Злополучные четыреста долларов

Не дай вам Бог жить в веселое время.
Старая китайская поговорка.

Кто в лотерею выиграет, а кому и так достается. Вот он – счастливый миг, ан - нет, насладиться бы счастьем, но что-то мешает… Совесть, наверное…нашей эпохи.

Жил как все, ничем никогда не выделялся: замечен не был, слышать не слышал, видеть не видел, да и не хотел ничего ни слышать, ни видеть, как и все, такие же, как он – забитые и запуганные, затравленные и загнанные, привыкшие считать свое существование жизнью.
Так и прожил бы, и помер бы в одиночестве, в своей драгоценной однокомнатной «хрущевке»… Но случай помешал. Да и не случай вовсе, а так, случайность, если еще проще не сказать – недоразумение. Знаете, как за границей-то бывает? Идет человек по улице, - читает: «Кастинг» , - заходит, и становится актером с миллионными гонорарами. А до этого - нет никто был, и звать никак. Тоже, понимаете ли, случай…

Некий Семин жил. Пенсионер. Прихрамывал на обе ноги, передвигался с трудом, опираясь на две изогнутые клюшки. Всю жизнь ходил на завод, каждый день, лет сорок подряд, и откуда была у него эта травма ног, никто уже и не помнил. И сам он не помнил, - то ли при рождении ему ноги сломали, то ли после…
Но ходить он привык. Вот и теперь шел, если можно так выразиться, в магазин. Новые магазины ему не нравились: в них все было, всегда, и то, чего раньше не было. И продавцы там были вежливые и все время улыбались. «Че ты скалисься?! Знаешь что у рабочего класса денег нет, вот и скалисься! Недодавили вас, буржуев!».
И Семин предпочитал старые магазины, советские, где все было привычно, понятно, без выбора, потому что выбор давно сделали за него, и подумали за него, и деньги его посчитали за него. Он привык не думать, ходить в магазин и на работу, веря в то, что и весь советский трудовой народ делает то же, ест то же и живет так же. Он нестерпимо боялся и ненавидел все, чего не понимал, всех, кто не был на него похож и жил не так. Все они были уголовники, воры и убийцы. И если уголовник-спекулянт не был еще убийцей, то по глубокому убеждению Семена Семеновича, обязательно должен им стать, так как все они не такие, как он сам - Семин. И убеждений у них нет. И одеваются они во все не наше, и ходят в эти новые кооперативные магазины – в общем, страшные люди.
Ненавидел и боялся. Семин всю жизнь кого-нибудь ненавидел, и кого-то боялся. По разным причинам. Вот и теперь ковыляя за вермишелью, и ненавидел того, кто направлялся ему на встречу. А на встречу Семину шел молодой человек, высокий, в черном элегантном пальто, чем-то совершенно расстроенный, с грузным, усталым взглядом, ни на кого не обращая внимания.
«Совесть буржуя мучит! – сделал вывод Семен Семенович, - «глянь на него, никак деньги кончились? Воровать тяжко? Да, и богатые тоже плачут», - ехидно злорадствовал пенсионер, стараясь как можно незаметнее прокрасться мимо. Однако парень вдруг обратил внимание на Семина, и глаза его резко ожили, да так, что тот вздрогнул, и испуганно пряча взгляд, суетливо перебирая клюшками, рванул в сторону, будто испугался, что тот, в черном пальто, все слышал. И, действительно, парень подошел вплотную, преградив пенсионеру дорогу. В эту же секунду инвалиду показалось, что он хрупкий и маленький, по сравнению с «буржуем», и тот, кажется, сейчас будет его бить, и даже поднял руку… Семин зажмурил глаза и втянул голову в шею, готовясь к оглушительному удару. Но вместо удара ему что-то сунули во внешний карман, похлопали по плечу и все…
Семен Семенович открыл глаза и осторожно оглянулся. Черного пальто уже нигде не было. В кармане оказались зеленые бумажки. Семин поперхнулся от моментально охватившего его ужаса: «Е-мое! Господи ты боже-ж ты мой! Доллары! Че делать-то?! Где этот-то? А?» Озираясь по сторонам, забыв про вермишель, Сенин партизанскими тропами пробрался домой.
В тот вечер, впрочем, как и в следующий в голове у Семена Семеновича множились вопросы, но не находилось ни одного ответа: «Кто он? Почему мне? Почему доллары? На хранение? Кто за ними придет? Откуда он знает, где я живу? А! Следили… Значит выжидают. Из дома выходить нельзя. В милицию? Откуда деньги? Кто поверит! Незаконное хранение! Срок! Тюрьма! Позор! Что делать?! Спрятать? Будут искать! Пытать. Что делать?!» Он держался подальше от окон, вечером не зажигал свет, старался не шуметь, не отвечал на звонки, ждал, прислушивался, и время от времени, подкравшись к входной двери, осторожно выглядывал на площадку в подъезде.
Несколько раз в день он пересчитывал доллары и прятал их на новое место. Их было четыреста. Четыре банкноты по сто. Они даже пахли не так… Ни так, как деньги… От них веяло тихим зловещим ужасом. И Семин ждал. Он даже не был уверен, кого точно он ждал, того ли в черном пальто, или кого-то другого, а точнее – других, что должны прийти за долларами. С каждым днем ожидание становилось труднее, ночи длиннее и страшнее. Он даже не открывал входную дверь – за ней ему слышались подозрительные голоса, которые шептались и шипели под дверью, и казалось, что сейчас они просочатся через щели, и задушат его!
Через неделю по просьбе сердобольной соседки дверь была сломана милицией, - «ведь старичок один жил, а теперь его не слышно совсем». Врачи сделали свое заключение и все что могли.
Вот так некий Семин жил. Он и сейчас живет. В одной палате с Наполеоном и другими знаменитостями. Все так же со своими клюшками. Теперь уж он не помнит, когда ноги сломал, - то ли до больницы, то ли после…

Идея 1995
Создан 2004