Торговец дождем. Хоррор

Андрей (Энди) Михалченков

«ТОРГОВЕЦ ДОЖДЕМ»

…Юстине Удовиной, другу, соратнику,
 красивой женщине и просто хорошему человеку.
В голове которой, как и в моей собственной
 живет свой, маленький Продавец дождя.
Как и во многих других…


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РАСЧЕТ ПО ПОРЯДКУ

Пролог.

«…и в предвкушении майских праздников, мы спросили прохожих жителей нашего города о том, как они собираются провести свое свободное время весной.
- Сергей Чернышенко, владелец рекламного агентства,- Собираюсь съездить порыбачить, вдали от всех, от этого мира.
- Эдик, парень в проклепанной джинсе. - Найти хорошую телку, накуриться и оторваться.
- Джафар Джуманиязов, работник санэпидемстанции. – Не люблю кошек. Вот и буду их не любить.
- Евгений, просто Евгений. - Пью…
- Андрей Малышев, хмурый парень в «кожанке». – Те че надо, козел?
- Ирина, очень красивая девушка. – М-м, буду гладить милого по животику. И ниже…
- Артем Озин, программист. – Заботиться о своем коте, и, возможно, женюсь.
- Парень в черном кожаном плаще. – Продавать и покупать…»
Газета «Новое Поколение» от 28 апреля 20.… года

Глава 1.
Крючки

«…Корова – А мне по фигу, я тут плаваю, ныряю…»
Анекдот.

Больше всего на свете Сергей любил рыбалку. Нет, ну, конечно и работу, и жену, и дочку тоже, но все-таки. Рыбачить принципиально ездил один. Это занятие было для него чем-то вроде духовного очищения, а очищаться надо в одиночку, чтобы ни кто не мешал.
Вот и сегодня, благо на дворе майские праздники, то бишь выходные, Сергей решился всех обмануть. За два прошедших дня было выпито предостаточно горячительного и, похоже, что друзья не собираются останавливаться. А вот Серега вчера официально объявил Великий Праздник Рыбака и вытолкал всех приятелей в шею.
Проснувшись рано утром, тихонько, что бы не будить своих, и слегка страдая от похмелья, принялся разбирать снасти. Дорогие штатовские удочки были уложены вместе с кучей всяких хитрых мелочей в чехол, и Сергей тихонько прокрался с любимым велосипедом к выходу.
На улице было свежо. Ветерок приятно холодил кожу, когда Сергей покидал город в одном ему известном направлении. Это тоже была его маленькая тайна – Место. У каждого солидного рыбака есть такое – Священное Секретное Место, тайна нахождения которого охраняется как государственная.
Свое Место Серега нашел года три назад, катаясь на велосипеде. Даже жена не подозревала в его нахождении. Пологий спуск без следов тропинки, маленький перелесок, совершенно незаметное местечко. Но там, на берегу, вдавался в воду невесть откуда взявшийся в этой местности валун. Плоский, широкий и достаточно высокий каменный язык. Даже в половодье, ну в последний его период, конечно, вода до вершины не доставала. Сергею этот валун чем-то напоминал нос корабля или яхты, с которых «буржуи» по телевизору ловят океанскую рыбу. Или акул.
Оставив велосипед «на суше», но в пределах видимости, чтоб не сперли ненароком, Сергей взялся за маленькое рыбацкое колдовство. Для начала, поставил раскладной стульчик в природой созданную на валуне нишу. Разложил снасти. Долго и придирчиво рассматривал наживку и блесны, выбирая, прикидывая. Когда душа приняла соответствующий настрой, Сергей забросил удочку и погрузился в созерцание воды и поплавка.
Иногда его мысли обращались к запрятанной в сумке, а до этого тайно от жены, как от явного члена общества антирыболовов, купленной и спрятанной, бутылки с водкой. Это являлось последствиями вчерашней вечеринки с приятелями и девушками, по поводу сегодняшнего его праздника.
Вообще водку Сергей не любил. Предпочитая пиво (с приятелями) и хорошее красное вино (с приятельницами). Просто в тот момент ничего не попалось по пути, а потом покупать было лень.
«Все предопределенно - промелькнула мысль, показавшаяся не своей, а чьей-то чужой, - все давно предопределенно».
Откупорив опохмеляющий напиток, и изрядно поморщившись от запаха, он отложил бутылку. Не способен он пока это выпить. Обуреваемый мрачными мыслями и невесть откуда явившейся тревогой.
Сергей попытался сосредоточиться на поплавке. Но вместо маленького красненького Ванька-встаньки, как назло застывшего и словно забывшего о существовании в реке рыбы, перед глазами отчетливо встала огромная, как из сказки, чаша с язом. Сколько ни мотал головой, видение не проходило, пока не понял, что паводок, помимо трупов, вымыл из реки еще и всю живность.
Отбросив удочку и грязно ругаясь, Сергей, скрипя сердце, залез в сумку и дрожащими с похмелья руками все же достал из нее бутылку заветной жидкости. Глубокомысленно рассудив, что при всей противности, глоток ему не помешает, он отхлебнул из горла. Тело передернуло, скрючило в судороге от отвращения, и обжигающая дурящая жижа вырвалась отрыжкой через нос и губы, унося с собой остатки завтрака.
- Однако мерзость! – прохрипел Сергей, и словно пытаясь убедить себя самого, добавил, - Похмелье требует жертв.
Почувствовав облегчение, он позволил себе немного расслабиться и праздно посмотреть на игру мутных волн, облизывающих камень. Прекрасная тишина и покой окутали его, понесли с собой.
От прилива тоски появилось настойчивое желание бросить все и остаться здесь. Навсегда остаться. Задумавшись, Сергей машинально вернулся к мысли о выпивке. И понял, что если он сейчас не напьется, то от нахлынувшей ностальгии утопится обязательно.
- Выпить, - твердо подумал он, – всю до последней капли! В крайнем случае, отоспаться есть где.
От этой мысли вся сущность Сергея взбунтовалась. Отвращение переполнило его и, как старая подруга, покачивая бедрами и мерзко улыбаясь, подкатила рвота. Желудок вывернуло наизнанку, жижа рванулась через нос, он упал на колени, это не помогло, желание напиться росло.
«Все предопределенно,- звучал в голове набат, - все давно предопределенно».
Через десять минут Сергей выбросил в воду пустую бутылку и тупо уставился на реку, закуривая одну сигарету за другой. То ли оттого, что водка ударила в голову, то ли от тишины, способствовавшей медитации, возникло ощущение, что прибывает вода. Тихо и плавно, словно кошка по первому снегу, неслышно, как прикосновение ветра к кружевной занавеске. С еле слышным шепотом, какой можно услышать только в старом, заросшим мхом склепа, мутная вода приближалась все ближе и ближе.
- Наверное, я сплю, - решил Сергей, - напился и брежу.
«Все предопределенно, - вспыхнула перед глазами кроваво-красная табличка. – Все предопределенно».
- Все предопределенно, – повторил он автоматически, тупо уставившись на воду, лизавшую его сапоги.
Холодный поток проник в обувь и приятно обжег ноги. От этого странного чувства Сергей закатил глаза и увидел что-то совершенно невероятное. На середине реки, там, куда он бросил пустую бутылку, плыли две льдины.
(Они плыли навстречу)
Первая, как и полагается льдине, степенно качалась вниз по течению, и плавно скользила по темной воде. Ее сестра, так же плавно и степенно, но словно надсмехаясь над законами физики, плыла против течения. На голубом стекле льда сидела белая, почти прозрачная с небесным отливом кошка.
«Все предопределенно, - в такт волнам повторило эхо, - все предопределенно».
- Интересно, что чувствует льдина, плывущая против течения?- возникла в голове Сергея тягучая, как смола мысль. – И что чувствует кошка, лежащая на льду?
Мягко, словно кошачьей лапой, его смыло в воду и понесло на середину реки, где сходились в каком-то сверхъестественном танце две ледяные глыбы. Он не чувствовал ни холода, ни своего тела, ничего. Просто смотрел на ледяную кошку, плывшую на своем плоту против здравого смысла.
«Все предопределенно, – мягко шептала вода. – Все предопределенно».
Льдины приближались. Сергей попытался опереться на них и взобраться на гладкую, как стекло поверхность, но намокшая одежда стала тяжелой, как будто была сшита из свинцовых пластин, да и желания особого не было. Льдины сошлись на его шее и обхватили ее холодными пальцами, не давая ему утонуть. Он чувствовал опустошенное облегчение.
- Все предопределенно, – сказали ему льдины. – Все предопределено.
Ледяная кошка открыла глаза, потянулась и выпустила когти.
- Все предопределенно, – прошептал Сергей и закрыл глаза.
- Все предопределенно, – сказала ледяная кошка и улыбнулась.
Он закричал…

***

Вечером, спасатели нашли на берегу велосипед, удочку и складной стульчик. На это, по обычаю, не обратили особого внимания. Ну, бросили и бросили. Мало ли пьяни бродит по берегу. Найденную в рюкзаке бутылку водки распили на всю команду прямо в лодке. Велосипед достался бригадиру дяде Коле. Все как обычно. Не будут терять.
В конце недели в ветвях поваленной водой осины болтался труп мужчины. Милиция мудро молчала по этому поводу, но спасатели рассказывали, что это был полный мужчина лет тридцати. Тело опознать не удалось. Лицо было изорвано и исцарапано льдом. На куске мяса, которое раньше было им, остались целыми только глаза, полные ужаса. Видимо, бедняга, напился и свалился в реку, а когда очухался, было уже поздно. Течением его снесло к городу, протащив по кускам льда, утонувшим деревьям и корягам. В судмедэкспертизе церемониться с телом не стали. На городском кладбище появилась могила № 738561.
А в центральном отделении милиции все еще лежало заявление о пропаже человека. Заявление сделала жена пропавшего. Розыск ничего не дал. Женщину звали Татьяна Чернышенко.


Глава 2.
Сэм

«- У меня нету сдачи. - Вызывающе объявила буфетчица.
- Сдачи не надо…».
Стивен Кинг. «Темная Башня».

Артем потянулся, поежился и поплотнее закутался в одеяло. Весна весной, но все еще холодно. Зря он содрал замазку с окна. Шумно вздохнув, убедился, что банка пива пуста и, скинув кота, побрел к холодильнику за новой. До прихода Кати оставалось два часа.
Катя – милое существо, с шелковыми волосами, точеной фигуркой, небольшой крепкой грудью. Внешне недоступная богиня, но только внешне, внутри ее жил просто огонь, как только дело касалось интимного чувства. Скоро он сам будет лежать в ее ногах, как кот свернувшись и урча от удовольствия.
Томная волна подхлестнула его, и он поспешил за пивом еще быстрей. Холодная жидкость, обжигая горло, приятным теплом потекла в живот, и Артем, откинулся перед телевизором, закрыв глаза. С недовольным урчанием, кот забрался ему на ноги и свернулся колечком, вибрируя от собственного беспокойства.
Знатный кошара, Артем даже гордился. Чистокровный сиамец, небольшой, с утонченными манерами и вкусом. Они быстро нашли общий язык, понимая друг друга с пол-умысли. Временами казалось, что это не кот это, а малюсенький такой человечек, покрытый шерстью, смотревший на окружающий мир пулеметными стволами своих голубых глазенок.
По телевизору очередная смазливая певичка пела слезливо-развратную песню о любви. Какая тут любовь? По мнению Артема, подобные девушки пробивали путь на эстраду не столько грудью и голосом, сколько умением вовремя раздвинуть конечности.
Как бы соглашаясь с хозяином, заворочался в ногах сиамец, потянулся, зевнул и выразительно посмотрел в глаза Артему.
Стало немного жутко. Хотя и понятно, что кот хочет пить. Из-под одеяла вылезать не хотелось, но пришлось встать, посмотреть на часы и пойти налить молока в блюдце.
(Оставалось полтора часа)
О чем это? Ах, да о любви. Катенька, милая моя. Она словно предназначалась для этого дома, который сразу стал идеалом уюта и покоя. Как рыба в воду она вошла в их жизнь, чтобы остаться. Да и с котом сошлась моментально. Обычно сиамцем не воспринимал женщин даже как факт, но Катю признал сразу. Между девушкой и котом сразу завязалась взаимная симпатия, крепнувшая день ото дня.
Как-то Артем даже пошутил, что ревнует. На что Катерина ответила, конечно же, шуткой, что ее манит зоофилия. Но самое странное, что кот тоже начал ревновать.
Однажды Артем читал в газете статью полусумасшедшего профессора о том, что кошки «…По сути своей воплощения душ людей, бывших в жизни носителями черной энергетики, по своему желанию свободно манипулирующие другими людьми, их сознанием и восприятием». Ну что можно сказать еще? Бред.
Никакие силы не смогут отнять у него Катю. Вспомнив о ее мягких губах и твердой, оттопыренной груди, Артем почувствовал острейшее желание чего-нибудь выпить. Он вскочил с кресла и кинулся за очередной банкой пива. Кот проводил его насмешливым взглядом.
(Оставался час)
Наскоро перекусив и допив пиво, Артем устроил экстренную уборку квартиры. Прибрал вещи, развесил одежду в шкафу, накрыл стол на кухне.
(Осталось сорок пять минут)
Кот тоже засуетился вместе с хозяином. Быстрый теплый душ, туалет. Побрился, причесался, внимательно осмотрел себя в зеркале.
(Полчаса)
Придирчиво выбрал костюм в шкафу. Катерина – девушка особая, встречать ее в семейных трусах пошло, знаете ли. Даже то, что в конце вечера они окажутся совсем голые, не оправдание. Белая рубашка, галстук. Кот вылизывал шерсть.
(Пятнадцать минут)
Еще раз придирчиво повертелся у зеркала, оценивая себя. Хорош!
Достал из холодильника шампанское, зажег свечи на столе, приглушил свет, включил телевизор. Сердце бешено билось, почему-то тревожась и гулко ухая, проваливаясь между ударами чуть ли не в желудок.
Артем отогнал от себя дурные мысли и несознательно потрепал кота по голове.
(Десять минут)
Ожидание стало нестерпимым. Он мерил коридор шагами туда-сюда. Кот следил за каждым шагом, в глазах сверкало лукавство.
(Пять минут)
В нависшей тишине застучали каблучки. Где-то внизу, на первом этаже. Артем напрягся. Гул лифта и звонок в дверь. И тут он понял, что она не придет к нему. Никогда не придет. Артем кинулся к двери, отбросив ногой кота, который тоже помчался встречать Катю.
Наконец замок открылся. Завороженный Артем закрыл за ней дверь, вяло улыбнулся и отправился на кухню.
Через неделю соседи, возмущенные мерзким смрадом, взломали дверь и вызвали милицию. В кухне, на крюке от люстры, болтался труп Артема Озина, 25 лет от роду. Празднично накрытый стол под ним был заляпан чем-то липко-красным, перемешиваясь с бело-желтой массой. На диване в зале сидели две кошки, точнее кот и кошка.
- Что же вы ели? – спросила сердобольная соседка тетя Маша.
Но, как бы ответив на свой вопрос сама, побледнела и начала блевать прямо на пол. Ноги трупа были обглоданы практически до костей, а кот и кошка счастливо мурлыкали на диване.
На шее кота стальной ошейник, на табличке которого выгравировано «Сэм», у кошки такой же. На нем написано «Катя». Они любили друг друга…

Глава 3.
Наташа

«- Ну вот, такая маленькая, а уже Наташа…»
Анекдот.

- Котик, иди ко мне, - сказала она откуда-то. – Кис-кис-кис.
Эдик висел где-то в кромешной тьме. Не в петле, на четвереньках.
- Эдик, кисонька, иди сюда, - этот медовый голос было не отогнать, - иди сюда. Где ты?
И как змея под дудочку заклинателя, он пополз, поковылял на голос. Темнота. Кругом полнейшая тьма. Хоть выколи глаз, и то была бы вспышка. Темно. Как у негра …
Но он шел. Это было бы смешно, если бы не было так страшно. Вязкая, липкая темнота. Голос. Только голос был его поводырем.
Но вот темнота начала светлеть. Эдик зажмурился.
- Правду говорят: серость может ослепить только беспробудную тьму. – Ползла в голове чья-то фраза. Темнота все светлела и светлела. Как мотылек, полз на свет, если такое выражение применительно к мотылькам. Тяга была непреодолима.
Вдруг серая пелена превратилась в дыру. И не просто в дыру, отверстие в … темноте. Как будто тьма была стеной, и в ней кто-то пробил лазейку. Просто дыра во тьме. В липкой, мерзкой, затягивающей тьме. Она манила к себе, как мираж, и Эдик не смог отказать себе в искушении.
- Эдик, иди сюда, - сладко пел голос, втискиваясь в уши и застревая где-то посередине. – Иди, у меня есть для тебя кое-что.
Вот и край отверстия. Вблизи это было похоже на… Как воткнешь палку в свежее дерьмо, а оттуда – свет. Яркий, ослепляющий черный, цвета вороньего пера, свет только … белый. Он тянул к себе. Затягивал словно трясина. Там стояла Она, и манила его к себе.
- Котик, ну иди сюда, иди…
И было что-то в этих словах доброе и манящее, как фургон живодеров. Эдику стало страшно. Хотя «страшно» - это не то слово. Ему стало жутко. Руки сами потянулись к свету. Против воли он просунул руку…

***

Закричал и проснулся.
Эдик вскочил со всклоченной кровати.
Рядом мирно посапывал младший брат. За окном просыпался город, нежась у лучах утренней свежести. Через распахнутую форточку в комнату врывались запахи и звуки жизни. Эдик ничего веселого в этом не находил.
- Какое хреновое утро, - сказал он вслух. – Какое хреновое утро.
Ощущение обреченности переполняло еще не совсем проснувшуюся душу. Уже неделю каждое утро начиналось одинаково.
- Какое все-таки хреновое утро, - повторил он и потянулся к столу.
В столе, в верхнем ящике, лежало единственное и последнее, к сожалению средство. (Косяк веселой травы!).
Тихо, чтобы не услышала мать, открыл окно. Зажигалка, щелчок – и в раю! Высунувшись в окно, Эдик втягивал то, что спасало его, правда, лишь на время, от этого сна.
- Вот оно, торкнуло, - приятная дрожь расползалась по животу. – Вот Оно!
Сразу захотелось пить. Помня старую истину - «вода сбивает кайф», отогнал от себя мысли о питье. В блаженной истоме опустился на кровать, и его понесло, понесло куда-то вдаль, навстречу облакам. Мысли путались, мешались в кучу галиматья, но Эдика это ничуть не волновало.
- Жила – была принцесса… Нет! Принц. Ага, понятно. Кто взял мою отвертку? Кто взял мою отвертку?? Ха-ха-ха, - слова топорщились, получались идиотскими, но это же так клево. Рядом зашевелился брат.
- Пора и мне вставать, - вспомнил Эдик, - Надо идти, творить великие дела.
Наскоро почистив зубы и умывшись, обкуренный герой отправился на кухню. Суетилась мать, которой предстояло приготовить фрикадельки, отправить младшего сына в школу и спровадить старшего на работу.
С идиоткой улыбкой пил кофе, курил «Магну» и размышлял о наличии жизни в «Сникерсе». Закончив фиесту, наскоро одевшись, и чмокнув мать, он отправился прочь из дома.
На улице Эдик не оставил предмет философии и продолжал рассуждать:
- Посмотрим правде в глаза! Место, где я работаю, свое образование и специальность, а также внешнюю политику республики Зимбабве, - обращался он к воображаемым слушателям, - можно засунуть в… место не столь отдаленное. С другой стороны, жизнь наша таит в себе немало приятного! Например, сегодняшняя тусовка в «Кировке». Поэтому отбросим все смущающие нас факты, и согласимся, что я загоняюсь! Конец цитаты.
По дороге к остановке остановился у ларька. Она еще была с ним. Нет, конечно, травка хорошая, но Она сильнее травки. Кайф уже практически сошел, и скоро этот странный дурман снова охватит голову. Поэтому оставался только один проверенный метод.
- Бутылку водки, будьте добры.
Пил жадно, понимая, что выглядит глупо. За ларьком, где обосновался, его никто не видал, однако он чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Глотнув для храбрости еще, обернулся. На трубе, позади него сидела кошка, и наблюдала за ним живыми, как ртуть, глазами.
- Что смотришь, душа усатая? – заплетающимся языком спросил Эдик. – А и черт с тобой, смотри.
Допился он быстро. На земле остался завтрак, а от Нее отвязаться не удалось. Казалось, что Она следит за ним везде, где бы он ни был. Это было не то, чтобы неприятно, это было просто противно. Невыносимо мерзко.
Короче говоря, через сорок минут, Эдик шел на тусовку в «Кировку». До начала оставалось, правда, четыре часа, но это были уже мелочи.
- Эдик, постой! – голос был женский.
Обернулся и присвистнул. К нему приближалась очень красивая девушка.
- О-о-о-о! – невольно застонал он. - Талия! Грудь! Это телка высшего разряда. – Он стоял с отвисшей челюстью. – Весна, время пить. Все завожу подругу. Есть одна кандидатура!
Плавно, словно издеваясь, покачивая бедрами, к нему приближалась действительно красивая девушка. Высокая (мой любимый размер), почти с Эдика (надо же, почти с меня), девушка с зелеными (мой любимый цвет) глазами и… Ну, в общем, смак!
- Привет, Эдик! – просто сказала она. – Хороший день, правда?
- Откуда знаешь, как меня зовут? – Эдик не разделял ее оптимизма.
- Ну, ты известный человек, - ответила она, сверкая глазами, зубами и вообще пытаясь произвести впечатление. К слову, это удалось. Девушка протянула ему свежий выпуск «Молодого Поколения».
- А, понятно, - пробурчал Эдик, пробегая глазами передовицу: «Пусть хулиган поспит».
- Та-а-ак, понятно, - «не перенес страданий… количества выпитого спиртного…не допев третьей песни… упал… уснул… буйство молодежи и т.д.». – Ясно, я становлюсь популярным. - Язвительно заметил Эдик, меланхолично созерцая фотографии.
- Кстати, меня зовут Наташа, - краем глаза он увидел протянутую руку и пожал ее…
Пожал?..
Сильно сказано, потому что…

***

- Котик, иди ко мне, - сказала Она откуда-то.- Кис-кис-кис.
Опять он был в этой липкой, вязкой темноте, в черных до одурения соплях. Опять свет, дыра и он тянется туда. Но не хочет!
НЕ ХОЧЕТ!
А в сиренево-белом свете стоит Она, Наташа, и зовет его:
-Эдик, радость моя, кис-кис-кис, - и он идет, как долбанный верблюд на запах самки.
Пытаясь пролезть в эту дыру, случайно видит свою руку.
Руку?
О, нет! Он видит…

***

Возвращение было плавным, как скольжение с горки в парке аттракционов. Эдик словно бы вынырнул из этого сна, еще не совсем понимая, кто он и где находится. Было так темно, что на мгновение показалось, будто он все еще там, в непроглядном «где-то».
Но вот глаза привыкли к темноте и он начал различать предметы. Окно, занавешенное чем-то непроницаемым для света, какая-то мебель, торшер. Комната большая, просто огромная, видимо, это был старый дом.
Эдик лежал на большом диване или кровати, точно он не видел на чем, удивительно мягком и жестком одновременно. Жестким был, наверное, оттого, что ни руки, ни ноги не шевелились. Да и вообще ничего не шевелилось, кроме глаз. Одеревеневшие руки чувствовали только прохладу простыни и свою ногу.
Темнота, казалось, успокаивала и обволакивала ощущением покоя. Могильного покоя, когда не хочется ничего, кроме как лежать и лежать просто так, ради того, чтобы лежать. Однако незнакомая обстановка и полная дезориентация беспокоила и заставляла дергаться при каждом шорохе.
(ШОРОХА?)
По большому счету шорохов не было. Ни комариного монотонного завывания, ни шума с улицы, ни даже капели на кухне.
И все же что-то издавало шум. Неуловимый ухом, но ощущаемый кожей, даже глазами. Нереальный шум, который ненавязчиво оттеснял стук собственного сердца, которое, казалось, подобно гигантскому молоту било в ушах.
(Туп-тук, туп-тук)
Тени в воздухе обрели объем и вес и закружились в непроницаемом для света воздухе.
(Туп-тук, туп-тук)
Сердце билось чаще и сильнее, на этот раз заглушая все, даже мысли.
- Боже, подумал Эдик вслух, - где я?
- Здесь, - голос в полной тишине казался оглушающим, он даже зажмурился. В глазах вспыхнули молнии, но только для того, чтобы подчеркнуть пришедшую после темноту.
- Я, что, в Аду? – все еще про себя спросил Эдик, уже практически догадываясь, что ему ответят.
- Нет еще, тебе рановато, - голос обретал реальность и, несмотря на страх он отметил, что человек улыбался, - У тебя впереди еще много работы.
- Работы? – Эдик попытался сесть, но ни черта у него не вышло.
- Лежи, лежи, ты многое пережил. – Голос стал совсем нормальным, обрел полноту и звучность девичьего, - постарайся отдохнуть. А я пока буду приводить тебя в норму.
Он чувствовал прикосновение и вдруг ощутил, что лежит совершенно голый, как младенец. По сути, он и был младенцем. Какое-то новое чувство переполняло его, стремясь вырваться наружу. Ощущение силы и вседозволенности. Когда хочется воротить горы и плевать в солнце, взлетая выше его. Неизведанная сила бурлила в его теле, разрывая мышцы своей необузданностью и наглостью. Чувства обострились до предела: он чувствовал весь мир каждой клеточкой, каждой частицей мозга.
В глазах вспыхнул зеленоватый свет, и Эдик увидел комнату, как она есть. Шкаф, телевизор, торшер у дивана, все, даже мелочи в рисунке ковра на полу и обоев на стене. Часы, которые показывали шесть утра, но почему-то стояли, завядшие розы в вазе на столе, украшенную резьбой настольную лампу и свет, исходивший от нее.
Не от лампы, от девушки, лежащей рядом с ним. Он видел ее так, как будто из наглухо завешенных окон лился яркий дневной свет, и она не спеша, выставляла напоказ все свои прелести. Здесь было на что посмотреть, и Эдик наслаждался этим зрелищем. Она склонилась над ним, и вдруг укусила его за губу. Он не почувствовал болт т ни капли не удивился тому, что когда она подняла голову, на губе не осталось рубца.
- Ты делаешь успехи. – снова улыбалась. – Тобой будут довольны.
- Мной будут довольны? Кто? – спросил Эдик, чувствуя, как в груди поднимается мыльный пузырь страха, уступая место чему-то воздушно-легкому, а свет в глазах становится светло-розовым.
- Хозяин, - просто сказала она. – Наш с тобой Хозяин.
- У меня не было, нет, и не будет хозяина! – непонятная сила подбросила его над ложем.
- Я тоже так думала вначале, - она улыбалась, она по-прежнему улыбалась.- Мы все так думали.
От этих слов нутро переполнила ярость, сильнее которой он никогда не испытывал, Эдик схватил ее за волосы, притянул к себе.
- У меня никогда не будет хозяина!- зашипел он ей в лицо. – Слышишь, никогда!
И, поддавшись своей ярости, подмял под себя и овладел ей так, что она завопила от боли. Сила переполняла его, и ее надо было куда-то девать, поэтому он с все большей яростью овладевал ею и наслаждался криками.
Когда же она бессильно затихла под ним, и только хрип напоминал о том, что она жива, Эдик вышел из нее и отбросил к стене, как куклу. Он чувствовал себя богом по сравнению с остальными мелкими и обреченными людишками. Он обладал силой! Обладал властью!
И поэтому не особо удивился, когда почувствовал, что она целует ему ноги.
- Хозяин прав, - она еще не пришла в себя, говорила хрипло, постоянно заглатывая воздух, - ты то, чего нам не хватало. Только ты один стоишь нас всех.
- Мне надо увидеться с хозяином. – Слово Хозяин он произнес насмешливо. – Где его найти?
- Всему свое время, - она уже почти оправилась от пережитого, - а пока возьми это.
Наташа подошла к шкафу и достала из ящика браслет. Она все еще морщилась от боли, когда шла обратно. Эдик взял то, что она принесла. Золотой браслет с надписями на непонятных языках:
- Я бы предпочел серебро, - небрежно бросил он, надевая браслет на руку.
При слове «серебро», Наташа сжалась в комок на полу и зашипела, царапая ногтями ковер.
- Что с тобой? - Спросил он, чувствуя, как браслет легко принимает форму, обхватывая запястье.
- Серебро для нас подобно раскаленному железу. - Наташа сидела с горящими глазами, но то был огонь страха. – Что это на тебе, спросила она удивленно. – Как?
Эдик медленно опустил голову и посмотрел на руку. Браслет стал серебряным и приобрел форму змеи, опоясывающую руку.
- Ну я же сказал, что мне нравится серебро, - он ничуть не удивился тому, что произошло.
- Это действительно серебро, - она осторожно коснулась браслета и тут же с криком отдернула руку, сжавшись от боли и шипя, упала на пол.
- Легенда говорит правду. – Глухо сказала Наташа и подняла на него взгляд. Он посмотрел ей в глаза, и она покорно подползла к его ногам, опустив голову вниз.
- Какая легенда? – Эдик сел на край ложа и позволил ей положить голову ему на колени. Она поцеловала их и сказала:
- Я расскажу легенду, но сначала, прошу тебя, сделай меня своей попутчицей!
- Ты будешь следовать за мной, где бы я ни был. Клянусь. – Он дотронулся пальцем до ее руки и на внутренней стороне запястья остался знак.
Его знак.
- Хорошо, - сказала Наташа. – Слушай.

Глава 4.
Малыш

«Не пойман – не вор»
 Пословица.

- Ты что сделал? – спросил Лысый, обуревший от водки.
- Устроился на работу. – Малыш запил из чашки морсом, крякнул и вытер рот рукой.
- На кой черт тебе это? – Лысый не мог понять, зачем человеку, который за полминуты угоняет «мотор», работа.
- Лысый, завязывай! Я еле отмазался от последнего косяка. – Малыш спокойно разливал водку по рюмках. – Еще раз заметут, и к сроку припишут мои два условно. Сам знаешь. Мне это на хрен не надо. Быть добру!
Он опрокинул рюмку в рот, закурил и продолжил:
- Да еще предки задолбали - к тебе каждый вечер приезжаю то дружки, то милиция! Не позорь семью! Достали. Не-е, я решил завязать.
- Ну, как знаешь, чего там. Базара нет!
Они выпили еще, и Лысый ушел домой. Малыш всю ночь проворочался. Тяжелые думы одолевали его, башка болела от отходняка.
- Блин, а завтра вставать! Не высплюсь, и прощай работа! – мысленно выругался Малыш.
 Утро началось просто отвратительно. Отец лаялся с матерью, по поводу пропавших огурцов, брат ныл, что не выучил уроки. Жрать было нечего, и вообще настроение было поганым.
Как ни странно, на работе все прошло нормально. Малыш мыл себе троллейбусы. Не так уж и плохо. На работу его устроил знакомый, после того, как он время попойки Малыш рассказал ему о своих злоключениях. Вот и сейчас Олег подошел к нему узнать как дела. Дела, дела.
А что дела? Нормально? Уже неделю как Малыш освоился и на работу ходил с удовольствием. Помыл до обеда, а потом забрался в мастерскую или на отстойник и храпака! Хорошо! Никаких тебе косяков, никаких стрелок. Вечером отметился и можно пива попить. И домашние вроде довольны. Сын при деле, пить перестал каждый день. Спать стали спокойно. Чем не жизнь? Жизнь!
Малыша не тянуло на старое. Уводить тачки, конечно прибыльней, да дело это неприятное. Нервотрепка и все такое. А здесь и работа не пыльная, и знакомые появились новые, не чета старым приятелям-горлогрызам. Так и проходил день за днем, спокойно, без эксцессов.
И подруга появилась. Не такая как прежние шалавы, работящая, добрая девчонка, правильная. Валечка, душка. Все при ней: скромная, без дури и претензий. Короче, зажил Малыш спокойно со своими радостями и заботами. И жизнь пошла плавная, тихая, правильная. Такая, о которой раньше-то и не думал – мечтал. Дом, работа, Валя – все это было как хрустальный сон, и Малыш боялся его разбить. Его размышления прервал Олег.
- Слышь-ка, Малыш, к тебе там пришли.
-Кто?
- Не знаю. Какой-то парень. – Олег прищурено посмотрел
на Малыша. – Что, проблемы?
- У меня? Нет, ничуть.
Хотя, сомнение уже забралось в душу. Старые разборки или ментовские приколы. Что-то всплыло или нет?
- Чушь, - сам себе сказал Малыш.- Конечно чушь.
На проходной ждали. Парня он не знал. Высокий, крепко сбитый и зачем-то в черном плаще. На улице жара, а он в плаще! Чудак!
- Ты, что ли меня искал. – Спросил Малыш, вытирая руки о штаны.
- Если ты Малыш, то я. – Парень говорил спокойно и размеренно, взвешивая каждое слово.
- Ну, я Малыш. Что надо?
- Говорят, ты за тридцать секунд можешь увести «шаху»?
- Кто говорит?
- Люди говорят.
- Брешут люди, - Малышу начало разговора не нравилось.
- Брешут собаки, у людей есть язык, - парень смотрел на него холодным пристальным взглядом. – Значит врут?
- Я завязал.- Малыш опустил глаза.
«Что это? Кто это «услужил»? В любом случае мне это не нравится».
- То, что человек тебе не нравится, не значит, что с ним нельзя иметь дело. – Парень явно издевался, хотя лицо оставалось непроницаемым. – Так, что?
- Мне надо подумать. – Малыш не знал, как отвертеться. Ему очень этого хотелось и не хотелось одновременно.
- Сколько? Время не ждет.
- До завтра.
- Лады. Завтра в обед я зайду. – Он повернулся и ушел, не сказав больше ни слова.
Малыш постоял-постоял и пошел.
Какая, к чертям работа! Руки опустились тут же, никакого настроения. Была тягучая боль в голове.
Отказывалась она соображать. Не было в ней ничего, кроме гудящего звона.
- Откажусь, - подумал Малыш. – Ей-богу откажусь. На хрен надо нарываться. Нет, откажусь.
- От чего откажешься. – Рядом стоял Олег.
- А? в смысле.
- В смысле того, что сидишь и бормочешь: «Откажусь, откажусь». Вот и спрашиваю, от чего?
- Да так, предложили кое-что.
- А, понятно. – Олег отошел к мастерским.
Ночью Малыш почувствовал себя маленьким и беззащитным. Он ворочался в кровати, вставал покурить и снова ложился.
- Соблазн, какой соблазн. Господи, боже мой, как чешутся руки! Один раз, всего один раз. И все. И больше хватит. Нет, нельзя. А почему! Боюсь. Или согласиться? Вот черт! Спать, надо спать! Сплю. Или не надо? Вот черт!
Ему снилась Валя. Милое, приветливое лицо. Она бежала к нему и что-то кричала. Кричала, а он не мог разобрать что. Вдруг она исчезла, и на месте ее Он. Спокойно размеренно шагает к нему. Подходит и протягивает руку. А вместо руки…

***

- А-а-а-а. – он проснулся от собственного крика. Вскочил, ощутив на себе живой комочек. Теплый и увесистый комок плоти.
Прибежала мать. Закудахтала вокруг, поправляя постель и тормоша Малыша. Потом включила свет и охнула. Сын сидел перед ней бледный и дрожащий. В руках он сжимал комок шерсти, и этот комок жалобно пищал. Пищал от боли и беззащитности. Ему хотелось жить. Видеть небо, слышать ветер. А Малыш ничего перед собой не видел. Медленно выплывал в голове.
-… такое, что? Кричишь как безумный, трясешься. Отпусти котенка. Слышишь, орет!
- Откуда он взялся? – Малыш очнулся, разжал ладони.
- Колька припер вчера.
(Колька)
(Брат)
В ладонях и правда сидел котенок. Маленький такой. Совсем еще маленький, даже. Вообще-то, Малыш кошек не любил, но раз брат припер, пусть живет. Мало ли, пацан маленький, нежности всякие, все дела.
Заснул под утро, даже не заснул, задремал, постоянно просыпаясь и постанывая. А котенок лежал на спинке дивана, где спал братишка и урчал. Урчал, пока Малыш не встал и не выкинул его из комнаты. Лишь тогда уснул спокойно.
Проспав два часа, трудно встать с нормальной головой на работу. Вот и Малыш до обеда ходил как вареный, постоянно где-то дремля, или просто выключался прямо на рабочем месте. В обед к нему пришли. Парень по-прежнему был в черном плаще, и взгляд его, как и вчера, был холоден и прям.
- Ну что, решил? – Не здороваясь, спросил он, явно дорожа своим временем.
- Ладно, когда и где? – Малыш с трудом понимал, что говорит.
- Через неделю позвони по этому телефону,- парень протянул ему сложенный лист бумаги. – Машины сейчас нет в городе. Звони вечером, после семи. Все, пока.
И ушел, оставив Малыша в полном недоумении.
С этого дня прошло уже много времени. Малыш практически забыл об этом странном парне. Дни тянулись с обычной неторопливостью, поглощая свободное от работы время Валентиной. Работа пошла, денег хватало даже на то, чтобы попить пива после обеда, но не тянуло постоянно пить. К старому не тянуло совсем.
Котенок прижился и уже здоров подрос. Брат таскался с ним в обнимку с утра до вечера, прерывая общение только на школу.
Порой Малышу казалось, что они с котенком составляют одно неотъемлемое целое. Брат и котенок.
Странные сны оставили его, оставили насовсем. Вот только черная тень, совсем крохотная, появлялась порой где-то в дальнем чуланчике головы Малыша.
Как-то в среду, в середине июня, как обычно направляясь на работу рано утром, заметил черный плащ на остановке троллейбуса.
Что-то шевельнулось, скрывшись из подсознательного зрения и промелькнув перед глазами.
(Я забыл позвонить!)
Он выскочил из троллейбуса и врезался в толпу. Но плащ мелькнул уже в переходе. Сам не понимая, зачем, Малыш кинулся за ним, спотыкаясь о железные полоски ступенек. Плащ упорно убегал от него куда-то в сторону завода и дальше, через лесопосадку.
По еще не протоптанной свежей траве, сырой от росы.
Завод. Тупик. Плащ точно зашел сюда. Солнце еще не проснулось окончательно, зарывшись в подушку набежавшей тучки.
- Ну, так, как? Пора. – Голос заставил обернуться.
Сзади, всего в двух шагах стоял тот парень. Вместе с младшим братом Малыша.

Глава 5.
Роза

«- Девушка, вы могли бы полюбить радикала?
- Ради чего?».
Анекдот.

Иришка никогда не вставала рано. Готовить себе и ему кофе в постель? Никогда! Все равно потом оденется и уйдет восвояси. Милый, ласковый, чужой.
«Он» каждый день был разным. Каждый вечер Ира приводила домой нового мужика и нисколько этого не стеснялась. А, правда, чего стесняться? Да, проститутка, но, пардон, не ободранная кошка у гостиницы, первого класса. Только дома, со вкусом. И поэтому клиент часто приходил снова.
Любовь? Чушь собачья, сказка для идиоток, вроде ее подруги Эльки. Она как девчонка, втюрилась в своего Алика-очкарика, а он ее обрюхатил и: «… Ты пойми меня правильно, я влюблен в другую…» Черта с два он влюблен, сушеный Шварценеггер! Чернильницу для пера нашел на время очередную.
За себя Ирка не боялась. После первого аборта врачи сказали, что потомства у нее не будет. Ах, так? Замечательно!
Нет, ну сначала, конечно, слезы там, к маме помчалась. Мать поняла, а отец отреагировал в своей манере: купил квартиру, назвал шлюхой, отрекся всенародно и укатил газ добывать. Ладно, пинка не дал.
Ирке было наплевать и розами засыпать. Пока есть мужики, ее профессия, она называла это именно профессией, существовала, и будет существовать, как дедушка Ленин. И вот сейчас она лежала на тахте в зале и плевала вишневыми косточками в портрет Ван-Дамма. На столе дымилась окурком «Данхила» пепельница. Тихо, хорошо, спокойно. Безмятежность нарушалась только тем, что болел живот.
То ли от вишни, то ли от того красивого парня, который ее трахал вчера. Она бы и так под него легла, уж очень красивый был мальчик, но он настоял на деньгах. Ирке было до фонаря, и они поехали в квартиру.
Мальчик был ой-ей-ей! Что только не делал! Утром Ирина сама хотела заплатить парнишке за удовольствие, но он уже ушел. В прихожей не было его черного плаща и ботинок, только в кухне на столе лежала бумажка в сотню баксов и роза. Где он взял розу, Ирка так и не поняла, но это были мелочи.
После такой замечательной ночи, она устроила себе выходной и проспала весь день. Одна, как ни странно. Под вечер проснулась, приняла душ и решила никуда не ходить. Живот продолжал болеть, таблетки не помогли.
- Да и черт с ним, - подумала Ирка и пошла, ставить кофе. Приготовление еды для самой себя – это кайф! Никуда не спешишь, никто не скажет тебе, что это пересоленное, или что-нибудь в этом роде. Красота!
Вообще, Ирина была оптимисткой по натуре. Она верила, тайно для себя, но где-то все-таки верила, что родит. Когда-нибудь, но родит себе чадо. Хотела ребенка, хотела и все. Ей скоро тридцать, пора уже, наверное. Нет, она положительно хотела ребенка.
Живот все не проходил и даже надулся, да и боль стала какой-то зудящей, скомканной, словно там, в животе кто-то боролся.
- Наверное, вишня грязная. – Подумала страдалица, залезая в аптечку за очередной таблеткой «Полимиксина».
Хорошая штука «Полимиксин», только на этот раз что-то он не помогает. Ну и черт с ним! Со всем!
Ирина почувствовала приступ дикой тошноты, и, уронив чашку с кофе, забрызгав себе кипятком ноги, бросилась в туалет. Однако дальше тошноты дело не пошло.
- Дизентерия, доелась вишенки, мадам. – Она присела на унитаз, прислушиваясь к тому, что творится в желудке. Да нет, не в желудке! Боль переползла куда-то между ног, туда, где…
- Боже, - подумала Ирка, - не может быть, нет, даже если… Но почему так быстро?
Боль усиливалась, из живота кто-то определенно пытался выбраться. Ирина попыталась закричать, горло перехватило и ей удалось выжать из себя только хрип. Живот резало адски. Ирка корчилась на полу туалета и хрипела, хрипела. Когда боль поутихла, морщась, поползла к телефону. До него было шагов пять, к тумбочке у двери в зал, но никогда она не думала, что пять шагов, это так много.
Встать не смогла, стащила трубку за провод. А в трубке короткие гудки.
- Конец, - Подумала она, - Это конец.
- Нет, еще, - рядом с ней стоял вчерашний парень.
- Глаза, его глаза, - боль сжимала виски, застилала глаза, но Ирина видела его глаза. Зеленые с желтым отливом звериные глаза. Хрип утонул в треске разрывающейся плоти.
 Ирина Комарова лежала у себя дома, в залитой кровью прихожей. В зале звонил телефон, работал телевизор и стояла чашка со свежевымытой вишней. На кухне валялась разбитая чашка в луже кофе и роза, символ вечности, в месте с разбитой вазой. За окном было уже темно, и бабки у подъезда вряд ли обратили внимание на парня в черном плаще, который растворился в темноте.
И уж точно не обратили внимания на выползшего на божий свет котенка, который облизывал на шее стальную цепочку…


Глава 6.
Одноглазый

«Мы вчера котов душили, душили…»
М.А. Булгаков. «Собачье сердце».

Он помнил только то, как пахнет этот здоровый кожаный ботинок, ударивший его в живот. В глазах вспыхнули звезды, боль перекурочила тело, он отлетел метра на четыре в сторону помойки. Лапы сжались, сведенные судорогой, и над кучами мусора полетел его протяжный вой.
- У-А-Я-Я-АУ-У-АЯУ
Собака, хозяин которой наградил пинком, понюхав человека и толкнув лапой застывшее тело, презрительно помочилась прямо на его голову. Ему было уже все равно, лишь боль и ненависть.
Просторы городских помоек выходили истерзанного кота. Он выжил, благодаря желанию жить, во что-либо ни стало. И, хотя один глаз вытек, сломанные ребра торчали из тела, как куски стекла, он продолжал жить.
Но теперь кот был осторожен. Люди с их собаками заставляли его прятаться в самых недоступных районах помойки. Он копил силы и ждал, не зная чего, не понимая зачем, но ждал.
Как-то вечером, откапывая в груде отходов что-нибудь съестное, кот услышал шаги. Инстинкт бросил его к ближайшим кустам, где, свернувшись в напряженный комок мускулов, можно переждать опасность.
Но запаха опасности не было, вместо этого было чувства доверия к человеку, который словно зная, направился к нему. Обычно кот чувствовал людей по запаху. Пахли они по-разному, но всегда от них разило опасностью.
Опасностью, которую животные чувствуют нутром. В виду имеются дикие животные, а не прирученные выродки с молоком и отхожим местом в ящике с песком. Таким никогда не понять, что такое настоящая свобода. Они воображают, что свобода – это греться в ногах хозяев, спать с ними в одной постели и иметь привилегию гадить иногда на пол. Иметь свои претензии и нагло мяукать в ожидании жратвы и ласки.
Для бродяги слова «кис-ки-кис», звучат так же, как для людей команда «Пли», если ее подаешь не ты. Ветер – вот хозяин кота, притаившегося сейчас в кустах. Помойка – главный союзник, а собаки…
Собаки, живущие на помойке, были ему больше чем товарищи по несчастью. Бродячие собаки были ему братьями и сестрами. Жрать отбросы из одной кучи с собакой, спать вместе с ней в теплой куче свежего мусора – вот свобода. Свобода с большой буквы С!
(Шаги остановились)
Казалось, человек тоже затаился, затаился среди куч мусора и редких кустов. Кот напряг зрение единственного глаза, но ничего не увидел. Запахи сказали ему не больше. Вдруг шаги раздались прямо за спиной скрючившегося кота. Он развернулся, словно пружина, в прыжке по направлению к норе в куче мусора. На лету он успел почувствовать запах. Запах, совершенно не типичный для двуногих тварей, гордо зовущих себя людьми.
Запах существа, равного ему по крови. Запах кота. Измученный страдалец осторожно выглянул из норы. Перед ним стояли лакированные черные человеческие ноги, от которых пахло кошатиной. Это был либо живодер, либо…

***
 
Джафар, вылез из фургона и выплюнул окурок. Давно пора было эпидемстанции до сюда добраться. Катакомбы невдалеке от свалки давно славились жуткими вещами. То здесь находили бомжа, съеденного дикими собаками и кошками, то еще что-нибудь. Матери близлежащих районов боялись отпускать детей гулять из-за того, что чада были чересчур любопытны, а дикие твари слишком голодны.
В результате чисто детской тяги к знаниям, а может, еще по черт знает каким причинам, в этом районе пропало уже восемь детей. Все списывали на собак и крыс. Кто-то пробовал заикнуться о маньяке и мутантах-кошках, но их поднимали на смех.
Слишком уж трудно было поверить сисястым домохозяйкам, воспитанным в лучших традициях «совка» в эти ужасы развитого индустриального мира. А те, кто верил, помалкивали, поддаваясь стадному инстинкту и просто страху перед сплетнями. Результатом этого было то, что службу, отвечающую за отстрел беспризорной живности, завалили звонками сверху, с категорическим приказом живность из катакомб вывести.
- Придурки, - сказал Джафар, со злостью выколачивая из пачки «Беломора» очередную папиросу.
- Ты о чем? – икнув, спросил его коллега Сергей, сморкаясь в пальцы.
Джафар промолчал и достал из фургона фонарики и гордость эпидем-скорой помощи: бельгийскую автоматическую винтовку с оптическим прицелом. Ее как-то подарил эпидемщикам начальник зенитного училища, в подземных складах которого они навели относительный порядок. При умелом обращении с ней выстрел превращал животное в кашу из мяса, мозгов и костей.
Проверив обойму и поставив винтовку на предохранитель, он обернулся к Сергею. Тот, постоянно икая, облачался в патронташ и вешал за спину вертикальную двустволку.
Руки Сергея тряслись и плохо слушались хозяина. Хозяин был «под газом». Работа не трудная, но жутковатая, особенно когда дело касалось канализации или, в данном случае, катакомб. У Джафара до сих пор на ноге остались шрамы от зубов собаки, после встречи с которой, он пережил неприятные 40 уколов в живот.
Собаку добивал прикладом. Ощущение от текущей по ноге собственной крови вперемешку с кровью и мозгами собаки, - дело довольно неприятное, знаете ли. Отсюда спиртное.
Наконец, Сергей облачился в униформу, и они направились к полуобвалившемуся входу в подземелье. Оно осталось от авиадивизии, которую расформировали пару лет назад. Аэродром снесли, а до складов дело не дошло. По крайней мере, до этого.
Из подземелья несло тошнотворным запахом дерьма и дохлой живности. Для человека неподготовленного это бы показалось адом, но только не для ребят из эпидемстанции.
Негласная заповедь Джафара гласила: «не бойся дерьма, намного хуже, когда воняет начальство».
- Двинули, - он отбросил папиросу и направился в темноту. Дикая живность чует запах сигарет на огромном расстоянии, понимая, что сигареты – это люди, а люди, - это смерть. Хочешь жить – умей вертеться.
Два луча фонариков резали темноту. Под ногами хрустели камушки и насекомые, которых тут на квадратном метре было больше, чем в коллекции у натуралиста. Испуганная ночная бабочка промелькнула в луче фонаря, словно футбольный мяч, влетая в сетку паутины. Хозяин, здоровый паук, величиной с кулак, выждал, пока она запутается окончательно, и не спеша, направился на фиесту.
Джафара передернуло от отвращения, и он смачно плюнул в паука. Тот моментально исчез в глубине щели, вокруг которой висела паутина.
- Мразь, - зашипел Джафар, и услышал бульканье за спиной. Сергей прихлебывал из фляжки нечто, по запаху похожее на разбавленный спирт.
- Дай-ка и я глотну.
От пойла мозги чуть прояснились, и они пошли дальше. Разумеется, просто так бродить по этому лабиринту было бессмысленно, кроме того, опасно. Поэтому двигались по заранее заказанному в штабе ПВО, под чьей протекцией находились эти трущобы, плану десятилетней давности.
- Налево.
Темнота вне света фонариков была просто непроглядной. Джафар обернулся и не увидел света от входа. Значит, они зашли достаточно далеко. От темноты, окружавшей его и напарника, просыпался животный страх. Страх, который можно приглушить, но убить в себе невозможно.
Глотнув из фляжки Сергея еще по глотку, они направились дальше.
- Прямо и налево.
В лучах фонариков метнулась тень.
- Собака, - с удовольствием констатировал Сергей, снимая с плеча вертикалку и щелкая курком.
Пес шмыгнул налево и заметался в тупике.
- Давай, - сказал Джафар напарнику, который вскинул ружье к плечу.
В глазах пса промелькнул страх. Он инстинктивно понял свой конец. Говорят, что животные не умеют думать. Чушь. Джафар слишком часто видел глаза «диких» перед смертью.
Глаза существа, для которых потерять жизнь, значит потерять ничтожно малое. А вот потерять свободу, право на жизнь… Вы когда-нибудь стояли перед глазком ствола, зная, что он предназначен для вас?
Страх человека – это ничто перед страхом животного.
( Аах, аах…)
 Сергей нажал на курок и спьяну промазал. Пес оскалился и с осмысленными до боли глазами кинулся на них.
(- Тракс)
Сухо щелкнула винтовка Джафара.
«Аук-аух-ах-х-ах» - эхом отдалось по каменным стенам подземелья. Пуля, войдя в глаз собаке, разворотила череп, размазав мозги и кровь по ближайшей стене.
- Класс! – сказал Сергей, никак не привыкший еще к стрельбе партнера. Он глотнул из фляги и пальцем стер, словно соплю, кусочек мозга с брюк.
- Пошли дальше.
Тишина и сверчки.
- Трру-уль-туль, трру-уль-туль, - похрустывание камней под ногами.
- Ах-аах-ах-хх, - заметалось по стенам.
Сергей вставлял патроны в ружье.
- Проститутка, - ворчал он, - ушла.
- Кошка?
- Угу.
В углу, под потолком бьется бабочка.
- Хлоп-хлоп-хлоп-хлоп.
Кирпичная кладка, заросшая мхом, ржавые трубы, камешки под ногами.
(Хруст, хруст...)
Сдавленный хрип, бульканье.
- Серега, кончай водку хлестать.
Медленный полуоборот назад. Горящие глаза, морда, испачканная в крови.
Джафар бежит вперед, забыв обо всем. Мерный топот мягких лап за спиной. Урчание. Тупик. Свет фонаря выхватывает из темноты зверя, величиной с теленка.
- Тракс, Тракс, Тракс, Тракс, Тракс, Тракс, Тракс, Тракс, Тук-Цвяг.
Все, до упора. Всю обойму, пока боек прозаично не звякнул о пустую сталь ствола, и последняя гильза, тихо смеясь, не зазвенела о стены.
Горящий глаз, почти ласковое урчание.
Джафар кричит, но мощная лапа с когтями разрезает лицо и рот, выкалывая глаза. Крик тонет в хрипах.
В свете, валявшегося на мусоре пола фонаря, зверь с расчетливостью и спокойствием машины напрочь отгрызает голову человека.
Одноглазый облизывается и презрительно мочится на то, что недавно было Джафаром Джуманиязовым, двадцатитрехлетним парнем.
Хозяин будет доволен.


Глава 7.
Попутчица

«…и говорит ему: следуй за Мною.
И он встал и последовал за Ним».
Библия. Матф. 9.9.

Женька удивился, когда в кухню вошел человек и сел рядом с ним за стол. После ползающих по потолку дверей и чаек в ванной, это было даже необычно. В плане того, что людей он видел в начале, так сказать, «прозрения», и уже привык к чему-то более изощренному. Ну, взять хотя бы Брежнева в сортире. Последние месяцев пять он видел обычно что-то не поддающееся логическому мышлению.
Хотя, какое может быть логическое объяснение на седьмом месяце запоя? Только одно…
Так вот, человек сел за стол рядом с ним и по-простецки спросил:
- Выпьем?
И, не дождавшись ответа, налил ему и себе из сильно початой бутылки.
Женя молчал, потому что разговаривать с собственной галлюцинацией – это уже просто сумасшествие, а он сумасшедшим не был. Алкоголиком – да, но не чокнутым.
Ладно, выпили. «Глюк» не закусывал, хозяин тоже, молчали. Наконец гость спросил:
- Ты по жене сильно скучаешь? – И, не дождавшись ответа, сказал. - Вижу, что сильно. Хочешь, чтобы она вернулась?
- Куда? В пустую квартиру к алкоголику? – все, о чем Женька думал в одиночку, вдруг выплеснулось наружу. - Сюда? Посмотри вокруг! Это же хлев, и я свинья, раз живу в хлеву. Да и не поэтому она ушла.
- Я знаю.
- Да что ты можешь знать? – закричал Женька на эту противную морду, мало того, к тому же еще и его «глюк».
- Я знаю много всего, - незнакомец оставался спокойным. – Например, с работы тебя выперли не потому, что пить стал, а потому, что не лег под свою начальницу.
Что-то на этот раз он расфантазировался. Порой его галлюцинации пугали его до смерти, но на этот раз он только рассмеялся и расплескал водку из рюмки.
Разговаривать со своими видениями он не имел привычки, это было бы просто безумием. Смотреть – пожалуйста. Когда по коридору пробегает динозавр – это вправду интересно, но разговаривать с ними, ну уж нет! Он просто алкоголик, и не придурок.
Поэтому Женя проигнорировал слова парня в плаще и отправился отсыпаться.
По дороге к желанному дивану его догнал голос.
- Ничего, сели я оставлю тебе подарок?
- Валяй, - честно говоря, это его колыхало меньше всего. Лишь глюком больше, так что пусть валяет.
Сон принес тяжелую муть в голове и звенящую боль в висках. Глаза долго не открывались, хотя желание открыть их было чудовищным. Поганая привычка просыпаться в семь утра, осталась еще с тех благословенных времен, когда была работа, семья и деньги. Славное было время, хотя Женька не жалел, что потерял эту благодать. В конце концов, дороги выбираем себе сами.
Он слез с дивана на загаженный пол и босиком направился в район холодильника. Проходя мимо надтреснувшего зеркала в прихожей, смутно отметил, что не брился уже недели две. Это его ничуть не тронуло, так как в холодильнике, единственной вещи, которую он еще не пропил, ждала бутылка холодной водки.
«Что может быть лучше рюмочки с похмелья, - рассуждал он про себя. – Ничего. Что за черт?»
Возглас вырвался из него самопроизвольно. Причиной этому, послужила кошка, сидящая с умиротворенным видом на столе в кухне.
  Он помотал головой, и кошка исчезла.
- Допился, - констатировал он вслух.
В дверь раздалось два звонка.
- Кто бы это мог быть? – зашлепал босыми ногами к дверям.
Пока возился с цепочкой, в дверь раздалось еще два звонка. Наконец, дверь поддалась его напору и распахнулась.
Ангелу было года двадцать четыре. У него были светло-русые длинные волосы, зеленые глаза, длинные ноги под короткой (июнь, знаете ли) юбкой, крепкая на вид грудь и широкая приветливая улыбка.
Женька потряс головой на случай галлюцинации, но ангел не исчез. Наоборот, он протянул руку и сказал:
- Доброе утро, меня зовут Марина, я ваша новая соседка.
Пробормотав невнятное приветствие, Женя сообразил, что стоит перед девушкой в трико на голое тело и совершенно без майки.
- А вас зовут Женя? Мне сказал сосед слева, - сказала Марина. – Можно войти?
Женька вдруг отчетливо осознал, в каком дерьме оказался за последние полгода.
  - Прошу, - ответил он, освобождая проход. – Извините, у меня не убрано.
- Ничего, у меня то же самое, - ничуть не смутился ангел, смело, переступая порог.
Женя смущенно топтался в дверях, словно это он был в гостях у прекрасной соседки. Долго подбирал слова, пока Марина обходила квартиру, загаженную до невозможности.
- Вы, я вижу, холостяк, - сказала с безмятежной улыбкой она, видимо не обращая внимания на царивший вокруг бардак.
- Ну, в общем, да.
- Это, знаете ли, заметно. Ну ладно, познакомились, а теперь мне пора домой, - она открыла входную дверь, все еще сверкая белозубой улыбкой. – Если что, заходите, я сейчас в отпуске.
- А, извините…- начал Женя.
- В восемнадцатой, - еще раз сверкнула улыбкой и исчезла за дверью.
Ошарашенный, он автоматически закрыл дверь. Что-то непонятное творилось в его голове. Усевшись на кухне, налил себе дозу водки, но тут в голову пошло.
Вылив содержимое бутылки в раковину, кинулся в ванную и дочиста выбрился. Одеколона не было, поэтому использовал для этой цели водку, спрятанную за унитазом. От кого? А бог его…
Открыв кран, прямо под горячей струей вымыл голову. Потом, подумав, скинул с себя трико, и залез в ванну весь. Чертыхаясь в страшном возбуждении, соскребал с себя грязь загульных месяцев. Что-то сломалось в нем, черт побери, что-то сломалось!
Через час, вымытый и свежий, как огурчик, в более или менее приличном виде, он стоял у двери с цифрой 18, нарисованной белой краской на коричневом фоне. Постоял минут десять и, выкурив кучу сигарет, наконец, решился и позвонил.
Дверь долго не открывали, но когда он, разочарованный собрался домой, раздался щелчок, и перед ним предстала улыбающаяся хозяйка.
- Евгений! – радостно охнула Марина. – Вас прямо не узнать. – Проходите.
Марина была все в той же юбочке и блузке на голое тело. Но это, как было видно, ее ничуть не тревожило. Красный от смущения, Женя прошел в дом, нерешительно встав у дверей.
- На кухню, - раздался голос из глубины квартиры.
Бессмысленно передвигая ноги, Женя прошел на неплохо, и главное со вкусом, обставленную кухню и уселся на табуретку. Потом встал, снова сел и, в конце концов, решил уйти. Ему помешали. На выходе из кухни он столкнулся глаза в глаза с Мариной. Его словно током шарахнуло от выразительности зеленых глаз и короткого халатика, под которым ничего не было.
- Я, это, чего зашел, - начал он, силясь не смотреть на длинные чертовски привлекательные ноги Марины. – Если что понадобится, помощь какая…
Запнулся, не зная, что сказать дальше. Из молчания первой вышла Марина.
- Кофе хотите?
- М-м, - только и смог промычать Женька, чувствуя, что кивает и краснеет.
Умело, и быстро, сварив молотый кофе (растворимый я не признаю) и со вкусом расставив на столе причиндалы кофепития, Марина завела самую непринужденную беседу. Постепенно монолог перешел в разговор. Женька чувствовал, как тает в сиянии этих прекрасных глаз.
Сам того, не ведая, устав от долгого вынужденного молчания, он раскрыл Марине свою душу.
Долго и подробно рассказывая о своих бедах. Женя смущенно теребил бахрому скатерти на столе, не решаясь поднять глаза. Марина внимательно слушала его повесть, иногда охая, смеясь или задавая вопросы.
Женьку просто рвало признаниями и откровениями, и подробностями своей нелегкой жизни. По ходу рассказа, Марина охала все чаще, а смеялась все реже. На глаза у девушки навернулись слезы, когда Женя рассказал о последнем месяце своего жития-бытия. Наконец, подняв глаза, он обратил внимание на настенные часы, и с удивлением обнаружил, что уже шесть часов вечера.
Спохватился, стал извиняться и торопиться домой. Марина с улыбкой провожала его, смотря не то с укором, не то с жалостью.
Наконец, он ушел домой, завалился на диван, и долго ворочался, перед тем как уснуть.
Заснул Женя с улыбкой на лице.
Как только он ушел домой, Марина взяла телефон и набрала номер.
- Алло! Марина. Да готов. Поняла. Да завтра. Сегодня буду.
И положила трубку, поправив на запястье левой руки блестящий браслет.

Глава 8.
Наташа II

«- Плыл на крыльях полотняных,
Безымянный ангел сна…»
Андрей Мисин. Альбом «Чужой».

Последняя льдинка сорвалась откуда-то с крыши, и с неприятным стуком упала на жесть подоконника. От этого грохота Эдик проснулся, но глаза открыть не спешил. Струя холодного воздуха ударила в лицо, и он глубоко вздохнул, втягивая в себя запахи весны. В голове было абсолютно пусто, не было ни одной, даже самой захудалой мыслишки, первые секунды реальности, еще не прорывавшейся сквозь закрытые веки.
Открывать их не хотел, хотя уже совсем пришел в себя, и мысли потекли сквозь голову обычными мерными потоками фраз и картин. Осознавать реальность не хотелось. Всплывали, одни за другим, фрагменты событий, происшедших недавно.
Странные сны, все время возвращавшиеся, как бумеранги, смешанная с чем-то непонятным и до сих пор не понятым, реальность, которая вполне могла оказаться лишь тяжелым наркотическим снов – все это зависло в голове, словно негаданная пелена дождя.
(Дождя)
Эдик очень хотел, чтобы пошел дождь. Весна кончалась, дождем даже не пахло. Уже растаял самый последний снег, и последним оплотом зимы была тень. Но и она не спасала лед и снег от палящих лучей солнца. Скоро зацветет сирень. Эдик любил запах цветущей сирени. Вообще любил весну.
Голос матери заставил скинуть с себя обрывки паутины, навеянной дыханием улицы.
- Эдуард, ты собираешься просыпаться, уже десять часов?
- Десять часов чего?
- Утра, разумеется.
Короткий диалог вернул к жизни. Он открыл глаза и сел на кровати. События прошедших дней ушли на второй план перед гнетущим чувством растерянности.
Эдик не осознавал, точнее не помнил, какой сейчас день недели, число и смутно представлял, что ему надо делать. Если сегодня пятница, то пора бы ехать на работу, на которой он не появился вчера, а если сегодня суббота, то можно поваляться минут десять и отправиться на репетицию.
Он посмотрел на кровать рядом и убедился, что младшего брата в ней нет, однако, это помогло разобраться в дне недели, и он закричал:
- Ма, сегодня у нас что, пятница, или суббота?
- Совсем заспался, - долетело из кухни, - суббота.
От души отлегло, но ненадолго. Если сегодня суббота, то куда же девалась пятница? Эдик чертыхнулся и пошел умываться. С детства выработала привычка умываться холодной водой, но сегодня это не сработало. Засунув голову под кран, он с удивлением обнаружил, что испытывает к воде почти отвращение, даже скорее животный страх, страх чуждого ему, страх необъяснимый и непонятный. В конце концов, списав это на плохое настроение, свежий и побритый пошел в кухню, где копошилась у плиты мать, и сел за стол.
- А где ты мотался вчера ночью? – спросила она, не оборачиваясь.
- У Гурьевых, - наугад ответил он, сосредоточившись на закипающем чайнике.
- Врешь, - спокойно ответила мать. – Володька приходил вчера, спрашивал, где ты. Вообще, Эдик, мне не нравится твоя манера пропадать. Мог бы предупредить хотя бы. Пришел вчера ни трезвый, ни пьяный.
Потом, словно что-то вспомнив, тревожно к нему обернулась.
- Ты опять взялся за старое? – и неожиданно расплакалась.
- Нет, мам, нет, просто устал, выпил.
- Правда, сынок? – она подняла глаза.
Эдик молча кивнул. Не любил, когда мать возвращалась в мыслях ко времени, когда он принимал наркотики. Тогда мать была просто насмерть убита, да и сам долго оправлялся от этих веселых дней. Однако все это не меняло ситуации. Получается, что он выпал из жизни на целые сутки. Даже если сон про эту девушку…
(Стоп)
Встал и направился в туалет, попутно доставая сигареты. Обманывать себя более не было смысла.
(Обманывать в чем?)
Эдик сидел на унитазе, затягиваясь душным дымом сигарет, и анализировал.
(Сны)
Сумасшедшие сны, лишающие его рассудка, затем эта девушка.
(Наташа)
Черта с два. Она не девушка. Тогда кто?
Эдик почувствовал, что сходит с ума. В голове все завертелось в водовороте событий и поступков, наехавших так невзначай, но, тем не менее, сразу.
Он задумался.
В сознании вспыхнуло пламя, мигом охватившее проклятую ныне душу.
Когда приехала «скорая», он все еще бился в истерике, корчась на залитом кровью из вскрытых вен кафеле.

P.S.
Легенда, рассказанная Наташей

Когда-то, когда мир был еще юн, и первые люди только-только ушли из Эдема, один из ангелов решил сделать треугольник из взаимоотношений Бога и Зверя.
Вообще-то, треугольник был лишь его выдумкой, являясь лишь продолжением длинных сетей Зверя. Но ангел тогда еще об этом не знал. Он решил, что все, на что способен господь Бог и Зверь – это лишь часть чьей-то игры, нечто схожее с экспериментом с людьми, которых создали они.
И вот, удалившись в тайное от остальных место, ангел стал разбираться в устройстве мироздания, тогда еще молодого, но имеющего свои особенности.
Сам того, не понимая, он навлек на себя первое проклятие из трех, наложенных на него впоследствии.
Проклятие одиночества.
Ибо не было у него единомышленников, потому что все были либо с Богом, либо со Зверем.
В течение долгих лет он прятался от земных жителей, покрывшись мхом и плесенью. Однако мозг не переставал работать и выводить лабиринты логических построений, все более и более запутывая его в собственной правоте.
Долгие-долгие годы и века прятался он от всех. Настолько долго, что даже сам Господь Бог забыл его имя. Так на ангела пало второе заклятие.
Он не помнил своего имени, а назвать его не мог никто. Но это ничуть не волновало того, кто размышлял только о мироздании, и ни о чем другом.
Так длились века, пока однажды сильное землетрясение не раскололо вулкан на острове, где жил Безымянный, и погрузило в пучину твердь.
Пролетел Безымянный над миром, который помнил еще совсем юным, и поразился обилию людей и городов, стоящих под небом. Тогда он явился к Богу и сказал все, о чем думал, и что, как он думал, понял. Разгневался сидящий, и хотел, было проклясть дерзкого, но не помнил его имени.
И свершилось проклятие, которые Безымянный навлек на себя сам. Бог забыл о нем и отрекся от него.
Бросился тогда Безымянный к Диаволу, решив найти у него пристанище, и нашел Зверя закованным. Зло рассмеялся тогда Зверь, увидев Безымянного, ибо даже закованный знал все, что творится в мире. Выслушав же Безымянного, пришел Диавол в гнев великий, ибо дерзость слов была велика. И наложил Зверь на безумца третье заклятие и самое ужасное, ибо, что может нести зло, кроме зла.
Неслыханной жестокостью было пропитано каждое слово заклятия, по которому душа и тело Безымянного было разделено на 666 частей и раскидано по всему свету. Только собрав все части себя воедино, Безымянный мог воскреснуть снова, а пока части эти бродили по свету в постоянной тоске друг по другу, рождаясь вновь и вновь.
Много времени прошло с тех пор, так много, что только господь Бог мог сосчитать эти года, если бы помнил имя Безымянного. Постепенно, примерно раз-два в тысячелетние части Безымянного соединялись, обретая силу и власть. Возымев власть над большей частью себя, решил Безымянный снять с себя первое проклятие, проклятие одиночества. Однако ангелы чурались его, а слуги Зверя смеялись над ним.
И тогда Безымянный решил обратиться к людям.
И, собрав под знаменами своими тех, кто был ни там, ни здесь, образовал Безымянный свой народ, который помогал ему искать части самого себя.
Шли годы, и, наконец, осталась только последняя часть, приняв которую Безымянный мог бы воскреснуть.
Обыскав всю Землю и перебрав тысячи людей, он остановился на городе, спрятавшемся в глубине материка, на границе Европы и Азии.
По странному стечению обстоятельств, в городе оказалось несколько людей, родившихся в назначенное время и под нужной звездой.
Теперь Безымянный только искал, кто из них – Он.



Продавец дождя

ЧАСТЬ вторая

…три, четыре…

Пролог II.

… Лето было слишком сухим и жарким для того, чтобы называться летом. Это был сущий ад. За все месяцы, начиная с первого дня марта, на землю не выпало ни капли влаги, словно кто-то на небесах выключил кран, отвечавший за дождь.
Частым явление были пожары, тут и там стихийно возникавшие в городе. Чаще всего горел частный сектор, ветхий и сухой как солома. Пожарники довольно быстро привыкли к огню в этой части города, вскоре город забыл об этом.
Даже ночью город страдал, задыхаясь в собственной пыли и глотая сухие, не по лету, листья.
Лишь один человек в городе не замечал этого жаркого ужаса, творившегося в округе. Стоя на крыше высотного дома, словно не замечая палящего солнца, словно на ветру запахиваясь в черный, старого покроя плащ.
Человек прищуренными глазами смотрел на город, лежавший у его ног, огромная черепаха на песке. Сильно обмелевшая река, узеньким блестящим пояском вилась невдалеке, уснув после небывалого разлива, происшедшего весной. Под ногами его копошились люди, пытавшиеся найти каплю прохлады в душном тяжелом воздухе. Рядом появился еще один человек, в длинной широкой майке с надписью «Нирвана», длинных шортах и высоких кроссовках. Он нерешительно подошел и промолвил:
- Все уже готово.
- Хорошо, Эльдар.
Эльдар съежился. От человека пахнуло холодом.



Глава 1.
Не будите спящую собаку

«Сон разума порождает чудовищ».
Умная мысль.

Все свою сознательную жизнь неформала, он не хотел сесть на иглу. Глупо, но теперь это желание стало просто нестерпимым.
За окном, в неподвижном июльском воздухе, висела пыль. Эдик поморщился и взглянул на пузырек, из которого по трубке в вену вливались лекарства.
Капля за каплей, чем-то напоминая бесконечный шепот песочных часов, отсчитывающих мгновение за мгновением. Хотя здесь время было понятием абстрактным. День-ночь, ночь-день, теряя счет и презрев вселенский порядок за отгороженными решеточками окнами психушки.
Свободной рукой он ощупал подбородок, гладко выбритый вчера медсестрой. Острые предметы здесь не водились, не то, что в пятом отделении. Какая глупость со стороны врачей не доверять больным даже вилок, но окна зарешечивать только со стороны улицы. Перевели его из пятого в первый же день, когда он, разбив стекло, пытался вскрыть незажившие еще швы на запястьях.
На третьем этаже все по-другому. Между решеткой и стеклом, была металлическая сетка. Да и санитары здесь крепкие мужики, умеющие прижать к полу, распластать без движения. Техника безопасности больных от самих себя в первом отделении полностью исключала подобные эксцессы.
Во время инъекции за Эдиком присматривал здоровый бородатый дядька, которого в отделении звали Будулаем, за сходство с легендарным киногероем.
По личной просьбе завотделением Тамары Васильевны, за Эдиком было установлено круглосуточное дежурство. Объяснялась такая, в кавычках забота очень просто - ей не хотелось обнаружить в четвертой палате труп на утреннем обходе. Просьба прозвучала для персонала как приказ. Приказы здесь не обсуждались.
Соседом по палате был блаженный Костя, считавший себя вторым Христом и знавший наизусть не только Библию, но и всех врачей, санитаров и пациентов по именам, отчествам и фамилиям. Костя был безобидным парнем, любившим цитировать Священное писание как в оригинале, так и на свой манер. Сейчас он размышлял о том, как разделить пять жареных рыбешек, оставшихся с обеда на все отделение и бессвязно бормотал.
Будулай поймал взгляд Эдика на капельницу и усмехнулся. Когда время инъекции закончилось, старательно смотал ее, и, дождавшись пока кровь не остановится, отобрал ватку со спиртом. Эдик уже пытался ей подавиться.
Вчера к нему впустили маму, заплаканную и причитавшую, как всегда. Пару раз передавали записки от сочувствующих приятелей. Книг ему не полагалось, оставалось только думать.
Думать не хотелось, хотелось уснуть, навсегда уснуть и убежать от наваждения, преследовавшего его каждую ночь. Наркотики не помогали.
(НАТАША)
Проваливаясь в тяжелый наркотический дурман, он все равно был с нею.
(НАТАША)
Ночь как вечный урок зла. Бесполезность сопротивления он уже понял. Хоть полосы на заднице рви, возвращение Наташи неизбежно. Помнил только лицо, звериные зеленые глаза, и все. Обилие дури, которое вливали в него по ночам, когда он с криками ужаса бился в кровати, давно должно было превратить его в кретина, как Костю, но этого не происходило. Наташа вливала в него Силу противостоять. Кошачью силу и желание выжить. Жить Эдик не хотел. Не мог.
Со стекающими изо рта слюнями. Костя кинулся делить рыбу. Эдик проводил его взглядом, полным зависти. Как, наверное, хорошо быть кретином! Никаких тебе снов, никакой суеты. Кретинизм – и все.
Застонав в бессильном отчаянии, Эдик отвернулся к стене, оббитой мягким пластиком. Будулай встревожено приготовившись утихомирить «клиента», но этого не потребовалось. «Клиент» плакал, по-детски уткнувшись в кулак и всхлипывая, совсем как малый несмышленыш в саду.
- А, покойничек! – со стандартным приветствием в палате появилась Тамара Васильевна в сопровождении свиты, - Как дела?
- Плачет, Тамарвасна! – отрапортовал Будулай, по-военному вытянувшись перед начальницей.
- Ну, ну, это его успокоит, - она протянула сложенный пополам конверт.
Тупо уставившись в пол, Эдик машинально вскрыл конверт и вытащил клочок бумаги, на котором было нацарапано три слова. На крики сбежались санитары со всего отделения. Костя, видя буйство соседа, истошно вопил, держа в руках кусок рыбы и не понимая своим съехавшим умишкой ровным счетом ничего, кроме того, что надо кричать.
Потребовалось четыре укола, чтобы Эдик вырубился.
- Совсем съехал парень! – констатировала завотделением и взглянула на записку:
«Сегодня жди. Наташа».

***

Ближе к утру Будулая сморил сон. Он задремал обычным сном человека, честно отлынивающего от работы. Доза снотворного вкаченная «покойничку», должна вырубить его до обеда следующего дня, а там и смена.
Так что, можно спокойно подремать, не отягощая себя лишними хлопотами. Вообще, следует попросить начальство перевести его в пятое, к спокойным, тихим придуркам. Дежурить через двое суток и получать свои кровные. А за этим ненормальным пусть смотрит кто-нибудь с нервами покрепче, а то, не ровен час, сам попадешь под опеку приятелей.
Скрип кровати нарушил его сон. Ворочался полоумный Костя, решив, наверное, покормить рыбой еще кого-нибудь. Достал его этот «Христос»!
Будулай удрученно бросил взгляд на бесполезно раскрытую форточку и только теперь заметил, что клиент не дышит. Эдик лежал с полуоткрытыми глазами и не дышал.
В сутолоке никто не заметил двух кошек, тихо выскользнувших из отделения.


Глава 2.
Война и мир

«Труп врага хорошо пахнет».
Кто-то из древних римлян.

Первое, что пришло в голову, то, что где-то рядом капает вода. Сырое подземелье троллейбусного депо пахло затхлым пространством склепа. Где-то сверху стучали молотки и шипели шланги с водой. Тишина и покой, все, как обычно. Рабочий день. Впрочем…
Впрочем, на это Малышу было глубоко наплевать. Скорчившись в прохладном сумраке, он одну за другой забивал папиросы травой. Он был уже мертвецки обкурен и продолжал это занятие, затягивая ртом дым молочно-серого цвета. Впервые за долгий срок, Малыш сорвался. От этой мысли стало смешно. Хотя смешно становилось абсолютно от любых мыслей. Голова отдыхала от всего, что происходило в последнее время. Сладостное состояние зависания в сумраке отгоняло страх.
(КОЛЬКА)
Имя брата. Дохленький шпендик с вечными соплями под носом.
(ВАЛЕНТИНА)
Мягкая, милая, добрая и немного простоватая Валечка. Малыш протяжно рассмеялся. Смех отразился со стен и запрыгал по закоулкам.
(«Они у Него»)
 У парня в черном плаще. Малыш засмеялся еще громче. Для того, чтобы получить их обратно, этих двух милых ему людей, надо украсть машину.
Бред! Что-то не вяжется это с вполне приемлемыми для воровской жизни законами. Что-то здесь было не так. Но это потом, сейчас главное – забыть. Очередная папироса с хрустом размялась в пальцах.
Малыш не был трусом, но сейчас что-то его пугало. До смерти.
Над городом висело девственно чистое небо безо всяких признаков туч. Только солнце висело на протяжении месяца, а по ночам только луна, хотя разницы большой не было. На жаре плавились свечи, конфеты, асфальт, резина и мозги. Все остальное вяло.
Когда трава в коробке кончилась, волей-неволей пришлось уходить домой.
(ДОМОЙ!)
Автобус тащился до неприличия медленно, пара остановок в вечность. За окнами млел в лучах город. Казалось, все смотрят на Малыша и повторяют одну и ту же фразу: «Сделай что-нибудь».
Пустые глаза людей, вспотевшие тела, влага на лице.
(Сделай что-нибудь)
Белый глаз солнца похотливо смотрит на город, отданный ему на растерзание. Все в его власти.
(Сделай что-нибудь)
Вечность, казалось, рассмеялась, когда Малыш вышел на своей остановке и побрел к дому.
Пыль оседала на кроссовках серыми пятнами безысходности. Казалось, что стены домой, надрываясь от накала, бессильно стонали ему вслед, тысячами глаз буравя затылок.
(Сделай что-нибудь!)
Малыш не думал ни о чем. Только слышал голоса, зовущие на помощь. Неясный гул хора истерзанных душ.
(Сделай что-нибудь!!!)
- Что сделать? – заорал он и зажав уши руками.
Парочка на противоположной стороне улицы шарахнулась в сторону. Над улицей повисла мертвая тишина. Все затаилось в ожидании следующего шага.
(Тук-тук)
гулко стукнуло сердце в груди. Шаг, еще один шаг. Улицы опустели, словно раздумывая, присоединиться ли к изгою.
 (Тук-тук)
Перед глазами всплыли глаза Валеньки. Чистые, пропитанные тоской и болью. Зачем ему это! Никогда Малыш не верил в сверхъестественные вещи, но в плывущем от жары воздухе было что-то. Не из этого мира. Чужое, нечеловеческое.
(Тук-тук)
Внезапно он понял, в чем дело. На улице не было эха. На улице не было вообще ничего и никого, только жаркий свет солнца и мертвые дома. И он сам. Стало невыносимо жутко от ощущения одиночества. Но нет, где-то в глубине сердца, он знал, что не один.
Это чувство гулко отдавалось в мозгу с каждым новым ударом сердца.
(Я не один)
Отчаянье сменилось надеждой. Надежда – яростью. Он должен сделать это, даже если будет один.
- Господи, о чем это я?
Внезапно он выплыл из состояния транса и удивился своим мыслям. Что значит я не один?
(Тук-тук)
Кто еще и кто они? Зачем мне эти люди?
(Тук-тук)
Кто объяснит мне, что происходит? Парень в плаще взял Кольку и Валю.
(Тук-тук)
Для того, чтобы я украл для него эту злополучную машину. Чушь! Для чего ему это надо? Чтобы влиять на меня. Зачем ему власть надо мной? Странно.
В этих думах, Малыш не заметил, как дошел до дома. Влияние травы почти кончилось, но он все же присел у подъезда и задумался. Покурил и решил, что надо выспаться. Не раздеваясь, упал на диван и мгновенно провалился в сон.
 - Андрей! – это была Валентина. – Не верь ему.
- Он Сатана? – этот вопрос он задал мысленно. Мысленно во сне? Этого не может быть!
- Нет. Не отвлекайся, я не могу разговаривать с тобой так долго.
Валентину не было видно, он слышал только голос.
- Не думай о нем, просто запомни, что я скажу тебе. Борись с ним. Борись, где бы он ни появился, в сердце, в голове или наяву. Во снах и мыслях борись с ним. Ты увидишь меня и брата живыми, но помни, что мы принадлежим Ему. Не верь словам, идущим из уст тех, кто принадлежит Ему. Он не свет и не тьма, поэтому он так страшен. Он еще не знает точно, что из нас ему нужен, но в любом случае, получив наши души, он убьет всех троих…
- Троих?
- С тобой трое! – новый голос ворвался в его сознание, жуткий и холодный. Холодный в прямом смысле этого слова, словно зимний ветер в раскрытое окно. Злобный хохот поглотил в себе крик Вали, крик боли и отчаянья.
- Приди ко мне!
 Дрожащими руками он закурил. Это была реальность, к черту сны. Рядом уже спал брат. Не-е-ет!
(Тук-тук)
Малыш ощутил взгляд из-под закрытых век того, что было братом.

***

До автомата было меньше квартала. За неимением жетона, Малыш просто вскрыл его и судорожно набрал номер. Убийственно медленно тянулись гудки, казалось, прошла ночь, прежде чем на том конце подняли трубку.
- Але!
- Рыжий, ты?
- Ну!
- Ты мне должен, помнишь?
- Что надо?
- Ствол. Завтра. Зайду в полдень. Сделай красиво.
- Будет в лучшем виде.
Малыш повесил трубку и закурил. Он знал, что надо делать.


Глава 3.
Красавица и чудовище

«- А голые женщины тоже умны?»
Станислав Ежи Лец.

Ледяная вода из водопроводного крана вернула Евгения к жизни. Он быстро почистил зубы, побрился и намочил волосы. Затем, вытерев лицо полотенцем, тщательно причесался перед зеркалом. На кухне засвистел вскипевший чайник. Прямо как есть, в чем мать родила, Женька кинулся на кухню, роняя на пол капли.
Позже, когда он прихлебывал ароматный черный кофе с молоком, взгляд его невольно скользил по убранству кухни, сильно изменившейся за последнее время. Она была обклеена милыми обоями и старательно выложена темно-коричневым кафелем. Мебели тоже прибавилось, не в пример грязи.
Женька сделал еще глоток, и с наслаждением закрыл глаза. Марина! От этого имени он сладко поежился. Хотя, если честно, поежился – не то слово. Истома пробежала по его телу. Именно с этой истомы родились воспоминания о ней.
Видно, задела девушку исповедь изгоя, рассказанная за чашкой кофе, коль приняла она ее так близко к сердцу. Так это или нет, но познакомила она Женьку с людьми, которым нужны были его руки. Пьяные установки прежней жизни вымелись ветром новых впечатлений, винные пары выветрились, уступив место чистоте и осмыслению, которые переполнили радостным чувством жизни.
Он усмехнулся, глотнул из чашки и потянулся. Пора было идти на работу, пора было жить. Надел новый костюм, еще раз причесался и вышел за дверь, обитую новеньким материалом, купленным, как, впрочем, и много что еще, на честно заработанные горбом деньги. Да, ничуть не забыл налить молока котенку, которого подарила Мариночка на первую получку. Потолкавшись в тесном автобусе, без особой агрессии, добрался до центра. Знакомое здание приветливо сверкало окнами на солнце.
Начав месяц назад грузчиком, он довольно стремительно взлетел по лестнице до главы отдела информатики в фирме. Помогло старое образование и житейская смекалка. Да и Мариночка помогла, постоянно советуя, причем верно, как поступить в том или ином случае.
 Вообще у Женьки с Мариной сложились своеобразные отношения. Ни любовница, ни жена, ни сестра, пожалуй, все сразу. Она умела обволакивать собой, мягко и незаметно, словно капли мелкого дождя, ненавязчивого и освежающего. Он приходил к ней в гости, как к себе домой, но она заходила чрезвычайно редко, не скрывала, что помимо Женьки у нее еще есть мужчины, но как это было неважно и зыбко перед его счастьем.
Женька уселся за рабочий стол и блаженно потянулся в скрипящем кожей кресле. Небрежно включил компьютер. Он знал, что надо делать и как надо это делать.
День пролетел незаметно. Разложив бумаги и разобравшись с большинством заданий, Женька услышал переливчатый визг телефона. Не спеша, как и подобает главе отдела, с некоторой оттяжкой поднял трубку и, уже привычным деловым голосом, надменно спросил:
- Алло?
- Евгений Николаевич?
- Слушаю.
- Это Дождев вас беспокоит.
Женька невольно вздрогнул. Андрей Петрович Дождев был его неофициальным начальником, и он это знал. Как Женька уже успел понять, официальный директор конторы был лишь пешкой в чьих-то сильных руках. Такой прием часто практиковался в деловых кругах - подставной директор управлял делами фирмы, а настоящий хозяин, в полной безопасности получал деньги и командовал из-за «укрытия».
Андрей Петрович Дождев, был именно тем хозяином, от которого зависела Женькина судьба.
- Слушаю Вас, Андрей Петрович.
- Евгений Николаевич, меня искренне заинтересовали ваши способности. Знаете, у меня сегодня небольшое семейное торжество, я бы хотел вас на нем видеть. Марина знает, где я живу, собираются все часам к семи вечера. Жду, до свидания,
На том конце положили трубку. Женьке стало немножко жутко от мягкого и приветливого, но в то же время ледяного голоса Андрея Петровича. Он нервно включил компьютер, и тут в кабинет вошла Марина.
- Привет, - просто сказала она, усаживаясь на край стола.
- Мне звонил…
- Я знаю. Сможешь отпроситься с работы?
Женька посмотрел на часы. Без двадцати шесть. До окончания рабочего дня осталось 20 минут. Отпрашиваться было не зачем, и не у кого.
- Ты идешь? – нетерпеливо улыбнулась Марина, кокетливо заглядывая ему в глаза.
Женька моментально собрался, и вскоре они уже ехали домой.
- Я за тобой забегу, - сказала она, расставаясь на площадке.
Дома Женька вяло побрился, погладил заново костюм и, раздумывая над принятием душа, попивал кофе на кухне. В это время в дверь раздался звонок.
(Марина)
Он, в трусах, направился к двери, попутно почесав котенка за ухом. Она ворвалась в квартиру словно смерч, заражая своей энергией всех, кто попадался на пути. «Всеми» оказался, как обычно, Женька. Марина прильнула к нему и нежно погладила по шее.
- Марин, не время, - попытался сопротивляться Женька.
- За нами заедут через пятнадцать минут, - она была так соблазнительна в черно-зеленом платье на голое тело. Ровно через двадцать минут в дверь раздался требовательный звонок. К тому времени Женька и Марина уже блаженно лежали рядом на диване, отдыхая от короткого, на вкус, конечно, но сладостного события. Пока Женька одевался, Марина быстро накинула на себя его рубаху и открыла дверь. Растерянно застегивая брюки, Женька слушал отрывки слов, доносившихся их коридора:
- …Да…Пять минут…не волнуйтесь…Да.
К тому времени, как он справился со штанами, Марина влетела в комнату и быстро-быстро стала подталкивать Женьку к выходу.
- Быстрее, у нас осталось чуть времени до начала, мы должны успеть. – В это время она скинула Женькину рубаху и совершенно нагая, стала надевать на себя платье. С грехом пополам, через пару минут, они оделись и вышли из квартиры.
У подъезда стоял новенький блестящий BMW, возле которого абсолютно спокойно покуривал молодой здоровый парень.
Посмотрев на Женьку, как сквозь стекло, громила затоптал сигарету и сел в машину. С тихим мурлыканьем завелся мотор, и когда Марина впихнула в заднюю дверь немного растерянного Женьку и села сама, с визгом сорвалась с места, оставив на асфальте две черные полосы. Дорогой Марина болтала о разных интимных вещах, словно за рулем никого не было, а еще поправляла свою и Женькину одежду.
Доехали быстро, игнорируя светофоры и Госавтоинспекцию. Скрипнув шинами, машина остановилась у ворот трехэтажного частного особняка.
 

Глава 4.
Камердинер

«Дать им форму, - сказал Алекс самому себе,
 - дать подходящий лозунг и послать на войну
с бумажными пулями. Вот это счастье!»
А. Коул, К. Банч. «Возвращение Императора».


Первое, о чем подумал Эдик, когда пришел в себя, это то, что он действительно пришел в себя. Глаза не открывались, и, почему-то от этого стало так сладостно и приятно, что он улыбнулся. Мышцы лица не слушались, поэтому улыбаться пришлось мысленно.
- Какая разница, - подумал Эдик, - открою глаза и снова увижу белый высокий потолок палаты. Почему так тихо?
(Видимо ночь)
Неожиданно рядом вспыхнуло тепло чужого тела. Он не чувствовал соседа, но ощущал его тепло, мягкость, покорность его воле и нежность, граничащую с ненавистью. Он это ощущал! В голове вспыхнула мысль:
- Глюки! Накачали все-таки дурью!
Усилиями воли ущипнул себя за ногу. Больно! Значит это не транс. Тем более удивительно. Ощущение тела рядом не проходило, и Эдик медленно открыл глаза. Словно почувствовав это, рядом зашевелился сосед, и над ним склонилось лицо.
(НАТАША)
- Проснулся? Вот и хорошо. Не шевелись, - сказала она. – Тебе рано двигаться.
С этими словами Наташа начала делать ему массаж, начав с шеи и опускаясь все ниже и ниже. С каждым пассом ее прохладных ладоней Эдик чувствовал, как наливается силой.
(Странной силой)
По-прежнему он не мог двигаться, однако снова, как тогда, в прошлый раз, глаза горели зеленым светом, отчетливо показывая все вокруг.
- Я снова сплю? – спросил Эдик, скорее, у себя, чем у Наташи.
- Нет, еще лучше. Ты умер.
- Как это? – Эдик попытался вскочить на кровати, но без сил рухнул обратно.
- Умер и все.
- Это что, ад? Если это ад, то ад довольно приятный, - уже спокойнее сказал он, чувствуя Наташины руки внизу живота.
- О, да ты совсем пришел в себя! – усмехнулась она, почувствовав, как напрягается его естество. – Садись.
Эдик сел на кровати и свесил ноги. Пол был жутко холодным, но холод пришелся по душе. Раньше он никогда не знал, что холод – это так приятно. Переполняло чувство новизны ощущений. Оказывается, есть много чего приятного, о чем он раньше и не знал. Безо всякого чувства стыдливости, голый, он подошел к окну и спросил, ощупывая плотные черные занавеси:
- Сейчас день или ночь?
- День, поэтому… Стой! – резкий визг Наташки оборвал его движение, но дело было сделано. Занавеси отодвинулись.
В глазах Эдику брызнуло пламя. Оно ударило его в грудь, плечи, обожгло лицо и сердце! Он взвыл, отброшенный светом словно пружиной, упал в освещенное солнцем пространство и забился в нем, царапая толстые доски ногтями. На досках оставались глубокие царапины.
Постепенно боль ушла. Он открыл глаза, автоматически подметив, что ресниц и бровей у него нет. Сгорели. Прежде длинные, волосы, спускались на лоб свернувшимися опаленными комками.
- Что это было? – хриплым голосом спросил Эдик.
- День, свет. Итак, урок первый. – Наташа стояла у окна, направляя закрытые занавеси. – Дневной свет и боль для тебя теперь одно и то же. Физическое строение твоего тела после смерти изменилось, приняв другую форму и наполнение. Под солнечным светом, твое новое тело начинает разлагаться, сгорать.
Она провела приятной прохладной ладошкой по вздувшейся на скулах коже. На ее запястье светился лиловым светом его знак.
- Три сплетенных треугольника, символ вечности.
- Ничего, это пройдет, главное – не высовываться на свет.
- А ты? Как же ты терпишь его?
- Я живая. В этом плане наше с тобой различие. - Печально вздохнула она. – Я не достойна еще чести стать такой как ты.
- Интересно, чем же я заслужил такую благодать? – Эдик перевернулся и лег на приятно-холодный пол животом.
- Ты избран. Возможно, ты часть Хозяина, тогда твоя душа войдет в него и он воскреснет. Но ведь это я тебя нашла, правда? – Наташа села перед ним на колени. – Похвали меня перед хозяином! Прошу тебя! Сделай мен Спутницей!
Она принялась вылизывать его тело с кошачьей тщательностью, не пропуская ни одного уголка, ни одного сантиметра кожи. При этом Наташа продолжала что-то бормотать, молить, словно приговоренный к смерти заключенный.
Эдик отстранил ее мягко, но повелительно и снова сел на пол:
- Ну и когда же я встречусь с Хозяином?
- Скоро. Скоро звезды встанут на нужные позиции и вас приведут к нему.
- Нас?
Наташа поняла, что сказала лишнее.
- Значит я не единственный! Сколько кандидатов числится в очереди? Ну! Мне надоело ждать ответа!
Девушка смущенно молчала.
Эдика охватила ярость. Он схватил Наташу за волосы и подтащил к себе. Она глухо застонала сквозь сжатые зубы, но ни слова, ни слова не сказала. Он встал и потащил ее к кровати. Легко, как куклу, кинул на постель и бесцеремонно овладел, ничуть не обращая внимания на отчаянные крики и стоны.
И чем сильнее входил Эдик в беззащитную плоть, тем тише становились крики, переходя из боли в наслаждение. Наташа извивалась под ним, и дыхание ее становилось все возбужденней, пока глаза не вспыхнули зеленым пламенем, и она не прижалась к нему в ответной страсти.
- Я расскажу тебе все, мой повелитель, все до последнего слова, что знаю сама. Только сделай меня Спутницей!
Он, рыча, словно зверь, сжал ее еще сильнее. Она задрожала, забилась и обмякла, сладко постанывая и вылизывая ему уши. Кончив несколько раз, Эдик удивился, не почувствовав ни капли усталости. Наташа лежала с рассыпавшимися на подушке волосами и блаженно улыбалась, не открывая глаз. Он мягко, почти ласково, погладил ее лицо, и девушка в ответ заурчала, словно кошка, и потерлась о ладонь.
Эдик лег на спину, а Наташа легла рядом, положив голову ему на живот. Пока он гладил ее, она начала говорить:
- Хозяин успел проверить всех, кроме троих: тебя и еще двух мужчин. Все вы родились в одно время по вселенским часам, под одной звездой, только с небольшой разницей. В середине августа наступит звездное противостояние, случающееся раз в тысячелетие. Во время его, Хозяин проверит вас троих, и тот, кто пройдет испытание, вернется к нему, в его душу.
- А остальные?
- Остальные не в счет.
- Значит, в любом случае, дело хана.
- Нет, если ты – это именно та часть, тебе обеспечена бесконечная жизнь и власть. Хозяин станет править миром в сотнях лиц и душ, соединенных одним разумом. А если ты только старательный ученик – займешь свое место среди посвященных, отобранных Хозяином.
- И по каким критериям нас отбирали? – Эдик задумчиво поглаживал ее шею и плечи.
- Трудно сказать точно, но в основном по судьбе и образу жизни. Наркотики, выпивка, оккультизм, много чего еще. Главное – нарушать законы Добра и Зла. Не принадлежать ни тому, ни другому.
- Разве такое возможно?
- Конечно! Я всему тебя научу. Собственно, я приставлена к тебе, чтобы всему этому научить. Первый урок ты уже получил. Вскоре начнутся остальные.
- Ну, кое-чему и я тебя могу научить, - лукаво прорычал Эдик, сажая ее на себя.
Наташа не сопротивлялась.

Глава 5.
Жмурки

«- Где стоишь?
- На мосту.
- Что пьешь?
- Квас.
- Ищи три года нас!»
Считалка.


Малыш сидел на крыше недостроенной девятиэтажки и чистил револьвер. Хороший, тяжелый, удобный спортивный револьвер. Степка Панков, по прозвищу Рыжий, приволок его позавчера. В свое время Малыш оказал ему одну услугу, собственно, поэтому Рыжий по сей день, ходил по земле, а не лежал на незначительной глубине под землей, где-нибудь в лесу. Долги надо отдавать, особенно друзьям.
Не спеша, спешка нужна лишь при ловле блох, Андрей зарядил пять патронов с цилиндрическими пулями и закрыл собачку барабана. Закурил сигарету и принялся размышлять. Таскать ствол под мышкой или за поясом нельзя, заметят сразу. В пиджаке в такую жару ходят только полнейшие идиоты. Нужно искать выход.
А еще нужно искать парня в плаще.
Он медленно встал с плиты и посмотрел на город. Где его найдешь? Город, конечно, маленький, все спят под одним одеялом, и все же, где?
Вчера дома, он сказал, что уезжает по делам, и вернется нескоро. Мать, разумеется, разохалась, предрекая как минимум отсидку за решеткой, а бате было до лампочки. Колька смотрел на брата прозрачными равнодушными глазами.
Забрав ствол, Малыш купил еды, благо деньги были, и отправился в эту девятиэтажку думать. Спал тут же, на деревянных скамейках. Стройку забросили еще в прошлом году, так что вокруг было спокойно и тихо. Даже кошек здесь не водилось. В свое время, Малыш прятал в этом доме пакеты с анашой и знал стройку, как собственный карман.
Он докурил сигарету, и стал спускаться по недостроенной лестнице вниз. Револьвер лежал у него в кармане брюк, приятной прохладцей чувствуясь сквозь подкладку. В другом кармане звякали патроны. Десять штук, остальные тридцать пять лежали внизу, в пакете.
Опустившись на седьмой этаж, Малыш разлегся на скамейке и снова закурил, обдумывая дальнейшие действия.
(Найду, суку, и прикончу, как поганого пса)
На этом идеи пока иссякли.
Незаметно опустился жаркий вечер, а он все лежал и думал. Над городом стоял обычный гул. Нарушаемый гудками поездов, проносившихся где-то вдали по своим ночным делам. Внизу, этажом ниже, замяукали кошки, и Андрей подивился: в кои веки они появились здесь. Вскоре в полумраке комнаты, он увидел темно-серого кота, здорового и пушистого, никак не напоминающего бродягу.
- Эй, усатый, ты откуда? – спросил Малыш.
Кот зло сверкнул глазами и опрометью кинулся прочь. После этого кошачий вой внезапно стих.
- Чудеса прямо! – пробормотал Малыш и где-то внутри шевельнулся страх.
Непроизвольно руки залезла под скамью, и достала револьвер. Сам собой щелкнул боек. Малыш тревожно огляделся. Тихо.
- Тьфу, блин!
Где-то внизу зашуршал гравий под колесами машины.
- Иномарка! – сразу определил Малыш, - Ишь, как мотор тихо урчит. Наши так не урчат.
Внезапно услышал шорох. Внизу, на лестнице. Снова щелкнул боек, поставленный было на место. Малыш прижался спиной к стене и затаил дыхание. Поднималось шесть человек. Как они ни старались идти тихо, в пустом доме каждый звук отдавался долгим эхом. Или менты, или…
Бесшумно, по-воровски, Малыш перебежал в другую комнату, а там и в другое крыло. В тишине, висевшей в воздухе, казалось, каждый удар сердца гремел на весь дом.
(Тук-Дуг! Вот он где!)
Шаги были уже рядом. Малыш напрягся.
(Тук-Дуг! Сюда, сюда!)
Остановились, о чем-то шепчутся.
(Тук-Дуг! Эге-гей!)
Это его доконало. Забыв обо всем, Андрей бросился вниз по лестнице, спотыкаясь о камушки, падавшие в лестничный пролет и гремящие, словно обвал.
(С-ссс-ыпь-тыпь, тук-бом, тут-он, тут-он!)
Сзади послышался топот, но Малыш все бежал и бежал по лестнице вниз, судорожно сжимая в руке револьвер. Топот прилетел снизу, поднимаясь вверх и рикошетя от бетонных стен звуком падающих камешков.
(Бим-бом, мы идем!)
На 4-м этаже, Малыш бросился влево, туда, где была дыра в соседний, крайний подъезд. За дырой он притаился. Шаги на лестнице смешались и затихли. Затем мягкие шаги по соседним комнатам и приглушенный шепот.
В дальнем, самом темном углу, прямо возле дверей, Малыш затаился. В отверстии, в которое он только что пролез, замаячила в неровном свете фигура. Затем громкий, повелительный голос сказал:
- Малыш?!
Это был голос парня в плаще, Андрей медленно, стараясь не шуметь, поднял револьвер на уровне глаз и прицелился.
- Малыш, я знаю, ты меня слышишь!
- Дурак, я тебя вижу, - голос Малыша, гулко отраженный стенами, прервал выстрел.
(Шах-гах, шарах, смерть летит на черных крылах!)
Зазвенело, противным визгом рикошетное эхо и тут же в дверь, направо вниз по ступенькам. Два этажа и еще направо, к окну. Земля близко, только шагни. От удара заныли ноги, но Малыш все бежал и бежал. Из-за угла вылетела тень машины, завизжав тормозами, понеслась к Малышу.
Три выстрела вспороли ночной воздух. Неестественно развернувшись, машина ткнулась носом в кучу песка и замерла.
Убегая зигзагами в сторону забора, Малыш успел заметить задний номер, освещенный габаритными огнями.
- А номерок то твой, сука, я знаю. Ладно, земля круглая…
Он нырнул в дыру забора, и, тяжело дыша, побежал к детскому саду, где обычно отрывался от милиции во время неприятностей.

***

Человек в плаще и еще пятеро подошли к изуродованному BMW. Открыв дверцу, человек заглянул в забрызганную кровью и мозгами машину, и вытащил оттуда комок шерсти. Кот был все еще жив.
Он посмотрел на хозяина единственным оставшимся глазом, лизнул ему руку, и, судорожно вздрогнув, затих. Прежде чем хозяин отбросил окровавленный комок, он зло сдернул с того, что было шеей металлический ошейник с надписью «Серый» и положил в карман плаща.
Затем сел в покореженную машину и уехал. Вслед за ним, из-за угла, вылетела еще одна тень остромордой иномарки.


Глава 6.
Прибежище духа

«… С прозрачными воротами, и яркою звездой…».
Борис Гребенщиков, поэт – песенник.


Высокие железные ворота без всякого скрипа открылись внутрь. Мельком Женька успел подивиться орнаменту из металлических завитушек, складывающихся в какой-то странный узор.
Впрочем, мысль была мимолетной, машина стремительно влетела на небольшую бетонную площадку перед домом и ворота так же тихо затворились.
Машина плавно остановилась у небольшого, но шикарно отделанного крыльца. В дверях стоял молодой парень, хорошо сложенный, высокий с черными волосами и очень выразительным лицом. Он терпеливо дождался, пока Женька и Марина вышли, и первый шагнул навстречу.
- Евгений, познакомься, это Эльдар, личный секретарь Андрея Петровича, - мягко и учтиво сказала девушка, останавливаясь на крыльце.
Женька пожал протянутую руку и подивился прохладе кожи Эльдара.
- Очень о Вас наслышан, Евгений Николаевич. Прошу сюда.
Эльдар учтиво отворил дверь и пошел вперед, показывая дорогу. По витой лесенке они поднялись на второй этаж, где располагалась гостиная, размером с полторы Женькины квартиры, в которой было человек двадцать народу. Кого-то Женя знал, но большинство людей было ему неизвестно. Эльдар, пропустив их вперед, незаметно ушел.
Знакомые сразу заметили появление Женьки и Марины, и подходили здороваться. Первым подошел Сашка, здоровый бык, начальник охраны фирмы. Больше, чем два метра роста, с чудовищно мощными руками, он чем-то походил на средних размеров книжный шкаф. С ним была девушка, по фигуре которой нетрудно было догадаться о хорошей подготовке в плане причинения людям физических неудобств. Даже рядом с Сашкой, она смотрелась довольно внушительно и, тем не менее, чертовски привлекательно.
Обменявшись приветствиями с Мариной, девушка протянула руку Евгению и с незаметным акцентом представилась:
- Добрый день, мое имя Женевьева, - пожатие получилось крепким, по-мужски.
Парочка громил тут же уволокла Евгения к остальным, а к Марине тихо подошел Эльдар и промолвил почти на ухо:
- Пойдем, Хозяин хочет с тобой поговорить.
К тому времени, когда она появилась снова, Женька уже увлеченно болтал с новыми знакомыми за бокалом шампанского. Впрочем, шампанское пили не все, Женевьева пила чистую минеральную воду из высокого хрустального бокала, ее примеру следовали человек семь из компании.
Женька, не замечая ровным счетом ничего, увлеченно рассказывал о возможностях новой почтовой сети, лично установленной им на каждый компьютер в отделении фирмы. Слушали его очень внимательно, но без особого энтузиазма, видимо не совсем понимая сути.
Марина с улыбкой прервала его:
- Разрешите его у вас похитить, друзья мои. Всего на несколько минут, - она взяла Евгения под руку и потащила к дверям. За дверями гостиной оказалось еще несколько комнат, каждая из которых не уступала ей ни по размерам, ни по роскоши. Затащив Евгения в одну из них, усадила его на диван и возбужденно заговорила:
- Я только что говорила с Хоз… - она запнулась, - с Андреем Петровичем. Он собирается с тобой поговорить лично, возможно предложить большую должность. Ой, Женечка, как я счастлива за тебя! Смотри только все не испорти! Веди себя прилично и говори, только когда он сам спросит. Не мне тебе объяснять, как этот разговор важен.
В комнату вошел Эльдар и молча остановился в дверях.
- Ну все, иди. Счастливо! – скороговоркой проговорила Марина и встала. Женька поднялся вслед за ней. Эльдар внимательно посмотрел на девушку и произнес так же тихо, как и всегда:
- Евгений Николаевич, прошу.
По коридору она прошли мимо гостиной и направились к лестнице, по которой поднялись на этаж выше. На третьем этаже располагались личные апартаменты Андрея Петровича. Обстановка вокруг была куда более изысканной, нежели внизу. По полусумраку дубового коридора, в котором гулко отражались шаги, Эльдар привел его к высоким массивным дверям.
 - Вас ждут, - лаконично сказал секретарь, аккуратно постучав в дверь и открыв ее.
 Темнота окружила Женьку, как только он перешагнул через порог. Двери за ним мягко закрылись. В огромном зале стояло множество длинных книжных полок. Это была библиотека. Поначалу Женьке стало даже немного жутковато от тяжести, навеваемой книгами. Первое, что бросилось в глаза, был корешок книги – дубовый, с остатками железной обивки по краям. Позабыв обо всем, он достал ее из шкафа и скорее догадался, чем прочитал название: «Евангелие», и ниже год, полустертые золотые цифры – «6564».
- Люблю первоисточники, меньше врут, - раздался голос где-то рядом, - Евгений, идите сюда.
От неожиданности Женька вздрогнул и чуть не выронил тяжеленный фолиант. Подхватив его снова, быстро пришел в себя. Невдалеке, за стеллажом, горел свет. Взяв с собой книгу, словно ночной мотылек, он поплыл в сумраке. Сердце судорожно билось.
Стеллажи расступились, образовав как бы полянку посреди библиотеки. Спиной к нему в небольшом кожаном кресле сидел человек. Перед ним стоял резной столик с причудливой лампой и еще одно кресло.
Человек поднялся из кресла, повернулся и протянул руку:
- Андрей Петрович Дождев.
Пожимая руку, Женька думал о том, что неприлично быть таким молодым и богатым одновременно. Дождеву было едва ли тридцать. Он был облачен в строгий черный костюм и черную шелковую рубаху, но галстука на нем не было.
Стройный, спортивного вида, с черными внимательными, и очень умными глазами. А еще Женька подумал о том, что определенно где-то этого человек видел.
- Садитесь. – Андрей Петрович рукой указал на второе кресло.
Садясь в него, Женька заметил, что до сих пор держит рукой книгу.
Заметив его смущение, Дождев усмехнулся:
- Заинтересовались? Действительно есть чем. Это первое рукописное евангелие на Руси.
- Оно ведь чрезвычайно дорого стоит! – невольно вслух подумал Женька, обмерев от удивления.
- Истина дороже, - улыбнулся Дождев, забирая у него книгу. Полистав ее, он посмотрел Женьке в глаза и продолжил: - Вы, наверное, удивлены, как такой молодой человек, относительно, разумеется, может так много себе позволить? Истина – вот то, что помогает понять жизнь, с ее, несомненно, сложными законами. Всегда ставил истину выше других ценностей, в этом, как мне кажется, секрет моего успеха.
- А почему 6564-й год?
- О, это от сотворения мира, по тогдашнему летоисчеслению, по нашему – 1056 год. Однако я пригласил вас не для разговора на вечные темы. Курите?
- Да, нет, как-то не до этого, - Женька вдруг почувствовал необычайное чувство близости с этим человеком.
- И правильно! – Андрей Петрович откинулся в кресле и закинул ногу на ногу. – Мне нужны здоровые сотрудники. Так вот, Евгений, если не возражаете, буду называть вас именно так, я просто поражен вашими успехами. Подняться в толь короткий срок из грязи в князи – это просто поразительно. Не говоря уже о том, что ваши таланты сэкономили время и деньги не только для фирмы, но и для кампании в целом. Таких талантливых сотрудников необходимо поощрять. Разумеется, не все сразу, счастье требует времени. Я думаю назначить вас своим личным помощником по вопросам информации и обеспечения необходимыми технологиями. Что вы об этом думаете?
- Андрей Петрович, я был бы бесконечно рад, но… - замялся Женька, несколько ошарашенный.
- Вы считаете, что еще не готовы? Что ж, - продолжил Андрей Петрович, после Женькиного кивка, - я дам вам время на раздумья, а пока хочу, чтобы вы исполняли обязанности, скажем, консультанта. По всем вопросам, касающимся закупки и решений, у вас будет «карт-бланш». Одно только но. Я люблю исполнительных и честных людей, поэтому предлагаю вам такой вариант: - вы будете получать хорошее жалование, пока у кампании будет все в порядке, но как только что-то разладится – не поучите ни копейки до времени устранения сбоя. Согласны?
Женька молча переваривал происходящее. Определенно, происходило что-то странное. И не он был этому причиной, а то, что происходило вокруг него. Раньше такое тоже случалось, но в основном в детских сказках, красивых фильма да в самых заветных мечтах. Он был совершенно растерян, но все же нашел в себе силы пробормотать:
- Я постараюсь.
- Вот и хорошо! – воскликнул Дождев, - постарайтесь, а там посмотрим. Вам все равно понадобится какое-то время для того, чтобы привыкнуть. Скажем, до середины августа?
- Да хорошо, - он все еще находился в трансе.
- Ну, а теперь, спустимся к гостям. Эльдар!
Секретарь был по-прежнему спокоен и, тем не менее, несколько насторожен. Он молчаливо пропустил и их мимо, склонившись в уважительном полупоклоне.
В гостиной было по-прежнему оживленно. Андрей Петрович сел во главе праздничного стола в кресло, больше напоминающее трон, и Женька невольно подумал, что этот человек сейчас более чем когда-нибудь, напоминает ему средневекового короля или повелителя, окруженного подданными. С этими мыслями, он присел на краешек стула, рядом с Мариной и углубился в размышления.
Тем временем, не вставая с кресла, Андрей Петрович поднял бокал и произнес:
- Я собрал вас, друзья, - голос гремел во внезапной тишине, подобно раскатам грома, - как вы знаете, на семейное торжество. – Давно известно, что все мы – одна семья, и поэтому появление нового родственника для нас праздник. Сегодня я хочу выпить за новых членов семьи, трех людей, в частности за моего личного советника, которым дорожу, и которого долго искал. Слишком долго. – В глазах его вспыхнул холодный огонек. – Этот человек Евгений.
Все захлопали в ладоши с искренностью, какая бывает лишь у собаки, которая видит любимого хозяина.
- Надеюсь, вы будете беречь чего, как зеницу ока, как честь собственной души!
 Покрасневший Женька ощутил на себе напряженный взгляд многочисленных глаз. В воздухе повисло что-то темно торжественное, и ему стало не по себе.
- Поэтому, - закончил Андрей Петрович, - ура!
И залпом выпил воду из фужера.
Женьке стало страшно. Он вспомнил…


Глава 7.
Таланты и поклонники

«- Хорошую вещь браком не назовут…».
Народная мужская мудрость.

Солнце село за горизонт. Кровавый шар только-только исчез с неба, как открылась задняя дверь, и две черные тени выскользнули из нее на улицу. Вечер тихо умирал. Над черными полосами асфальта еле заметно дрожал воздух, превращая пейзаж в расплывающуюся картинку испорченного телевизора.
Окна домов быстро гасли, и только фонари вдоль дорог отбрасывали круги слабого света на засыпающий город. Жара стояла невыносимая. Казалось, что находишься в только что протопленной, но погашенной печи. Даже сверчки притихли, и над улицами плыл черный гул, тонувший в этом мареве.
Двое шли по дороге в обнимку и мечтательно улыбались. Им было не более пятнадцати лет, этим влюбленным, первые несмелые страсти только-только коснулись двух неискушенных сердец. Парень и девушка негромко говорили о любви, и речь их тихой струйкой убегала в лиловое еще небо.
В глазах девушки горели искры восхищения и безумной детской любви к растрепанному парнишке, который старался выглядеть как можно более мужественней в дрожащем свете фонарей и сыпал плоскими остротами, как и полагается влюбленному мальчишке.
Он был счастлив: сегодня первый раз соприкоснулись их губы в несмелом еще поцелуе, и рука его дотронулась до ее груди. И бешено заколотилось сердце, и смущенно отвела она взгляд, заливаясь краской. В общем, они были счастливы до безумия. Казалось, счастью их не может быть конца.
Дорога пошла в гору. Они беззаботно смеялись, поднимаясь между деревьев по неширокой асфальтовой тропке, пряча в тени оживленно блестящие глаза.
На самом верху, возле бетонной площадки, на корточках сидело несколько парней. Есть много имен в народе, чтобы охарактеризовать этот тип подростков, но только одно подходило более всего.
(Волчата)
Слишком смелые, чтобы ходить меньше, чем по трое, слишком умные, чтобы где-нибудь учиться и слишком сильные, чтобы честно драться, бродили они по городу, и чем темнее становилось на улице, тем смелее и наглее становились они. Бутылка водки на всех была не первой, но, видимо, последней. Денег не было, спать не хотелось, оставалось ждать неизвестно чего. Точнее, кого. Стайка искала жертву. Обычно это были подвыпившие мужики, поодиночке бродившие в округе или…
На горке раздался девичий смех. На освещенную фонарем площадку вышли парень и девушка.
К ним старательно присмотрелись. Если бы парню было годиков на пять побольше, то все бы обошлось. Не по зубам, даже впятером. А так – пожалуйста.
Широким крылом обхватили парочку ос всех сторон, после чего последовало обычное: «Дай закурить». Сигарет у парнишки не было. Тем хуже для него: двое держат, третий бьет. Оставшиеся, заткнув ладонями рот девушки, уже нервно сдергивали с нее трусики.
Все как обычно. Быстро и просто. Надо только засунуть, высунуть и уступить место следующему. Вырубившийся парнишка лежит на земле и, кажется, не очень обращает внимание на пинки по ребрам и в пах. Девушка отчаянно сопротивляется, но раздвинуть ночи в две пары сильных рук несложно. Девочка? Сейчас исправим, это несложно.
В ясных, испуганных ее глазах слезы страха и бессилия. Парень поднимает от земли окровавленное лицо и что-то хрипит разбитым ртом. Жив еще? И это несложно исправить. Здесь вполне хватит двоих. Наконец ноги девушки раздвинуты, а парень снова вырубился. Только быстро и нервно, вдруг кто-то увидит.
- Эй, козлы, поискали бы кого по размеру!
Голос раздался в темноте словно приказ. Пятеро пугливо обернулись. В кругу искусственного фонарного света стоит кто-то. Один. Это легче, чем двое, но труднее, чем чесать от безделья кулаки.
Длинные волосы, серьга в ухе. Неформал. «Нефор». Больше всего волчата ненавидят неформалов. Из зависти. Зависти к возможности быть непохожими на других: одевать, что хочешь, выглядеть, как хочешь, думать, как вздумается. Волчатам нельзя – загрызут свои. Стадо загрызет.
Забыта девушка, трясущаяся в нервном шоке. Забыто желание напиться. Забыто все, кроме желания втоптать в землю неформала. За все. За серьгу в ухе, за длинные волосы, за джинсы в обтяжку. За то, что он не такой как они, не «стадо».
- Ты кого назвал козлами?
- А что, понравилось, - дерзкая усмешка на губах, - козлы?
Двое тут же подошли вплотную, трое остались чуть сзади. Тактика. Двое бьют, трое убегают. Вдруг что?
Разбрызгивая слюну, начали махать руками. Весь запас ругани вылился вместе с дешевыми угрозами. Порох высох, требовалась искра. Длинноволосый, наклонившись, чуть слышно прошептал слова, которые, пожалуй, услышали в этом мире только «волчата».
- КОЗЛЫ…
(Искра)
Волчата накинулись на длинноволосого, но лишь врезались друг в друга. Сзади раздался издевающийся смех.
- Ах, ты…
Наконец, одному удалось схватить парня за рукав, за что герой и получил в переносицу откровенный хлесткий удар. Второй, пытаясь схватить сзади, лишился зуба. Оставшаяся тройка в надежде на численное превосходство побежала в темноту. Почувствовав кровь из разбитого носа, первый неловко вытащил из кармана складной узкий нож, раскрыл его и, брызгая слюной в беспомощной матернее, стал махать им перед лицом длинноволосого.
Тот лишь рассмеялся, с восхищением чувствуя, как из пальцев выползают острые кошачьи когти. Одного взмаха оказалось достаточно, чтобы выпустить кишки незадачливому волчонку. С треском распоров клетчатую рубаху, вошли они в мякоть живота и поднялись вверх, до ребер. Заглянули внутрь, и последнее, что успел почувствовать мозг – прикосновение когтей к сердцу.
Второй смотрел на происходящее с тупым равнодушием овцы. Только прикосновение окровавленных пальцев к шее привело его в чувство. Попытался закричать, но хрип не родившегося крика утонул в хрусте позвонков.
- Ты делаешь успехи, Эдик, - сказала Наташа, выходя из-за деревьев.
- Всю жизнь мечтал об этом моменте, - Эдик отпустил шею покойника, и тот рухнул на бетон мягко и тупо, как все мертвые тела.
Эдик слизал кровь с пальцев и озорно подмигнул девушке, которая неловко прикрывалась обрывками юбки.
- Ты в порядке?
У той хватило сил кивнуть головой с широко распахнутыми глазами.
- Зло наказано, - Эдик повернулся к Наташе, - я отступил от правил зла.
- Остается отступить от правил добра.
Она направилась к девушке и рывком подняла ее на ноги.
(Сделай это)
Сквозь зелень, Эдик все же успел рассмотреть ее глаза, и главное, пурпурное пятно сердца, бьющееся под грудной клеткой. Он выпустил когти, сделал шаг и… остановился.
- Я не могу, - сказал он отворачиваясь.
- Сделай это! – настойчиво повторила Наташа, подталкивая девушку к нему.
- Я сказал, что не могу.
- Плохо, - ответила Наташа, быстро вспарывая девушке горло ножом. – Почему?
- Никогда в жизни не трогал женщин! - Эдику стало противно и, наверное, страшно.
- Твоя жизнь кончилась. Давно. – Жесткий тон Наташи колол его лучиками света. – Иди к парню.
Эдик сделал это. Его переполнила ярость, и он рванул тело парня острыми когтями и рычал в бессилии что-либо с собой поделать. В глазах Наташи горели зеленые искры. Она смеялась от счастья и слизывала кровь с его пальцев.

Глава 8.
Мышеловка для кошки

«Прежде чем войти подумай,
 нужен ли ты здесь?!».
Старый офисный прикол.

Если вам надо узнать имя владельца по номеру машины, не обращайтесь в ГАИ. Там это будут делать долго, если вообще будут. Обратитесь к профессионалам. Малыш знал пару настоящих профи. А еще у него был номер телефона.
Его учитель находился на покое и занимался обучением молодого поколения, разумеется, за умеренную плату. Денег вполне хватало на безбедную жизнь ему и семье, так что Владимир Михайлович, в определенных кругах «Амулет», завязав с криминалом, мирно выращивал и содержал малину.
Учитель принял Малыша по-отечески, как подобает принимать любимого ученика. Ни вопросов, ни лишних разговоров не было. Пару дней Малыш отходил и отсыпался после недавних переживаний. Затем у него с Владимиром Михайловичем состоялся разговор. Коротко рассказав о своих приключениях, попросил совета.
Владимир Михайлович задумчиво посмотрел на свет стакан с водкой и, крякнув, опустошил. Не спеша, махнул в солонку лук, и со смаком захрустел челюстями. Затем, словно самому себе сказал:
- Когда я был молодым, то часто задумывался, зачем живу. Шикарные машины и девки – вроде бы хорошо, да все равно не то. Жизнь – игра, с заранее известным результатом, где самое главное – дожить до конца.
В кухне повисла тишина. Малыш молчал, Владимир Михайлович не спешил продолжать. Не спеша, своими неестественно молодыми руками почти нежно разлил по стаканам еще по порции и, как бы произнеся тост, сказал:
- Был в свое время один девиз. У рыцарей, крестоносцев. «Делай, что должен, и будь что будет». Понимаешь?
Медленно, глотками, опустошил стакан.
Малыш молча последовал его примеру. На том и разошлись по кроватям спать. Он понял.
Весь следующий день Малыш сидел на чердаке и размышлял о том, что услышал вчера. Александра Михайловича не было весь день. Появился он под вечер, уставший и озабоченный, поднялся к Малышу на чердак и, сев за стол, поманил его пальцем.
Открыли бутылку, выпили, крякнули, и после этого старик начал:
- Ох, не нравится мне дело твое, Малыш. Не с теми ты дела закрутил.
- Это они закрутили, не я.
- Короче, вот что я узнал: братва эта появилась у нас недавно, месяцев шесть. К ним было, сунулись, но никого из засланных больше никто не видел. Криминалом они не занимаются, коммерцией тоже не особо. Вообще, не понятно, чем они тут занимаются, но бабок у них не меряно. Шеф у них молодой парень, зовут Андрей Петрович. Фамилия - Дождев. Ребята солидные и опасные. Больше о них ничего не известно. Адресок вот.
Он протянул Малышу сложенный листок бумаги.
– С богом, сынок.
Под светом луны, высокие ворота отбрасывали на землю причудливо витые тени. Малыш присел в тени заборчика напротив и осмотрелся. Огромный домище, с темными окнами. Охраны нет никакой. Это зря.
Стояла мертвейшая тишина, разрываемая лишь собачьим воем, долетающим откуда-то со стороны старых могилок.
(С Богом, сынок!)
Посидев минут десять и обвыкшись с обстановкой, Малыш неслышно двинулся к воротам. Они были открыты, точнее, не сами ворота, а дверца в них. Через нее Малыш попал на красиво выстриженную лужайку, тропинка, сквозь которую вела к красивому крыльцу.
Дверь в дом отворилась от легкого толчка. В сомнении Малыш остановился. Все вокруг было слишком подозрительно тихо. В луче света блеснула сталь, когда он достал револьвер. Мысленно прикинул: два в грудь, затем в голову. Любому, что встанет на пути. Глубоко вздохнув, сделал шаг вперед, в темноту.
(С Богом)
Шаги гулко отдавались в доме, но на звук никто не приходил, словно безразлично наблюдая за его движениями. Все двери на первом этаже были закрыты, кроме одной. Дверь на лестницу наверх. Бетонные ступеньки и, словно недавно, голос в груди.
(Тук-тук, мы идем на стук!)
Скрипнула кожа кроссовок. Малыш напряженно вздрогнул и остановился. От волнения вспотели ладони. Переложив револьвер в другую руку, вытер ладонь о штаны. Шорох материи в пустом доме прозвучал как сталь о стекло.
(Фитя-фитя, мы видим тебя!)
Мягкий, приглушенный свет лился в лестничный проем сверху. Малыш облизал сухие губы и двинулся дальше. Шаг, еще один, вот и первая площадка.
Свет продолжал литься сверху. На верхней ступени стояла Валентина. Малыш замер, подавив желание броситься к ней. Валя поманила его рукой и ушла со света вглубь этажа.
- Главное – без паники, - сам себе прошептал Малыш и, вытянув руку с револьвером, поднялся за ней.
(С Б о г о м!)
На третьем этаже темнота была еще глуше, чем внизу. Он двигался, держась рукой за стену и считая двери, чтобы не заблудиться. Внезапно стена кончилась, и по гулу шагов Малыш понял, что оказался в большой зале. Прямо перед ним в темноте сверкнул алый свет, и в темноте открылись широкие двустворчатые двери. За ними и находился источник приглушенного света.
Губы снова слиплись и стали сухими как песок. Где-то, ужасно далеко внутри, судорожно билось сердце.
(Тук-тук, нас давно уже ждут)
Чем ближе подходил он к белому прямоугольнику дверей, тем тяжелее давили на него стены, едва угадываемые в неверном свете дверей. Казалось, стены следят за ним, готовые броситься по чьему-то приказу.
Двери были на расстоянии вытянутой руки, когда Малыш снова остановился. Из-за порога раздавалось потрескивание огня. Слова, казалось, отскакивали от массивных створок дверей и били его прямо в мозг.
(Чик-тири-дук, явился, милый друг?)
Малыш стоял у порога и не мог решиться сделать хотя бы шаг вперед.
- Входи, раз пришел.
 Голос прозвучал отовсюду и так громко, что захотелось заткнуть уши и упасть на пол, забиться в судороге крика. Затравленно Малыш обернулся, но увидел лишь темноту вокруг.
- Я долго ждал тебя.
И вслед за этим стремительный удар из пустоты. Словно ветер выбил из рук револьвер, а самого его бросил через себя в пламя дверей. Малыш с размаху шлепнулся на доски пола, но тут же, словно кошка, вскочил на ноги.
Огромная алая комната с камином, возле которого стояло кресло. Сидевший в кресле встал, повернулся к нему и сказал что-то на незнакомом языке.
Ему ответили. Обернувшись, Малыш увидел черноволосую женщину с горящими зеленым огнем глазами.
Повинуясь инстинкту самосохранения, выхватил нож и бросился прямо на нее.
(С-Б-О-Г-О-М-С-Ы-Н-О-К-!)
Град ударов прокатился по его телу, и дальнейшее просто потеряло смысл.
- Ты перестаралась.
 Ледяной хлыст ударил женщину по ребрам. Она завыла от боли, но не спускала при этом восхищенного взгляда с руки, державшей хлыст.
Малыш валялся на полу без чувств.


Глава 9.
Прозрение первого

- Я безумен только при норд-норд-весте;
когда ветер с юга, я отличаю сокола от цапли.
В. Шекспир. «Гамлет».

Сон был просто невыносимым. Женька не помнил, что ему снилось, но только вскочил он в липком поту. Рядом спокойно посапывала Марина. Он прижался к ней и немного успокоился. Вечер смялся, словно комок бумаги, когда ему показалось, что Андрея Петровича раньше уже видел.
И видел в том непонятном видении месяц назад, сидя на кухне и планомерно напиваясь. С этого момента он погрузился в себя, и вяло реагировал на происходящее вокруг. Марина это заметила и быстренько попрощавшись, утащила его домой, где обрушила на него такой поток нежности, что Женька невольно пришел в себя, на время.
Со времени ее появления, Женькина жизнь странным образом изменилась. Именно странным, просто он этого не хотел сознавать.
Женька встал с кровати, надел халатик и отправился на кухню. Заварил крепкий кофе и погрузился в раздумья. Порой в волнении вставал и начинал ходить по кухне из угла в угол, задумчиво грызя спичку. Ему казалось, что за ним кто-то внимательно наблюдает. Ощущение становилось сильнее и сильнее, затем переносить этот взгляд стало просто невыносимо, и он взял на руки котенка. Маленький белый комочек заурчал и свернулся в клубок в его руках.
По мере того, как Женька гладил Машку, так звали кошку, напряжение проходило, становилось спокойнее.
Так они встретили утро: Женька, сидевший с полузакрытыми глазами, и Машка, мирно урчащая в его руках.
За окном вставало раннее летнее солнце, когда на кухню в Женькиной рубашке вошла Маринка.
- Доброе утро, соня-засоня! – пропела она жизнерадостно, ставя чайник.
Женька не отреагировал.
Маринка в своей манере носилась по кухне, что-то напевая и совершая обычный утренний разгром. Из-под полуопущенных век Женька следил за ее действиями и думал, что просто вот так никому такие женщину не попадаются. Он вздохнул, стряхнул с себя Машку, дошел до спальни и лег на диван, положив руки за голову.
Сквозь полудрему до него доносилось Маринкино пение, шум воды в душе и урчание котенка, прибежавшего за ним в спальню. Наконец, утреннее безумие закончилось, и Маринка, чмокнув его в губы, унеслась к себе домой, чтобы, переодевшись, уехать на работу.
Вяло умывшись, Женька вытер голову жестким полотенцем и, несколько минут подумав, все же решительно потянул на себя ручку двери в туалет. Холодный кафель отвлек его на несколько секунд от основной цели, но, в конце концов, Женька примостился на унитазе и расслабился. Потянуло читать, он любил читать в туалете, чтобы не тратить зря драгоценное время. Сзади, за крышкой, постоянно валялся ворох старых газет. Рука наткнулась на лист бумаги. Непроизвольно вытащил ее на свет божий и принялся читать.
Это была газета «Новое поколение» за март этого года. С удивление обнаружил на странице фамилию своего давнишнего знакомого Артемки Озина, с которым вместе работали над программой в институте.
Внимательно прочел статью о развлечениях молодежи по утрам и наткнулся на свое имя. «Пью! – хмыкнул он, немного смутившись. – Уж не я ли это сказал?»
Но, сколько ни вспоминал, так ничего толком и не смог вспомнить. Добравшись до работы, он первым делом решил звякнуть Артему, узнать, как дела. Откопав в записной книжке телефон, пробежал пальцам по кнопкам своего «Панасоника».
(Т-У-У-У, Т-У-У-У)
- Алло?
- Здравствуйте, Артем дома?
- А кто его спрашивает?
- Старый приятель, мы вместе с ним работа с год назад.
 - Артема нет.
 - А будет когда?
- Никогда. Он умер. Весной еще.
(Короткие гудки.)
Женька медленно положил трубку на аппарат. Вот и раз тебе! Парню от силы 25 и вдруг. Позвонить, спросить от чего? Глупость, господи, какая глупость!
Знаю! Мы живем в век высокоинтеллектуальных технологий! Пальцы забегали по клавишам. В свое время Женька был неплохим хакером, привычки-то остались.
Проникнуть через сеть в архив УВД – это проще, чем дискету отформатировать. Незаконно, конечно, да и незачем, но любопытство превыше всего. На экране высвечивалась сводка УВД за прошлый день.
- Не то, - заключил Женька и застучал по клавишам.
Наконец обнаружив то, что требовалось, нажал на «Ввод», но тут заверещал телефон.
- Алло?
- Женька, это я, - в трубке зазвучал голос Маринки.
Из принтера вышел лист бумаги, и Женька быстро вышел из компьютера УВД и вообще из сети. В Управлении, знаете ли, тоже не лопухи сидят.
Проделав эти манипуляции, он переключился на телефон.
- Что ты хотела, лапушка?
- Женька, - голос Марины был встревоженным, - с тобой все в порядке?
- Да, а что?
- Милый, у меня вдруг так сердце екнуло, я сразу подумала, что-то не так. Ты что там делаешь?
- Работаю.
- А! – она немного помолчала. – Так у тебя все в порядке?
- Да ну, конечно!
- Ну, тогда ладно. Увидимся.
Женьку поразил холод, веявший от трубки, когда Марина произносила последнюю фразу. Словно чувствовала, что у него неспокойно на душе. Он снова, как ночью крепко задумался. Раздумья его прервал телефон.
 - Ну, кто еще? Да!
- Евгений?
У Женьки похолодело в груди. Дождев.
- Да, Андрей Петрович.
- Добрый день! Вы знаете, мне Марина звонила сейчас, ей показалось, что вы нездоровы. Как вы чувствуете себя?
- Спасибо, Андрей Петрович, все в порядке.
- И все же, знаете что, Евгений? Идите-ка вы в отпуск на недельку-другую.
- Да, но я в полном порядке и прекрасно себя чувствую.
- А вчера вы побледнели к концу вечера. Нет, и даже не спорьте. И знаете, что еще? Заходите в гости завтра к обеду. Вместе с Мариной. Хорошо? Ну, тогда до свидания.
Женька обескуражено положил трубку. Пожал плечами и, вздохнув, подумал, что, наверное, переработал за последний месяц. Начальству виднее. И все же странно, с чего это вдруг такое внимание.
Машинально взял распечатку из принтера. Сводка УВД за 4 апреля: … 2 убийства…несчастных случаев…ограбления…самоубийство…
(С-Т-О-П!)
«Артем Викторович Озин, 19..г. рождения…причина смерти…удушение…самоубийство…мотивы неясны…»
Лист выпал из ослабевших пальцев и красивым пируэтом упал на пол.
 


Глава 10.
Коготки

«И только кошка гуляет сама по себе,
 и лишь по весне с котом».
Группа «Машина Времени».


Эдик спал. Не в обычном человеческом понимании этого слова, а восстанавливал силы, потраченные ночью.
Наташи рядом не было. Он не знал почему, и его это сильно заботило. За последнее время он слишком привык к ней, чтобы скучать. И сам изменился чересчур сильно, чтобы о чем-то беспокоиться.
Ночью он сдал последний из экзаменов, необходимый для усвоения полученных знаний. Теперь он был одним из «Трех». Оставалось только набирать силы для заключительной церемонии. А потом…
Эдик не хотел думать, что потом, однако, это никак не получалось. Перед глазами возникали странные и страшные картины.
- А вдруг это не я? – промелькнула в голове мысль, - Вдруг я просто талантливый ученик и все.
От этой мысли его передернуло. Эдик достиг достаточно высокой степени знаний, чтобы оставаться в живых в этом случае. Впрочем, если смотреть на вещи трезво, он и так уже мертв.
Стало не по себе. Постепенно усиливаясь, в душе бился страх. Эдик открыл глаза и судорожно отпил из стоявшего на столике возле кровати бокала минеральной воды. Со времени своей «смерти» он ничего другого не пил. Вообще не курил, не ел мяса, только немного рыбы и овощей. Остальное просто потеряло вкус, стало безликим, как бумага. Кровь если только…
Напившись, немного походил по комнате. Ожидание неизвестно чего бесило. Дабы снять напряжение и забыть о мрачных мыслях, подошел к плотно занавешенному окну и просунул руку между шторами.
Боль ударила в мозг нестерпимой волной. Ноздрями он почувствовал запах паленых волос и жаренного мяса. Со стоном втянув руку обратно в благословенную темноту, в бессильной злобе острыми как сталь когтями, заскреб по холодному бетону на стене.
- Бежать! Немедленно бежать, - вопило все его естество, внутренне корчась от невыносимой боли.
Но сильнее была боль душевная, пульсировавшая где-то глубоко внутри. Но на улице был день, отвратительный солнечный день. Когда и думать нечего высовываться из дома.
В бессилии рухнул на кровать и со стоном принялся бесцельно разрывать на части постельное белье. Чем больше комната походила на заснеженную поляну, тем сильнее он бесился. Наконец, в бессильной ярости что-либо сделать, набрал в легкие воздуха и закричал.
В это время в комнату вошла Наташа. Некоторое время она стояла в растерянности, затем увидела Эдика на кровати и кинулась к нему.
- Повелитель, о, повелитель, что с тобой?
Эдик немедленно оторвал голову от остатков матраса и посмотрел на нее долгим взглядом, пронизанного мукой.
Протянув растопыренные пальцы, ухватил ее за волосы и притянул к себе. Наташа смотрела на него полным восхищения, но не понимающим взглядом, когда Эдик посмотрел в ее глаза. Она тут же отвела их.
- Смотри на меня, сука, - зло пробормотал он, сжимая руку, запутавшуюся в волосах.
Наташа застонала от боли, но глаза не поднимала. Эдик выпустил когти и сжал руку сильнее. Из-под ее волос потянулась полоска крови. Эдик молчал. Наконец, со стоном, Наташа взглянула ему в глаза. И испугалась. Холодный огонь плескался в них, пламя силы билось там.
- Кто оставшиеся двое и как мне их найти?
- Я не знаю.
Он сжал ей волосы еще сильнее, царапал кожу под ними своими когтями.
- Я правда не знаю!
- Как узнать?
- В газете… - ее голос срывался на стон из-за невыносимой боли, - …наш человек…он писал эту статью…он знает.
- Как мне найти его?
- Я не могу сказать этого.
- Сможешь.
 Однако боль не смогла сломить Наташу. Она кричала, но не говорила ничего. Когда-то, кажется, так давно, он думал, что любит ее, затем стал к ней равнодушен, теперь ненавидел.
На ее руке сидел стальной браслет, на котором было выгравировано имя, где-то рядом виднелись лиловые треугольники, сплетенные в одно. Почти нежно он приподнял ее голову и последний раз заглянул в эти зеленые распутные глаза.
И сделал его серебряным…

***

Уходя, Эдик все еще слышал вопли Наташи, бившейся на холодном полу в судорогах боли, описать которую не смог еще никто. На улице был вечер. Неяркий, но все-таки свет, нестерпимо жег Эдику кожу, но он терпел и двигался в сторону одного из недостроенных домов, который хорошо знал. В свое время в этом доме собирались неформалы, устраивали частые туссовки, но потом стали появляться крутые ребята и компания распалась.
Первое, что пришло в голову, когда он устроился в темном уголке подвала, это то, что в доме по-прежнему жили бродячие кошки. Эдик бы почувствовал их присутствие.
В прохладном сумраке он почувствовал себя намного лучше. Раны постепенно затягивались, и он приходил в себя. Порой сверху доносились непонятные шорохи, но у Эдика не было желания проверять их происхождение. Он отдыхал.
Через пару часов внезапно почувствовал Присутствие. Интуиция подсказывала немедленное бегство, но он не спешил сматываться. Уж на то он и прошел всю науку, чтобы в случае чего сделать себя неощущаемым для подобных ему. Частенько они с Наташей играли в прятки, и чаще всего она его не находила.
(НАТАША)
он зло усмехнулся, представив ее мучения на холодном полу. Впрочем, это было лишним. Он сосредоточился и затемнился. Наверху стало происходить что-то интересное. Он почувствовал мешанину мыслей нескольких просвещенных. Но, как он понял, облава была не на него, а на кого-то еще.
А еще он почувствовал разум, который был сильнее его. Эдик почти испугался, но понял, что чужой разум увлечен не им, а кем-то наверху.
ЧЕЛОВЕКОМ?
(С-Т-О-О-П!)
Эдик даже вскочил от догадки. Если охота идет не за ним, значит, это кто-то из тех двоих. По-прежнему затемненный, он осторожно поднимался по лестнице наверх, как вдруг услышал выстрел. После этого его чуть не сбил с ног пробегавший мимо человек. Не раздумывая, Эдик кинулся за ним, чувствуя, как сзади бегут преследователи.
Человек выпрыгнул из окна второго этажа, и из-за угла на него вылетела машина, Эдик видел ауру водителя, и понял, что перед ним действительно один из подобных ему.
Человек стал стрелять по машине, Эдик выругался про себя. Посвященному не очень вредят свинцовые пули. Ранят, но не убьют. И принял решение.
Сквозь боковое стекло, разбитое от попадания пули, влетел в машину и полоснул своими когтями по лицу водителя. Тот не понял, что произошло. Эдик был все еще «затемнен», а потом и не успел понять. Все пули, попавшие в него стали серебряными, как, впрочем, и браслет на руке.
Пока Эдик возился с водителем, парень успел убежать, но Эдик помнил его запах, поэтому следовал за ним след в след.
(ДО УТРА)
А там, вечером, запах будет еще достаточно свеж для его носа.


Глава 11.
День встречи выпускников

«Милый Тигра, как же я рад тебя видеть!».
А. Милн. «Винни-Пух и все-все-все…».

Женька ворочался в кровати. Один. В ту ночь Марины не было. В ногах тихо урчал котенок, свернувшийся клубком комок шерсти. Странное ощущение присутствия чего-то не покидало Женьку.
Артем Озин покончил с собой весной, покончил без видимой на то причины. Женька помнил его довольно хорошо, они учились вместе в институте, кроме того, день рождения у них был в один и тот же день. Какое-то время они были даже приятелями, но потом их пути разошлись. И вдруг – на тебе.
Он перевернулся с боку на бок и вздохнул. За это лето случилось слишком много невероятного в его судьбе. Словно кто-то пытался не выпускать его из своих цепких пальцев и направлял туда, куда будет угодно.
Нет, причин жаловаться не было, но чувство постоянного чужого присутствия – штука неприятная. Как будто все делал за него кто-то другой, могущественный покровитель, всесильная рука, не особо церемонная в своих поступках. Сразу же на ум пришло имя Андрея Петровича. Котенок встревожено зашевелился в ногах, словно прислушиваясь к его мыслям.
Тревога передалась и Женьке, у которого внезапно сильно застучало сердце. За окном, со стороны балкона, донесся еле слышный шорох.
Женька напрягся. Шорох повторился. Как можно тише он встал с дивана и на цыпочках прокрался в коридор. По дороге автоматически взял в руки красивую резную ножку от зеркала, стоявшего когда-то в прихожей. Ножка представляла собой тяжелую дубинку из бука и в сильных руках становилась страшным оружием. Руки у Женьки были сильные.
Осторожно заглянув в дверь, он не увидел ничего, кроме кресла и телевизора и тумбочки в углу. Оглядевшись в темноте, опустил дубинку и включил свет. Едва вспыхнув, лампочка щелкнула и погасла. Женька от неожиданности вздрогнул.
- Испугался? – спросил голос откуда-то сзади.
Как ошпаренный, он отпрыгнул в середину комнаты и поднял дубину. В воздухе что-то просвистело, и дубинка дернулась в руках, а потом развалилась на три куска.
- Вот так будет спокойней, - удовлетворенно пробормотал голос.
- Кто здесь? – немного истерично спросил Женька, обливаясь холодным потом.
- Я. - Последовал лаконичный ответ.
Женька судорожно обернулся. Сзади в кресле, небрежно развалившись, сидела темная фигура. Оцепенев, Женька видел, как в темноте разгораются зеленые пятна глаз существа. Ярко так.
- Итак, Евгений Семенович Уланов, если не ошибаюсь 25 лет от роду, день рождения 23 августа 19… года, - это было скорее утверждение, чем вопрос.
Растерянный, и совершенно сбитый с толку, Женька кивнул, хотя в темноте это было бесполезно. Однако фигура в кресле удовлетворенно хмыкнула. Помолчали. Затем Женька недружелюбно спросил:
- А с кем, простите, имею честь?
В душе его возникло странное чувство того, что он знает этого человека. Даже скорее, чувство чего-то родного, близкого ему самому.
- Что ж, - начала фигура, - скажем так - Эдик.
- И что же вам угодно? – машинально спросил Женька, силясь в темноте рассмотреть своего гостя получше.
- Мне? Мне угодно знать то же, что знаешь ты.
- О чем?
- О ком, о человеке, которого ты вспоминал не далее чем пять минут назад. Об Андрее Петровиче. И давай на «ты».
- Откуда вы знаете Андрея Петровича?
- Так ты не знаешь о чем я?
- Извините, нет.
- Я хочу узнать как можно больше о человеке, о существе, пьющем только минеральную воду и принимающему в пищу только растительную пищу, - Женька вздрогнул, - О человеке слишком молодым, чтобы быть таким богатым и властным, каким он является, чихая на мафию, о человеке, родившемся 23 августа, как и ты.
Фигура вскочила в кресле и приблизилась к оторопевшему Женьке. Изумрудные пятна глаз, горящих в темноте, приблизились вплотную к его глазам.
- И как Артем Озин, - Женьку пробил озноб, - и как я.
- Откуда вам это известно?
- Неважно. Впрочем, если тебе это так интересно, я расскажу еще кое-что. Еще 23 августа родились Джафар Джуманиязов, загрызенный насмерть с напарником весной этого года…
Женька вздрогнул сильнее. Он вспомнил жуткую статью о расплодившихся на окраине диких собаках, загрызших двух работников СЭС и около десятка детей.
-А еще Ирина Кормильцева, проститутка, убитая маньяком в начале лета. Андрей Малышев, пропавший без вести месяц назад. Сергей Чернышенко, утонувший опять же весной. Впечатляет?
- Не нахожу связи, - несколько осмелев возразил Женька, приходя в себя после случившегося.
- Связи? Сейчас найдешь.
В него полетела свернутая в трубочку газета.
- Здесь темно, я не прочитаю это в темноте.
- Ах, и правда! В коридоре включи свет, но я останусь здесь.
Женька растерянно вышел в коридор и развернул газету. Странный парень встал возле двери в сумраке зала. Неожиданно для себя Женька кинулся к двери и повернул ключ, чтобы открыть дверь. Но Гость перехватил его на полдороги и, оторвав от двери, отбросил, как подушку, к дверям ванной.
- Не глупи, читай, идиот, - зашипел он, щурясь на ярком свету, и шагнул в тень около вешалки.
Женька некоторое время рассматривал гостя. Парень помладше его, лет 23-25, в тертых голубых джинсах, высоких кроссовках и черной майке с невразумительной надписью на английском.
Но больше всего Женьку удивило лицо парня. На нем не было бровей, на глазах ресниц, кожа надулась волдырями, словно от сильных ожогов. Кожа на руках была такой же.
Он бегло просмотрел газету и остановился на отмеченной статье. «Весна и молодежь». Внезапно он испугался и захрипел прежде, чем понял почему.
«Евгений, просто Евгений – Пью…»
- Это же я! Но как ты узнал?
- Я? – раздался хрип из-за двери, - Я стою в меню на две строчки выше.
- Но почему?
- Потому что мы избранные.
- Избранные кем?
- Ох, лучше бы ты не спрашивал, братец.
Внезапно Эдик оглянулся. Возле дверей сиротливо терся маленький пушистый котенок, злобно посматривая на него синими глазами убийцы. Стремительным броском Эдик поймал его и резко крутанул ушастую головку по своей оси. Со сломанной шейки со звоном упала цепочка с табличкой «Мэри».


Глава 12.
The End. Part 1.

«This is the end, my only friend the end…».
The «Doors». «The End».

Малыш медленно приходил в себя. Вокруг стояла густая темнота, плотная как стена. Босые ноги чувствовали холодный пол, шершавый и сырой. Стояла гробовая тишина, даже самый слабый звук не доносился до ушей.
Однажды он слышал такую тишину, только не помнил где и когда. Вытянув руки, Малыш пошел вперед, просто так, чтобы куда-то идти. Через двадцать шагов остановился. Он не мог идти неизвестно куда. Тогда он закричал, но крик, не породив эха, растворился в темноте. Казалось, помещение было бесконечным.
В бессилии что-либо сделать, Малыш сел на пол и мысленно сжался, приготовившись к удару, который, чувствовал, скоро нанесут из пустоты. Сколько он так сидел, одному Богу известно, только через томительно-бесчисленное количество времени почувствовал присутствие. Оно словно приближалось отовсюду из темноты, и это ощущение давило на мозг, пока Малыш снова не закричал, на этот раз от боли.
Рядом с ним вспыхнула мраком вспышка. Напротив стоял молодой парень, его возраста, в черном одеянии и только лицо и руки его, словно подсвечиваемые лунами света, белели во мраке.
-Здравствуй, Малыш, - сказал человек.
Малыш вздрогнул от своего имени, от которого давно успел отвыкнуть. Вот уже несколько лет, все, за исключением родителей и брата, звали его по прозвищу. Даже Валя.
(ВАЛЯ)
- Мой хозяин требует возвратить ему то, что принадлежит только ему.
- Что, интересно? – в пустоте, окружавшей их, голос прозвучал приглушенно, словно исчезнув в темноте.
- Часть тебя, точнее – твою душу.
- Душу? – Малыш рассмеялся, - Кому нужна моя душа?
- Это ты узнаешь позже, но она по праву его.
- Интересно, а что я получу взамен, вечный ад?
- Нет, ты получишь власть. Став частью Хозяина, ты будешь править с подобными тебе, править людьми, исполнять любые свои желания. Тебе этого хватит?
- Скажи, ты тоже будешь править, став частью твоего Хозяина? – устало спросил Малыш.
- Нет, только подобные тебе, - ответил человек, смутившись.
- Объясни тогда, какого хрена ты тут передо мной распинаешься? Что он обещал тебе?
- Быть рядом. Помогать ему – лучшее из удовольствий. Перевернуть мир и радоваться вместе с ним. Хозяин мудр, он дает задания, которые хочется исполнить. Он повелевает мной, но рабство мое мне в радость.
- Ты болен, - Малыш закрыл глаза, чтобы не видеть белого лица с горящими сумасшествием глазами.- Модет быть, но тогда болезнь моя прекрасна, - человек расхохотался.
- Что же требуется от меня? – Малыш снова открыл глаза и исподлобья пристально всмотрелся в человека.
Хорошо бы сейчас вскочить на ноги и дать ему по роже, а потом, свалив на землю, бить его головой о холодный пол. Долго. Но что-то не давало ему сделать это. Частичка души, светлая и от этого яркая в темноте, согревала странным теплом, мягким и радостным.
- Сегодня избранный день, - ответил человек. – День, который решает все. Ты должен сам, без сопротивления во всеуслышание объявить, что отдаешь душу и тело Хозяину. Если сделаешь это – станешь одним из его воплощений. Нет – он все равно возьмет часть тебя, но ты перестанешь существовать.
В голове Малыша закружилась мешанина мыслей. Голоса из ниоткуда шептали внутри головы.
- СОГЛАСИСЬ И ПОЛУЧИ ВЛАСТЬ!
Сердце судорожно заходило в груди, словно пытаясь вырваться на свободу.
(ТУК-ДУК - БУДЬ САМ СЕБЕ ДРУГ)
(ТУК-БИ – И ВЕЧНО ЖИВИ)
Он замотал головой, пытаясь отогнать наваждение, но оно не проходило. Перед его глазами проплыли картины, яркие и соблазнительные: вот он правит своей частью мира и в правлении его – радость. Вот он, Малыш, повелевает толпами рабов, движением руки отправляя их в разные концы владений выполнять приказ. Или вот, окруженный множеством прекрасных женщин, на безумном празднике испытывает наслаждение, подобного которому…
Женщину? Женщина.
(ВАЛЯ)
(И КОЛЬКА)
Из потаенного уголка сознания полился теплый свет. Свет надежды двух самых любимых на свете людей. Огромные глаза Вали встали в его памяти, и он услышал ее голос.
(НЕ СДАВАЙСЯ, МИЛЫЙ, РАДИ НАС ДВОИХ, НЕ СДАВАЙСЯ!)
Колькино лицо, беззаботно улыбающееся и сверкающее чистыми глазами.
Малыш сжал кулаки до крови и, подняв голову, промолвил по частям, как припечатал:
- Мне не нужна власть!
Словно гром потряс темноту вокруг него. Человек злобно зарычал и на мгновение исчез во вспышке тьмы. Казалось, что воздух вокруг. Невидимые недосягаемые стены дрожат, словно в агонии.
Малыш рассмеялся. Смех его был счастливым и радостным. Ему не нужна власть, обойдется. Постепенно гроза улеглась, и снова в воздухе повисла могильная тишина. Вокруг Малыша сгущался страх, но он не боялся его. Он выиграл первый раунд.

***

Снова прошло невыносимо долгое время, прежде чем из темноты что-то приблизилось. Радостно улыбавшийся Малыш приготовился снова увидеть бледного человека, но вместо него из мрака вынырнул другой. Тот самый парень, приходивший к нему в депо в жаркий летний день. Без приветствий он начал говорить и, казалось, голос его доносился отовсюду:
- Меня разочаровала твоя глупость, Малыш. Я предлагаю тебе силу и власть, с помощью которой ты сможешь править людьми.
- Выполняя твои приказы? Ну уж нет, разве твой щенок не передал тебе мое решение? Вызови его и спроси еще раз. – Малыш снова рассмеялся, но уже открыто, ему в лицо.
- Его больше нет. Такие как он мне не нужны. - Парень, казалось, наполнил собой все пространство вокруг. – Хорошо, тебе не нужна власть, но я могу подыскать более подходящую вещь для тебя.
Рядом с ним появилось два тела. Малыш сразу узнал их. Безвольные, словно куклы с обрезанными ниточками, в воздухе висели, плавно покачиваясь, Валя и Колька. Малыш с криком бросился к ним, но как ни бежал, не приблизился ни на шаг. Хозяин расхохотался.
В бессилии Малыш бросился на пол и закричал. Крик захлебнулся во тьме, окружавшей его, сорвался голос, и только натужный хрип вырывался теперь из его горла.
- Мы – одно, Андрей, прими это, одно существо. Сделай то, что я хочу, и я отпущу их души. Если тебе не нужна власть, спаси хотя бы самых дорогих тебе людей. Просто скажи «да», этого будет достаточно. Не о себе забочусь, о тебе. Они будут с тобой вечно. Вечность с любимыми людьми! Подумай об этом. ВЕЧНОСТЬ!
У Малыша плыло в голове. Неописуемое отчаяние овладело им. Скребя по полу ногтями, он силился сказать то, чего желала вся его сущность. Губы уже шевельнулись, чтобы сказать! Да!
(ДА! ДА! ДА!)
Издалека, словно во сне, он снова услышал их голоса, однако теперь это были их голоса.
- Андрей, не сдавайся, - сказала Валя, и он понял, что любимая плачет.
- Братишка, держись! – шептал ему Колька. - Держись, не губи нас всех.
Усилием воли Андрей Малышев встал, сначала на колени, затем на ноги. Глядя в лицо Хозяину, громко и отчетливо он сказал:
- Господи, услышь меня. Никогда еще я не говорил с тобой! Я не умею молиться, но все же услышь меня. За грехи мои, Господи, прости, за мои и за этих двух людей, ибо прошу я один за всех. Возьми души наши, Господи, мы отдаем их в руки твои. Аминь.
Малыш перекрестился и в пояс поклонился своему Богу. Тому, в которого никогда не верил. И молитва его была услышана. Господь милосерден.
Сам он не услышал уже отчаянного крика Хозяина, ибо душа его отлетела от тела и устремилась ввысь, подобно лучу Солнца, что падает утром на землю, подобно капле дождя, стремительно летящей вниз. Летя в ярком белом свете, он увидел еще две звезды, ринувшиеся ввысь.
Они были свободны.
(СВОБОДНЫ!)


Глава 12.
The End. Part 2.

«There is danger on the edge of lawn…».
The «Doors». «The End».

Ранним утром 23 августа было так же жарко, как и с середины весны. Женька открыл глаза и увидел ярко-алые блики на потолке. Вставало солнце, жаркое и беспощадное. Из головы не выходил ночной кошмар.
От воспоминания он поежился и сел на диване. Словно почувствовав его пробуждение, рядом с диваном застрекотал телефон. Спросонья медленно, словно боясь, Женька поднял трубку.
- Доброе утро, Евгений. Это Дождев.
- Доброе утро, Андрей Петрович.
- С днем рождения, Евгений. Где собираетесь праздновать?
- Не знаю, - ответил Женька и подумал, что совсем забегался, раз забыл про свой день рождения.
- Евгений, предлагаю вам отпраздновать его у меня. У меня ведь тоже день рождения. Согласны?
- Но у меня нет подарка!
- Ерунда! Ваше присутствие само по себе является подарком. Ну, так согласны?
(Не соглашайся, – крикнул голос из сна. – Ни за что не соглашайся!)
Но, сам не зная почему, ответил:
- Хорошо, Андрей Петрович.
- Ну, вот и славно! В полдевятого за вами заедут. Все!
Короткие гудки. Женька положил трубку, и понял, что все еще спит.
(У НЕГО НЕТ ТЕЛЕФОНА!)
Пелена спала с глаз. Сбоку, возле дивана на тумбочке, ничего, кроме вазы с цветами не было.
 - Я брежу! – констатировал он.
Стало совсем жарко. Вентилятор он еще не купил, поэтому, наскоро умывшись ледяной водой из-под крана в ванной, пошел открывать балкон.
Вступив в зал, Женька покатился на чем-то круглом и упал на пол. Из-под ног он вытащил какой-то круглый брусок, за ним еще один и только когда руки нащупали деревянный квадрат, понял, что это ножка от зеркала. Дерево было срезано острым клинком, ровно и гладко.
(Я – один из них, но, как и ты, избранный. Я – часть Его, и ты тоже Его часть)
Бред! – подумал Женька.
(Через газету Его люди дали ориентир тех, кто подходил по стандарту, - зазвучал горький голос из сна. – Парень, который писал статью, кстати, один из Его слуг, посвятил меня в некоторые подробности. Прежде чем умер.)
Короткий смешок.
 – Всего нас было семеро - священное число, тех, кто был вместе стопроцентной вероятностью. Это дало ему знак, что один из претендентов тот – кто нужен. Завтра – 23 августа, наш общий день рождения. И его тоже. День Его Проклятия. В Его логове собирается цвет секты, дабы узреть воскрешение своего бога.
Один из нас двоих – часть Его. Завтра он соединится с одним из нас и снова обретет силу и власть. Однако силой он не сможет нас заставить появиться. Не знаю, какие, но этому есть причины, поэтому, наверняка он пригласит тебя к себе. Не соглашайся, слышишь, ни за что не соглашайся! Одного твоего слова хватит, чтобы развязать ему руки.
Убирайся из города как можно дальше и быстрее. Я другой дело, я уже пропащий. Я отвлеку его завтра, сам до него доберусь. Я уверен – ты Его часть! Иначе, почему я не могу ходить под светом, как он? Беги. И прощай. Кстати, - Эдик мрачно улыбнулся, - с днем рождения!
- С днем рождения, - тупо повторил Женька, глядя никуда.
(Беги!)
Он вскочил на ноги и стал судорожно одеваться. Нога не попадала в брюки, рубашка липла к рукам, носки не хотели находиться, а в голове стоял нечеловеческий рев Эдика -
(Б-Е-Г-И!)
Трясущимися руками Женька запихивал в дорожную сумку первое, что попадалось под руку. Судорожно собрал все наличные и сунул во внутренний карман. Страх стегал по ребрам и, корчась от боли, он ревел, повторяя одно только слово -
(Б-Е-Е-Е-Е-Г-И-И-И-И!)
Подбежав к двери, сдернул крючок замка и дернул дверь. Дверь не поддалась. Он дернул сильнее, но с тем же успехом можно было дергать бетонную стену. Чертыхаясь, он не слушающимися от напряжения пальцами достал из кармана брюк ключи. Скважина со скрипом проглотила ребристый язычок и, словно смеясь своим металлическим смехом, сломала его под усилиями хозяина.
Женька заорал от бессилия.
 - БАЛКОН! – закричал он самому себе.
Высота восьмого этажа пугала, однако, дрожащими руками он взялся за край балкона и перелез на узкий козырек по ту сторону. Порыв ветра едва не сбросил его вниз. Женька прижался к теплому бетону и, стараясь не смотреть вниз, стал двигаться к соседнему балкону, который примыкал еще к одному, из соседнего подъезда.
- Там разберемся, - шептал он, словно в трансе, - там разберемся.
Холодный поток воздуха приподнял его, словно взвешивая на ладони, и швырнул обратно, через плиту балкона. Ударившись об подоконник, Женька выключился.
Через полчаса, а может вечность, как ему показалось, мелькание красных и желтых пятен в темноте сменилось серыми очертаниями стен и выцветшим небом с белым оком солнца.
Он глянул на часы. Бездушные стрелки, поблескивая золотом, равнодушно указывали на 2 часа дня. Женька был в отключке уже восемь часов. Попытки подойти к плите балкона не увенчались успехом – его просто сдувало обратно, хотя висящее на веревке белье не колыхалось ни на йоту.
В отчаянии Женька кинулся в кухню, по дороге наступив в чашку с водой на полу. Чашка предназначалась котенку, хрустнула и разломилась, как и шея недавней хозяйки, и вода разлилась по полу.
Ножи, еще позавчера так старательно наточены, отказывались оставлять на руках даже царапины. Еще там, на балконе, Женька понял, что нужно делать. Если нельзя убежать телом – нужно это сделать душе. Однако все его попытки были тщетны, острия не резали, лекарства не вываливались из не разбившихся пузырьков, ток не бил, а вода не текла из крана.
(И ОН НАПИЛСЯ!)
Где-то в глубине шкафа лежала драгоценная заначка, старательно забытая в свое время, но теперь, к великой радости, вновь обретенная. Женька выпил прямо из бутылки залпом, в четыре глотка и, зажав рот рукой, заставил проглотить себя попершую тут же рвоту.
Он боялся. Никогда и ничего он так не боялся в жизни, как сегодняшнего вечера. Остаток времени он коротал, швыряя в небьющиеся стекла окна всякие тяжелые предметы.
Ровно в 8.30 вечера, в дверь требовательно позвонили. Черта с два он им откроет! Дверь вылетела минут через пять. В квартиру вошли двое: мужчина и женщина. Сашка и Женевьева, лицо которой было исполосовано рубцами.
(ПОЧЕМУ?)
Вопросы Женьку мало интересовали.
- Пошли, - сказал Сашка, за что был вознагражден смачным плевком в глаз.
Женевьева без слов схватила Женьку за волосы и коротким ударом ладони всадила ему по кадыку. Женька поперхнулся кровью и захрипел.
- Он пьяный, как сапожник, - констатировал Сашка после поверхностного осмотра.
- Merd!(Черт возьми!) – по-французски сказала Женевьева и поволокла его в ванную.
Женька тупо засмеялся, когда из крана потек воздух. Женевьева достала откуда-то из своего пышного бюста телефон.
- Хозяин? Он у нас, но он пьян в стельку. Снимите сферу, нам нужна вода.
На этот раз вода хлынула толстой струей, под которую его запихали прямо в одежде. Женька протрезвел, однако говорить уже не мог, только харкал кровью из разбитого горла. Впрочем, двум убийцам от него это и не требовалось. Корчившегося от боли Женьку выволокли на площадку. Женевьева снова набрала номер и, дождавшись ответа, почтительно сказала:
- Мы выезжаем…
Женька этого ждал. Он знал, что так будет. Не зря он был чертовски умен, он был еще и силен, работа грузчиком сказалась.
Мощным ударом в нос он свалил Сашку и молниеносным движением выхватил телефон у Женевьевы. Трубка разбилась об пол с приятным хрустом, совсем как шейка котенка под руками Эдика. Правда, за это он получил сильный удар в голову, но прежде чем Женевьева снова нанесла удар, обхватил ее, поднял и с криком кинул вниз по лестнице. Она с гулким стоном прокатилась головой по ступенькам и затихла между этажами в неестественной позе, как кукла. Рядом пришел в себя Сашка.
Пнув его напоследок в пах, Женька кинулся наверх. Люк на крышу был закрыт для всех, кроме лифтеров.
И Женьки.
С помощью собственного ключа он открыл замок, вылез в лифтерку, закрыл люк и только тогда возблагодарил Бога за то, что забыл отдать ключ, когда вешал новую антенну. И за то, что вовремя это вспомнил. Ну и за все остальное заодно.
На крыше было прохладно. Дул слабый ветерок, совсем не похожий на тот, на балконе. Под его мягкими руками Женька протрезвел окончательно. Не спеша, сел на бордюр крыши, свесив ноги вниз, и стал бессмысленно смотреть, как медленно садится солнце. Он ни о чем не думал, все уже было решено, оставался только последний шаг.
Внезапно возникла мысль:
- А если это – не я?
- Ты, - ответил голос сзади, - и ты сам это знаешь. Поговорим?
Женька, не оборачиваясь, улыбнулся и оттолкнулся руками от бордюра. Вниз.
(ПРЯМО В АД)
Сзади донесся звериный вопль…


Глава 12.
The End. Part 3.

«And he came to a door,
 And he look inside…».
The «Doors». «The End».


Чувство самосохранения, продолжения рода и т.п. цеплялись за ноги и мешали идти. Такое бывает, когда очень хочется жить. Но, как ни жаль, жить Эдику было нельзя.
Он выбрался из своего убежища в подвале старого дома. Солнце почти село, и нечего было бояться смертоносных лучей.
- Я ведь так и не трахнулся напоследок, - печально усмехнулся он и вздохнул.
Жить хотелось очень. Но больше хотелось освободиться от своего проклятия и обрести покой. Страха не было, не было вообще ничего, кроме поставленной цели, да и ту он слабо себе представлял. Однако ждать было некогда.
Полусумрак вечера зажегся, как обычно, зеленоватым светом, до мельчайших подробностей высветив дорогу. Дорогу, которую знал наизусть. Пробегая тихо, по-кошачьи, по улицам засыпающего города, Эдик периодически узнавал то или иное место.
Вот здесь Наташа учила его прятаться. Вон там, за оградой, он впервые ел лечебные травы. А вот по сей день не смытые лужи крови. Здесь, на горе, он отправил на тот свет сначала пару выродков, в затем влюбленного, чистого парня, нарушив, тем самым законы Добра и Зла. Никогда себе этого не простит. Никогда?
Эдик прибавил ходу. Тупое целеустремление и животная интуиция сами вели к нужному дому. Перед глазами проплывали лица, знакомые и нет, звучали малопонятные в общем хаосе фразы, смысл которых сводился к одному – к смерти.
В дрожащем воздухе над городом плыл колокольный звон. Эдик не знал, на самом ли деле или в его воображении. В такт ударам в небе пели голоса, без слов, монотонно и протяжно. Эдику стало не по себе. Скорее, даже он чувствовал чей-то пристальный взгляд.
Возможно, это был Его взгляд, ищущий и зовущий, может, просто казалось от напряжения. Дом был погружен в темноту. Ни одного огонька не блистало в глазницах окон, однако Эдик знал, что его ждут. Дом жил. И ждал.
Перемахнув через ограду, Эдик оказался на просторной лужайке, аккуратно подстриженной и от этого казавшейся ровной и гладкой. Он присел на одно колено и прислушался. Вдалеке, в центре города, на старой башне били часы.
(БОМ-М-М)
Дом содрогнулся. Неслышно задрожали стекла, породив волну звука, доступную лишь летучим мышам, но Эдик услышал его.
В окнах вспыхнул яркий белый свет, и лучи его больно резанули Эдика по зажившему было лицу. Кожа на нем вспухла и защипала противным зудом. Свет был живым.
(БОМ-М-М)
Дом снова содрогнулся, на этот раз от протяжного рева сотни голосов изнутри. Рев переходил из высоких нот в низкие. И, наконец, закончился судорожным хрипом, перешедшим в шипение.
(БОМ-М-М)
Из дома парами стали выходить люди. Молча и быстро они образовали круг, в центре которого сидел Эдик. Их было больше сотни и, судя по ауре, каждый третий был посвященным.
(БОМ-М-М)
Сотня горящих зеленых глаз, пристально смотрели на него. Эдик напрягся и встал. Он был готов к бою, пусть тот и был абсолютно безнадежным. Будь против него одни только «попутчики» и то он бы не справился. А тут…
(БОМ-М-М)
Круг пришел в движение. Плавными шагами, мягко они двигались вокруг него против часовой стрелки. Инстинктивно Эдик спружинил ноги и встал в боевую стойку. Наташа учила его не только заниматься любовью…
(БОМ-М-М)
Круг остановился. В воздухе повисла гробовая тишина. Семь – число священное для всех. Эдик почувствовал, как в небе что-то стало происходить. Запрыгало в груди, тело наполнилось мягким, но холодным светом. Звезды вставали на места.
(БОМ-М-М)
Священное время пришло. Круг снова пришел в движение, постепенно сужаясь. В воздухе возник звук. Медленно, но безостановочно он нарастал, пока не превратился…
(БОМ-М-М)
В жуткий вой, низкий и густой, как сливки. Казалось, земля под ногами затрепетала под этим воем, и ее сердце стало пульсировать невпопад, рывками. Что-то в груди билось о ребра и качало Эдика из стороны в сторону.
(БОМ-М-М)
В небе вспыхнул свет и стремительно, гораздо быстрее молнии, осветил поляну, дом и все вокруг. Произошло. Звезды встали на нужные позиции. Теперь до полуночи наступило Его время. Время, которое больше не повторится.
Словно из ниоткуда на небе появилась луна. Бледный свет пролился на землю, и в нем Эдик увидел буквы давно забытого языка, гласившие: «Быть свободным. Быть живым. Быть собой».
Из лунного света на поляне появился Он:
- Час настал. Я ждал тебя. Слишком долго ждал.
- Вот он я. – Свои слова казались Эдику комариным писком после Его голоса, доносившегося отовсюду, даже изнутри. – И что ты будешь делать?
- Я буду просить, – неожиданно мягко сказал Он.
- А если я откажусь? – Эдик превратил весь металл в радиусе ста шагов в серебро. Так просто, ради эксперимента.
Вокруг раздались дикие вопли. Полста человек рухнули на землю, словно скошенные, и принялись кататься по ней с визгом, достойным жалости любого, кроме Эдика. Просвещенные выдержали удар и лишь стонали в бессилии, пытаясь сорвать браслеты со своих рук. Зря старались.
- Тогда я потребую, - спокойно произнес Он. – И хватит детских шалостей.
Стоны прекратились, упавшие поднялись с земли. Здесь Эдик был бессилен. Все встало на свои места.
- Ты убьешь меня? – спросил Эдик.
- Ты уже мертв. Но я могу тебя унизить до степени, о которой ты даже не подозреваешь. Конечно, мне будет немного неприятно, ведь ты – часть меня, я так думаю, но достижение большего требует жертвовать малым. Если бы ты был просто талантливым учеников – я бы вообще наплевал на приличия.
Более Он не сказал ни слова, однако, повинуясь мысленному приказу, к нему кинулись с десяток просвещенных. Эдик оскалился, зашипел и с хрустом вспорол первому грудную клетку. Покончив с последним, театральным жестом вытер руки о его волосы и повернулся к Нему.
- Проси.
- Достойно, красиво и быстро, - иронично сказал Он, глядя на десять тел в середине круга. – Твоя «попутчица» хорошо поработала. Кстати где она?
- С ними, - Эдик кивнул на тела.
- Неплохо.
- Ты хотел о чем-то попросить.
- О, да. В начале я попрошу за тех, кто был таким же претендентом как ты. Их души со мной. За последние несколько тысяч лет их скопилось довольно много. Отпусти их, дай им покой.
- История была моим самым нелюбимым предметом в школе.
- Хорошо. А настоящее? Тебя устраивает то, ЧТО ты сейчас? Думаю, нет. Я могу это изменить, попросив себя за тебя.
- Далее по списку. Если я – мертв, а душа – это ты, о чем ты просишь? И главное – кого? Меня нет.
- Ты умен, но несговорчив!
- Я еще и упрям.
- Тогда я попрошу тебя за тех, кто еще жив. Если жара простоит еще месяц, а она простоит, я позабочусь, город вымрет. Мало того, засуха охватила уже все вокруг на много дней пути. И охватит еще больше, это я тоже обещаю. Купи у меня дождь. Подумай о будущем.
- Мертвых будущее не интересует.
- Упрямство – губительно даже для мертвых. Время просьб закончилось. Одноглазый!
Круг оттянулся назад. Через головы, его составляющих, внутрь перелетело массивное тело и замерло возле Него. Голова зверя находилась на уровне плеча Хозяина.
- Подумай еще раз, может лучше мне попросить?
Эдик, не отрываясь, смотрел на зверя. Обыкновенный уличный кот, только раз в двадцать больше. Самое страшное – зверь был просто животным, со своей душой и сознанием. К тому же, он был живым.
- Славная киска, - сказал он, наконец. – Это мальчик или девочка?
- Одноглазый, не разрушай его тело совсем. Он нужен мне, х-хм, живой.
Зверь пулей вылетел на середину круга и ударил Эдика всей своей тушей. Он отлетел метра на четыре, но упал, как полагается – на четыре конечности. И тут же взлетел в воздух. Под ним мелькнула мохнатая спина, в которую он, не без удовольствия, запустил когти. Ночь пронзил рев. Они кружили вокруг друг друга, не спеша, приглядываясь и выжидая. Периодически сходились, и тогда из комка тел летел мех, кожа и брызги крови.
Рычание Эдика слилось с ревом зверя в один непрерывный вой, покрывающий хруст костей и рвущейся плоти.
Одноглазый был сильнее и крепче, Эдик быстрее и умнее. Сила победила быстроту. С обоих свисали полосы кожи и меха, кровь заливала зелень травы, превращая ее в неестественно-сверкающие алые иглы. Резко прыгнув вперед, Одноглазый повалил противника своим телом и сомкнул зубы на кадыке Эдика. Он помнил приказ и поэтому не спешил их сжимать.
- Прекрасно, - Хозяин захлопал в ладоши. – Теперь согласен отдать то, что принадлежит мне?
Эдик пытался что-то сказать, но клыки зверя мешали, почти нежно давя на горло. Зверь это понял и немного ослабил хватку.
Это был его конец.
Получив доступ к воздуху, Эдик глубоко вздохнул, как только смог. И приподняв тушу зверя, всадил освободившиеся когти руки в оставшийся серо-зеленый глаз.
Зверь забился в судороге, с криком валяясь по ало-зеленой земле, в бессилии раздирая ее когтями.
Медленно Эдик встал и безумно горящими глазами посмотрел в глаза Продавцу Дождя.
- Сделка не состоялась, - промолвил он порванными в клочья губами.
- Ошибаешься. Ты мой! Странно, но мне действительно его жаль. – Продавец Дождя посмотрел на извивавшегося на земле зверя. - Время пришло! – наконец громко произнес он не то небу, не то окружающим, не то себе.
Продавец Дождя скинул свой неизменный черный длинный плащ и предстал перед ними во всей своей наготе. Она была совершенна, сквозь залитые кровью глаза Эдик видел совершенное тело.
- Именем Проклятого навечно, - голос существа звенел отовсюду. – Я снимаю с себя заклятие разделения, ибо множество слилось воедино.
(Земля, казалось, остановилась)
- Именем Сидящего, - голос существа был подобен тысяче громов, грянувших одновременно – я снимаю с себя заклятие имени.
(Планета содрогнулась)
- Именем своим я снимаю с себя заклятие одиночества! Да свершится!
Почва под ногами задрожала. В центр поляны били молнии. Люди, звери, посвященные корчились в этой буре. Молния ударила в скорчившуюся тушу Одноглазого. Тело конвульсивно дернулось, и страшная лапа нашла свою цель.
От затылка до паха Эдик был разрезан напополам.
Женька коснулся земли.
Малыш произнес «Аминь».
Продавец Дождя заревел…

P.S.

«The end of nights we tried to die.
 This is the end».
The «Doors». «The End».

Сидящий – мудр и всесилен.
Проклятый – хитер и жесток.
Мом – был слишком самонадеян.
Последняя его часть волею Проклятого была разделена на их число: Разум, Душа и Сила.
Женя, Малыш и Эдик.
Душа – Сидящему.
Разум, алчный и великий – в рабство Проклятому.
Сила - Вселенной.

P.S.S

Над городом раскололось небо. От удара грома зазвенели колокола на церквях и вылетели стекла окон. Первая тяжелая капля дождя упала на землю. Вторая, третья, сотая… Почва разлеталась на куски под напором освобожденной стихии. Ручейки дворов впадали в реки улиц и соединялись в морях площадей.
Не прерываясь ни на секунду, ливень продолжался неделю. Ровно семь дней. Река вышла из берегов и оплодотворила потрескавшиеся поля. Неделю никто не выходил из домов. Город замер. Только шелест дождя и свежесть первого вздоха. Стихия бушевала, словно по чьему-то плану, очень милосердно. По этому, наверное, никто не удивился, что посевы не побило, ничего не затопило, никто не погиб.
Ночью, седьмого дня он внезапно кончился, словно порция мороженного, купленного на последние гроши.
Но потом возвращался регулярно, особенно в конце августа.
Люди выглядывали из окон, и дивились новой, словно только рожденной природе.

Полный P.S.S.S

Говорят, что в этот день на звездной карте вспыхнули три сверхновые…
 Говорят, что после Большого Дождя в городе исчезли все сатанинские секты. Исчезли навсегда…
Говорят, что по сей день 23 августа ночью орут, по непонятной причине, кошки. И именно в эту ночь криминальные элементы всех мастей остерегаются совершать преступления.
Говорят, что…
Да, мало ли, что говорят…

23.08.1996 г.
Оренбург.