Сам дурак...

Сергей приехал в Израиль почти одновременно со мной, в 1991-м году, с разницей недели в две, не больше. Как и я, приехал он один, родственников, готовых приютить его у себя более, чем на месяц-полтора, не было, и он подался в кибуц, где ему предложили программу ульпан-авода, что в переводе на русский означает «учёба и работа». Там мы и познакомились. Программа, по которой мы попали в кибуц, подразумевала совмещение работы и учёбы, что следует из её названия. То есть, днём работа, вечером учёба, вечером работа – утром учёба; и, чтобы жизнь совсем не казалась раем, предусматривался ещё один вариант – вечером учёба, ночью работа.
Режим был достаточно щадящим, в обморок от переработки никто не падал, жили мы на всём готовом, включая стирку рабочей одежды. В каптёрке, как мы называли конторку, где сдавали грязное и получали чистое, совершенно свободно можно было брать презики и прокладки, чем наш смешанный женско-мужской коллектив пользовался без зазрения совести. Кстати, я потом, после кибуца, почти год не покупал этих симпатичный интимных приспособлений, так выгодно отличающихся красочностью упаковок от пресловутой продукции Баковского завода резиноизделий. Но речь не об этом.
Полгода, проведённые в стенах кибуца, дали нам всем базовые понятия о строении языка, начальные сведения об ожидающей нас жизни, и, как не странно, заряд оптимизма. Нагруженные таким багажом, мы покинули гостеприимные стены ближневосточного колхоза и окунулись в кипящий котёл реальной жизни.

Поскольку денег, полученных нами в рамках так называемой «корзины» хватало на оплату съёмной квартиры только на полугодовой срок, а бескорыстных квартиросдатчиков, готовых понять наши трудности, поблизости не наблюдалось(все они сгорали от желания сдать своё жильё минимум на год), пришлось объединяться в компанию, на местном языке это называлось «иштатфут», то есть, долевое участие. В результате, мы с Сергеем и ещё одним пареньком, Леонидом, сняли на троих квартиру с месячной платой пятьсот пятьдесят долларов.
 В этом плане Израиль ничем не отличался от Союза времён разгула перестройки, зарплаты в шекелях, а цены в долларах. Поскольку мой багаж, вынесенный из ульпана, превышал Серёгин, в том смысле, что на иврите я калякал чуть резвее, чем он, то и съём квартиры лёг на мои плечи. А надо сказать, что наплыв желающих так развратил владельцев излишней жилплощади, что они требовали от жаждущих крыши над головой кроме месячного залога, ещё и пары – тройки гарантов, которые должны были взять на себя бремя выплаты квартплаты, случись что с прямым съёмщиком.
Ну посудите сами, откуда у людей, полгода тому назад приехавших на Святую землю, не имеющих ещё приличного (в смысле размеров) круга знакомств, могут взяться гаранты. Тем не менее, с этой проблемой я справился, гаранты были приведены и подписаны, ключи от хаты наконец получены, произошел переезд и было отгуляно новоселье.

Теперь перед нами встала животрепещущая проблема – надо было искать работу. Леонид был молод, он собирался в армию, так что он только вносил квартплату, почти не появляясь в квартире, так что для него этот вопрос стоял не столь остро. Мы с Сергеем подошли к решению этой проблемы основательно, как, впрочем, и всех других проблем. Мы зашли в первое попавшееся бюро по найму рабочей силы, где нам сразу же была предложена работа, достойная наших высоких квалификации и амбиций. Милая дама, сидящая за стойкой, с первых же секунд разговора взяла быка за рога и спросила, умеем ли мы читать и писать на иврите. Я, всегда отличавшийся скромностью, начал бекать и мекать, а Серёга сразу, с разворота, заявил о своём неумении и нежелании читать, писать, и даже говорить на нашем любимом языке. В результате, мы были посланы в бригаду разнорабочих к каблану-шипуцнику, что по-русски означало «мелкий противный хозяйчик, выбившийся из рабочих, занимающийся ремонтами», который в тот момент работал на ремонте детского садика.
С бравым кабланом – работодателем мы познакомились на следующий день, утром, когда он посадил нас в свой грузовичок, в кузове которого уже сидели двое, и повёз к месту трудового крещения. В пути мы познакомились с теми, с кем предстояло работать. Один из них был арабом с территорий, второй - таким же, как и мы, эмигрантом из Союза, три года тому назад приехавшем из Фрунзе. Он был специалистом по укладке плиточных полов, в прошлом - инженером строителем. Нам с Сергеем, глядя на него, тут же захотелось освоить мудрёное мастерство плиточника, поскольку профессия эта была явно востребована на бесчисленных стройках сионизма. Но, до этого надо было освоить массу промежуточных профессий, таких как землеройство с помощью мотыги, бетоноперемешивание с помощью лопаты, но без корыта, а так же перемещение сыпучих материалов с помощью высокотехнологичного устройства типа носилок. Третий, бригадир, сидел в кабине, вместе с кабланом.
Бригадир оказался выходцем из Польши, уже сорок лет проживавшим в жарких окрестностях Тель-Авива. Именно он дал мне первый урок техники безопасности при проведении любых работ на территории Эрец Исраэль. «Самое важное» - сказал он, показывая на глаза и пальцы, - «Зе ве Зе, всё остальное к эбене мат». В переводе с родного языка Иисуса из Назарета на язык Пушкина, это означало, что в первую очередь надо озаботиться целостностью рук и глаз, а работа пофигу, если она может привести к травме. Поскольку за плечами у меня были стройотряды, а потом и куда более денежные халтуры, моё первое задание не показалось мне чересчур трудным. Всего-то и делов было, что выкопать на тридцатипятиградусной жаре яму под канализационный колодец. К вечеру яма была выкопана, бригадир остался доволен.
Серёга в это время занимался шпатлёвкой стен, работой тяжёлой и грязной. В одной руке у него был большой шпатель с полукилограммом шпатлёвки, во второй – малый шпатель, им он брал порцию материала, который и размазывал по стене. Во всяком случае, я думал, что он делает именно так, поскольку сам освоил этот вид деятельности, когда работал в строительно-монтажном кооперативе на заре перестройки. Как оно происходило на самом деле, я не видел, так как не имел свободного времени, сразу после копания ямы, был послан на копание канавы.
 
Судя по всему, каблан остался доволен моей работой; во всяком случае, в пятницу днём, когда мы закончили работу и собирались ехать домой, он отвёл меня в сторону и сказал, чтобы в воскресение с утра я ждал на том же месте в тот же час, - «А Серёжа не надо, не приходит пускай», и чтобы я передал это своему товарищу. Я был до глубины души оскорблён вероломством нашего с Серёгой первого работодателя, мне стало тошно от его коварства, и я принял решение не ходить в воскресение к этому прохиндею.
В результате, в воскресение мы снова стояли перед перегородкой и милой дамой, восседающей за ней. Теперь Сергей не дожидался провокационных вопросов и прямо с порога заявил, что он умеет и любит говорить на иврите, а так же может читать. Лучезарно улыбаясь, милая дама спросила нас, умеем ли мы ещё и писать, будто бы по нашему уровню владения устной речью не было видно, что не то, что писать, но и читать мы можем с большим трудом, как бы мы не старались убедить в обратном. Но желание больше никогда не видеть каблана – обманщика заставило меня собрать всю мою волю в кулак, поступиться принципами и заявить, что да, я писать умею.
Пока Серёга соображал, я уже получил направление на работу на склад – холодильник фирмы «Штраус», который хранил и охлаждал все те вкусные йогурты, творожки и салаты, на которые мы с Серёжей облизывались в магазинах, считая их слишком дорогими для нас. Мы вообще тогда вели очень экономный образ жизни. Покупали на неделю пару коробок самого дешёвого «Корнфлекса», самые дешёвые сосиски, есть которые можно было только с голодухи, хлеба – молока, в пятницу на рынке покупали овощи. Фрукты считались нами буржуазной роскошью и не входили в холостяцкое меню. Холодильник, любезно предоставленный нам хозяевами квартиры, работал почти исправно, кондиционера в хате не было, но всё это казалось нам малосущественными недостатками. Несколько напрягало отсутствие стиральной машины, но и эту проблему мы решили, притащив с улицы выставленный за ненадобностью американский агрегат двадцатых годов выпуска. Стиралка не имела нагревательных элементов, так что мы стирали в холодной воде, довольствуясь тем, что имеем.
На следующий день мы пошли на работу уже врозь. Не помню, куда отправился тогда Сергей, а я на перекладных добрался на окраину города Петах–Тиква, в центре которого мы жили, в промзону, где и находилось моё новое место работы. На складе я проработал восемь дней, ровно до тех пор, когда закончился очередной арабский праздник, и надобность в моих услугах отпала. За этот период я выяснил, что действительно могу читать на иврите, это оказалось не столь трудной задачей, особенно, если слова уже были знакомы. На четвёртый день я уже мог самостоятельно набрать заказ для магазина по заявке, сложить всё необходимое на поддон и вывезти к тем воротам, от которых заказ должны были забрать.
Это очень меня ободрило, тем более, что, работая на складе, я получил доступ ко всем тем вкусностям, о которых только мечтал в магазинах. Первый раз я поступил, как типичный совок, тайком сняв с поддона упаковку сыра «Камамбер» и сожрал её, давясь от страха, что меня застукают. Никто меня не застукал, но и кайфа я не получил, сыр оказался очень на любителя. И только на третий день мне объяснили, что во время работы я могу пробовать всё, что есть на складе, но не вынося за его пределы. Ну, тут как в известном анекдоте, как пошла мне карта, как пошла… К концу недели я уже смотреть не мог на всё то, о чём недавно так мечтал.
А в конце недели со мной произошёл курьёзный случай: пятясь от наезжающей на меня телеги, я ногой влез в сложенный для кого-то заказ, раздавив при этом несколько йогуртов и творожков. Отчаяние моё не поддавалось описанию, я представил себе, как меня с позором изгоняют с работы, вычтя из зарплаты стоимость испорченных продуктов, что мне опять придётся идти работать на стройку, в жару и пыль, многое я тогда себе представил, и всё это, судя по всему, было написано на моём лице. Неожиданной оказалась реакция окружающих меня сотрудников склада. Вместо язвительных упрёков в мой адрес, я услышал ироничное «Что такое, подумаешь, творожки пропали, не волнуйся, сейчас заменим». В течении пяти минут уничтоженное моими ботинками было заменено, и до конца дня, каждые десять минут кто-то подходил ко мне и говорил что-то успокаивающее. К сожалению, срок моего пребывания на этой должности скоро истёк, вернулись постоянные работники, но свою первую относительно долговременную работу в Израиле я запомнил на всю жизнь.

Чудесным образом Сергей остался без работы одновременно со мной, теперь то я понимаю, что он, как и я, замещал арабских братьев на время их праздника, и был уволен тотчас же после возвращения тех на работу. Нам снова нужно было искать себе источник заработка. Идти в бюро мы не хотели, было подозрение, что там нам предложат опять временную или особо неприятную работу. Тогда мы вспомнили, что в кибуце нам обещали помочь с трудоустройством, был там один аргентинец, с которым мы не то, чтобы подружились, но отношения сформировались довольно тёплые. По его подсказке мы отправились в кибуц Нахшоним, что в переводе означает «Пионеры».
Как выяснилось, к пионерам он нас отправил по той причине, что основная масса членов этого кибуца была представлена выходцами из Аргентины. Мы прошли общее собеседование, нам показали завод, основной продукцией которого были автомобильные радиаторы. Потом с нами ещё немного пообщался мастер, и тут Серёга сделал кардинальную ошибку, спросив об окладе жалования. Как потом выяснилось, такие вопросы - как серпом по ниже талии для израильтян, а для кибуцников – в особенности. Короче, не знаю, что послужило главной причиной, то ли некорректные вопросы, то ли недостаточное рвение в работе, но через две недели испытательного срока меня оставили, а Серёгу попросили вон.

Я сегодня уже не помню, чем занимался Сергей после ухода от пионеров, он вроде бы, закончил какие-то курсы логистики, работал на каких то складах. Суть не в этом. Через полтора года он собрался вернуться обратно в Россию, к себе на родину. Ну не мог человек оставаться больше один в этом еврейском местечке девятнадцатого века, расположенном на ближнем востоке века двадцатого, как охарактеризовали Израиль в очередном выпуске журнальчика «Беседер».
И Сергей стал готовиться к отъезду. Понятно, что возвращаться к развалинам Союза без денег в кармане было стрёмно. Там у него осталась жена, с которой он вёл не слишком оживлённую переписку. За тот период, что мы прожили на исторической родине, ни он, ни я палат белокаменных не заимели, да и с деньгами всё обстояло не лучшим образом. На счету в банке у Сергея было порядка полутора тысяч шекелей, и тот факт, что это были Новые Израильские Шекели, ничуть не увеличивал их количество. Ибо, как нам было известно, на развалинах одной шестой части суши в ходу были как раз доллары, а долларов, если пересчитать из шекелей, оказывалось всего 600 – 700, не более.
Я принял самое живое участие в судьбе моего товарища, мы с ним рассмотрели тучу вариантов быстрого обогащения, не обошли своим вниманием даже пятьсот относительно законных методов сына турецкоподданного, потомка янычар, Остапа. Итог был печален, из всех вариантов быстрого обогащения, относительно законным оказался только один – подписывать банку гаранты для мечтающих обзавестись жильём. Для человека, уезжающего из страны, это ничем не грозило, прижать в случае чего могли только того, кто находился в пределах досягаемости. И Сергей занялся раздачей подписей. За каждую подпись он получал от трёхсот до пятисот шекелей, в неделю получалось около тысячи. Если учесть, что на основной работе я тогда зарабатывал две с половиной тысячи в месяц, то выходило не так уж плохо.
Объекты для гарантирования Сергею подсеивали какие-то ухари, не желающие зарабатывать на жизнь праведным путём и открывшие контору «помощи для отъезжающих». Ещё они предложили Сергею вариант с кредиткой, когда за несколько дней до отъезда в кредит покупается куча всякой дорогой электроники, продаётся процентов за пятьдесят, а наличку честно делят между высокими договорившимися сторонами. И уж совсем на закуску, моему товарищу предложили продать машканту, так в Израиле называют ипотечную ссуду на квартиру. Там механика была посложнее. Нужно было оформить специальные банковские документы, подтверждающие право на получение льготной ссуды, найти квартиру, заключить договор о покупке, затем оформить саму ссуду, дождаться перевода денег, вступить в право собственности, после чего передать право распоряжаться квартирой лохотронщикам, в обмен на три тысячи зелёных. И срочно валить из страны. При таком варианте Сергей лишался возможности когда-либо, если придётся вернуться в Израиль, купить себе жильё на льготных условиях. А в случае, если на квартире повиснут долги, то это были бы его долги, и ему пришлось бы их выплачивать. Но жажда наживы уже заглушила голос разума, мой меркантильный друг решился на эту афёру и начал оформлять документы.
И вот тут началось самое интересное. Как оказалось, лохотронщики на святой земле в то время плодились почкованием с неимоверной скоростью, как мухи дрозофилы; попав по объявлению в газете к коллегам своих первых поставщиков заказов на подписантство гарантов, Сергей услышал от них оригинальное предложение. «Новыми» лохотронщиками ему было предложено кинуть «старых», которые должны были провести всю сделку по покупке квартиры, рассчитывая на жирные дивиденты. По логике новых друзей, Сергей должен был не дожидаться перевода денег на свой счёт, а забрать в банке чеки для передачи их продавцу квартиры. Понятно, что по дороге к продавцу чеки должны были быть обналичены, Сергею вручался билет на ближайший рейс куда-он-там-скажет, и он уматывал бы из жарких палестин, став богаче на пять тысяч вожделенных американских тугриков. Жажда наживы не дала Сергею просто отмахнуться от слишком заманчивого предложения, он согласился.
Процесс пошёл. Сергея познакомили с его внезапно нашедшимся двоюродным братом, вместе с которым он должен был покупать квартиру. Их попросили подписать долговую расписку, кажется на сто тысяч полновесных израильских шекелей каждого, просто так, исключительно с целью получить автограф на память. Потихоньку подписывались гаранты, приближался срок отъезда. Но у специалистов по разведению доверчивых израильских банков на деньги что-то не клеилось. Один банк не одобрил сделку, так как цена квартиры не соответствовала запрашиваемой сумме, в другом придрались к гарантам, в третьем ещё что-то не срослось. В итоге, подсобрав некую сумму в твёрдой американской валюте, потеряв терпение, да и слегка побаиваясь последствий афёры, Сергей не стал дожидаться окончания первой части второй картины марлезонского балета, сел на самолёт и отбыл в дальние края.

Не прошло и недели после отбытия несостоявшегося квартировладельца, как в бывшей нашей с ним общей квартире, где теперь жил я один, поскольку Леонид был уже в армии, и где-то на границе сектора Газы гонял обкуренных подростков – камнеметателей, стали раздаваться телефонные звонки от обманутых обманщиков, жаждавших повидаться со своим милым другом. Вопросы разнообразием не отличались, главная тема заключалась в следующем: «Где он, как его найти, когда вернётся, да мы его, да мы тебе, да ваще…». Но я твёрдо стоял на своём и не выдавал страшной тайны, отвечая им кратко, сжато, остроумно, характерно для меня (чужое, автора не помню): «Идите нах, ребята, не в Москве, чай, тут вам быстро рога поотшибают, тока суньтесь…» Так продолжалось недели три, потом я съехал из этой квартиры, переехал в другой город. Работал всё на том же заводе, куда мы с Серёгой ходили устраиваться вместе, у пионеров. И вот, однажды вечером, когда вновь зазвонил телефон, я опять приготовился к обмену мнениями с потомками Шуры Балаганова, подумав, что они нашли меня на новом месте; мне никто не звонил, знали про мою «любовь» к телефонной болтовне. Но из трубки донёсся хорошо знакомый мне голос Серёги, который через наших знакомых разузнал мой новый номер. Сразу после «Привет от старых штиблет», такая у него была манера здороваться, он сказал: «Брат, выручай, шли деньги на билет, я возвращаюсь».

Ну что тут поделаешь, каждый сам вышивает на полотне бытия узоры своей судьбы. Я не мог отказать товарищу; через два дня, подъехав в аэропорт Бен-Гурион, я полчаса уламывал какую-то российскую туристку, летящую в Серёгин город, передать ему обратный билет, купленный мною для него. Почтенная дама в конце-концов согласилась, и, где-то в недрах женского туалета, заныкала контрабандный конверт под платье. Я этого, конечно же, не видел, но Сергей утверждал по возвращении, что когда он получил от неё билет, тот был в совершенно непотребном состоянии, создавалось впечатление, что конверт с билетом тщательно пережёвывали все голодные коровы от Балтики до Каспия. Долго ли, коротко ли, но через некоторое время Серёжа добрался до моего нового места жительства, мы отметили это дело, к тому моменту я уже не экономил, как в период нашего совместного проживания, мы выпили бутылку черносмородинового «Абсолюта», сожрали всё, что я прикупил, готовясь к встрече, настала пора беседы.
Беседа очень быстро превратилась в монолог. Сергей поведал мне, что его первая жена, к которой он стремился вернуться, как выяснилось, не очень то его ждала, что тех тугриков, что он привёз, жене и тёще показалось слишком мало, и они даже упрекнули его, что, мол, не всё привёз, оставил часть за бугром… Семейной идиллии не получалось, постоянные упрёки Серёжиного настроения не улучшали, он стал огрызаться. В общем, в какой-то момент прозвучали слова - « Если ты так себя ведёшь, то мог бы и не приезжать». И вот, он здесь…Сергей прожил у меня месяц, потом нашёл работу на севере, уехал туда жить. Через некоторое время мы случайно встретились в ресторанчике Сбарро, куда он приехал со своей девушкой. У них всё было хорошо, друзья - лохотронщики его более не донимали, работа его вполне устраивала, он даже слегка растолстел. После этой встречи мы не виделись с ним четыре года.

 В следующий раз судьба свела нас в совершенно неожиданном месте. Дело в том, что в городишке, где я проживал, в продажу внезапно были кинуты квартиры, которые до того не продавались по политическим причинам. Цены на них были существенно ниже средних на рынке недвижимости, и я решился на покупку жилья. Каким-то образом Сергей тоже прознал об этом, и мы оказались в одной очереди в банке, который предлагал самые выгодные условия кредитования. Оказалось, что Серёгины ужимки и прыжки, связанные с подписантством гарантов, не прошли ему даром. Два банка уже отказали ему в выдаче ссуды, мотивируя это именно большим количеством гарантийных обязательств. Вот тогда он понял, как ласково обошлась с ним судьба, когда не сложилась афёра с продажей машканты. В том банке, где мы с ним встретились, то ли не обратили внимания на его прошлые похождения, то ли не получили соответствующей информации, но ссуда ему была выдана, и примерно через месяц мы вновь стали с ним соседями, только на этот раз не по квартире, а по подъезду. Волею судьбы мы купили квартиры в одном доме, хорошо хоть, что на разных этажах, я на третьем, последнем, а он на втором, прямо подо мною.
Теперь, если мне нужен был собеседник, понимающий в шпатлевании стен или в вопросах банковских гарантий, я просто стучал по трубе, высовывался в окно и кричал вниз: «Эй, возвращенец, дуй сюда, у меня «Абсолют» есть».

 Долго ждать не приходилось.