клф нло н. бодров Предатель

НЛО НБ


ПРЕДАТЕЛЬ
(«ТРИ РАССКАЗА О ЛЮБВИ»)

 Он стоит у окна и о чём-то напряжённо думает. Среди тысяч мелькающих лиц в студенческих коридорах навряд ли встретишь ещё одно, столь же задумчивое и серьёзное. Задумчивые и серьёзные сидят в кабинетах, наливая в колбы какие-то жидкости, решая дифференциальные уравнения, следящие за качанием маятника. Прозвенит звонок, и серьёзные лица просветлеют, озарятся улыбками, на них не останется ничего от скучных занятий. И вы, пройдя по коридору, сможете видеть только радость, бесшабашность, способность на самые невероятные поступки и действия. Особенно, если сейчас весна. А сейчас именно весна. Апрель. И тем более, странно видеть грусть и задумчивость на лице «коридорного» студента.
 А он стоит около раскрытого настежь окна, в которое врывается свежий ветер, и глядит вниз на двор. На дворе стоит лошадь, запряжённая в телегу и время от времени мотает головой. Лошадь тоже задумчивая. Ну, ей, положим, есть от чего печалиться и предаваться грустным размышлениям.
 - Сейчас, - думает лошадь, - придёт опять этот с кнутом и опять сядет в телегу, да ещё тяжёлый ящик положит, да ещё и мальчишку своего возьмёт. А ребёнок – ну, что с него возьмёшь? И кнутом огреет ни за что ни про что, и вожжи дёрнет так, что зубы повылетают, а ты, знай, вези, да не вздумай брыкаться. Такое движение, что даже «ах» сказать не успеешь (то есть, конечно, «иго-го»), как автобусом раздавит или грузовиком наедут. А этот с кнутом ещё покрикивает: «но-о! Мёртвая!» Мне-то что… Я повезу. Только, коль уж едешь на мне, то уж, изволь, и уважать меня. Какая же я тебе мёртвая?! Я ведь и обидеться могу…
 Лошадь снова мотает головой и хвостом.
- …А на улице Строителей – такой подъём! Только держись.… С горы едешь – тебя телега по задним ногам колотит, того и гляди бякнешься – копыта отбросишь. А в гору и того хуже. Идёшь еле-еле. Ноги, словно палкой отбитые, телега тянет назад. Да телега-то тяжё-ёлая! Язык на плечо (то есть, конечно, на оглоблю)… А этот с кнутом был бы хороший хозяин – слез бы, да подтолкнул, быть может, ещё и мальчишку помочь бы заставил.… А то.… Оба ругаются, оба бьют по спине, чем ни попадя. А я-то что? От этого быстрее что ли?... Эх, тяжкая наша доля лошадиная!... Всё меньше нас и меньше… Последние могикане. Недавно навстречу жеребец бежал. Какие-то бидоны вёз. Весь в мыле.… Раньше бы вежливо поздоровался, улыбнулся, поболтали бы о том, о сём, а теперь.… Только глазами стрельнул – «не могу, мол, занят…» …Эх, мельчают наши мужчины! Хоть бы один совершил ради меня нечто! Нечто такое геройское, смелое, возвышенное… Э-э-э, да куда уж им!... Все эти с кнутами.… И кричат, и колотят, и овёс дают поганый - препоганый.… Будь моя воля…
 Лошадь мечтательно жмурится и скалит зубы, улыбаясь. Она представляет, как «этот с кнутом», теперь уже без кнута, закусив удила, несётся галопом вверх по улице Строителей. Задние ноги вылетают вперёд ушей, а передние, которые без копыт (то есть, конечно, без обуви) на каждом махе остаются далеко сзади. С губ его валится хлопьями пена, картуз сполз на глаза, но у скакуна нет времени его поправить.
- Но-о! Мёртвый! – кричит лошадь и пинает его копытом под зад. Повозка гремит. Стригунок, сидящий с мамой на телеге берёт огромный кнут и с размаху шлёпает по спине скачущего.
- Иго-го? – спрашивает он (в смысле: «ещё добавить?»).
- Иго-го, иго-го, - отвечает лошадь.
 Скачущий оглядывается, испуганно смотрит на седоков, но послушно скачет. А стригунок хлещет, хлещет его по спине….
 Апрельское солнце пляшет тёплым лучом на лошадиной морде. Лошади тепло и приятно. Солнце и радужные мечты навевают меланхолию. Но вот из подвальчика два усатых дядьки выносят тяжёлый ящик и ставят на телегу. Следом за ними выходит «этот с кнутом» и его мальчишка. Оба тоже идут к телеге. Лошадь косится на них, тяжело вздыхает и фыркает. Меланхолия проходит. Лошадь поднимает глаза к небу и видит окно на третьем этаже. Окно открыто. Из окна задумчиво глядит на лошадь, такой же, как и «этот с кнутом», только глаза у него задумчивые и добрые. Конечно, до третьего этажа далеко, но лошадь знает, что глаза добрые не могут быть не добрые… Она хочет сказать ему тоже что-то доброе, хорошее, она уже открывает рот, но вдруг слышит свист рассекаемого кнутом воздуха и вздрагивает, ощущая на своей спине удар. Дрожь кругами расходится на коже. Лошадь переводит свой взгляд на асфальт и делает первый шаг, затем второй, третий…. Дойдя до угла, лошадь почему-то останавливается и оборачивается. Она глядит на третий этаж, туда, где открыто окно. Такой же, как этот с кнутом», как ни в чём не бывало смотрит, не мигая, в одну и ту же точку. Взгляд его всё так же задумчив и печален.
 «Этот с кнутом» и его мальчишка что-то кричат и колотят конягу, чем ни попадя, по спине.
- Предатель…. – думает лошадь, опускает голову и снова шагает.
- Я тебе!... – громко кричит «этот с кнутом». – Ты у меня допрыгаешься, кляча!...
- Может, ещё добавить? – спрашивает мальчишка.
- Добавь, добавь… - отвечает этот с кнутом».
 Телега скрывается за углом.
 Он стоит у окна и о чём-то напряжённо думает. Свежий воздух врывается с улицы эдаким нахалом, щекочет его, дует в уши, треплет причёску. Но он по-прежнему задумчив. Он с той же напряжённостью смотрит во двор, где сейчас пусто и думает о чём-то, думает, думает…
 Но вот звенит простуженный ещё с зимы звонок, распахиваются двери аудиторий. Первыми выходят маленькие старички-профессора, поправляющие очки и отряхивающие руки от мела, вторыми – бешеные весенние студенты, которые кричат, толкаются, смеются, бегают друг за другом и корчат рожи вслед удаляющимся профессорам. Третьими выбегают, по одной, девушки, которых ждут за дверями задумчивые студенты., такие же, как этот. Они зыркают по сторонам, удивляются, увидев то, чего так ждали и спрашивают: -Это ты?!...
 А задумчивые студенты веселеют, расцветают и краснеют, как первые весенние тюльпаны, и отвечают:
- Ну, конечно. Я же обещал…
 Потом задумчивые студенты говорят, что у них совершенно неожиданно заболела тётя, или к приятелю приехали родственники из Таганрога, и остался лишний билет в кино, что кино начнётся через десять минут и, чтобы на него попасть, нужно сбежать со второго часа. И половина аудитории убегает. На втором часе профессора грозятся и ругаются. Те, которые остались, пугаются до полусмерти и страшно завидуют тем, кого ждёт наказание. Ведь их кто-то ждал. И ради этого кого-то, они не испугались профессорских репрессий. Сейчас они бегут смотреть дешёвую киношку, их платья и сумки задевают прохожих, но они смеются, не обращая внимания на гневные реплики. Весенний ветер треплет их кудри и наполняет грудь ощущением простора, воздуха и счастья. Ещё половина аудитории перестаёт писать и смотрит с завистью сквозь пыльные стёкла на деревья, на соседний дом, освещенный солнцем, но ворону, громко каркающую вслед прохожим. Некоторые делают бумажные самолётики или рисуют в конспектах рожицы. Пишут единицы – самые упорные и крепкие. Лектор путается, и всё ещё сердится. На солнце, на ветер, на сбежавших, и тех, кто сбежит в следующий раз. Развал полнейший… Но что поделаешь?! Весна…

 НБ
1986 - 1987