этого Байкальского Прибоя. В поезде один товарищ рассказал, что в древности на месте этого «Сора» была земля, но потом случилось нечто вроде землетрясения, и весь этот огромный участок суши вместе с находящейся на нем деревней ушел вниз под песок. Байкал налил воду... Еще он рассказал про некий священный для бурят и монголов камень, который находится в Саянах. Этот камень весь усыпан подношениями, в основном деньгами. Что неподалеку от него прячется «страж-человек». Если возьмешь хоть одну монетку, он сначала дает предупредительный выстрел в воздух, потом стреляет в человека. Сошел на «Дивизионной», но Константиновых опять дома не застал. Приехал в гостиницу к Зинаиде Васильевне. Оказывается в «Одоне» обосновались те самые литовцы, с которыми я вместе летел из Москвы. Вечером принял ванну.

3 июля
Воскресенье
Утром просмотрел почту до востребования, позвонил домой Лене. Соединили через 20 минут. Потом поехал на ипподром смотреть сурхарбан – народный праздник-состязание. Народ валил на ипподром толпами. Перед ипподромом продавался шашлык, квас и лимонад, а на самом ипподроме булочки, бублики и вино. Некоторые продавцы работали в национальных костюмах. Я спросил у одной златозубой продавщицы, где можно купить такую кепочку, которая украшала ее голову. «Ах, отстань!» - сказала она и убежала за товаром. Вернулась.
- Нет, я действительно хочу узнать, где можно купить такую шапочку?
- Вот пристал!.. – лукаво возмутилась она и опять убежала. Я решил спросить про шапку у ее напарницы. Она вскинула на меня пустые белесые глаза, и я понял, что спрашивать не стоит.
У трибуны была страшная давка, милиция отгоняла пьяниц и бурят (как свиней). Праздник-состязание начался с легкоатлетического забега. Среди участниц была и мировая рекордсменка. Затем одновременно начали поднимать тяжести (2 гири по 32 кг), бороться и стрелять из лука. Комментаторы работали в три микрофона на один динамик. Какой-то комментатор особенно старался перекричать других, тщательно и громко выговаривая слова. Иногда это ему удавалось. Самый здоровый из атлетов (в красных штанах и белой футболке) толкнул гири 32 раза, товарищ с БАМа был чуть поменьше, соответственно и поднял меньше, третье место завоевал бурят-чабан. За борцами было вообще трудно уследить. Обыкновенная вольная борьба на деревянном помосте. Лучники стреляли где-то далеко, и я их не разглядел. Скачки начались с заезда троек. В дрожках по два хокея: один правит коренным, другой пристяжными. Потом один заезд верховых, за ними обыкновенные рысаки. Работал тотализатор.
Я побрел к этнографическому музею. В лесу на отшибе бойко торговали дешевой бормотухой. В осаждающей прилавок очереди были и женщины. Этнографический музей, как наш Vabahumuusium. Вначале посреди поля старообрядческая церковь, келека (или часовня) и два великолепных общинных дома, дальше нечто вроде небольшого зоопарка: два запарившихся медведя, лошади, какие-то антилопы, любопытный орел, который сидел прямо у сетки, и мы смотрели друг другу прямо в глаза. Потом старообрядческое подворье с буфетом для участников фолклорных выступлений. Стали появляться разодетые семейские женщины в платах, полосатых юбках и сапогах. Потом стоял одинокий дуган (деважин) – один из дуганов (молитвенных зданий) Гусиноозерского дацана, основанного в 1758 году. Дуган был закрыт. Внутри стенды, на стендах фотографии дуганов, осколки украшений. За дуганом лежали две каменные плиты с текстами ОММАНИПАДМЕХУМ. Первая строчка, кажется, написана по-бурятски, потом по-тибетски. Зрители проходили мимо. Однако исследователь магнетически притягивает простого обывателя. И вот ко мне уже подошли люди и стали интересоваться камнями, послышались реплики: «Это надгробие... Что тут написано? Это не по-нашему. Это надгробие...» Потом обыватели отошли.
Дальше в сосняке несколько бурыт-монгольских юрт под деревянными навесами, чтобы не портились. Точно такие же, как у киргизов. За ними избы оседлых бурят. Левее (всё огороженное сеткой, как резервация) несколько эвенкийских чумов-вигвамов, какие-то сбитые из жердей полочки. Кстати выступали эвенки (пели и плясали) тоже за сеткой, и зрители смотрели на них, как на животных в зоопарке. Ниже – прекрасный семейский комплекс: двухэтажные дома, добротные подворья – всё прочно, всё большО. Голубые резные парадные ворота. Перед музеем ларьки и прилавки с едой и питьем. Я съел шашлык и стал ждать начала праздника. Недалеко от входа был сколочен помост, который во время торжеств практически не использовался. На него взобрались семейские и хлопали в ладоши военному оркестру и параду бурят, которые демонстрировали себя на плацу. Потом фольклорные ансамбли разошлись по своим комплексам и принялись там петь и плясать. Я пошел к семейским к голубым воротам. Эвенки пели и плясали за сеткой, и какой-то турист с фотоаппаратом назвал их индейцами. Буряты пели у своих изб. В тени дома на скамейке сидел седенький подполковник бурят в военной форме при медалях и орденах, на почетном месте. Семейские пели хорошо. Первый ансамбль начинал с песен о Кремле и красных звездах. Семейские-то они семейские, а вот старообрядцы ли?.. В первой группе тянули мотив мать и дочь. Особенно звонкий голос был у дочери. Назад с праздника ехал в переполненном автобусе.