Тлэуер и остальные. Бог не один

Нахимсон спал плохо. Точнее, вообще не мог уснуть. Глаза только-только закрываются, в голове средь старых мыслей появляются туманные, расплывчатые, неясные – те, что потом станут снами – и кажется, что ночь вот-вот поможет бедняге расслабиться, взглянуть на всё другими глазами. Но тяжесть последних событий даёт о себе знать. «Прошла неделя – а толку? Я всё равно не могу забыть её. Барби, милая Барби, ну почему ты не со мной», - шепчет князь Нитстана.
Всем хорошо в эту ночь. Тлэуер – умный, гордый, честолюбивый, - уже не рвётся показать себя и покорить мир. На своём чердаке он тихо спит, многозначительная улыбка не сходит с лица. Спящий динозавр словно хочет сказать: «Ну всё, наконец-то сон». Говорящий Нож и Крокодилий Хвост от него не отстают, спят без задних ног. У них начиналась новая жизнь, перед ней неплохо и выспаться. Леттания дремала стоя. В дом её не пустили, и лошадка утешилась сном под открытым небом.
Не спится лишь одному Нахимсону. Поэтому мексиканец видел то, что потрясло его до глубины души. К Нистандиру медленно, но верно начал спускаться огненный шар. Свет нестерпимо ярок, но Леттания, спящая во дворе, даже не подумала открыть глаза. Мексиканец понял: таинственно Нечто пришло за ним, поэтому не собиралось будить кобылу по таким «пустякам». «Пора, пора, но куда?»
Череда удивлений продолжилась. Из шара вышел человек – не из бумаги, как Нахимсон, и не из пластмассы, как Барби, а из плоти и крови. Но ростом с мексиканца, причём (ковбой-ростовщик чувствовал это) совпадает с точностью до невозможного. Незнакомец был лыс, имел чёрную окладистую бороду, из остатков шевелюры сложена мелкая косичка. Губы тонкие, образуют собой нервную полуулыбку-полусудорогу. Глаза Нахимсон не разглядел. Одет был в белый пиджак, белые же брюки, в руках в противовес всему держал чёрный цилиндр. Князь заметил чёрные туфли на ногах. «Странный тип», - подумал мексиканец, и это было слишком скромно сказано по отношению к человеку, вышедшему из огненного шара. Князь Нитстана трясся от страха.
Было отчего: непрошенный гость не стучал в дверь и не звонил в звонок. Он просто прошёл сквозь стену. Стена никак не пострадала. Нахимсон схватился за уши, пытался их заткнуть – душераздирающий вой тому причина. Никто из нитстанцев не проснулся – этот кошмар длится только для него одного, для князя этого самого странного государства за всю историю мироздания.
Незнакомец сел на стул.
-Спецэффекты никому ещё не мешали, - спокойно произнёс он.
-Мне п-помешали. Спать.
-Не надо тут. Вы же не спали. Это всем ясно. Так бы кошмарами мучались за милу душу. Сейчас, конечно, тоже, но не так сильно.
-А сами Вы кто? – Нахимсон эти четыре последних слова сказал с трудом, прикладывая самые мощные усилия в своей жизни. Впрочем, ответ того стоил.
-Я Второй Бог. Ну или Сатана. Потусторонний хозяин того мира, что вы называете Ойкуменой Второй.
Нахимсон обомлел. Он, как и Тлэуер, много читал книг, читал, конечно, поверхностно. Насобирал полузнаний отовсюду, прекрасно зная, что иное полузнание воспримется лучше, чем знание. Кое-что узнал и о Боге с Сатаной. Бог помогает людям, он – само добро, если и накажет, то только за грехи. Сатана – воплощение зла. Глубоко под землёй сидит он, огненно-красный, с рогами и козлиной бородкой, строя козни против людей. Искушает, обольщает, а потом ввергает в ад, пытает их, мучает. Слышал мексиканец и о злобных сатанистах, которые ночью собираются на кладбищах и там проводят чёрную мессу, на которой пьют кровь невинных младенцев. Нахимсон боялся Сатаны или, как его называют ещё, дьявола. И вот теперь он здесь. С виду обычный человек, только что на огненном шаре прилетает и сквозь стены проходит.
Но это и любой колдун сможет (то, что в Ойкумене Второй есть колдуны, князь знал точно – есть же духи, почему бы и колдунам не появиться, Барби вон вообще ведьма). Надо заглянуть Сатане в глаза. Сказал же кто-то, что глаза – зеркало души. Что в душе у того, у кого её нет?
Он посмотрел этому незваному гостю в глаза. Ничего – абсолютно пустые. Не может этого быть! Ладно, стоит отвести свой взгляд. Чёрт, не отводится,, что заставляет приковать взор к тому, что скрылось в глазах Сатаны. Нахимсон почувствовал сильный, подчиняющий всё взгляд, такой, что достаточно бросить мельком его на кого-то – он покорён, раздавлен, уничтожен. Нет сил оторваться, остаётся только одно – продолжать смотреть дальше. А там – чего только нет! Открывается жёлтая капсула – оттуда вылезает Тлэуер. Ой, и Стегозавр здесь. А это он уже бродит со своим приятелем по горе. Вот они тащат коробку к будущей Н.-Т.Р., где поселятся совсем скоро. Опять Барби. На неё лучше не смотреть. Похоже, Сатана умеет читать прошлое, оно всё отразилось в его глазах. А будущее там есть?
Картинка опять меняется? Боже, нет! Нитстандир, родной дом его, штурмуют какие-то говорящие глыбы. Огонь сжигает всё на своём пути. Стена проломлена, Нитстанцы сражаются, но увы. А потом долина преображается. Нитстандир куда-то исчезает, на его месте появляется какое-то поселение, шумное, говорливое. И опять кровь, огонь, безумные крики. Чу! Поселение возрождается, преображается, на его месте строится мощный город. Нахимсон умирает от радости. «Ты это заслужил, ты это создал»…Неужели Сатана видит будущее?
-Ещё как, - неожиданно ответил тот. Видимо, мысли он читает тоже. Вся жизнь мексиканца – под его колпаком?
Лучше уж умереть.
-Я за этим и пришёл.
-Но почему я должен умереть?
-Во-первых, ты сам этого захотел, а во-вторых, скоро здесь начнётся такая заваруха, что спасу нет. А ты не любишь перемен. Тебе нужен покой, тишина нужна. Я дарую тебе персональный тот свет, где тишь да гладь, моя благодать. Выбирай.
 -Я не хочу служить дьяволу. Ты – зло!
 -Я зло? Если бы я был бы злом, - сказал Сатана таким мрачным голосом, что Нахимсон похолодел, сердце заколотилось бешено, - ты бы уже горел огнём. Да что там – угольки бы уже остались, пепел. Но я не зло. И не добро, как ты заметил. Ночь длится долго, я могу рассказать историю своей жизни. Она интересна, поверь мне. Слушай!
Князь Нитстана слушал. А что ему ещё остаётся делать? Барби его не любит, от этого хоть вены режь, а толку? Да, Нахимсон в последнее время жаждал смерти, она казалась ему желанной. И вот теперь она рядом. Остаётся только дождаться её и слушать Сатану.
«Нас было два брата – я и Бог. Как мы появились – не знаю, но то, что мы творцы, поняли сразу. Решили поделить Вселенную пополам. Ой, сколько мы миров сотворили – не счесть. Молодые были, многого хотелось. Населяли планеты невиданными зверями, людьми с песьими головами – двенадцатью руками, хищными цветами, поедавшими людей и тараканами размерами с небоскрёб. Однако мирное сосуществование закончилось. Началась война.
Мы не щадили друг друга, старались уничтожить владения своего противника. Иных планет уж нет. Другие стали безжизненны. Осталась одна Земля, да несколько планет по краям, про которые мы с Богом и думать забыли. И тогда был заключён мир. Землю объявили совместным владением, людей, которые там жили, мы научили добывать огонь, строить дома, ловить рыбу, писать, читать и считать. За это они стали нам поклоняться. Непонятно только – кому. Каждый тянул одеяло власти на себя. Кто же победит?
Сперва везло мне. Просто я выбрал верную стратегию. Сотворил богов и разослал их по народам. Каждый народ выбрал себе тех богов, которые им нравились. Пантеоном управлял верховный бог, который подчинялся непосредственно мне. И всем было хорошо. К небу поднимался фимиам, я видел сотни, тысячи принесённых в жертву животных, а иногда и людей (так вышло, ничего не поделаешь, сейчас ещё больше народу гибнет, чем тогда и никого это не волнует, а так – человек стал частью каждого из нас). Все принесённые в жертву попадали в рай. Причём у меня для каждого был свой рай, ведь я за свободу выбора. У меня охотник попадает в Страну Вечной Охоты, в раю рыбака ловится крупная вкусная рыба, в раю крестьянина всегда обильно плодоносит. Всем найдётся своё дело. Ну, а кто не делал ничего, уходил в никуда. Каждый, кто хотел есть, был сыт. Каждый, кто хотел пить, утолял жажду. Кто хотел знаний – их получал. Конечно, и войны были, и голод, и болезни. Тут даже я ничего поделать не мог.
Однако не забыл я и старую забаву – творить всяких забавных созданий. Особенно мне нравились козлоногие рогатые сатиры. У меня даже слуга был из этих. Трудолюбивый, исполнительный, но такой тупой! Ничего сам придумать не мог. Как и все тупые, верил всем. Звали его Дьявол. Я иногда отпускал его на Землю выполнить нехитрые поручения, с богами связаться. Боги разные оказались. Самые умные были греческие во главе с Зевсом. Он много чего хорошего сделал. Египетские тоже ничего. Китайцы духами обошлись. Я часто у Зевса гостил, пил нектар, ел амброзию и клеился к богиням. Имел успех, а кто бы мне смог отказать? Вообще я много где путешествовал. И нигде, нигде не видел народа, который бы поклонялся Богу. Бога я знаю, у него крутой нрав, не позволяет поклоняться никому, кроме себя. И попробуй возрази – испепелит не задумываясь.
Однажды я всё-таки нашёл народ, который нашёл в себе силы поверить в Бога. Это были евреи (Нахимсона передёрнуло). Я тогда находился в зените своего могущества и хотел покончить с Богом раз и навсегда. Подговорил богов соседних с евреями земель организовать войну с ними. Те рвали евреев как я черепаху. Да, однажды я по пьяни разорвал черепаху, но мой братец этот подвиг себе приписал. Но ему-то это не помогло, его народ горбатился на вавилонского царя, скоро, того и гляди, помрут или веру сменят. И всё, проиграл Боженька! Я бы его мажордомом сделал, а то Дьявол глуп как сивый мерин. Я торжествовал, восхищался своей победой, кричал «Сатана лучше всех! Сатана всех победил». Ага, держи карман шире.
Живут евреи. И в Бога веруют. Не выполнил чего хотел, к тому же брата разозлил. Он нанёс ответный удар, переломил на свою сторону Дьявола и всю мою нечисть. Дьявол стал главным в аду, куда Бог отправлял грешников – тех, кто нарушал его законы. Сатиры стали его помощниками, переродились от общения со злодеями, стали чертями и бесами. Бог их часто на землю направлял зло творить. Люди думали по старой памяти, что это мои подручные мутят воду, кое-кто начал отворачиваться от моих богов, стало быть, и от меня. Я, конечно, постарался убить пару подневольных, но на смену им приходили другие. Это было полбеды. Моя сфера влияния была больше, а я по-прежнему был первым. Но не всё так просто. «Холодная война» преподносит свои сюрпризы.
Хуже было то, что боги начали перерождаться. Они меньше заботились о народе, больше роскошествовали, пировали, развратничали. Люди меньше приносили жертв, но богам было всё равно. Они сквозь пальцы смотрели на всё то зло, что было в мире. Я был на Олимпе и видел, как разлагалась верхушка греческих богов, которым верил как себе. И что? Гермес помогал ворам, Дионис пьянствовал постоянно. А на подведомственной территории ужас что творилось! Педерастия процветала, мужики , брр, целовались и не только. Кошмар! Боги мало того, что никак с этим не боролись – сами в грех ударились. В это время у Бога – иное дело. Мужеложству и прочему разврату спуску не давал, за это его стоит уважать. Но мои позиции рушились.
Бог постоянно мутил воду. Моя система работала против меня, ибо он начал её расшатывать. Мои боги объявляли о том, что они независимы и скорее дерьмо будут есть, чем мне служить. Я потерял Индию, Японию, китайские духи предков и африканские божки мало того что выходили из состава моего союза, так ещё и войну объявили. Три войны было: одну выиграл, вторую выиграл, но с трудом, третью с треском проиграл. Я тогда к богу обратился: давай по справедливости, тебе полмира и мне полмира, только в покое меня оставь. А он: «Я тут не при чём, сам виноват, следить за богами нужно. А полмира – давай. И вообще, у нас должны быть равные возможности». Понял я, что ни к чему хорошему мой план не привёл. Началась война до победного конца и нет пощады врагу, то есть мне. Бог наносил один удар за другим. Подлец.
Но ведь такие дела проворачивал, хитрый, сволочь. Понял всё-таки, что одних евреев мало, надо расширяться. Он подговорил одного человека, Иисуса Христа, обличать всех, учить любви, называть себя сыном Божьим и прочее, и прочее. Помогал ему творить чудеса. Народ потихоньку подтягивался, но мало его было. Нужна крупная акция, такая, чтобы все ахнули. Бог поговорил с евреями, и тамошняя верхушка приговорила Христа к смерти. А толпа кричала «Распни его!», ей это нравится, она ещё будет кричать, только люди будут другие. Люди порой бывают разными, но толпа – всегда одна. Зачем он так со своим ставленником? А вот, так всё и скажи. Короче, брат воскресил Христа, а потом живым взял его на небо. Народ с ума чуть не сошёл от такого зрелища. А Иисуса Бог сделал своим заместителем и доверил ему своё воинство.
Не зря доверил. Не то, что на небе – на земле дела на лад пошли. Последователей Христа – христиан становилось всё больше и больше, они победили язычников – тех, кто верил в богов, оставшихся по-прежнему на моей стороне. Боги умерли – они всегда умирают, когда в них перестают верить. Я остался один, потерял всё – людей, власть. И тогда принялся мстить. Главным врагом моим были христиане, которые плодились как тараканы.
Меж тем Бог решил добить своего соперника (нетрудно догадаться, кто им был). Он сказал Дьяволу, чтобы тот впредь звался Сатаной и начал бы творить зло. Понятно для чего: мой брат хотел оклеветать меня перед последними моими приверженцами. Нынешние сатанисты служат Дьяволу, а не мне. Я их ненавижу. Его игра удалась. На Земле я никогда не буду править.
В моей голове появилась идея расколоть последователей Бога. Я ещё владел кое-какими фокусами, немного умел пудрить мозги (хотя до братца мне далеко). Мне удалось поссорить евреев и христиан. Ваш покорный слуга смог убедить христиан в том, что евреи погубили Христа (так оно и было, но всё это – часть заговора против меня). Там, где к власти приходили христиане, начинались гонения на евреев. Антисемитизм придумал я. («Это он мощно задвинул», - подумал Нахимсон). До сих пор не могу сдержать слёз радости, когда вижу сожжённую синагогу. А не надо было Богу поклоняться. Хотя с другой стороны – где Он и где я? Но своего добился: евреям или жидам стало хуже.
Но число христиан всё равно росло. Тех, кто хотя бы в чём-то усомневался в правоте учения, объявляли еретиками и убивали. Бог, конечно, приложил к этому руку, получил власть – держи ей крепко. Он прирождённый диктатор, ничего у него не ускользнёт. Но и я не лыком шит. К веку восемнадцатому я активно начал раскручивать атеизм. Людей, которые говорили, что Бога нет, становилось всё больше. Однако мне это пользы не принесло – в меня от этого всего всё равно никто верить не стал. Так что только негатив и никакого позитива. С атеизмом я, конечно, жестоко обманулся. Пришлось опять думать, что бы ещё такого сделать, чтобы уничтожить христиан. Мой взор обратился к политике, где я придумал идеологии.
Лучше бы я их не создавал! Через два века во славу нелепым идеям было положено немало жизней, причём, что печально, не все они верили в Бога. Мне, опять же, идеологии пользы не принесли, ибо люди не верили в меня, они для этого выбрали клочки бумаги, на которых написаны все основные правила земной жизни, а ещё больше – тем, кто эти правила придумал. Их назвали вождями или просто лидерами, добровольно соглашались идти за ними, служить им или просто умереть за них. Вожди были разные. За одних и умереть не жалко, а от других пользы меньше, чем от старого рваного носка. В общем, когда я увидел, что натворил, решил больше никогда Землёй не занимался. Это же кошмар!
Тогда я сотворил этот край и решил править этим миром до скончания века, то есть навсегда. И никто не сможет отнять у меня это мир, поскольку ему это и не нужно»
Сатана закончил говорить. Посмотрел на Нахимсона – как же мало надо человеку, чтобы тот застыл от удивления. Это просто спасу нет! Князя Нитстана всё, что происходит в мире, всё, о чём он услышал от Второго Бога, готово было раздавить, разорвать пополам. Он осознал своё место в мироздании. Догадывался, конечно, что всё так плохо, но чтоб до такой уж степени! При этом Нахимсон чувствовал, что рассказ Сатаны – это лишь крупица знаний о Вселенной. К рассказчику появились вопросы.
-Так всё-таки, кто из вас добрый, а кто – злой?
-Книжек меньше читать надо! Никто! У нас была война, каждый применял то кнут, то пряник. И я, и он миловали и казнили. Все бредни о Милосердном Боге – пропаганда и реклама, пойло для толпы, которым я не догадался отпотчевать человеческое стадо.
-Ты любишь людей?
-Смотря каких. Тех, кто верит в Бога – нет, потому что они подпитывают его власть. Их много, поэтому в последнее время я очень сильно ненавижу людей.
-Бог хорошо себя показал?
-Неплохо. Он всё-таки управляет миром, спасая его от уничтожения. Ты, надеюсь, не думаешь, что все живые создания сами себе хозяева. Высший Разум необходим, и этим самолично занимается Бог. Он придумал законы, без которых мир бы разлетелся в клочья. Я как-нибудь скажу их, потому что сам баловался этим и знаю, как готовятся такие вещи. Это его положительные дела, его плюсы. Минусы – он никогда не помогает всем, кто его об этом попросит. Оно, конечно, невозможно помочь всем и сразу, но ведь он всемогущий, он может всё, так что это ему по плечу. Наконец, Бог допускает зло. Сам не без этого, но не до самокритики сейчас, не до критики самого себя. Вот что можно вкратце сказать про то, чего Бог достиг, а чего – нет.
-А что стало с теми богами, которые восстали против тебя?
-Они стали вассалами Бога. Заключили с ним договор о том, что все их праведники попадают в его рай. Братец всегда тянул одеяло на себя. У него даже самая первая заповедь: «Я Господь, Бог твой и не будет у тебя никаких богов, кроме Меня». Я раньше не понимал его, а ведь он прав: конечно, ответственность вся на него ложится, но и зато весь банк срывает тоже он. А те боги, духи, нечисть лесная и водная неплохо устроились. Все, блин, кроме меня.
-А что становится после смерти с атеистами? Душа-то у них остаётся?
-Душа есть у всех, - каким-то нудным голосом произнёс Сатана, - у атеистов в том числе. Но Бог в раю их видеть не хочет, хотя для некоторых исключение делает. Всё-таки без своей причуды правитель – ничто, тем более – правитель вселенной. Но квота на рай мала до потери пульса, всего пять безгрешных атеистов в день. Это очень мало, ведь в день в мире умирают сотни атеистов, но Бог выбирает лишь пятерых. Естественно, требования к ним жёстче, чем к верующим.
«Вот оно, стало быть, как, - недоумевал Нахимсон, - А уж разговоров-то…Всего-то ему и надо – раскрыть душу. Исстрадался, бедолага. Интересно, его кто-нибудь любил? Наверное, тяжело это – всю жизнь один, или того хуже, с псевдодрузьями и квазиподругами. Умру, так и быть, поселюсь у Сатаны в раю. Тем более, что у него для каждого покойника персональный рай. Надо верить незнакомым богам в отставке. Хотя стоит продолжать задавать вопросы. Истинно-воистину».
…Через полчаса Нахимсон и Сатана уже были старыми приятелями. Ночь застыла – потусторонний хозяин Ойкумены Второй остановил время. Пускай не мешает беседе.
-Послушайте, а Вы Чруна Игифера знаете?
-Конечно. Я характер его писал с Дьявола. Исполнительный, но такой тупой! Мне, впрочем, нравятся такие типы людей. Хуже, когда они умные, но буйные, - сказал он сухо, забывая на время о том, что подружился с этим немного трусоватым, но по-своему привлекательным (насколько таким может быть кусок бумаги с усами и в шляпе) мексиканцем. Сатане вообще нравились создания со странностями.
Нахимсон , однако, не знал всех перипетий сатанинской души. Его интересовало другое:
-Зачем Вы мне его подсунули? Этот гусь лапчатый никак мне не помог. От него пользы меньше, чем от…, - тут он задумался. Мысли кипели гневом, а слов подходящих на ум не приходило, - чем от дырок в зонтике. Зачем такого урода создаёте? – мексиканец попытался прибавить наглости в свою речь. Однако потом понял, с кем имеет дело, призадумался и покаялся в былых безрассудных решениях, - Господин мой, Господин мира сего, зачем всё это? – завершил свою речь почти плачем князь Нитстана.
Сатана читал мысли собеседника и поражался той сумятице, что творилась у него в голове. Малец юн, малец неопытен, в этой жизни ещё замается вытирать молоко со своих необсохших губ. В конце концов, он скоро умрёт, проблем будет гораздо меньше. Надо уважать, однако, будущего покойника, дать ему ответ.
-Бесполезен, говоришь? Да, бесполезен, но человеку-подёнке такой ангел-хранитель подойдёт. Не знаешь, что такое подёнка? Это бабочка, которая живёт только один день, а потом умирает. Ты же умрёшь буквально через…, - настал черёд Сатаны задуматься, - через час.
-А можно через два часа?
-Можно. И к тому же, чем ещё хорош Чрун Игифер, так это тем, что на него можно сваливать свои неудачи за милу душу. Вот не получилось у тебя с Барби, - тут Сатана заметил как скривилось лицо Нахимсона, - Кто виноват? Ты сам? Да нет, конечно. Ангел-хранитель не помог, потому и девушка отказала такому страстному бумажному мачо.
-А Вы когда-нибудь любили?
-Нет. Любить Бога – противоестественно. Любить свои творения – глупо, ибо это всё- часть себя, а себя я, конечно, люблю, но не в том смысле. Но чувство, должно быть, хорошее, его все люди ценят и берегут. Или нет?
-Так почему, о всемогущий, ты позволил Барби отвернуть такого позитивного мек-си-кан-ца?
-Недоглядел. И вообще, я оставляю жителям своего мира немного свободы воли. Но за зло покараю. Так что эта курва получит по полной. Только не плачь, боги за каждую слезу вставляют иглу между пальцев, и я их одобряю. Это не нужно, а потому опасно. Для тебя. Но и для нас тоже.
-Почему слёзы опасны богам?
-Потому что они обычно от бед всяких бывают. Беды показывают, что мир несовершенен. Бог стремится к идеалу, а тут ему показывают – хреново, мол, правишь. Хотя я и таких богов знавал, которым лишь бы жертвы приносили, а там хоть трава не расти. Оттого и погибли.
-Бог, брат твой, из таких?
-Да нет, вообще-то. Иногда. Но только иногда. Впрочем, от иных и такого не дождёшься.
 -А…понятно, - Нахимсон начал исчерпывать список вопросов и ответов, - но почему что ты, что он допускали зло?
-Этот вопрос задавали постоянно, ибо только последний идиот думает, что в мире всё хорошо. Да, зло часто гуляет между людьми, унося лучших. Иногда просто от того, что боги недоглядели, не смогли помешать беде случиться. Бывает, никто не совершенен. Абсолютного совершенства нет, а на Бога просто эту роль повесили, чтобы было на кого равняться, у кого учиться и с кого пример брать. Но иногда боги сами делают зло. Чтобы проверить верующего, например. Братец мой часто так делал, иной раз до смерти доводил. Зато потом все лучшие места того света – у них, у жертв. Или власть свою показать надо. А то вдруг перестают верить люди, а им – бац! – наводнение, землетрясения, саранча прожорливая. И всё, сразу молятся.
К тому же очень многим зло делается в качестве расплаты за грехи. У нас к грехам относятся строго. Я старался по мере сил грешников убивать, а уж Бог и подавно. Причём иногда перегибали палку. Рассердился я как-то на одного человека, он идола моего вассала разбил. А это непорядок, нехорошо так поступать. Я уничтожил его детей, убил жену, спалил дом, а на него самого наслал такую жуткую болезнь, что всё тело его было в жутких язвах. Потом я допустил, чтобы в язвах мухи отложили яйца. Вскоре прожорливые личинки начали есть его тело заживо. Но и этого мне показалось мало. Я ударил во время грозы его молнией и сделал так, чтобы он не мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой. Бедный грешник умер в тяжелейших мучениях. И Бог такой же. С евреями он обращается примерно как со скотиной: то в плен вавилонский их позволяет загнать, то во время Холокоста шесть миллионов истребить. Но он же и помогает им. Бог – это барин: хочу – казню, хочу – милую. В то же время строго следит за исполнением законов. Короче, не понять вам, смертным, всех хитросплетений, что происходят в мире божественного. Лучше не пытайтесь.
-Я-таки не понял, - не унимался Нахимсон, не зная, что делать – бояться или общаться, - ты уважаешь Бога или презираешь его? Ненавидишь или пытаешься оправдать его дела?
-Уважаю и пытаюсь представить себя на его месте. Я же сам был таким, это мне не трудно. Мне тяжело было творить зло, но приходилось. Приказывал богам убивать. Забудь на время про ту идиллию, о которой говорил я раньше. Мои руки по локоть в крови, я – главный грешник моего ада и главный святой моего рая.
Мексиканец ничего не хотел больше слушать. Его глаза слипались, искушающая дрёма готова была закрыть из в любой момент. Пару раз зевнул, зная, что потустороннему владыке мира сего это может не понравиться.
Становится скучно.
Может быть, пора умереть? Обстановка сменится.
Неплохая идея.
-Я согласен покинуть этот мир, - ясно, отчётливо произнёс Нахимсон. Это, конечно, была лишь формальность, без которой, однако, не обойтись.
-Отлично, - ответил Сатана, - Пошли. Встретимся во дворе, - добавил он и исчез.
Князь тяжело вздохнул – было отчего, покидать мир живых не всегда легко. Неспешно встал с кровати, одел фиолетовое сомбреро, посмотрел в зеркало и грустно сказал: «Тю!» Он уходит тот мир, где не будет Тлэуера, Барби, Златогрива. Не будет Яшки – это радует.
-Пора. Решено всё, - очередной вздох, очередные слова мексиканца.
Дверь распахнулась неслышно. Нахимсон, выйдя во двор, увидел по-прежнему пылающий огненный шар, а рядом с ним – Леттанию. Лошадь спала стоя и не обращала внимание на этот феномен.
«Взять её с собой? Почему бы и нет. Лошадке нужен я, ей не выжить в этом жестоком, проклятом мире. Тут, к тому же перемены будут, и меня-таки это весьма пугает. Не жить в такую эпоху Леттании. К тому же мне там может быть скучно. Сатана неплох, но это всё не то».
-Возьми, возьми – твёрдый голос Сатаны прозвучал у него за спиной, - Ей не место в этом мире.
Конечно, он читает мысли. Это может быть опасно.
Нахимсон подошёл к Леттании, нежно погладил шелковистую гриву. В его глазах в эту минуту отразилась вся скорбь мира сего. Мексиканец понимал, что бумага в Ойкумене Второй вытесняется резиной и пластмассой. Бумажный кораблик задавит даже раздолбанная плоскодонка, а тут на неё прёт ледоход.
-Леттания…Оберегательница Гор и статская советница…Проснись, в путь пора.
Кобылица приоткрыла глаза. Посмотрела на хозяина, поняла, что с ним что-то неладное. Лошадь знала своего хозяина как облупленного. Ничего не сказала – всё ясно без слов.
Нахимсон забрался на неё, чмокнул в ухо, потрепал гриву. Потом сказал своё знаменитое «Эхма!» и поскакал в шар света и огня.
-Отлично, - произнёс Сатана и пошёл вслед за ним. Когда Нахимсон и Леттания скрылись в шаре, туда устремился Второй Бог. Вскоре шар исчез.
 …Тлэуер неожиданно для себя проснулся и ещё пять минут пялился в темноту. Потом он вспомнил, что он умница великая, а не какой-нибудь свинодракон и решил прошептать (не хотелось будить нитстанцев) проповедь.
-Что есть самоубийство? Почему оно считается грехом? Прочие грехи – воровство, убийство, пьянство – направлены более или менее против других. Самоубийство – только против себя и близких, которые, впрочем, будут оплакивать и того, кто умер естественной смертью, убит или погиб в катастрофе. Самоубийство – это в первую очередь протест, его порождает несправедливость. Общество считает себя безгрешным, считает безгрешным богов – гарантов благополучия общества. А тут налицо индивидуальный бунт. Мне кажется, что табу на самоубийство сродни негативному отношению обывателей к революции. Ладно, пора спать.