А ты знаешь, где я живу?

(Одноактная пьеса "с элементами эротики")

Действующие лица:
Он - мужчина, 35 лет, стройный, спокойный, внимательный к мелочам и женщинам.
Она - женщина, моложе Его лет на 8-10, чувственна, гибка и умна, как это ни странно.
 
Эпиграф:
Зашторить небо он хотел, но все как-то не выходило.
Не получалось. А потом вдруг небо само затянулось тучами.
И понял он, что иногда желание бывает... преждевременным.

 
Утро. Кровать. В ней двое. Он и Она.
Просыпаться им не хотелось. Солнечное окно пыталось выбраться из набросившихся на него плотных штор, отделиться, жить своей жизнью, даря свой свет, исчезая, пробуя дрожать. Не хотело оно жить в тюрьме штор, пробивалось сквозь них, разбегаясь по стенам. Тихо. Из звуков только шелестение… чего? Не понималось. И не хотелось понимать. Легкость. Казалось, что ты паришь, не касаясь кровати, не чувствуя одеяла.
Разговор возник после долгого молчания... от его ненужности.
 
Она (сонно): Ты спишь?
Он (на грани пробуждения или засыпания): Нет... А ты?
Она: Я сплю…и думаю о работе. И что ты за безумства вчера наговорил, спрашивается?
Он: Где?
Она: Я сегодня часов до двенадцати... Потом – работа. Кстати, а ты знаешь, где я живу?
Он: Где ты живешь?
Она: А как ты думаешь? Если ты думаешь.
Он: ...если думаешь. Ошибусь, лучше скажи сама.
Она: Сначала давай пощупаем твои ассоциации. Как там?
Он: Где там? Там – все в порядке.
Она: Не бойся. И не паразитируй на низком. Ты точно ошибешься...
Он: Не лукавь. Низкое тебе к лицу. А что касается ассоциаций – это твоя идея. Так что…
Она: Слушай! Мне становится интересно! Ну, подумай же. Тебе понравится!
Он: У меня мало информации для ассоциативного мышления... ты же ничего о себе не говоришь... почти.
Она: Ну, зацепись же за что-нибудь! Давай же, мне немыслимо любопытно!
Он: Я вот думаю, говорить или нет.
Она: И не думай даже. Я же жду.
Он: И я жду. Сейчас мстительность заявится в меня.
Она: Ой, как так можно шутить? У меня трясется правая рука от страха. Чувствуешь? А вот сейчас? А сейчас? Это, как ты думаешь, навсегда?
Он: Это возбуждает. Ответ напрашивается сам собой, но я его не скажу, пока не найду хотя бы еще одно подтверждение. Моя норка, что хочу то и делаю. Хочу – войду, а хочу...
Она: Ответ не может напрашиваться. А уж тем более – сам собой. И… ты уже забился в норку?
Он: Норку могу освободить. А по поводу местожительства… не так оно важно. Главное другое. Ты – актриса, ты закрыла для всех свою реальную жизнь и строишь ее исходя из Образа, образа своего видения своей жизни. Боюсь, что ассоциации тоже в этом случае будут... желанными, а не реальными. Угадывать? Я думаю, не стоит.
Она: Это не то, что мне интересно. Наверное, я проще. Это было всего лишь любопытство. А реальная... вообще-то, почти всё, что я пишу, это о себе, о себе реальной. Но... Я хочу открыть тебе страааашную тайну!
Он: Не надо! Вдруг истина... где-то рядом?
Она: Стой, не суетись, плиииз. Стой и трепещи. Сейчас открою всё равно. Вообще-то, я хочу написать еще одно эссе и уйти...
Он: Из жизни? Предсмертное устрашение? А проверка... ты помнишь ее? Вопрос лучше говорит о мыслях человека, чем ответ на него...
Она: А хотя бы и из жизни. Но не устрашение. Просто. Считается, что спрашивающий больше открывается. Это они не знали про наши с тобой вопросики...
Он: А как же двенадцать часов? А как же матушка-работа? А как же твое жизнелюбие и любвеобильность? А наслаждение от прикосновений мужской ладони? А глоток росы, собранной поутру на земляничной полянке? А наслаждение вкусом? Вкусом предвкушения любви? Это… наши же вопросики.
Она: Нет. Я уйду из другого мира. Нет, не так... сейчас я решила уйти. Всё может измениться завтра. Но сегодня я хочу так. Я только хочу еще написать о своем отце. Не успела. Но это надо подумать...
Он: Не смеши! Кому тогда? Суета захлестывает, я понимаю. Хочется вырваться из благообразного круга важных, якобы, вопросов.
Она: Мне нравится твой стиль… (шутит, грустно улыбается). Дело не в конкретике. Ощущение покачивания на руках, да еще и на берегу моря, это притягивает. А ты это даешь.
Он: Зачем такие мысли? Я тоже думаю… Просто нужно попытаться вырваться из такого окружения, такого цикла, а может быть и из такого мира. Только мир этот не снаружи. Он внутри.
Она: Ты то почему? У тебя все отлично получается. Зачем тебе лишние миры? Живи в гармонии (Шутит, грустно улыбается).
Он: Не люблю повторений...
Она: Я уже практически уходила… даже – ушла.
Он: И что же тебя удержало?
Она: Всегда можно что-то чуть изменить на новом витке. Не знаю. Наверное, к повседневности надо относиться несколько иначе. Ты в ней живешь. Я пришла в этот вот, теперешний свой мир, два с половиной года назад. Пришла, познакомившись с совершенно удивительными людьми. Они этим миром и стали. Знаешь, почти все они до сих пор со мной. И мне почти никто больше не нужен. Был. А вот мира того уже почти нет. Странно, да? Люди есть, а мира нет… (Шутит, грустно улыбается).
Он: Нет, не странно. Закономерно.
Она: Знаешь, что меня еще держит в нем? Иногда мне хочется взбрыкнуться и подурачиться. А только он, этот существующий мир, впускает меня такую в себя и… мне нравится, как он меня держит. Не сильно, но уверенно. Как настоящий… даже идеальный…мужчина. Пусть недолго, но держит.
Он: Вечное движение для вечной женщины. Идеальный мужчина. Идеальный любовник. И еще тайна за еще закрытыми дверями… спальни.
Она: Знаешь, как-то я была в жутком стрессе и не могла заснуть. Вышла на улицу, позвонила Ивану. Ты помнишь Ивана. Его невозмутимости и адекватности можно позавидовать… Он меня подобрал через десять минут на машине возле площади, и мы приехали в «Кингхаус». Было тихо, будний день. Иван невозмутимо сидел, слушал джаз, пил пиво с креветками. А мне хотелось… Там была парочка студентов... мы с ними так отлично поприкалывались, я просто хохотала в голос на весь зал. И всё улетучилось... То, что накрутилось, нанизалось – серое, скользкое. Жаль, что я даже не запомнила их имена... А может, и не жаль.
Он: Точно, не жаль. По глазам вижу.
Она: Наверное, все-таки, жаль. Ты же знаешь, как приятно женщине ощущать себя центром мироздания для двух элегантных поджарых молодых самцов, бьющихся между собой за право… держать твою руку. А они бились! Тонко, изысканно, ненавязчиво, полушутя, и… постоянно играя!
Он: Ну, конечно. Всю жизнь был женщиной, и все знаю о ней.
Она: Не ерничай. Ты знаешь.
Он: Наверное, Ивану было приятно…
Она: Пойду, кофе заварю.
 
Она вынырнула из-под одеяла, и, не набрасывая халат, зашлепала босыми ножками на кухню. Звуки: сполоснула турку, щелчок – включен чайник, холодильник… зачем? Сок… забулькал в бокал. Стало тихо. Почудился – всем! – шелест насыпаемого кофе. Опять –
холодильник. Он ощутил приятную узнаваемую легкость и расслабление. Обострение обоняния: кофе, апельсин, сыр. Шлепанье ножек обратно в комнату.
 
Она: Злой ты, и не добрый. Ивану было приятно! Более того, он великолепно провел со мной время…
Он: Почти... (Она кормит Его сыром, пытается покормить, потому что Он хочет говорить еще, говорит с куском сыра во рту). Значит, чего-то все-таки не хватает. Если ты сейчас влюблена, то это многое может объяснить. А мир твой... Твой мир - это гостиница. В ней можно делать все, что захочешь. Все, что появится в голове, все, на чем остановится взгляд. Все, что сотворит твоя, иногда больная, в этот момент времени, фантазия. А потом... потом должна возникнуть следующая фаза... подчищающая. И если она есть, все становится на место, и роль твоего мира в гармоничном мироздании Шутника сыграна. На этом этапе раскручивания спирали жизни.

Она молчит. Она смотрит то на сыр, то на Него.

Он: У тебя это первая спираль... и правильно, что ты не хочешь следующей.
Она: Ты… мне… советуешь... (Она наливает кофе, слушая, дальше сок, ожидая)
Он: А жизнь-то, линия жизни, трубопровод жизни внутри этой спирали и проходит, большей частью, прямо внутри спирали. И именно, параллельно.
Она (задумчиво): Позволю себе не согласиться. Но спорить не стану...
Он: ...параллельно тому, что можно назвать миром твоим с переходом в существование вне него. Да, все верно. В идеале твой мир и жизнь пересекаются. Ты успела к его расцвету, к началу, в первый раз. Потом – второй твой мир, уже попроще и гармоничнее, что ли. Унифицированнее. Сейчас третий? Думаю, что оптимальный. Я опоздал. Я был в других спиралях... (Ерничает, немного показушно) И к своему миру пришел позднее. Я очень любил чистую жизнь и упивался ею, как мог.
Она: Что это ты там собираешься объяснить моей влюбленностью? Раньше я тоже была влюблена. Просто - в другого...
Он: Я о влюбленности, как просто о состоянии, без конкретики.
Она: У меня это состояние перманентное. А мой мир мне не мешает… не мешал упиваться… как ты сказал? – чистой жизнью?
Он: Когда-то я очень серьезно относился к жизненным спиралям. Вот именно, перманентное. Мое перманентное состояние, то есть мое постоянство подверглось существенной проверке... однажды. Но это другая история.
Она: Может у каждого из нас свой путь? Даже на грани «мой мир – жизнь». Мне сейчас не хочется говорить (устало, прикрывая глаза рукой)… подумать надо.
Он: Тебе что помогает взлететь? Когда-то я написал зарисовку "Варю кофе". Я долго гордился ею. Грешил гордыней. И почему? В ней мне удалось описать некое состояние эйфории, которое передается читателю при чтении! И… вряд ли когда смогу ее показать. Ты знаешь, жалко раздаривать то состояние (усмехается).
Она: Почему - не сможешь? Хотя... Кофе? Нет, я взлетаю сама... или почти сама. И улетаю тоже сама.
Он (одеваясь как-то излишне быстро): Все. Думай... я ухожу. Только еще одно: кофе я пью редко... и мой полет не эйфория. Возможно, меня несколько дней не будет...
Она: Думаю…
Он: Мне тоже надо подумать... интересно все-таки смотреть на все это сверху и изнутри.
Она: Изнутри? Или как нам кажется – изнутри. Впрочем, не стану умничать. Приходи... буду рада... Приходи...
Он: Все, пока. Хочешь совет?
Она: Давай...
Он: Снимай иногда маску. Ты становишься очень красивой... без нее...
Она: На самом деле я всегда без маски. С теми, кого люблю.
Он: Это способ сбережения внутренней энергии? Для созидания себя любимой...
Она: Буу-р-бур-бур. Ты ушёл?
Он: Почти... ты тоже собиралась... идти думать.
Она: Я уже думаю. Лежа.
Он: Сейчас скажет... да, пора, прощай.
Она: Ты еще здесь?
Он: Не скажешь о чем? Ладно, не гони, сам уйду.
Она: Слушай... я совершенно без дыхания... надо что-нибудь придумать...
Он: Не понимаю, что со мной? Как будто выжатый лимон... странно... ты не вампир энергетический? Пока. Будем считать, что солнечные бури...
Она: Осторожно со мной. Я не вампир. Я ведьма. Посмейся, посмейся. А еще я летаю по ночам…
Он: Смеюсь.
Она: Подумай, действительно... сколько раз я слышала эти слова от мужчин... хочу ли я их услышать еще раз? Не знаю. И поверь мне, пожалуйста, это не бахвальство...
Она: Ты так уверена в себе? А может, это я хочу услышать эти слова первым? Конечно, это не бахвальство. И у меня тоже. Сколько раз я слышал их… (замолкает, со стороны заметно, что он решает говорить что-то или нет). А ассоциации довольно простыми оказались: ты проводила отпуск в Финляндии… ехала туда на машине… так? Помнишь, ты сказала мне, что это было похоже на прогулку по окрестностям, не путешествием в другую страну? Откуда можно было уехать на машине в Финляндию? Поэтому – Прибалтика. Конечно, может быть и российская Прибалтика. Питер, например... или что-то очень близкое, Калининград. Но ты не в России живешь. Это точно. Скорее всего, Латвия. Рига (он опять замолчал, натягивая тонкие перчатки). Минут через пятнадцать, как только проснулся, само пришло в голову. Привет. И пока... мне работать надо.
 
Быстрые четкие шаги. Звук открываемой и закрываемой двери.
 
Несколько минут Она лежала на кровати, не шевелясь. Потом, отбросив одеяло, села и, помедлив еще некоторое время, встала. Подошла к окну, открыла его. Ветер, сразу ворвавшись, заиграл легкой занавеской. Она поставила рядом с окном стул, встала на него и залезла на высокий подоконник. Подняв руки вверх, еще стояла некоторое время, видная всем... Четкий, хорошо освещенный силуэт красивого обнаженного женского тела впечатался в нарисованную картину, как оттиск. Она сказала в пустоту: "Люблю" и сделала шаг вперед. Ветер продолжал играть занавеской. Кажется, что силуэт остался на месте.
 
Тихо.

Конец.