Осень 2

Сентябрь.

Осень чем особо примечательна? Тем, что её воспели все, кому не лень. Осень уже как кость в горле. Но я тоже хочу про осень. И я буду употреблять слово “осень” в каждом предложении. Банально, но я напишу про любовь. Буду краснеть, как подросток, вспоминая былое и, надеюсь, строго меня за это не осудят. Всё же хочется, чтобы проявление нормальных чувств воспринималось как присутствие души в теле, а не как признак лоха.

Фоно.

Поскольку на севере летом делать-то особо было нечего, кроме как глотать песок, то нас с сестрой отправляли на лето к бабушке. Это был, конечно, не очень оригинальных ход с их стороны. Ибо так делали миллионы советских граждан, проживающих в местностях, приравненных к районам Крайнего Севера. Естесственно, что бабушка жила в чём-то типа деревни, а по соседству, естесственно, жили внуки других бабушек. И вот у одной-то девочки из соседнего дома было фоно. По-простому пианино. Я тогда научился читать, и, в перерывах между книжками, страстно лупил по клавишам этого волшебного инструмента. Как раз тогда я понял, что буду учиться в музыкальной школе.

Объявление о наборе в музыкалку я прочел сам и притащил маму за руку. Не помню, что со мной сделали на вступительном экзамене, но в музыкалку приняли. Так я сам вляпался в каторжный труд на ближайшие восемь лет. Добровольно. До сих пор поверить не могу. После того, как с музыкалкой было покончено, я три года ни разу не сел за фоно. А потом любовь к музыке купила мне гитару. И началось!

Первая и последняя группа, в которой я играл, называлась в самом начале “Ошибки эсперимента”. Самое прикольное было в том, что школа, в которой я в те волосатые времена учился, была экспериментальной. Но ассоциация возникла потом, когда старые участники мега проекта были эволюционным путем заменены на почти не учащихся экспериментальной школы. “Грязный подвал и на стенах женщины отчизна которых туземный атолл, сомнительный звук, но в каждом аккорде слепая вера в рок-н-ролл”. Да-да. Так и было.

Девочка.

Как известно, мальчики начинают страдать по девочкам в настоящем виде несколько позднее, чем девочки начинают понимать толк в мальчиках. Чудовищное знание о том, что девочек можно любить всерьез и очень сильно, коснулось меня на середине школьного пути. Лучше бы я умер. (с) Однако это ужасное фоно не давало мне много времени на то, чтобы страдать по моей девочке.

Она была интересной. Не сказать, чтобы красавица, но черты лица её были очень притягивающими. Был у неё ещё один страстный поклонник, а по совместительству и мой лучший друг, который без меня, почему-то, к ней не ходил. Вот так своеобразно выражались его чувства. Я в то время писал какие-то жуткие стишки про “погасли свечи”, “любовь” и прочее, которые он выдавал за свои и это ей льстило. Однако, ждала она не его. Меня. Я же, в натуре, настоящий друг. И когда понял, что влечет-то её не к моему лучшему другу, а ко мне, то сразу дал ей понять, что развитие отношений невозможно в принципе. Ибо я не могу предать друга. Тогда ещё честность и преданность были высокими моральными качествами, а не самыми сильными недостатками. Причем, всё это звучало в моей голове именно так, со всей серьезностью. Как будто мне было 55 лет, а не 12. Да, она была дочерью полковника милиции.

Ну как я мог не полюбить, а?

Осень.

В тот год стояла дивная осень. Теплый воздух, падающие листья, мягкий свет качающихся на ветру фонарей, не Луна, а прям счастье какое-то. Фантастическое небо. “Единственное преимущество этого города — небо. И укуренные дети под ним” (с) Морячек Гена. Я приходил домой, бросал пакет с нотами в прихожке, “мама, я прогуляться”. Выходил за дверь и попадал в мир, где есть настроение, я, она и осень.

Понятное дело, что мой маршрут лежал мимо её дома. Взгляд, как кошка на веревке цеплялся за её окна. Раз восемь за вечер я делал вид, что я в этих краях случайно, гуляю сам по себе и совершенно случайно пялюсь на её окно. Мне чудилось, что она стоит рядом с окном и каждый раз, когда я прохожу мимо, резко задергивает шторку и с бьющимся сердцем вытягивает свое стройное тело вдоль стены. И радостная улыбка замирает на её интересном лице.

Ещё чуть-чуть и я бы протоптал канавку вокруг её дома. Ходил бы по пояс в земле со свернутой шеей (она жила на пятом этаже) и застывшим взглядом, но, как ни странно, на улице стало холодать. Вместе с погодой охладевало и моё чувство, которое казалось незыблемым. Через неделю оно исчезло. Скоротечная получилась романтика.

Конец.

Ну вот и всё. Ах да. В итоге девочка несправедливо обвинила меня (способом грязной клеветы) в каких-то страшных грехах и я потерял лучшего друга, а также влечение к ней. Это был первый удар прекрасной половины человечества. Но далеко не последний.