Огромный Арсенал

Я, первосвященник Димитрий, всегда отличался неуемным любопытством. Даже сейчас, когда смерть все ближе и ближе подбирается к моей келье, жадно тянусь к новым знаниям. А в молодости мое любопытство просто не знало границ. Я донимал братьев вопросами, пытался добраться до хранящихся у первосвященника древних текстов. Я лазил по таким закоулкам бункера, о которых прочие братья даже не имели представления.
Это сейчас у нас есть подробная карта. Генерал нарисовал ее по памяти. Хорошая была у него память. Хотя, подозреваю, дело не только в ней. Грех, великий грех подозревать самого генерала Кузнецова. Но ничего не могу с собой поделать.
Кто не знает древнюю легенду. О великом генерале, сумевшем спасти древнюю Руситию, победить ее врагов. И мерков, пришедших из-за океана, и людей края Катай. О том, как сокрушил он их всех и загнал на самый край их земель. Но в великой доброте своей не стал добивать, а вернулся, освободил союзников от обязанностей руситийцам, а остаткам своего народа определил для жительства те земли, которые они могли защищать.
На этом месте я всегда начинал хихикать. За что получил немало плетей от добрых моих учителей. Они не понимали, что смешного в древней легенде. Ведь действительно, ничего смешного.
Причину я рассказал лишь одному человеку. Тогдашнему первосвященнику Михаилу. Тот, выслушав, не стал прописывать плети и назначать очистительные молитвы. Захихикал, погрозил пальцем, пробормотал:
-- Богохульник, весь в меня.
И отправил спать.
А причина была проста. Однажды я представил, как меркский или катайский брат рассказывает своим о великом генерале, который загнал кровожадных руситийцев в дремучие леса, но по доброте своей добивать не стал. И захихикал.
А ведь когда-то Русития действительно была огромна. Я видел древние карты. Столько народов ей подчинялось. И Татар, и северные люди, и белоры, и прибы, даже дикие казы. Или казы все-таки не подчинялись. Не поймешь эти древние карты. Одни говорят одно, другие – другое. Но знаю точно: Татар принадлежал Руситии, как бы там не отпирались.
Однако что-то я отвлекся. Хоть вы и знаете легенду, доскажу ее до конца.
Установив мир, пришел генерал Кузнецов в Резервный Бункер, ибо Центральный Бункер был к тому времени разрушен до основания. И повелел похоронить себя в Криогенной Камере, а рядом положить верный Огромный Арсенал, которым крушил генерал врагов. И попросил соратник его, генерал Ионников, оставить людям Огромный Арсенал, чтобы могли те защититься. Ответил ему генерал Кузнецов:
-- Много в руситах силы, справятся и без Огромного Арсенала. Если же наступит предел, вернусь я и повергну врагов их.
И возлег в Криогенную Камеру. А Резервный Бункер сразу после этого улетел на небо.
Вот и вся легенда. Трясется Резервный Бункер, поднимаясь над землей, а по коридорам бежит генерал Ионников, ибо рано ему на небо, надо руситами управлять.
Тоже, наверное, смешно. Великий генерал ползет на четвереньках по трясущемуся полу. Не знаю, почему на четвереньках. Так представилось. Тогда я уже старше был. Умел хихиканье сдерживать.
А еще тогда пришла одна мысль. Не будь ее, не было бы и этого рассказа. Да и я, возможно, не стал бы первосвященником.
Глупая, в общем, мысль. Раз Центральный Бункер был разрушен до основания, а мы живем в Центральном Бункере, то, может, никакой он не Центральный. Резервный. И генерал Кузнецов не улетел на небо, а лежит где-то рядом.
Первосвященник Михаил, эту мысль услышав, опять захихикал, по лбу щелкнул и сказал:
-- Глупостями голову не забивай.
Умный был человек. Тоже, наверное, дошел. Но не стал в дела божественные вмешиваться. Прикажи он мне тогда плетей всыпать, и все бы случилось на несколько лет раньше. Я бы из вредности ту дверь нашел. Весь Бункер бы перерыл и нашел. А так… Попросили глупости из головы выкинуть, я и выкинул.
И нашел дверь лишь спустя три года. Совершенно случайно. Кстати, косвенно в этом отец Михаил виноват оказался. Нет, ничего такого он не сделал. Просто срок подошел. И отправился первосвященник в штаб генерала Кузнецова. Это у нас присказка такая была. Что, мол, каждая душа в армию генерала попадает. Кто в строй, кто по хозяйственной части. Герои, те прямиком в личную охрану. А лица духовные – в штаб.
В общем, помер отец Михаил. И очень я по нему горевал. Недостойно, конечно, лицу духовному, но ничего не мог с собой поделать. Очень уж любил старика. Так что забирался в самые дальние закоулки и плакал.
Похоже, от печали я забирался гораздо дальше, чем от любопытства. И однажды нашел дверь. Солидную дверь. Будь она закрыта, все бы пошло по-другому. Но она была открыта. И я вошел.
Скучнее большого металлического яйца в центре были только стены. Там, где на них не висели разные интересные вещи. Но занимательнее всего была длинная надпись под странным прозрачным листом. Последовательность размораживания. Я знал, что такое последовательность. Но не знал, что такое размораживание.
Эх, любопытство. Это стало самой серьезной головоломкой в моей жизни. Ведь потом проще было найти генерала и спросить. А здесь я разгадал сам. От начала и до конца.
В один из дней я выполнил инструкцию. Хотел посмотреть, что будет. Дергал рычаги, щелкал тумблерами, нажимал на кнопки. Пока не выполнил все, что было написано. И тогда металлическое яйцо развалилось, открыв прозрачный ящик. С голым человеком внутри. Я подошел поближе, пытаясь разглядеть, кто это. И тут крышка ящика отъехала в сторону. Человек открыл глаза, посмотрел на меня и сказал:
-- Это что, новая форма?
Тут я испугался. Любой бы, наверное, испугался.
Не помню, как я проскочил завалы, пробежал коридор. Помню только нового первосвященника, отца Петра, которому силюсь что-то объяснить. И стоящего рядом князя Василия.
А затем к нам вышел генерал. В своих, ставших потом знаменитыми, доспехах, с Огромным Арсеналом в руках. Плазменное ружье. Он мне сам потом сказал. Даже объяснял, как оно работает. Я ничего не понял. До сих пор. Много знаний мы потеряли.
Да, генерал тогда вышел готовым к бою. Он всегда отличался осторожностью. Боя не случилось. Генерал Кузнецов посмотрел на нас, поднял забрало и сказал:
-- Семеныч, ты прямо помолодел.
Князь Василий понял сразу. Он упал на колени и произнес:
-- Мой великий предок, генерал Ионников, пятьсот лет пребывает рядом с вами.
Глупость, конечно, сказал. Никого рядом с генералом не было. И еще одну глупость сказал:
-- Как и было предсказано, пришел ты в самый трудный час.
Не спорю, времена были не из легких. Люди Татара в поход на нас пошли. Так ведь и раньше ходили. Отбивали их. И тогда бы отбили. Не было никакого предела. Просто неуемное любопытство одного послушника.
Да и сама легенда, оказывается, глупость. Не совсем, но глупость. Не собирался генерал Кузнецов заживо себя хоронить. Просто решили ему здоровье поправить. Лечение анабиозом. Генерал так и сказал:
-- Обещали, что месяц полежу, и никакой болезни. Знаешь, не соврали. Вот только курс лечения несколько затянулся. Что-то случилось. Скорее всего, диверсия. Накрыло всех, кто знал. Да, не навоевался кто-то.
А ведь генерал Ионников действительно погиб. Если верить легенде. В грохоте и пламени, прихватив с собой сотни врагов. Выходит, все было наоборот. Да только кто о таком легенды сочинять будет.
О той войне генерал тоже рассказывал. Часто. Глупая была война. Как и многие войны. Захотели все люди объединиться под властью мудрых правителей. Вот только могучих стран было три, соответственно, взглядов на мудрое управление тоже три. Нет, вру, больше. Остальных просто не слушали.
Вот и сошлись могучие армии бороться за счастье человечества. И сражались, пока от человечества почти ничего не осталось. Страшная картина. Города разрушены, люди прячутся. А где-то воюют друг с другом остатки великих армий. Уже без цели. По инерции.
Генерал Кузнецов тогда это первым понял. Увел свои войска к резервному бункеру и перестал воевать. Без приказа сверху. Шутил еще по этому поводу:
-- Вы, получается, потомки дезертиров.
Ну и ладно. Те, кто шел до конца, потомков не оставили.
Но эти разговоры были потом. А в первые дни, признав, как он сам сказал, жестокую реальность, возглавил генерал поход на Татар. Там в первый раз и заговорил Огромный Арсенал. Вышел Кузнецов, поднял свое оружие, и не стало многих людей Татара.
И как люди еще в самом начале той войны друг друга не перебили? Я спрашивал. Генерал сказал, что его доспех Огромный Арсенал с первого раза не пробьет. И со второго тоже. Не проверял, но, наверное, так. Иначе не было бы ни руситов, ни Татара. Вообще никого бы не было.
А поход на Татар прошел очень удачно. Много добычи, много пленных. Из-за них генерал чуть князя Василия не убил. Хотя лучше бы убил.
В Круме раньше разрешалось владеть людьми. У осмов и сейчас такое есть. Горцы в свое время торговали пленниками. Грузы, Арман, Азар. А вот мы, руситы, считали, что людей продавать и покупать нельзя. Пленные, наверное, были другого мнения, но их не спрашивали. Резали. А что еще делать? Еду на них переводить?
Да вот только после той победы пленных в первый раз в живых оставили. Генерал запретил. Князь Василий как сказал, что резать их правильно и предками завещано, так сразу передних зубов и лишился. Мог бы и без головы остаться, да я между ним и генералом встал. Успел добежать. Нет, чтобы споткнуться по дороге.
Воины только плечами пожали. Раз генерал так сказал, не им спорить. Таскали за собой пленных, пока поход не кончился. А потом по домам отпустили.
И в походе на казов также было. И когда Краину учили, чтоб не лезла. И с горцами. И с грузами.
Горцы первыми стали наших возвращать. Могли бы продать, но захотели быть не хуже. Так что прав был генерал. Какой пример покажешь, таким тебе и ответят.
Да, много было славных походов. Могло быть и больше, да уж очень не любил генерал без дела воевать. Нет, врага не ждал, ценил упреждающие удары. Но вот к финнам, северным людям, балтам, белорам ни разу не ходил. Тихие народы, никого зря не побеспокоят. Так зачем лишних врагов наживать.
А как князю Василию все это поперек горла было. Он же великой славы воинской жаждал. А генерал дома сидит и никого без особой надобности не пускает. Хозяйством занимается да людей воинскому умению учит. Мало кто блажь эту понимал. Есть же Огромный Арсенал. Я, кстати, спрашивал. Генерал сказал:
-- Все когда-нибудь кончается. А вот умение вечно.
Еще генерал в карты любил играть. Столько хорошего нам принес, но и от плохого до конца удержаться не смог. Зараза, зараза большая. Многих погубила. Да что говорить. Сам, грех великий, покойному должен. Хотя под конец начал отыгрываться.
Карты, кстати, были тем немногим, в чем генерал с князем сходились. Карты и кони. После походов на Татар и казов много мы лошадей взяли. Вот и решил князь Василий своих людей на коней посадить. Многие тогда возмущались, говорили, что не дело. А генерал Василия поддержал. Так и появилась у нас конница. Любимая игрушка князя.
А все-таки зря тогда генерал с князем Василием согласился. Понятно, что не просто так, о мощи войска заботился. Да только заполучил князь силу. Не общую руситийскую, а свою собственную. И он ей воспользовался.
В первый раз тогда, когда смолк Огромный Арсенал. Был очередной поход против Татара. Никак тамошние люди не могли успокоиться. Вышел в начале битвы генерал вперед. Как обычно. Начал разить врагов. И быстро закончил. Заряд кончился, как сказал он мне потом. Странно. Должен ведь был заметить. Это все равно, что лучник не знает, когда у него стрелы кончатся. Или, может, другое генералом двигало? Как бы там ни было, кончился Огромной Арсенал. И генерал мог бы кончиться. Люди Татара мигом поняли, в атаку пошли. Да только вперед руситы выскочили, генерала щитами прикрыли, всадников на копья приняли. А как атаку отбили, князь с конницей выскочил. Крепко побили тогда Татар.
Тогда же князь Василий и решил силу свою показать. Когда решали, что дальше делать. Генерал назад возвращаться решил, а князь захотел дальше Татар громить. Пешие ратники за генерала стояли, конные – за князя. Чуть до свары дело не дошло. Да только помнил князь Василий, как Татар на копья принимали. А его конница похуже будет.
С той поры и цапались вечно генерал Кузнецов и князь Василий. Князь в походы рвется, генерал его держит. Нет, походы все равно были. И Татар никак не хотел успокоиться, и горцы продолжали пошаливать. А еще генерал с Краиной в Крум ходил. Чтобы не думали там людьми владеть. И на осмов с грузским царем ходил. Не любил почему-то когда людьми торгуют.
Но чаще генерал Кузнецов дома сидел, жизнь нашу устраивал. Говорил, что надоело ему воевать. Оно и понятно. Не успел человек с одной войны уйти, как на другую попал.
Вот так генерал и жил. О прошлом рассказывал, слова непонятные объяснял, знания передавал, законы сочинял, с соседями дружбу заводил. И в картишки играл. В свободное время.
С его, кстати, помощью, я первосвященником стал. Очень уж генералу полюбился, вот он и сказал свое веское слово. Потом мне объяснил:
-- Ты, конечно, молодой, но ума много умеешь. Будешь князю противовесом, когда я умру.
Я тогда посмеялся даже. Чтобы генерал Кузнецов вдруг умер. Вот только и для таких людей срок когда-нибудь приходит.
Похоронить себя он просил в той самой комнате, откуда вышел. Со всеми своими вещами. И чтобы никто его там не беспокоил.
Умер генерал в походе. Набег казов отбивали. Сразу после победы умер. Мог бы, наверное, и до, но держался. Боялся, что люди духом падут. Как был человеком военным, так и остался.
Сделали мы почти все, что он просил. Увы, как я ни сопротивлялся, доспехи генерала князь Василий себе оставил. А остальное особо никому и не нужно было. Да и комната без серьезной надобности. Положили туда генерала и дверь закрыли. А рядом с дверью двух воинов похоронили. Они в той битве бились храбрее всех и пали достойно. Вот я и решил: пусть рядом с генералом Кузнецовым лежат.
Не знаю с чего, но князь мою затею одобрил. Повелел, чтобы теперь всех руситийских героев около той комнаты хоронили. Ну и ладно. Мне не жалко.
Князь Василий, как генерала похоронили, сразу же поход на балтов затеял. Эх, как ни обещал я генералу Кузнецову, не смог остановить. Молодой первосвященник, опытный князь. Понятно, кто кого.
Вот только поход тот князю славы не принес. Добычу богатую принес, а славу – нет. Такое там навытворял князь Василий, что войско самочинно домой ушло. Не привыкло так при генерале воевать, вот и не стало себя переламывать. Да еще тела трех балтских героев с собой привезли. Чтобы вместе с нашими похоронить. Как князь ни ярился, я так и сделал.
А князя Василия поход ничему не научил. Стал он только с собой людей до войны охочих брать. Да и в походы такие ходить, чтобы причина была. Пусть даже надуманная. На Татар, на казов, на горцев. И всюду в доспехе генеральском. Чтобы, видите ли, считали, будто он все генеральское воинское умение заполучил.
Доспех потом краинцы вернули. Князь и с ними поссориться успел. Пошел походом, да там и сложил голову.
Краинцы с доспехом тела пятерых своих героев привезли. А тело князя затеряли где-то. Никто особо не возмущался. Надоел всем князь.
С той поры и повелось. Как у кого герой помрет или погибнет – к нам. Много в Бункере теперь их лежит: руситийских, татарских, грузских, краинских. Со всех окрестных земель. Я даже Запасной Бункер распорядился зачинать строить. А то коридор уже кончается, придется, похоже, весь Центральный Бункер в кладбище превращать.
Меня, кстати, туда тоже хотят определить. Надо же, жил тихо-мирно, а в старости в герои выбился. Думаю, преемник мой старается. Хочется ему в Центральном Бункере улечься, вот и мыслит с дальним прицелом. Чтобы всех первосвященников так хоронить. Ну и ладно. Хуже не будет.
Ну вот, пищит. Генеральский подарок, диктофоном называется. Все, что наговорил, здесь записано. Места уже почти не осталось. Генерал сказал, что то, что записано, многие века храниться будет. Скормит потом кто-нибудь диктофону источник питания, и слушай. Хорошая вещь. Много времени пройдет, люди отыщут и узнают правду. А то на легенды никаких надежд нет.
Так что выберу время, закопаю диктофон в одной из могил. Надеюсь, мертвые не обидятся.
Откладывать не стоит. Тут как раз белоры с полянами недавно повздорили. Вот и привезли: одни – троих, другие – четверых. Ну что же, лягут поверх диктофона герои глупых ссор. Потом еще немало походов будет, нужных и не очень. Скоро до диктофона и не докопается никто. Да и не будет докапываться. Грех большой – мертвых ворошить. Если даже уйдут отсюда руситы, так и от других народов немало людей похоронено. Нескоро до диктофона доберутся.
И до генерала. Долго ему еще лежать в своем сундуке. С Огромным Арсеналом в руках и медальоном на груди.
Эх, старость – не радость. Совсем ведь про медальон запамятовал. Хотя зачем про него особо вспоминать. Вот Огромный Арсенал – это да. Такое не забудешь. А медальон… Пластина на цепочке. Если бы не материал странный, у нас бы любой такую штуку мог сделать. Да и делают. В память о генерале Кузнецове.
Он этот медальон ключ-картой называл. Говорил, что она ящик с его вещами открывает. Наверное. Видел я там странный камень с прорезью. Как раз медальон влезет.
Только вот не от ящика с вещами этот ключ. Не знал ведь генерал, что я его разглядеть успел. Голый он был, совсем голый. Никакого медальона. Так что ящик свой он по-другому открыл. А ключ-карта…
Сунуть ее в прорезь правильной стороной, и откроется дверь. В комнату, про которую генерал запамятовал, когда план Бункера чертил. Много там интересных вещей.
А внук князя Василия, кстати, весь в деда пошел. По части дурости. Боюсь, нахлебаются с ним горя руситы. Да и окрест не все ладно. Татар налетает, царь грузский на походы соблазняет, краинцы шалят. Белоры с полянами из-за ерунды дерутся. Медленно, медленно меняются люди. Вот и приходится все делать, чтобы могила генерала Кузнецова как можно дольше оставалась нетронутой.
Ибо я, первосвященник Димитрий, знаю, что такое огромный арсенал.