Пес тринадцатого дня

ПЕС ТРИНАДЦАТОГО ДНЯ

Смерть достаточно близка, чтобы можно было не страшиться жизни.
Ф.Ницше "Злая мудрость"
Если идти прямо и прямо, далеко не уйдешь.
А. Де Сент-Экзюпери "Маленький принц"

день первый

Он проснулся от холода. Наверное, не слишком тепло спать на мокром кафельном полу (похоже, перед сном он решил умыться). Чертовски болела голова. Воспоминания отсутствовали напрочь. Единственное, что он твердо помнил, это то, что его зовут Тимур. Кряхтя и постанывая, он медленно поднялся, увидел в зеркале опухшую омерзительную морду и начал умываться. Каждое прикосновение к воде отдавалось электрической дрожью во всём его разбитом теле. С удовольствием засунув голову под холодную струю, он весь отдался процессам пробуждения и отрезвления. Вода делала свое дело - память обрывками возвращалась к нему.
Вчера он начал пить с самого утра. Уже изрядно набравшись, он завалился на мальчишник к Соратнику - университетскому другу. Мальчишник удался на славу, но в самый разгар веселья прибыла целая делегация - будущие жена, тесть и теща. Всем пришлось срочно ретироваться. Тимур прихватил с собой даже пьяного в стельку будущего жениха, и они отправились продолжать. Сначала они заехали в одно кафе, но там им не понравилось. Тимур немного подумал, и они поехали в один давно знакомый ему кабачок. В этом кабачке им гарантировалась безопасность - там в этот день дежурил охранником друг детства Тимура - Гришыч. Тимур помнил, что они заказали литр водки и еще чего-то, потом он помнил Гришыча и какие-то разборки с милицией… Насчет остального память умалчивала.
Следующее воспоминание - как он проснулся в ванной. Прямо скажем, негусто! Зато все обошлось без фингалов, да и вещи вроде бы все на месте. Даже шлюху он никакую домой не привел. Хэппи энд! Всегда бы так.
Он накинул халат на голое тело и пошёл гасить трубы. На счастье в холодильнике оказалась литровая бутылка "Спрайта" - она была выпита в два захода. Есть не моглось абсолютно. Он сварил себе кофе. А пил он только варёный кофе, причем, слыл специалистом по употреблению этого напитка. За чашечкой бодрящего Мокко Санани и сигареткой "Кента" он начал подбивать бабки. От жены он ушел. У них были обычные проблемы, которые семейные психологи называют “кризисом трех лет”. И всё бы наладилось, да только случилась с Тимуром беда очень личного характера. Такая беда, что даже случайному попутчику не расскажешь. Растерялся он жутко. Подумал-подумал и не нашёл ничего лучше, чем хлопнуть дверью. С родителями он поссорился на почве разрыва с женой – они очень жёстко заняли её сторону. В общей нервотрепке разругался ещё и с большинством друзей. Кроме того, он крупно влетел по учебе и уволился со своей основной работы (благо осталась ещё дополнительная). Вдобавок ко всему он влопался в пару тёмных историй, из которых не знал, как выпутаться. Ситуация была хуже некуда, но вешать нос он не собирался.
На работу сегодня поехать уже не получилось - на часах было десять. Да и какой из него сегодня работник с такого похмелья? Надо было позвонить и сказаться больным, но делать этого ужасно не хотелось - опять врать, краснеть и изворачиваться. Поэтому он решил отложить звонок на "потом". Последнее время он "болел" всё чаще и чаще. Это огорчало. Он поставил на магнитофоне Чайковского, в который раз удивившись, почему такая прелесть не нравилась ему раньше.
Вдруг нехорошо заверещал телефон. Звонили с работы. Надо было ехать в командировку. Он долго отпирался, ссылаясь на болезнь, но потом согласился. Машина должна была подъехать через сорок минут. За это время нужно было привести себя в порядок. Сегодня набор средств был таким: контрастный душ, кофе по-особому (с лаврушкой, солью и перцем) и кружка зеленого чая. Кроме того, он заставил себя съесть три шпротины и кусочек хлеба. К приезду машины он был "как огурчик".
Предстояла командировка в район. С собой взяли джентльменский набор - литр водки и закуску. По дороге почти не разговаривали - Тимуру не нравился этот водитель. Командировка оказалась напрасной - все дела, которые могли быть, завершились задолго до их приезда. Единственное, что удалось - навестить отца старого университетского друга Лёшки - дядю Виктора. Сам Лёшка уехал работать в Москву. Отцу не хватало сына. Встретил их дядя Виктор радушно. Они с Тимуром раздавили бутылочку, потрепались вволю - когда ещё доведётся свидеться (никто не знал, что произойдет это очень скоро). Получилось, что Тимур на деньги фирмы съездил по своим личным делам. В том, что водитель "настучит", Тимур не сомневался.
Вернулись в город уже затемно. Ужинать он пошёл во вчерашний кабачок. Узнал много интересного и до смешного неприличного о своем вчерашнем поведении. Ну, да и Бог с ним. С кем не бывает?
Расплатившись за сегодняшний ужин и за вчерашнюю разбитую посуду, он пошёл домой. Над городом плыла августовская ночь. Асфальт и бетонные коробки зданий выбрасывали в пространство накопленный за день жар. Сверчал невесть откуда взявшийся в этих каменных джунглях сверчок. На улицах почти не было ни людей, ни машин. Было тихо, как редко бывает в городе. Благое время для романтика. Тимур был романтиком. Он присел на скамейку и закурил. Он любил августовские ночи за то, что небо в этом месяце щедро раздает обещания. Тимур задрал голову и смотрел на звезды. Мириады крошечных точек света переливались всеми цветами радуги. Время от времени одна из них срывалась и прочерчивала на темном фоне свою лебединую песню. Все было хорошо, но, вдруг, одна из звезд подмигнула ему, повисела и пронеслась огненной дорожкой к горизонту. Ему стало очень грустно - он понял, что сейчас упала именно его звезда. Тимур нервно выкурил ещё две сигареты подряд. "Что я сделал не так? Или что я собираюсь сделать не так?" -, спрашивал он себя. Ответа не было. Но звезды просто так не падают. У Тимура была куча врагов, и почти не осталось друзей. Жил он довольно-таки бесшабашно и часто принимал решения на волне эмоций. По этой причине он перешёл дорожку многим. Список желающих помочиться на его могилу был внушительной длины.
Несколько минут он просидел в оцепенении, потом резко встал и пошёл домой. Домом это стойбище кочевника назвать было трудно. В квартире царил холостяцкий бедлам. Все было завалено разнообразными вещами и замусорено. Это была квартира его друга - Юры из Казани. Сам Юра постоянно жил в Татарстане, а в Урюпинск приезжал раз в месяц. Чтобы никого не беспокоить по приезду, Юра купил в Урюпинске эту квартиру (у богатых свои причуды). Сначала это была холостяцкая берлога с парой матрацев на полу, кухонным столом и тройкой колченогих табуретов. Однажды в Урюпинск приехала жена Юры и навела уют в виде кухонного гарнитура, кожаной мебели и прочих прибамбасов. Теперь это была не квартира, а мечта.
Когда Тимур ушёл от жены, он первое время жил в офисе (там были диван, уборная, микроволновка и холодильник). Потом, в один из приездов, Юра дал Тимуру ключи от квартиры. Но жить одному оказалось чрезвычайно трудно. Он почти не готовил, почти не стирал, убирался только по настроению. Замоченное белье прокисало и летело в мусор, продукты плесневели и портились, пыль и грязь выползали из углов на оперативный простор. Ко всему прочему, Тимур очень много пил.
Не хватало Женщины. Чертовски не хватало Женщины! Хотя желающих было много. И еще была одна Желанная. Ее звали Лейла. Но она не хотела. Вот так!
Он скипятил чайник, поставил "Реквием" Моцарта и немного перекусил. Странновато есть под хоры "Dies Irae", но он к этому привык. В воздухе витала мерзопакость и безнадега. Шестое чувство предсказывало ему в самом ближайшем будущем крупные неприятности. Поэтому, когда зазвонил телефон, у него внутри всё оборвалось. Он долго не мог заставить себя снять трубку. А аппарат все верещал и верещал. Наконец, собравшись с духом, он сделал это и произнес дежурное:
- Алё!
- Здравствуй, это я -, отозвалась трубка.
- Кто это я? - спросил он. (Конечно же, он узнал голос своей бывшей жены, но из какого-то нелепого чувства мелкой пакости прикинулся дурачком).
- Это я - твоя жена!
- Которая жена?
- А что? У тебя их много? Тимур, ты обнаглел! Ты должен…
 Дальше он не слушал - его взорвало. Он заорал:
- Ты - … … … … … ! Запомни! Я тебе ничего не должен! Ты поняла?!
На том конце бросили трубку. В первый раз он позволил себе такую грубость по отношению к жене. Она не заслуживала такого к себе отношения. Она была просто образцовой женой. И в том, что они расстались, он мог винить только себя. Чувствовал он себя чрезвычайно мерзко.
Он стоял у окна и курил одну за другой. Где-то на шестой или седьмой сигарете помутнело в голове, похолодели руки. Потом подкосились колени, и он рассыпался как карточный домик. Обычный сердечный приступ - уже четвёртый за последние два года. Проблема в том, что никого нет рядом, таблетки на кухне, а он в зале. Руки уже начали синеть, воздуха не хватало катастрофически. Задыхаясь, обламывая об ковер ногти и закусывая до крови губы, он пополз к телефону. Через целую вечность он сделал это. Стащив аппарат на пол, он позвонил, но почему-то не в "скорую", а Лейле. Он смог только прохрипеть: "Плохо… с сердцем…я…дома…".
На этом силы закончились. Он лежал и подыхал как старый выбракованый пёс - без стонов, но с немым укором в глазах. Она шла слишком долго. Он пролистал книгу своей жизни. Темных и светлых страниц было почти поровну. Ему стало интересно, куда он попадёт - в Ад или в Рай; и попадёт ли куда-нибудь вообще? Он медленно гас. Ему было всего двадцать три.
Вдруг что-то новое ворвалось в сознание. Это Новое было холодным, жёстким и агрессивным. Оно дышало волей и силой. Оно отдавало приказы: “Встать, скотина! Распустил сопли! Сдохнуть задумал? Не выйдет, сволочь! Встать!” Он попытался подняться, но ноги подкосились, и он упал. “Встать, ублюдок! Поднимайся!”-, приказало Новое, и он поднялся, почти дойдя на трясущихся от слабости ногах до столика. Ноги не удержали, и теперь он лежал на расстоянии вытянутой руки от кресла. “Влезай на него!”-, скомандовало Новое. Тимур на руках через “не могу” забрался на кресло и перевел дух. Его тело начало оживать: по затекшим конечностям пошла кровь, сердце билось запинаясь, но, в целом, регулярно. У столика стояла початая бутылка сухого. Тимур обливаясь и захлебываясь допил её до конца. Жизнь возвращалась к нему. Он чувствовал, как теплеют конечности, как розовеют щеки, как приходит в норму дыхание. В очередной раз пронесло. В рубашке родился, наверное. Когда пришла Лейла, он сидел в кресле и курил сигарету. Он встретил её безразлично.
- Ты немного опоздала. Я уже умер.
- Извини. Пока искала таблетки, пока добежала… Ну ты меня напугал.
- Знаешь, я не дополз до таблеток. Отпустило само собой. Хотя был на волосок.
- Ну ты хотя бы не кури. Тебе же нельзя!
- Ладно, давай не будем. Я уже оклемался. Извини за беспокойство. Кофе будешь?
- Нет. Побегу домой. Итак еле отпросилась.
- Я тебя провожу.
- Нет. Я дойду сама. Отдыхай. До свидания.
- До свидания.
Она ушла. Тимур злился на себя. Не надо было так с ней разговаривать. Лейла прибежала его спасать, а он: “Ты немного опоздала…” Тьфу! “Язык мой – враг мой”-, подумалось ему.
Эта девушка слишком много значила для Тимура. Он был влюблен в нее с четырнадцати лет. Три раза делал ей предложение, но она все три раза отшучивалась. Лейла хорошо к нему относилась, но не более того. Хотя он до сих пор хранил записку, в которой ее трогательным ученическим почерком было выведено: “I love you”. Каждый год на восьмое марта и ее день рождения он дарил ей букет роз. Даже когда женился. Уйдя от жены, он случайно встретил Лейлу на улице, и дремавшие чувства вспыхнули вновь. Она была его идеалом женщины – красивая, добрая, скромная, в меру умная, гордая. Больше всего в ней Тимуру нравилась ее непосредственность. Она могла позвонить ночью и пожаловаться, что порезала пальчик. И утешения Тимура, по видимому, доставляли ей облегчение. Это было чертовски трогательно. Но Тимур интересовал ее только как друг. Тимур очень сильно страдал от этого.
 Чувство вины за недавний разговор выгнало его из дома. Он прошёлся по паре-тройке заведений, но нигде ничего не выпил, кроме чая. Сужающимися кругами он приближался к дому Лейлы. В её окнах было уже темно. Он присел на скамейке у подъезда и закурил. На душе было гадко. Промелькнула мысль об избавлении. Странно, но она не напугала, а, напротив, показалась естественной. Он закурил еще одну сигарету. Чем больше он думал, тем больше его привлекало избавление от всего. Он думал об этом часа два. И чем больше он думал, тем меньше его пугало то, о чём он думал.
Вдруг, откуда ни возьмись, прибежала собака. Это была овчарка-восточка, хотя и не чистых кровей. Она без лишних церемоний залезла грязными лапами на его модный пиджак и лизнула в лицо. Тимур был полностью обезоружен и обескуражен. Сразу вспомнилось детство, деревня, пёс Шарик, так же лизавший его в лицо… Тимур спросил: “Жрать хочешь?” В ответ завиляли хвостом. Он встал, отряхнул пиджак и позвал: “Ну, пошли домой… Малыш!” Имя пришло само собой. Малыш радостно заскулил и заерзал от нетерпения. Они пошли.
Дома выяснилось, что Малыш сильно отощал. Можно сказать, что это был пёс “из хорошей семьи, но попавший в трудные обстоятельства”. Всё было нормально, только вот глаза! Глаза у Малыша смотрели не по-собачьи, а по-человечьи. Это почему-то настолько поразило Тимура, что он сел в кресло, подозвал собаку, закурил сигарету и замер, разглядывая морду пса. Вдруг до него дошло. Глаза Малыша были похожи на глаза его покойного деда: тот же цвет, те же прожилки, то же выражение. Но самое главное – на левом глазу была точно такая же катаракта!
Воспоминания о деде поглотили его. Тимур был его любимчиком. Из четырнадцати внуков и семерых детей только маленького Тимура дед везде таскал с собой на руках. Когда он подрос, дед садил внука рядом и долгими вечерами рассказывал смешные и мудрые притчи, истории из жизни. Смысл этих притч доходил до Тимура только сейчас. Дед прожил долгую и трудную жизнь. Он получил хорошее для своего времени образование, участвовал в войнах, состарившись, стал муллой. И вообще, дед был добрым и мудрым.
Очнувшись от видений прошлого, Тимур вспомнил, что Малыш голоден. Он нашёл плошку, налил туда пакет кефира и дал сосиску. Больше дать он не решился – с такой голодухи это опасно. Он провозился с Малышом всю ночь. Выкупал в ванной – Господи, сколько на нём было грязи! Кормил понемногу через каждые полчаса. Запасы пищи закончились ещё до рассвета. Кончились и силы Тимура – под утро он прикорнул на нерасправленном диване.

день второй

Когда Тимур проснулся, Малыш сидел рядом, положив голову на диван. Тимур опять внутренне содрогнулся при виде его глаз. Но секундное замешательство прошло, и он властно сказал: “Место!” Малыш нехотя побрел в отведенный ему угол.
На сегодня Тимур отпросился с работы – так что был выходной. Сначала возникла мысль убраться дома, но беглый взгляд на царивший вокруг бардак убил эту мысль в зародыше. Тимур умылся, попил чайку, и они с Малышом пошли гулять. С улицы они притащили большую дубину – Малыш нашёл себе игрушку. Тимур не возражал – и псу не скучно, и мебель целее будет. Потом он сходил в магазин и на рынок – накупил продуктов. Вернувшись, Тимур сварил Малышу целую кастрюлю каши с тушенкой и даже приготовил себе завтрак.
Когда они кушали, позвонил Дорогой Товарищ Шеф – требовалась какая-то отчетность и личное присутствие. Тимур сказал, что никуда не поедет. На это ему было сказано, что тогда он может вообще больше не приезжать. Тимур бросил трубку. Эта работа тоже пошла к чертям. Ничего, без куска хлеба он не останется.
Сразу появилась масса свободного времени. Надо было придумать, как им распорядиться. Тимур сел в кресло, открыл бутылку вина и, прихлебывая, начал размышлять. Прибежал Малыш и положил ему голову на колени. Тимур не хотел пока искать работу – не волк, в лес не убежит. Из остального он выбрал съездить на могилу деда. Нужно было покрасить оградку и навестить родственников. Он принял решение и начал его выполнять.
Остаток дня Тимур провел в приготовлениях к поездке – договорился с машиной, купил гостинцев, пристроил Малыша (на волне поездки в деревню он помирился с родителями – они брали пса на время).
Отмытый Малыш оказался довольно симпатичным. Он понимал многие команды и оказался отличным телохранителем. Малыш сам сортировал людей на хороших и плохих. Тимур удивлялся чутью пса в этом плане. Для Малыша Тимур был Богом. Это устраивало обоих.
Поездка была назначена на утро. Тимур хотел уехать на рассвете. Ночью они не спали – готовились, укладывались. Два раза выходили погулять. В первый раз разогнали стайку шакалов-гопников. А во вторую прогулку Малыш разорвал кота. Тимур не успел даже крикнуть, как бедное животное уже погибло. Пришлось долго ругать пса. Тот смотрел на него непонимающими глазами, считая, что сделал доброе дело.

день третий

Утром Тимур сидел и ждал машину. Прошло двадцать, тридцать, сорок минут. Потом позвонил водитель и сказал, что задерживается еще на полчаса. Тимур сказал ему подъезжать сразу к родителям. Они с Малышом пошли пешком. Мама усадила его за чай, и они вместе с отцом принялись отговаривать его от поездки. Странно, ещё вчера они были полностью за, а сегодня! Это его взбесило, он взорвался и учинил форменный скандал. Подъехала машина, Тимур вскочил и убежал, даже не попрощавшись.
Он заехал домой и погрузили гостинцы. В городе заскочил к старому другу Тимура – Изе. Нужно было поговорить, взять кое-какие книги и записи. Мать Изи, тетя Мария, накрыла на стол. Тимур начал есть и расстроился – яичница была со свиным беконом. “O tempora, o mores!”. Татары пьют водку, евреи едят свинину. Мир катится к своему концу. Тимур не был истинным мусульманином, но ехать на могилу деда, наевшись свинины, он считал некультурным. Тимур все-таки поел. Оскорблять чужое гостеприимство было ещё большим грехом. Да и есть захотелось невообразимо. Уходя, он попросил Изю уладить одно дело.
Из города они выехали на три часа позже, чем планировали. Тимура преследовало всё нарастающее чувство беспокойства и надвигающейся опасности. Когда они вышли на трассу, он попросил Серёгу (так звали водителя) не торопиться. Они ехали и слушали Баха в гитарной аранжировке – оригинальнейшая вещь. В определенный момент его чувство опасности закричало: “Берегись!”. Они поднимались в горку, впереди тащился какой-то драндулет, который Серёга решил обогнать. Тимур просто закричал: “Не обгоняй! Потом!” Через секунду по встречной полосе на полной скорости вылетел грузовик и пронесся мимо. Интуиция в очередной раз спасла Тимура. За подъёмом они обогнали драндулет и дальше поехали уже аккуратнее. Тимур начал рассказывать Серёге, как и когда его выручало предчувствие. От этих разговоров Серёга заметно нервничал.
У них была хорошая машина – новенькая “Волга” цвета “белая ночь”. Они шли на хорошей скорости, но двигатель работал бесшумно. Тимур был одет по-походному: спортивные штаны и рубашка, водолазка и ветровка, на шее висел охотничий нож, на поясе – фляжка с коньяком. Обычно он одевался по другому – строгие костюмы, шёлковые рубашки, модные галстуки и тому подобное. Но дорога есть дорога. А на всякий случай на заднем сиденье лежала вешалка с парадным комплектом.
Серёга нервничал. Он то ругался напропалую, то молчал как рыба. Забывал выключать поворотники, рискованно шёл на обгоны. Ехать с ним дальше было опасно. Скоро был поворот на Спасское. Тимур решил заехать к дяде Виктору и дать Серёге отдохнуть.
Встретили их радушно, досыта накормили, напоили чаем. Серёга сразу отключился, а Тимур поколдовал на кухне и сварил всем свой фирменный кофе. Потом они с дядей Виктором поехали на экскурсию. Дядя Виктор показывал Тимуру местные красоты: пруд, холмы, парк, разбитый ещё до революции. По дороге говорили о том о сем. Отдохнули замечательно. По возвращении Тимур совершил ещё один грех - выпил с дядей Виктором водки. Опять он не смог переступить через закон гостеприимства. Хотя на самом деле он выпил скорее от того, что боялся этой поездки.
Кое-как растолкали Серёгу. Он попил чая, и они помчались дольше. Тимур сказал: "Гони! Мы должны успеть до захода Солнца". Они ехали теперь по древней дороге. Конечно, сейчас это был современный асфальт, но сама дорога существовала здесь с незапамятных времен, она была ещё во времена Хвалынского моря. Дорога проходила вдоль тектонического разлома. Из этого разлома шли колоссальные потоки энергии - Тимур просто физически ощущал их. Энергия была индифферентной - ни злой, ни доброй, и могла быть направлена на что угодно. Тимур впитывал эту энергию как губка. Ощущение безопасности, которое он обрел в Спасском, не покидало его, а только усиливалось. Его переполняли эмоции. Тимур давно уже отключил магнитолу и пел сам. Он пел боевые марши и победные песни. Они летели на родину предков, и его душа ликовала. Тимур рассказывал Сереге о тектонических разломах, потоках энергии, кладбищах и не замечал, что тот пугается все больше и больше. Нелегко ехать с сумасшедшим пассажиром.
В Кулданку они влетели на полной скорости и сразу проехали к кладбищу. Когда они остановились, Тимуру снова стало страшно. Как он пойдет к деду выпивший, наевшийся свинины, весь в грехах? Он решил очиститься - в паре километров отсюда был родник, на который они раньше часто ходили с дедом. Через минуту-другую они были на месте. Тимур спускался к роднику полный благоговейных мыслей. То, что он увидел заставило его передернуться. Там, где раньше среди аккуратной рощицы из обложенного камнями истока бежал чистый как слеза родничок, теперь красовалась лужа грязи, из которой еле пробивалась струйка жижи. Деревца были поломаны, грязь истоптана коровьими следами. Тимур поднялся к машине, привалился к капоту и закурил. Серега возился с мотором. Мысли роились, потом пришло решение. Если этот родник испорчен, значит, это судьба. Другой искать не надо. Надо ехать таким, какой он есть.
Они вернулись к кладбищу. Тимур пошёл к обычному входу. Но дорогу ему преградил мутный поток (наверное, где-то нарушилась оросительная система). Он начал обходить этот ручей, но только удалялся от входа. Когда он наконец решился перебраться вброд, оказалось, что ему ближе дойти до выхода, чем возвращаться к входу. Он ни разу не входил через выход и не видел, чтобы это делали другие люди. Размотав ржавую проволоку, Тимур вошёл в царство мертвых.
Он никогда еще не видел это кладбище с этой стороны, поэтому не пошёл к деду сразу, а отправился не спеша от могилы к могиле, читая надписи на надгробиях. Убранство могил было очень простым - мусульмане не терпели роскоши на кладбищах. Наверное, это связано с тем, что женщины на мусульманские кладбища не допускаются. Мужчинам же не до цветочков-завиточков. Вообще, мусульманские похороны - довольно странное зрелище. Одни мужчины в полной тишине приносят тело; вся процессия продолжительно молится. Потом тело аккуратно опускают в могилу и быстро, даже с каким-то остервенением, закапывают. Также быстро ставят надгробие и оградку. А потом часами сидят и молятся под руководством священника, раздают друг другу символическую милостыню. Молятся не только за этого усопшего, но и за всех, кто умер у пришедших на похороны.
Тимур шёл от могилы к могиле. Сначала попадались только незнакомые татарские имена. Ближе к центру кладбища он увидел русское имя. Это никак не вязалось с его представлениями о том, кого можно хоронить на мусульманском кладбище. Однако, это было так. Только на оградке красовалась не полумесяц, как у мусульман, и не крест, как у христиан, а безобидный круг. Дальше могилы иноверцев стали встречаться чаще. Тимур видел даже могилу еврея. Ближе к краю кладбища могилы иноверцев исчезли, начали попадаться знакомые имена. Здесь лежали родственники Тимура. Тут до него дошло - это мусульманское кладбище было выражением закона гостеприимства. Мусульмане лежали по кланам и родам по краям, а в центре покоился прах гостей - иноверцев. Никого нельзя лишать права на последний приют. А в деревне, где девяносто пять процентов населения – татары – отдельное кладбище для иноверцев – непростительная роскошь.
Наконец, Тимур подошёл к могиле деда. Он остановился не доходя неё. Он не мог себя заставить подойти ближе, и от этого ему было очень плохо. Он отошёл немного подальше, сел на какой-то холмик и закурил. Мысли метались как испуганные птицы. Наконец улеглось. Он щелчком отправил окурок подальше, встал и широким уверенным шагом пошёл к деду. Он встал у могилы спиной к закату и сказал: "Дедуля, дорогой, это я - твой неразумный внук. Прости, я великий грешник - пью, ем непотребное, прелюбодействую, богохульствую, горжусь без меры… Но я твой внук. Принимаешь ли ты меня таким, какой я есть?"
В ответ не раздалось замогильного голоса, не ударила молния - ничего такого не было. Просто прилетела маленькая желтая птичка и села на оградку могилы. Тимур немного подумал и спросил: "Дедуля, правильно ли то, что я задумал?" Птичка выслушала вопрос, посидела секунду-другую, вспорхнула и улетела. Тимур почувствовал, что остался один. Он задавал вопросы, кричал, молил, проклинал, катался по земле. Ничто не отвечало ему.
Наконец он взял себя в руки и принялся за уборку. Он выдрал бурьян, убрал сухую траву, поправил покосившиеся камни. Один камешек - зеленый с золотистыми прожилками - он положил к себе в карман. Тимур пообещал себе, что утром придет и покрасит оградку.
Солнце заходило за горизонт. По-летнему стремительно темнело. Тимур завернул навестить своего двоюродного брата (тот умер еще младенцем) и побежал к выходу. Очень не хотелось оставаться здесь после захода Солнца. Он долго не мог открыть ворота, пальцы срывались, засов не поддавался. Потом они все-таки открылись, и Тимур увидел, что в воротах сделана калитка, которая запирается на простой крючочек. Он вспомнил, что ворота открывали только тогда, когда нужно было внести тело, а в остальное время пользовались калиткой. Ему стало как-то не по себе - он вошёл на кладбище и вышёл с него не так, как следовало. Он медленно закрыл за собой засов и пошёл, не разбирая дороги. Ручей, который мешал ему войти, теперь обмелел - Тимур перешагнул его одним шагом. По дороге ему попался мальчик лет шести-семи с бездонно-чёрными глазами (настоящий мужичок-с-ноготок). Мальчик спросил по-татарски:
- Дядя, а Вам не страшно?
- Что не страшно?
- Ну, там, на кладбище.
- Нет милый. Как мне может быть страшно, ведь там мой дедушка.
Мальчик, ничего больше не говоря, отошёл в сторону. В наступивших сумерках Тимур долго не мог найти машину. Оказалось, Серёга съехал в кювет на противоположной стороне дороги. Тимур сел в машину. Водитель завел двигатель.
- Куда едем? -, спросил он.
- Пока никуда -, ответил Тимур.
Что-то внутри него переломилось. Он потерял свой стержень. Или, если можно так выразиться, потерял легитимность своего существования. В таких ситуациях надо остановиться, оглядеться, перекурить. Он курил, смотрел на огни деревни и багровый запад и молчал. Серёга ерзал на своем сиденье, но нарушить молчание не решался. Первоначально планировалось переночевать у родственников, утром прибраться на кладбище и выехать обратно. Но что-то было не так, какое-то предчувствие не давало покоя.
Они заехали на почту. Тимур позвонил в Урюпинск. Изи не было дома. Тогда он позвонил туда, где Изя должен был обязательно появиться по его делу. Там ответили, что не появлялся и не звонил. Такого не могло быть. Изя - человек обязательный. Значит, что-то случилось. К чертям легитимность! Воля рождает закон, а не наоборот. Тимур дал приказ возвращаться.
Они мчались по ночной дороге. Мошкара трассирующими пулями прочерчивала темноту в свете фар. Один раз дорогу перебежал заяц. Постоял столбиком на обочине, фары отразились в его глазах мертвенным сиянием, потом, чуть ли не перед самой машиной, проскочил на другую сторону.
Они отъехали от Кулданки километров на пятнадцать, когда мотор начал чихать и кашлять, он попеременно то глох, то воскресал. Потом выстрелило, как из пушки, и движок замер навсегда. Погасло всё электрооборудование. Они кое-как встали у обочины. Аварийного треугольника не оказалось. Серёга бегал и причитал: "Нам щас въедут в зад!" Не найдя ничего другого, Тимур зажег горлышко пластмассовой бутылки и поставил её у заднего номера. Света огонек давал мало, зато не заметить машину стало трудно. Они стояли и голосовали на дороге, пустой в оба конца.
Через некоторое время остановилась легковушка, набитая пьяными парнями и девчонками. Тимур попросил дотащить их на буксире до Спаского. Компании ехать было ближе. С матерком и шутками они согласились дотащить машину до ближайшей деревни и оставить там под фонарем - и светлее, и безопаснее. Сказано-сделано. В разговоре выяснилось, что они знают Лёшку и дядю Виктора. Тимур попросил их подвезти его до Спасского. Но водитель был пьян и боялся гаишников. Тогда Тимур снял туфли, одел кроссовки и побежал. До Спасского было километров пять-шесть. Метров через двести его нагнала та самая машина. Они остановились и спросили:
- Братан, ты чё, серьезно бежать собрался?
- Серьезно.
- Ну, садись, довезем.
- Обойдусь как-нибудь.
- Ладно ты, брось ломаться, садись. Щас пять минут и там будем.
Тимур сел в машину. Впрочем сел - это громко сказано - он втиснулся в груду пьяных мужских и женских тел. Они доехали до Спасского, и компания уехала в неизвестном направлении. Тимур разбудил дядю Виктора и объяснил ему ситуацию. Тот собрался, завел машину, и они поехали выручать Серёгу. Сначала они заскочили на машинный двор за буксиром, так как старушка дяди Виктора вряд ли притащила бы "Волгу". Тимур попросил дядю Виктора отправить его в Урюпинск. Тот ответил: "Переночуешь, а завтра поедешь". Спорить было бесполезно. Тимур остался на машинном дворе, а дядя Виктор с буксиром поехал за Серёгой.
Тимуру нужно было ехать в город прямо сейчас. Его не покидало ощущение, что, не успей он в Урюпинск до рассвета, случится непоправимое. Он приставал ко всем на машинном дворе, сулил большие деньги. Никто не соглашался, было поздно. Поняв, что тут ничего не получится, Тимур потихоньку вышёл с машинного двора и отправился прямиком через поле к трассе. Он рассчитывал тормознуть попутку и на перекладных добраться до города. Тимур не учёл время и свой внешний вид. Редкие проезжающие машины пролетали на полной скорости. Какой дурак остановит ночью мужчине в спортивном костюме. Он шёл и шёл, разменивая километр за километром. С непривычки от долгой ходьбы гудели ноги. Он сильно устал и перенервничал, но все-таки шёл.
В какой-то момент Тимур сказал себе: "Всё. Больше не могу. Сажусь и жду утра." Но та же сила, что спасла его давеча, зашевелилась вновь. Он услышал внутри себя приказ: "Не можешь идти? Беги!" И он побежал. Думал, что не сможет, но побежал. "Быстрее, сачок!"-, скомандовало внутри, и он побежал быстрее. На самом деле, бежать оказалось легче, чем идти - не оставалось времени на мысли. Он бежал как первобытный человек из прочитанной им в детстве книжки - легко и свободно, слившись с природой. До трассы, на которой он мог поймать попутку до Урюпинска, оставалось километров десять-пятнадцать. И он бежал! Легко и свободно! Встречные машины слепили его фарами, но он не злился на них. Попутные машины объезжали его по встречке как идиота, но он не злился на них. Он даже не голосовал им. Он бежал. Легко и свободно.

день четвертый

Когда он добежал до трассы, уже начало светать. Он подходил к машинам, которые ночевали у поста ГАИ и просил их подбросить его до Урюпинска. Люди ещё не проснулись, поэтому они по-шофёрски объясняли Тимуру кто он такой, и куда ему следует пойти. За эти занятием его застал гаишник. Он попросил документы. Таковых не оказалось (они остались с машиной в парадной форме), зато на шее висел ножичек тридцати-пяти сантиметров длины, глаза были красными от недосыпа, одежда испачкана, а на поясе болталась фляжка с коньяком. Его отвели на пост, где и оставили до утра, чтобы передать ментам.
Тимуру потребовалось все его красноречие и дар убеждения. Невозможно передать, что он там наговорил. Сыграло ли роль это, или весомее оказался коньяк во фляжке, но только через полчаса его отпустили. Мало того, посадили на идущий в Урюпинск автобус.
Дорогой он молча смотрел в окно и думал. Рассвет уже давно прошел. В Урюпинск он приедет в десять. Зачем он бросил машину, зачем бежал? Несмотря на кощунство этой мысли, ему хотелось, чтобы что-нибудь случилось. Что-нибудь такое, ради чего стоило бы делать всё это.
Наконец, прибыли в Урюпинск. Он сразу поехал к Изе. На звонок в дверь открыл сам Изя.
- Привет -, сказал Тимур.
- Привет. Ты откуда такой?
- С того света. У тебя что-то стряслось?
- Да ничего, вообще-то.
- Мне сказали, что ты не заходил и не звонил…
- Не смог. Просто некогда было.
- Знаешь, я загнал машину, бегал ночью как Маугли и совершил ещё кучу глупостей потому, что думал, что с тобой что-нибудь случилось. А тебе просто некогда было!
Изя молчал. Пауза затягивалась.
- Ну, ладно, хрен с ним. Умерла, так умерла. Слушай. Я полностью нерентабельный дня на два. Буду отлеживаться. Найди, пожалуйста, моего водилу и забери у него вещи, если не трудно.
- Ладно. Давай координаты. Заберу.
Тимур написал координаты Серёги и список вещей.
- Он сейчас дома? -, спросил Изя.
- Вряд ли. Он в Спасском чинит машину. К вечеру, я думаю, будет. Ну, ладно, спасибо за чай, и заранее спасибо за вещи. Я поплетусь домой. Устал.
Идти в кроссовках было сущим мучением. Он натер ноги. Кроме того, икры и бедра болели как ушибленные. Тимур поехал через весь город домой. Несмотря на усталость, он зашёл к родителям и забрал Малыша. Они немного погуляли. Тимур, не обращая внимания на людей, разлегся прямо на траве. Малыш носился, взметая столбы пыли и распугивая слабонервных прохожих. Когда они пришли домой, Тимур первым делом покормил Малыша, потом перекусил сам. И только после этого он позволил себе залечь в ванной.
Горячая вода ласково обняла его измученное тело. Руки-ноги и всякий ливер ныли приятной истомой. Тимур расслабился и прислушался к самому себе. Что-то неведомое, непонятное и странное происходило в нём. Он обнаружил, что душа его каменеет пядь за пядью. Но сейчас у него не было сил думать об этом. Он до багрова растерся мочалкой, нырнул в горячую воду с головой, а потом рыча постоял под ледяным душем и, не обтираясь, вышёл из ванной. Он любил ходить без одежды, когда оставался один. Оставляя мокрые следы, он прошёл на кухню и налил себе чай. Малыш крутился под ногами. Очень хотелось спать. Он еле дотащился до дивана и сразу же уснул.
Проснулся он выспавшимся, бодрым и свежим, но каким-то другим. За окнами был день. Тимур подумал, что проспал сутки, но, включив телевизор, он понял, что проспал всего три часа. Он чувствовал себя необычно. Нечесаные после купания волосы спутались. Тимур пошёл наводить красоту. Расчесывая волосы, он никак не мог понять, что случилось с его лицом - вроде бы не опухло, царапин и синяков нет. Всё как обычно… Вот только глаза. Раньше они были серо-голубыми, а теперь холодили вороненой сталью. Глаза теперь смотрели как дула пистолетов. Зрачки зияли чёрной пустотой, ведущей в Ничто. Но это было ещё не самое главное. На том месте, где раньше парило эфемерное облачко его души, теперь лежала тяжёлая гранитная могильная плита. Тимур стал другим… И было в этом другом что-то нечеловеческое.
Мыслил он тоже по-другому. Идеи образовывали строгие геометрические фигуры. Доводы и суждения выстраивались в стройные ряды алгебраических уравнений… Похоже, Тимур кое-что потерял в царстве мёртвых, и теперь сущность его изменилась. Эта новая сущность сказала ему: "Всё нормально, Тимур. Ты привыкнешь. Человек - не свинья какая-нибудь, ко всему привыкнуть может". Вот так!
Новый Тимур в отличие от старого любил всё планировать. Он начал строить план на остаток сегодняшнего дня. Он сделает предложение Лейле. Для этого нужно:
1. Убраться.
2. Привести себя в порядок.
3. Приготовить праздничный ужин.
4. Позвать Лейлу в гости.
Он приступил к выполнению. Сначала сходил на рынок и в магазин за продуктами. Затем погулял с Малышом. Потом на удивление быстро разгреб бардак, творившийся в доме. Потом - в парикмахерскую. Там из Тимура сделали "гарного хлопца". Он позвонил Лейле, позвал её в гости и начал готовить. Он любил колдовать на кухне, но делал это крайне редко. Зато вкладывал в приготовление пищи столько фантазии, что получались настоящие произведения кулинарного искусства. Сегодня он готовил фасолевую похлебку и тушёную телятину с овощами и всяким укропом-сельдереем. В мясо он натер орехов и покидал дольки лимона.
Когда пришла Лейла, он ещё не закончил. Она сидела и с интересом наблюдала, как он управляется на кухне. Потом они открыли "токайского" и сели ужинать. Она хвалила его, а он смущенно принимал заслуженные дифирамбы. Напоследок Тимур сварил свой знаменитый кофе. С этим вышла промашка. Во-первых, Лейла не любила варёный кофе вообще, а во-вторых, та порция кофе, которую он сварил, пролежала рядом со специями, поэтому кофе отдавал перцем.
Концовка была подпорчена. Лейла засобиралась домой (она всегда возвращалась домой очень рано). Тимур так и не успел заговорить с ней о самом главном и очень злился на себя за это. Когда он провожал ее домой, они слегка повздорили. Их безоблачный вечер дал трещинку. Оба поспешили замазать её ложью. А ложь - это странное существо - едва появившись, оно растет с каждой секундой. Пока они дошли до её дома, между ними уже была стена лжи в два человеческих роста. Они холодно простились.
Тимур был зол! Господи, как он был зол! Ему нужно было как-то разрядиться. Он пошёл в ближайший гадюшник и стал вызывать огонь на себя - задевал проходящих плечами, подолгу смотрел в глаза. Реакция не заставила себя ждать. К нему подсел один тип. Он был из той породы, которую Тимур называл шакалами. Такие сбиваются в стаи и мнят себя волками, при всяком случае ощеривая свои гнилые зубы.
- Ну, чё ты сел, урод? Не видишь - занято -, вежливо спросил Тимур.
- Чё! Ты знаешь, чё я те за урода сделаю? Ты - … …
Тимур не дал ему договорить. Когда-то он занимался рукопашным боем, поэтому через секунду шакал с грохотом полетел, собирая стулья, и смачно ударился о барную стойку. Друзья шакала зашевелились. Прибежал охранник. Битой посуды и сломанной мебели не наблюдалось, а битого шакала он за ценность не считал. Поэтому он сказал только:
- Харэ тут буянить, б@я ! На улице будете клешнями махать, на х@й!
Спорить с охранником никто не хотел. И не столько потому, что он был при исполнении, сколько потому, что он был одинаковый и в высоту, и в ширину, а кулачищи были с голову Тимура. Шакалы терпеливо ждали, когда Тимур допьёт свои коктейли. Побитый куда-то исчез, осталось четверо. "Итс гуд"-, подумал Тимур. "Навтыкают мне прилично. Повеселимся!"
Когда он вышёл из гадюшника, шакалов оказалось уже семеро. В руках у некоторых тускло поблескивало. Тимур повернулся к ним спиной и пошёл. Шакалы рассыпались полукругом. Началась древнейшая в мире игра - охота. Они были охотниками, а он - дичью. Он ждал нападения в любую секунду. Они медлили, и он понял почему. Они шли по хорошо освещенной улице, и в любую минуту мог появиться милицейский патруль. Шакалы ждали, когда он свернёт куда-нибудь в темноту. Он свернул, полукруг сомкнулся в кольцо. Тимур не стал ждать удара. В кармане у него было аспирантское удостоверение в красной корочке с гербами. Он достал его и с металлом в голосе сказал:
- Старший лейтенант Орлов. Какие проблемы?
Он обвел взглядом нападавших - те стояли в каком-то оцепенении. Потом они зашевелились и по одному, по одному расползлись в разные стороны. Тимур подождал, пока они разбредутся, и захохотал. Не по-человечьи, а так, как хохочет гиена.
Вернувшись домой, он сел перебирать бумаги. Новому Тимуру не нравился творческий беспорядок старого. Он все рассортировывал по папочкам, на каждую приклеивал ярлычок от дискет и надписывал. Он был педантичен и строг к деталям. Ничто не ускользало от его внимания.

день пятый

За этим занятием его и застало утро. Спать не хотелось совершенно. От вчерашней злости не осталось и следа. В голове были мысли, которые его прежнего перепугали бы до смерти. Он думал, чего бы такого сделать, чтобы выехать из отношений с Лейлой на белом коне. И придумал ведь, сволочь такая.
Тимур умылся, оделся, погулял с Малышом и пошёл к ней. Поздоровавшись, он попросил вернуть Осёла. Она удивилась, но отдала. Он забрал игрушку и пошёл по заведением с явной целью напиться в хлам.
Осёл - это отдельная история. Однажды Тимур случайно узнал, что Лейле очень нравится мягкая игрушка - ослик - в одном из магазинов. Он тут же купил его и при случае подарил. Они называли игрушку "Осёлом" (по аналогии - "идиоты, кретины, козёлы" - осёлы). Тимур знал, что этот подарок очень нравится Лейле. У Осёла были выпученные глазки, тонкие ножки и лохматая гривка. Весь он был одновременно смешной и грустный - в общем, симпатичный до слез. А сегодня Тимур забрал Осёла. Он знал, что сделал больно, но нового Тимура это не волновало.
В забегаловке Осёл притягивал внимание всех особ женского пола. Его просили дать посмотреть, потрогать, просили даже подарить. Но Тимур не хотел дарить эту реликвию первой попавшейся шлюхе. Он много выпил, не закусывал, но не пьянел. И чем больше он пил, тем грустнее ему становилось. Наконец, он остановился и пошёл домой.
Он лежал, слушал Баха и Верди, читал какое-то чтиво и прихлебывал прямо из горлышка вино до самого вечера. Печальные глаза Осёла смотрели на него с журнального столика. Готовить не хотелось. Он покормил Малыша остатками каши, погулял с ним, и отправился в кабачок. Сегодня дежурил Гришыч, и Тимур решил надраться до бесчувствия. Он много пил, часто курил, но сегодня почему-то не брало. Настроение было ниже уровня Мёртвого моря. Полная безнадёга. Гришыч, увидев в каком он состоянии, выпроводил его домой. Тимур поплёлся.
Войдя в дом, он увидел Осёла. Вдруг его охватила внезапная ярость. Он схватил бедную игрушку и выбежал из квартиры. Малыш, жалобно воя, рванулся за ним. Пришлось вернуться и привязать пса. Во дворе садика прямо за домом он голыми руками выкопал ямку. Потом подумал и сбегал домой за полиэтиленовыми пакетами. Тщательно упаковав, он положил Осёла в ямку и засыпал землей. Тимур не знал, что говорят, когда хоронят мечту. Он ощущал только, что это очень больно. В каком-то странном оцепенении он просидел на могиле Осёла до самого утра.

день шестой

С первыми лучами Солнца он спрятался дома. Спать не хотелось. После вчерашней вакханалии в стиле Вуду он ощущал себя мерзко. Он с каким-то остервенением вымылся, но запах свежеразрытой земли преследовал его повсюду. Он позвонил Изе. Тот сказал, что забрал у Серёги вещи, и сегодня их привезет. До приезда Изи Тимур коротал время книжкой. Вдруг в голове зароились афоризмы. Некоторое время он от них отмахивался, а потом взял бумагу с ручкой и стал записывать. За два-три часа он наклепал штук двадцать. Некоторые на его взгляд были хороши.
Приехал Изя. Как всегда подтянутый, отутюженный и серьёзный. Они попили чая. Тимур показал ему афоризмы. Прочитав, Изя спросил:
- С чего это тебя так?
Тимур вкратце рассказал ему про шакалов и про похороны Осёла. Он знал, что Изе можно доверить практически всё, он был "чёрным ящиком".
- Милый, тебе лечиться надо -, сказал Изя.
- Слушай, если я куда-то пойду, или позвоню, например, Лейле, я фиг его знаю, что из этого получится. Придумай что-нибудь.
Изя на некоторое время задумался, потом уверенно подошёл к телефону, вывинтил нижний динамик трубки и положил его в карман. Потом собрал трубку и поставил аппарат на место.
- Хитро, ё-моё! - протянул Тимур.
- А ты думал. Короче, из дома не выходи, дверь не открывай. И все у тебя будет хорошо. А я постараюсь подъехать, когда будет время. Деньги есть?
- -Есть маленько.
- Ну, ладно, мне пора. Не вешай носа!
Он ушел. Тимур снова завалился читать. Опять нахлынули афоризмы. Он время от времени записывал их. Малыш пристроился у кресла, положив голову ему на колени.
Пару раз звонил телефон. Первый раз ошиблись номером, и он долго слушал возмущенные переспрашивания (ответить то он не мог!). Потом на другом конце провода устали и положили трубку. Второй раз звонили с работы - он сразу бросил трубку.
Хотелось кушать. Готовить было лень, а от общепита он устал. Хотелось домашнего. Тимур собрался и пошёл к своему старинному другу - Сашке. Это было недалеко. Но идти нужно было мимо дома Лейлы. Проходя, он постоял, посмотрел на её окна, закурил и пошёл дальше. Сашка был дома. Тимура накормили, пиво он принес с собой. Посидели, попили пивка, повздыхали. Один - о тяжкой семейной жизни, другой - о тяжкой холостяцкой жизни. Потом Сашку позвала жена купать сына. Тимур собрался, поблагодарил и ушел.
Дома стоял ужасный шум - трезвонил телефон и громко лаял Малыш. Тимур снял трубку, по привычке сказав: "Аллё". Это была Лейла. Она беспокоилась о нём. Из неё сыпались вопросы. Почему он не берёт трубку? Не случилось ли чего? Почему он молчит? Куда он дел Осёла? И тому подобное. Новый Тимур рассыпался в нём, могильная плита таяла, снова превращаясь в облачко души. Он снова становился прежним. Тимур положил трубку, но не на рычаг, а на столик. Пробормотав только: "Я сейчас приду", он быстро спустился вниз, разрыл могилку Осёла, отряхнул его и помчался к Лейле. Дверь открыла она сама. Он - растрёпанный, руки по локоть в земле - с улыбкой протянул ей Осёла. Она взяла.
- Почему ты не отвечаешь? Что ты сделал с Осёлом? - спросила Лейла.
Он рассказал ей про уловку Изи и про похороны Осёла.
- Я не верю, что ты мог такое сделать. Это неправда -, горячо сказала она.
Он промолчал, потоптался на месте и спросил:
- Можно помыть руки?
- Можно. Проходи.
Помыв руки, он повернулся к ней лицом и сказал:
- Хватит. Я больше не могу без тебя. Собирайся.
- Я никуда с тобой не пойду -, тихо, но решительно ответила Лейла.
По её глазам он понял всё. Он понял, что это всё. И это всё уже навсегда. Он буквально выбежал из её дома.

день седьмой

На рассвете он очнулся на лавочке. Где он ходил и что делал, он не знал. Он помнил только, что вернулся и рассказал Лейле о своей жизни такое, что нельзя рассказывать никому. Не потому, что стыдно, а потому, что страшно. Короче, он наломал дров - не разобрать. Кажется, он даже шантажировал её самоубийством… Господи, как низко он пал!
Тимур побрел домой. Погуляв с Малышом, он, не раздеваясь, бухнулся на диван и уставился в потолок. Внутри него было пусто. Не было ни могильной плиты, ни облачка. Тимур не был уже ни Новым, ни Старым. Он стал Никем. И даже мысли о том, что он натворил, не причиняли ему боли. Тимур пролежал так несколько часов. Потом собрал в доме все деньги и ушел. Вернулся он с кучей сумок и пакетов. Он накупил Малышу разных круп, макарон, тушенки и кильки - на месяц вперед. А себе набрал вина: белого и красного, сладкого и сухого, десертного и столового. Короче, потратил почти все деньги. Первым делом он открыл бутылку "Хванчкары" и хлебнул прямо с горлышка. Наступало начало конца.

дни с восьмого по двенадцатый

Последующие дни он помнил смутно. Днем он отсиживался в квартире, а по ночам мотался по городу с Малышом. Он больше не записывал афоризмы. Ему больше нравилось складывать из силлогизмов пространственные фигуры - тетраэдры, октаэдры, кубы - а потом разрушать их шариком парадокса. Он настолько отточил логику, что стал понимать, насколько она ущербна. Идеи скакали в его голове как необъезженные мустанги. Читать он не мог - все казалось старым, давно пройденным. Ничто не заполняло внутренней пустоты. Единственное, от чего он никогда не уставал - это музыка - Бах, Моцарт, Чайковский, Вивальди, Верди, Цой, Крематорий, Битлз. Божественные звуки были его пищей. Он уверил себя, что можно питаться музыкой, солнечным светом, шепотом звезд. Он почти ничего не ел. Сна ему тоже не требовалось. Иногда он забывался, и ему казалось, что он спит. Но по пробуждении часы показывали всего на десять-пятнадцать минут больше, чем до "сна".
По ночам они гуляли с Малышом, распугивая редких прохожих. Малыш больше не охотился на кошек и почти не охотился на людей. Только шакалы и прочая нечисть интересовали его. С Малышом Тимур чувствовал себя под надёжной охраной. Малыш безошибочно распознавал людей с недобрыми намерениями и не давал им близко подойти к хозяину. Иногда они забредали в какой-нибудь гадюшник. Малыш оставался на улице, а Тимур заходил и заказывал стаканчик-другой. Он наводил фурор своим внешним видом: мутные глаза, нечёсаные волосы, щетина, спортивный костюм, потрёпанные кроссовки и охотничий нож на шее. А если шёл дождь, он одевал ещё сверху брезентовый плащ-палатку. Люди обходили их с Малышом стороной.
Иногда Тимур развлекался - по ночам сбрасывал своим знакомым на пейджеры сообщения типа: "Что тебе снится, крейсер "Аврора"?", или "Серёга, ты еще жив? Странно", или "Гомики всех стран, соединяйтесь!" А ещё он отправлял телеграммы.
Короче, существовал он однообразно. Это однообразие скрашивали визитеры. Приходили разные люди. Обычно, он впускал их, только если Малыш реагировал нормально. А если тот рычал, лаял и кидался на дверь, то Тимур просто не открывал. Хотя бывали и исключения.
Один раз приезжал Изя. Он починил телефон, оставил денег, сказал никуда не выходить и никого не впускать. Причем, на последнем он сделал ударение. Тимур спросил:
- А что ты так настаиваешь. Что, у меня "эни праблем"?
Изя не ответил, помолчал и сказал тихо:
- Сиди и не высовывайся. Целее будешь. Я ещё приеду.
Больше он не приехал.
Приходил Сашка. Побаловались кофейком, но разговор не клеился. Тимур сам несколько раз заходил к Сашке. У того дома было так семейно и уютно, что не хотелось уходить. Тимур очень скучал по своей семье - по отцу, матери, сестренке, жене.
В одну из ночей, гуляя с Малышом, он познакомился с каким-то десантником. Тот представился как Славик. Малыш отнесся к незнакомцу дружелюбно, и Тимур расслабился. Они выпили пива прямо у ларька. Потом пошли в гадюшник и пропили там остатки денег. После этого они пошли к Тимуру домой - там оставался ещё запасец вина. Славик оказался человеком общительным и веселым. Они говорили на общие темы, прикончили две бутылочки красного. Потом речь зашла о том, кто есть кто. Тимур по-честному представился аспирантом. Славик начал смеяться.
- Ты мне не веришь? - спросил Тимур.
- Да если ты - аспирант, то я - балерина.
Тимур сбегал в комнату и принес удостоверение.
- А этому ты тоже не поверишь?
- Да ксиву можно слепить какую хочешь. У тебя же на морде написано, что ты блатной. И живешь ты на блат-хате…
- Да пошёл ты … -, взорвался Тимур.
- Чё ты сказал, мозгляк?
Славик был в два раза больше Тимура и, судя по всему, опытнее в потасовках.
- Вон отсюда, скотина! Ты осквернил мой дом своим присутствием.
Говоря всё это, Тимур проскользнул к полке и вернулся с полуметровым зазубренным ножом (им когда-то шутки ради рубили бутылки). Вид у ножа был устрашающий.
- Я повторяю. Пошёл на х@й отсюда!
Славик что-то забормотал, схватил свою куртку и вывалился вон.
Тимур подошёл к Малышу и с укоризной сказал ему: "Малыш, ты что же ко мне такую дрянь подпускаешь?" Малыш смотрел на него преданно-непонимающими глазами.
Ещё заходил Гришыч. Попили вина. Потрепались. С ним было легко и уютно. В детстве Гришыч был Тимуру за старшего брата. Сейчас Тимур чувствовал рядом с ним ощущение безопасности и покоя. Пустота на время исчезла. Гришыч ушел, и всё началось сначала.
Приходил Александр Олегович. Пили кофе. Кофе заслужило большие похвалы. Тимур почитал ему свои афоризмы. Александр Олегович не хлопал в ладоши, как остальные (он был слишком начитан для этого), но и плохого ничего не сказал.
Приходила Лейла с братом (для охраны). Принесла Осёла и что-то там ещё. Тимур сидел как чучело (его бил озноб, и он был в своем дурацком плаще-палатке поверх махрового халата) и не сказал ни слова. Осёла он подарил в тот же день мальчику Альберту четырёх лет от роду (точнее не ему, а его отцу - случайному собутыльнику Тимура в кабачке). Реликвия досталась безвинному ребенку.
Пару раз приходила младшая сестренка. Она наводила порядок, готовила (хотя он всё равно почти ничего не ел). Она рассказывала, что творится дома, гуляла с Малышом.
Были и очень странные визиты. Тимур даже сомневался, были они на самом деле, или ему пригрезилось.
В первый раз ночью затрезвонили в дверь. Малыш хрипел и рвался в бой. Тимур через дверь спросил:
- Кто там?
- Откройте! Газовая служба.
Он пошёл в комнату надевать что-нибудь на своё обнажённое тело, по дороге до него дошло: у него - электроплита; во всем доме - тоже электроплиты, да и во всем районе. Он рассмеялся и крикнул: "Ребята, вы не туда попали". За дверью о чём-то переговорили и ушли.
Второй раз был ещё страннее. В самый разгар дня в дверь не позвонили, а постучали. Малыш спал как убитый. Тимур открыл дверь и увидел беженцев из Средней Азии. Это были высокий седой старик в драном полосатом халате (когда-то он был большим и сильным, а теперь сдулся и обвис) и маленький мальчик лет шести-семи (мужичок-с-ноготок) в грязной чалме и халате на вырост. Старик с сильным акцентом забубнил: "Люди добрые…" Тимур прошёл на кухню и вернулся с полбуханкой хлеба и двумя банками консервов. Старик что-то бормотал, расшаркивался и раскланивался. Тимур посмотрел на мальчика. Его обжёг взгляд бездонно-чёрных глаз. Это были не просто чёрные глаза. Это были сгустки пустоты. Вдруг мальчик без всякого акцента спросил: "Не боишься?" Тимур не нашелся, что ответить. Странная парочка удалилась, отвешивая поклоны. Тимуру показалось, что он уже где-то видел этого мальчика. Но где и как, вспомнить не смог.
Странно всё это было. И страшно, потому что непонятно. Вот такие были визиты.

день тринадцатый

В этот день Солнце разыгралось вовсю. Оно заняло собой всё небо и изливалось с него на измождённую землю. Был выходной. На улицах по причине жары не было ничего и никого. Было необычно тихо для города. Тимур стоял на балконе и курил. Где-то пел жаворонок. Тимур вертел головой, пытаясь найти невидимого певуна. Наконец, удалось заприметить вдалеке трепыхающуюся тёмную точку. Всё было хорошо. Только ощущение опасности не давало покоя. Оно то ли устало, то ли надорвало горло, но теперь уже не кричало, а сипело об угрозе. Он решил не придавать этому значения.
В дверь позвонили. Малыш ощетинился. Он не лаял. Он свирепо рычал. Его колотило как трансформатор. Тимур сказал через дверь: "Сейчас открою. Только собаку привяжу". Он привязал Малыша и открыл дверь. Тимур увидел кастет, летящий ему в висок, но отреагировать на это уже не успел. Солнце погасло.
Когда он очнулся, то обнаружил себя привязанным к полотенцесушителю в ванной. За минуту он перегрыз верёвку и выскочил в коридор. Он тут же поскользнулся на луже крови. Головой на кухне, а ногами в коридоре лежал труп. У ног трупа валялся глаз, весь в сгустках крови и слизи. Дверь квартиры была открыта. Он, ещё раз поскользнувшись, выбежал вон из этого нехорошего места. На улице, отдышавшись, он отряхнулся и тщательно вылизал шерсть и лапы от прилипшей крови.
Солнце клонилось на Запад. Он потрусил вслед за ним.
Жизнь продолжалась.

Ульяновск - 2000


Рецензии
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.