Легенды тихого уголка

Егорыч, контрольный мастер сборочного цеха, был очень неравнодушен к «братьям нашим меньшим». Дотянув до своих пятидесяти, крупный, краснолицый, он люто ненавидел всех собак, кошек, голубей и иже всех вместе с ними взятых. В одном кармане у этого великовозрастного дитяти всегда имелась рогатка, а в другом – горсть заклёпок, которыми он самозабвенно садил по всему пролетающему и пробегающему мимо зверью и дичи. Не преминул он также залепить камнем или пнуть беззащитную животину. Ненависть эту Егорыч приобрёл ещё в детстве, когда его расцарапал кот, которого он хотел подстричь подо льва, а пёс укусил его за ляжку, когда он хотел привязать ему консервную банку к хвосту. К птицам у Егорыча тоже была большая ненависть, потому как голуби соседа очень полюбили гадить на его любимый мопед, выкрашенный в оранжевый цвет, а сороки и вороны вечно кружились над ним, когда он пёр по деревне на своём драндулете. Так что за такое отношение к себе Егорыч платил зверью и дичи той же монетой, но счет, однако, был далеко не в его пользу.
Уже в солидном возрасте, работая на заводе, Егорыч попадал в такие ситуации, что над ним покатывались все сослуживцы, и истории эти гуляли по заводу от цеха к цеху. Егорыч очень злился на это, но поделать ничего не мог. «Видно, такова моя планида, - горестно думал он, - Но всё-таки я буду мстить этому зверью, и мстя моя будет ужасна».
В переделки со зверьём Егорыч попадал редко, но метко.
 Как-то в ноябре всю неделю шёл дождь, а ко Дню милиции вдруг резко подморозило. Егорыч в радостном настроении шёл на работу, путь его проходил мимо столовой. И надо же было жалостливой поварихе выставить на обледенелый карниз за окно кастрюлю с прокисшим гороховым супом. Пока птиц не было, кастрюля стояла спокойно, но стоило сесть на её край проголодавшемуся голубю, и она заскользила вниз… Рабочий день Егорыча был напрочь испорчен.
***
Летним днём Егорыч в обед решил выпить с рабочими, так как мужик он был всё же компанейский. Выпивали они обычно за территорией завода. За забором были гаражи, и узкий проход между ними приводил в тихий уголок, с одной стороны огороженный глухим дощатым забором, а с остальных – гаражами. Тут народ и расслаблялся, сделав себе импровизированные стол и лавочки. Был душный июльский день, чирикали птицы, а у глухого забора блаженно закрыв глаза, дремал большой черный кот Василий. Егорыч сразу сделал охотничью стойку и стал тихонько подкрадываться к коту. Все затихли и ждали, что дальше произойдёт. Кот лежал спокойно и вроде бы даже совсем не замечал Егорыча. Тот подкрался совсем близко, на лице его появилось радостное выражение, и он изо всей силы пнул, желая попасть в своего врага. Но кот успел подпрыгнуть раньше, раздался треск и вой Егорыча напополам с матом. Кота как ветром сдуло. А дело было в том, что Егорыч, любивший ходить летом в лёгких тапочках, попал со всего размаху ногой в забор, поломав в нём планку, и так разбил ногу, что аж ногти завернулись. Три недели Егорыч хромал. Когда он в обед заходил в бытовку к сборщикам поиграть в домино, все вдруг затихали, и кто-нибудь тихо говорил «кис-кис…». И тут же раздавался вой Егорыча и его трёхэтажный мат. Но всё когда-нибудь забывается, так что запамятовали и эту историю. И не ведал, и не знал Егорыч, что выбитая из злосчастного забора планка ещё сыграет с ним злую шутку.
***
Янычар работал в сборочном цехе сменным мастером. Свой путь до мастера он прошёл сполна. Начинал клепальщиком, потом был сборщиком, затем после армии послали учиться в техникум, оттуда он вернулся образованным человеком; так и дослужился до своей должности. Он сдавал сборку Егорычу, а тот капризничал, упирался и ни в какую не хотел подписывать наряды. Приходилось «угощать» контрольного мастера, и хорошо, тогда его каменное сердце сразу добрело и рука сама ставила заветную подпись в нарядах. На этот раз Янычару срочно нужно было сдать собранные лонжероны, а спирта в его каптёрке, как на грех, не было. Тогда, сунув наряды в карман куртки, Янычар пошёл к контрольному мастеру и уговорил его раздавить пару бутылок портвейна в «тихом уголке».
«Если этот старый барбос не подпишет наряды, накрылась наша премия», - думал Янычар, ведя Егорыча в заветное место. «Всё-таки Янычар правильный мастер, не то, что этот молодой Ефремов», - думал Егорыч, топая за сменным мастером.
***
Шалопай за четыре года своей собачьей жизни научился разбираться в людях. Он знал, что есть люди хорошие и люди плохие. Хорошие – это те, которые всегда дадут косточку или ещё чего-нибудь съестного, а плохие всегда норовят пнуть или бросить в тебя камень или палку. Хороших людей всё же было больше, но был у Шалопая и злейший враг, от которого не раз ему перепадало. Это был Егорыч. Шалопай очень боялся его и старался обходить стороной, очень уж неприятен был ему этот толстый, красномордый дядька. В этот прохладный сентябрьский день Шалопай как-то закрутился и прибежал к заводской столовой последним, остальные четвероногие собратья его опередили, и досталась ему самая малость. В животе урчало от голода, и Шалопай шарахался по территории завода в надежде раздобыть ещё чего-нибудь съестного. Когда он пробегал мимо маленького пролома в заборе, на него пахнуло запахом хамсы и колбасным духом. Через щель было видно, что в любимом рабочими «тихом уголке» никого не было. Шалопай был крупным псом, и поэтому пролезть в щель, выломанную когда-то «заботливым» Егорычем, он никак не мог. Но в неё могли пролезть местные коты, и поэтому Шалопай со всех четырёх лап припустил в обход, пока его никто не опередил. Радостный, он через узкий проход в гаражах влетел в «тихий уголок» и накинулся на еду, позабыв обо всём на свете. Когда он блаженно дожевывал последние кусочки, то услышал за спиной радостное кхеканье. Пёс обернулся и все четыре лапы у него подкосились, в глазах заплескался тихий собачий ужас. Загораживая спиной проход, перед ним стоял его злейший враг – Егорыч.
***
Душа Егорыча пела, когда он шёл за Янычаром, так как у того в карманах бултыхались две бутылки портвейна. Но в ней радостно запели соловьи, когда контрольный мастер увидел ничего не подозревающего Шалопая. Он тут же отодвинул в сторону сменного мастера и загородил собой проход. На лице его блуждала злорадная улыбка.
«Ну, вот и встретились два одиночества, - грустно подумал Янычар, - прости, бедный пёс, хоть ты мне и друг, но премия дороже». И он тяжело вздохнул. Егорыч, приседая и раздвинув руки, надвигался на Шалопая. Бедный пёс завизжал и, поняв, что его дела плохи, стал озираться по сторонам и тут увидел выломанную щель в заборе. Она была очень узка, но это был единственный путь для спасения, и Шалопай, не раздумывая, бросился туда. Ужас заставил пса протиснуться в узкую щель, но пролез он в неё только до половины и основательно застрял. Егорыч, увидев перед собой застрявший зад пса и дрожащий хвост, весело захохотал. Уж теперь-то он был в сапогах, и в душе его всё пело. Он готовился вложить в этот удар всю злобу, всю месть. И за голубей, и за того проклятого кота, и за всех зверей, которые когда-то нанесли обиды Егорычу, теперь должен был рассчитаться Шалопай. Ужас объял бедного пса, в животе его что-то страшно заурчало, и какая-то волна пошла от желудка к заднему проходу. Он страшно дёрнулся из последних сил, и не успел сапог его мучителя коснуться благородной задницы пса, проскочил в отверстие. Не веря в своё счастливое освобождение, Шалопай как на крыльях летел подальше от страшного «тихого уголка», где только - что чуть не отбросил «копыта» от испуга.
***
Не успел сапог Егорыча коснуться лохматой задницы пса, как из неё вылетела зловонная зелёно-желтая струя и обдала с ног до головы контрольного мастера. Тот остолбенел и смотрел на дыру в заборе, но пса там уже не было.
Янычар не знал, что ему делать – плакать или хохотать. «Да уж, обосрали – обтекай, - подавляя в себе дикий хохот, подумал он. А если об этом узнают в цехе, - это будет нечто…» Егорыч вышел из ступора и, глядя на Янычара, зло прошипел: «Если ты об этом растреплешь, хрен я тебе что подпишу, и не видать тебе премии как своих ушей».
***
Две недели Егорыч ходил сам не свой, он подозрительно смотрел на сборщиков и клепальщиков, но в его сторону не было никаких смешков и намёков. Наконец, наряды были подписаны, премия получена, все были довольны. Прошла ещё неделя, но Егорыч не замечал ничего такого. «А всё-таки молодец Янычар, хороший мастер, не то, что этот молодой Ефремов», - расслабившись, подумал он.
Радостно пронеслись выходные, и в понедельник весёлый и посвежевший Егорыч вошёл в свой кабинет. На его рабочем столе лежал кусок газеты с кучкой хамсы и рабочая рукавица с собачьими экскрементами. На тетрадном листе в линейку крупными печатными буквами было написано: «ДОРОГОМУ ДРУГУ ЕГОРЫЧУ ОТ ШАЛОПАЯ».
Из кабинета раздался рёв и трёхэтажный мат. «Ну, Янычар, погоди!!!»