Футбол на лестнице, Главы 7-14

Я вернулся в Пуно переполненный впечатлениями, которыми мне не с кем было поделиться. Пирожки с бульоном булькали уже где-то на уровне горла. Покупать ещё одну несовершенную шляпу было бы неестественно. Ужасно захотелось обратно в Куско.
Мне повезло: в отеле дежурила та самая миловидная кузина, которая так тепло встретила меня по приезде в город. Она сочуственно выслушала историю моей жизни, и о том, как лучший друг променял меня на банку фестала (или что там едят, что бы укрепить волю), затем с милой деловитостью выложила передо мной расписание вечерних автобусов и объяснила, что купив билет, я уже к утру буду в Куско, сэкономив к тому же на ночи в отеле.

Кисляк мгновенно испарился. Приятно, когда абстрактное нытьё рождает конкретные решения. Сгоряча бросился сам звонить в автобусную кассу. Послушав несколько минут продукт двухнедельного самообразования, который я нахально выдавал за средство общения, кузина, с вежливым ..permitame…., отобрала у меня трубку. Две-три фразы, несколько прелестных улыбок, понятные мне слова благодарности, и всё - дело сделано. Такси до автовокзала заедет за мной через полтора часа, а я пока могу собирать вещи.

Когда слушаешь как говорят на незнакомом тебе языке представители двух туристических служб, кажется, что они непрерывно шутят - столько в их разговоре смешков да хохотков. На самом деле это не так. Обыкновенная вежливость. Личное знакомство - инструмент несравненно более мощный. С его помощью не то что автобусный билет заказать, войну объявить можно.

Я служил в Печенге, небольшом посёлке на границе с Норвегией. Приказ о демобилизации нашего призыва уже вышел, и я нетерпеливо ждал отправки домой, считая дни и старательно избегая всякой работы.
Как-то вечером, Боровков, знакомый связист, приносит в казарму телеграмму на моё имя. “Мама тяжело больна Срочно приезжай Отец”. Зная, что уж если суровый папа пишет про кого-то “тяжело болен”, то значит человека можно смело готовить к кремации, я запаниковал. Как был, небритый и заросший, побежал в штаб полка, к телефонисткам. Показал им телеграмму, начал кричать что мне срочно надо заказать переговоры с Ленинградом. Телефонистка, тётя Маня, замахала руками: “Тише, тише! Сейчас закажем.” Записала мой питерский телефон, воткнула в гнездо какой-то штекер.
- Мурманск. Печенга...Алё, Люся это Маня. Ну как подошёл цвет? ...Да, перемкни на Ленинград 513 35 76... Хорошо, я тебе позже перезвоню, а то тут солдат переживает, у него мать умирает.
И передала мне трубку.
А там мамин голос:
- Костя? Что случилось?!
- Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, спасибо, а что?
- Папа прислал телеграмму, что ты тяжело больна.
- Папа? Нет...я здорова...странно.
И в сторону: “Мишка, Костя говорит, ты ему телеграмму послал”
- Нет, папа говорит, что ничего не посылал.
- Но ты здорова?
- Да, абсолютно. Когда ты приедешь?
- Не знаю, скоро. Целую.
От облегчения на меня напала болтливость. Захотелось как-то проявить свою симпатию телефонистке.
- Скажите, как вам удалось так быстро меня соеденить? Мы же в Заполярье. Далеко...
- А я тебя через “Монолит” пропустила. Этот канал всегда свободен. Прямая связь Москвой. На случай если война начнётся.
В этот момент на телефонный узел заглянул начальник штаба. Я вытянулся, отдал честь.
- Здравия желаю товарищ полковник.
- К пустой голове руку не прикладывай. Совсем оборзели, сержант! Зарос щетиной как свиная жопа! - Дубык! Проводить на гауптвахту.
Выходя на мороз, я услышал: “ Ну что, Люся, значит синяя подошла...”
Монолит. Нерушимый кабель в толстой свинцовой обмотке, который и топором не перерубишь. Прямая связь! В эту трубку командир полка прокричит, заикаясь от волнения: “ Товарищ президент, сегодня в тринадцать ноль-ноль норвежские войска вторглись на территорию Земли Русской!” И услышит в ответ, как неискажённый помехами голос ясно отчеканит: “К бою!”...
А по жизни: десяток Манечек да Людочек, когда-то вместе окончивших училище связи, до сих пор поддерживающие дружбу через коммутатор...
Спасибо им.


Примечание.
Оказыавется, один из моих друзей решил жениться и хотел, чтобы я был свидетелем на свадьбе. Так как меня всё не увольняли, а молодая уже забеременела, то он решил ускорить процесс. Написал телеграмму, заверил у знакомого врача. Отослал...
На свадьбу я так и не успел. Не засвидетельстовал. Ну да ничего - всё равно они вскоре развелись. Его посадили в камеру предварительного заключения по подозрению в краже. Она не дождалась. Потом он спился.

Когда слушаешь как говорят на незнакомом тебе языке представители двух туристических служб, кажется, что они непрерывно шутят - столько в их разговоре смешков да хохотков. На самом деле это не так. Обыкновенная вежливость. Личное знакомство - инструмент несравненно более мощный. С его помощью не то что автобусный билет заказать, войну объявить можно.

Я служил в Печенге, небольшом посёлке на границе с Норвегией. Приказ о демобилизации нашего призыва уже вышел, и я нетерпеливо ждал отправки домой, считая дни и старательно избегая всякой работы.
Как-то вечером, Боровков, знакомый связист, приносит в казарму телеграмму на моё имя. “Мама тяжело больна Срочно приезжай Отец”. Зная, что уж если суровый папа пишет про кого-то “тяжело болен”, то значит человека можно смело готовить к кремации, я запаниковал. Как был, небритый и заросший, побежал в штаб полка, к телефонисткам. Показал им телеграмму, начал кричать что мне срочно надо заказать переговоры с Ленинградом. Телефонистка, тётя Маня, замахала руками: “Тише, тише! Сейчас закажем.” Записала мой питерский телефон, воткнула в гнездо какой-то штекер.
- Мурманск. Печенга...Алё, Люся это Маня. Ну как подошёл цвет? ...Да, перемкни на Ленинград 513 35 76... Хорошо, я тебе позже перезвоню, а то тут солдат переживает, у него мать умирает.
И передала мне трубку.
А там мамин голос:
- Костя? Что случилось?!
- Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, спасибо, а что?
- Папа прислал телеграмму, что ты тяжело больна.
- Папа? Нет...я здорова...странно.
И в сторону: “Мишка, Костя говорит, ты ему телеграмму послал”
- Нет, папа говорит, что ничего не посылал.
- Но ты здорова?
- Да, абсолютно. Когда ты приедешь?
- Не знаю, скоро. Целую.
От облегчения на меня напала болтливость. Захотелось как-то проявить свою симпатию телефонистке.
- Скажите, как вам удалось так быстро меня соеденить? Мы же в Заполярье. Далеко...
- А я тебя через “Монолит” пропустила. Этот канал всегда свободен. Прямая связь Москвой. На случай если война начнётся.
В этот момент на телефонный узел заглянул начальник штаба. Я вытянулся, отдал честь.
- Здравия желаю товарищ полковник.
- К пустой голове руку не прикладывай. Совсем оборзели, сержант! Зарос щетиной как свиная жопа! - Дубык! Проводить на гауптвахту.
Выходя на мороз, я услышал: “ Ну что, Люся, значит синяя подошла...”
Монолит. Нерушимый кабель в толстой свинцовой обмотке, который и топором не перерубишь. Прямая связь! В эту трубку командир полка прокричит, заикаясь от волнения: “ Товарищ президент, сегодня в тринадцать ноль-ноль норвежские войска вторглись на территорию Земли Русской!” И услышит в ответ, как неискажённый помехами голос ясно отчеканит: “К бою!”...
А по жизни: десяток Манечек да Людочек, когда-то вместе окончивших училище связи, до сих пор поддерживающие дружбу через коммутатор...
Спасибо им.


Примечание.
Оказыавется, один из моих друзей решил жениться и хотел, чтобы я был свидетелем на свадьбе. Так как меня всё не увольняли, а молодая уже забеременела, то он решил ускорить процесс. Написал телеграмму, заверил у знакомого врача. Отослал...
На свадьбу я так и не успел. Не засвидетельстовал. Ну да ничего - всё равно они вскоре развелись. Его посадили в камеру предварительного заключения по подозрению в краже. Она не дождалась. Потом он спился.

Когда слушаешь как говорят на незнакомом тебе языке представители двух туристических служб, кажется, что они непрерывно шутят - столько в их разговоре смешков да хохотков. На самом деле это не так. Обыкновенная вежливость. Личное знакомство - инструмент несравненно более мощный. С его помощью не то что автобусный билет заказать, войну объявить можно.

Я служил в Печенге, небольшом посёлке на границе с Норвегией. Приказ о демобилизации нашего призыва уже вышел, и я нетерпеливо ждал отправки домой, считая дни и старательно избегая всякой работы.
Как-то вечером, Боровков, знакомый связист, приносит в казарму телеграмму на моё имя. “Мама тяжело больна Срочно приезжай Отец”. Зная, что уж если суровый папа пишет про кого-то “тяжело болен”, то значит человека можно смело готовить к кремации, я запаниковал. Как был, небритый и заросший, побежал в штаб полка, к телефонисткам. Показал им телеграмму, начал кричать что мне срочно надо заказать переговоры с Ленинградом. Телефонистка, тётя Маня, замахала руками: “Тише, тише! Сейчас закажем.” Записала мой питерский телефон, воткнула в гнездо какой-то штекер.
- Мурманск. Печенга...Алё, Люся это Маня. Ну как подошёл цвет? ...Да, перемкни на Ленинград 513 35 76... Хорошо, я тебе позже перезвоню, а то тут солдат переживает, у него мать умирает.
И передала мне трубку.
А там мамин голос:
- Костя? Что случилось?!
- Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, спасибо, а что?
- Папа прислал телеграмму, что ты тяжело больна.
- Папа? Нет...я здорова...странно.
И в сторону: “Мишка, Костя говорит, ты ему телеграмму послал”
- Нет, папа говорит, что ничего не посылал.
- Но ты здорова?
- Да, абсолютно. Когда ты приедешь?
- Не знаю, скоро. Целую.
От облегчения на меня напала болтливость. Захотелось как-то проявить свою симпатию телефонистке.
- Скажите, как вам удалось так быстро меня соеденить? Мы же в Заполярье. Далеко...
- А я тебя через “Монолит” пропустила. Этот канал всегда свободен. Прямая связь Москвой. На случай если война начнётся.
В этот момент на телефонный узел заглянул начальник штаба. Я вытянулся, отдал честь.
- Здравия желаю товарищ полковник.
- К пустой голове руку не прикладывай. Совсем оборзели, сержант! Зарос щетиной как свиная жопа! - Дубык! Проводить на гауптвахту.
Выходя на мороз, я услышал: “ Ну что, Люся, значит синяя подошла...”
Монолит. Нерушимый кабель в толстой свинцовой обмотке, который и топором не перерубишь. Прямая связь! В эту трубку командир полка прокричит, заикаясь от волнения: “ Товарищ президент, сегодня в тринадцать ноль-ноль норвежские войска вторглись на территорию Земли Русской!” И услышит в ответ, как неискажённый помехами голос ясно отчеканит: “К бою!”...
А по жизни: десяток Манечек да Людочек, когда-то вместе окончивших училище связи, до сих пор поддерживающие дружбу через коммутатор...
Спасибо им.


Примечание.
Оказыавется, один из моих друзей решил жениться и хотел, чтобы я был свидетелем на свадьбе. Так как меня всё не увольняли, а молодая уже забеременела, то он решил ускорить процесс. Написал телеграмму, заверил у знакомого врача. Отослал...
На свадьбу я так и не успел. Не засвидетельстовал. Ну да ничего - всё равно они вскоре развелись. Его посадили в камеру предварительного заключения по подозрению в краже. Она не дождалась. Потом он спился.

Глава восьмая. Возвращение в Куско.

Всё меньше места в мире остаётся для неблаговидных поступков. Не то что бы сильно хотелось подличать, но какую-то свободу для манёвра иметь приятно.
В автобусе соседнее со мной место занимал некий, как потом выяснилось, иранский еврей из Бостона. Готовясь к долгому пути, пассажиры поснимали ботинки, что на некоторое время сделало сладкую дремоту невозможной. До тех пор, пока тяжёлый сон не отрубит голову, а вместе с ней и все органы чувств, включая обоняние.
Что бы как-то убить ночь, мы разговорились. Встретившись в Перу, туристы говорят о трёх вещах: в каких странах они уже побывали, об экстремальных видах спорта, и, опять же, о “Сто лет одиночества”. В числе прочего, я рассказал как в Коста Рике нерадивые служащие авиалиний потеряли мою кайтовую доску. И что пришлось звонить одному из наших с Аликом общих друзей, который, благодаря своему, влиянию, устроил нам разговор с президентом American Airlines. После этого звонка доску мне привезли за двести сорок километров на такси, прямо в отель.
Ночь была длинная, и собеседник не поленился спросить, что это за влиятельный друг и откуда у него такое влияние. Я объяснил, что есть у нас в окружении толковый финансист которому за советы деньги платят. И что летает он к своим клиентам иcключительно первым классом. Отсюда и вес в воздушном коллективе и улыбки стюардесс. Когда же я, в процессе рассказа, ненароком обмолвился что зовут моего друга Эмиль, случайный попутчик неожиданно заинтересовался:
- А как его фамилия? Случайно не Мацак?
- Да, Мацак. А как?!...
- Я работал его ассистентом, когда проходил практику в бизнес школе.
Интересное совпадение: ночью, в автобусе между Пуно и Куско встретить кого-то кто знает твоих Нью-Йоркских “русских” друзей.
Хорошо что вышло именно так, а то ведь ведь все эти совместные посиделки вполне могли обернуться не приятной беседой, а молчаливой, интеллегентной борьбой локтями за средний подлокотник, в течении всей ночи. А потом встретились бы у Эмиля на дне рождения, и было бы неловко.

У Алика в Израиле есть знакомая, с которой он периодически переписывается по Instant Messenger. Однажды она несколько дней подряд не выходила на связь. Это как раз совпало по времени с терактами в Хайфе, недалеко от её дома. Обеспокоенный Алик позвонил, узнать всё ли в порядке. Знакомая сама сняла трубку. Объяснила, что ездила в поход с друзьями, и буквально несколько минут назад вошла в квартиру. А сейчас сидит голодная как волк из-за того что в холодильнике пусто, а всё вокруг уже закрыто.
Алик, не прекращая разговора, нашёл на интернете круглосуточную пиццерию в её районе, и послал заказ на её адрес, заплатив своей кредитной картой. Минут через пятнадцать, знакомая извинилась:
- Подожди пожалуйста секунду, в дверь звонят...
Не знаю, догадался ли Алик ответить : “Можешь не спрашивать, кто там”, вряд ли, ну да это совершенно не важно.

Автобус прибывал в Куско в три часа утра. Куда идти - было совершенно непонятно. Предыдущий отель был зарезервирован только на два дня, так как мы планировали поехать в Пуно вместе. По той же самой причине, в новый отель (кстати, я помнил только его название, но не адрес) можно было вселяться только после полудня. Я понятия не имел, где всё это время обретался Алик. В отличии от него и от Надюши, я не умею дозваниваться из затеряных в горах или джунглях южноамериканских городков, в Россию или в New Jersey.
Мы уже договорились с водилой, что я посплю несколько часов в автобусе, пока не рассветёт. После я собирался поехать в отель и там непонятно сколько ждать Алика, надеясь, что он уже достаточно пришёл в себя, что бы переселяться.
Получалось, что в шесть утра предыдущего дня я выехал в Пуно, провёл в автобусе десять часов, так как по пути мы останавливались для осмотра достопримечательностей. (Мэр города Арекипа проявил себя недюжинным знатоком туристких нужд: в местном краеведческом музее - два небольших зала с экспонатами и восемь туалетов.) Приехав к вечеру в Пуно, я наутро, опять же в шесть, отправился на острова, где и проплавал больше тринадцати часов. Потом сел в автобус и снова ехал около семи часов, обратно в Куско. Понятно, что когда мы, наконец, въехали на вокзал, я был уже просто никакой.
К счастью, несмотря на многолетнии уговоры отца, я так и не бросил курить. Если бы не сигарета, никакая вежливость не заставила бы меня выйти из автобуса попрощаться с новым знакомым.
Спускаюсь по ступенькам и, буквально глазам своим не верю. Вплотную к нашему автобусу припарковано такси. Дверь со стороны водителя распахнута, а сам водитель стоит на улице с плакатом, на котором крупными красными буквами написано моё имя. Я, ничего непонимая, медленно подхожу, тупо глядя. Он обрадовался, что-то лопочет на ломаном испанском, мол амиго, Алекс и.т.д
Хотя нет, вру. Это у меня от усталости, наверное, всё в голове смешалось. Это я понимал только отдельные слова, а он-то говорил чисто, без акцента. Загрузились, поехали. Довёз он меня до какого-то отеля. Помог занести на второй этаж рюкзаки. Я, хотя всё ещё ничего не понимаю, но уже весь в предчувствии приятных перемен.
Открываю дверь в номер, а там Алик! Сидит под настольной лампой, подушками обложился, рядом стеклянный столик с лекарствами. Розовый такой...
Редко когда мне в жизни было так приятно.
Когда подошло время выселяться из “Эль Балкона”, Алик позвонил сюда и спросил, можно ли въехать на два дня раньше. Xозяева, как и положено радушной семье, с энтузиазмом согласились. Едва распаковавшись на новом месте, Алик проявил себя весьма требовательным родственником. Вызвал консьержа и недовольно заявил что его мутит. Тот конечно пришёл в ужас, такой дорогой гость, да что там гость, сын! И вдруг эта нахальная горняжка. Выписал из телефонной книги адреса окрестных больничек. Алик этот список брезгливо пальчиком от себя отодвинул, попросил позвонить частному доктору. Но за дополнительный столик вежливо поблагодарил.
В банке, где работает Алик, его позиция называется project manager. Думаю что руководитель он хороший. Во всяком случае, у участников проекта “Болеем правильно”, жизнь стала совсем нескучной.
Когда поднятый с постели доктор, внимательно выслушав Алика, узнал, что посоветовал его брат, знаменитый американский кардиолог, прочитал распечатки с интернета, описывающие подобные случаи, он решил воздежаться от своего первоначального диагноза: “временное недомогание, вызванное резким перепадом высот; не требует специального лечения”. Вместо этого, он написал на фирменном бланке длинное неудобочитаемое слово, велел принимать это три дня, по три раза в день, пить побольше витаминизированной воды. Назвал всё вместе курсом лечения, ко всеобщему удовольствию. Работники отеля, столпившиеся у одра умирающего, испытывали гордость за отечественную медицину. Правда, долго стоять без дела им не пришлось. Один поехал отвозить доктора, другой был послан на такси в круглосуточную аптеку, третьего Алик попросил принести что-нибудь к ужину.
Наевшись и напившись витаминов, Алик чуть-чуть заскучал. С доктором поговорили хорошо, шныряют все вокруг исправно, так что хоть ещё одну звёздочку к дверям пририсовывай, но хочется поболтать с какой-нибудь девчонкой. Хозяйка отеля, женщина безусловно интересная, её дед был знаменитым чучельником и организатором одного из первых заповедников на Амазонке, монополист хренов. Но она ушла домой, а все остальные потенциальные собеседницы были заняты в проекте: грели полотенца, готовили чай etc.
И тут Алик вспомнил про ещё одну свою семью. Конечно, он, по независящим от себя обстоятельствам, не смог жить в их отеле, но зарезервировано-то всё было на его имя, Бронштейн он или не Бронштейн?!
Позже, он снисходительно признал: “В кои-то веки твоя неуёмная общительность оказалась полезной.” Миловидная кузина из Пуно вежливо осведомилась о его здоровье (ей я, естественно, приврал про какую-то более мужественную болезнь, триппер там, или разрыв бицепса, не признаваться же, что мы, Бронштейны, склонны к тошноте). Затем подробно описала на каком автобусе, куда и во сколько я приезжаю.
Скуки как не бывало, проект вступил в новую стадию. Оказалось, что поднять среди ночи человека и попросить его постоять с плакатом на вокзале с трёх до семи утра (такой может быть задержка автобуса) стоит в Перу десять долларов. Ну а продолжение известно.
Такой вот человек Алик, любит и умеет устроить приятный сюрприз друзьям.

Примечание.
Пришли мы однажды с Братилой к Соньке с Машкой. Сидим серьёзные, не шутим, не паясничаем. Девчонки удивляются, чего мол мы такие квёлые. Мы объясняем, что всерьёз занялись магией и нам теперь не до шуток - одно колдовство на уме. Они, конечно не верят, но интересно ведь что мы зыдумали, и поэтому начинают подыгрывать: “Покажите, пожалуйста, чудо, наколдуйте нам что-нибудь. ” Мы начали пассы руками делать, бормочем напевно.
- Затмение восемь, камень в левый угол...
Тряпку подожгли...
Потом вдруг резко замолчали и стали смотреть на часы.
- Всё, готовьтесь, сейчас будет чудо!
И точно в это время звонок в дверь. Никак не связывая это с нашей болтовнёй, раздражённая тем, что прерывают на самом интересном месте, Машка побежала открывать. За дверью мужик, в чёрном кожаном плаще, в чёрных очках. Вручает ей молча здоровый посылочный ящик и уходит.
Машка ящик в комнату принесла, удивляется. Мужик какой-то странный, на почтальона не похож и адреса на посылке нет. Вытащила гвозди, откинула крышку, а там бутылка водки и бутервроды с колбасой. Вот это чудо!
А Макс и вправду не почтальон, он музыкант. Мы его попросили в опреденное время занести посылку по такому-то адресу, сказали очень надо.

Глава девятая. Начало похода.

Спортсмены часто говорят о своём теле в третьем лице. Как о некоем механизме, находящемся во вне. Мой отец использует для этого слово “органон”. Например, “Сегодня сделали тридцатку, органон пыхтел, но бежал.”
Наш поход на Салкантаи начался с лекции. Если бы Америка была Северной, то темой лекции, несомненно, стала бы техника безопасности, но к счастью мы находились в Перу и первый урок, полученный нами от гида, был посвящён тому, как жевать листья коки. Вернее, как обращаться с ними. Культура коки намного шире чем просто поедание. Растение это считается священным, связанным и с небом, и с людьми. До того как начать жевать самому, полагается отобрать три самых лучших листа, и, поцеловав, пожертвовать Пача Мама, матери- земле. Встретившись на тропе, два человека угощают друг друга кокой. При этом нельзя запускать пальцы в кисет дающего, следует подставить шляпу или подол рубахи, что бы тебе отсыпали, сколько считают нужным.
К моему вящему изумлению, оказалось, что кока действительно работает. Органон, который течении недели отказывался усваивать что либо кроме бульона и яблочных пирогов, набросился на эти побеги с энтузиазмом ядерного реактора. Я регулярно, как в топку, забрасывал в рот свежие охапки, а он расщеплял листья на кокаин и воду, взамен исправно переставляя по тропе натруженные ноги.
Несмотря на мощную химическую поддержку, к концу дневного перехода мы всё же запыхались. В этот день мы прошли порядка шестнадцати километров и набрали тысячу двести метров высоты. Под конец склон стал настолько крутым, что тропа пошла зигзагами. По счастью, шедшие позади нас молоденькие англичанки почувствовали себя плохо, одна даже попросила кислород. Это дало нам возможность отдыхать, не боясь остаться в хвосте.
Пока мы, в своих модных гортексовых ботинках, боролись за жизнь, мимо, вверх по тропе пробегали обутые в шлёпанцы носильщики. Вместо профилированных австрийских рюкзаков, они таскали на спине обёрнутые тряпкой короба. Во время одного из обменов кокой я заглянул в такой короб - он оказался доверху наполнен металлической посудой. Не уверен, что даже будучи на Луне, я также бодро заскакал бы с подобной посылочкой за плечами.
Незадолго до отъезда, Алик неожиданно заявил, что собирается взять с собой свою собственную палатку, чтобы избежать соместных ночёвок. Я был не столько разочарован, сколько оскорблён. Алик пространно обяснил, что жильё рядом с аэродромом стоит дешевле даже в Токио. И что от шума куры не несутся, а его нервная система несравненно тоньше. Потом процитировал что-то из Павлова. В заключение сказал, что ему легче потратить сорок долларов на дополнительного носильщика, чем терпеть мой еженощный храп.
Я слышал как другие люди храпят, действительно неприятно, но за собой ничего подобного не замечал. Обиженный необоснованными придирками, пожаловался Надюше. Та удивилась: “А что в этом страшного? Просто когда ты начинаешь храпеть, тебя надо нежно поцеловать тебя в губы, ты отвернёшся и замолчишь”. Реакция Алика на этот невинный рецепт была неожиданно замысловатой.
- Я куплю в Куско отвратительную горную обезьяну, привяжу к шесту, и каждый раз когда ты захрапишь, буду тыкать тебе ею в рот.
Единственным результатом нашего разговора стало то, что теперь он готов был заплатить носильщику вдвое больше.
Лагерь для первой ночёвки был разбит в распадке под перевалом, между маленьким озером и мареной. К тому времени, когда мы наконец достигли этого живописного места, носильщики, убежавшие вперёд, уже расставили палатки, и теперь помогали повару готовить ужин. Палатка Алика лежала в рюкзаке, расставлять её пришлось бы самому... Когда Алик влез вовнутрь и принялся разворачивать спальник, я уже был слишком усталым для язвительных шуток. Ему, видно тоже было не до объяснений. Он только молча сунул мне под нос купленную в строительном магазине упаковку с берушами, предназначенными для бурильщиков асфальта.
Приятно вылезать из пухового кокона для того только, что бы пойти поужинать. Жевать в полудрёме, зная, что просыпаться окончательно вовсе необязательно - ведь сейчас доешь и назад – в ещё тёплую, мягкую оболочку.
Человек предполагает, а органон располагает. Кока-лист оказался ревнивым домовладельцем. Увидев рыбу, насильно навязанную ему в соседи, он сначала притих от такой наглости, а потом разгневался и выгнал её пинками на улицу. Он продолжал бушевать всю ночь, пока наконец под утро его яростный рык не сменился брюзгливым ворчанием. К счастью, непрошенная способность к чревовещанию исчезла с первыми лучами зари. Это оставаляло надежду, что обитатели соседних палаток, хотя бы некоторые из них, могут подумать что ночью в темноте они слышали Алика. А то спит как сурок, пока товарищ агонизирует.
К семи окончательно рассвело. В горах каждый невыспавшийся страдалец вознаграждается прекрасным зрелищем восхода. Плюс к тому, поварята, во главе с проводником, разносили по палаткам горячий шоколад с ромом. Этот приятный перуанский обычай немного примирил нас с необходимостью проснуться, встать и идти. В таких условиях заниматься альпинизмом можно.
В палатке нет двери, в которую можно было бы постучать. Поэтому проводник громко блеял или кукарекал, подойдя вплотную ко входу. Когда же молния отползала вверх и появлялось опухшее лицо “спортсмена”, поварёнок ловко выкидывал вперёд руку с шоколадом. Ничего кроме спасибо они в ответ не получали. В один из дней я попытался исполнить такой же трюк, только без шоколада. Мой словарный запас здорово обогатился. Причём на трёх языках – проснулся не только Алик, которого я хотел пригласить полюбоваться восходом, но и спавшие в соседних палатках голландец, датчанка и англичанин. Я почерпнул много нового о лингвистике и отношениях между полами, а как по голландски “Спасибо”, так и не знаю.
Датчанка и англичанин проснулись одновременно неслучайно - они вместе спали.
  В Дании есть интересная туристическая компания. Они предлагают клиентам туры по диким местам типа юга Ботсваны. Обычно такие уголки посещают биологи, а не туристы.
  Набранная группа путешествует по стране на большом красном траке. Внутри трака есть откидывающиеся кровати, туалет и душ. Модели машины могут быть разные, но цвет остаётся неизменным - красным.
Во время путешествия по Африке, Лиа познакомилась с Ричардом, водителем красного грузовика. Вернувшись из поездки, разошлась с женихом, попрощалась с сослуживцами и полетела обратно в Африку. Там наняла джип и на нём стала догонять красный грузовик, маршрут которого нашла в рекламном буклете тур- фирмы. Где-то в районе Калахари догнала. С тех пор они вместе. Он гоняет по разным экзотическим странам на красных грузовиках, она сопровождает эти группы как гид. Расстаются только на отпуск. Он уезжает в Лондон, она в Лансараад. Причём оба вынуждены останавливаться в гостинницах или у друзей. Большую часть года они в пути и поэтому своих квартир не снимают. Послушаешь список стран, где они побывали за последние пол-года и чувствуешь себя замшелым домоседом.
Ричард рассказывал, что как-то раз, путешествуя по Индии, они остановились в какой-то деревеньке, где никогда никогда не видели европейцев. Местные столпились вокругб доброжелательно улыбаясь и внимательно следя за каждым движением туристов. Так продолжалось до вечера, пока они не улеглись спать.
Утром, разбуженный каким-то звяканьем, Ричард вылез из машины и увидел, что вокруг трака кипит работа. Деревенские копали широкую канаву, носили песок. Он закурил, от недосыпа заболела голова. Потом из хижины вышел высокий человек, чьи худые, жилистые бёдра были обёрнуты белой полотняной лентой. Он не копал, а встал немного в стороне, рядом с траком, с достоинством глядя перед собой.
Наконец работа закончилась. Местные отложили вёдра и лопаты, подошли к Ричарду и стали что-то объяснять ему, указывая на человека в белом и на канаву с песком. Выяснилось, что это вовсе не канава, а прыжковая яма, а высокий гордый человек – чемпион деревни по прыжкам в длину, и что он готов продемонстрировать гостям своё искусство.
Было пять часов утра.

Примечание.
Редко случается, что завязавшиеся в походе дружеские отношения продолжаются после возвращения из отпуска. Однако Лия и Ричард до сих пор шлют мне имэйлы, на которые я, как ни странно, незамедлительно отвечаю. Первое письмо они отправили ещё из Перу, второе из Аргентины, третье из Бразилии. А ведь не прошло ещё и месяца с того времени как я вернулся.


Глава десятая. Потерялся.

Трудно быть суеверным. Не угодишь прихотливому провидению. Приметы - как дорожные знаки, расставленные пьяным регулировщиком. Казалось бы - ни о чём нельзя говорить заранее – сглазишь. О планируемой поездке в Перу я растрепал всем не только в Америке, но даже и друзьям в Питер не поленился позвонить. А нам всё равно повезло.
Старшим проводником нашей группы пошёл Локо Пончо. Представитель фирмы, организовывавшей тур, сказал, что он считается лучшим гидом в Куско. И я думаю, что это чистая правда.
Вообще гиды принадлежат к элите кускианского общества. Курс их подготовки занимает около пяти лет. Они изучают психологию, языки, историю, биологию. Думаю, что Пончо был твёрдым отличником по всем дисциплинам. Он знал название каждой травинки, виденной нами на пути, помнил имена исследователей Перу, не говорил только по- русски и по- голладски. Ну и конечно, как и все лучшие в любом деле, обладал чем-то ещё, чему в университетах не учат, неким индивидуальным обаянием.
Главный проводник на тропе - полководец маленькой армии. Он не только ответственнен за группу туристов. Под его началом находится десяток носильщиков, пеших и конных, повар и его команда, два проводника – ассистента. Ниже тоже существует своя иерархия. Конный носильщик имеет более высокий статус чем пеший. Повар гоняет поварят и мойщиков посуды. Но все они беспрекословно подчиняются сташему гиду. Он-же является связующим звеном между туристами и местными. Договаривается о месте для палаток, покупает билеты на поезд и т.п.
Хорошие руководители и педагоги имеют дар создавать внутри общего потока жизни нишу собственной реальности, в которой живёт ведомая ими группа. В небогатой стране туристов особо не прижимают, так что стенами этой ниши становится, как правило, ограниченный набор шуток, произносимых по определённому поводу. Они и являются мягким инструментом управления, средством указания на какой-либо просчёт. Искусство гида заключается не только в том, что бы придумать такие шутки, но также уметь добиться того, чтобы они стали активной частью лексикона его подопечных.
Одна лошадь, из следующего с нами каравана, не несла никакой поклажи. Утром, пока носильщики грузили на спины его коллег тюки с отсыревшими от росы палатками, Фредди беззаботно щипал траву, ничуть не заботясь о ворохе вещей. На тропе он бежал чуть впереди, блестя на солнце лоснящимися боками. Дело тут было конечно не в лени. Эфраим, бригадир носильщиков, имел здоровенные, накаченные ляжки, и толстая бамбуковая палка была нужна ему отнюдь не для опоры. Этим крепким указующим перстом он живо ставил на место любую зазевавшуюся кобылку, решившую полакомиться бегониями, вместо того чтобы концентрироваться на работе.
Тогда может быть порода? Мол на арабских скакунах воду не возят и т.п. Но в Перу только две породы: лошадь и мул. В чём же секрет? Как удавалось Фредди вести жизнь плэйбоя, будучи по паспорту шерпой?
Cекрет таился в его предназначении. Фредди был нашим аварийным такси. Быстроногая и единственная связь с цивилизацией. Ах, как потемнели бы от пота эти лоснящиеся бока, как покрылись бы они клочьями пены, когда он, запрокинув голову, домчал бы до реанимации сразу двух седоков: измученную мозолями американнскую туристку и сопровождающего её гида-переводчика!
По счастью, судьба хранила Фредди от наших порезов и ушибов. Единственной его заботой было служить объектом руководящей шутки, придуманной Локо Пончо. Когда кто-либо из группы совершал поступок не совместимый с кодексом честного альпиниста, Пончо начинал кричать, преувеличено взволнованым голосом: “Фредди, Фредди! Такси!” Подразумевая, что у ближайшей псих- больницы появился новый пациент. Такова была сила его педагогического таланта, что я, не зная поначалу истории лошади, но уловив контекст клича, охотно взывал вместе со всеми в соответствующей ситуации.
В образованном на недолгое время отпуска коллективе такие шутки как правило имеют успех. Они как сувенир который можно привезти домой на память о поездке. Десять лет спустя кто-то несёт ахинею, а ты думаешь про себя: “Фредди, Фредди! Такси!”, и в голове приятные мысли о горной тропе вместо досады на тупого собеседника.
Одно из самых заметных различий между походами в России и вне её, это отсуствие на тропе бардов. Вернее не сто процентная гарантия их присутствия. Я не могу себе представить даже самого захудалого выезда на пленер, когда несколько семей, пасмурным воскресеньем, не отходя от станции электрички, жарят шашлыки и пьют водку, без прочувствованного исполнения “солнышка лесного” и иже с ним. В горах, где люди проводили по месяцу и дольше, бардовская песня обрела статус одного из столпов гармонии мира, наравне с литературой и живописью. Для многих, если не для большинства туристов, успешность похода определялась не красотой и сложностью тропы, а репертуаром и искусностью попавших в группу певцов. За это (и не только) они были презираемы альпинистами, всегда проводившими строгую грань между туристом и спортсменом.
По тому, какие песни исполнялись у костра, можно было с большой точностью определить социальную и географическую принадлежность группы, уровень её спортивной подготовки. Серьёзные альпинисты предпочитали Окуджаву и песни написанные остроумными физиками прямо в походе, на злобу текущего дня. Горным туристам был мил Визбор. Водники почему-то обожали кричать без аккомпонемента “Синюю птицу” Машины времени. Не сосчитать сколько раз обрушивалось в вагонах электричек мощное хоровое “ ... Птицей цвета ультрамарин”. В пионерских лагерях популярностью пользовалось “Люди идут по свету”. Ну а алкаши хоть дома, хоть на природе заводили опостылевшее “степь да степь кругом” или “ой мороз мороз”, если это конечно, не одна и та же песня.
Плюс все без исключения боготворили Высоцкого и “ Возьмёмся за руки друзья...”
Это в России. В Андах же мы умудрились перейти через перевал Салкантаи и выйти к Мачу Пичу, ни разу не обняв нежно жёлтого изгиба.
 В наличии в группе барда есть есть один недостаток – неибежность его выступленияя. Он как чеховское ружьё - обязательно запоёт.
Конечно, без песен у костра нет атмосферы общей приподнятой влюблённости всех во всё, зато отпадает необходимость концентрироваться на поющем, появляется возможность послушать истории каждого, или просто заняться чем-нибудь другим.
Я уверен, что будь в Южной Америке такой же спрос на бардов какой был в России восьмедисятых, Локо Пончо давно бы уже терзал какую-нибудь национальную лютню. Он мужик серьёзный, к своей профессии относится ответственно. Однако в нашем демократически-разобщённом коллективе, каждый удовлетворял потребность в музыке индивидуально, через маленькие наушники, что при этом не избавляло уважающего себя проводника от необходимости организовать своим подопечным культурный вечерний досуг.
В первую ночь мы все умирали, ошеломлённые близостью к богам. На вторую, неутомимая, похожая на медвежонка болгарка Теодора, училась танцевать сальсу, сначала перенимая лёгкие па от меня и Дэйна, второго проводника, потом унесесённая виртуозным кружением Эфраима.
Маршрут был организован так,что самая тяжёлая его часть приходилась на первые два дня. Начиная с третьего, тропа пошла под гору, высота уменьшилась, кислорода стало больше. Я вдруг почувствовал себя необычайно могучим. Дышалось легко, не болела голова, хотелось есть и курить. Ещё не окончательно поверив в вернувшиеся силы, я всё время спрашивал органон: “А так можешь? А вот так?!” - С каждым вопросом увеличивая темп. Органон в ответ сверкал глазами и раздувал лёгкие. Кончилось тем, что я побежал, наддавая на подъёмах и переходя на прыжки, устремляясь под горку. При этом с каждым шагом высота всё убывала и вместо усталости я ощущал всё больший физический подъём переходящий в эйфорию.
Сначала я обогнал Теодору, обычно идущую впереди нашей группы. Наддал ещё и козлом проскакал мимо ребят, чей маршрут лежал параллельно нашему, и которые вышли из лагеря за час до нас. Ещё через час догнал караван носильщиков – одно из больших спортивных досдостижений моей жизни.
Увидев дерзкого туриста в высшей стадии кислороддного опьянения, те заулюлюкали и начали подгонять прутьями лошадей, пытаясь не дать мне вырваться вперёд. Куда там! Через пятнадцать минут даже большое облако пыли, поднятое копытами, исчезло далеко позади.
Иногда я замедлялся, не оттого что устал, но чтобы полюбоваться окружающими красотами. Тропа шла по склону вдоль реки, иногда спускаясь к самой воде, до серых круглых камней, иногда резко забирая вверх. С высоты поток имел цвет ртути. Обрыв справа был настолько крутым, что прыгнув или свалившись вниз, можно было пролететь пару сотен метров не задевая стены. Растительность менялась с потерей высоты. Заросли диких бегоний сменились бамбуковыми рощами. Стали попадаться лимонные и манговые деревья. Там и сям встречались растущие по одиночке крупные красные орхидеи.
Чем-то это описание напоминает мне меню во французском ресторане.
Через три часа я перешёл на шаг. Я не знал где будет наша сегодняшняя стоянка. За время бега я покрыл пятнадцать-двадцать километров – наш обычный дневной переход. Лагерь должен располагаться где-то недалеко. В предыдущие дни, когда живущий во мне марафонец умирал от недостатка кислорода, носильщики успевали обустроить ночлег, Теодора выпить чашку шоколада, ко времени нашего подхода.
Тропа одна, лагерь впереди – заблудиться невозможно. Сегодня я сам был направляющим. Пришлось начать осматриваться, пытаясь отгадать где Локо Пончо запланировал ночлег. Опыт предыдущих ночёвок давал возможность определить критерии подходящего места. Поляна, поближе к воде, рядом с небольшим аулом. Аул, будучи маленьким и живописным, пейзажа не портил, зато служил источником свежего мяса и пива.
  Цель была ясна. Я начал поиск. Вода в виде реки была везде. Ровной площадкой, пригодной для установки палаток, мог служить любой кусок берега. Оставалось найти кишлак. Несмотря на отличную почву, реку и дикие фрукты, поселения отсутствовали Встретилось правда кладбище с тремя могилами, но никого из потенциальных его обитателей, вокруг не было видно.
  Захотелось отдохнуть. Выкурив сигарету и пожевав, для порядка, листьев коки, дальше я пошёл не спеша.через полчаса тропа упёрлась в деревню, превратившись в центральную её улицу. Пройдя между стоявших двумя рядами домов, я вышел реке и остановился. В описании маршрута говорилось, что одна из ночёвок будет на школьном футбольном поле. Размер деревни позволял надеяться что в школе дстаточное количество учеников, для укомплектоваия двух футбольных команд, что делало существование поля весьма вероятным. Я решил ждать здесь.
Что в России, что в Перу на центральной сельской площади всегда стоит пустой трактор, работающий на холостом ходу. Вокруг него душно и вьются мухи. Казалось бы, соляра и там и там дефицит, чего гонять и без того дохлый мотор? Наверное, вечно пьющий в главном лабазе тракторист, этим невыключенным движком демострирует свою готовность к немедленному возобновлению работы. Но кому? И почему мухи? Кладбище, пускай только и с тремя могилами, гораздо приятней.
Только через два часа на площадь вышла первая группа носильщиков и поваров. Последние немедленно начали кашеварить, вскоре появились и туристы. В подошедших, я с удовольствием но без большого удивления узнал Парвиса. Моего автобусного знакомого. В их группе было всего три человека. Они пригласили меня отoбедать вместе. Hе зная, когда мне удасться выйти к своим, я согласился.
  Проводник их конечно вежливый, приятный мужик, но Локо Пончо и в подмётки не годится. Зато повар оказался замечательным человеком. На первое подавали французский луковый суп в горшочках. Главным блюдом был стейк с гарниром из дикого риса с травами. Затем фруктовый салат и кофе.
 Привыкши готовить на стандартную группу из двадцати человек, повар каждый день страдал от того, что много его стряпни остаётся несъеденной. Сам Бог послал меня ему. Счастливо совпало, что именно сегодня ко мне вернулся аппетит. Неделю я не ел ничего кроме бульона, шлялся по горам, пробежал без завтрака двадцать километров. Я был готов плотно пообедать!

Как-то раз мы поехали на выходные к Алику. Гуляли весь день по лесу с Порцием. Проголадались. Обедать пошли в бразильский буфет. Заплатив двадцать долларов, там получаешь неограниченное количество любого мяса. Официанты снуют по залу с вертелами и противнями. Останавливаются около стола и отрезают понравившиеся тебе куски. Мясо и дичь в любом виде: запечённые кролики, стейк, шашлыки, охотничьи колбаски, и так далее, вплоть до лягушачьих лапок.
Плюс к тому, каждый сам себе подкладывает салаты, которых тоже около двадцати видов, многие очень вкусные.
Так Алик всё приговаривал: “Главное не подорваться на салатах!.” Имея в виду, чтобы хватило места на мясо. Эта фраза очень прижилась в нашей семье. С тех пор на изобильных родительских обедах мы говорим друг другу: “Главное не подорваться на хлебе” или “Главное не подорваться на борще.”
Чтобы не подорваться, до главного блюда я съел только два горшочка супа. Грустивший по-близости повар оживился. Хотя за столом было всего четыре человека, его сервировали двумя одинаковыми подносами. На каждом ромашой выложены лепестки мяса, вокруг рис и травки. Ребята взяли по ложке гарнира, положили по кусочку мяса, я переложил к себе в тарелку оставшиеся две трети подноса.
Пригласившие меня ребята - цвет американской молодёжи. Выпускники Гарварда, Корнеля и NYU. Юрист, доктор и финансист. Не уверен, случалось ли им хоть раз в жизни по настоящему проголадаться. Беседа шла о Перу, затем о каких-то медикаментах. Как легко мне сегодня бежалось, так же легко сейчас елось. Прикончили мы наши порции почти одновременно. Чёрная дыра в желудке оставалась тем, что она, собственно, и есть - бездонной пустотой. Жрать хотелось невыносимо.
 Впервые счастливый с начала похода повар, просительно глядя мне в глаза, спросил не желает ли кто добавки. Я поощрительно покивал. Половина второго подноса перекочевала ко мне в тарелку. Ребят охватил спортивный азарт. Ной бросил себе ложку риса и победительно оглянулся на своих слабаков-попутчиков. Парвис отвёл глаза. Повар ковал железо пока горячо. Теперь он не ждал пока я расправлюсь со всей порцией, но стоял за спиной, с деревянной лопаточкой и, по мере возникновения на моей тарелке пустот, закрывал бреши рисом и мясом с подноса.
  В результате тарелка и поднос опустели одновременно. Сотрапезники наблюдали нашу с поваром недолгую эстафету как выдающийся цирковой номер. Парвис спросил хорошо ли готовит повар нашей группы. Сыто ухмыльнувшись я ответил , что да мол, никто не жалуется, и потом, глядя ему прямо в глаза добавил, особенно ему удаються десерты. Услышав знакомое английское слово повар что-то требовательно прокричал своим помощникам. Те засуетились и через минуту прибежали с огромной миской свежих порубленых фруктов.
 Повар уже не пытаясь притворяться лояльным по отношению к собственным клиентам, стоял напротив меня, сцепив руки на груди, и смотрел как я пожираю клубнику, с тем умильным выражением лица, с каким бабушка смотрит на сидящего на горшке внучека.
Пообедали, покурили, поболтали и только через три с половиной часа на площадь вышел Дэйн, второй гид, помощник Локо Пончо. Я помохал ему, он не торопясь приблизился.
- Давно здесь?
- Да уж больше трёх часов вас дожидаюсь. А где все наши?
- Не доходя до деревни... Пошли?
- Пошли.
Я распрощался с ребятами. Поблагодарил за гостеприимсство. В конце говорю: “Ну ладно побегу, а то съедят весь обед без меня.” Они на меня как-то дико взглянули, даже не улыбнулись.
Пока шли к лагерю, Дэйн связался с Локо Пончо по рации, рассказал ему что пропавший нашёлся.
Все уже сидели за накрытыми столами и когда увидели нас, дружно захлопали. Локо Пончо театрально приложил мне по спине одолженной у Эфраима палкой, я также театрально упал на колени, вымаливая пощады. Немедленно был прощён и подсел к столу, без особого, правда, энтузиазма.
 Алик потом рассказал, что все, с Локо Пончо в первую очередь, очень переживали. Теодора, шедшая как обычно впереди, сказала почему-то, что я её не обгонял.. Позади меня, понятно, тоже не было. Bыходило,что единственно как я мог отстать от коллектива, это свалиться в пропасть. Естественно, Локо Пончо разнервничался. Дохлый воспитанник пятно не только на репутации, но и на совести проводника.
Один Алик, к его чести, не поддался общей панике.” Усвистел куда-нибудь вперёд, и сидит радуется” - сказал он, и не ошибся.
Вечером Локо Пончо собрал всех вокруг костра и рассказал такую народную притчу.
“Несколько крестьян шли через перевал. В пути их застала ночь. Но они продолжали идти в темноте. Вдруг один из них споткнулся обо что-то и нагнувшись раглядел маленького детёныша ламы. Крестьянин взял его на руки и начал поглаживать приговаривая: ”Мне нравится твой нос, мне нравится твой нос”.
Локо Пончо прервался и спросил: “Знаете ,у ламы такой приятный чёрный, прохладный нос?” Мы покивали и он продолжил рассказ.
“Крестьянин взвалил ягнёнка на плечи и продолжил путь. Вскоре он почувствал, что очень устал и не может больше идти. Тут он понял, что это ягнёнок высасывает из него все силы. Он бросил на землю свою ношу и пустился бежать не оглядываясь. А позади него эхо разносило по горам гулкий голос: “Тебе нравится мой нос? Тебе нравится мой нос?”

Много дней спустя, в другом мире, Алик вдруг спросил меня: “Можешь себе представить что вот прямо сейчас Локо Пончо кладёт кому-то руку на плечо и спрашивает Тебе нравится мой нос?”
Мне почему-то стало грустно.

Примечание.
На самом деле я не знаю кого звали Фредди, лошадь или её погонщика.

Глава одиннадцатая. Вымойте руки, сеньор.

Вернувшись из колхоза, Марат заразил жену Леру чем-то венерическим. В ответ на упрёки, сочувствовал, но не каялся. Клялся, что выпил пива из грязной кружки в грязной же пивной. Так настаивал на этой версии, что супруге пришлось поверить. В Политехе это стало широко известно, во первых из-за нелепой до смешного отмазки, во вторых из-за того, что пострадавшей была не только жена Марата, но и несколько его колхозных пассий, в том чиле и красавица Катя Ленская.
Её муж, чечен, вскоре после возвращения любимой супруги, заметил неладное, и собрался ехать в Политех, чтобы, как он выразился, мочить всех кто с ней когда-либо спал.
Катя была девушка популярная и не строгая, чеченов боялись, и среди студентов началась паника. Озабоченые ловеласы кучковались в курилке, постоянно поглядывая на Главную лестницу - не поднимается ли грозный муж. Основным вопросом было, будут ли мочить и тех кто спал с Катей до женитьбы. Страх перед горцем был столь велик, что паникёрам даже не пришло в голову объединиться. А ведь для того чтобы замочить такое количество людей понадобилась бы целая армия. Да муж и сам бы наверное расхотел крови. Нелепо вызывать на дуэль футбольную команду.

Болтали мы как-то с моим близким другом Лёхой Троиицким. Лёха потомственный хирург уролог. По книгам его отца преподают в институтах. Сам тоже уже врач с именем.
 (Как-то спрашиваю Лёху: “ Как работа?”- Он отвечает: “ Да делаю всё через ***. ” Я, зная с каким пиитетом он относится к профессии врача, начинаю бормотать, что мол всё уладится, что дело не только в зарплате... А он вдруг на полуслове меня прерывает: “ Да нет, я в прямом смысле”.)
Так вот, рассказал ему в качестве лёгкой беседы нашу политеховскую байку. Напирая на абсурдность пивной версии, полагаю, что ему это, как врачу, покажется особенно забавным, А он смотрит на меня сквозь очки и говорит, своим низким голосом: “А что в этом смешного?’’ По его словам, подцепить в подобном гадюшнике какую-нибудь заразу, пускай даже и венерическую, ничего не стоит. В его обширной практике такое встречалось.

Вместо послднего перехода перед подъёмом на Мачу Пичу, нашу группу на грузовике перебросили в Aqua Caliente, курортный городок с целебными источниками. В походе вымыться полностью удалось только один раз. Поэтому, бросив рюкзаки на попечение носильщиков, мы сразу побежали на воды. Не для того чтобы исцелиться, но чтобы принять душ.
Некоторым странам их богатое историческое наследие не идёт на пользу. Оно тормозит прогресс. Потомкам Эпохи Великих Свершений достаточно было открыть границы туристам да назначить плату за вход в музей, чтобы обеспечить себе прожиточный минимум.
Халява развращает. Люди часто педпочитают малое, достающееся без труда, большому, за которое надо карлиться. В результате, ценность в таких странах имеет только то, что было созданно до нашей эры. Сравнить, к примеру, качество постройки пирамид, и современных домов в Каире.
Инки тоже были выдающимися строителями. Потомки настолько гордятся их зодчеством, что не считают нужным что-либо добавлять или усовершенствовать.
Душа на водах не было. Курорт представлял из себя бассейн с непроточной водой. В нём, плотно сбишись, стояло одновременно человек пятьдесят. Большинство этих людей, также как и мы, только что вернулись с тропы, где по неделям не видели мыла, зато исправно потели и пылились.
Стоя погрудь в тёплой, пахнущей даже не сероводородом воде, я вдруг вспомнил беседу с другом-урологом и ясно осознал: действительно не смешно. Настоящее изумление я испытал, когда увидел рядом с собой Алика. До сих пор не могу найти объяненияб почему он сюда полез. К счастью рядом бил родник – нецелебный, зато проточный. Там и намылились.
Последний день похода - визит на Мачу Пичу. Нам предложили выбор – кто хочет - идёт пешком, кто хочет - едет на автобусе. Пройти весь многодневный маршрут и въехать на вершину как чайник, на автобусе?! Благодарю покорно! Это было бы слишком по-девчоночьи.
В шесть утра мы выступили. Вместо тропы к вершине вела каменная лестница, уложенная ещё инками, с высокими в полметра ступенями. Каждые сто – стопятьдесят метров мы пересекали дорогу, витки которой обвивали конус горы плотной спиралью.Часто по ней в этот момент ехал автобус, из которого нам махали наши более умные друья. Чувствовал себя неловко, как дурачок из озорства бегущий наперегонки с лифтом по ступенькам.
Над самим древним городом пасутся улыбающиеся ламы. К ним можно подойти близко-близко и заглянуть в глаза. Говоря об истории открытия Мачу Пичу, Локо Пончо рассказал, что когда учёный впервые при шёл сюда, развалины были скрыты густыми зарослями, а у подножия стоял маленький домик, принадлежащий крестьянской семье. Из дома вышла девушка и поднесла ему таз воды для мытья рук.
- Вымойте руки, сеньор.
Локо Пончо говорил с той же интонацией как когда рассказывал притчу о носе.
- Понимаете, он так долго ходил по лесам и горам пока искал затеряный город, что руки у него выпачкались, а она ему говорит: “Вымойте руки, сеньор.”
Как и несколько дней назад, все согласно покивали. Дальнейший его рассказ мало чем отличался от текста среднего путеводителя.
В тот же вечер мы погрузились в поезд, который отвёз нас назад в Куско. Наскоро попращались с группой, выпили вместе по пиву и пошли в отель собирать вещи. Завтрашним утром мы улетали на Амазонку.

Примечание.
Мой друг Матвей не любит людей. Однажды утром его разбудил звонок в дверь. Неоткрывая он спросил: “ Кто?”
- Это соседка, у вас свет в квартире есть? А то у нас не горит.
Матвей молча пошёл и отключил звонок.
Это случилось несколько лет назад. Звонок до сих пор отключён.
В прош лом году он съездил в Египет. По поводу царящей там нищеты выразился так: “Конечно, если навалить здоровенную гору пыльных камней и больше не хера не делать, то будешь сидеть в жопе.”

Глава двенадцатая. Икитос.

Общеизвестно, что нет лучше приметы, чем встретить на улице бассета. За время поездки мы видели трёх. И каждый раз внешний вид и физические кондиции животного в точности соответствовали тому, насколько хорошо или плохо сложится последующая за встречей жизнь. Первый бассет разгуливал между руинами на пути из Куско в Пуно. В хорошей форме, не видно было, чтобы он страдал от высоты. Правда хозяйка призналась, что не каждый день удаётся доставать для него мяса. Что конечно недопустимо. Соответственно, и поездка моя оказалась интересной, но Алик болел, что минус.
Когда мы прощались с нашей отель-семьёй в Куско, Артур, пожилой брат хозяйки гостинницы, спросил куда мы направляемся дальше. Узнав, что в Икитос, зачмокал губами.
- О, там девушки красивые.
В аэропорту в Лиме носильщик спросил к какому терминалу нести вещи. Узнав что рейс на Икитос, зацокал языком.
- В Икитосе девушки красивые, горячие обитательницы джунглей.
В икитосовском такси, доставившим нас из аэропорта в отель, водила первым делом поинтересовался: “Первый раз в нашем городе? Вам у нас понравится...”
- Здесь девушки красивые – закончили мы хором.
- И зоопарк - серьёзно добавил водитель.
Мне было непонятно, как удалось горстке испанцев захватить могучую инкскую империю. Наличие у них огнестрельного оружия мало что объясняло. Ну хорошо, есть у тебя пара-тройка кремнёвых мушкетов. Но ведь целая страна! Массой завалят.
Оказалось, что в религии инков было предсказано, что когда наступит конец света, на землю придут боги - светлокожие, бородатые, с голубыми глазами. Когда появилсь испанцы, чья внешность попадала под каноническое описание, способные слать разящие грома и молнии, богопослушным инкам и в голову не пришло сражаться. Они сдавались без боя. До сих пор голубые глаза и борода вызывают сладкий трепет у потомков побеждённой империи.
 Мы с Аликом оба голубоглазые, в походе отпустили вполне приличную щетину, и вскоре заметили, что пользуемся большим успехом у местных барышень. В ресторанах официантки флиртовали, подавая обед. На улице встречные девчонки заглядывали в глаза, и пройдя, поворачивали вслед голову.
Выйдя в Икитосе на Плаза де Арма, мы привычно ожидали дани восхищения от местных, хвалёных красавиц. Вместо этого, первое что мы увидели, был бассет в наморднике. Бассет в наморднике! Последствия не заставили себя ждать. Через пять минут мы зашли в мороженицу, где Алик отравился так, что первые ощущения на высоте показались ему оргазмом, или чем-то ещё, не менее приятным по сравнению с нынешними коликами.
Следующим утром мы отплывали в деревню, из которой планировалось совершать вылазки в джунгли, визиты к аборигенам, походы на банановые плантации. Видя состояние Алика и окружающей его сантехники, я думал что отъезд придётся перенести. Оказалось однако, что Икитос настолько ему несимпатичен, что он готов превозмочь утробную слабость, только бы не торчать здесь лишний день. В Икитосе огромное количество моторикш. Мопеды с колясками текут непрерывным потоком, треща и оставляя за собой чёрный шлейф полусгоревшего бензина. Непонятно, какими правилами руководствуется водители – светофоры и другие знаки на большинстве перекрёстков отсутствуют. Иногда мы брали рикшу на двухминутную поездку, там где и пройти было всего несколько метров, для того только, чтобы избежать перехода улицы. Когда со всех сторон, в несколько рядов прут оголтелые мотоциклетки, риск слишком велик.
Алика душил смог, раздздражали духота и шум. Во всём городе его заинтересовали только две вещи: аптека и тараканы. Увидев на центральной площади вывеску Коэн и Ко, Алик страшно оживился. Быстро прошёлся по основным вехам в страданиях еврейского народа, и заключил свой исторический эскурс такими словами: “Вот нас душили-душили, а мы выжили и процветаем. Аптеку на Амазонке открыли...” Потом он заставил меня вернуться туда с фотоаппаратом, и собственноручно наделал кучу фоток с разных ракурсов, приговаривая: “ Эмиль приколется, мама с отцом поприкалываются, Анька приколется.”
Я люблю сидеть в кафе за столиками, выставленными на улицу. Но только не в Икитосе. Пока мы ждали заказ, грязный маленький беспризоник встал на четвереньки и проворно заполз к нам под стол. Я почему-то испугался, что он укусит меня за ногу, и поскорее дал ему соль. Хитрый малыш оказался отнюдь не сиротой – он уполз, и через несколько минут появился с мамой и папой, которые под стол не полезли, зато угрожающе развернули чехлы с музыкальными инструментами. Казалось, весь город знает мои слабые места - куда надо давить чтобы получить денег.
Следующим к нашему столику подошёл уличный торговец. Не говоря ни слова, он сунул нам под нос стеклянную коробку с омерзительным, размером с ладонь, тараканом. “Приятного аппетита.” – Прокоментировал я. Алик, однако, моего жалкого сарказма не поддрежал. Наоборот, он азартно вертел коробку, разглядывая мерзкую тварь со всех сторон. Потом, к моему изумлению, начал торг. Я был заинтригован многогранностью моего брезгливого, как мне казалось, друга, ничуть не меньше, чем когда я обнаружил его сидящем по шею в зловонной луже.
Оказалось, что у Алика есть любимый племянник. Таракан предназначался в ему подарок. Не знаю, откуда у Алика взялась уверенность в том, что дети тащатся по дохлым жукам, но он не мог равнодушно пройти мимо торговцев гадкими гербариями, а таких вокруг хватало, благо окружающие Икитос джунгли служили неиссякаемым источником всякой шестиногой нечисти. В результате у нас в номере подобралась коллекция которой позавидовал бы и Брем.

Примечание.
Это был не единственный случай, когда мы приняли за беспризорника вполне пристроенного ребёнка. Когда мы шли по улице, после посещения целебных грязей, нам наперерез вдруг выскочил мальчик лет трёх.. Он вцепился Алику в ногу прижался к ней всем телом и начал обцеловывать его колено. Алмк беспомощно дёрнулся пару раз, но тщетно. Я уже начал доставать из сумки нож, на случай если придётся разжимать зубы взбесившемуся дитяти. Но тут появились родители и увели малыша. В Икитосе, кстати, к многочисленным бездомным детям относятся без брезгливости. В мороженнице, где отравился Алик, у окна сидела женщина. Увидев на улице маленького побирушку, она пригласила его к себе за столик, отдала свою порцию мороженного, потом они вместе сидели и разговаривали о чём-то
.
Глава тринадцатая. Розовые дельфины.

От Икитоса до деревни мы добирались речным автобусом. Есть на Амазонке такой вид общественного транспорта. Длинная моторка, с низкими бортами и крышей из тросниковых листьев, курсирует между деревнями с интервалом в два часа. С нами в лодке были женщина-биолог и молоденький гид, назначенный нам в сопровождение фирмой, организующей этот тур. Биологиня ехала посмотреть пойманую деревенскими жителями анаконду, на предмет покупки оной для Икитосовского зоопарка.
Алик сидел бледный и мрачный, всё ещё отравленный. Мы изредка перебрасывались фразами по-русски. Минут через двадцать гид, местный парнишка, спросил нас на каком языке мы разговариваем. Мы ответили что на русском. Гид облегчённо разулыбался и объяснил, что слава богу, а то он уж подумал, что разучился понимать по-английски.
Да, этому юноше было далеко до Локо Пончо. Какие там знания истории, языков и пр. Его скудные объяснения сводились к комментариям, которые могли бы помочь слепому соориентироваться на местности, но никак не удовлетворяли охочих до информации путешественников.
Например он говорил: “Это Амазона, широкий поток воды. Вот по ней плывёт корабль, он больше нашей лодки”. и т.п. Быстро утомившись ролью гида, он начал острить. Все его шутки несли в себе одну и ту же нехитрую мысль: Нью- Йорк очень большой город. Показывая на рыбацкую хижину на берегу, он с хитринкой спрашивал: “А что, Эмпайр Стэйт Билдинг повыше будет?” И тут же начинал заливисто хохотать показывая, что на самом деле ответ ему хорошо известен. Или, проплывая мимо деревни: “А в Нью-Йорке домов побольше, наверное?” С тем же результатом: его заливистый хохот и наши, искривлённые в сложной гримасе, губы. Видя уровень этих шуток, я всерьёз забеспокоился, что следующим номером программы будет исполнение народных песен. К счастью, обошлось. Джим, так звали проводника, щедро эксплуатировал небогатую жилу своего остроумия до самого прибытия.
Совершенно случайно сложилось так, что деревенька, где мы жили в последующие несколько дней, была выдающимся местом.
Во-первых, здесь проходили дискотеки. Каждую субботу молодёжь, живущая в радиусе пятидесяти миль, сплывалась сюда, кто на речных автобусах, кто на одноместных каноэ, которыми управляли сами танцоры. Дискотека была не просто местом для танцев, тут заводились знакомства, сватались. Большинство супружеских пар, из тех, что поженились в последние пятнадцать лет, впервые встреились именно здесь.
Во вторых, в этой деревне в прошлом году снимали нашумевший фильм “Motorcycle Diaries”. Съёмочная группа оставила жителям деревни бензиновый электрогнератор и моторную лодку. Теперь они не зависили от речного автобуса и не преывали дискотеку оттого, что в магнитофоне сели батарейки.
По краю деревни проходила тропа, ведущая к поселению туристов. Местный богач купил здоровый кусок земли, расчистил лес, обильно полил дустом и поставил двухместные хижины с гамаками, керосиновыми лампами и холодным душем. Обслуживают комплекс местные – они готовят еду, меняют простыни и задают корм живущим на территории попугаям.
Джим, проводив нас до хижины, немедленно отпросился играть в футбол. Футбол, пожалуй, самая популярная игра в Перу. В Куско, который расположен в горах, где трудно найти ровную площадку, мальчишки умудряются играть на длинных улицах-лестницах. Джим, объяснил, что сегодня пятница, а пятничный матч, это также важно как субботняя дискотека. Уходя, он махнул рукой куда-то в сторону и сказал, что там живёт шаман, которого интересно посетить.
Алик, зелёный и горячий, немедленно упал в люлю. Его отравленное тело, измотанное дорогой, требовало отдыха. Я повалялся в гамаке, от нечего делать постучал в большой деревянный барабан. Оказалось что здесь так вызывают на обед. Немедленно из хижин повылазили голодные туристы и твёрдо зашагали к столовой. Обнаружив, свою оплошность, я понял, что за ложную тревогу глашатая могут побить, и поскорее направился в противоположную сторону, в гости к шаману.
Людям, живущим на берегах Амазонки, вовсе не обязательно уметь писать маслом или ваять безрукие женские торсы изумительных пропорций. Туристам их быт кажется настолько экзотичным, что за возможность наблюдать самые обыденные сценки из жизни местных, они готовы платить ничуть не меньше чем за посещение музея.
На пути к шаману меня перехватила девочка лет тринадцати. Она показала мне как, с помощью деревянного пресса, давить сок из стеблей сахарного тросника. Быстро освоив нехитрую науку, я нацедил себе поллитровую банку сладковатой, мутной жижи, выпил, дал девочке соль. Мама девочки быстро соориеннтировалась и вынесла из дома лохань грязного белья. Жестами она объяснила мне, что за ещё одну монетку я могу попробовать постирать в настоящей амазонской воде. Вежливо, но твёрдо отказавшись, я направился дальше.
На Амазонке нет голода. Когда мы ходили посмотреть на плантации, проводник объяснил, что местные огородники семян не сажают. Достаточно отломить ветку, воткнуть её в землю, и она не только приживается, но и через полгода начинает плодоносить. С банановых пальм урожай снимают только в течении одного года. После этого дерево спиливают и оставляют стволы лежать на земле. Жуки-древоточцы выедают седцевину пальмы. Через некоторое время кормушку проверяют, постукивая по стволу палкой. Если звук полый - значит пора - разрезают кору и достают готовый деликатес. Сочные, мясистые, большие белые жуки - богатый источник протеина и украшение туземного стола. В меню одного из ресторанов в Икитосе, нам попалось такое блюдо: Wild Amazonian Meat. Думаю, что речь шла о тех самых короедах.
Для тех же кому приелись папайя и дикое мясо - рядом всегда есть Амазонка. Рыбная ловля, как и огородничество, не требует особых затрат. Закидываешь крючок с куском мяса, без поплавка или грузила, ждёшь рывка, вытаскиваешь добычу. А если на обратном пути воткнёшь в землю палку, которую использовал в качестве удилища, то скоро и десерт созреет.
И всё-таки местные жители живут не в раю. Отсутвие голода компенсируется колоссальным количеством всяких болячек. Тиф, гипатит, проказа, жёлтая лихорадка исподволь точат здоровье аборигена.
Шаман, соответсвенно, не столько ходатай, сколько гневный гонитель. В отличии от униженного горного жречества, чья основная молитва,- вымаливать погоду у непостоянных духов Анд, ему просить не приходится. Всего уже дадено, и с избытком. Его задача - изгонять болезнь. Он в гораздо большей степени доктор, чем священник. Со всеми мелкими физическими недомоганиями люди обращаются к шаману. В случае если, например, на ногу свалилось дерво, раздробило кость и требуется хирургическое вмешательство, человека везут вгоспиталь в Икитосе, тут -то, ктати, и пригождается оставленная съёмочной группой лодка.
Шаманом может стать как мужчина, так и женщина. Причём необязательно из какой-то определённой семьи. “Шаман” не наследуемый титул, а профессия, которой можно обучиться. Преемнице нынешнего шамана сейчас десять лет. Она посещает общеобразовательную школу, но каждый день после уроков приходит к нему в дом и несколько часов собирает травы, варит корешки; перенимает ремесло. Годам к двадцати начнёт пользовать своих первых пациентов.
Дом был похож на кабинет биологии и аптеку. Встретили меня радушно. Шаман выложил передо мной пучки трав, расставил розлитые в бутылки из-под вина настойки. Показывая засушеную ветку или лягушку, он затем тыкал пальцем в какую-нибудь точку на теле, где, как я понял, находится орган который этим средством может быть вылечен.
Быстро закончив теоретическую часть, налили по первой. Шаман поднял рюмку и начал что-то говорить. Я ни слова не понял, но подумал, что для тоста пожалуй длинновато. К счастью, в этот момент в комнату заглянула юная ученица, немного говорящая по-английски. Она объяснила, что снадобье, которое я доверчиво собрался выпить залпом, шаман принимает для того чтобы очиститься перед общением с духами. Мощное рвотное и слабительное.
Не обескураженный энергичным отказом, колдун вытащил тёмную бутылку, в прошлом африканский портвейн, важно покивал на неё и показал большой палец. Естественно, я попросил у девочки перевода и слушал очень внимательно. Описание наливки звучало привлекательно и вполне безопасно. Настоянный на двенадцати корнях бальзам, не являлся лекарством от какой-то конкретной болезни, но отличался отменными вкусовыми качествами и поднимал общий тонус организма.На всякий случай я усадил девочку подле нас, после этого мы напились.
Пили много и быстро, в основном за здоровье.- Обстановка располагала. Шаман закусывал чем-то из своих гербариев. В какой-то момент он взял бубен и чуть-чуть поплясал вокруг меня, что-то мерно мыча. Девочка сказала, что это он отогнал духов нездоровья, что-то вроде врачебной профилактики. На ближайшие пару недель никакая зараза мне не грозила. Шаман вертел самокрутки из чёрного рассыпного табака, который хорошо отпугивает болезни, потом попробовал мой Кэмел и сказал, что это тоже полезно. В какой-то момент, ученица увела его в спальню, а я шатаясь добрёл до нашей хижины и заснул в гамаке.
Утро выдалось на славу. Я протрезвел, Алик переварил съеденный три дня назад пломбир и воскрес. Нам предстоял насыщенный день.
Позавтракав, мы поплыли смотреть розовых дельфинов.
Амазонка несёт в себе такой объём воды, что океан, в месте её впадения, опресняется на двести километров. Дельфины, адаптировавшись к пресной воде, поднялись вверх по течению и теперь живут в реке. Сохранив форму и размер своих морских сородичей, они изменили окрас, и кожа у них стала нежно розового цвета.
Выплыв на заветное место, лодочник особенным образом посвистел в кулак. Я предположил что он имитирует крик самки или там ранненого детёныша, в действительности, этот свист просто имитировал звук издаваемый средним дельфином. По логике зовущего, этот звук, будучи сходным по звучанию, должен был раздражать тонкий дельфиний слух. Немедленно распознав подделку, раздражённый дельфин высунется разузнать причину и источник жалкого притворства. Свист и вправду получился довольно неблагозвучным, и вскоре вокруг нашей лодки закувыркались дельфины. Действительно розовые, похожие на больших лососей.
Что нам симпатичные капризы природы. В конце концов наблюдать горилл в бронкском зоопарке ничуть не менее интересно. Туристы, миссионеры и педофилы стремятся в Перу не за этим. Они пробираются к аборигенам, амазонским индейцам, чьих поселений почти не коснулась цивилизация. Собрались туда и мы. Перешли по бревну через ручей и оказались на территории племени леопарда. Индейцы Леопарды контачат с туристами охотно. Некоторые племена не любят постороннего вмешательства. В сорока километрах вниз по реке, в этом году, индейцы племени Чёрной Анаконды убили доктора и медсестру, приплывших проводить вакцинацию.
Встретил нас вождь, представился, поздоровался за руку. Мы тоже назвали себя. Думаю мало найдётся на Земле людей, для которых что Бронштейн, что Петров, настолько же пустой звук, насколько для этого вождя. Порадовались, что женщины не носят никаких кофточек и лифчиков - ходят с открытой грудью. Не с точки зрения стриптиза - вислые прелести леопардок несут в себе эротический заряд не больший чем раздавленный пакет из под молока - а потому, что это подтвеждает настоящесть индейцев, реальную их экзотичность.
Встреча туристов проходит по отработанному сценарию. Сначала танцы. Мужчины бьют по бамбуковым трубкам и дуют в флейты, женщины и дети идут парами по кругу, на сильную долю вскидывая руки вверх и выкрикивая “Хой”. Какая-то старушка или тридцатилетняя женщина вытянула Алика в круг. Это было поразительной демонстрацией преимущества иудаизма перед язычеством.- Через минуту племя танцевало Хава Нагилу, а всё действо напоминало местечковую свадьбу, где гости, напившись, сняли жилеты.
Следующим пунктом программы были стрельбы. Кто-то достал здоровенную, сделанную из тяжёлого чёрного дерева трубу, через которую охотники плюются дротиками. К моему изумлению она оказалась порядка двух метров длиной, при этом щуплые на вид индейцы, целясь, удерживали её у губ одной кистью. Мы спросили пользуются ли они ядом, и вождь с готовностью сунул нам под нос висевшую у него на поясе деревянную шкатулку с кураре. Мы быстро шагнули назад. Я тоже стрельнул-плюнул и даже, к немалому своему удовольствию, попал в столб на котором стояла мишень. Индейцы, вождь и даже Алик захлопали. Потом я поставил на столб пачку Kэмела и сам вождь, выйдя на линию огня, засадил дротик прямо в центр верблюда.
Когда я рассматривал пробитую пачку, охотники попросили меня угостить их сигаретами. Не смущаясь тем, что табак высыпается из оставленых дротиком дырок, они быстро разобрали всё что оставалось внутри. Это послужило сигналом к началу товарно-денежных отношений. Женщины быстро вынесли на поляну всякие местные рукоделия, дети сбились в кучку, предлагая сфотографироваться, мы зазвенели мелочью.
Алик, заботливый дядюшка, купил племяннику инкрустированную зубами пираньи плевательницу с набором дротиков. Я набрал кучу украшений. Потом мы сделали несколько снимков и распрощались. Оставаться глазеть, перестав покупать, было неловко.
Утром следующего дня мы вернулись в Икитос. Проклятие бассета в наморднике исправно тяготело над городом - самолёт в Лиму задержали на шесть часов. Раздражённый Алик отказался выходить из отеля, и улёгся под кондиционером перед телевизором, подальше от бензиновых испаренй улицы. Я поехал в зоопарк.