Три дня на подготовку. Глава 4. Нежная встреча

… Уже час он бродил по долине, спрятанном в глубоком ущелье меж скал. Он не знал, как попал в этот чудесный оазис, да и это было неважно. Когда хотелось есть, он жевал молочной спелости маис и горох, грыз сахарный тростник. Он утолял жажду в глубоком ледяном ручье, хрустальная вода которого не скрывала застывших у дна фунтовых форелей. Он сослал набухшие нектаром цветы и пачкался кровавым и липким соком хрустящего огненного граната.

Когда ноги подламывались от усталости, он лежал в густой влажной траве или прятался под широкими перепончатыми листьями гигантского лопуха. Его обоняние стало острым как у волка, и он чувствовал тяжелый дух земли, горький запах насекомого и мускус грызуна. Он мог видеть с закрытыми глазами и узнавать время без часов. Логика мышления словно канула в глубины подсознания, и он жил, повинуясь пульсирующему органическому потоку, частью которого был он сам. С восходом красного солнца в груди загорался и растекался по телу кипящими струйками энергетический импульс. А когда последние его лучи исчезали за вершиной скалы, тело одолевала прохладная истома, и он лежал с закрытыми глазами, без сна, наслаждаясь ощущением того, как жизнь покидает тело и оно сливается с окружающим миром – не в жарком дневном объятии, но оседая холодной росой на шершавом граните скалы.

Однажды в розовый предзакатный воздух долины вмешался голубовато-серый вертикальный поток, берущий начало у скальных пещер. Это был дым от костра, который зажгли люди. Существу, жившему одиноко в лесу, хотелось приблизиться к ним просто из любопытства, но в глубине его памяти ожили ассоциативные цепи, предостерегающие от такого шага. Неведомо откуда появившиеся люди жили спокойной жизнью. Они строили хижины из глины, накрывая их сплетенными из листьев гигантского лопуха циновками, заготавливали дикие злаки и коренья, охотились на птиц и ящериц, раскорчевали крохотное поле под маис. А существо кружило вокруг селения и наблюдало за его жителями, словно смотря бесконечную программу огромного телевизора. Оно помнило, что в сезон дождей со скал спускается семья ягуаров, и не знало, опасно ли это для людей. Пройдет всего три луны, и ответ не заставит себя ждать. И тогда, быть может, вновь будет обретен покой…

Третий сигнал зуммера Хант слышал уже вполне отчетливо, но тело не слушалось. Потом резануло в паху, вспышка боли прокатилась по глазам и кончикам пальцев, и Ханту удалось приподняться. Ионный душ качнул стрелки приборов жизнеконтроля, ноги словно сами согнулись, спружинили и понесли тело к пульту управления. На экране в углу мигала надпись «Облет по локальной орбите. Второй круг», а всю середину занимала незнакомая голубая планета, по типу аналогичная Земле. Пирамидка управления валялась на полу, вытолкнутая эжектором из гнезда. «Бешеный Шакал» со второразрядным агентом на борту болтался на краю Галактики, и Земля не ждала его обратно.

Хант отключил автоматический режим и положил руки на штурвал. Корабль повернулся носом к планете, выплюнул мегатонну фотонов и съел пара светосекунд. На табло приемника в тот же момент зажегся вопрос, продублированный динамиками интерпретатора: «Вас приветствует служба границы! Какого черта ломитесь без опознавательных знаков? Ваш прием назначен только через неделю. Ваши позывные?»

Откусив и выплюнув кусок сигары, Хант включил ближнюю панораму и отстучал ответ: «Я бедная маленькая овечка, я отбилась от стада и очень, очень устала. Пустите переночевать!!»
И вдавил гашетку до отказа.

«Бешеный Шакал» содрогнулся, выплюнув четыре торпеды, и Хант впился глазами в экран радара. Одна секунда, две, три… В наушниках сквозь вихрь радиопомех вдруг кто-то торжествующе пропищал: «Третий, третий! Это наш клиент! Работаем по программе! Давай вспышку!» На экране радара в этот момент полыхнуло, и корабль задрожал от далекой взрывной волны. «Испекся, мистер», - удовлетворенно хмыкнул Хант, разворачивая «Шакала» под острым углом к планете.

- Цель прямо по курсу, сэр, - пропел бортовой компьютер, - цель слева, сэр, еще одна сзади, кучность – пять тысяч.
- Отделяющиеся боеголовки, - Хант скрипнул зубами и проорал: - Гравизащита, идиот!

От левой он легко ушел, маневрируя кораблем, а фронтальная атака не страшна – выручит гравитационный щит. Компьютер тоже не сплоховал, перехватил заднюю и пустил ее по высокой орбите вокруг планеты. До входа в атмосферу оставалась минута.
Хант все это начало даже забавлять. На радаре продолжали вспыхивать новые цели, и он поражал их с первого раза, почти не снимая большого пальца с гашетки. Полузабытый боевой азарт захватил его. Вот он навскидку разворотил сторожевик, пытавшийся зайти ему в тыл. Тремя снарядами пробил спутниковую сеть и нырнул прямо в ядерное облако, уходя еще от одной ракеты. Обошел перекрестье лазерных лучей и почти наугад выстрелил по одному из источников излучения. Наконец еще один немыслимый зигзаг, и «Бешеный Шакал» поворачивается дюзами к земле для посадки.

Хант успел краем глаза подивиться зеленому буйству расстилавшегося внизу растительного покрова, но затем его голова словно лопнула на несколько кусков, и мрак поглотил его.

Он очнулся на мгновенье, чтобы ощутить себя куском полурастаявшего льда в шейкере безумного бармена и вдавить клавишу катапульты. «Бешеный Шакал» разваливался на части и покорно готовился врезаться в поверхность негостеприимной планеты, а бесчувственное тело Ханта уже не знало направления своего движения.

…………………………

- Опять я жив, - такова была первая мысль Ханта, и ей сопутствовало чувство легкого удивления.
- Лихо я покосил этих ублюдков, - подумал он потом. И ощутил сильное удовлетворение.

Ни первого, ни второго чувства он более не испытывал, обнаружив себя в точном подобии земного субтропического леса. Тем более что катапульта, точнее, то, что от нее осталось, запуталась в ветвях огромного дерева, напоминавшего кедр, на высоте двадцати метров. От мысли упасть оттуда пусть и в суперскафандре Хант категорически отказался, даже анализируя ее возможные достоинства. Однако, поняв, что трубки жизнеобеспечения полопались, и он, как обычно, плавает в месиве кофе, апельсинового сока и чего-то еще, сильно газированного кислородом, он почувствовал, что становится менее нетерпим к альтернативам.

Даже не взглянув на данные анализаторов, Хант расстегнул скафандр и с упоением глотнул свежего, насыщенного лесными ароматами воздуха. Свою нетерпеливость он проклял самыми страшными словами в то же мгновение. Его лицо было немедленно облеплено мельчайшими, тонко пищавшими паразитами и стало быстро превращаться в грубую заготовку для дуршлага. Хант бешено затряс головой и заработал руками, но только загнал в отверстие шлема чудовищное мохнатое насекомое, слегка напоминавшее малый ракетный штурмовик, у которого отвалился глушитель. Многократно перекрыв рекордные нормативы по снятию шлема, разведчик швырнул его вниз с такой силой, что пробил густую зелень, и в образовавшемся отверстии что-то ослепительно блеснуло.

Давно забытые гимнастические навыки в полной мере понадобились Ханту, когда он выкарабкивался из катапульты и полз, как гигантский червяк, по толстой ветке, чтобы заглянуть вниз.
Там, сверкающей стрелой рассекая заросли, уходило в неведомую даль… да, сомнений не оставалось, это было что ни на есть обычное металлизированное шоссе, на Земле их, правда, последние сто лет уже не строили. Хант обрадовался дороге как ребенок.
Однако к ней вел путь почти такой же трудный, как к любой земной трассе. Ветви дерева обрывались на высоте, значительно превышавшей первоначальную оптимистическую оценку, а огромный ствол не под силу охватить даже хоботу слоноящера с Кассиопеи. Хант, конечно, мог срезать этот псевдокедр одним зарядом бластера, и он еще был способен усмехнуться по поводу такого решения.

Сверху жизнь открывалась как на видеоролике натуралиста. Это единственная, пожалуй, видеопродукция, которую Хант мог смотреть без отвращения, памятуя о том, насколько дороже стоят искусственные декорации, чем труд смельчака-одиночки, проникающего в тайные уголки новых планет. Бессюжетность таких картин позволяла отдохнуть от псевдоувлекательности супербоевиков, а по эмоциональности и чувственности они давали сто очков вперед дряхлой фантазии эротических зрелищ. Ханту впервые пришло в голову, что он уже почти дослужился до пенсии и вполне справился бы с камерой не хуже, чем с пулеметом.

Вдруг он понял, что более десяти секунд отрешенно взирает на идущих гуськом вдоль дороги людей, но ничего не предпринимает. Из его глотки раздался хриплый крик, утонувший в шуме леса. Он набрал в легкие воздуха и исторг из себя вопль, от которого заломило в ушах и едва не лопнули связки. И он был услышан!

Люди остановились, задрали головы вверх и стали оживленно переговариваться. Хант смог рассмотреть их поподробнее. Не будучи силен в истории, он был не в состоянии установить какое-то сходство здешних жителей с представителями земных цивилизаций, но они явно принадлежали к эпохе, предшествовавшей Великому Перелому. Одежда из естественных материалов, холодное оружие – нет, от этих людей никакой угрозы для земного разведчика не исходило. Однако они его определенно не видят!

В самом деле, различить растрепанную башку Ханта в пушистой кроне гигантского дерева без бинокля не представлялось возможным. Рискуя проверить правильность закона свободного падения, Хант двинулся вперед по угрожающе раскачивающейся ветке. Пальцы впивались в липкую от смолы кору и могли соскользнуть в любой момент. При снятом шлеме кондиционер скафандра не работал, и Хант задыхался от испарений, струившихся из-под воротника. Пальцам одной руки застежка не поддавалась. Раздувшиеся от укусов веки валиками нависали над глазами. Хант впивался взглядом в зеленую завесу, словно глядя через смотровую щель бронетранспортера, но шоссе и стоявшие на нем люди исчезли. Когда он почувствовал, что дышать не может совсем, то обхватил ногами ветку и повис на ней, пытаясь расстегнуть воротник.

Молнию заклинило, Хант злобно рванул ее, и тут ветка качнулась и с оглушительным треском пошла вниз. Ноги Ханта пробили густую зелень, но сломанная ветка застряла в кроне, и оставалось еще немного времени, чтобы окончательно проститься с жизнью.

- Образец безвыходной ситуации, - уже совсем спокойно подумал Хант, вися на одной руке и выплевывая изо рта ароматную хвою. Вторая рука безуспешно шарила вокруг в поисках последней соломинки. Еще минут десять можно посопротивляться, но потом рука затечет и сама собой разожмется. В этот момент надо перехватить ветку другой рукой, но если она зацепилась непрочно, малейшее его движение станет последним. Так что о том, чтобы попробовать подтянуться и найти вверху более надежную опору, не стоит и думать.

Легкий шорох в окружающей хвое привлек внимание разведчика. Он скосил глаза и понял, что в его распоряжении осталось значительно меньше десяти минут. В метре от его головы, переливаясь чешуей, расположилось отвратительное пресмыкающееся, нечто среднее между огромной ящерицей и средних размеров анакондой. Полураскрыв пасть и играя раздвоенным языком, оно смотрело на Ханта равнодушным взглядом стеклянных глаз, и он пожалел, что не может быть таким же хладнокровным. Рука непроизвольно потянулась к кобуре бластера, но этого движения уже оказалось достаточно, чтобы нарушить непрочное равновесие.

Каким-то чудом еще держащая его грузное тело ветка затрещала и поползла вниз. Хант понял, что падает, и закрыл глаза.
Потом он открыл их, потому что движение вниз прекратилось.

Теперь он висел в открытом пространстве на ветке, которая вывалилась из кроны почти целиком, но удивительным образом все еще держалась. Хант знал, что он уже мертв, и потому даже не обрадовался, обнаружив внизу у подножья столпившихся людей. Они кричали и жестикулировали, но все это едва ли имело какое-то значение. Через несколько минут у них будет возможность изучать его изувеченный труп, надо просто немного подождать.

Остальное происходило в странно замедленном, разорванном на отдельные кадры темпе. Вот чиркнула по соседней толстой ветке густо оперенная стрела и, содрав полоску хрупкой коры, потянула за собой тонкую нить. Нить запела, резко уходя вниз, и спустя несколько секунд ей на смену пришла зеленая плетеная веревка в палец толщиной. Вот она двинулась ему навстречу, два метра, полтора, метр… Пальцы затекшей руки уже разжимались, когда Хант, отчаянным движением качнувшись на ветке, бросил свое тело вперед. Ему показалось, что весь он на мгновение обернулся сторуким моллюском, гигантским пауком или одной разверстой зубастой пастью, единственным назначением которой было хватать, хватать и держать во что бы то ни стало. Его пальцы остервенело вцепились в веревку, он ощутил толчок и, не чувствуя боли в ободранных ладонях, заскользил вниз. Внимательные холодные глаза слегка разочарованной змеи провожали его в этот путь.