Эгоизм...

Эгоизм...

Когда надеваешь белую майку, самое важное, это не облить ее в первые же секунды красным вином!
Я (всего одна лишь буква, последняя в алфавите)
Когда хочешь кончить, подумай, лучше делать это самостоятельно, или с тем, кого ты любишь!
Интерпретация на тему «полюби ближнего своего, как самого себя» (Бытие)

 
www.lilena.ru


Я натягиваю джинсы и белую майку, я готова к выходу в большой город, на большую тусовку, больших людей. Выгляжу я вполне, как мне кажется стильно, а главное удобно. Мода этого года на джинсы, мокасины и топы, даже вечером, мне очень нравится. Это как раз мое. С тех пор, как правила dress code стали столь демократичными, я начала больше тусоваться. Не знаю, хорошо это, или плохо, но, по крайней мере, когда присутствие на вечеринке обязательно, мне стало гораздо проще и морально спокойнее. Раньше, я начинала нервничать еще утром, мысленно перебирала весь свой гардероб, пыталась вспомнить ощущения степени неудобства от тех, или других босоножек, туфель, или сапог, и мысленно уже ненавидела предстоящий вечер. Меня всегда удручало свое отражение в зеркале, когда я выглядела, как все говорили, «потрясающе», а мне всегда хотелось саркастично ответить, «не ****и» (помните этот анекдот?!). Теперь же все стало куда проще. Я выгляжу потрясающе, и знаю об этом, но ни кто мне не говорит этой пошлости в лицо.
Одевшись, я прошлепала босыми ногами на кухню, и налила себе бокал вина, чтобы поднять настроение и выйти к Сержу и Аните, которые должны были вот-вот приехать за мною, уже на позитиве. Мне всегда было трудно изображать хорошее настроение и радость, когда я кого бы то ни было, встречала из своих друзей. Не то чтобы я к ним плохо относилась, или мне было бы совсем с ними скучно и не интересно общаться, вовсе нет, иначе их бы вообще не было в моей жизни, но когда люди едут на вечеринку, где они должны будут столкнуться с огромным количеством знакомых и незнакомых, со всеми поздороваться, пожать десятки рук и перецеловать десятки щек, они входят в какое-то определенное состояние переигранного притворства, и становятся ужасно приторными, как горячий шоколад. Их просто не возможно становится потреблять, без стакана воды. Вот этой самой водой, я и запасалась, чтобы не погибнуть от передозировки синтеза слащавости с притворством.
Я уже было поднесла свой бокал к губам, но остановилась. Я всегда обливаюсь вином, когда надеваю белую майку. Это закон подлости. Вспомнив об этом, я полезла в ящик, и вытащила оттуда трубочку для коктейлей. Коктейли я никогда не делаю, да и пью крайне редко, а трубочки использую для кокаина.
Так я сидела на кухне, потягивая вино через трубочку, и ждала, когда зазвонит телефон и мне скажет, что за мной приехали.
Мне хотелось спать. Я совершенно не была расположена к тусовке. Идти туда было сегодня вовсе не обязательно, но я согласилась пойти, потому что мне нужно было разрядиться. Перевозбуждение достигало предела. Даже мастурбация не помогала. Мне нужна была настоящая человеческая живая энергия, мне хотелось секса.
Сегодняшний день был ужасным. Я впервые сделала то, что считала, я никогда не совершу. Я нарушила один, из поставленных мною самой себе запретов. Точнее, это был даже не просто запрет, а табу, которое в отличие от запрета, ты не может, установив однажды, снять, когда тебе этого захочется, даже если почувствуешь, что смысла соблюдения этого запрета, уже нет. Табу на то и есть, чтобы соблюдать его вне зависимости от логичности обстоятельств, оно выходит за рамки житейской логике. Это категория непостижимого сакрального, мир которого нарушать не просто нельзя, потому что за нарушение последует кара, но и не возможно. Но я нарушила.
То, что я сделала, для меня всегда было недопустимо. Я очень хотела это сделать, но просто не могла. Меня словно что-то удерживало, не давало нарушить мое табу. Это было нечто такое, как не позволяет жителям мира «Золотой ветви» Джеймса Фрэзера нарушать запреты, угрожающие как они верят их душе. Я переступила через запретное, я изменила свой мир.
Я сижу на кухне и пью вино, ожидая, когда за мной приедут. За пол часа до этого, я разрушила все, на чем строился до этого мой мир, ведь нарушая один закон из сакрального для тебя мира, ты тем самым разрушаешь и все другие законы. Они просто перестают существовать, как священный камень, сверкающий вечность в храме превращается в труху, как только ты выносишь ее за пределы священного пространства. Почему он теряет силу, переступив границы своего жилища? Потому что, осмелившись взять его, ты тем самым перестаешь верить в его безграничную силу, ты начинаешь думать, что способен подчинить его себе, и он, подчиняется по твоему желанию, становится там, чем ты способен владеть в твоем мире, пеплом и прахом. Та же и я поступила сегодня, я взяла этот камень, священны законы, по которым жила, и вынесла его из храма. Теперь я не понимала, хорошо ли это, или плохо для моей жизни.
Мы часто хотим изменить свою жизнь, совершая какие-то внешние перемены, переезжая в другой город, или страну, меняя работу, начиная жить с кем-то, рожая ребенка, заводя собаку, перекрашивая волосы, или становясь вегетарианцами, мы думаем, что меняем свою жизнь. Сегодня я поняла, что это не так. Что бы мы не изменяли внешне, какие бы радикальные, как нам кажется, решения, не принимая, мы не меняет свой мир ни на йоту, потому что мы по-прежнему подчиняется там законам, правилам, заповедям, табу, которые для нас священны. Но как только мы осмеливаемся переступить грань боязни перед неизвестностью последствий от наших действий, тогда все, священная сила покидает наш идол, законы нашего микромира перестают действовать, и наш субъективный микрокосмос разлетается на много маленьких осколков. Стены падают, и мы свободны, теперь мы в настоящем истинном мире, перед нами открыты просторы божественной вселенной, остается лишь принять решение, снова ли построить вокруг себя личный маленькие мир, обезопасив тем самым свое душевное существование, или остаться жить в настоящем мире, далеко не таком комфортном, как тот, в котором мы привыкли существовать.
Я сидела на кухне и пила вино через трубочку. Сегодня меня выписали из психушки, и я впервые за долгие годы, а точнее за все свою сознательную жизнь, увидела что-то другое, кроме мягких, обитый войлоком, стен палат, однообразной еды в пластиковых мисках, подаваемой на подносе через маленькое окошечко в двери, пластиковых ложек с округлыми краями, посеревшей от бесконечных стирок ночнушке с длинными руковами, розовеньких, красненьких, голубых таблеток, единственного источника ярких красок в этом мире, шприцов с прозрачной жидкостью, вливающейся в меня ежедневно в уже ссохшуюся вену на руке, тучной медсестры, с мягким голосом, холодного толчка в общественном туалете и закрашенных желтой краской окон, в курилке и душевой. Я вышла на волю. Теперь я свободна. Осталось решить, хочу ли я быть здесь, или может быть стоит пойти попроситься обратно.
Я сижу на кухне, и пью вино через соломинку. Конечно, нет, я не хочу обратно! Да, я совершила глупость, я была слаба, не могла принять истинный мир, сама же заперла себя в психушке, выстроив вокруг себя мягкие стены из правил и запретов, получая поганую безвкусную, но зато бесплатную пищу, работая на удручающей, но приносящей хорошие деньги, работе, замутняя свое сознание таблетками и уколами, в виде изнуряющих каждодневных тренировок в фитнесе и бассейне, усыпляющего косметолога и садиста массажиста, бокала вина на ужин, устриц в пафосном ресторане на свиданиях, ЛСД в клубах, кокаина утром перед работой. Я привязывала себя к кровати на ночь, чтобы никуда не сбежать во время снов, когда я не контролировала свое тело и сознание, которое как бы я того не хотела и как бы не подавляла его, каждый день, снова и снова рисовало мне невиданные образы другого мира. Я ходила в туалет, лишь спросив разрешение медсестры, и только в ее сопровождении, чтобы не дай бог, не заговорить с кем-то кто мог бы рассказать мне про другой мир, только придя в клуб, чтобы поправить make-up, сделать дорогу кокса, потом спустя час, или два, не одна, обязательно с подругой, и перед уходом, потому что так положено, потому что все пошли в туалет. Я курила то, что курили здесь все, давала сигареты там, у кого их никогда не было, но не больше пяти в день, как здесь было положено. Я могла себе позволить и другие сигареты, менее отвратительные и вонючие, но никогда не позволяла, потому что отличаться здесь от других, смертельно опасно. Так я пила виски с кокаином, текиллу в кубинских барах, ром с колой, ела рыбу с белым вином, а мясо, с красным, курила сигары, давала подругам в долг деньги, но не больше четверти зарплаты, дарила дорогие подарки на юбилеи и свадьбы и сувенирчики на Новый Год, Рождество, или Хануку, кому когда, надела вечернее платье на выпускной в школе, не смотря на то, что мне хотелось надеть шорты, колготки в сеточку, высокие сапоги, короткие топ и захватить плетку, вместо маленькой сумочки – косметички. Но я не сделала тогда этого, теперь я жалею, если бы я осмелилась нарушать dress code табу, наверное, меня бы уже тогда принудительно выписали из психбольницы.
Я сижу на кухне, и пью второй бокал вина. За мной еще ни кто не приехал. Анюта набрала меня и сказала, что они застряли в пробке. Я ответила, что они могут не спешить, я все равно еще не собралась. Мне хотелось еще немного подумать о том, что же теперь делать. Я вышла из психушки, в которой жила по собственному желанию и сегодня меня насильно выписали оттуда. Мир, которым мы себя ограничиваем это самый настоящий дур дом, только кладут туда тебя не принудительно, а по твоему собственному желанию, а вот выписывают напротив, не когда решат работники этого твоего микро сумасшедшего мира, а когда ты пожелаешь. Здесь двери открыты, отсюда ни кто не сбегает.
Я сидела на кухне и допивала второй бокал вина. Я выписалась, я была свободно, вокруг меня был настоящий мир, огромный и опасный, но в то же время интересный и живой. Но я не могла понять, хотела ли я в нем очутиться и поэтому вышла в открытую дверь своей палаты, открытую дверь коридора, поднялась по лестнице, отворила входную дверь, перешагнула через порог, прошла по парку, вышла за ворота, ступила на тротуар, потом на проезжую часть, еле увернулась от промчавшейся мимо меня машины, или сделала я это случайно, шагая, не осознавала, что пути назад не будет, что оставшийся за спиной мир, моментально превращается в пепел и прах. Я, конечно, понимала, что если бы я не была готова нарушить табу, если бы я не дошла до момента революционного в моем сознании, если бы не наступило то настоящее, когда сыновья свергли своего отца, поимев его жен, своих матерей и сестер, научились тому, что умел лишь он, их Отец, стали богами, то здесь и сейчас, когда и я нарушила запрет без малейшего сомнения в том, что я имею на это права, опасаясь, волнуясь, делая каждый шаг осторожно, словно идя по заминированному полю, аккуратно, уверенно. Я будто бы узнала, что это не боги карают меня за то, что я нарушила запрет, вырывая куски земли, передо мной или прямо сквозь мое тело, а это в земле закопаны мины. Сегодня я дошла до того урока, на котором рассказываю, что такое мины в земле и как они устроены, что взрываются они только когда ты на них наступаешь, а потом поднимаешь ногу, я выбрала из всех предметов, которые мне предложили взять с собой на минное поле, миноискатель, я взяла сакральный камень, не боясь кары, я больше не верила в проклятие этого поля, ходить на которое до этого для меня было табуированным действием. Меня теперь ничего не останавливало, я знала, что делать, чтобы не подорваться на мине.
Я сидела на кухне и пила третий бокал вина. Серж и Анита все еще не подъехали. Я разрушила стены своего теплого, уютного, но отвратно затхлого и вонючего мира, теперь я вышла в настоящий мир. Я понимала, что отказываться от этого, истинного бытия не нельзя, да и не возможно отказаться, увидев настоящий мир хотя бы один раз, я уже никогда не смогу жить столь же ничтожной, никчемной, трусливой, но удобной и спокойной жизнью, как жила до этого. Может быть, кто-то и способен вновь выстроить вокруг себя кокон, вновь начать курс пожизненной терапии в очередном сумасшедшем доме, способен оглянуться назад на горящий Гоморра, стать соляным столпом, забыть, что видел настоящий мир и довольствоваться своим, ничтожным мирком, но я не смогу, я знаю это наверняка. Я знала, что я уже выбрала истинное бытие, навсегда отказавшись строить вокруг себя стены, за которыми можно будет укрыться, делая вид, что за пределами твоего замка ничего нет, но мне все еще было как-то не по себе, я еще не привыкла к мысли, что я теперь живу в мире совершенно ином, чем тот, который я для себя создала. Я не знала этого истинного мира, хотя и родилась в нем, как и все другие, но забыла его, как души людей забывают свои прошлые жизни, или забывают астральные миры в которых они находились до своего очередного рождения, после того, как выходят из утробы матери, словно выплевывая эти воспоминания с первым своим криком, первым вздохом, словно теряя те образы, впервые в этом теле, открывая глаза. Я не знала этого нового истинного мира, чувствовала, что он то и есть настоящий, не новый выдуманный мною, не очередная палат в психушке, а то, что за пределами высоких стен. Может быть в этом новой вселенной, которая настоящая и есть какие-то сходства с тем миром, в котором я жила до сих пор, но большей частью он очень сильно отличается от привычных для меня мягких стен. Здесь другие запреты и правила, это уже не те табу, которые я придумывала сама и верила в них, которые можно и нужно было нарушить, а настоящие законы истинного мироздания, нарушать которые как я понимала можно, если ты захочешь, но верь, ты в это, или не верь, в соляной столп ты превратишься.
Я сижу на кухне, и пью вино через соломинку. Серж и Анита уже подъезжают. А я все еще не надела мокасины. Я лишь час назад вышла из своего добровольного заключения, я еще ничего не знаю здесь. Мне ни кто не дал карту этого нового настоящего мира, не сказал, куда мне идти, что делать. Да и не скажет. Мне ни кто не перечислил правила это игры. Да и не перечислит. Но, несмотря на это, я иду. И иду я по тротуару, а не по мостовой. Откуда я знаю, что ходить здесь следует по тротуарам? Меня просто уже научили, что есть пространство для людей, и для людей в машинах, и перемещаться по пространству, не предназначенному для тебя в этот момент, то есть по тротуару, когда ты в машине, или по проезжей части, когда ты идешь пешком, может стать причиной нарушения более серьезного запрета, убийства или самоубийства. Это табу. Но, только нарушив, его ты не просто будешь наказан, нет, это не наказание, просто ты сделал выбор, куда тебе завернуть на этом перекрестке, но выбираешь ты не вслепую, а, зная, не точно, но примерно, насколько далеко ты можешь разглядеть дорогу, на которую можешь повернуть, это шоссе, или лесная тропа, холодно ли в этой местности, или тепло, что растет на обочине этой дороги, какие люди по ней идут, что за дома здесь, в ночь ты пойдешь, или в день, в зиму, или может быть в будущее, или в прошлое, виден ли следующий перекресток, ты видишь варианты свого будущего, настолько хорошо, насколько способен увидеть, и выбираешь.
По кухонному столу запрыгал мой телефон, мигая и трясясь, словно у него героиновая ломка, грозясь упасть на пол, если я не подниму трубку и не отвечу на звонок.
- Привет! Вы уже здесь? – телефон сообщал мне о том, что это Серж хочет поговорить со мной.
- Да, мы у дома, - ответил радостный голос.
- Ок, я иду, хотя если хотите, можете зайти ко мне, выпьем что-нибудь! – предложила я.
- Да, пожалуй можно! У нас еще уйма времени! Сейчас придем, только машину припаркуем! – сказал голос еще более радостно.
У меня замерзли ноги. «Надо надеть тапочки!» - подумала я, но не собралась дойти до коридора. «Ну, или хотя бы обогрев пола включить! Это ближе! Хотя, три метра, нет, не пойду! Когда Серж и Анитой в дверь позвонят, вот тогда и включу, все равно вставать надо будет!» - рассуждала я.
Наказание заключается не в том, что ты превращаешься в соляной столп, это уже твое решение, наказание раньше. Оно в выборе. Сегодня я сделала то, что было для меня табу. Я могла и должна была нарушить это, был шаг в истинный мир. Я разрушила свою скорлупу. Да, то, как я это сделала, что было моим орудием, тот запрет, через который я переступила, не слишком красивый шаг в новый мир, но, так или иначе, теперь я здесь. И как только я очутилась здесь, на меня упало наказание за то, что я нарушила законы это истинного мира, решив строить свой микро мир, отвергнув знание, став Иалдебаофом . Мне пришлось, то есть я делаю, в общем, это сейчас, решать, обернуться назад, став соляным столпом, отказаться от предложенного мне настоящего мира, или остаться в нем. Я знаю, что выбираю я истинный мир, но еще не понимаю, какая дорога на этом перекрестке ведет к нему ...
Я вздрогнула от резко ворвавшегося в мое пространство тишины, звонка в дверь. Я встала и пошла открывать. По дороге машинально включила обогрев пола, надела тапочки.
- Привет! – я еле видно улыбнулась Сержу и Аните.
- Привет, дорогая! Ты какая-то грустная! Что случилось? – спросила Анита, целуя меня в щеку.
- Да, с тобой что-то не так! – добавил Серж, заключая поцелуй на моей второй щеке.
- Да так! – ответила я, - У меня тут кое-что произошло! Сейчас расскажу!
Я понимала, что все то, о чем я написала выше, Сержу и Аните говорить нельзя, поэтому я решила начать прямо с обозначения того табу, которое было у меня до этого дня, и как я его нарушила.
- Садитесь! – я проводила их в гостиную, - Виски, коньяк, вино, шампанское? Что будете?
- Я буду виски! – ответил Серж.
- А я вино! Красное, полусухое! – сказала Анита.
Я подошла к бару, и налила напитки в бокалы. Свой же бокал я принесла с кухни, вместе с соломинкой, через которую я пила.
Я села напротив своих гостей в большое кожаное кресло, укуталась в плед.
- Так что случилось? – спросили они хором, - Да, а где Авив?
- Ушел погулять! Поехал кататься по городу! – ответила я.
- Вы что, поссорились? – взволновалась Анита.
- Нет! Все хорошо ... – сказала я слишком спокойно.
- Знаете, я сегодня сделала такую вещь, которую никогда раньше не делала! – начала я свой рассказ.
- Слушай, дорогая, а почему ты пьешь вино из соломинки! Так же не положено! Вино так не пьют! – перебил меня Серж.
Я улыбнулась. Я ждала этого вопроса, но не понимала до того, как он был произнесен, всей важности того действия, которое породило его.
- Мне так удобно! Мне так нравится пить вино! – объяснил я.
- Но так же не пьют вино! – настаивал Серж.
- Ну и что?! Я же у себя дома, и могу пить вино так, как мне заблагорассудится! Тебе ведь это не мешает, правда?!
- Да нет, не мешает, ни сколько! Даже мило! Просто странно ... Да, извини, так что ты такое сегодня сделала?
- Ребята, я сейчас задам вопрос, на который вы как бы должны ответить откровенно, но я не прошу вас говорить мне правду, просто сделайте вид, что ответили честно! Ок?
- Мы тебе действительно скажем правду! Какие могут быть секреты?! Ты же не будешь интересоваться нашими налогами? – рассмеялся Серж.
- Конечно, нет! Но то, что я хотела спросить у вас, куда важнее налогов! Скажите мне, вы когда-нибудь мастурбировали в присутствии друг друга! Я спрашиваю не про мастурбацию во время секса, это меня не интересует! Меня интересует, мастурбировали ли вы когда-нибудь при вашем партнере, но, не думая о том, что он смотрит? Мастурбировали ли вы, находясь друг с другом в одной комнате, но, выбирая все же не секс, а самоудовлетворение, тайно, скрыто доставляя себе удовольствие, пока другой не видит этого?
Серж и Анита замялись. Они явно, как я и предполагала, не знали, что лучше сказать. Какой ответ не обидит партнера.
- Нет! – сказал Серж, - Я, нет?
- Я тоже, нет! Когда мне хочется кончить, а Серж рядом, мы занимаемся сексом! – ответила Анита, поняв какой ответ будет приятен ее мужу.
- Ок! Не буду спрашивать вас, хотелось ли вам сделать это когда-нибудь, или нет, но скажу о себе, что желание у меня такое всегда было! Меня возбуждала мысль о том, чтобы как в подростковом возрасте поиметь кого-то так, чтобы он об этом и не знал. Я часто представляла, как я мастурбирую под одеялом, пока муж этого не видит, например он копается в шкафу. А я, представляя наш секс с ним, удовлетворяю себя. Я трахаюсь с ним без него, не делю свой оргазм с ним, кончаю лишь для себя. Наверное, это эгоизм! Ха – ха – ха ... Так вот. Но совершить такое я никогда себе не позволяло. У меня было табу, «нельзя мастурбировать, если можно заняться сексом, нельзя заниматься этом, когда мой муж в спальне, или даже просто дома». Спросите, почему? Не знаю, просто нельзя, и все! Именно потому, что не знала, какие последствия это повлечет, я поставила себе такой запрет. И как бы мне не хотелось это сделать, я не нарушало табу. Просто не могла! Я была под властью страхов непонимания, незнания, не способность объяснить, откуда возник в моей голове этот запрет, «не мастурбировать при муже», было так же свято для меня, как ... ну ... например, пить белое вино с рыбой, а красное с мясом. Понимаете? – я посмотрела на ребят.
Они выпучили на меня глаза, делали большие глотки, то и дело, подливая себе, вино и виски, и слышали меня слишком внимательно и серьезно.
- Не знаю! – вздохнул Серж, - Тебе что, хотелось когда-нибудь заказать к рыбе красное вино?!
- Да! – сказал я, - Очень часто! Особенно зимой, когда холодно!
- Но так же нельзя! – выпалила Анита, - Ну не положено пить красное вино, с рыбой!
- Но мне хочется! – ответила я, - Да смысл то не в рыбе, и не в вине! Это так, для примера! Думаю, вы меня поняли! Я нарушила свое табу! Я заказала к рыбе красное вино! Я мастурбировала в комнате, в присутствии мужа! И что самое важное, меня ничего не остановило! Никакое внутреннее «нельзя»! Я просто сделала это! Сделала так, словно делаю такое каждый день, и давно. С чувством, что ничего такого, не знаю точно, но чего я раньше смертельно боялась, что произойдет после того, как я совершу этот поступок, не случится. То есть, может быть, оно и произойдет, но в этом нет ничего опасного. Я нарушила табу, я попрекала все правила, по которым жила все жизнь. Понимаете, о чем я говорю? Все изменилось, я поменяла свою жизнь!
Серж и Анита с ужасом смотрели на меня.

- Дорогая! У тебя есть кокаин? Что-то я так соображаю плохо! - Серж допил второй бокал виски, и поставил его на стеклянный журнальный столик.
- Конечно! – улыбнулась я, - Сейчас принесу!