Туда. Оттуда

 Вывалившись из ниоткуда, по сигналу какой-то зверской машины, оказавшейся будильником, Валерий Иванович понял, что пора расставаться с тёплым сном и вступить в пронзающе-холодную реальность. Изо всех сил он пытался гнать от себя непреодолимое отвращение к начинающемуся привычному дню.
 Искусственная свежесть туалета тоталитарно подавляла тёплый запах естественного процесса, вызывая небольшое головокружение. Зубная щётка усердно стирала эмаль зубов, полотенце пахло затхлой влагой.
 Татьяна Константиновна уже гремела кастрюлями, шипела кипятком, ловко виляя толстым задом в узенькой кухне. Валерий Иванович ощутил приступ лёгкой тошноты. Он посмотрел на суетящуюся женщину со стертыми, неразличимыми чертами лица и бесцеремонно повисшей грудью, и попытался вспомнить, как она оказалась в его жизни. Воспоминания уже давно испустили дух, превратившись в чужие картинки. Тапочки, подчинившись давлению её гладких и толстых ног, когда-то променяли свой первоначальный гордый вид обуви на подхалимство и услужливость домашней одежды. Они издавали протяжное «щщщ». Щщщ, щщщ. Щщщ. Щщщ, щщ, щщщ, щ. Наконец-то женщина села за стол и, постукивая ложкой то об тарелку, то об зубы, начала есть. Валерий Иванович молча смотрел ей в рот и ждал, когда она поперхнётся, подавится и умрёт. Но женщина быстро и умело обсасывала кости, кладя их обнажёнными и жалкими на тарелку. Скромно, по-женски, отрыгнувшись, она встала из-за стола, и перед Валерием Ивановичем снова замелькал потёртый зад. Привычно коснувшись сухими губами почти безжизненной щеки в знак благодарности, он вышел из кухни.
 Неприятное чувство тяжести снаружи и какой-то и пустоты внутри сопровождало перемещение из дома на работу. Оно состоялось незаметно-привычно, как будто кто-то аккуратно вырезал ножницами час его жизни и принялся вырезать следующие восемь часов бесценного времени, которое на деле оказывалось опостылевшей обыденностью.
 Зайдя в кабинет Валерий Иванович приветственно кивнул коллегам и сел за стол. В его голове мелькнула мысль о том, что неплохо было бы сейчас заболеть. Хорошенько заболеть, чтобы лечь в больницу, чтобы не видеть истерзанного бритвой лица начальника, взбухших комочками, вен на ногах секретарши. И ещё, не возвращаться домой. Чтобы хоть как-нибудь деформировать кольцо каждодневности. Мечтать о том, чтобы изменить всю жизнь, пожалуй, было бы слишком нахальным. И вообще, когда он мечтал в последний раз?.. Ведь так абсурдно и унизительно мечтать, зная, что мечты не сбываются.
 Зазвонил телефон и он машинально дёрнулся за трубкой, но вдруг почувствовал острую боль в сердце. Она мгновенно захватила все ощущения и принялась его душить. Валерий Иванович понял, что падает со стула, схватился за стол, вернее попытался схватиться – рука лишь скользила по нему вслед за собственным громоздким телом увлёкшим её вниз.
 Потом были какие-то звуки, встревоженные голоса, люди в белом и Боль. Постепенно она изменялась, становясь мягкой, ласковой и как-то плавно перестала быть болью. Валерий Иванович очутился в тёплом пространстве обволакивающей тишины, которое понесло его куда-то. Ему становилось всё легче, приятнее, он весь превращался в сплошное наслаждение. Его несло и несло по тёмному коридору, в конце которого он видел мерцающий белый свет. Так хорошо, так легко и беспечно ему, кажется, не было с самого рождения. А он всё мчался по тёмному коридору, а может, двигался сам коридор, приближая его к ослепительному свету…
 И вдруг коридор начал сужаться. Стены неотвратимо сдвигались, теряя форму. Всё теснее и теснее становилось Валерию Ивановичу, всё колыхалось, вибрировало, двигалось вокруг него. И тут пол подкинул его вверх, Валерий Иванович сгруппировался для самозащиты, но к его удивлению, столкнувшись со стеной странного коридора, он понял, что она упругая, гладкая, тёплая, и когда его отбросило в другую сторону он уже не боялся боли. Тем временем, проход становился уже, и вот, плотное кольцо стен обхватило его, продолжая при этом двигаться, словно пытаясь вытолкнуть его - свою жертву туда – к свету.
 Оттуда доносились едва различимые голоса, звуки, нараставшие по мере приближения к ярко-белому свету. Валерий Иванович пытался удержаться в тёплом, уютном объятии недавнего коридора, вернуться в тишину, но стены выталкивали его со страшной силой. Он почувствовал тянущую боль в пупке, а холодный, беспощадный свет стал совсем близок. Валерий Иванович что было сил закричал: «Не-е-е-е-ет!!! Оставьте меня!» Звука своего голоса он не услышал, но в рот залилась какая-то густая жидкость, которая, как оказалось, окружала его всё то время, пока он был в коридоре. Он начал захлёбываться, плача от своей беспомощности. Последнее, что он почувствовал, это белый сухой свет на затылке, но лёгкие были полны воды, и когда врач достал ребёнка, тот был уже мёртв.



 Валерий Иванович открыл глаза и увидел женщину, которая со слезами, трогала его за щёки и лоб сухими толстыми ладонями, говорила знакомым голосом о том, что все они очень волновались, что врачи едва успели, что на работе его все ждут, что всё будет хорошо, по-старому, что скоро они поедут домой. И что-то ещё. А он лежал и проклинал себя за то, что был слишком разговорчив.