Брошенная муза

БРОШЕННАЯ МУЗА

 Чайник уже закипал, когда я закончил отмывать кисти. В дверь звонили.
 - Я оставила ключи, - сообщила Аврора, протискиваясь в прихожую. – И деньги
кончились на трубе. Я торопилась. Еще нужно умудриться, и распечатать-таки курсовую. Сегодня вечерком, может, завтра. Не знаю. Надоело все, как черт-те что.
Пакеты, что она держала в руках, обрушились у входа. Торопливо скинула пальто и запачканные осенней грязью полусапожки.
 - У тебя чайник кипит, - раздался ее голос уже из ванной. – И кисти опять везде
разбросаны.Не в укор - так, отметила факт. У нас не было дешевой привычки придираться друг к другу всерьез по пустякам. И мне хотелось верить, что именно я задал такие правила. А может, я и ошибался.
 - Я только что закончил работу, - сообщил я громко, чтобы она расслышала
меня за звуком журчащей воды. Снял кипяток с огня. – На сегодня достаточно.
Интересная работа должна получиться. Вот увидишь. Тебе понравится.
 - Все равно я в этом ничего не понимаю. Какие-то тетки… - вся эта кухня ее
явно мало интересовала.
 - Хотя бы интуитивно, ты должна хотя бы что-нибудь понимать, - я вышел в
прихожую, чтобы избежать чувства, будто я говорю со стенкой. Куцей серенькой тряпочкой Аврора оттирала с обуви грязь, надев сапожок на руку.
- Это уже обсуждалось неоднократно. Завтракал? – это был вопрос по ходу.
 - Оставался кекс… Наверно, на лекциях тебе открылось что-нибудь новое…
 - Я невероятно проголодалась… Это единственное, что меня сейчас занимает. И
 устала. Зверски. Нет, на сегодня больше никаких курсовых. Сегодня же суббота, так? Заслуженный отдых и долгожданный покой – вот что мне сегодня грозит! Больше ни слова об учебе, работе и обо всем, что с этим связано.
 Чувствовал я себя несколько неловко, когда заходил разговор на эти темы. В отличие от меня, Аврора действительно занималась делом. Если рассматривать вопрос о занятии делом с общепринятых позиций. На ее фоне я выглядел вопиющим бездельником. Пусть многообещающим, но все-таки бездельником. Правда, никаких упреков напрямую не следовало, но подразумевалось, это уж точно. Обычно в такие моменты я говорил, что звонил Леонид и уговаривал непременно принять участие в очередной коммерческой акции. Просил подготовить серию работ к выставке, благодаря которой все исправится, как по мановению волшебной палочки. Так оно примерно и было. Леня действительно звонил и просил, только чуть-чуть другими словами. И на иных, как правило, условиях. Иногда это угнетало. Я даже зарекался. Но на следующий день, уже прибираясь в комнате, которую использовал под мастерскую и обдумывая варианты дальнейшего развития событий, и всякие, там, перспективы, неизменно возвращался к мольберту, поддавшись желанию немного кое-где кое-что подправить. Потом приходило решение переделать еще какой-то кусок, следом – еще что-то. И все начиналось заново. В себя я приходил только несколько часов спустя. И еще я точно знал одно: когда-нибудь – а это как всегда, случится в самый неподходящий момент – всего этого для меня больше не станет. Оказывается, чертовски сложно справиться с самим собой! В детстве все было проще – рисовать нравилось только потому, что просто нравилось. Все начинает портиться в тот момент, когда во всем этом начинает проглядывать какая-то идея. Стоит чуть повзрослеть, и каждый твой шаг уже расценивается как политический акт. Иногда это даже перерастает во что-то, что мешает людям понимать друг друга. Вот уж не подумал бы, что это когда-нибудь может стать препятствием…
 - Утром заходила Федоровна. Я отдал ей наши долги за прошлые два, и внес еще за месяц вперед. Нудная до чего - еле избавился… Все ходила, вынюхивала – не извозил ли я ей чего в краске. « Все малюет чо-то, все бабы каке-то срамныя! Экый стыд, право слово!», - лениво передразнил я хозяйку, качая головой.
 Расставив обувь и поправив пальто на вешалке, она направилась в кухню.
 - Ну, можно понять старушку, - Рора уже суетливо разбирала пакеты. Немного рассеянно, прикусив губу. – А по-моему, славная бабулька. Ты, наверное, опять при ней курил?
 - Старушку? Можно, - согласился я. - Не мешало бы и нам самих себя понять тоже. Я где-то слышал, что это тоже важно… Ты знаешь, бабулька действительно славная. То, что надо…
 - Я не понимаю тебя в такие моменты.
 - Вот ведь в чем дело: мы даже друг друга не понимаем.
 - Понимаю, - она устало рассмеялась. Я подошел ближе и приобнял ее за плечи. Оставив пакеты, она развернулась ко мне лицом. – А на обед сегодня я желаю… Не знаю, что я желаю. Рис. Только рис. Мне кажется, или я действительно уже желтею?
 - Возможно, это печень.
 - Точно! Рис с печенью. Но нет, сегодня будут овощи!.. М! А что за бабы? - Аврора вопросительно повела бровью, произнеся последнюю фразу как-то по-особому, со свойственной только ей интонацией.
 - О каких бабах речь?
 - О срамных.
 - Так ты ее видела… Муза, ну…- я неопределенно повел плечом.
 - Эта голая, в тряпках… со скрипкой? – она сказала так умышленно, прибегнув к заезженной шутке, чтбы позлить меня немного. Намеренно развязанным тоном, фамильярничая.
 - С виолончелью, в драпировках, - пришлось делать вид, будто я ничего не заметил.
 - Кто бы мог подумать!
 Вот-те раз! Опять двадцать пять!
 - Ну как так? Это же символ!.. Идея вся в том… Знаешь, обычно бывает,.. что муза уходит, покидает художника, там, может, поэта… А здесь - все наоборот. Она …- я развел руками, робея от собственного косноязычия. – Она, прослужив верой - что называется - и правдой своему избраннику, посвятив всю себя целиком только ему, по причинам нам, скажем, неизвестным, была им оставлена… Я просто предположил, что такое тоже может случиться. Мало ли? Всякое бывает. Так я ее и назвал. Но не в названии дело. Ладно… Просто нашел в этом что-то и понадеялся на понимание…
 Я махнул рукой и отвернулся к плите за кастрюлей.
 - Не обращай внимания, - выдержал самую кривую паузу, на которую только отважился. - Мы планировали приготовить что-нибудь на обед.
 Кто-то однажды заметил, что человека в большей степени ранит, когда касаются того, во что он искренне верит, его идеалов, нежели когда задевают его самого непосредственно. В моем случае это предположение работало безотказно. Не то, чтобы меня мотало тут по кухне, всего такого из себя израненного – было немного неприятно. Не по себе. Честно. И я ничего не хотел предпринимать, решив тихо перебеситься и попробовать в очередной раз все внятно объяснить. По возможности. И при условии, что Рора станет меня слушать. Чуть погодя, подумал я. Она все еще была где-то, но точно не здесь. И ей тоже было нелегко.
 Молчание затянулось минут на десять… Если общение – это искусство, то мы в этой области явно не преуспели. И, в конце концов, почему нужнно непременно молчать, чтобы случайно, ненароком не расстроить кого-нибудь? Справедливо – я тоже не всегда думаю, прежде, чем что-то ляпнуть.
 В кастрюльке плясали мелкие пузырики. Аврора отмывалала средних размеров капустный кочан. Определенно, назревал неплохой обед.
 - Позавчера ездил по салонам, - начал я, поскольку счел молчание уже исчерпанным. – И знаешь, кого встретил?
 На мгновенную реакцию я не рассчитывал, поэтому даже не дал Роре возможности ответить:
 - Не поверишь! Помнишь, был у нас такой Пятаков? Аркаша… черненький такой. По-моему, он даже как-то сидел с тобой одно время… Негромкий такой был тип.
 - С трудом, но вспоминаю, - кочан был тщательно отмыт и одним движением ножа располовинен. Шинковки ему было не избежать. – И что?
 - Как сказала бы твоя маман – большим человеком стал. Поймал его… вернее он меня… на крыльце … не помню, в общем, есть тут салон один. Забыл как называется. Что-то наглухо экзотическое. Но не важно. Я торопился, поэтому поговорили всего минут пятнадцать. Занимается, как и многие наши сейчас, рекламой. Весь спектр услуг. Визитку оставил, мол, звони, будет надобность. Изменился. Солидный стал, неулыбчивый. А что, говорит, пойдем к нам?..
 Аврора понимающе кивнула.
 - А ты что?
 Действительно, а что я? Вот уж Леня бы это расценил! Я никогда не мог понять, почему Рора считала, что художник просто обязан прожить всю жизнь и умереть в нищете. Желательно, предварительно спившись. Окончательно и бесповоротно. Никакие доводы на нее не оказывали никакого действия. Но она все же была склонна терпеть то, чему я посвящал почти все свое время, с плохо скрываемым скептицизмом выслушивая меня и Леню, когда тот появлялся у нас. Почему-то она не понимала. Зато было нескучно.
 - Даже в голову не приходило, - я сложил в раковину две горсти мелкой картошки, нацелившись на чистку. – Я, конечно, в состоянии, но похоже, что это ко мне мало применимо. Не вижу себя… в этом. Не вырос еще, наверное. Это немного разные вещи. То, над чем я сейчас работаю – это завершающий серию холст. Будет очень хорошая выставка. Будут дельные предложения, если тебя интересует коммерческий аспект затеи. Для меня это всего лишь возможность быть уверенным в том, что я и завтра буду работать…
 Позже мы пили чай. Нам обоим пришлось постараться, чтобы сменить тему послеобеденной беседы. Нет, правда – такое тоже бывает. Это стоит усилий, и мы негласно сошлись на том, что это важно. По «Маяку» крутили что-то очень старое и теплое и от этого появилось особое чувство, будто то, что некоторое время назад легко могло разрушить наш и без того странный и хрупкий союз, казалось теперь мелким и несущественным. Вообще не стоящим внимания.

 «Муза» ушла через две недели. Я так понял, к какому-то австрияку. За такие деньги, что Леня просто рыдал в трубку. Он два раза звонил по межгороду, и затем уже с вокзала. Что-то взволнованно блеял, выкрикивал, грозил приехать через часок-другой, перебивал сам себя и сроил планы. Что бы и не покричать за такие комиссионные? Я тоже был уже несколько пьян, и слушал его вполуха. Происходящее меня мало интересовало – я собирался с духом.
 - Хандришь? – Леня весь в пакетах, с шампанским и какими-то полузнакомыми людьми, жмущимися по бокам, уже разматывал с шеи мокрый шарф. Это мешало ему открыть бутылку. – Старик!!! Стаканы, не вижу стаканов! – И уже обращаясь к тем людям, что были с ним: - Он избегает этого всего, скромняга! Старик! Этот немец, представляешь, - кстати, в следующий раз тебе не отвертеться – поедешь со мной! Немец… или австриец этот, хочет заказать еще работу-другую! Это вариант! Уловил? А потом мы сделаем тебе персональную, где захочешь, старик! С деньгами подождешь пока немного? Лады, ну, там, не к спеху?
 Гости шумели, что-то говорили, поздравляли и непринужденно смеялись - один, кажется, из союза – какой-то «заслуженный», в возрасте, то-ли с женой, то-ли с подругой и еще один – этого я тоже видел пару раз – по-моему, выставлялись вместе как-то. Я редко с кем поддерживал знакомства. Леня, отрекомендовав каждого, вошел в режим поиска стаканов. Хозяйничал и командовал напропалую. Заметив в дверях Рору, направился к ней поздороваться. Сграбастал ее в обьятьях.
 - Сокрушительный успех! – сдавленно прошептал он, мотая головой. – Рора, ты себе даже не представляешь! Немыслимый, - простонал он, закатывая глаза. – Если я даже и приувеличиваю, то ненамного…
 Потом он полез обниматься уже ко мне. От него разило выпивкой и поздним ноябрем. Аврора покрутила пальцем у виска, молча взирая на происходящее. Такие моменты иной раз и меня выбивали из колеи. Я собрался с силами. Этот настрой необходимо было выдержать.
 - Только ребята давайте договоримся сразу - ненадолго, хорошо? Леня?
 - Как скажешь, старик! Имеешь право! – он уже скоро импровизировал на столе с фужерами и прочими подручными емкостями. На заднем плане «заслуженный» уже чем-то делился с Авророй, размахивая руками. Его барышня мило хихикала.
 - Так давайте же уже! Не первая, конечно, но громоподобная победа! Ты же творец! Слушай, держи скорей!..
 Распрощались мы ближе к часу ночи. Гости уже спустились к такси, один Леня висел в дверях:
 - …серьезно. Веришь, нет? У тебя же столько валяется без дела… Давай будем рассчитывать на март-апрель. Самый сезон. Крайний срок – начало июня. Нет, я понимаю – у тебя свой подход. Можешь даже ничего не говорить – все понимаю… Две серьезные работы. Новые, так?.. - он был уже достаточно пьян, и судя по всему, мысль его работала уже независимо. Снизу его в четвертый раз окликнули.
 - Езжайте без меня! Сам доберусь!
 Накинув куртку и прикрыв за собой дверь, я вышел на лестницу, вытолкав Леню перед собой. Закурил, и решив, что чертов «неподходящий момент» настал, сказал то, что давно не давало мне покоя:
 - Знаешь, я решил остановиться на этом.
 Леня все еще о чем-то говорил – я оборвал его на полуслове.
 - Это ты о чем? – расстерянная улыбка непонимания застыла на его лице. – В смысле…
 И вот это « в смысле» в нем бесило меня больше всего.
 - Я так решил, - повторил я. Естественно я нервничал.
 - Ты что, рехнулся? И это сейчас? В конце концов, ты что, мнея разыгрываешь? Я тебя правильно понимаю?
 - Не надо переспрашивать, ты все понял правильно. Все... Я даже не буду сейчас перечислять тебе причины. Мне сейчас тяжело об этом говорить. То есть, я отдаю себе в этом отчет. И я знаю, от чего отказываюсь. Леня, мы же с тобой взрослые люди. Рора здесь ни при чем, если ты вдруг подумал. Мне не хватает чего-то… и я не могу справиться… совладать с…
 - Однозначно, ты перенервничал… перепил… Ты вообще, понимаешь, о чем сейчас говоришь?
 Напряжение повисло нешуточное.
 - Давай нормально…
 В голове, да и на душе творилось что-то жуткое. За соседской дверью вяло звонил телефон, и никто не брал трубку.
 - Слишком долго я шел к тому, чем я сейчас располагаю, но радости от этого никакой не испытываю, а эти две последние недели я провел не в самом лучшем состоянии… Брось, все дело только во мне - раньше я думал, что все придет как-то само-собой. Без усилий. Да так оно и происходило до поры, но со временем все оказалось немного подругому, черт… - я раздавил тапком окурок. – Не хочу я этого всего, что ты мне наобещал. Больше никаких картин, никаких, нахер, выставок. Это просто очередная игра и … я в ней разочаровался. И, наверное, в себе тоже. Скорее всего. Называй это как хочешь, но… чтобы решиться на такое, мне сейчас, согласись, требуется намного больше сил…чем… - я опять не смог подобрать нужных слов.
 - Да ты псих! Трус! Знаешь, что ты сейчас делаешь? Хочешь, скажу?... – Леня вдруг взял себя в руки, очевидно, резонно решив, что так недолго и дров наломать. – Знаешь, как мы поступим… Ты выспишься… Сегодня, так? А завтра вечерком я тебе позвоню, и мы все это обсудим. Спокойно и без нервов.
 - Поезжай-ка домой,а? – я достал еще сигарету, закурил и развернувшись, не прощаясь вошел в квартиру. Закрыл за собой дверь. Остановился на пороге на секунду, и прошел в зал. Налил водки, но передумал и отодвинул стопку. Аврора убирала со стола.
 - Оставь, я уберу утром. Извини за этот бардак… я, знаешь, завтра собираюсь всетаки позвонить Аркаше…
 - Зачем, если не секрет? – она опять делала вид, словно ничего не понимает. Вместе с тем, еще и дулась, по-моему.
 - Так надо, - я растер лоб и скорчил гримасу. Бывает так, что нечего сказать.