Пересмешник. Камлание 3. изгнание. Глава 1

ИЗГНАНИЕ

КАМЛАНИЕ 3



Гулял по парку, наблюдал, как начинается весна. Её стремительный бег струился во всём, даже во мне. Дышалось и думалось как-то легче, хотелось забыть про авитаминоз и изменившую жену. Хотелось дышать. Дышать ещё и ещё, до рези в прокуренных лёгких, до цветных кругов в глазах.
Во время одного из этих неистовых вдохов пришла боль, острая, вытягивающая слёзы и воспоминания боль. Она пульсировала и кривляясь, изгибалась где-то слева. Ухала филином в уши, билась потерянной любовью в горле.
 Позабавившись, отпустила.
Я присел на скамейку, восстановил дыхание. Закурил.
-когда я буду большой, стану вашей женой, - я повернул голову. Рядом со мной на скамейке сидела девочка, смотря на меня так серьёзно, как могут смотреть только маленькие дети.
-когда ты станешь большой, я буду уже совсем старый, а может и вовсе уйду, - не смотря на то, что я, желал продолжить начатый разговор в весёлом тоне, ответ получился какой-то неожиданно грустным.
-куда ты уйдёшь? – так же серьёзно спросила девочка.
-на небо
-уверен?
-вообще то, нет, - поникнув, сказал я.
-а куда?
-не знаю, но там наверняка будет очень темно.
-ничего, я за тобой приду.
-тебе там нечего делать. Да и за чем тебе туда идти?
-чтобы вернуть тебя
-оттуда не возвращаются
-ерунда, отовсюду можно вернуться, - небрежный взмах рукой
-но зачем!?
-это шанс, - при этих словах она встала и пошла прочь.
Мгновения я приходил в себя, опустошённый этим негаданным диалогом.
-постой, кто ты? Как тебя зовут?
Она обернулась,
 посмотрела в глаза,
 водоворотом втягивая меня в знание бесконечности её имён.

Давление падает…
Пульс нитевидный….
Разряд……
Разряд… ….

Вырвался из тоннеля лишь на мгновение. Но его хватило, чтобы перед моими глазами пролетела моя-не моя жизнь. Жизнь того человека, которым я мог бы быть, если бы был человеком…
Господи, я знаю, Ты есть, помилуй меня грешного. Я не хотел… я не знал…



ГЛАВА 1

Хорошее начало для продолжения 2

В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.
Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и всё теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета.
Именно эти строки из недавно прочитанного романа пришли мне на ум, при виде Никиты, спускающегося со второго этажа. Почему, сама не знаю. Вряд ли можно было говорить о внешнем сходстве сурового римского воина-ветерана и зевающего, голого по пояс человекодемона с замашками фигляра. В последнее время я всё чаще могу их видеть одновременно. Человек и его демона. Демона и его человека. Я об этом никому не рассказываю. Да и кому рассказывать? Никита и Люда и так всё знают. А остальные не поверят, да и знать им это не к чему. Куцый, тот тоже знает. Но он с нами не живёт. Изредка приезжает. Останавливается на пару дней, потом неожиданно исчезает. Ничего, пусть исчезает. Дальше смерти не исчезнет.
Люда, правда, скучает здесь. Может ностальгия по весёлым денёчкам, когда её били, брали в заложники, постоянно приходилось от кого-то убегать не даёт ей жить спокойно? Что может быть спокойней жизни в коттедже на берегу лесного озера. Вдали от людей, но не от прелестей цивилизации. Электричество, Интернет, спутниковое телевидение (которое никто из нас не смотрит). Дом, напичканный бытовой техникой, стал походить на космический корабль. Тут уж Люда постаралась, Никита оказался абсолютно равнодушен к таким вещам, как впрочем, и я. Мало того, что я за три года так к этому и не привыкла, так и привыкать не собираюсь. Всё равно скоро всё это прекратится…
- Никита, завтрак готов. Умывайся, и за стол, – право называть его просто по имени, я получила неделю назад, в день своего шестнадцатилетия. И подарок этот был для меня значимей, чем новый паспорт на имя Барбары Лайт и обещания свозить меня в Париж. С паспортом всё понятно. Раз Светлов приволок новые документы, значит, мы куда-то переезжаем (Люда, кажется, об этом не догадалась). С обещанием Парижа отдельная история. Как Никита умел давать обещания! Даже заранее зная, что он в лучшем случае их не выполнит, а в худшем сделает всё наоборот… всё равно, очарованный его силой убеждения, загипнотизированным кроликом вползаешь в удавью пасть его обаяния. И делаешь это с удовольствием. Редко Светлов держал обещания. Но делал гораздо больше, ничего при этом не обещая. Такой уж человек (упс!) – наш Пересмешник.
- А-а, Варвара – коса, длинная краса! Что ты у нас сегодня набедокурила… в смысле накашеварила?
- Что набедокурила, то и есть придётся. Пардоньте, в кулинарных техникумах не обучалась, – ни одно утро у нас не могло пройти иначе. Сначала он придумывал мне прозвище, каждый раз новое (ну и фантазия! Почти тысяча прозвищ), я отвечала. Делала вид, что обиделась. Никита подбегал ко мне, хватал в охапку, подкидывал в воздух, целовал и говорил, что лучшей дочки (внучки, сестры, стервы, хронической болезни – всякий раз по новому) он себе и пожелать не мог. Минут через пятнадцать (никогда не просыпалась первой), разбуженная нашими воплями, спускалась Люда. Готовность устроить нам разнос нейтрализовывалась чашечкой крепкого чёрного кофе. Наученная горьким опытом я всегда его держала наготове по утрам. Как хочется, чтобы это никогда не кончилось…
* * *

Где, вам лучше и не знать…
31.08.2008 года

- Что набедокурила, то и есть придётся. Пардоньте, в кулинарных техникумах не обучалась.
- Отшлёпать бы тебя мухобойкой. Да, боюсь понравится.
- Тебе?
- Тебе, акселератыш.
Одним прыжком переместился с лестницы к обеденному столу. Схватил Варьку, подбросил к потолку, поймал, чмокнул (в этот раз попал в левое ухо).
- Варюха, как я тя люблю, аж жуть. Не была бы девкой, считал бы за сына. А так уж, не обессудь, только за… дочку.
От возможных разборок на тему социальной дискриминации по половому признаку меня спас свисток чайника. Чайник оказался вещью более приоритетной по сравнению со мной, и я великодушно был оставлен в покое. А жаль.
За три года, которые мы провели вместе, они стали моей семьёй, которой у меня никогда не было. Всё, как у нормальных людей. Сварливая жена. Сварливая, но любящая и иногда любимая. Дочь подросток, превращающаяся на твоих глазах в молодую девушку. Со всеми вытекающими отсюда последствиями: определение круга, ничем не обоснованных амбиций. Осознание собственной неотразимости и мучения по причине невозможности её реализации. И всё это на фоне нечеловеческой сообразительности, недетской мудрости и раздражающей нестандартности мышления.
Мы с Людой свою задачу выполнили. Варя выросла без гнёта последнего вечера, проведённого в её ПЕРВОЙ семье. Не так сильно повлияли и последующие события. Она знала, кто я, и это её ничуть не смущало. Да и мою дражайшую половину это тоже не очень смущало. «Ну и что такого, что живу с не совсем человеком? Вы на своих мужей посмотрите», – Такие мысли прочитывались при взглядах на другие семейные пары. Хотя те, другие, не сном ни духом не догадывались, что под личиной преуспевающего бизнесмена скрываются: в первую очередь, объявленный в международный розыск, Светлов Никита Геннадьевич, 1976 года рождения (дальше вы уже знаете), во вторую, демон-ренегат, пошедший против своих братьев по адским глубинам. И ещё не понятно, кто в первую, а кто во вторую.
Проснулась Люда. Она продолжила наш семейный ритуал вступления в новый день.
- Что разорались, как потерпевшие?!
- А ты чего возбудилась, как уголовное дело?! Сползай к нам, кофе пить, – сразу молчок. Про кофе, это я, конечно, вовремя.
Люда, в халате, заспанная, но этого не ставшая менее для меня привлекательной (люблю сентиментальничать по утрам) спускалась к нам.
- Ох, и кто это у нас такой беспокойный? – уже более мягко сказала моя ласточка (рыбка, котик, опоссум – по ситуации).
- Ну, уж не я – категорично заявила Варя.
- И не я – быстро ответилось и у меня – Я хороший бес и не покойный.
- Кофе где, подхалимы?
Я поймал себя на мысли, что если то, что я испытываю к моим девчонкам – это любовь, то тогда мне жаль ЛЮДЕЙ, которые её никогда не испытали.


Заседание АДа
314,85 миллионов световых лет до ближайшей бензоколонки

- Так, больше не может продолжаться. Мы погрязли в склоках, пережёвываем обиды десятитысячелетней давности, устраиваем друг другу пакости, как мелкие бесята. Где ваша гордость?! Хотя бы в память о прошлом величии…
- Азазель, я знаю, к чему ты клонишь. Тебе не терпится исполнить свои прямые обязанности. Тебе кажется, ты будешь выглядеть эффектно со знаменем, впереди адского войска? В Последней битве всем хватит места. Не тебе одному хочется приблизить её.
- Тебя, Асмодей, боюсь на поле Последней битвы я и не увижу. Увлечёшься совращением какой-нибудь монашки и адью, «абонент временно не доступен».
- Заткнитесь оба! Мне стыдно за вас! Мне стыдно за всех нас! В кои то веки мы собрались по делу, а они устроили брачные игры тюленей. Мокрые, противные, скользкие червяки, а не герцоги АДа.
- Лилит, успокойся. Или ты предпочитаешь, чтобы я называл тебя Артемидой? Или Чёрной Луной? Или…
- Мне всё равно, как ты меня будешь называть, Небирос. Главное, чтобы вы вели себя, как подобает великим властителям адской бездны, а не хихикали, как шайка обкуренных инкубов.
- Ладно, хватит. Я, Люцифуг Рофокал, премьер-министр Адского Департамента, мэр Пандемонии, Верховный мытарь третьего поста, повелитель Малебольдже и прочее, и прочее… объявляю заседание Комитета по реализации Армагеддона (Финал) открытым! На повестке ночи два вопроса.
Первый: насколько велика вероятность того, что план по инициации и деструктуризации Гермеса, или как он себя сам сейчас называет – Пересмешника, будет сорван необдуманными поступками, нашего наилживейшего, но от этого не менее нами ненавидимого, брата Велиара.
Второй. Какая сволочь свистнула у меня печать Соломона?!

- И третий. Кто выше на стенку пописает? – злобно буркнул с другого конца галактики Данталиан и быстренько, пока рога не поотшибали, скрылся в каком-то шестимерном измерении, наверняка, чтобы опять что-нибудь стырить.
* * *



Люда заболела. В воскресенье мы все вместе съездили в городок, находящийся в полутора сотне километров от нашей тайной штаб-квартиры. Я упросила Никиту, чтобы он отвозил меня туда каждую неделю. В этом городке находится, чуть ли не единственный православный храм во всей стране. Люда, как правило, ходила в церковь со мной, но до конца службы редко выстаивала, разве что, когда я умудрялась уговорить её причаститься. А так обычно, стремилась незаметно для меня (знала, что я огорчаюсь) смыться. Жаль, конечно, если она смоется из этой жизни без покаяния…
А вчера она заболела.





Где, вам лучше и не знать…
04.09.2008 года

Люда заболела. Неожиданно поднялась температура. Аспирин из домашней аптечки не помогал. Ртутный столбик грозился выскочить из термометра. Я загрузил Люду в машину после того, как она потеряла сознание. Мог бы вызвать скорую, но не мог я сидеть, тупо ждать и смотреть, как умирает моя женщина. Позвал Дракона, он глянул на неё, щёлкнул языком и сказал, что это не к нему, он всё больше по убийствам и обману, а по болезням, это к какому-то Марбасу, только чёрт знает, где он ползает. Я даже разозлился. Разозлился, получается сам на себя. Хотел попросить Дракона, мол, давай по быстрому слетаем. Во время передумал. Вид подобной твари, как Я-Дракон, опускающийся перед воротами госпиталя, причём с бесчувственной девицей в когтях, наверняка вызвал бы особый ажиотаж, а он мне, знаете ли, не к чему.
В деревне был врач, и я ехал к нему. Чувствовал, что могу опоздать. Точнее до ужаса боялся опоздать. Боялся, что врач может не помочь.
Я боялся не зря. Минут десять я колотился в двери и окна Айболитского дома. С каждой секундой надежда на то, что доктор просто лёг спать, сейчас проснётся и всё будет нормально, катастрофически истончалась. Вломился в соседний дом. Сонный пейзанин хлопал заспанными глазёнками. Если бы он хотя бы одно лишнее мгновение соображал, что мне от него нужно, мне бы пришлось его придушить. На его счастье, чурка нерусский вышел из ступора и объяснил, что доктора нет и не будет. Его увезла скорая с сердечным приступом. В том плане, что у доктора сердечный приступ, а не у скорой. Я уже хотел бежать, как на моё счастье сосед вспомнил, что позавчера приехал какой-то господин и арендовал во-о-н тот дом. И он кажется доктор. Надежда на благополучный исход начала выбираться из зловонной ямы отчаянья.
Через два часа, сидя в уютной гостиной доктора Арнольдса, потягивая травяной чай с не менее травяным бальзамом, я старался вычеркнуть из головы мои переживания. Забыть их, как нелепый сон. Накачанная антибиотиками и жаропонижающими Люда спала, здесь же на диване. Арнольдс предложил положить её в спальне, но я не хотел её оставлять не на минуту. Самому же спать абсолютно не хотелось. Наш нечаянный Эскулап оказался милейшим человеком и интересным собеседником. Понимая моё состояние, он не стал ссылаться на усталость и позднее время, а всячески старался меня развлечь и отвлечь. Всё-таки нам с Людой повезло. Весь этот день был клубком сплошных несуразностей и стечений обстоятельств. Какая-то загадочная вирусная инфекция, чуть было не отправившая Люду на тот свет. Неожиданная болезнь местного врача. Незапланированный переезд в наши дикие места (дикие для центральной Европы) буквально накануне врача другого. Наличие у оного необходимых медикаментов. Конечно, Люду придётся везти в госпиталь, но, как уверил меня наш новый знакомый, кризис миновал, диагноз совершенно точный, но проверить всё равно не мешает. Ладно, это – завтра.
А наш доктор вообще оказался американцем, так что мне пришлось вести себя аккуратней. Если для местных жителей я ещё смог сойти за экстравагантного ньюйоркца, посетившего Старушку Европу исключительно, с целью отдохнуть от суеты Большого Яблока и заодно с помощью целительного лесного воздуха поправить пошатнувшееся здоровье своей дочери. Хотя, глядя на румяную Варвару, с трудом можно было представить, что у неё здоровье вообще когда-либо шаталось. Так вот настоящего американца я обмануть не мог. Так он и сам через десять минут разговора выглядел во мне выходца из восточной Европы. И даже пытался со мной говорить на ломаном русском. Убедился, что мой словарный запас больше, чем «водка, икра, балалайка», успокоился и перешёл на родной английский.
Я рассказал грустную историю. Представился уроженцем страны бывшего Советского Союза, которая находится в… в общем находится она постоянно в месте, хорошо рифмующимся со словом Европа. Подвергшись на Родине политическим гонениям, с помощью друзей из более цивилизованных государств перебрался в Европу, оттуда прыгнул и в пуп Земли – в Штаты. Не прижился, решил малость понастольгировать и вернулся в Старый Свет. Теперь приходится скрываться, чтобы не быть обнаруженным злобными спецслужбами. Конечно, мог я выложить и менее душещипательную историю, но пёрло меня!
- О, наверняка не обошлось без пластической хирургии! Вы ведь, естественно, были очень известным человеком у себя в стране – Арнольдс даже и не подумал усомниться в правдивости моего рассказа.
- Ну, не без этого – и тут я соврал, хотя и не совсем. Мои-Дракона новоприобретённые способности позволяли мне перекинуться хоть в негра преклонных лет. Поначалу меня это очень забавляло. То Брюсом Уиллисом в молодости прикинусь, то Киркоровым в старости. Потом приелось, и я стал меняться только по необходимости. Да и Люда была не в восторге от моих экспериментов с изменением внешности. А когда оказалась в постели с Дженифер Энистон, вообще не разговаривала со мной два дня.
- Ваша жена тоже русская?
- Да – хотя я и в своей национальности сомневался. Сирота, найдёныш. Раньше я мучался по поводу белых пятен в истории своего происхождения. Теперь я знал точно, что не было у меня родителей. Никогда не было. Сам механизм своего появления на свет я не очень представлял, а Дракон делиться со мной такими вещами не спешил. А в Люде я совершенно справедливо предполагал значительную примесь старой доброй семитской крови.
- Дети есть, или пока не торопитесь?
- Есть, моя дочка от первого брака. Я, знаете ли, вдовец. Жена погибла. Жили с дочкой вдвоём, пока не встретили её – я, мигом погрустневший, махнул головой в сторону Люды.
- Соболезную. Простите, я не знал.
Естественно он не знал. Я сам секунду назад не знал, что в моей биографии появится трагически погибшая супруга.
Дракон-Пересмешник вынырнул в наше измерение, присмотрелся к доктору, сказал: «Чист» - и опять куда-то смылся. «Чист» - это он имел в виду, что мой новый знакомый не Одержимый, а обычный человек. Теперь мы всех проверяли на вшивость. Мало ли что.
Хотя, может мне и показалось, но Арнольдс как-то странно напрягся во время визита моей второй Половины. Нет, почудилось. Простой человек, даже и не плохой. Слишком я уж недоверчивый и осторожный стал. Валерьянки мне, валерьянки…
* * *

Позвонил Никита, рассказал, что нашёл врача, Люде уже лучше. Она спит, а когда проснётся, они заедут за мной, и мы отправимся в город, в госпиталь.
Мог бы спросить, как у меня дела. Мог, а не спросил. Он переживает за Люду. Знаю, что он переживает и за меня. Хотя, конечно, больше всего наш Пересмешник переживает за себя. Я его не виню. Он ещё не научился любить по настоящему. Но и то, как он делает это сейчас, больше, чем у большинства людей. Надежда ещё есть. Только бы успеть…
* * *

- А что происходит с мёртвыми?
- С мёртвыми? А-а, с теми, кто уже не живёт здесь! Ну, это по-разному. Кто куда.
- Вот я умру. В смысле мы умрём. Куда попадём?
- Считается, что Падшие, как и Истинные – бессмертны. В том плане, что их состояние неизменно. Мы, типа, хаотически постоянны. Я то знаю, что это не так. Мы умираем. Но не здесь и не сейчас. А теперь я вообще не знаю. Если я уже не демон, значит – человек. Если ты ещё не человек – тогда ты – демон. Пока какому принципу будет переход, один Бог знает.
- Нет, ладно. С нами то всё понятно, в том плане, что ничего не понятно. А обычные люди? Что с ними будет?
- Избранные, их относительно не много, идут вверх. Совсем вверх. Я помню, там красиво. Остальные, по ситуации. Кто на что учился. Особо одарённые попадают в ад. Кто менее везуч, тех прибирают Герцоги в свои персональные диснейленды. А…
- Подожди. Ты же там тоже не из последних. У тебя, что тоже личный ад имеется?
- Конечно, имеется. У меня имеется, следовательно, и у тебя.
- Я могу там побывать?
- Умрёшь – побываешь. Шучу. Нет, побывать там не можешь. Живым там не место.
- А ты можешь?
- Конечно, могу.
- Так ты что, мёртвый? Что-то ты слишком бодрый для трупа.
- Ты не сравнивай. В космос без скафандра не выйдешь, климат не тот. Так и человек не может быть в аду. Только умерев, он получает скафандр для подобных путешествий.
- Сомнительное удовольствие, такие круизы совершать.
- Вот и я говорю. Хотя посмотреть моими глазами ты, наверное, сможешь. Щас, айн момент…
* * *

Край бесконечного Ничто. Пелена смертельного для всего живого холода. Только этот холод наполняет пустоту, не связанную никакими пространственными привязками. Вечное падение бездны в бездну.


- Не понял, а где души грешников? Где, наконец, банальные котлы со смолой?
- Так это не ад показать нужно, а муки… вот, пожалуйста,… сколько угодно.


По заваленному трупами полю недавней битвы брёл человек. Шёл, вглядываясь в мёртвых, иногда нагибался, переворачивал тело, смотрел в лицо смерти, шёл дальше. Человек плакал. Человеку было больно и страшно, но он шёл, всматривался, нагибался, переворачивал, шёл дальше…


- Ты, чёрт небритый, это же Сева! Что он тут делает?!
- Для кого Сева, а для кого кающаяся душа, точнее Вечный Предатель. И вообще, хватит мне-себе хамить. Что ты думал, мы его в рай отправили?
- Ладно, это я от неожиданности. Что он там делает?
- Ищет тело своего господина, которого он накануне бросил, трусливо сбежав с поля боя. В этом его наказание. Он испытывает вечную муку от своего предательства.
- Как давно? Хотя глупый вопрос. Три года уже как…
- Вопрос, кстати, не глупый. В вечности нет слов «давно», «недавно». Здесь ВЕЧНО «давно», ВЕЧНО «недавно» и ВЕЧНО «накануне».
- Мы ему можем чем-нибудь помочь? Ну, не знаю, вытащить его отсюда?
- Никто, кроме его самого и Его Самого не может ему помочь. При всём желании… мы не в силах… и не вправе. Мы ему только хуже сделаем.
- Да куда уж хуже!
- Не скажи. Ты ещё не видел, как самоубийцы в ВЕЧНОСТИ развлекаются… тусуются, себе вечно, без надежды на амнистию, в одномерном пространстве.
- Разве бывает одномерное пространство?
- Ещё как бывает.
- А где находится твой ад?
- Там же где и твой… в нас.




Москва, Кремль
12.09.2008 года

- Всё идёт, как и задумывалось. Начинается подготовка по проведению обряда Страстной любви.
- И что, нам на этот раз помешает?!
- Уверяю Вас, всё пройдет гладко. Осечки не будет. Велиар под присмотром, ему перекрыт выход в этот континуум. Гермес, конечно, сильнее, чем раньше, но он утратил слишком много, обрастя человеческим телом и человеческой душой.
- У него, что есть душа?!
- Агенты из АДа, докладывают, что есть. Ему даже сквозь Оболочки стало труднее проходить. Если раньше он, как и остальные, проскальзывал между нитями мироздания, то теперь Оболочки сопротивляются, не желая пропускать сквозь себя искры совести.
- Чему ты радуешься, кретин!? Ты только что рассказал мне, что Гермес стал настолько силён, что способен проламывать стены там, где мы их можем только обойти.
- Но, с другой стороны, недостатки, приобретённые Старшеньким, не позволяют…
- Это ты у нас – сплошной недостаток! Что ты можешь сказать о факторах, не просчитанных тобой?
- О каких факторах?
- Вмешательство каких-нибудь третьих, десятых, я уже не говорю о Первой… сил. Почему в твоём раскладе ничего об этом не сказано?!
- Я думал…
- Ближайшую Вечность ты будешь думать в какой-нибудь двухмерной Вселенной. Изыди…

В кожанокраснодеревчатом кабинетище, чересчур шикарном даже для этого здания, находились двое. Один, явно хозяин кабинета, сидел расслабленно, пытливо и с ехидцей поглядывая на другого. Другого, немолодого, с лицом, украшенным обвисшими щеками над бычьей шеей. Тот совершенно не понимал, каким образом очутился в этом кабинете, и вообще, что здесь творится.
- Виктор Степанович, поздравляю Вас с назначением на новую, точнее на старую, должность. Президент подписал все бумаги в связи с назначением Вас послом в дружественной Украине – Хозяин открыл верхний ящик, в котором, кроме кучи обёрток от Сникерсов, и не было ничего. Смял кучку фантиков в кулак. Когда раскрыл ладонь под столом, в ней распрямилось несколько листов гербовой бумаги, с самыми высокими подписями и самыми внушительными печатями, извлёк их на обозрение посетителя. – Хотели Вас направить сначала куда-нибудь поближе. В Коми, или Чечню. Но я сказал, мол, ведь наш Виктор Степанович с любым может договориться. Прислушались ко мне.
Посетитель пытался промычать что-то бессвязное, но Хозяин оборвал его, – Не стоит благодарности. Мы же тут все общее дело делаем.
Хозяин был вежлив, Хозяин был радушен. Хозяин считал, что он Хозяин.
* * *



В пяти шагах от неприятностей
12.09.2008 года 00:26 по моему

Я, после того памятного вечера в Драновке, никогда больше не убивал Одержимых. И дело даже не в совести, а в том, что бесполезное это дело. Бесполезное это дело – портить тело. После того, как ко мне прилепили Кровавого Брата, совсем стало проще. Я немного приводил в чувство Носителей в нашей реальности, а Дракон, раздавал бесятам-пассажирам фофаны по всем своим Сумеркам. Веселились вовсю. Но убивать не убивали. Не досуг, или не до сук…
Не хотелось мне убивать. Слишком остры шипы памяти о скуке, которая охватывала меня при отправлении людей, да и нелюдей, на тот, или какой-нибудь иной, свет. А Пересмешник, тьфу ты, Дракон не сильно горел желанием отыгрываться на мелких демонах. Считал, что это ниже его достоинства. Ниже, так ниже, спорить не стану. Кто его знает, насколько у этих-нас Падших достоинство высоко задрано. Вот на Велиара – зуб имел. Да не один, а всю свою зубастую пасть. Только вот не попадался он нам больше. Не знаю, может осознал?
Люда поправилась. Потрепала нам нервы изрядно, но на удивление быстро поправилась. Несколько раз заезжали к нашему благодетелю, штатовскому Айболиту, который даже такую зверюшку, как моя благоверная, излечил. Во время последнего визита, не далее, как позавчера, Варя затеяла интересную, на мой взгляд, дискуссию. Затеяла, правда не она, а Арнольдс, которого, кстати, банально, как и всё американское, звали Джоном. Да даже, если бы его звали Мафусаил, это всё равно было бы банально…
- Вот, скажи мне, Барбара. Ты только что сказала: «На всё воля Божья». Ты действительно так считаешь?
- Не имеет значения, считаю я так или нет. Это ничего не изменит.
- В смысле?
- Вера в это, только делает меня сильнее. А воля Божия исполняется и помимо нашей веры в промысел Его.
- Наши проповедники говорят о другом…
- Ваши проповедники танцуют и поют под скрипки чертей…
Я судорожно пытался вспомнить, как называют таких людей, как моя Варя. Как моя Варя, когда она говорила и вела себя так, как сейчас. Где-то в погребах памяти хранилось это слово. Но вылезать не собиралось. Перед глазами только всплывали очертания одной московской церкви. Церкви, поражающей безумный буйством красок разноцветных разнокалиберных куполов, построенной давным-давно в самом центре столицы…
* * *


Били по плоти Вечной Ночи крылья легиона чёрных птиц. Невидимых, но осязаемых. Били крылья чёрных птиц, вспарывая ткань абсолютной тишины. Били крылья, отмеряя в ритме, рождённом за многие миллиарды лет до первого рождения, слова, ещё более погружавшие в сон. Сон, который может длиться Вечность.

Чёрные птицы садились на тело, сотканное из космической пыли. Превращались в зубастых червей-паразитов. Проникали в жилы, наполненные мраком. Проникали, чтобы стремиться по рекам, не знавшим боли. Не знавшим до сих пор…
И тупые безмозглые твари прокладывали путь по рекам-венам. Их направляла собственная безудержная злая воля, страсть к осквернению и разрушению, всего, чего они смогут коснуться. К цели, ведомой лишь им. И чем ближе была их цель, тем глубже сон засасывал искры памяти…

Гермесу-Локи впервые за всю его нежизнь приснился сон…
* * *

Я боюсь не спать. Раньше, когда я засыпала, меня мучили сны. Теперь, если я не сплю ночью, меня терзают сны, которые видит Пересмешник, я подозреваю, скорее даже уверена, что в основном их видит не тот Пересмешник, который Никита, а та часть его, которая целиком является Пересмешником. В этих снах – будущее. Страшно подумать, насколько это будущее является недалёким. Только молитва помогает мне не сойти с ума от ужаса. Меня нет в этом будущем, и с одной стороны, я рада этому, а с другой…
* * *

Они пришли ночью. Они пришли, когда я и не ждал. Вру, я их ждал. Ни на минуту меня не покидала тревога. Уж слишком всё гладенько, аж гаденько. Если тебе кажется, что всё слишком хорошо, жди за этим добрую оплеуху, которая отправит в нокаут всё твоё внешнее благополучие. Слишком нужен я был ЭТИМ, чтобы меня оставили в покое. Идиотский бег от самого себя, не единственная радость, которая ожидала меня на дороге к смерти. Я дождался…
Они лезли через окна, ломились в двери. Тут уж не до церемоний, если к вам пожаловали такие наглые гости. Ну ничего, я радушный хозяин… Без подарков никто не останется… чёрт возьми, моего черта, где он ползает… ладно, я сам с усам.
Визжащие, молчащие, одетые, голые, молодые и старые, женщины и мужчины, даже маленькие дети. Толпы Одержимых стремились со мной поздороваться. Через пару минут я понял, что вовсе не я являюсь их вожделенной целью. Они пришли за Людой. Нет, ребята, вот нет у меня желания в очередной раз её искать, освобождать, и так далее… пришлось изменить своим принципам… не до человеколюбия мне… сегодня.
Люда благим матом орала у меня за спиной. Я вжал её в угол, а сам стал эдаким волнорезом стал на дороге нечисти. Кровавый из меня волнорез получился. В прямом и переносном смысле. В прямом, потому что, почти сразу с ног до голову оказался забрызган кровью, к счастью, чужой… к моему счастью… не ИХ. Не смущало ничего, ни пол, ни возраст, ни внешний вид. Что ж сами виноваты, что пустили в себя ЭТУ мерзость. В хорошего человека, небось, не вселится бес, не по силам ему.
Как в старые добрые времена я услышал песню…
Моя Ассоль лежит в больнице,
Ей снится сон: под крики птицы
В гавань войдёт белоснежный фрегат,
На котором за ней приплывёт её Грей.
Незнакомый хрипловатый голос аккомпанировал моему танцу смерти. Хорошая песня душевная, прямо под настроение…
Благородный и добрый открыт его взгляд,
Но не знает Ассоль…
В спокойную ткань песенки вплелись зловещие гитарные рифы…
…Что граф Грей был пират.
И был убит в пьяной драке,
А об алых парусах всё враки.
Они красные и пьяные от крови
И отдал в аду фрегат швартовы…

А, ну, это уже ближе к теме. К теме отправления в ад тех, кто из него вылез. Я как раз в этот момент перерубил ребром ладони шею Одержимой-девушке. Если б не капающая из перекошенного рта слюна, её можно было бы даже считать симпатичной… при жизни. Правда, волосы химией пережженные… вон, по полу рассыпались,… а песня набирала обороты, как адский локомотив, вечно несущийся в пропасть.
…Чтобы вечно нестись из кошмара в кошмар.
Кто взойдёт на фрегат,
Попадёт прямо в ад.
Через Лету и Стикс перевозит в Тартар
Падший шкипер мечты, твой безумный корсар…
У меня хорошая получилась ладонь, качественная. Острая режущая кромка по ребру, бритвенной остроты когти, фаланги, щедро усыпанные костяными шипами. Не руки, а загляденье. И заглядывались на них Одержимые, завидовали, что такого себе позволить не могут. Ненадолго заглядывались… на мгновенье… перед смертью тела-носителя.
…Грей был убит в пьяной драке,
А об алых парусах всё враки…

Вам не добраться ни до меня, ни до Люды, ни до… Варя!
…Они сшиты из кровей и душ невинных.
Все в подтёках спермы, пятнах винных.

Мой танец стал ещё более изощренным. Теперь я не просто прикрывал угол, в который забилась Люда, я шёл, точнее, прокрадывался вперёд. Приходилось постоянно следить за тылом.
Нет, ничего не получится! Я не могу одновременно прорываться из комнаты, и следить за сохранностью жены. Блин, сколько ж ИХ много!
Ещё один сюрприз. Я заметил, что мёртвые тела, щедро устилавшие комнату, начали шевелиться. ТОЧНО! Рука одного, ещё недавно гарантированно мёртвого тела, вцепилась в Людино бедро. Та завизжала ещё громче, хотя раньше не поверил бы, что такое возможно. Скинула эту руку, но через секунду в Люду вцепилось ещё несколько.
Моя Ассоль лежит в психушке…
Труба дело. Как можно убить уже мёртвого?!
…Ей сниться сон, как залпом пушки…
Единственный выход – отрывать ИМ руки… желательно и ноги.
…Известит о прибытии чёрный фрегат…
К скуке, приходящей ко мне в момент убийства, стала примешиваться тоска… близкой смерти… чьей-то.
…Грей возьмёт её душу…
Я знаю, что через каких-нибудь лет двадцать–тридцать я снова появлюсь на свет.
…и спустится в ад.
Но я уже не увижу своих девчонок, да и вряд ли буду ли о них помнить. И всё пойдёт сначала – Невеста Паука, Кровавый Брат и так далее, пока в одну из моих жизней ОНИ не закончат обряд и тогда… знать бы, что – тогда.
Я начал уставать. Уставать и телом, и душой, или тем, что там у меня вместо души.
Не хотели меня убивать, ежу понятно! Меня хотели нейтрализовать, обездвижить, отвлечь, но никак не убить. И я не хотел убивать. Скучно мне убивать, а я не люблю, когда мне скучно. Я Люду люблю… и Варвару. Только вот Люду хотят убить, а Варя, та уже, наверняка, мертва.
Где же Дракон?! Только разогнав своих родственничков в Сумерках, как он называл те измерения, в которых проходили их адские междусобойчики, он дал бы мне-нам шанс на… шанс. Но я даже не чувствовал его, не то что не мог докричаться. И вот теперь мне в одиночку приходилось метаться по ковру из шевелящихся кусков мяса, которые я стремился сделать как можно меньших размеров, во избежание поползновений всяких. При этом отбиваться от ещё вполне живых счастливых обладателей бесов-кукловодов. Дверной проём выплеснул ко мне очередную партию достаточно боеспособных Одержимых. С одним, худощавым парнем, обладателем мрачного, ничего не выражавшего лица, пришлось даже повозиться. Быстрый оказался, почти такой же, как и я. Так меня замотал перед кончиной (своей), что я чуть было, не пропустил тот момент, когда Люду, потерявшую к этому времени сознание, под шумок не попыталась выволочь парочка бесноватых, ряженных под молодожёнов. А может, они и были новобрачные, примчавшиеся ко мне прямо из какой-нибудь кирхи. Невесту, еле оторвав от Люды, переломал об колено. Жениху, в тот момент, когда он неимоверно широко разинул пасть, зашипев на меня, попросту загнал поглубже в пасть руку. Обратно её достал, уже зажав в кулаке кусок позвоночника. Свадьба, чтобы там не говорили, явно не удалась.
Вот примерно с этого момента я начал замечать что-то необычное. Хотя, что может быть необычнее, подобной концентрации Одержимых в пределах конкретной точке времени-пространства? Разве что появление в их толпе обычных людей. Испуганных, нелепо выглядевших в своих пижамах, фраках, иногда и вовсе без одежды, но всё же обычных.
Первой была женщина, влетевшая в комнату, издавая пронзительные крики. Я, готовый изрядно почленовредительствовать, насилу остановил руку, занесенную для удара. Посмотрев в её глаза (повезло же ей, я обычно избегаю этого делать), я понял, что не бес кричит в ней, а страх.
Представляю, каково это, неожиданно очнуться в доме, полном безумцев… где я?... почему?... что происходит? И в довершение всех неприятностей, очутиться перед голым, с ног до головы окровавленным, по колено заваленным кусками человеческих тел, (боже! они шевелятся!) человеком (человеком?! посмотрите на его руки!!!).
Поймал момент, выглянул в окно. Вот те раз! ИХ - были тысячи вокруг дома. Но уже и там намечалась колботня какая-то непонятная. Всё чаще в воплях, издававшихся из толпы, вычленялись звуки ужаса, непонимания, удивления. Не успел я разобраться в ситуации, как в этот же миг по пирамиде тел в окно пытался забраться незадачливый монстрик, отличавшийся от остальных непропорциональностью тщедушного тельца. Обломал неудачник зубки о мою шею, получил в ответ звездюлину, лишившую его зубов напрочь, вместе с обеими челюстями. Зараза, за спиной, в комнату, разбирая баррикаду из бывших Одержимых, опять кто-то вламывался!
Ожидавший чего угодно, я впервые за последнее время оказался по настоящему удивлён.
Наш недавний знакомый, доктор Арнольдс – собственной персоной, причём во всех отношениях, собственной. С первого взгляда было видно, что он не Одержимый, и появился здесь по собственной воле. Была в его действиях целеустремлённость и осмысленность, отсутствующая у других людей, которые по все видимости добрались сюда, подчиняясь воле бесов-одержителей, но по непонятной пока причине, освободились из-под ИХ контроля.
И не успел я ничего сказать, как за спиной Арнольдса появился очередной Одержимый. Джон прочитал направление моего взгляда, обернулся, и вместо того, чтобы вполне оправданно испугаться, сказал что-то на латыни и приложил какой-то предмет ко лбу Одержимого. Тот испустил дикий вопль и рухнул, кучкой дымящегося навоза. Признаюсь, это ещё эффективней, чем мои анатомические забавы. Правда, не так эффектно. Кстати, я разучился удивляться плохому, вот не получается и всё! Хорошему, - сколько угодно, плохому – никак.
- Быстрее, Ник, нужно выбираться отсюда – взволнованно, напористо, но без ноток паники, выкрикнул Джон.
- Да вот как-то и не хочется. Нравится мне тусоваться, – не спорю, хотелось мне удалиться как можно скорее и не важно в каком направлении, но не люблю я, когда со мной так… командным тоном. Я вообще много чего не люблю.
- Здесь собрались Носители с пол-Европы. Нам никак не справиться.
- Ладно, уболтал. Присмотри за моей женой, смотрю, у тебя неплохо получается, а я за дочерью…
Уже на полпути к комнате Варвары, сметая по дороге одиноких праздно шатающихся Одержимых, не утруждаясь даже их расчленением, я понял, что меня ещё удивило! Арнольдса нисколько не смутил мой внешний вид. Как будто он заранее ожидал меня увидеть не совсем в человеческом обличии, стоящим на кургане из свежего мяса. Неспроста всё это. Опять совпадения? Не верю я в совпадения…
Не стал я ни приводить себя в порядок, ни проводить разведку. Попросту вломился, как есть в комнату Варвары, готовый рвать всех… кроме неё. А вот рвать никого и не понадобилось. Сидела наша Варвара на полу у кровати спокойная, как Будда. Посмотрел я на неё, и стало мне казаться, что всё произошедшее за последний час – дурной сон, не более. На душе, если она у меня есть, масляным пятном расплывалось тепло, пропитывая всю мою суть.
Очнулся, глянул вниз, на руки. Нет, не сон. А явь заключалась в том, что аки Фредди Крюгер (исходя из длины когтей и корки запёкшейся крови по всему телу), абсолютно голый при этом, стоял я перед подростком и… не знал, чтоб это эдакое сказать, ситуацию разрулить. А эта мелочь, (вру… не мелочь… вот, как сейчас – топ лесс – вообще взрослячка) смотрит на меня невозмутимо и тоже не гугу. Никакого почтения к моим сединам.
- Оделась бы, что ли? – и покраснел. Вряд ли избыток красного цвета был заметен через слой кровищи, но всё же.
- Мы уезжаем?
- Нет, блин, остаёмся! – сдаётся, что я начал ещё и нервничать. Не забыть валерьянки выпить.
- Что я должна делать? – нет, натурально, её невозмутимость мне дорогого стоит!
- Одеться для начала и… бежать за мной – в это время я привёл себя в человеческий вид, вроде как ничто не предвещало беды в этот момент, а смущать ребёнка – не моё призвание.
Когда мы бежали наперевес с тревожными чемоданами (исходя из прошлого опыта, я такие заготовил для каждого члена семьи), Варя спросила:
- Они здесь все ТАКИЕ?
- Все? Вряд ли. Их пожалеть стоит (не покажу я ей комнату, в которой я их жалел).
- Им плохо. И нам будет плохо и… не НАМ.
Арнольдс так и оставался в нашей спальне. Судя по запаху горелой плоти, он успел пара раз приложить своими причитаниями нескольких незадачливых посетителей.
Из дома уходили подобно ледоколу. Хотя, колоть особенно и не пришлось. Доктор с помощью латыни и замысловатого амулетика (разглядел между делом) клал Одержимых направо и налево. Я, обременённый Людой и двумя сумками, мог действовать только ногами. И, поверьте, я ими действовал. А Варвара… теперь я всё понял. Понял, но не всё, правда. Варя, в довершение своей неадекватной невозмутимости, ещё оказалась способной на всякие разности…
Её Одержимые не могли коснуться. Нет, коснуться могли, но после этого переставали быть Одержимыми. Оказывается, это именно Варя была причиной появления ошарашенных людей, не понимающих, как они оказались в этом месте и такой компании. Интересно, как она это делала?
* * *

Они очень грязные. Их лучше не касаться. Когда я почувствовала их грязь за плёнкой человеческих тел, не смогла удержаться от брезгливости. Вон отсюда! Идите в то болото, откуда выползли! Грязными ногами на чистую скатерть. Я даже заплакала от обиды. Где-то рядом Никита делал тоже самое. Выгонял маленьких грязных, пусть даже несчастных, бесят из нашего мира. Пытался. Бестолково. Слишком. Как самому человеку нельзя навредить, порвав его одежду, так и ЭТИМ невозможно причинить ущерб, повредив тело, которое они используют в нашей реальности. Я не знаю, как научилась видеть и прогонять ИХ, я и училась…
Бесята распознали опасность, исходящую от меня, и больше ко мне не лезли. Потом прибежал Никита, по его лицу было видно, что он меня десять раз похоронил и, кажется, даже расстроился, что я цела и невредима, и нет нужды меня спасать. Эх, Никита, успеть бы тебя спасти…
* * *

Люда в сознание так и не пришла. Её здесь вообще больше не было. Я отправляюсь за ней, пусть мне придётся уйти из этой жизни.