Новые похождения заратустры

НОВЫЕ ПОХОЖДЕНИЯ ЗАРАТУСТРЫ

***

Одним солнечным безветренным утром, когда птицы поют о любви, и каждая былинка радуется бытию, Заратустра проснулся и понял, что он должен найти героя нашего времени. Не знал Заратустра ни его имени, ни где его искать. Тогда достал он книги, полные мудрости, и предался чтению. Десять дней и ночей читал Заратустра, не отрываясь, а на одиннадцатый день пришёл бог сна и сомкнул его очи. Три дня и три ночи проспал Заратустра, уронив голову на раскрытую книгу. И видел Заратустра странный сон. Будто бы идет он по прекрасному саду и видит золотой плод. Срывает Заратустра этот золотой плод и хочет вкусить его сладости, но его осторожное сердце противится этому. Тогда Заратустра разламывает плод руками и видит, что он полон зловонных, омерзительных червей. В ужасе проснулся Заратустра, но тем и хороши кошмарные сновидения, что, проснувшись, легко забываем мы о них. Так случилось и с Заратустрой - дневной свет разогнал призрачные видения ночи. Тогда вспомнил Заратустра, что ищет он героя нашего времени. Взглянул он в раскрытую книгу и увидел имя героя. Имя было подобно майскому грому, и когда произнес Заратустра это имя вслух, то явственно почувствовал он запах грозы. А еще явственно увидел Заратустра внутренним зрением черты героя. Тогда взял Заратустра холст и кисть и написал увиденный лик. Прекрасен и грозен был герой. Глаза его метали молнии, губы изрекали мудрости, достойные богов, а подбородок был высечен из гранитных скал. Взял Заратустра портрет и пошёл искать героя. Долго ли он искал, коротко ли, Заратустра не знал, так как не вел счета дням и ночам. Люди, встреченные им, узнавали изображенное на портрете лицо, но не знали, где сейчас находится герой нашего времени. Наконец, встретил Заратустра падшую женщину. Когда-то была она молода и красива, и многие мужчины покупали ее любовь. Но золото, которое приносили ей мужчины, постепенно отнимало у нее и молодость, и красоту. И однажды настал день, когда ни один мужчина не мог уже посмотреть на нее глазами любви. Тогда стала падшая женщина читать людям будущее по картам. Больным она обещала здоровье, честолюбцам - медные трубы, одиноким - радость любви. И люди охотно расставались со своим золотом, получая в обмен утешение. Когда Заратустра показал падшей женщине портрет, сразу узнала она героя нашего времени, раскинула карты и сказала Заратустре, что найдет он героя в вертепе разврата, предающимся плотским утехам. Не поверил Заратустра падшей женщине, смеялся он над ней и кричал ей обидные и гадкие слова. Лишний раз убедилась падшая женщина, что люди с радостью платят золотом за сладкую ложь, а за правду не выручишь и ломаного гроша. Заратустра же, насмеявшись над падшей женщиной, пошёл в вертеп, чтобы уличить ее во лжи. В вертепе разврата было шумно и людно. Нагие красавицы танцевали танец страсти, мужчины с горящими глазами и слюнявыми ртами смотрели на обнаженных прелестниц, жадно глотали вино и сыпали золотом, дабы заглушить на время свою похоть. Все в гнусном вертепе оскорбляло слух, взор и обоняние Заратустры, и уже хотел он выйти вон, как увидел вдруг за одним из столов героя нашего времени. Глаза его метали молнии, губы изрекали мудрости, достойные богов, а подбородок был высечен из гранитных скал. Смутился Заратустра увиденным, но счастливая мысль помогла ему побороть смущение - где же еще находиться герою, как не в логове зла. Конечно же, он здесь затем, чтобы уничтожать пороки и скверну в ее же гнезде. Обрадованный таким чудесным открытием, подошёл Заратустра к герою и сел рядом. И попросил Заратустра героя научить его мудрости и добру и наставить на путь истинный. Герой сверкнул своими небесными очами и начал свои поучения и наставления. Каждое его слово было полно мудрости и казалось отчеканенным из золота самой высшей пробы. Золото мудрых слов лилось из уст героя широкой и полноводной рекой. Долго внимал Заратустра герою, каждое слово казалось ему правильным и исполненным высшей мудрости, но когда попробовал он сложить все слова воедино, то с ужасом осознал, что ничего не понимает. От величайшего стыда за свое невежество кровь прилила к лицу Заратустры, а сердце его запрыгало, как испуганная лань. Он собрал всю свою смелость и признался герою в своем неслыханном позоре. Глаза героя метали молнии, губы его изрекали мудрости, достойные богов, а подбородок был высечен из гранитных скал. Герой посмотрел своими небесными очами на Заратустру и засмеялся ему в лицо. От смеха рот героя широко раскрылся, и Заратустра увидел, что у героя собачьи клыки и змеиный язык, а в лицо Заратустре пахнуло знакомым зловонием. Словно молнией озарило Заратустру, и в ее свете четко и ясно увидел он, что ноги героя заканчиваются козлиными копытами, а руки по локоть в крови и испражнениях. В ужасе бежал Заратустра, и бежал он сломя голову, пока не упал без сил. Он жадно дышал свежим воздухом гор и не мог надышаться, его сердце бешено колотилось, а ноги ныли от усталости. И тогда понял Заратустра, что герой нашего времени похож на золотой плод - он блестящ и прекрасен, но внутри полон зловонных и омерзительных червей.


***

Заратустра прожил уже немало лет, и время тронуло сединой его волосы, но он еще не познал женщины. В книгах, полных мудрости, которые он читал, о женщине говорилось по-разному. Одни считали женщину сосудом зла, другие - отдохновением воина, третьи - самкой человека, четвертые - божеством, сошедшим на грешную землю. Одни ругали женщину, другие боготворили ее и превозносили близость с женщиной как высшую ценность. Но не было равнодушных к женщине, и даже в самых отвлеченных и умозрительных трудах находил Заратустра следы извечного стремления человека к женщине. Женщина была существом загадочным, природа ее была непонятна Заратустре, а противоречивые книжные знания только запутывали его. Тогда решил Заратустра разобраться во всем сам. Он взял свой посох, уложил в дорожную суму плоды и злаки и спустился с гор в долину. Путь его лежал в город, который звался Пестрая Корова. Там Заратустра обнаружил, что женщин почти столько же, а может даже и больше, чем людей. А еще он обнаружил, что женщины бывают разные: молодые и старые, полные и худые, темненькие и светленькие, высокие и маленькие. Как выбрать из такого разнообразия, Заратустра не знал, его бедный разум обвис, как парус в безветренную погоду. Тогда решил Заратустра послушать свое сердце. Он ходил по улицам и всматривался в женщин, но ни одна из них не вызывала в нем отклика. Он уже отчаялся и пошёл обратно в свои родные горы. На выходе из города он спустился к реке, чтобы утолить жажду, и увидел купающуюся женщину. Она была молода и красива, ее длинные чёрные волосы прикрывали плечи и полную грудь, карие глаза светились весельем, а нежный чувственный рот хранил затаенную улыбку. Сердце Заратустры радостно затрепетало, он простер свои руки к обнаженной красавице и заговорил ей о своих родных горах, о пещере, в которой он вел свою уединенную жизнь, о том, что он хочет познать женщину, и что его сердце остановило свой выбор на ней. Женщина внимательно слушала его, а когда он закончил свою речь, весело расхохоталась, обнажив ровные белые зубы. Она вышла из воды. Капли влаги блестели на ее атласной коже как бриллианты. Женщина погладила Заратустру по голове, сказала ему, что он очень смешной и опять расхохоталась. Потом она накинула свою одежду и ушла прочь, оставив Заратустру в недоумении. До самого вечера простоял Заратустра на берегу, размышляя о случившемся. Его бедный разум обвис как парус в безветренную погоду, он не мог найти объяснения словам женщины. Когда зажглись первые звезды, и из-за гор медленно выплыла огромная багровая Луна, Заратустра решил, что нужно найти ответ в книгах, полных мудрости. Он вернулся в родные горы и предался чтению. Три года, три месяца и три дня читал Заратустра. И вот настал день, когда Заратустра смог ответить на свой вопрос. Женщина никогда не доставалась людям даром. Женщину нужно было добывать. Молодые и красивые люди добывали женщину очень просто - они расплачивались с ней своей молодостью, красотой и здоровьем. Можно было добыть женщину, расположив ее к себе словами и песнями. Можно было добыть женщину силой, но даже мысль об этом претила Заратустре. Женщину ненадолго можно было купить за золото. Но большинство людей добывало женщину по-другому. Они давали ей защиту, кров, пищу, одежду, дарили красивые побрякушки. И женщина оставалась с ними надолго, часто до самой смерти. Заратустра был немолод, он не знал слова и песни, которые нравятся женщине, и у него не было золота. Тогда решил Заратустра спуститься с гор к людям и на время стать одним их них. На следующий день Заратустра вошёл в город, который звался Пестрая Корова. Он уселся на базаре и стал торговать своей мудростью. Покупателей было немного. Обычно люди считают себя достаточно мудрыми, чтобы не прибегать к чужой помощи, но находились и те, кто считал иначе. Это были восторженные юнцы с широко раскрытыми глазами, слабые духом с изможденными лицами и блеклым взором, простодушные любители дешёвизны с румяными от здоровья щеками. День шёл за днем, у Заратустры появился кров, пища, одежда как у людей. Вечерами он ходил и искал женщину с чёрными волосами и карими глазами. Заратустра часто приходил на берег реки, где он впервые увидел эту женщину, и однажды судьба сжалилась над ним, и они встретились. Заратустра помнил свою прежнюю ошибку. Он не стал говорить о своих родных горах, о пещере, в которой он вел свою уединенную жизнь. Нет, Заратустра начал говорить ей мудрые слова, которые продавались особенно хорошо, он повторял расхожие мнения и подслушанные им где-то слова любви. Женщина внимательно слушала. На этот раз она не стала смеяться, а взяла Заратустру за руку, и они пошли в город, который звался Пестрая Корова. В тот день Заратустра познал женщину. Он испытал блаженство и разочарование одновременно. С этого дня Заратустра стал жить как обыкновенный человек. Днем он продавал на базаре свою мудрость, а ночью испытывал блаженство и разочарование одновременно. Он покупал женщине красивую одежду и побрякушки. Сколько времени все это продолжалось, нам неведомо. В одно солнечное безветренное утро, когда птицы поют о любви, и каждая былинка радуется бытию, Заратустра, как обычно, уселся на свое привычное базарное место, и вдруг с ужасом обнаружил, что источник его мудрости иссяк. Он начал копаться в захламленном чердаке своей памяти, но везде находил только воспоминания о блаженстве и разочаровании одновременно. Заратустра пытался воскресить в себе былую мудрость слов и красноречие, но его бедный разум обвис, как парус в безветренную погоду. Он с ужасом осознал, что мысли его утратили четкость и ясность, и что рассудок его все время вертится около одного столба, имя которому - Женщина. До самого вечера просидел Заратустра, иссушаемый знойными ветрами бессилия, а с темнотой он вернулся в свой кров без золота. Женщина ворчала, как масло в раскаленной сковородке. На следующий день все повторилось. На третий день, вернувшись в свой кров, Заратустра не нашёл там женщины. Он бросился ее искать, но все было тщетно. Заратустра бродил всю ночь. Он привык к женщине, он привык испытывать блаженство и разочарование одновременно. Наконец, Заратустра пришёл на берег реки, где он впервые встретил эту женщину, сел на землю и горько заплакал. Он плакал, пока не иссякли его слезы, а душа его не сжалась в маленький темный комочек. Когда первые лучи Солнца зарумянили восток, Заратустра увидел свои родные горы. Он вспомнил пещеру, в которой он вел свою уединенную жизнь, вспомнил книги, полные мудрости, и маленький темный комочек его души стал расправляться, в глаза стала возвращаться былая лучистая сила, и свежий ветер обновления задул в паруса его бедного разума. Заратустра встал с земли и пошёл навстречу Солнцу в свои родные горы, в пещеру, в которой он вел свою уединенную жизнь.


***

Одним солнечным безветренным утром, когда птицы поют о любви, и каждая былинка радуется бытию, Заратустра бежал к роднику, находящемуся неподалеку от пещеры, в которой он вел свою уединенную жизнь. Шелковистая трава приятно щекотала его босые ноги, летний ветерок обдувал его лицо и играл волосами, аромат цветущих трав кружил голову, тело наполняла приятная легкость. “Наверное, это то, что люди называют опьянением”, - подумал Заратустра. С недавних пор Заратустру увлек один древний поэт. Заратустра знал, что поэты слишком много лгут, но этот поэт лгал особенно хорошо. Говорят, он был еще и хорошим математиком. Судить об этом Заратустра не брался, его познания в науке чисел и пространств были скудны и не заслуживали внимания. Но четверостишия поэта были полны мудрости и тоски. Помимо всего прочего, поэт пел хвалу опьянению, вызываемому вином. Заратустра не мог понять этого, так как в жизни не пробовал вина или какого-либо другого дурмана, кроме летнего ветерка и аромата цветущих трав. Года Заратустры клонились к закату, его чувства постепенно утрачивали былую яркость, его ощущения блекли и покрывались благородной патиной. Заратустра чувствовал за собой грех неведения, он стал достаточно мудр, чтобы понимать, как мало он понимает. Время утекало сквозь пальцы как вода, и Заратустра жалел, что он многого не попробовал, не испытал. Конечно, много можно было почерпнуть из книг, полных мудрости, но Заратустра знал, как может быть далека книжная мудрость от того, что чувствуешь на самом деле. Много раз убеждался в этом Заратустра. Опьянение от вина было загадкой, и Заратустра решил разобраться во всем сам. На рассвете следующего дня Заратустра взял свой посох, уложил в дорожную суму плоды и злаки и спустился с гор в долину. Путь его лежал в город, который звался Пестрая Корова. Знал Заратустра, что вино стоит золота, поэтому пошёл он на базар, уселся на свое прежнее место и стал торговать мудростью. К вечеру в его кошеле набралось немного золота, и Заратустра отправился в вертеп разврата. В вертепе разврата было шумно и людно. Нагие красавицы танцевали танец страсти, мужчины с горящими глазами и слюнявыми ртами смотрели на обнаженных прелестниц, жадно глотали вино и сыпали золотом, дабы заглушить на время свою похоть. Заратустра сел за стол, вскоре подошёл служитель и спросил, что угодно Заратустре. Заратустра ответил, что хотел бы вина, на что служитель уточнил, какого вина желает Заратустра. Заратустра объяснил, что не разбирается в винах, но может сказать, что он ищет опьянения. Служитель все понял и скоро вернулся с кувшином хлебного вина. Заратустра расплатился и начал свое испытание. На вкус вино было гадким и вызывало отвращение. Разочаровался было Заратустра, но счастливая мысль помогла ему побороть разочарование. Мысль была проста и убедительна - если он заплатил за кувшин, то надо его выпить до дна. Не зря же он весь день торговал своей мудростью. Подумав так, с новой силой взялся Заратустра за дело. Он морщился, давился, но пил. И тут с его духом случились три чудесных превращения. Сначала превратился он в павлина. Его ослепительный хвост сверкал всеми цветами радуги, грациозная шея несла на себе самую прекрасную голову в мире, каждое перо его хвоста было мудростью, отчеканенной из чистого золота. Казалось Заратустре, что все люди мира любуются его совершенством и сгорают от зависти. Он пил вино и постепенно наполнялся озорным весельем. Наконец, случилось с ним следующее превращение - он обратился обезьяной. Заратустра кривлялся, строил рожи, искался под мышками, ему хотелось кидаться калом и банановыми шкурками. Заратустра пил вино, смеялся и находил все новые и новые источники веселья в себе самом. Он подпевал доносившимся песням, находя свой голос довольно приятным, с вожделением смотрел на нагих прелестниц. У Заратустры нашелся друг. Его речи были умны, а сам он не был лишен обаяния. Они говорили о высоких материях, большей частью обсуждая достоинства и недостатки нагих прелестниц и прочих обитателей вертепа. Вдвоем они быстро прикончили кувшин, и служитель принес им новый. За учеными беседами и короткими здравицами, произносимыми перед очередным возлиянием, время летело незаметно. Заратустре думалось: “Надо же, какого хорошего человека можно встретить в вертепе разврата”. Заратустра даже не заметил, как с ним произошло третье превращение - он стал свиньей, лежащей в теплой грязи, подставив бок теплому летнему Солнцу. Он блаженно похрюкивал и кувыркался в луже, зловоние которой казалось ему чудесным ароматом. Вино пилось легко как родниковая вода. Заратустра обнимался с новообретенным другом, и оба они говорили об уважении. Что было дальше, Заратустра не помнил. Когда предрассветный ветерок разогнал туман, и первые лучи Солнца коснулись его век, Заратустра проснулся. Он лежал в сточной канаве, его одежды были испачканы нечистотами, а кошель был пуст. Его голова раскалывалась на куски, во рту чувствовался омерзительный привкус. Кроме того, он умирал от жажды. Заратустра встал и, еле волоча ноги, поплелся к реке. Там он вдоволь напился, умылся и постирал одежды. Телесные муки оставили Заратустру, уступив место духовным. Он чувствовал невыносимое отвращение к самому себе. Как мог он, Заратустра, некогда учивший о сверхчеловеке, докатиться до такого убожества? Как мог он из всех книг, полных мудрости, доверится какому-то поэту? Не Заратустра ли возвестил миру, что поэты слишком много лгут? Не Заратустра ли вчера был самодовольным павлином, глумливой обезьяной и разнежившейся свиньей? Эти вопросы разрывали бедное сердце Заратустры, пронзали его измученный мозг и пригибали его шею к земле. Величайший стыд поселился в душе Заратустры. Стыд погнал его из дымного города к целебному воздуху его родных гор, в пещеру, в которой он вел свою уединенную жизнь, к книгам, полным мудрости.


***

В один солнечный зной полдень, когда все живое на свете замирает, и линия горизонта расплывается в мареве, Заратустра сидел в тени смоковницы и читал книги, полные мудрости. Он неплохо переносил жару, но в тот день даже воздух сделался тягучим и липким как горный мед, и чело Заратустры покрылось бисеринками пота. Он даже не заметил, как заснул. И приснился Заратустре сон. Будто бы видит Заратустра грешную Землю с высоты полета невиданной доселе птицы, и моря и горы, и долины с городами лежат перед ним как на ладони. И будто бы окутана вся Земля серебристой паутиной, сотканной неведомым Пауком. А в той паутине висят в серебристых коконах люди. Они живы и здоровы, но платят дань неведомому Пауку своей плотью и кровью. И с каждым днем все больше и больше попавшихся в сети Паука, все прочней и прочней серебристые нити, все сильней и могущественнее Паук. В холодном поту проснулся Заратустра. Нельзя сказать, что людское горе сильно трогало его. С тех пор, как Заратустра понял, что не способны люди стать мостом к сверхчеловеку, охладел он к ним и к их мелким нуждам и заботам, но не мог Заратустра допустить, чтобы люди стали добычей неведомого Паука, чтобы плоть их и кровь питали мерзкое насекомое. Заратустра взял свой посох, наполнил дорожную суму плодами и злаками и спустился с гор. Путь его лежал в город, который звался Пестрая Корова. Он вошёл в город в темноте ночи как вор или непрошеный гость и остановился на постоялом дворе. Там он увидел впервые бледный огонь. Служитель постоялого двора сидел перед бледным огнем, а руки его с быстротой молнии летали по доске, испещренной буквами, цифрами и значками. Заратустра заговорил со служителем, попросив его рассказать ему о бледном огне. И вот что поведал ему служитель. Бледные огни появились недавно, но уже успели вырасти дети, которые научались пользоваться бледным огнем прежде, чем читать и писать. Сначала бледные огни были большими и мало что умели. Но время шло, они становились все меньше и меньше, а возможности их - все больше и больше. Главным достоинством бледных огней было то, что они умели очень быстро считать. А люди давно уже доверили науке чисел и пространств свое благополучие и жизни, поэтому бледные огни стали первейшими помощниками человека. Бледные огни ничего не забывали, у них не было прихотей, они не просили золота и отдыха, они не проявляли недовольства - поистине они стали незаменимыми помощниками. Сначала бледные огни были каждый сам по себе, потом они начали объединяться между собой, и тогда все, что знал один из огней, знали и все другие. Услышав такой чудесный рассказ, Заратустра решил, что неплохо было бы заиметь свой собственный бледный огонь, который знал бы все, что знают все бледные огни всего мира. Заратустра вдруг вспомнил о своем сне и спросил служителя, не знает ли тот чего-либо о Пауке, питающемся плотью и кровью людей. Служитель рассмеялся и уверил Заратустру, что Пауков, питающихся людьми, нет, потому что их просто не может быть. Ответ служителя несколько успокоил Заратустру, но червь сомнения не перестал грызть его бедную душу, знал он, что сны его редко обманывают. На рассвете покинул Заратустра постоялый двор и отправился на поиски Паука. Люди, встреченные им, только смеялись в ответ и говорили, что этого не может быть потому, что этого не может быть никогда. Три года, три месяца и три дня искал Заратустра. Он побывал во множестве городов, городков и городочков, но нигде не находил даже следов неведомого Паука. Наконец, успокоенный, вернулся он в город, который звался Пестрая Корова. Заратустра вспомнил, что хотел он завести себе бледный огонь, а это стоило золота, поэтому пошёл он на базар и уселся на свое привычное место торговать своей мудростью. Долго ли это продолжалось, коротко ли, нам неведомо, но в один прекрасный день набралось в кошеле Заратустры достаточно золота. Заратустра вернулся с покупкой в свои родные горы в пещеру, в которой он вел свою уединенную жизнь. Бледный огонь оказался занятной вещицей. Новости всего мира, мудрость всего мира, сплетни всего мира и заблуждения всего мира - все это можно было найти в бледном огне. Поначалу Заратустра с трудом разбирался в том, как заставить бледный огонь давать ему то, что он желал, но прошло время, и пальцы Заратустры стали летать как молнии по доске, испещренной буквами, цифрами и значками. С каждым днем Заратустра все больше и больше времени проводил у бледного огня. Бледный огонь давал работу и развлечение, позволял, не выходя из пещеры, узнать, что творится в городе, который звался Пестрая Корова, или в любом другом городе мира, как бы далеко он не находился. Заратустра мог с помощью бледного огня разговаривать с людьми, которые были в тысячах дней пути от него, за высокими горами и широкими морями. Со временем Заратустра почти перестал отлучаться от бледного огня, он ел и пил у его загадочного свечения, спал урывками и почти не покидал своей пещеры. Долго ли это продолжалось, коротко ли, нам неведомо. В один солнечный знойный полдень, когда все живое на свете замирает, и линия горизонта расплывается в мареве, Заратустра пошёл к роднику, чтобы напиться и набрать воды. Зной иссушил его тело, поэтому он жадно пил родниковую воду, черпая ее сосудом. Когда круги и рябь на поверхности заводи, образованной родником, успокоились, Заратустра увидел вдруг в зеркальной глади воды свое отражение. На него смотрел сильно заросший человек с нечесаными волосами и клочковатой бородой, впалыми щеками и мутными глазами. Одежда его была неопрятна, а под глазами были чёрные круги от долгих ночных бдений. С ужасом отшатнулся Заратустра от своего отражения. Стал вспоминать Заратустра, как же он дошёл до такой жизни. С тех пор, как принес Заратустра в свою пещеру бледный огонь, ни разу не открыл он книг, полных мудрости, ни разу не пробежался босиком по шелковистой траве, вдыхая пьянящий аромат цветущих трав, ни разу не вышёл встречать рассвет, когда багровое светило медленно выкатывается из-за угольно-чёрных гор, ни разу не остался наедине с Луной, желтой от печали и одиночества. Все, что он делал - это сидел перед бледным огнем, терзая доску, испещренную буквами, цифрами и значками. До самой глубины души поразился Заратустра, насколько бедна стала его жизнь с появлением в ней бледного огня. Удрученный и опечаленный сел Заратустра в тени смоковницы, и внезапная догадка осенила его бедный разум - он понял смысл своего вещего сна. Наконец-то нашёл Заратустра неведомого Паука. Бледный огонь - это серебристый кокон, из каких и состоит сеть неведомого Паука. Лучший способ поработить кого-либо - это сделаться для него таким же необходимым, как воздух, вода или пища. Люди, порабощенные неведомым Пауком при помощи бледного огня, получают многое - работу, развлечение, новости, они даже воровать могут, не выходя из своего крова. Но взамен они платят своей свободой. Они перестают читать книги, полные мудрости, перестают ходить друг к другу в гости, перестают восхищаться восходами, закатами и другими простыми и прекрасными вещами. Дети, которые научаются пользовать бледным огнем прежде, чем читать и писать, вообще перестают нуждаться в людях, им достаточно бледного огня. И недалек тот день, когда даже для воспроизводства себе подобных люди будут нуждаться в бледных огнях. Увидел явственно Заратустра внутренним зрением закат людей, ставших рабами собственных рабов. Даже имя неведомого Паука обрело истинный смысл - троекратно произнесенная первая буква имени дьявола. Все эти откровения потрясли Заратустру. Вернулся он в пещеру и, взяв в руки посох, разбил свой бледный огонь, растоптав ногами обломки. Его серебристый кокон был уничтожен, но тревога за будущее людей переполняла сердце Заратустры. Он не мог оставить их в рабстве мерзкого насекомого. Уложил Заратустра в дорожную суму плоды и злаки, взял свой посох и отправился в город, который звался Пестрая Корова. На базарной площади простер Заратустра руки к небу и стал проповедовать о неведомом Пауке, о рабстве, в которое попадают господа своих рабов, о детях, которые никогда не узнают прекрасной простоты восходов и закатов. Поначалу люди внимательно слушали Заратустру, потом они начали смеяться над ним. “Как может раб стать господином своего господина?” - спрашивали они и смеялись. “Кто этот безумец, который советует нам разбить наши бледные огни?” - спрашивали они и смеялись. “Это - Заратустра-безбожник”, - отвечали они сами себе и смеялись. Тогда сказал Заратустра людям, что если не видят они угрозы, исходящей от неведомого Паука, значит, они глупы. Мало того, что глупы, еще и упорны в своей глупости. “Почему мы позволяем Заратустре-безбожнику, выжившему из ума, оскорблять нас?” - спросили сами у себя люди и побили Заратустру камнями. Глубокой ночью очнулся Заратустра. Все тело его было в запекшейся крови, и каждое движение причиняло нестерпимую боль. Ужом выполз Заратустра с базарной площади, превозмогая боль, выбрался он из города, жестоко отплатившего ему за любовь его к людям. Кое-как добрался он до реки. Вода смыла с него кровь и принесла облегчение его избитому телу, но бедный разум его продолжал стонать от боли. Тогда посмотрел Заратустра на желтую от печали и одиночества Луну и попросил ее послать ему терпения, чтобы принимать то, что он не в силах изменить. И Луна, услышав его мольбу, послала ему терпение. Успокоенный, зашагал Заратустра в свои родные горы, в пещеру, в которой вел он свою уединенную жизнь.


***

На исходе жаркого летнего дня, когда все сущее живет ожиданием близкой ночной прохлады, а дневные обитатели спешат завершить свои дела, Заратустра сидел на отроге скалы неподалеку от пещеры, в которой он вел свою уединенную жизнь, и ждал заката. Зрелище багрового светила, прощающегося на ночь с поднебесным миром, будило в Заратустре восторг своим великолепием и заставляло его душу играть торжественные гимны. Часто приходил Заратустра на этот отрог скалы прощаться с Солнцем потому, что открывался отсюда вид, достойный кисти великого художника - склоны гор были усеяны вековыми остроконечными елями, которые восхищали Заратустру своей угольной чёрнотой на фоне кровавого диска светила. Никто и ничто не нарушало покоя этого уединенного места. Вот и сегодня, Заратустра был один на один с Солнцем, он разговаривал с ним о бренности бытия, о нетленных материях, даже о сверхчеловеке. Вдруг услышал Заратустра шум за своей спиной, обернулся и увидел странного человека. Человек был весь в чёрном, с изможденного лица смотрели мутные глаза, опоясанные чёрными кругами. Человек продрался через кусты и направился к Заратустре. Не дойдя до него двух шагов, незнакомец пал ниц и заговорил нараспев: “Наконец-то, свершилось. Всю мою жизнь мечтал я увидеть Заратустру, припасть к его стопам, поцеловать край его одежд”. На этих словах схватил незнакомец край одежд Заратустры и прижал его к губам. Сделав это, он продолжал: “О, Заратустра! Мой единственный и любимый учитель! Твой презренный ученик просит принять его в услужение. Нет мне большей награды, чем заботиться о великом и несравненном Заратустре, каждый день видеть его и слышать его мудрые речи. Позволь, о Заратустра, остаться с тобой!” Произнеся эти слова, незнакомец вжался в землю и замер, ожидая ответа. Нужно сказать, что польстило Заратустре сказанное незнакомцем. Давно уже не было у Заратустры учеников, успел стосковаться он по последователям, жадно ловящим каждое его слово. Сказал Заратустра незнакомцу, чтобы поднялся он с земли, а еще сказал, что пещера его открыта для незнакомца, и что приглашает он его разделить вечёрнюю трапезу. Обрадованный незнакомец вскочил с земли и бросился целовать руки, но Заратустра благоразумно отстранился. Тем временем закат прошел, запад пылал, а на востоке зажигались первые звезды. Заратустра и незнакомец пошли в пещеру. По дороге расспрашивал Заратустра незнакомца, кто он такой, откуда он родом, что привело его в обитель Заратустры. Незнакомец отвечал скупо и неохотно, постоянно прося Заратустру научить его мудрости. Не удалось Заратустре узнать даже имени незнакомца. В пещере зажгли они факелы и уселись за высеченным в скале столом. На ужин были плоды и злаки, горный мед и коренья, форель из горного ручья и чистейшая родниковая вода. Отужинав, продолжил Заратустра расспросы, но незнакомец оказался лучшим из собеседников - он предпочитал мало рассказывать и много слушать. Мало по малу, увлекся Заратустра и начал излагать незнакомцу свои взгляды и мысли. Долго беседовали они, а когда факелы начали прогорать, и пламя в них начало прыгать как испуганная лань, незнакомец достал из кармана небольшой сосуд, высыпал из него на стол двумя ровными дорожками белый порошок и втянул его ноздрями, попеременно зажимая то одну, то другую пальцами. Заратустра спросил незнакомца, что это такое, и для чего это нужно. Незнакомец ответил, что это новое изобретение халдейских лекарей, которое дает душе крылья, а разуму - свободу от цепей. Спросил незнакомец Заратустру, не хочет ли он попробовать. Заколебался Заратустра, но, увидев, что щеки незнакомца порозовели, муть в глазах прошла, и весь он как-то приободрился, подумал и решился. Насыпал незнакомец перед Заратустрой две дорожки и объяснил, как половчее их втянуть в ноздри. Сделал Заратустра все так, как учил незнакомец и стал ждать. Сначала напала на Заратустру дремота, перемежающаяся призрачными видениями. Потом ощутил Заратустра невероятную тяжесть во всех членах и разуме. Словно тяжелой гранитной плитой придавило его к креслу. Но длилось это недолго, и на смену тяжести пришла легкость. Его душа парила, разум его прыгал как солнечный зайчик в руках расшалившегося дитяти. Стройные и красивые мысли приходили в голову Заратустры, но не задерживались они в ней, словно сдуваемые весенним ветерком. Испугался Заратустра, что не вспомнит он на утро этих важных, стройных и красивых мыслей, поэтому взял он охру и начал выводить на стенах пещеры буквы, которые складывались в слова. За этим занятием и застал Заратустру бог сна, сомкнув его очи. Наутро проснулся Заратустра с больной головой и недомоганием. Незнакомец спал в кресле, уронив голову на сложенные руки. Все стены пещеры были исписаны словами красной охры. Стал Заратустра вчитываться в эти слова, и ужас поразил его. Большая часть написанного была бессмысленным набором слов, причем очень много было площадных, гадких изречений, которые Заратустра никогда не произносил раньше. Но больше всего поразили Заратустру надписи, в которых был смысл. Одна из них гласила: “В жизни нет смысла, в смерти нет правды”, другая - “Как бы ни был велик банан, его кожура все равно больше”. В растерянности и печали опустился Заратустра на каменный пол. Горькая и тяжелая догадка постучалась в его бедный разум и, войдя, захватила его весь, отзываясь яростью. Неужто он, Заратустра, некогда учивший о сверхчеловеке, подпустил к себе пожирателя мухоморов? Как не распознал он сразу эту породу нелюдей, которые опьянением дурмана и болезненными снами подменяют полноту жизни? Как мог он, учивший о радости бытия, попробовать этой дряни? Боль, стыд и отчаяние захлестнули Заратустру. Вскочил он, схватил свой посох и набросился на незнакомца. Бил он лжеученика и приговаривал: “Вон из моего крова, гнусный пожиратель мухоморов! Вон отсюда, мерзкая личинка!” Незнакомец вскочил и, гонимый ударами посоха, выбежал из пещеры. Отбежав на несколько шагов, он остановился, обернулся и начал говорить: “Ты сам виноват, о Заратустра, в том, что случилось со мной и с тобой. Не ты ли научил нас, что Бог умер? Не ты ли научил нас, что человек - это нечто, что должно превзойти? Не ты ли научил нас, что должны мы желать гибели своей? Да, мы ушли в сны. Но оставил ли ты нам что-либо, из-за чего стоило бы вернуться из снов? Ты сам во всем виноват, о Заратустра!” Сказав так, незнакомец развернулся и пошёл прочь, понурив голову. Заратустра стоял в устье пещеры, и грустные мысли заполонили его бедный разум. Неужто стал он учителем презренных пожирателей мухоморов и конопли? Он вертел в сознании слова незнакомца и вспоминал учение свое. Нет, наоборот, учил он, чтобы люди не уходили в потустороннее, чтобы не забывались в снах. Учил он, что нужно жить полной грудью, что воля рождает закон. Вспомнил он, как однажды кучка беспринципных правителей, прикрываясь его учением, превратила страну философов, поэтов и музыкантов в орду насильников и убийц, которая ужаснула весь мир своими зверствами. И грустно стало Заратустре. Кто защитит мыслителя от перевирающих его учеников? Кто спасет благие идеи от корыстолюбивого использования нечистоплотными дельцами? Долго печалился Заратустра, но всему есть конец, вот и грусть его подошла в свое время к концу. Он сходил к роднику, набрал воды и смыл со стен пещеры все надписи. У стола нашёл Заратустра забытую незнакомцем чёрную повязку и повесил ее у входа в пещеру в назидание себе.


***

Заратустра проснулся еще до рассвета и вышёл из пещеры, в которой он вел уединенную жизнь. На востоке уже начало сереть, весенняя предрассветная промозглость пробирала Заратустру до костей. Он кутался в свой старенький плащ и бродил как встревоженный зверь по площадке у пещеры. Певчие птицы еще не прилетели, поэтому ничто не нарушало безмолвия. Ранняя весна казалась Заратустре самым печальным временем года. Это было время, когда все сулит надежды, но ничто еще не оправдывает их. Странное время - время пустых надежд. Непонятная тревога терзала сердце Заратустры, что-то в этом мире было не так. И это не-так было совсем близко. Заратустра остро чувствовал это. Вдруг неподалеку послышался стон. Пошёл Заратустра на звук и, продравшись через кустарник, обнаружил раненного человека. У него была густая борода и курчавые чёрные волосы, глаза были закрыты, одежды были перепачканы грязью и кровью. Человек застонал еще раз, и это вывело Заратустру из оцепенения. Обхватил он раненного и отнес в пещеру. Там уложил Заратустра человека на свое ложе и стал ухаживать за ним. Промыл Заратустра раны, перевязал их. Не был Заратустра врачом, но мог сказать он, что часы человека сочтены. Не отходил Заратустра от больного, тот стонал в беспамятстве и выкрикивал бессвязные слова. Наконец, вернулся к больному рассудок - попросил он воды. Напоил Заратустра человека и стал расспрашивать его. Непонимающим взором поглядел больной на Заратустру, обвел глазами пещеру, облизал пересохшие губы, сказал три слова и испустил дух. Бледен как мел стал Заратустра, последние слова усопшего были доказательством того, что болен он был страшной болезнью. Горько пожалел Заратустра о том, что принес он этого больного в свою пещеру, но сразу же одернул себя - как может он, Заратустра, жалеть о содеянном. Он вынес тело из пещеры, сложил из хвороста и бурелома погребальный костер, уложил на него тело и поджег. Заратустра собрал все вещи, которых коснулся покойник, снял с себя все одежды и бросил все это в огонь. Очищающий огонь лизал тело, и от этого расходился вокруг тяжелый сладковатый запах. Потом пошёл Заратустра к ручью и долго мылся в нем, натираясь до красна песком и золой. Затем набрал Заратустра извести и посыпал ею полы пещеры и ложе. Не напрасны были эти предосторожности, коварна и опасна была болезнь, которой болел покойник. Появилась эта болезнь в стране философов, поэтов и музыкантов. Первый больной был бородат, многодетен и красноречив. Болезнь поразила его мозг, лишив его здравого смысла, но оставив разум и ущербную логику. Скорее всего, передавалась болезнь словами, книгами и прикосновением. Многих заразил больной, а они заражали других. В первую очередь болезнь поражала угнетенных, бедных и недовольных. Больные переставали понимать, что творится вокруг них. Они начинали жить будущим, отвергая прошлое и настоящее. Болезнь проявлялась также в необъяснимой любви к красному цвету и не более объяснимой потребности петь воинственные песни. Больные кичились своей бедностью и подлым происхождением, ненавидели богатство и благородство и всячески боролись с ним. Вместе с благородством ненавидели они и его свойства, как то честь, достоинство, сдержанность и прочие. Любили больные равенство, и было оно равенством худших. Кричали они о справедливости, понимая под ней простую формулу: “Отнять и поделить”. Легко становились больные стадом, алчущим крови. Легко мог первый попавшийся проходимец возглавить это стадо. Больные делили весь мир на своих и чужих, то есть на больных и здоровых. Чужды были при этом им семейные, родственные и дружеские узы, брат шёл на брата, сын - на отца. Готовы были больные положить головы свои и близких своих на алтарь Светлого Завтра. Нужно сказать, что многие люди имели какое-то противоядие от этой болезни, так как могли подолгу разговаривать с больными, читать зараженные книги, оставаясь при этом здоровыми. По наблюдениям Заратустры, таким противоядием служил здравый смысл и, как ни странно, презренное золото. Годы шли, больных становилось все больше и больше. Здоровые пытались бороться с болезнью, они ловили зараженных, убивали их, заключали в тюрьмы, но все было тщетно. Наконец, настал день, когда больные взяли в свои руки власть в самой большой стране мира. Захватив власть, больные, возглавляемые величайшим проходимцем всех времен и народов, начали истреблять в своей стране богатых и благородных, просто здоровых. На смену проходимцу пришёл тиран, и уничтожение приняло необъяснимые размеры - стали уничтожать даже больных, но не слишком твердых в своей болезни. Все, кто имел хоть каплю совести, стыда, кто пытался защитить свою честь и достоинство, были в опасности. А потом страна больных выиграла большую войну, и мало по малу болезнь растеклась на полмира. Испугались здоровые страны, стали ублажать они своих бедняков, недовольных и всякое подлое отребье. Долгое время прожил мир разделенным пополам. Как и должно быть, здоровые страны богатели и крепчали, а больные - беднели и слабели. В итоге кончилось все тем, что империя больных рассыпалась как карточный домик. Была подточена она изнутри корыстолюбием вождей, всеобщей бедностью, гнусным рабством и истреблением лучших. Рухнули стены, здравый смысл и презренное золото вторглись в империю зла, и в считанные годы мир преобразился. Осталось только несколько островов, захваченных болезнью, но отгорожены были они от остального мира различными препонами-преградами. Старые зараженные поколения потихоньку умирали, новые поколения росли с верой не в Светлое Завтра, а в Золотого Тельца. Но встречались еще на свете и активные больные, вроде того, что посетил утром Заратустру. Не зря предпринял Заратустра меры предосторожности. Коварна и опасна была болезнь. Она унесла столько человеческих жизней, сколько не уносила ни одна из болезней за все то время, что существуют люди. Оделся Заратустра в чистое и воззвал к своему здравому смыслу, дабы участь ужасной болезни миновала его.


***

Однажды долгим зимним вечером, когда за порогом бушует метель, а от огня в очаге по пещере волнами расходится тепло, Заратустра сидел за своим столом и читал в неверном свете факела книги, полные мудрости. Сегодня он читал волшебную сказку, которую люди называли Книгой Книг. Сказка повествовала о похождениях Сына Божьего на грешной земле. Не знал Заратустра, что же такого особенного было в этой книге, почему стала она для многих народов путеводной звездой на долгие века. Книга была наивна и запутанна одновременно. Такого рода книги похожи на сонники, как последние способны объяснить любой сон, так и подобные книги способны при определенном напряжении ума дать ответ на любой вопрос. Недосказанность - вот главный конек таких книг. Даже не недосказанность, а незавершенность досказывания, когда смысл вязнет в недомолвках, мелких деталях и морализаторских отступлениях. Но, не смотря на это, книга была хороша. Очень немногие книги хочется перечитывать, а эта книга была такой. Заратустра то углублялся в чтение, то прерывался на раздумья. Вот и сейчас он отложил в сторону чтение и задумался. Мысль его, как ни странно, была о Боге. Учил некогда Заратустра, что Бог умер, умер от сострадания своего к людям. Но было в этом что-то, что смущало Заратустру. Ведь непременный атрибут Бога - вечность и неизменность, вечное же не способно на смерть, равно как и на жизнь, потому что непременные атрибуты жизни - начало и конец. Без начала и конца жизнь теряет смысл. Так думал Заратустра, и пришла ему в голову озорная идея. Была у него древняя книга заклятий монаха-еретика, астролога и чёрнокнижника Армагеддиса. Монах этот был недаром сожжен на костре - его заклятия чудесным образом помогали связываться с миром усопших, потустороннего и всякой нежити. Решил Заратустра взять самые страшные заклятия Армагеддиса и вызвать Бога. Нашёл он требуемую книгу и начал заклятие. На стенах пещеры охрой, углем и кровью начертал он магические формулы, трижды прочитал заклятие и трижды произнес тайное имя Бога. На последнем разе ворвался в пещеру горячий ветер, все факелы погасли, и наступившая темнота озарялась только непонятным голубоватым свечением противоположной Заратустре стены. На этой стене появилась светящаяся точка, она начала расширяться, превратившись в увеличивающийся круг нестерпимо яркого света. Достигнув пола, круг стал аркой, стены разверзлись, и Заратустра увидел Бога. Тот стоял спиной к Заратустре, седые волнистые волосы рассыпались по плечам, заношенный до дыр и сального блеска плащ из тяжелой материи скрывал сгорбленную фигуру. “Кто звал меня?” - старчески шамкая, спросил Бог. “Это я, Заратустра”, - было ответом ему. “А, Заратустра-безбожник, учивший, что я умер”. Сказав так, Бог повернулся к Заратустре лицом. Велико было удивление Заратустры - Бог был старой, дряхлой, чёрной женщиной. “Ты удивлен, о Заратустра-безбожник?” - спросил Бог. “Да, когда-то меня было много, точнее я был многими, потом я остался один. Я был восторженным юношей, зрелым мужем, умудренным старцем, а сейчас стал тем, что ты видишь. Да будет известно тебе, о Заратустра-безбожник, что Бог таков, каковы самые верные почитатели его”. Заратустра справился с волнением и спросил: “Значит, я был не прав во всем, что говорил о тебе?” “О, Заратустра-безбожник, не мне тебе объяснять, что “прав - не прав” - просто игрушки мысли и слов. Ты был прав - я умирал от сострадания моего к людям, но Бог умирает не так, как это делают люди, умирая, он возрождается в новом обличье. Так что, ты прав и не прав одновременно. А еще ты говорил, что я - создание людей. Тут ты тоже и прав, и не прав одновременно. Я создал людей, а они создали меня, и нет конца творению. Ты мудр, о Заратустра-безбожник, и я рад беседовать с тобой. Служители мои погрязли в стяжательстве, содомском грехе и честолюбии. Последователи мои зачитываются Книгой о похождениях моего Сына, хотя тебе ли не знать, что у Бога не может быть детей. Старые чёрные женщины - единственные, кто верит в меня беззаветно и от всего сердца. А еще люблю я безбожников - только они из всех людей относятся ко мне серьезно. Ведь доказывая то, что меня нет, они рано или поздно убеждаются в бессмысленности всех доказательств. Я люблю тебя, о Заратустра-безбожник!” Смутился Заратустра таким признанием. Все в голове его смешалось, забыл он все вопросы, которые хотел задать Богу. Только один вертелся в его бедном разуме, и Заратустра произнес его: “Любишь ли ты людей, о Бог?” Бог задумался и ответил так: “Я должен их любить как детей своих, но не было у меня никогда детей, не знаю я такой любви. Я должен их любить как творения свои, но можно ли серьезно относиться к игрушкам своим? Я должен их любить как создателей своих, но можно ли любить создателей, которые несправедливы и жестоки к творению своему? О, Заратустра-безбожник, хочу я любить людей, но все труднее и труднее это сделать”. Призадумался Заратустра, его отношение к людям было похожим. Не ожидал он найти в Боге своего единомышленника. Буря чувств захлестнула Заратустру, он пошёл к Богу, чтобы пожать ему руку. Бог смотрел на него отсутствующим взором. Заратустра протянул руку, Бог подал в ответ свою, но ладонь Заратустры пожала пустоту. Свет померк, и Заратустра остался в темноте. В пещеру врывалась зимняя метель, которая разгоняла густой и тяжелый запах ладана.
Ульяновск, 2001