Три дня на подготовку. Глава 3. В путь так в путь!

Вопреки всем своим ожиданиям Хант был еще жив. Видно, на Земле он никому не нужен даже мертвый. Иначе как объяснить то, что на следующее утро на рецепции в подъезде его ожидала, переливаясь перед изумленными глазами вахтера разноцветными гранями, пирамидка с известным каждому мальчишке названием «Калиф на час», наделяющая владельца почти неограниченными возможностями – ровно на двадцать четыре часа? Красная грань содержала в себе суперключ – код к любой из существующих на Земле компьютерных программ. Все системы связи, информации и материальных ресурсов имели на терминалах соответствующий красный треугольник, и достаточно было совместить с ним эту грань пирамидки, чтобы получить в свое распоряжение любое знание или орудие. К примеру, секретный протокол о намерениях, подписанный Высшим Советом в прошлом году на Альдебаране, или «Скорпион-31» с полным боезапасом и полным топливным баком.

Зеленая грань пирамидки открывала Ханту возможность беспрепятственно посетить любое место или учреждение. Скажем, этот суперпропуск разрешал проходить на Дальний Космодром, минуя всякий контроль. Ханту всегда хотелось вот так подняться на седьмой ярус Космодрома и, бросив небрежный взгляд на затянутого в зеленый комбинезон Стража Границ, уверенным движением руки закрыть пирамидкой злой глазок турникета. И чтобы при виде этого у самого Стража глазищи вылезли на лоб.

Впрочем, синяя грань пирамидки, содержащая в себе микрокарту маршрута, позволяла осуществлять свою свободу только на заранее запрограммированной космической трассе. В данном случае – в направлении Ластика. Вот незадача! А то бы рванул в противоположную сторону от Андромеды, пока топлива хватит.

…Хант подбросил пирамидку на широкой ладони, подивился на мягкое мерцание вспыхивающих откуда-то изнутри искр и вставил ее туда, где ей надлежало быть – в гнездо терминала на пульте управления. Пусть лучше будет здесь, если подведет память в системе автопилота. Даже если лететь на Ластик, не стоит блуждать в Дальнем Космосе – сдохнешь со скуки.

Теперь, когда десяток парсеков уже отделяют тебя от Земли, вчерашние мучительные проблемы становятся ничтожны и смешны. На соображения престижа Хант давно махнул рукой, но все-таки в свое время поскрипывал зубами от злости, думая, что Халлен или Боровский могу позволить себе пострелять вволю в Астраханских джунглях или в подводных пещерах Маркизских островов, а на его долю остаются лишь вечерние прогулки по Манхэттену. Ну, не может он выложить пятьсот монет в час за аренду оружия и еще по сотне за каждый выстрел, а потом месяц жевать синтетические макароны и ездить в подземке. А та легальная нудятина, которую предлагают парни из рекламы мыследействия, ему давно обрыдла. Сопляков, балдевших от кассет типа «Риск – роковое ремесло 4», он презрительно называл «садисты-онанисты». Человек, хоть раз побывавший в настоящей потасовке, всегда с ходу распознает подделку. Сценаристам из Мыследействия надо бы больше работать на натуре, так нет, халтурят, высасывают все из компьютерной мыши. Смерть вовсе не так красочна, ребята, вовсе нет. Пуля от кольта не рвет одежду на входе, а оставляет аккуратную круглую дырочку, из которой и кровь-то толком не идет. А все эти хитроумные фальшивки типа пороховых капсул на стальной пластинке, от которых рубашка трескается как корка на пироге и ампула с краской лопается и сочится как малиновый сироп, ничего, кроме брезгливо-гастрономических ощущений не вызывают. Это еще выходное отверстие так сымитировать можно, а входное – нет, не получится. Пусть даже иногда эти поделки здорово похожи на правду.

То, что Страж у турникета лишь окинул Ханта пустым взглядом и отвернулся, чтобы глотнуть ананасового виски из здоровенной бутыли с ручкой, следовало воспринять как личное оскорбление. «В кои веки дорвался, так никакая тварь и внимания не обратит, едрена мать! – выругался Хант про себя, рассматривая этикетку на бутылке, где у белой лошади из-под высоко задранного хвоста сыпались ананасы. – Чтоб у тебя ананас в заднице застрял, - добродушно порекомендовал он Стражу и двинулся ко второму причалу. Там обычно швартовались средние крейсера, на которых ему приходилось летать чаще всего. В самом деле, не брать же ему гражданское корыто типа «стрекозы» или «тарелки», как сделал Сен-Марк. Изучать торговые коды или исследовательские позывные уже недосуг, вся эти интеллигентская маскировка ему вообще не по нутру, да и не выйдет у него с этим ничего, вон какие асы засыпались, специалисты по контакту, а ему тем более ловить нечего. Хорошенький маневренный крейсерок, это тебе, конечно, не «Скорпион» или «Отчаянный» с антиядерными излучателями, но тоже для настоящих головорезов – и скорость, и огневая мощь, и гравитационные щиты – только размером поменьше и дальность ограничена, и даже второй пилот не нужен.

На самом краю причала, прижатый магнитной присоской, висел и покачивался, как пистолетная кобура на поясе, старый знакомец Ханта, серо-синий красавец-корабль. Хант даже присвистнул от удивления, окидывая взглядом тщательно заваренные выбоины и сглаженные ожоги на термоброне немало повидавшего бойца. Кто-то словно специально поработал над «Бешеным Шакалом», готовя его к рейду. Хант оглянулся вокруг, не в силах избавиться от тревожного ощущения, что за ним наблюдают, но причал был пуст. Только в далекой высоте темнеющего неба мигали огоньки гражданского лайнера, идущего на посадку. - Ну, давай, парень, давай, - подбодрил он сам себя, и керамометаллические плиты настила звучно ответили подошвам его тяжелых башмаков.

И вот он уже сидит за пультом, забыв про взлетные перегрузки, и наблюдает, как неласковая Андромеда растет на экране, которому, конечно, далеко до того, что в кабинете Халлена, но тоже вполне подходящем. Впрочем, Хант всегда выбрасывал из головы всякие подобные нюансы и включал рулевое управление только на подлете к цели. А до нее, понятное дело, пилить не меньше недели. Так что он посидит еще пару часиков, а потом залезет в камеру псевдосна, синхронизирует его с автопилотом и задаст отчаянного храпака.

Грегори Хант, профессиональный киллер-поисковик, ко всему прочему был, когда не выпьет, трезвый малый. Он прекрасно осознавал, что разведчик высокого класса из него не получился. С его интеллектуальным коэффициентом его должны были уволить сразу после Андромеды, где он тогда с дуру лез в самое пекло вместо того, чтобы создавать компьютерные помехи на безопасной дистанции, уводить лазерным лучом ракеты противника от цели и нащупывать почву для переговоров. Конечно, его тупость ошарашила космических пиратов и позволила ребятам накрыть их командный пункт, но отвлечь внимание мог бы и андроид. Хотя нет, за андроидом бы так охотиться не стали. Он ведь заложником служить не может, а здесь они из нор-то повылезали. Однако брать Ханта живым – это как арканить ковбойским лассо носорога – никогда не знаешь, кто кого поймал. Сен-Марк здесь не оплошал и даже рассчитал так, чтобы не вытряхнуть из Ханта те немногие мозги, на которые расщедрилась природа. Правда, с тех пор Ханту стало казаться, что если у него мозгов и не поубавилось, то уж встали они в такую позицию, которую и Кэрол, и Джин, и Хетти единодушно категорически отвергали, ссылаясь на его, Ханта, аномальные мужские достоинства.

Хант поискал в ящике под панелью управления коробку сигар, одним мощным движением челюстей откусил пружинистый кончик, щелкнул зажигалкой и почувствовал на языке терпкий и пряный аромат неизвестного ему табака. Да, было время, когда дорогая сигара, хорошая выпивка и грудастая бабенка были способны скрасить его досуг, но теперь это туфта, жвачка для безработных и малолеток. Стив Кентукки, его прежний шеф, когда-то втолковывал ему, что вкус настоящего скотча начинаешь чувствовать только после тридцати, не раньше. Бедняга Стив! Сегодняшних тридцатилетних не колышут эти глупости, в моде другие забавы. Цены на алкоголь, наркотики и секс после снятия таможенных барьеров внутри Звездной Ассоциации упали так низко, что все удовольствия запросто получить даже на пособие по безработице или студенческую стипендию. Вот они, плоды экономической интеграции: доступные цены так снизили уровень моральных ограничений, что их нарушить стало практически невозможно. Прогресс медицины только добавил бензину в огонь: одна таблетка нейронуклеина на месяц избавляла человека от риска заболеть, забеременеть, схватить белую горячку, привыкнуть к героину, умереть от инфаркта или инсульта. Старик Кентукки так и не узнал, доживая последние деньки в госпитале для ветеранов, что Пен Линь в это время проводит последние испытания своего универсального препарата. Открытия китайского профессора перевернуло медицину и открыло простор для культивирования человеческой безответственности.
На седьмом курсе Хант полностью вкусил прелестей безвредного аморализма. Интегалактические рынки переполнились самыми экзотическими и сильными наркотиками, под влиянием которых человек превращался в разнообразных зверей и гуманоидов, путешествовал в другие миры, умирал и воскресал, перевоплощался в Будду, Мухаммеда, Христа и Сатану, углублялся в толщу времен и воспарял в далекое будущее. Ночные дискотеки плавно превращались в многолюдные полисексуальные групповухи с участием малолетних детей и животных, нудизм и садомазохизм стали рутиной, а некрофилия – забавным дополнением к вышеперечисленному. Государственная монополия на алкоголь и табак потерпела крах, и продукция, полученная из сотен виноградных мутантов и инопланетных плодов, захлестнула все поры социального организма пьянящим и бурным потоком.

На пятый год этого непрерывного оргазма люди ощутили первые признаки пресыщения. Продажи нейронуклеина резко упали: люди захотели всей полноты ощущений, и на какое-то время потребность регулярно переживать ломку и похмелье стала столь же настоятельна, как и мазохистское желание слегка помучиться от гонореи.

Пен Линь едва не обанкротился, но затем добился в Сенате поправки к Конституции, согласно которой нейронуклеин объявлялся обязательной добавкой всех пищевых продуктов во имя здоровья человечества. Наслаждения окончательно обезвредились и превратились в общедоступную повседневность. Жизнь потеряла всякий смысл; труд, и без того утрачивающий материальный стимулы в обществе всеобщего благоденствия, вообще вырождался, а художественное и научное творчество ускоренно катилось к неизбежному упадку.

Спасение земной цивилизации, как это обычно бывает, стало задачей радикально мыслящих военных. Однажды в тихий зимний вечер программа новостей началась выступлением некоего адмирала Космофлота, которого до этого почти никто не знал. Адмирал, бесстрастно глядя в объектив, сообщил, что Сенат добровольно сложил с себя полномочия высшего органа Звездной Ассоциации и передал их Комитету Реконструкции. Комитет, продолжал адмирал, берет на себя всю полноту заботы о безопасности и благоденствии граждан и обязуется вывести земную цивилизацию из кризиса.

Первым декретом нового правительства профессор Пен Линь был объявлен врагом народа, все запасы нейронуклеина уничтожены, а технология его производства запрещена. Такой же судьбы удостоились алкоголь, табак, наркотики; внебрачные половые связи и сексуальные отклонения стали жестоко преследоваться, а количество свободного времени резко сократилось благодаря введению трудовой повинности. Борьба с преступностью приняла такой угрожающий размах, что на улицу вообще выходить не хотелось. Продажа оружия частным лицам превратилась в древнюю легенду, все увеселительные заведения позакрывались, за мелкое хулиганство и посягательство на личность грозило пожизненное заключение или смертная казнь. Военные, туго натянув вожжи власти, готовились на полном скаку въехать в счастливое будущее и взять население с собой.

Поражение Комитета Реконструкции пришло оттуда, откуда не ждали. На Земле и соседних планетах последние сто лет все производство полностью перешло на автоматизированный режим. Его контролировали самообучающиеся компьютеры, устройства которых никто даже из специалистов уже не знал. Когда же на заводы и фабрики хлынули толпы трудообязанных, компьютеры слегка посопротивлялись, но потом дали решительный сбой. Производство стало. Под угрозой оказались даже резервные системы коммуникации. Через три дня всеобщая трудовая повинность была отныне и во веки делегирована машинам, а людей вернули к тому, что некоторые из них все еще умели – к самовыражению и наслаждению. Пен Линь вышел из тюрьмы и вошел в состав правительства.

Постепенно идя на уступки, Комитет Реконструкции твердо отстаивал последний бастион – борьбу с преступностью. В особенности с преступлениями против здоровья людей. Человеческое поголовье быстро вырождалось. Программа лабораторного оплодотворения и клонирования с треском провалилась – ее мог осуществлять только высокоорганизованный компьютер, который был не в состоянии удержаться от совершенствования людской породы. Одну планету в Альфа Центавра уже заселили выращенными сверхлюдьми. С их способностями воспринимать весь спектр электромагнитного излучения и произвольно синтезировать элементы нечего было делать среди обычных, несовершенных сапиенсов.
Именно поэтому все виды огнестрельного и холодного оружия оказались под тотальным запретом. В подземных казематах органов безопасности, конечно, хранился запас оружия, но его выдача проводилась, за редчайшим исключением, только при посадке войсковых подразделений на космолет, следующий за пределы Земли.

Так оружие превратилось в единственный дефицит, а убийство – в единственное запретное действие. Контрабанда оружия и покушение на человеческую жизнь наказывались пожизненной изоляцией. Через пять лет уровень этих преступлений стабилизировался, а еще через пять пошел на снижение. Комитет возвестил о наступлении Эры Всеобщего Безопасного Благоденствия и самораспустился. Его члены оговорили себе единственную пожизненную привилегию – сохранение личного именного оружия, полученного за храбрость в бою.

Усилием воли Хант отключил историческую программу мыслевизора, которая транслировалась в первый день полета, чтобы путешественник помнил, из какого райского уголка он улетает. Раскуривая потухшую сигару, он налил на донышко стакана искрящегося сиреневого напитка, полученного из паховых желез бронтозавра. Геноинженерный синтез этих и других огромных доисторических животных решил продовольственную проблему на Земле еще в прошлом столетии. Пить эти ароматные помои, впрочем, не хотелось. Хотелось взять в руки крупнокалиберный пулемет и разнести все окружающее. Но чтобы достать его из турели, надо пойти за инструментом, залезть в суперскафандр, а потом еще и потеть с полчаса. Хант ограничился тем, что со всего маху засадил тяжелым хрустальным стаканом в экран, где зловеще полыхала Андромеда. На душе полегчало, как в мочевом пузыре, когда освободишься от двух литров выпитого пива.

Внезапно голова Ханта словно раскололась от поразившей его мысли. Ведь у него в руках игрушка почище пулемета! «Бешеный Шакал» способен в умелых руках минут за сорок превратить в пыль город со стотысячным населением. Двести тысяч чертей! Вот будет потеха! И пусть только кто-нибудь попробует ему помешать.