Прислуга!

Жож, или Женя по-русски – все в ней было веселым, блестящим, хотелось трогать, перебирать как четки - смуглые локти, широкие розовые ладони, черные плутоватые глаза, быстрая картавая речь – жж, жж – только и слышалось из кухни. Жж, жж – по телефону. Жук какой-то, а не женщина. Голова черноволосая, блестяще лаковая, короткое каре. Мы были у нее десять минут всего, но она, вспышкой сверкнув в проеме дверей, у ванной, на корточках рядом с обувным ящиком, успела меня смутить по нехорошему. Под ложечкой тревожно засосало. Ну, вот как дают гудок на пароходе – и все, можешь не прыгать, трап уже убрали.
Ее черная растянутая майка, дурацкие шорты, вырезанные из джинсов, ненавижу это, как будто нельзя купить аккуратные шортики со строчкой, ее ореховые крупные колени – все было домашнее, настоящее. Даже ее пальцы на ногах, cмешно растопыренные в сланцах, как будто дразнились – на тебе, на. Большой палец ноги торчал вверх, показывая «во как». Она вся орех роскошный.
А я кто? Домашний зверек. Посадили - сиди. Поставили - мешай ложечкой. Положили – будь послушной. Мы зашли с моей хозяйкой отдать их кошке корм, они заказывали, и я стояла у самой двери, пока вышел муж с сонной девочкой на руках, выпрыгнула сама Жож из одной двери, из другой – их кошка огромная. Много всех, все черно-белые, но одна она цветная. «Жож, поставь коробку за обувь», - сказал муж и вышел, слегка толкнув ее бедром. Я заметила все.
Понятно было, что не увижу ее больше, не судьба. И с этим-то кормом, это просто случайность. Хозяйка могла не взять меня с собой. Просто она когда-то работала с тем мужем, вот ее и попросили передать, из Эстонии откуда-то возят, хороший очень, говорят…
С хозяйкой, города ж совсем не знаю, шла не отставая, глазом уцепясь за ее плечо в пиджачке оранж. И горлу горячо было, и глазам, вот она мне как блеснула смуглой кожей ореховой, зубами, улыбкой рассеянной, да и всей радостью и наглостью счастливого человека. Мы шли через подземный переход, в жаркой злой толпе, где тебе звезданут по ноге сумкой на колесах и ах не скажут, но я помнила, где была только что. И унесла с собой.
Хозяйка такая добрая, купила мне пару фуболочек и сумку новую. Мне так хотелось тушь, помаду и хотя бы маленькие тени, но хозяйка краситься не разрешала, наверно, чтобы я не пачкала ее белье. Запрет краситься и оставлять следы относился только ко мне. Ей-то можно было все. Когда выходишь в магазин, надо смотреть, чтоб помады не было шее, все такое. И чтоб на кухне все было вымыто, если увидит залапанный стакан, держись. За три года научишься понимать привычки человека. Дома она сходила в душ и мне повела подбородком. Я принесла ей активиа, сыр, попить, вымылась сама. Стояла, знала, что это баловство, ужинать она потом потребует. У нас разница почти в пятнадцать лет, но она следит за собой сильно, качается. На сорок не тянет, мышцы стальные, без живота, только вот волос на голове почти нет, ежик седой и все. Она искоса поглядывала на телевизор, разглаживала крем на руках, потом их так сцепила, как здороваются… Ну, ясно. Я робко чмокнула ее в коленку и начала.
Она почти не разговаривала со мной, но я ж догадываюсь по рукам.
Не знаю, что на нее нашло, но бесилась часа два, измотала меня в такую-то жару. Потом я пошла на трясущихся ногах готовить, а она заснула. А я стояла с подносом и смотрела в окно. Что-то было хорошее, но что. Эта заказчица с кормом? Жож.
Наверно там, вдалеке, где их большой дом в спальном районе постепенно затихал и засыпал, она все еще плавала по своей огромной квартире между мужей, дочкой, котом, она плавала как рыбка в аквариуме, шлепая сланцами, виляя хвостиком.

***

За три года первый раз куда-то вышли!
Лидия Алексеевна, а для меня с первого дня хозяйка, взяла в гости. Так вот зачем новые футболочки. Но я все равно смотрелась жутко. Простецкие джинсы старили ярко-алую футболку, да еще коса эта, которую хозяйка не разрешала стричь. Сидела как манька с этой косой, эх. Были там две экстремалки с бритыми головами, которые целовали друг друга в грудь, что-то не знаю, вроде напоказ, но в целом гости были похожи на обычных людей, не вымахивались. Пили, танцевали. А мне хозяйка сунула в руки стакан с тоником и все, больше ни-ни. Оказался рядом худущий тип с запавшими глазами, с длинным хвостом и в клетчатой рубахе.
- Это откуда же у нас такие щечки? – спросил у воздуха, сюсюкая точно с малой.
Хозяйка подошла, руку положила мне на шею и потрепала, как собаку по загривку. И посмотрела - завянешь. Худущий скислился:
-Мадам!.. – И ушел.
Все всем было ясно. Только непонятно, что я такого сделала. И что хотел тот тип. Может ничего такого! Просто… Я вертела стакан, в зеркале видела свои толстые красные щеки. Хотелось провалиться куда-нибудь.
- А ну-ка, - сказала хозяйка, - марш домой.
Вызвала ей такси, а она пьянущая уже. И пока ехали домой, она заснула. Водитель-то глянул, как я с ней мучаюсь, помог до лифта довести.
- Не позавидуешь с мамашей, девушка…
Ой, чтоб ты понимал. Когда прежняя хозяйка меня выгнала, я даже не знаю за что, мне пришлось всю ночь под дождем ходить, да снова в тот же подъезд идти. Не могла на вокзал без паспорта. На ступеньках просидела, до полной простуды. Утром она меня нашла, мокрую, грязную всю, зареванную, привела в нормальный вид, полечила и стала звонить. Что не так ей сделала? Прибиралась, готовила, в супермаркет бегала, ласкала. Спросила денег, помню – так та зашлась от гнева. Кто, мол ты такая. Да никто. Прислуга, так ведь и прислуге надо жить… В общем, приехал мужик и отвез. А паспорт они мне даже не показали. Вторая хозяйка даже регистрацию временную сама сделала. Так что, если бы не Лидия Алексеевна, где бы я была? На улице была бы. Молчи, таксист. Молчи, как я молчу.

***

Хозяйка за границу в Евротур поехала, велела знакомым помочь пока.
Почему не оставила меня дома, не понимаю. Хоть бы три недели я одна тихонько побыла. Это какое счастье - хвост не заносить каждый день. Может быть, боялась мне квартиру доверять? Но она раньше уезжала в командировку, так я же ничего. Никого не приводила, никого практически не знаю, города не знаю, только продукты, мини-рынок и прокат дисков.
-Поехали, цветы перевезем.
А их десять ваз, не считая напольной. Цветы привезли на квартиру Жож, распихали на лоджии. Нам помогал ихний муж Самвел, имевший привычку дома ходить тоже в шортах и голым до пояса.
А мне указали спать в детской, надувной матрас шикарный поставили. Толстая их девочка Марьяна не могла в садик ходить, болела, раньше с ней сидела мать Жож, теперь, когда матери той не стало, а эти допоздна работали, девочка осталась на меня. Бедненькая, нервная до чего, ночью на горшок не вставала, приходилось будить ее, уговаривать. А то расплачется во сне, квелая, слезки от глаз за ушки текут, возьмешь ее – глаза прям щелочки, обнимает ручками и вздыхает с дрожью. Ой, существо. Чего ж так взросло-то страдать, не рано? К ней еще медсестра ходила массаж делать, потом стала и я стала делать, научилась.
Я ей шепчу – тебя как звать? Она мне тоже шопотом – Маляна. А тебя? Я ей шепчу – Ок-са-на. Она повторяет – Асана. Асана пит, Маляна пит. Тихо, тихо.
Почему, ну почему меня хозяйка не оставила одну? Подсунула к чужим людям. Я боялась их, хотя они мне говорили «вы»: «Вы не берите заморозку, лучше свежие овощи», «Оставьте мусор, завтра утром вынесем сами».
А я сама себе не верила, что попала так близко. Старалась мимо Жож не ходить. Меня просто жаром обдавало, ну как от горячего пирога. Интересно было, что-то про нее узнать, я, когда прибиралась, рассматривала ее книжки, журналы. У хозяйки везде лежат «Караваны истории», «Космо», у этой - стихи. Блин, что ж я не понимаю в них! Сдается, это полное дерьмо, зачем на них люди тратят время? И еще всякие отдельные листы лежали. Парнок какой-то. Тоже стихи? Показалось еще, что она английский знает, может даже переводит сама. А что я? Всю жизнь с подносом? У первой хозяйки прожила пять лет, у второй три. Не за горами четвертак, не учусь, не работаю. Жизнь уходит…Мне вдруг стало жутко, что я не человек, а полчеловека. Хожу такая, одной половиной. Скажут - иди, иду. Скажут - помой, помою. Скажут - ложись… да что я, на самом деле! Работаю круглые сутки, денег не попросить, попросила однажды, получила по зубам… да лучше и не надо, пусть они мне все покупают, в больницу ведут, когда надо. Боюсь я, понимаете.

Жож совсем другая. Бурная очень. В ней дуют ветры. Она столько знает, говорит взахлеб, я ничего не понимаю, только тащит меня, прет от счастья и все…Стоит раз на кухне, сыр лопает всухомятку, а сама шарит в холодильнике. Поздно пришла, часов в двенадцать. Я вошла за питьем Марьянке, говорю:
- Давайте я горячий бутер сделаю. Или омлет.
- Не беспокойтесь, Оксан, - говорит, - спите.
- Все равно проснулась. – И понесла питье-то.
Ну, для меня привычно, сделала ей омлет с ветчиной, с зеленью, запахи пошли.
- А вы со мной, - вдруг говорит она со своей бешеной полыхающей улыбкой.
- Яа-аа?
- А то кто же. Мне много одной.
Я не могла сопротивляться, вилку взяла, но это мне не помогло, куда-то тыкала, тыкала.
- Вы почему всегда молчите?
- Приучена так.
- Но у вас ведь есть свое мнение? Есть. Так скажите.
- Не. Еще попадет.
Она захлопала черными глазищами.
- Я… я с концерта только что. Такие песни! Такая певица классная! Диск вот купила… Послушайте, упадете…
- Вы сами очень классные, - сказала я вдруг.
- Яа-ааа?! – она опять разулыбалась и уткнулась в омлет. - Зато у вас коса…
Я пожала плечами.

***

С этого концерта все и пошло. Она все время поздно приходила домой, Самвел высказывал. Да он и сам –то не очень приходил, и оба они не спрашивали, что с девчонкой, что она ела, как спала... Девчонка дула в кровать по-прежнему.
А тут они доругались до того, что Самвел выскочил в дверь и пошел куда-то, а Жож пошла на кухню хлопать холодильником. Я на цыпочках туда. Она наливала в стакан из бутылки, проливая мимо. Гоо-споди, ну он ее и приложил. Я бросилась примочку делать с календулой, ну, все закипело во мне. Козел, как он посмел… мою рыбку чудесную. И так все время имеет это чудо, а тут еще копытами махать… Тише, тише. Дорогая, не плачь. Я оглядывалась на стук, а это сердце мое стучало на всю кухню…
- Оксан. Я пьяна…Ужасно я пьяна, - бормотала она, еле ворочая языком.
- Ладно-ладно, не плачьте. Пусть идет этот козел…
- Он не козел, это я, я виновата…
- Молчите…
Прибирая ссадину, я слегка поцеловала ей ключицу и кисти рук, она вся пахла пролитой водкой.
- Мы разводимся, это конец, - бормотала она, пока я вела ее в кровать.
Сейчас-то мне никто не мог помешать. Она моя. Ее муж, что он понимает. Начну с ореховых коленок. Возьму ее беспомощную, вялую, трезвая она подралась бы со мной. Все ее уголки отцелую. Все смуглые складочки разглажу. Грудь-то у нее карандашиками, спасите меня… И как же быстро задергалась, что за кошка такая…
«А если я люблю другого…другую…» - бормотала моя любовь. Что? Что она несет? Да нет, так нельзя… Вот если бы сама…
Тянуло низ. Положив ее на подушки, я села на корточки около кровати и стала реветь.

Остальные три дня мы молчали. Я ходила как отравленная. У меня при ее приближении туман вставал перед глазами. А она? Догадывалась ли она, что случилось после ухода Самвела?
Потом приехала хозяйка из Евротура и велела перевозить цветочные вазы.
- Лидия Алексеевна, - картаво заговорила Жож, - нельзя ли еще недельку? Марьянку оставить не с кем…
Хозяйка вроде бы кивнула, я мелко дрожала, прямо задыхалась от надежды. Казнь отложили на неделю. Но что же это была за неделя! Вернулся Самвел. Вернулся молча, ел на ходу, толкал ее бедром. Кровать так стукалась ночью о стену, что я все слышала, и сжимала себя руками. «Асана пит? – Маляна пит…»
А Жож после работы ехала к своей певице. Все продолжалось, машины работали как бешеные, мне совсем не было места в этой жизни. Ну и зачем мне теперь жить?
Когда хозяйка за мной приехала, Жож отдала ей мои деньги, они так всегда делают, расчет между собой. А меня просто поцеловала на том же месте прихожей, где я стояла, когда корм привозили. «Спасибо, Оксан». Вообще не дала понять, помнит ли что!
Мы шли по улице, я держалась взглядом за плечо цвета оранж, города я не знаю, и не хочу знать. Я вот перестану реветь и пойму, почему я такая. Почему другие - люди, а я нет. Почему мне нельзя работать в супермаркете, в салоне, жить отдельно? Может даже, в институт поступить? В школе–то я училась хорошо, особенно по английскому…