Бешенство

Хромая Он вошел в квартиру, повесил разорванный сюртук. Взглянул на левую ногу – штанина на ней была разорвана, из ноги сочилась кровь. «В следующий раз пристрелю эту скотину . . . надо промыть раны».
Запекшаяся кровь отмывалась трудно, а на ее смену сочилась свежая. Он быстро промыв раны, вылил на них водку, завалявшуюся в холодильнике еще с прошлогодней пьянки – боль была невыносимая, до скрежета в зубах. Он быстро перевязал раны, первой попавшейся тряпкой, – кровь прекратилась. Стараясь не наступать на израненную ногу, Он доковылял до кресла, укрылся пледом, и, сам того не замечая, погрузился в сон.
Ему привиделось, что его проглотил тот самый пес, что напал на него. И теперь Он в его шкуре – Он мчится по пустынной улице, и мир вокруг него серый и бескрасочный. Он бежит и не может остановиться, и… ему хочется отгрызть себе левую ногу, потому что она раздражает… просто бесит… бесит!
Он медленно открыл глаза, за окном светила ночь, странный забытый сон оставил лишь непонятное чувство, застрявшее где-то в горле. Он не знал сколько дней он так проспал в кресле, но что-то подсказывало ему, что довольно долго.
Нога уже не беспокоила – создалось впечатление, что ее вообще нет. Он просто сидел, укрывшись пледом, и, не моргая, всматривался в ночь за окном.
Старые часы на стене мерно тикали, напоминая, что время продолжает свое течение. Сначала он стал слышать скрипение каждого винтика в старых часах, потом их тиканье начало бить прямо в мозг: «тик-так… тик-так». И этот стук становился все сильней… и сильней…и сильней. Казалось мозг вот-вот взорвется от дикого биения старинных часов. Он мгновенно вскочил, схватил часы со стены и изо всех ударил ими об пол – часы разлетелись на множество осколков по всей комнате.
Он долго, очень долго, смотрел на осколки часов, лицо выражало бушующий внутри гнев. Потом гнев перешел в удивление «что со мной, откуда во мне столько злобы?». Он шатаясь сел в кресло. В теле одновременно ощущались дрожь и слабость. Гнев, казалось, скопился в груди и вот-вот выскочит из груди. Но Он переборол это мерзкое чувство и загнал его еще глубже.
Он пытался заснуть, но ничего не получалось.
Казалось, наступила тишина, лишь капли воды из крана, что на кухне, находившейся на другом краю квартиры, со свистом летели и разбивались где-то в его голове. Проклятые капли не давали покоя! Злость снова вскипала внутри, Он медленно встал, достал молоток из шкафа, и направился с ним на кухню. Только Он взглянул на кран, гнев выплеснулся наружу и Он со всей силой, что мог себе позволить, ударил молотком по крану, от чего тот погнулся. Молоток выпал из руки. Он, убедившись, что течь прекратилась, вернулся к своему креслу и теплому пледу. Включил свет.
Он уже не пытался как-то объяснить свой гнев, и просто принял его как должное. Кажется от всего, что раздражало, Он избавился. Но вот только свет люстры ярко светил в глаза. Он схватил вазу, что стояла на тумбочке рядом с ним, и бросил ее в люстру… стало темно.
Он сидел в кресле, укрывшись пледом, посреди комнаты, вокруг валялись осколки разбитых часов, вазы и люстры. Ему смертельно хотелось спать, но Он никак не мог заснуть. Он начал мотать головой, чтобы выкинуть из головы, застрявшую в ней, злость. Казалось, стены начали давить на него, и воздух, вдыхаемый им, уже не казался таким сладким. Он попытался не дышать, но у него ничего не получалось. Свет ночных фонарей с улицы ослеплял, гул машин, мчащихся перед самым ухом, заглушал мысли в голове…
«Мне станет легче на улице» - промелькнула мысль в голове. Он откинул плед и, разбежавшись, выпрыгнул в окно.
Время замедлилось.
Осколки разбитого стекла от окна, казалось, повисли в воздухе и Он сам не спешил встретится с землей – Он летел. Все, что раздражало, теперь уже не беспокоило его… Он летел. Казалось, прошла целая вечность, пока его не размазало по асфальту.
«Вот теперь мне хорошо!» - промелькнула последняя мысль в голове … и угасла в пустоте.