Встречный ангел

Придёт наше время - умрём и всё. Думать не о чем...


 "Никто не может меня обидеть без моего согласия, кроме лошадей", - так говорил маленькому Кену его покойный дядюшка Чарльз, побывавший в России перед смертью. До конца жизни дядюшку поражало поведение русских лошадей, которые приступали к отправлению своих нужд непременно в момент подачи гужевой телеги, чего, по его утверждению, во всех городах Америки в те времена уже не замечалось...
 Много воды утекло с тех пор, постаревшему Кену исполнилось семьдесят пять лет, а живых лошадей он и видел-то только на скачках и недоумевал от того, почему беговые лошади заканчивают жизнь на мясокомбинате, в животах тех, кто им так рьяно аплодировал при жизни. Чем отличаемся мы от беговых лошадей?
 Все умирают с той самой минуты как появились на свет!
 - Незадолго до смерти, - вспоминал Кен, сидящий на скамейке в кембриджском скверике, - дядюшка Чарльз перешёл в религиозное состояние.
 Таковым его состояние было не с точки зрения конфессионального вероисповедания, а вследствие психологии настроения и переживания. Важное место в нём занимали ощущения торжественности и серьезности вопросов жизни и смерти. Играя с маленьким Кеном в собственную смерть, дядюшка много раз говорил ему: "Смерть - это когда все есть, а меня нет".
 - Вот помру, - обещал он каждый раз, - встречусь с умершими любимыми, а душу мою очень скоро встретит Ангел-хранитель и Встречный Ангел.
 - Дядюшка Чарли,.. дядюшка Чарли, - кричал игриво Кен и задавал один и тот же вопрос, - скажи, а вот Ангел-хранитель - охраняет, а Встречный Ангел, он что, встречает?
 - Второй ангел, - отвечал ему дядюшка, - встречный, он должен привести,... довести куда нужно.
 - А куда нужно идти после смерти, дядюшка Чарльз?
 - Туда, где слышны Беззвучные колокола...
 Ушные нервы от диссонанса этих слов вечно раздражались самым неприятным образом. Странное созвучие - "беззвучные" и "колокола" и, по-прошествии многих лет, продолжало вызывать у Кена повышенное раздражение слуха из-за ощущения несогласованности, вызываемого одновременным звучанием двух абсолютно разных смыслов. Все люди различаются по предпочтению различных способов уменьшения диссонанса, в частности, Кену было легче умалить достоинства источника диссонанса, чем изменить свое собственное мнение. Другим - может быть легче сделать наоборот.
 По какой-то невразумительной причине (раздражение в его меланхолии иногда приводило к мизантропии), дядюшка Чарльз оплатил все расходы по покупке и перевозу нескольких колоколов Данилова монастыря из Москвы в Кембридж. Никогда не было известно точно, сколько стоила покупка колоколов. Вероятно, они были просто проданы по весу, как бронза, и погружены на телегу, в вагон, а потом на корабль...
 Подарив колокола Гарвардскому университету, дядюшка Чарльз оплатил и все расходы, связанные с их установкой на башне студенческого общежития.
 Среди восемнадцати привезённых колоколов, были зазвонные колокола, которые когда-то назывались "Безымянные". Но с тех пор, как (по одним источникам) сгнили сыромятные ремешки, на которых были подвешены языки колоколов, а сами языки были утеряны, колокола стали называться "Беззвучные". Когда повзрослевший Кен учился в Гарвардском университете, кто-то из жильцов студенческого общежития, рассказал ему иную историю исчезновения ремешков: ремешки, на которых были подвешены языки колоколов, оказывается, были съедены в знак протеста.
 Студенты, жившие в общежитии, в особенности на нижних этажах башни, где располагалась звонница, и в ближайших от нее частях корпуса, взбунтовались, так как от звона колоколов у них не стало нормальной возможности ни заниматься, ни отдыхать. По звону колоколов не только открывались чтением Священного Писания и молитвой занятия в университете, но колокола звонили и по воскресеньям после полудня продолжительностью в двадцать-тридцать минут, и в дни формальных обедов, и в дни матчей американского футбола, когда играла Гарвардская студенческая команда.
 Однажды студенты незаметно сняли сыромятные ремешки с языков, разрезали на кусочки длиной по одному сантиметру и кипятили, снимая с поверхности тёмную маслянистую пленку. Ее выбрасывали из кастрюли, оставляя только естественный светлый жирок из кожи. Вынутые из кипятка разбухшие кусочки кожи пропускали через мясорубку и снова продолжали кипячение. После того, как смесь остудили, её съели те студенты, которые не могли воспринимать необычные для их слуха сочетания нот православных колоколов, они привыкли к исполнению католических мелодий на карильонах - колокольного органа, приспособленных для воспроизведения музыки. Остальные студенты из общежития - просто приветствовали уничтожение ремешков, предвкушая хотя бы временную вероятность снижения шума. По этой или другой причине, ожидаемое ими и произошло - президент Гарварда официальным актом запретил звон во все колокола...
 Из всех восемнадцати привезённых колоколов, один был изначально забракован, как не подходящий по тону. Он отличался от другого, подобного ему колокола, создавая диссонанс.
 - Так как он был лишним, - вспоминал Кен, сидящий на лавке в скверике, расположенном перед студенческим общежитием Гарвардского университета, - его передали для установки в башне коммерческого факультета.
 За кронами деревьев виднелся весь главный фасад здания студенческого общежития с высокой башней, построенной над воротами, ведущими во внутренний двор. Верхний этаж башни был украшен высокими, грациозными арочными проёмами, через которые просматривались колокола. Слева - великий колокол и несколько других больших колоколов. Средние и малые колокола располагались в проемах по периметру башни.
 - Лишний колокол, - решил Кен, - должно быть, находится в здании коммерческого факультета. По рассказам дядюшки Чарльза, Лишний колокол имел богатое украшение. В его верхней части находились барельефы легких и радостных херувимов, напоминавших дядюшке светящихся крылатых львов с человеческими головами в полете. В Писании "светящиеся существа" херувимы предстаются в роли стражей Дерева Жизни. Обязанность этих ангелов - сопровождать душу умершего на его пути в загробную жизнь. Имея человеческий облик, они просто схватывают душу и ведут её за собой. По дороге можно наблюдать "обратные кадры" своей прошедшей жизни.
 - Бог, - вспоминал Кен увиденные ранее образные картины загробного мира, - изображается мчащимся по небу на херувимах и восседающим между херувимами или над ними.
 Отрицая существование Бога, Кен, тем не менее, утверждал его необходимость - богоискательство и богостроительство. Неисповедимые пути Господа, - считал он,- не могли бы пересекаться с путями его жизни, которая действительно "есть".
 - Встречный ангел! - мелькнула в голове Кена мысль, прервавшая монотонно протекающие рассуждения, - вот кто звонит в дядюшкины Беззвучные колокола!
 Видимо Лишний колокол, на котором изображён Встречный Ангел, а не те - Безымянные, со съеденными ремешками, имел в виду дядюшка Чарльз, когда на вопрос: "А куда нужно идти после смерти...", отвечал: "туда, где слышны Беззвучные колокола...". Лишний колокол!
 По умершему дядюшке должен был звонить Лишний колокол. Он не может звонить из-за диссонанса вместе с другими колоколами на этом свете, но его - беззвучного можно услышать на свете том...
 - Должно быть, Лишний колокол находится и по сегодняшний день там - на коммерческом факультете, ...недоступный для обозрения! - с неявным раздражением подумал Кен.
 Вечером его нервно-психическое состояние очень часто становилось довольно неустойчивым. Это могло проявляться и в излишней раздражительности и во вспыльчивости. У его меланхолии было два пути развития: раздражение и крайний пессимизм...
 Вот и теперь шум, производимый сточной водой в канализационном люке, расположенного рядом со скамейкой в скверике, казался ему особенно раздражающим, особенно - в сочетании с другими шумами, особенно - c карканьем ворон, которые, общаясь друг с другом, созерцали и обсуждали окрестности скверика. Птицы сидели по нескольку штук, занимая максимально высокие ветки деревьев, либо в их глубине. Их присутствие мешало Кену сосредоточиться на теме, которую он, придя в скверик, намеревался обдумать сегодня в одиночестве.
 - Кыш! Вороньё проклятое! ...Кыш! - Кен взмахнул свёрнутым в рулон журналом на спустившуюся с дерева ворону.
 Птица нахально прогуливалась по дорожке как слуга по поручениям.
 - Кыш!
 Он сделал ещё несколько взмахов рукой как дирижёр дирижёрской палочкой...
 Но ворона, видимо, легко отличала человека с безопасной палкой от человека с ружьём.
 - Как она это делает? - удивился Кен и сам себе ответил, - Видимо, обладает отличным зрением или острым слухом, или и тем, и другим вместе взятыми.
 Её не так-то просто застать врасплох!
 - Мало того, - вспомнил Кен, - вспуганная ворона своим криком обычно оповещает остальных об опасности, и тогда вся стая улетает.
 - Кыш!... Кыш!... Кыш!... Напрасным занятием оказалось дирижирование птичьим оркестром в этот раз, - его чёрная солистка - не улетела и, тем более, не оповестила остальных.
 - Кыш!
 Ненужное присутствие незаинтересованных лиц и всякие случайные отвлечения (ошибочный звонок по телефону, неожиданный шум соседей за стеной, встречный прохожий.., наконец, - вороны, прилетевшие сюда на место ночевки) - почти все и всё мешали сегодня доверительному общению Кена с самим собой.
 Он, с некоторых пор, приобредший склонность к самоанализу, не хотел теперь ни видеть, ни слышать, ни говорить и ни понимать тех, кто не прислушивался к своему скрытому и, поэтому всегда мистическому внутреннему миру представлений о смерти.
 Именно о смерти хотел поговорить с собой Кен.
 Теперь, когда он старый и больной избавился от своей потребности во внешнем одобрении, его главной целью стало полное самопознание.
 Старость - это очевидно, смерть - нет...
 - Большинство людей, - думал он, глядя на чёрных птиц, символизирующих проводников людей из этого мира в загробный, - очень мало знают о смерти.
 Мало знают они и о том, что будет, когда она начнётся. О смерти - не думают!
 Люди всегда заняты в жизни, - им нужно подумать о ком-то близком, нуждающихся в них, о будущем, о еде, в конце концов, как вот этим птицам... И вдруг - смерть!
 Другое дело - самоубийцы. Другое дело, если ты сам...
 Совсем другое дело, если человек чувствует себя нужным другим или самому себе, или если он имеет право голоса, хотя бы в отношении себя самого, - уже поэтому жизнь не теряет смысла! И совершенно другое дело, когда полторы тысячи овец синхронно прыгают в пропасть. Как это было в Турции.
 Большинство людей считает, что они принимают разумные и мудрые решения, поэтому они интуитивно могут делать ясные предположения. Например, что смерть - это сон без сновидений. Или, что человек может совершить самоубийство только после того, как он узнает о смерти!
 Кен закрыл глаза, и кривая улыбка исказила уставшее лицо старика.
 - Лёг спать,... закрыл глаза, ни о чём не думая, заснул, - размышлял он, - и ничего больше нет. Молчание и пустота во тьме. Только место, где нет ничего, кроме пустоты. И пустота исполнена пустотой настолько, что ничто другое туда уже не помещается.
 ...Только сон утром кончится. А смерть - это пустота навсегда. Это когда все есть, а меня уже нет!
 Смерть заключается не только в отсутствии чего-либо навсегда, но и в его присутствии не по праву. Например, когда ты чувствуешь свою неуместность в этом мире, а свое наличие в нем объясняешь себе только обстоятельствами и временем.
 - ...Я умер? Как это так возможно? Я думаю, или я не соображаю?! Я стою, или я лежу?! Парадокс, но это так: именно в пустоте - трудно найти себе угол.
 Описывая самого себя в пустоте примитивно и искажающе, Кен всякий раз испытывал непреодолимую трудность в ответе на вопрос "Кто буду Я?" с началом смерти.
 - Интересно, - подумал он, неожиданно обратив внимание на спустившихся и разгуливающих в поисках пищи птиц, - скопище этих ворон, напоминает чёрную зияющую синевой пустоту.
 В пустоте приходят совершенно разные мысли... В пустоте человек склонен все время что-то разглядывать, хотя ниоткуда не следует, что там что-то есть. Единственное, что не повисает в пустоте, это надежда на то, что кто-то бывал здесь раньше. При этом пустота является одновременно входом и выходом из пустоты, - пространством, где ничто не преграждает войти или выйти...
 И тогда возникает вопрос - "какая разница входить или выходить?".
 Нет, - совершенно очевидно, у него отсутствовали любые болезненные уходы в фантазии, галлюцинации или бред, как у психотиков, но наличествовали нестабильность и непредсказуемость мышления, как у невротиков.
 Находясь в надежном контакте с реальностью, у него просто улучшилось качество переживаний и ему стала очевидной та реальность, в которой уже не имеет никакого смысла переживать, дожидаясь прекращения болезни. Его болезнь имела такой же неминуемый конец, что и старость...
 Только он, как чёрт ладана, боялся боли и бессмысленности!
 Главная черта нового мышления Кена состояла теперь в том, что, зная о том, что на свете есть вещи непостижимые, но которые, тем не менее, познаются нами и скрывают в себе высшую мудрость, он мог одновременно демонстрировать мольбу о помощи и одновременно отвергать ее...
 Это и был диссонанс его души!
 - Зато в стае, - заметил Кен, наблюдая за кормёжкой птиц, - вороны имеют четкое разграничение функций.
 Психологически, это воспринималось как нечто слитное, гармоничное, согласное, спокойное.
 ...Консонанс!
 Ещё полгода назад, в период деловой активности, он использовал слово "консонанс", когда речь шла о трудных переговорах, типа вопросов коммерческой жизни и смерти, и достигших, наконец, решения, - так называемого "консенсуса"...
 Но последние полгода, когда в связи с болезнью, Кен отошёл от дел, он и сам вёл себя как дитя Жизни и Смерти, - отца и матери, подавших на развод и препятствующих отделению своего и, одновременно, общего ребёнка. Само дитя при этом, по-прежнему, нуждалось в каждом из родителей и, в тоже время, уже достигло полной самостоятельности.
 На такого ребенка следовало бы смотреть как на маленького взрослого, который тоже умрёт!
 Ещё в начале недели Кен мог бы спрашивать себя об ожидании вероятного начале смерти. И религия и надежды, - всё не имело для него смысла. Но в середине недели он впервые стал догадываться, что смерть - это действие, которое взаимосвязано со всеми другими действиями, и существует всегда, но остаётся непостижимой. В конце недели, у Кена появилась и начала плодотворно осмысливаться новая идея, что смерть - это единственное действие, которое освобождает от всех дальнейших действий.
 У всякого действия есть начало!
 ...Даже у того, о котором никто не может знать наверняка.
 - По-видимому, - размышлял Кен, тотально окруженный со всех сторон воронами, - никогда не бывает несомненных встреч с ангелами.
 Нельзя же утверждать, что любое "светящееся существо", которое и формы видимой не имеет, и втягивает душу в разговор о прошлой жизни, есть сопровождающий в загробную жизнь ангел!
 - Чёрт! - неудобная мысль хлестнула Кена в голову, и его передёрнуло от вкрадшегося в рассуждения слова "загробную".
 Врачи говорят: есть 7-10 минут после остановки сердца, когда человека иногда ещё можно вывести при реанимации.
 - Мысль, - подумал он, - прямо изменяется в зависимости от слов, которыми она передается. Не верю,... не верю! А что если это не так? А что, если с началом смерти я сохраню способность видеть и слышать? Кому верить?
 Загробная жизнь - это проблема доверия или недоверия собственным знаниям о ней, - Кен это понимал...
 Но проблема доверия стала заключаться в нарушении его способности к тестированию собственных знаний. До последней недели Кен оставался в безопасности в своём внутреннем мире, не тестируя знания, его внутренняя реальность определяла мир, в котором он живет.
 - Не может ли быть так, - думал он с закрытыми глазами и кривой улыбкой, контролирующую нервозность, на губах, - чтобы, на самом деле, "светящееся существо" ангела было бесом, маскирующимся, чтобы искушать умирающего, когда душа его покидает тело?
 А можно ли увидеть беса, если Бога увидеть нельзя? И где начинается та граница, за которой это можно узнать наверняка?
 ...Кен открыл глаза. - Не может быть! - удивился он, глядя на птиц.
 По краю большого чёрного круга, образуемого правильной кривой линией без начала и конца, где находилось большое скопление чёрных птиц, были выставлены, блестящие до синевы чёрные часовые.
 - Как будто, - по необходимости! - подумал Кен.
 Это был малый круг охраны, дальний круг охраны - обеспечивали еще несколько птиц, сидящих на деревьях по периметру площадки. Два соединённых круга превращали квадрат площадки скверика в равный по площади круг, занимаемый вороньей стаей.
 Кен, не отрываясь, смотрел на площадку и ощущал прилив понимания символического смысла происходящего на глазах.
 - Два соединённых круга охраны, - рассуждал он, - это эмблема близнецов, его личного знака зодиака, - союз неба и земли.
 Круг соответствует непознаваемому богу и небу, а квадрат обозначает земной мир!
 Время от времени пролетали "разведчики" и, сделав круг, уходили к основной стае. Молча или каркая, предупреждая о чём-то!
 - Отсюда знаменитая задача квадратуры круга, - задача превращения квадрата в равный по площади круг.
 Что доказать чисто геометрическими методами невозможно!
 Две правильные фигуры не могут сосуществовать в одном пространстве. Круг не вписывается в квадрат, а упраздняет его.
 Они убивают друг друга!
 Кен присмотрелся...
 Внутри периметра зияла чёрная пустота вороненого оперенья, ограниченная чётко сама собой.
 - Вот так и граница смерти, - сделал вывод Кен, - она создается чёткими представлениями о себе!
 Ангел Смерти появляется и объявляет кому-то, что по велению ему необходимо умереть.
 ...Периодически вороны замещали друг друга на постах. Часовые оказались настолько искусными мастерами маскировки, что находить их уже через минуту, после того как они садились на дерево, было очень трудно...
 - А Ворон, словно Ангел Смерти.., - произнёс тихо Кен, - беззвучно исчезнет, как только исчезнешь ты.
 Потом вдохнул и оглядел весь кембриджский скверик пристальным взором.
 На душе стало спокойно и уютно... Тихо стало. Только ветер...
 Внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил собой весь скверик.
 До этого Кен никогда не ощущал закрученность движения воздуха - размеры ветра по сравнению с людьми, всегда очень большие.
 На самом деле, ветер дует не вдоль прямой, а вдоль изогнутой, приближенно к круговой линии. Так дует ветер!
 Вглядываясь в крону покачивающихся на ветру деревьев в поисках новых часовых, Кен снял с губ кривую улыбку, и она исчезла.
 Между деревьями чётко просматривался фасад здания с высокой башней, построенной над воротами, - её верхний этаж был украшен проёмами, через которые, казалось, свободно могли бы пройти навьюченные верблюды, - в них были видны колокола...
 - Слева, - отметил Кен, разглядывая здание студенческого общежития, - виден Великий колокол и несколько других больших колоколов.
 В проемах по периметру башни - средние и малые колокола. Справа - здание коммерческого факультета, где хранится Лишний колокол со Встречным Ангелом на нём...
 - А где же чёрные херувимчики?... Где чёрные херувимчики?
 Заметить дальнюю охрану, сидящую на деревьях, оказалось достаточно проблематично.
 Видимо, - она сидела среди листвы и однозначно постоянно видела наблюдающего её Кена, а он её - не всегда, - она периодически меняла местоположение. Тем более, что сидели светящиеся синевой часовые беззвучно и не каркали.
 - Дядюшка Чарли,... Дядюшка Чарли, - произнёс шёпотом Кен, и ему опять вспомнилось, как мальчиком он спрашивал дядюшку о смерти: "Скажи, а вот ангел-хранитель охраняет, а встречный ангел, - он, что - встречает?
 - Второй ангел, - отвечал ему покойный дядюшка, - встречный, - он должен привести,... довести куда нужно.
 - А куда нужно идти после смерти, дядюшка Чарльз?
 - Туда, где слышны Беззвучные колокола...
 Воспоминание о дорогом себе человеке потребовало от Кена полного молчания мыслей о другом...
 Молчание и раньше было началом всякого доверительного разговора с дядюшкой о смерти и ангелах.
 Маленькие дети верят, что ангелы разговаривают по-человечески. Старшие и взрослые - нет, то есть они могут обозначить эту нереальность как игру и, тем самым, от неё отделиться. Ему, маленькому играющему ребенку, дядюшка пытался сформировать границу между вполне возможным внешним "Я как будто умер" и внутренним "Я - умер".
 - Дядюшка Чарльз,.. Дядюшка Чарльз, - произнёс Кен и замолчал.
 Ему представилось видение, как будто лошади, на которых когда-то погружали дядюшкины колокола, внезапно приступили к отправлению своих нужд, и все вороны, сидящие в скверике, внезапно покинули его с большим шумом, как если бы кто выстрелил из ружья.


 2006