Предатель

Она пришла с работы возбужденно радостная. Ей так нравилась новая должность. Было приятно ласковое внимание коллег. В доме пахло еще новогодним праздником, елочка медленно осыпалась, а вечером традиционный русский праздник – старый Новый год. Она летала по квартире, трещал телевизор, было тепло и уютно. Вскоре пришел муж, как всегда, чем-то озабоченный и усталый. Ждали сына из школы. Вместе молча готовили ужин, изредка пошучивая друг над другом. Сын вот-вот должен был прийти. Муж, как всегда стал приставать с политическими проблемами. Она закатывала глаза и в сотый раз говорила: «Мне это не интересно!», - или чтобы его не обижать ляпала: «Вот сволочи!». Уже несколько раз она прибегала в комнату, где висели на стене часы. Прошел час. Поймала в коридоре мужа: «В семь часов подойдешь к школе, посмотришь, где Зайчик». «Ну, вот еще, сам придет». Сначала она ласково пыталась уговорить, потом прикрикнула. Недовольно ворча, муж пошел к школе. Она несколько раз подбегала к телефону. Нет, часы показывали верное время. А когда позвонил кто-то из родителей соучеников сына и спросил, не пришел ли сын, она коротко ответила и бросила трубку, ей не нравился этот мальчик и его папа-алкоголик. И почему сын дружит именно с ним? Сердито пнула дверь ногой и пошла на кухню, и как-то сразу начала рыдать-выть. Хлопнула дверь, пришел муж: «Не пришел?» «Нет». Торопливо вытерла слезы, сейчас опять начнет лезть с валерьянкой и ненужными любезностями. Сели на кухне. Муж что-то бубнил, про то, что сын все-таки не один, а с другом где-то. Она спокойно повернула лицо, до того тупо смотрела в окно на этот знакомый ненавистный индустриальный пейзаж.
- Ты виноват, ему плохо с нами. Никогда с ним не поиграешь, не соберешь конструктор, не поиграешь в футбол. В кино с ним идешь, как на каторгу. Ты же знаешь, я не могу смотреть эту смертоубийственную американскую муть, а ему это нравится. Хоть бы поговорил с ним об этом, что хорошо, что плохо.
- А ты оттолкнула его от себя в 6 лет, называется оторвала от юбки, а мальчику в этом возрасте нужна мать, характер его взаимоотношений с другим полом закладывается.
- Я ему читала стихи, таскала по выставкам, ему это не интересно. Научить его вязать, шить?
- Ты давно этим не занимаешься, только мечтаешь у приемника, вообще в квартире ничего не делаешь.
- Потому что ничего не делаешь ты, руки не оттуда, и вообще не хозяин.
- Кто я не хозяин? Кто тогда вообще хозяин? Ну да, я во всем виноват.
Он уже давно стоял перед ней. Всклокоченные волосы спрятали лысину, морщины просто исчертили лицо. И она такая жалкая в этой своей ночной рубашке, любимой формой одежды, со следами размытой туши. Мир потускнел вокруг. Бросались в глаза оборванные обои, поломанные и связанные веревкой стулья, «прислонютые»к стене плинтуса, ремонта здесь не было целую вечность.
- Я давно тебя не люблю. Ты для меня не мужчина.
- Я знаю.
Как-то сразу он сжался, скорчился и пошел в соседнюю комнату, она знала - он плачет, но никакой жалости к нему не и испытывала, несколько лет она плачет по ночам в одиночестве.
 И все давно говорено, высказано, да только ничего уже не изменить, есть сын и надо жить дальше.
И тут она подумала: «Какая к черту работа? Какие к черту успехи, или то как я выгляжу. Если сыну плохо со мной, с нами, и он ушел. Я виновата, виновата. Ведь я пришла в этот мир женщиной, и главное мое предназначение – дети. Я не сумела. Пыталась – да, но безуспешно. Виновата, виновата. С сыном что-то случилось. Он полез по пожарной лестнице и сорвался, или пьяный водитель. Бедный мой мальчик. Нет жалко себя, а как же моя работа? Дура, зачем вообще эта жизнь без него, моего Зайчика. Он так любил, когда его гладили по спине перед сном. Бывал груб со мной – не любил сю-сю-сю, да это было. Но ведь подарил же мне пластилиновую розу, да вот же она, как настоящая. Как я устала, устала. Зачем вообще эта жизнь без него?! Нет уже никакого смысла».
Ночь была трудной, звонили родители, учительница, из милиции, искали в подвалах и на чердаках. К утру она уже не могла плакать, распухло от слез лицо, потрескались губы. С мужем почти не общались - чужие. И для себя она уже давно решила – шагнет с балкона. Днем было долгое общение с инспектором по делам несовершеннолетних, опять подвалы, чердаки, слезные соболезнования друзей, знакомых.
Ничего больше нет, они боялись смотреть друг другу в глаза, прятались по комнатам. И даже не слышали как хлопнула дверь, стукнуло что-то об пол. Выползли одновременно из разных комнат, в освещенный коридор – стоял сын, в ногах валялся портфель. Он виновато опустил голову и бурчал: «Простите, я больше не буду. Мы с пацанами стояли в парадной, ну сначала прогуляли уроки, потом страшно было идти, всю ночь рассказывали анекдоты, шутили, шутили». Исподлобья смотрел на предков, на их посеревшие лица…

















ЗДРАВСТВУЙ, УТРО
Они давно жили вдвоем, отец и дочь. Маленькая, дружная семья. Вместе хозяйничали, вместе играли. Казалось, так будет всегда. Однажды ранним утром, девчушка резко отбросила одеяло, весеннее солнце освещало комнату, она подпрыгнула к окну. Стекло запотело и она пальчиком написала на стекле: «Здравствуй, УТРО!» Буквы растеклись, как маленькие слезинки, бежали по стеклу капельки. Она стала у балконной двери, распахнула ее, потянулась. В это время заглянул в комнату отец. Стройная девушка в ночной рубашке, вся залитая солнцем, неужели это его дочь?! Как она выросла, он и не заметил. Маленькая женщина улыбалась ему: «Доброе утро, папа!»
Это утреннее открытие волновало его весь день . Он никак не мог сосредоточиться на работе, вспоминал-вспоминал. В обеденный перерыв, две сотрудницы судачили за соседним столом.
- А ты знаешь, у Марь Иваны дочь снова едет в Америку…
- Зачем?
- Говорит отдыхать.
- С кем? С тем парнем, Игорем?
- Нет, что ты, после Игоря там уже столько перебывало, вот нынешний ей машину купил, квартиру, шубу какую-то дорогую.
- Так у нее уже две было.
- Господи, в былые времена стыдились, если дочь проститутка, а сейчас Марь Ивана всем хвастается, вот, мол, как ее дочь умеет жить.
- Да, времена, свобода от любви, от чести, верности.
- И не уследишь ведь, я вон свою внучку все пытаю, говорит: «Зря ты, бабуля, беспокоишься, я такой не стану, у меня другие цели и задачи».
- Да уж, «свежо предание, да верится с трудом». Такой соблазн перед ними. Как они говорят, по легкому капусту срубить, а что души при этом не присутствует, так и не надо, главное - богато жить.
Отец все слышал, и это испортило ему настроение. Вот уж проблема действительно, и что делать, с кем посоветоваться?! Как жить дальше?! Если бы была мать, но матери не было и ему самому предстояло решить эту проблему, какой женщиной станет его дочь.
Два раза в неделю он звонил и приезжал к своей подруге Инне. Они знали друг друга давно. Он не решался предложить ей жить вместе – у него была маленькая дочь. Кому нужны чужие дети?! Инна работала журналисткой, вся в делах и заботах, в работе. Его посещения ее устраивали, периодически она клялась и божилась, что он у нее один такой замечательный. Они были любовниками и друзьями, помогали друг другу как могли. Сейчас ему было плохо, страшно, муторно и он хотел во что бы
то ни стало поговорить с Инной. По дороге купил цветы. Позвонил в дверь, долго не открывали, наконец, дверь открылась на ширину цепочки, он знал, что за дверью Инна. Почему она молчит? И вдруг хриплый мужской голос из глубины квартиры: «Иннулька, кто это там? Скажи, что занято». Несколько секунд изумления, ужаса, сомнений, просунул цветы в щель нераскрытой двери и побежал прочь по ступенькам. Уже в машине, облокотился на руль и смеялся и плакал. Столько лет обмана. Он имел одну особенность – всегда смеялся над собой, над своей простотой, доверчивостью – так, прощаясь с иллюзиями, ему легче было жить.
Год назад он уговорил соседку медсестру поговорить со Светкой о женских проблемах. Вскоре в бельевом шкафу появилась стопка прокладок. Ну появились и появились. А теперь он напряженно заглядывал в шкаф – уменьшаются они или нет. Ну, вот их меньше, в этот раз пронесло, он не вынес бы этого ужаса, вести свою дочь на аборт. Достал их холодильника водочку, сам себя и поздравил с удачей и успокоился на время. Он не знал, как и чем помочь дочери.. Просто ему хотелось, чтобы в ее жизни все было чистым и светлым, если любовь, то – настоящей, если дружба, то – верной. Как начнется ее взрослая жизнь?!
Он стал следить за ней, стыдно, но вытряхивал ее сумочку, требовал отчета, куда пошла и с кем. Он даже стал подслушивать ее разговоры. В ванной у него была целая подслушивающая лаборатория. Выпросил у приятеля бинокль, следил за каждым ее шагом.
Однажды был в командировке, в провинциальном городке и его потащили в картинную галерею. И вдруг он увидел в картине свою Светку. Коровин «На пороге» - вот она вся в солнечном свете, повернулась, улыбается ему, а рядом Кустодиев «Натурщица» - по пояс голая молодая женщина с пустыми глазами пожившей трудной сексуальной жизнью. «Нет, никогда моя Светка не будет такой».
А дома радостно встречала Светка. Вертелась у зеркала, примеряла обновки, привезенные из командировки. Он любовался дочерью, какая она ладная, красива, юная.
- Пап, а я еще платье хочу, как у Таньки из 17-й квартиры. И чего вы меня с мамой такой родили, мне бы ноги подлинней, одежду соответствующую, я б на панель пошла, отбою бы не было.
У него похолодело все внутри, так вот значит, как ей видится взрослая жизнь. Вскочил с дивана, отвесил пощечину.
- Станешь шлюхой – на порог не пущу.
Расплакалась Светка, хлопнула дверью, ушла. А вечером он метался по квартире, искал ее по телефону у подруг. Наконец, у одной с трудом узнал, что она у одноклассницы и домой не вернется. Всю ночь он не спал, а утром приехал за ней. Молча сидели в машине, он протянул ей руку с оттопыренным мизинцем, и как в детстве
- Мирись, мирись, мирись, и больше не дерись.
Как-то Светка увидела, что он подслушивает ее разговор, раскричалась, что устала от его опеки. Пришли ее приятели, пригласили на дискотеку и она ушла с ними на дискотеку. Он остался один. Все ходил-ходил по комнате и вдруг сорвался. Вот и дискотека, купил на ходу бутылку шампанского, издали увидел танцующую Светку.
- Привет, ребята, эх, я сщас тряхну стариной. Давайте выпьем за встречу. Меня зовут Женя.
Оторопело смотрели подростки на танцующего дядьку. Светка была смущена. Отец нацепил клоунский нос, прыгал рядом с ними и пытался их рассмотреть. Хотел казаться своим парнем, бесстыдно заигрывал, заискивал перед ними. Кто с ней? Какие у них взаимоотношения?
Вечером за ужином Светка дулась, у него болела голова.
- Пап, ну зачем ты так?
- Ты мне ничего не рассказываешь, я должен знать с кем ты дружишь.
- А я хочу, чтобы ты не был смешным.
- Стесняешься? Хорошо, не буду.
Кто-то позвонил дочери, он долго мучился, не выдержал, пошел в ванную подслушивать…
- Светик, приходи, я тебя очень люблю, поболтаем, послушаем музыку, у меня есть новые журналы.
- Не хочу, Андрей, у меня все прошло.
- Ну почему? Свет, я все время думаю о тебе, очень хочу видеть.
- Не хочу, не хочу.
- А как же ты говорила, мы в ответе за тех, кого приручили?!
- М-да. Ну ладно, я приду ненадолго.
Главное быстро включить воду, где бритва, а вот работает…
- Свет, ты куда?
- Я быстро, скоро буду.
- Уже поздно.
- Пап, я уже взрослая, тут рядом.
Хлопнула дверь. Нет, я не буду здесь оставаться один. Куда она пошла?
Шел следом за ней, прятался за выступы домов. А вот зашла в подъезд, кажется, 2-й или 3-й этаж. «Буду ждать пока не выйдет.»
Светка сидела на кровати и одевалась. Зачем все это, она же решила, что все, ничего не надо, а позвал – побежала. Грустно-то как. Рядом лежал Андрей, довольный собой, улыбался.
- Светик, ты прости, мы с Димкой поспорили на ящик пива. Он был уверен, что ты не придешь.
Выдвинул из-под кровати ящик пива.
- Бери, сколько хочешь.
- Ты, ты, ты… подонок.
Светка никак не могла быстро надеть куртку, выскочила из квартиры.
- Света…
- Папа?! Опять следишь?
Они сели на ступеньки, Светка уткнулась ему в плечо и плакала, плакала…
- Ты прости меня, доченька, я хотел, чтобы у тебя все было красиво, светло, первая любовь, первый мужчина, который запомнится на всю жизнь, чтобы не было грязи и пошлости в твоей жизни.
- Пап, ты об этом? Это случилось год назад с Олегом. А сегодня, сегодня…
Он обнял ее и заплакал, гладил по голове, целовал ее волосы. Опоздал…
- Доченька, доченька моя, все пройдет…