Физика Учебник для 9 класса

 40 симфония Моцарта, как и любая другая близкая к сердцу мелодия, располагает к добрым воспоминаниям…

Читатель! Поставь диск с волшебной музыкой симфонии № 40 Моцарта или другое орудие звукозаписи, которое несет в себе возмездие над музыкальной необразованностью. Погрузись в прекрасное царство загадочной тональности соль минор и наслаждайся моей историей… прости, музыкой Моцарта.



 Movement One - Molto allegro
Это произошло зимой в далеком 19.. году. Пять последних дней декабря и два месяца гомельской мягкой зимы. Здесь нет колючего ветра, и страшной метели. Снег большими мокрыми хлопьями медленно опускается на тротуары, превращаясь в несмелый наст, хрустящий под ногами, в любую минуту готовый предстать в ином образе - непозволительной грязной жижей.
Я оканчивал школу, и все комсомольско-школьные мероприятия меня интересовали мало. Но новогодний бал, организуемый и гордо объявленный Комитетом ВЛКСМ, мы решили почтить своим присутствием. Выразительно посмотрев на комсорга, «классная» строго предупредила нас, что выпускники, будучи комсомольцами, не имеют права не выполнить комсомольское поручение. И мы пристыженные (можно подумать!) пообещали достойно встретить новый год в кругу большой комсомольской школьной семьи. На что она молча кивнула в ответ, подарив нам скептическую улыбку.

 Юрий Антонов в полном своем репертуаре пытался побудить наше воображение и представить девушку с летящей походкой и, вышедшую из мая. Звучали неуместные в новогодний вечер «Снегири». И когда раздались первые ноты прекрасной мелодии «Несет меня течение», я вдруг увидел, застенчиво стоявшую точную копию Татьяны Самойловой из фильма «Летят журавли», которую, не раздумывая, пригласил на танец.
Я обнял её, и сквозь плотную ткань бежевого платья-трапеции, почувствовал её притяжение, а её чёрные волосы, касаясь моего лица, пахли свежестью утренней зари. Её губы были где-то рядом - горячее дыхание разливалось во мне, и согревало меня в большом прохладном зале, подчеркивая всю серьёзность пришедшей зимней строгости.
Её звали Кроха. Ира Кроха. Кроха – это фамилия. Маленькой она не была. Но от природы она была стеснительна, и потому не заметна, словно фамилия сковала её путами скромности и делала её меньше, не внешне, а внутренне.
Училась она в 9 А. Школа у нас была большая: девятых классов – пять, десятых – четыре, да ещё с первого по восьмой столько же. Поэтому неудивительно, что раньше, я её не видел.
 После новогоднего вечера она, как мне показалось, с большим удовольствием потянулась ко мне и не смогла отказать мне в притязании на то, чтобы проводить её до дому. И наше быстрое, ограниченное родительской заботой позднего не гулянья под луной, свидание состоялось. Ведь это было аллегро!
 Мы окунулись в таинство соприкосновения познания двух одиноких душ. Мокрый снег налипал на наши лица и одежду и медленно таял. Она постоянно отряхивала свою кроличью шубу от снега, и её варежка скоро намокла. Поэтому ей пришлось её снять. А я подумал, что, как кстати, этот мокрый снег, который казался вначале раздражающе липким, в одночасье превратился в восхитительный снежный мир, в котором есть только я и она. Я взял её руку, чтобы она не озябла. И мы, как первоклассники на линейке, пошли гулять между серо-белыми кварталами домов, совсем не в ту сторону, где она жила, хоть так удлиняя наше скоротечное свидание, весело болтая обо всём.
-Так, это вы над нашей классной измывались? – она игриво посмотрела на меня.
-В смысле? – не понял я.
-Да кто-то из девчонок ваших рассказывал, что на уроке физики вы её голову чем-то протыкали, - она улыбнулась, а я засмеялся.
-Ира… - она меня перебила:
-А меня все зовут Крохой,- почти с сожалением произнесла она.
-Ну, если тебе приятно, я тоже буду звать тебя Крохой.
-Нет, зови меня по имени… Мне очень нравится, как ты его произносишь, - она крепко сжала мою руку, - так расскажи, что у вас там случилось?
-Во-первых, это было год назад, в девятом классе, а во-вторых, там ничего особенного не случилось, а в -третьих, мы уж точно были все уверены, что всё уже забылось.
-Да вот не забылось. Это же было связано с дырками? А мы сейчас как раз изучаем эти дырки, ну и из наших кто-то вспомнил…
 Надо сказать, что учительница по физике, классный руководитель 9А имела колоритные еврейские имя и фамилию - Добба Самуиловна Ливер, над которыми мы постоянно посмеивались: Боба Самуиловна Ливерная Колбаса. Это была дородная женщина маленького роста. На уроках, близоруко щурясь, она очень толково и подробно объясняла тему, которую забыть было уже невозможно. Она была страстной поклонницей творчества Моцарта, и считала, что только под его талантливую музыку можно усвоить весь учебный материал, в том числе и по физике. Поэтому все свои уроки она проводила под тихо звучащую музыку Моцарта. Она имела еще одну очень странную привычку дёргать головой, когда увлекалась своим рассказом на уроках.
И я почти дословно, используя снежный покров под столбами фонарей как школьную доску, подробно рассказал эту весёлую историю. Ведь это было аллегро!

В тот день мой одноклассник и сосед по парте, Коля Цветков, сидевший на последней парте вместе со мной возле окна, почему-то решил на уроке физики пересесть за вторую парту, где стоял диаскоп.
Добба Самуиловна как обычно начала урок с обсуждения изученной темы. Вызвав кого –то к доске, сама разместилась на свободной парте в центральном ряду справа от меня, одиноко занимавшего всю парту. И я боковым зрением принялся наблюдать за ней.
 Она, сняв очки и опустив голову, через стекла очков как через лупу, то приближая их к глазам, то опуская к столу, долго рассматривала какую-то надпись на столе. Потом, глубоко вздохнула, зачем-то глубже натянула парик на голову, посмотрела на замолчавшего нашего коллегу-одноклассника и сказала:
-Прекрасно. Вопросы есть? Вопросов нет. Нет их и у меня. Садитесь отлично, - и шумно, с грохотом упавшего стула, мы все разом повернули головы в её сторону, поднялась. Определенно, этот день был не её.
-А теперь дети, - она всегда и всех, в том числе и старшеклассников, называла детьми, - мы рассмотрим интереснейшую тему: «Полупроводники».
Стоя на возвышенном месте возле доски, похожим на амвон , как ораторствующий Цицерон, она повелительно обвела нас взглядом, протянула руку к пульту и с благородным достоинством щелкнула выключателем. Зашумел двигатель, и плотные тяжёлые синие шторы чинно погрузили нас в загадочный мир электронов и полупроводников. Другой щелчок и первая часть 40 симфонии Моцарта вместе с полупроводниками начала покорять наши умы. Еще один щелчок, и поток света диаскопа выхватил схему и силуэт нашего педагога.
 
-Итак, дети, на свете есть такие необыкновенные материалы как германий и кремний. Эти материалы физики называют полупроводниками. Они очень похожи на цинк или свинец, и поэтому имеют такой же металлический блеск. Но, - здесь она сделала паузу,- их электрические свойства резко отличаются от свойств металлов. Я не ошибусь, если скажу, что зависимость сопротивления полупроводников от освещения и нагревания связана с внутренним строением этих материалов.
Как показано на этом рисунке, - она ткнула указкой в светящуюся схему на доске, - в кристаллах германия, а также кремния, атомы располагаются именно так. Каждый из атомов германия окружен четырьмя другими атомами, с которыми он связан ковалентными связями. Свободных электронов в кристалле нет. Цветков,- она обратилась к сидящему за второй партой Коле Цветкову, - рядом с Вами лежит еще одна схема, вставьте её пожалуйста в диаскоп.
Коля кивнул, вставил рисунок, который тут же отобразился на доске. И вместе с рисунком легло чёткое изображение, помещенного Колей в диаскоп остро отточенного карандаша, который в поле зрения Доббы Самуиловны, к счастью, не попал. В виде большого копья изображение карандаша медленно начало двигаться к тени головы Доббы Самуиловны, которая почти совпадала с настоящей головой.
-Спасибо Коля, - она повернулась к схеме и вновь приложила указку к доске.

 

- Итак, дети, вот она схема кристалла с ковалентными электронными связями при очень низких температурах. Однако, при нагревании или освещении кристалла некоторые электроны приобретают избыточную энергию и становятся свободными электронами. Сейчас мы попросим Цветкова, показать нам еще одну схему.
Коля вздрогнул, и копьё на доске замерло.
-Вставьте, Коля, если Вас не затруднит, теперь уж последнюю схему.
-Нет, нет, нет, не затруднит Добба Самуиловна, - любезно откликнулся Коля, и вместе с этим рисунком вновь возникло копьё, которое теперь замерло совсем близко, в нескольких сантиметрах от головы Доббы Самуиловны.
 


Улыбнувшись Цветкову, она сказала:
-На этом рисунке показан только один свободный электрон, но атомов в кристалле очень много, поэтому при нагревании или освещении кристалла в нем появляется много свободных электронов, следовательно, возрастает его электрическая проводимость…
Копье вплотную подступило к голове учительницы. Мы затаили дыхание, напряженно ожидая дальнейшего развития событий. Не замечая над собой «орудия убийства», она с увлечением, подёргивая головой, продолжила:
-Освободившийся электрон уходит со своего места, которое находилось в системе связей между атомами. В этом месте образуется вакансия, то есть незаполненная электронная связь, называемая дыркой.
В этот момент, копьё зашевелилось и очень аккуратно и методично начало втыкаться в голову Доббы Самуиловны. Мы несмело захихикали, а она, не обращая внимания на смешки, говорила:
-Число таких дырок тем больше, чем больше свободных электронов появится в кристалле в результате его нагревания или освещения. Следовательно, число дырок в кристалле полупроводника, как и число свободных электронов, зависит от внешнего воздействия на кристалл.
Удар копья, - и голова Доббы Самуиловна, как будто действительно от удара металлического предмета содрогнулась. Ещё удар, и голова вновь ушла в сторону. Как рыцарь на невидимом коне, убивая свою жертву, «копьё» Коли Цветкова терзало голову нашей учительницы. И мы не удержались и грохнули от смеха. Добба Самуиловна с недоумением замолчала, а потом спросила:
-Дети, почему вы смеётесь? А-а-а, я догадываюсь,- здесь копье замерло, - вы над дырками смеётесь. Действительно это смешно,- она хохотнула, а копьё с новой силой поразило свою жертву, и голова вновь содрогнулась, - но давайте всё-таки продолжим. Дырка ведет себя как положительный заряд. Дело в том, что недостаток отрицательного заряда…
После каждого удара копья её голова не выдерживала натиска и приходила в колебательное движение. Нам становилось в невмоготу от смеха.
-Самое удивительное заключается в том, что дырка может двигаться по кристаллу подобно свободному электрону. Если к кристаллу приложить напряжение, – и вот здесь она сделала паузу, в глазах появился ужас, и не своим, а каким-то утробным голосом, она скороговоркой произнесла:
-В кристалле полупроводника возникнет электрический ток. Ой, - и дальше как Вини-Пух, которого закусали пчёлы - оёёёй… ой…оёёёй…оёёёй…
Она подпрыгнула, и быстро соскочила со школьного «амвона».
-Дети, вы не смейтесь, но меня действительно…кто-то ударил током.
Последнюю фразу мы не слышали, потому что все уже «катались» от смеха, от которого содрогались стены класса.
-Вот тебе и Molto allegro 40 симфонии Моцарта, - закончил я свое повествование. Кроха смеялась естественным, жизнерадостным и в полную грудь смехом. Её смех меня все более и более очаровывал.
Успокоившись, она нежно посмотрела на меня:
-Ты знаешь, а я очень люблю Моцарта, и в особенности его 40 симфонию. Я бы слушала и слушала её. Музыка очаровательная.
Вот и повод нашелся побыть с ней наедине:
-Тогда Ира, если ты не возражаешь, мы сделаем так. У меня есть пластинка с 40 симфонией Моцарта, ты придёшь ко мне и мы, я думаю, с удовольствием её послушаем.
Мы подошли к пятиэтажке, в которой она жила.
-Вот здесь я и живу. На втором этаже. Окна квартиры где я живу, правда, с другой стороны дома, поэтому, я тебе их не покажу.
Я посмотрел в её глаза, в которых искрился ночной свет фонарей, смешанный с белыми снежинками. Снег облепил её всю, и теперь я начал стряхивать с неё снег, а она покорно отдала себя всю в мои заботливые руки.

Movement Two – Andante
-О, да ты играешь на гитаре? – Кроха заинтересованно посмотрела на меня, и нежно провела по струнам гитары, одиноко стоящей возле телевизора.
-Да, играю, и не только. Еще сочиняю музыку, - похвастался я.
-Да? А я стихи пишу, - тихо сказала она.
Теперь мой черед пришел удивляться:
-Здорово… Слушай, а давай ты сочинишь… Ну как - бы от моего имени, в смысле в мужском роде… Нет, авторство твоё останется, а я к твоим стихам придумаю музыку.
Она улыбнулась:
-Я попробую. Ты лучше сыграй что-нибудь.
-Что-нибудь – это своё. Не очень хочется. Потому что, думаю, что это несовершенно. Ты напишешь стихи, а я напишу мелодию на эти стихи. Хорошо? А сейчас давай я тебе сыграю старую народно-походную песню «А ты опять сегодня не пришла».
Она в ответ кивнула головой, и я мягко начал перебирать струны и петь.
-У тебя красивый голос,- ей понравилось, как я пел, и, глядя на обилие книг, плотно стоящих в два ряда в «стенке» местного производства тут же выразила свой восторг по поводу увиденного,- у вас столько книг! Можно я посмотрю… может быть почитать что-нибудь выберу.
-Смотри. Только…Книг много, а читать, если честно, нечего. Ну разве что… если доверишься моему вкусу, то предлагаю взять Ефремова «Таис Афинскую». Это исторический роман.
-Ты знаешь, я не совсем люблю исторические романы, а…, - я перебил её:
-Не волнуйся, там и про любовь тоже.
Она мило улыбнулась.
-Пока будешь читать Ефремова, я в подшивках «Иностранной литературы» найду Ирвина Шоу «Богач, бедняк». Думаю, что тебе этот роман понравится.
-Послушай, а родители не придут?- взволнованно спросила она
-Да нет, они на работе, - заверил её я.
Я открыл проигрыватель «Мелодия-103 стерео» протер пластинку и ввел нас в небытие гармонии чарующих звуков симфонии № 40.

Она была в простеньких джинсах и голубом гольфе. Я прижал её к себе и мягко прикоснулся губами к щеке. А потом долго-долго целовал, пока не началась медленная часть симфонии. Подняв бесценный лёгкий груз её тела на руки, я нежно опустил её на тахту. А она, закрыв глаза и закинув руки за голову, окунулась в космическую прострацию неизведанного парения над материей чуждой нам реальности. И я, в том же состоянии безразличия к окружающему миру, обхватил ее всю. Словно щупальца осьминога поглотили хрупкое тельце своей жертвы. Её маленькая грудь, аккуратно расположившись под тонкой тканью какой-то майки, как-то быстро и очень легко проникла к моей ладони. Как единое целое, - подумал я. И, так в забытьи, безудержно целуясь, мы как поток свободных электронов смешались в едином порыве новых эмоций. Хотелось сбросить одежду её, и мою. Но что-то держало…
Раздался звонок в дверь. И мы разом вздрогнули.
-Кто это? – спросила она сонным и усталым голосом.
-Не знаю, - я нехотя поднялся и пошел открывать дверь.
 На пороге стоял мой родитель, вдруг вздумавший отобедать дома именно в этот день и это час. М-да, вот так анданте!

 Movement Three – Allegretto
Мы стояли у окна и смотрели на падающий снег.
 -Он как живой, - прошептал я.
 -Да, - тихо ответила она.
 В наши души почти проникал невообразимый узор снежного разума. Снежинки, то исступлённо бились о стекло, прося о пощаде, то величаво и медленно кружили, глумясь над нашей не свободой. Порыв ветра, и болезненный удар о стекло. Мгновение, и скатывалась слеза.
 -Давай протянем руки и сохраним им жизнь.
 -Нет, нет, ты погубишь их своим теплом.
 Ветер рисовал белые силуэты. И казалось, что Снежная Королева залетела ненароком, и совсем не туда, и было жаль её, потому что сказки всё-таки кончаются.
 -Придет твой папа снова обедать, и я буду себя чувствовать неудобно, - она оторвала взгляд от окна и посмотрела на меня своими удивительными большуще-карими глазами. И в этот момент, (никогда не пропустите его!), в её глазах можно было прочитать желание обладать мною, быть внутри у меня. Выражение этих глаз невозможно забыть, и этот взгляд, его содержание нельзя спутать ни с чем: в них проникновение, в них огонь, в них страсть, желание-изнеможение и почему-то боль.
-Не волнуйся, не придет. Гарантирую.
Она улыбнулась:
-Твои гарантии ничем не подкреплены. Да, ты знаешь я в восторге от «Таис Афинской». Вот это женщина!
-Вот видишь, я рад, что тебе понравилось. Оказывается и исторические романы можно читать…Ну что… Моцарт?, - я подошёл к проигрывателю.
Она, грациозно дёрнула головой, и черные волосы в такт её смеху рассыпались на плечах:
-Ну конечно!
Она была в юбке из тонкой ткани и мужской рубашке. Это зимой-то! Как-то холодновато ей, подумал я. Усадив её к себе на колени, и нежно прикоснувшись к худеньким ножкам, я ощутил лёгкую шероховатость кожи. Она была без колготок! Даже не удосужилась их одеть, а впрочем, наверно, и не захотела обременять себя лишней одеждой: от её дома до моего – три минуты ходьбы.
 Я крепче прижал её к себе, а потом поднял на руки и положил на тахту. Медленно расстегнул пуговички на рубашке, и ладонь почти непроизвольно, сама захватила нежнейшую ткань груди. Я перестал дышать, а потом начал задыхаться от восторга. Её било мелкой дрожью. Но как нам было хорошо!
Она лежала вся нагая с закрытыми глазами. Маленькая красивая грудь с упругими смуглыми вздрагивающими точечками. И я накрыл её своим телом, может быть неумело, может быть некрасиво. И также неумело, и так же некрасиво открылась для меня она. Она обнимала меня, сжимая всё крепче и крепче, как-будто не хотела со мной расставаться. Мои руки обвили Крохину спину, притягивая её ближе и ближе. И как птенцы в своём первом удачном полёте, так и мы парили над земными просторами любви, восторгаясь-восхищаясь от близости, всё более и более, растворяясь друг в друге. О, божественное аллегретто!
Она вздохнула и заплакала. Она плакала от радости, она плакала от боли, она плакала от любви. А я прикасался к её губам. Нет, я не целовал её, я прикасался к этим лепесткам, как прикасаются к нам удивительные запахи необыкновенной цветочной оранжереи.

Как в «Иронии судьбы…», прижав её ногу к себе, я долго мучался с замком, а застегнув его, долго смотрел на неё. Разглядывая меня, она улыбнулась и откуда-то из шубы, неуловимым магическим действом, достала листок бумаги и протянула его мне:
-Я написала, сочини, пожалуйста.

 Movement Four – Allegro assai
 Я набрал её номер телефона и приложил к уху трубку. Гудки. Монотонные и долгие. Наконец, щелчок.
-Ира?
-Да.
-Это я, привет.
-Кто это?
-Ты что меня не узнаешь?
-Нет.
-Ты это серьезно?- я почувствовал как начала пульсировать вся рука.
-Да.
Я с минуту помолчал, а потом со злостью бросил трубку.

Зачем я так поступил? Не знаю. Зачем так она сделала? Не знаю.
Зачем мы поступаем так с теми, которые нас любят? Потому что мы их не любим. Осознавайте свою нелюбовь до любви, и не тратьте попусту время.
А я? Я совершенно не отдавал себе отчёта в том, что я делаю. Я безжалостно расстался с ней и потерял её. А разве можно терять любимых? Наверно нет. Но тогда я об этом не думал и не хотел думать. Нельзя делать так, как сделал я. Надо дать шанс и себе, и тем, которые тебя любят. Не превращай своё эго в иго. Надо попытаться понять того, кто в настоящий момент находится рядом с тобой.


Я, до сих пор, с удовольствием смотрю «Летят журавли» и любуюсь прекрасной Татьяной Самойловой, вспоминая Кроху. И сижу возле камина на своей даче, перебирая струны, и тихо напеваю эти наивные строки, сочинённые Крохой, которые слегка проникают в божественную музыку симфонии Моцарта::

Зимним вечером у камина
Ты бессмысленно видишь огонь,
За окном ветерок ленивый
Нагоняет тоску и сон.
Пусть проходит зима между нами,
Я ведь знаю, ты ждёшь меня,
И унылыми вечерами
С карих глаз упадёт слеза.

Ветерок, ветерок
Унеси мои мысли
К тем карим глазам у огня,
Ветерок, ветерок,
Пусть наполнится смыслом
Жизнь моя, жизнь твоя.

Да, когда-то придёт весна,
Тёплым светом покроет землю,
Забелеют цветы в садах,
Ты простишь меня, я верю.
Но пришла весна-холодна,
Не спешат растаять снега,
Вновь поленья в камине горят,
Я как прежде люблю тебя.

-Какая приятная музыка, да и стихи неплохие, - говорит мне жена, нежно обнимая- оплетая руками мою шею. Я замолкаю, и чувствую прикосновение её волос. И погружаюсь в удивительную минорную страну Адажио симфонии, которая почти вся помещается на территории моего сознания: каждая скрипочка, каждая виолончель, и даже взмах руки и затаившее дыхание дирижёра.

И ты читатель закрой глаза, и окунись в изумительный мир моцартовской сороковой симфонии.

Июль-сентябрь 2006 г.