Моя подруга тень. Почти женский роман

Андрей (Энди) Михалченков
Моя подруга Тень
Почти женский роман.
…моей любимой маме, Ирине Федоровне,
которая терпела мое разгильдяйство
на протяжении всего времени написания сего опуса.
Да и всей моей жизни в целом.
А также Игорю Федоровичу Симоненко, моему дяде, который первым прочитал эту повесть и сказал мне: «Андрюшка, здорово! Но эта Вита – сука, каких поискать!»
А так же, Маше Мистерии, она знает, за что…
Ну и, конечно, настоящей Вите Назаровой. Рокси, я тебя помню и люблю!

«Молодой, талантливый писатель приглашает к сотрудничеству опытного, профессионального наемного убийцу для получения информации. Риск минимальный. Оплата услуг – по договоренности. Телефон «такой-то». Спросить Андрея Кузнецова».

Нет, это не первоапрельская шутка, а вполне официальное деловое приглашение, помещенное во всех газетах, которые еще дышат в нашей провинции. Тот, кому в голову пришла мысль, что такую муть может написать только полный кретин, имеет полное право закрыть сие повествование и спокойно отправиться смотреть телевизор. Право же, ящик с антеннами вам больше подходит по умственному развитию.
Всегда любил неординарные решения. В данном случае проблемой была навязчивая идея написать документальный бестселлер, журналистское расследование о жизни наемных убийц. Не ту бурду, которую гоняют по телевизору, полную романтических переживаний и прочего «ширпотреба», которую сейчас называют «масс-медиа». Просто, хороший, качественный документальный детектив.
Неприятности, как водится, начались сразу.
Среднестатистический обыватель просто жить не может без всякого рода тупых шуточек. Много для этого не надо: умение читать, газета, телефонный аппарат и тяга к острым ощущениям. Примерно, через неделю непрерывных звонков всяких идиотов, я проклял тот час, когда мне в голову пришла эта, тогда казавшаяся гениальной, идея.
За телефонными идиотами появились правоохранительные органы. Они, видимо читают медленно, по слогам. Новый аспект преступности – заказ киллера через газету.
Гениально, блин!
Моего удостоверения журналиста вполне хватило, что бы послать их далеко и надолго, и больше люди в погонах меня не доставали. К счастью.
Их счастью.
Ах, да, забыл представиться.
Андрей.
Нет, официально, конечно, Андрей Анатольевич Кузнецов, член Союза журналистов России, корреспондент «Всероссийской Правды», дважды лауреат премии «Лучший молодой журналист России такого-то года», писатель, взявший премию «Золотое перо такого-то, такого и этого» и т.д., и т.п. Бла-бла-бла еще на четыре строчки, с приплясами и прибаутками.
Проще говоря, прозябающая в провинции, от скуки злая, очень творческая личность, у которой хватает денег, что бы не волноваться за ближайшие несколько лет, но которая все равно работает, потому, что по-другому не может. А поскольку в нашей глуши что-то интересное происходит от силы раз в год, а темы к статьям и книгам придумывать уже осточертело, приходится идти на крайние меры. Типа подобных объявлений.
Так что идиотом прошу меня не считать.
Творческий поиск и все такое.
М-да.
Прошло уже почти три недели с выхода объявления, а у меня не было написано ни строчки. И перспектив эти строчки написать – тоже. Пол вокруг рабочего стола ровным слоем покрывал снег из скомканных и порванных в клочья листов бумаги с распечатками. К концу месяца бумага кончилась, покупать было лень, и я сидел у открытого окна, убивая сигарету за сигаретой и уничтожая запасы кофе.
Ни-че-го.
Ни малейшей зацепки или идеи.
После тысячного признания самому себе, что гения из меня не получилось, переключился на маленькие, обывательские, но хорошо оплачиваемые, юморески и новеллы «а-ля О. Генри». Получались они сами собой. Достаточно вспомнить, что утром происходило в автобусе по дороге в редакцию. Или просто прогуляться по улице и внимательно оглядеться и прислушаться.
Если когда и вспоминалась «гениальная» идея с «киллером по объявлению», то только в периоды тоски. Да и то вызывала она исключительно пьяные смешки и раздражение от собственной глупости. Так, под листвой новых забот и переживаний, идея окончательно отдала концы.
А концы отдавало еще и лето.
Лето для журналиста – пора каторжная. В плане того, что ни чего не происходит, все или в отпуске, или на даче. А писать криминальные сводки – это, извините, ниже моего достоинства. Про политику вообще молчу. Только сотворением тошнотворной «нетленки» и значительным количеством спиртного, удавалось сдержать желание купить пулемет и повторить судьбу героя песни Шевчука.
- Тра - та - та - та - та-та!
Только один день в жизни гуманитария ласкает огрубевшее сердце поэта. День выдачи гонорара. Сегодня он, как раз и был. А вот настроения не было. По дороге из редакции домой, пропустив, вопреки обыкновению, все пивные бары и забегаловки, заглянул в магазинчик под окнами. Привычка еще с института – если есть деньги, надо их сразу потратить с пользой. А то потом пропьешь.
Опыт. Во-первых, не пропить, во-вторых, что бы потом не мучиться и не путаться. Продукты долгого хранения, коньяк, молотый кофе, сигареты, остальные мелочи – и приятная тяжесть в пакетах по дороге домой. Чувство удовлетворенности.
Удовлетворенности по тому, что дома ждет полбутылки коньяка из старых запасов, оставшихся с прошлых гонораров, которую можно прикончить в честь получки, ни о чем не думая.
Немного повозившись с ключами, чертыхаясь и постоянно ловя падающие из рук пакеты, блаженно ввалился домой.
Темно. Свалил поклажу на пол у двери и отдышался. В открытое на кухне окно врывался приятный сквозняк, а комаров я не боялся. Замечательная это штука, напоминающая подзарядник для батареек конструкция с зеленой пластинкой внутри.
Вечер располагал к коньяку и творчеству. Окна выходят на полосу лесопосадки, над ней звезды, луна, и все такое. Хорошо, что дочь у тещи, некому мешать. Переоденусь, под прохладный душ, и – творить. Под коньяк и звезды.
С этими приятными мыслями вступил в сумрак спальни.
Тут мысли оборвались.
Вместе с чувствами.

* * *

Она снова была здесь. Она часто приходила именно так, словно знала, что не вовремя. Просто стояла и смотрела своими ясными глазами. В упор. Долго. Безмолвно. Словно ждала, что я первым начну разговор. А я не начинал. Не знаю, почему. Не решался, что ли…
Вита.

* * *

Темнота была ослепительной. По крайней мере, мне так показалось. Потом тьма отошла на второй план, пропустив вперед блики на полировке шкафа, и зеленые искорки, непонятно откуда появившиеся перед глазами.
Веселенькое дело!
Тупо болел затылок. Знаете, такая звенящая ненавязчивая боль, как боль зуба после удаления нерва и пломбировки. Анестезия откатывается, и начинается эта неприятная пульсация.
Никогда не любил боль. Но сегодня, почему-то, не любил особенно. Так каждый раз, новую боль не любишь сильнее, чем старую. Вот вам, батенька, и кофеин в лошадиных дозах! Ладно еще, на кровать упал. Хотя, странно, падал лицом вниз, а оказался на спине. Ну, мало ли. Встаем, встаем, хватит валяться.
Щас!
После третьей попытки решил еще полежать. Сильно я, однако, треснулся. В голове шумело так, что глаза закрылись сами собой. Под черепом тихо шумело.
Приоткрыл один глаз. Очертания комнаты плыли влево вверх, и голова от этого кружилась еще сильнее. Чтобы привести себя в чувство, легонько потряс ею из стороны в сторону. Голова тут же ответила злорадным гудением, подкатила тошнота, но через полминуты все пришло в норму. Хотя, к глазам, видимо, это не относилось, учитывая то, что они видели.
Видение.
Видение того, что на кровати, большой, мягкой, и по этому любимой всем сердцем, помимо меня был еще кто-то. Если это видение, то видение долгоиграющее. Время шло, а оно не исчезало. Фигура в темном смотрела в упор двумя пятнышками глаз, сверкающих в свете луны.
Вот тебе раз!
- А вы, собственно, кто? – Разжал я спекшиеся не слушающиеся губы, с усилием принимая сидячее положение.
Темная фигура загадочно молчала, разглядывая меня, склонив голову набок. Потом, с тихим смешком, легонько толкнула пальцем в лоб обратно на кровать. Подушка смягчила падение, но голова все равно взорвалась злобным пульсированием в висках.
Нет уж, хватит! Ненавижу вот так лежать на кровати просто так. Да еще так по-дурацки. Я начал дрыгаться, пытаясь подняться.
- А ты забавный. – Донесся сквозь нестерпимые «тук-тук» в висках, бархатный голос. – Объявление твое?
Какое, к матери божьей, объявление? Я начал лихорадочно перебирать в голове все, подходящее по теме.
Продажа квартиры? Нет.
Игрушки для Надюшки? Нет.
Запасные части для мотоцикла? Не-а!
Ах, вон какое!
Кивнул головой, на сколько это было возможным. Вроде, хотел продолжать, но тут на лестнице раздался нечеловеческий рев. Потом кто-то заорал, и начал ломиться в железо.
Сосед, сволочь пьяная, опять домой приперся на рогах.
Мой рот тут же оказался закрыт рукой в кожаной перчатке. Вместо зеленых огоньков, перед глазами замаячил длинный железный предмет. Когда мне его приставили к щеке, на ощупь он был противно холодным. Я этот предмет в кино видел.
И в горячих точках.
Это глушитель.
Молчу, молчу, молчу!
Сосед орал, ломился в соседнюю дверь, крыл матом всю родню, и его, наконец, впустили домой. Мат донесся уже из-за стены, в приглушенном виде. И соседский, и его жены. Что-то стеклянное били об пол. Лаяла собака.
Рутина.
Неприятная холодная длинная штука исчезла.
- Веселые у тебя соседи. Так это твое объявление, или как?
Я кивнул головой, говорить не было сил. Голова тут же отозвалась ехидным звоном.
- Ты или мент, или идиот.
- Я, милая дама, журналист.
- С чего ты взял, что я дама? И по чему милая?
- Голос выдает. Даже сквозь маску. Я же журналист. А дамы, по определению, всегда милые.
Молчание.
Сейчас она меня пристрелит.
Ой, и хорошо, хотя бы эта пульсирующая боль в голове пройдет. Немного склонив голову вправо, гостья смотрела на меня, словно оценивая.
- Ну, парень, ты все-таки дурень!
- Давайте без полемики. Я – журналист, и этим все сказано.
- Все равно, придурок.
Что есть, то есть.
Прикинув свои варианты, посмотрев, вспомнив холод стали ствола, я решил пойти на компромисс. Точнее – давить на жалость. Оно иногда полезно. Это как против пятерых «шкафов», вырубиться после первого удара. А не ждать, когда все пятеро «вломят» тебе по полной программе.
- Послушайте миледи, у меня в кухне, в шкафу, аптечка. Если Вы все-таки не будете меня убивать, принесите оттуда, пожалуйста, анальгин или парацетомол. А лучше – коньяк из холодильника. А то я сейчас умру сам, без вашего вмешательства. Кстати, там, в холодильнике должен быть лед.
Снова долгое молчание. Она рассматривали меня, как филателист редкую почтовую марку под лупой. Потом протянула руку, я инстинктивно закрыл голову своими, и пощупала мне затылок.
- Перевернись на живот. Медленно.
Я подчинился.
Медленно.
Руки вдоль тела.
Прохладные пальцы ощупали мой затылок, который заныл так, что я невольно застонал.
- Да, сильно я тебя. Перестаралась.
- Угу…
- Где кухня-то?
- Из спальни два раза налево.
- Слушай, Писатель, предупреждаю: если ты, пока я на кухне, хоть пальцем шевельнешь…
- Девушка, я голову с подушки поднять не могу. Вы о чем?
Ну, по крайней мере, меня не собираются убивать сейчас. Мелочь, а приятно. Я не раз, в силу профессии, попадал под такие процедуры. И знал – если не убили сразу, значит, хотят поговорить. Значит, можно договориться. Или, хотя бы, оттянуть приговор, а там – выкрутимся. Значит…
А потом на голову опустился айсберг.
И я вырубился.

* * *

Звонок надрывался так, что встал бы и мертвый. Интересно, сколько они звонили? После вчерашнего, поднять меня мог только конец света. И то, еще можно поспорить, поднял бы или нет. Если я сплю, то я сплю. Без комментариев.
Приоткрыл глаза. Видимо, день. Нет, скорее, утро, часов десять, судя по теням от штор. Это какую же суку принесло к честному журналисту в столь ранний час, да еще после получки?
Как был, в трусах, поплелся в прихожую, попутно в зеркале определив, что сейчас перед пришедшим предстанет кошмар в чистом виде. Хотя, у зеркала задержался, попытавшись расческой привести патлы в относительный порядок.
Бесполезно.
Звонок рвал глотку. Подойдя к двери, понял, что я в трусах, лохматый и с похмельной рожей. И, значит, представляю из себя весьма печальное зрелище.
И это я!
Лауреат, заслуженный молодой журналист и все такое!
Ой, да пошли вы все далеко и надолго! Но штаны в шкафу все-таки нашел, старенькие трико с провисшими коленками.
Звонок все надрывался, словно кто-то пытался мне его сжечь. Ну, если это тинейджеры балуются, я им сейчас дам перца.
Замок долго сопротивлялся, но победа была за мной. Щурясь от дневного света, выглядя, как бомж, я открыл дверь.
За дверью стояла девчонка. Лет семнадцати. Темненькая, с прической – каре. Прикид - а-ля «хиппи» вперемешку с «блэком». Блестящие глазенки. Ничего так, хорошенькая.
- Здравствуйте, Андрей Анатольевич. Меня зовут Вита Назарова. Я буду вашей женой.
Здравствуй жопа, Новый год!

* * *

С утра, как обычно, умылся холодной водой, принял прохладный, лето, все-таки, душ. Сумеречно начал понимать происходящее. Так! С утра у меня репортаж про цветы в центральном парке, потом писать статью, корректура, потом наш фотограф Коля пригласил меня на свидание с дамами. Проще говоря – бухать со шлюхами.
Нет, Коля, теоретически, парень был неплохой. Типичный холерик с сексуальным уклоном. Правда, тупой. Но, в силу неведомой мне магии природы, именно таких тупых придурков и пытаются «снять» самые красивые девчонки. Видимо, дело в его активности. В плане базара. Или в интеллектуальных способностях «самых красивых девчонок».
Пока умывался, припомнил вчерашний сон. Про девушку в черном, которая дала мне по башке и назвалась киллером «по объявлению». Виту, ломившуюся ко мне в квартиру. Тараканов величиной со слона. Шишку на затылке.
Шишка была очень реальной, кстати.
Ох, и чушь иногда сниться с перепития!
Ох, и нажрался я вчера!
Андрей Анатольевич, пора завязывать, а то сопьешься.
Хотя, затылок действительно болел. Здорово, что тут сказать …
По дороге принципиально выпил бутылку пива. Потом забежал к своим, проведал Наську, попросил Людмилу Петровну подержать это чудо у себя еще пару дней, мол, работы много. Расцеловал это чудо во все щеки, в которые нашел. Дочку, не тещу. Забежал в редакцию, нашел этого придурка Коляна. Договорились, когда и где встретимся в полдень, чтобы отснять цветочки.
А потом вечером встретиться, чтобы просто «снять цветочки».
Пчелы, блин!
Репортаж оказался так себе. Впрочем, я от него ничего другого и не ожидал. Толпа пухленьких тетенек и дяденек с восторгом рассказывала о своих достижениях в плане культивации предметов растительного мира. Единственное, что порадовало глаз, так это шикарная девушка, которая смотрела на меня, пока я слушал весь этот бред, и лучезарно улыбалась.
Стройная красавица в романтических темных тонах.
Я ее запомнил. Огромные зеленые глаза, волосы, подстриженные под «каре», сверкающе-белые зубы. Миленькая, но по чему-то, вся в черном. Даже при такой жаре, она была в черной «водолазке». Ну, о вкусах не спорят, хочет потеть - пожалуйста. Я вот, например, вообще без трусов, джинсы на голое тело.
Коля быстренько «отснимался», побежал в редакцию все это говно печатать, а я, как полный идиот, еще два часа слушал слезливые причитания розовых пухлых поросят о собственных достижениях.
Елы – палы!
Статью я написал минут за сорок. Потом больше двух часов ждал, пока ее прочитает заместитель редактора, статью наберут, проверят на ошибки, отдадут опять мне, чтобы уже поправил я. Потом, снова заместителю редактора, снова набрать, снова проверить, снова принести мне…..
А вы что думаете, работа журналиста – это просто так, цветочки?
М-нда. Каламбур, но в тему.
Короче, к вечеру, когда Коля приперся ко мне в кабинет, я сидел взмыленный, как мочалка, и обдумывал план убийства.
Или самоубийства.
- Ну, че, телки ждут, погнали?
И мы погнали…
Бабы, как водится у Коляна, оказались очень красивые, но чрезвычайно тупые. Стандартная двухкомнатная квартира, одна пара в зале, другая – в спальне.
Выпивки было в ассортименте. Пиво. Коньяк. Абсент. Достаточно, чтобы любая баба стала желанной. Кое-кто на это поддался. И с той стороны и с нашей, мужской.
Я – нет.
Колян, как обычно, напился первым, и начал со «своей» задушевный разговор на кухне. «Моей» повезло больше, она нажралась раньше меня. Сначала поговорили про загадочную душу российской женщины, потом про любовь, потом про секс. Короче, как только у меня все встало и мы завалились в кровать, она откинула голову, закрыла глаза, и…
Захрапела.
НЕ-НА-ВИ-ЖУ-!!!
Я тихо оделся, благо, на мне еще что-то было, и тихо выскользнул в прихожую. В кухне Колян объяснял девушке, что «блатняк» - это вечно. И ему кто-то подсказывал, что это правда.
Ловить такси в это время, и в этом районе было бесполезно. Хороша ты, рок-энд-рольная молодость! Когда пройтись по городу, покрыв десяток километров пешком, просто в радость. Утренняя свежесть, мысли о вечном, и все такое.
Под утро подошел к дому. Лифт, как ни странно, работал, поднялся на свой четвертый этаж. Нащупал ключи от квартиры, воткнул в замок. Тот долго сопротивлялся. Пока я не понял, что…
Дверь была открыта.

* * *

А вот это странно.
Крадучись, пытаясь наступать как можно тише, пробрался на кухню.
Никого.
На цыпочках прокрался в зал.
Никого.
Заглянул в ванную, еще слабо представляя, что буду делать, если что, и открыл туалет.
Никого.
Оставалась только спальня.
Подняв в туалете кусок водопроводной трубы, оставшейся после ремонта, тихими шагами пошел туда. Труба, она, конечно, не довод в разговоре с вооруженными грабителями, но все же.
В спальне сидела она.
И смотрела на меня своими зелеными сверкающими глазами.
По-моему, у меня был удар…
Что, опять?
Опять.

* * *

Сознание возвращалось медленно. Сначала появилась люстра, сперва расплывчатая, но потом обретшая очертания. Затем медленно из тумана выплыла вся спальня. Минуты две я лежал, тупо глядя на люстру. Голова не болела. Почти. Но немного кружилась.
- А ты крепкий, быстро отошел. – Донеслось до меня из призрачного еще пространства. – Ты где это так успел?
- Ты мне что, жена?
Я повел глазами, и, не без удовольствия, рассмотрел на столике возле кровати бутылку коньяка. К которой тут же приложился, прямо из горла, к черту манеры. Горячая жидкость пробежала по пищеводу, и взорвалась внутри приятным теплом. Появились силы встать. Или, хотя бы сесть.
Или, хотя бы, жить.
Голова плыла, но сесть на кровати мне все-таки удалось.
Спальня, как спальня. Мебель, ковер на стене, приглушенный свет из окна, прикрытого темными шторами. Все как обычно.
Кроме женщины, сидевшей в дальнем правом углу на кресле.
Глаза поднимать было больно, но я их поднял.
Снизу вверх.
Мягкие кожаные высокие ботинки, я такие видел в Чечне у «спецназа», когда ездил писать репортаж. Удобная штука. Кожаные штаны в обтяжку. Красивые ножки, черт возьми! Темно-серая водолазка. Как ей не жарко в такую погоду? А грудь неплохая! Кожанка. Нет, «косуха», только без клепок.
Идеал неформала.
Но я-то знал, что она не неформал.
Огромные зеленые глаза. Смотрят пристально, настороженно. И лукаво. Словно знают обо мне что-то, чего я и сам не знаю. Стрижка короткая. В темноте, вместе с глазами, сверкают белые ровные зубы. Тень от штор подчеркивает стройный силуэт.
В голову пришло ощущение смутного узнавания. Да, точно, знаю. У моих любимых писателей Коула и Банча есть серия «Стэн». Там у главного героя есть подружка Синд, потомок древнего культа воинов. Как их…. «Дженнсаров»! Да, она напоминала мне Синд.
Или валькирию из скандинавских саг. Только худенькую, а не сисястую бюргершу из оперы.
Нет, стоп! Я ее видел недавно, совсем недавно. Таких женщин я не забываю!
Я видел ее сегодня на этом тупом фестивале цветов!
Или в своем вчерашнем сюрреалистичном сне.
- Очухался?
Голос мягкий, низкий, бархатный.
Опа-ля!
- Местами.
- Крепкий ты. Чего дергаешься? Ты что, еще кого-то ждешь?
- Вообще-то, нет. Но, коль вы меня до сих пор не убили, и мы перешли на «ты», как вас зовут?
- Ну, если это так для тебя важно, дорогой, зови меня Тень.
- На плетень? Ладно, ладно, это я так шучу с похмелья. Хотя, с какого черта ты меня приложила по голове?
- Слышь, Писатель, я же извинилась еще вчера! Извини еще раз, если хочешь, это профессиональное.
Ну да, и мне сразу стало легче!
Молчание, похоже, стало нашим основным способом общения. Молчали долго. «Тень» смотрела на меня. Я прикладывался к коньяку.
Глоточками.
Наконец, я решил перевести отношения на более тесный уровень.
- Меня Андрей зовут.
- Да знаю я, знаю, проверила уже. Лауреат там, и все такое…
- Ну, не надо, плиз, не надо! Задолбали!
- Прости, я просто проверяла.
- Чего?
- Что ты не подставной.
- А зачем сегодня в парк приперлась?
- Посмотреть. Какой ты, кто ты. А что, заметил?
- Тебя не заметишь, ………! – Грязно выругался я.
Вообще, я материться не люблю. С философской точки зрения, мат – это кармическая грязь. Засоряет и свою ауру, и ауру места, где его произносишь. Так, например, я никогда не матерюсь в кухне, чтобы домового не пугать. Но в такой ситуации…
– Ну, и к какому выводу ты пришла?
- Во- первых, ты не мент, что косвенно подтверждает обыск, который я устроила в твоей квартире. Уж прости, привычка.
- … твою мать! – Еще раз я выругался самым нехорошим образом.
- Во-вторых, - продолжала эта сучка с самым невинным видом, - если мы с тобой заключим договор, и если я тебя не убью….
Многозначительная пауза.
Грандиозно.
- То что?
- Знаешь, а ты мне нравишься все больше и больше! В общем так. Работать я с тобою буду. Как ты и просил в объявлении.
- ………! - Констатировал я.
Минут пять мы молчали. Ее зеленые глаза, сверкавшие в отблеске луны из окна, завораживали. Как глаза змеи для кролика.
- Слышишь, Писатель, ты мне кровать мою покажи.
- Какую, к черту, кровать? – Голова кружилась против часовой стрелки. Вот бы сейчас упасть и уснуть. На сутки. А лучше, на двое.
Мечты, мечты…
- А такую, Писатель, что жить я буду у тебя. Меня ищут, деньги у меня кончаются. В этом городе никого, кроме тебя, я не знаю. Улавливаешь?
Просто чудно. Через пару дней Надюшка вернется, и увидит тут незнакомую тетю.
Красивую.
Очень красивую.
К тому же, киллера.
Пипец!
- Взаимовыгодное сотрудничество.
- Именно!
- Слушай, Тень, есть проблема. У меня есть дочь.
- Это я поняла, по игрушкам. А где жена?

* * *

С фига ли в гости понаехали!
- Девочка, ты что, с ума сошла?
Она смотрела на меня сверкающими глазами. По-моему в них гуляли слезы. Я молча захлопнул дверь перед ее лицом.
В дверь кто-то стал истерично ломиться с той стороны.
- Андрей Анатольевич, послушайте, пожалуйста. Просто послушайте! Пожалуйста, Андрей! Я умоляю тебя!

* * *

- Нет у меня жены.
- Как это? Дочь есть, а жены нет.
- Вот так.
- Развелись?
- Нет. Не успели.
Спокойно, почти равнодушно. К потери Виты я давно уже привык. Не скажу, что смирился, но привык. Мое маленькое чудо, дочка, напоминала мне о Вите, и в душе словно она и не умирала. Она тут, рядом, со мной.
Прошло несколько удушающих минут молчания.
- Прости.
- Не за что.
Блин, опять молчание. Голова пришла в себя, мозг лениво заработал, лихорадочно оценивая ситуацию. Под черепом скрежетало – слов нет описать! Понимать, соответственно, ни чего не хотелось.
- Писатель, так ты где меня положишь?
Я не сразу понял, о чем «Тень» ведет разговор. Слишком свежими были воспоминания. Потом понял. Ей надо где-то спать, коли, мы заключили договор, значит, она и жить будет у меня. С ее-то прошлым…
И я повел ее в спальню.

* * *

В спальне было сумрачно и тихо.
- Андрей Анатольевич, я – не сумасшедшая.
Да, ну?
- Прошу вас, послушайте меня! Меня правда зовут Вита. Вита Назарова. Я тяжело больна. Мне осталось жить чуть больше года. Я рожу Вам ребенка. А потом – умру. Но ребенка я хочу именно от Вас.
Здрас-с-с-те!

* * *

Сам-то я давно спал на диване в зале, если не приходила Надюшка. Надюшка обожала спать на мамкиной кровати. А я уже не мог, не хватало сил, воспоминания стали слишком острыми.
- А ничего, аккуратно. Жена здесь жила?
- Да.
Наверное, я побледнел.
- Прости. Еще раз прости.
- Я почти ни чего не изменил.
- И ты, вот так, отдаешь мне комнату своей жены?
Что я мог сказать? Ничего. Абсолютно. Пожал плечами. Кивнул головой.
Она посмотрела на меня, как мне показалось, с сочувствием. Потом, не говоря ни слова, сходила в прихожую, принесла свои сумки.
Меня чуть не охватила ярость. Блин, эта сучка устраивается в комнате моей Виты, а я и сделать ничего не могу. И, припомнил я сам себе, не хочу. Забыть бы про все, уснуть на пару лет. Или вообше, не просыпаться. Э-э, Андрей Анатольевич, это уже Гамлетом попахивает! Плагиатец!
В сумках у Тени что-то железно звякало. Я даже не решался спрашивать, что именно. Там ведь, наверняка, оружие. В немереном количестве.
Женщина – киллер.
По заказу.
По объявлению в газете.
В постели моей Витки.
Бред.
Полный бред.
Который стал реальностью.
Я встряхнул головой, словно хотел отогнать наваждение.
Тень посмотрела на меня, словно поняв мои мысли, и тихонько потрепала волосы на моем затылке. Потом, молча, положила руку мне на плече. Я вздрогнул.
- Писатель, я не собираюсь тебя обижать. Ты – хороший. Ты – правильный, настоящий. Я вижу, я умею видеть людей. Успокойся. Клянусь, память твоей жены я не запачкаю.
Махнув неопределенно рукой, как бездушная кукла, я пошел в кухню. По дороге прихватил коньяк со столика, приложился к нему раза три по дороге. Сел напротив распахнутого окна, вдохнул свежесть ночного воздуха. Потекли слезы. Мерзкая моя привычка, плакать, вспоминая о ней.
Напротив окна в небе висела огромная луна. Я всегда удивлялся, почему перед моим домом она всегда становиться просто гигантской. Эдакая белесая суповая тарелка в пол окна прямо перед глазами. Больно для души, но мне нравилось. Мазохист я, видимо.
Снились мне, как всегда, неприятности. Проснувшись на мокрой от пота простыне, я почувствовал на своей щеке мягкую женскую руку. Приоткрыл глаза, в полусумраке различил ее фигуру. Тень смотрела на меня сверкающими в лунном свете глазами.
- Чего орешь?
- Просто. Приснилось. Все нормально.
Мне снилась Вита.
Тень задумчиво гладила меня по щеке, смотря в глаза своими сверкающими зелеными звездами. И молчала. Потом с бархатным мурлыканием в голосе, прошептала.
- Тебе снилась она. Тебе плохо, Писатель. Очень плохо.
Ее рука мягко скользнула вниз по простыне, которой я укрывался, и стала гладить. В самых интимных местах. Тело окатило желанием, затрясло похотью, все естество восстало, но я пытался держаться.
- Стой, Тень. Мы же партнеры, нам нельзя. Мы же не знакомы толком.
- Да, мой хороший, партнеры. Но у меня так долго не было мужчины. Так что уж прости. Надо. Мне надо. Нам надо, обоим. Прости, мой хороший. Надо.
И это Надо было.
Раз пять…

***

Утро выдалось свежим, летом оно всегда свежее. Сквозь темные шторы пробивался нерешительный утренний свет, тихо пели комары под потолком. Хорошо. Обожаю летнее утро. Именно из-за свежести. Тишина, прерываемая гулом поездов на соседней станции, переливы соловьев в ближайшем лесу. И эта свежесть, пахнущая озоном!
Она сидела на краю постели и смотрела на меня, как нашкодивший котенок. Не знаю, как она подобрала ключи, скорее всего я просто опять забыл закрыть дверь. Она сидела, и смотрела на меня.
- Девочка, Вита, как ты сюда попала?
- Вы дверь не закрыли, Андрей Анатольевич.
- Господи, ну что тебе надо от меня, ребенок?
- Я хочу от Вас ребенка.
- Слушай, ты то, больная на голову?
- Нет, я больна по другому. Послушайте, только не перебивайте! У меня рак. Врачи говорят, я проживу год, максимум полтора. Мама и папа уже старенькие, у них не будет других детей. А я через год умру. Они хотят внуков, продолжения семьи. Они согласны, они все понимают. Я влюбилась в Вас по Вашим статьям. Потом увидела Вашу фотографию. Такой человек не может быть плохим. Это не бред сумасшедшей, Андрей. Я все прекрасно понимаю, то, как выгляжу, предлагая Вам все это, и весь идиотизм ситуации. Но я Вас люблю! И я хочу ребенка именно от Вас. Пока жива.
Она упала на колени.
- Андрей, не прогоняйте меня. Пожалуйста! Я исполню все Ваши прихоти, все, что Вы захотите, только не прогоняйте меня!
По щекам Виты текли слезы, темные полосы косметики. Она подползла ко мне, похмельному идиоту в трусах, и начала меня ласкать. Губами, языком, руками. Как рабыня вылизывает своего господина. Тупо сидя на кровати, не врубаясь в происходящее, я не знал, что делать.
Я обнял ее. Потрепал черные волосы, отстранил от себя, посмотрел в ее серые глаза, подернутые нитями красных сосудов. Я смотрел, и смотрел в эти глаза.
Глаза.
Ее глаза.

***

Она томно, со стоном, потянулась, и вскользнула из под одеяла. Я только – только разлепил веки, а в доме уже творилось нечто невообразимое. Обнаженное тело Тени мелькало там и тут, слышался визг из ванной, что-то звякало, звенело на кухне, шумел душ, что-то падало.
Короче, утренняя семейная идиллия в дурдоме.
Тень появилась возле кровати внезапно, как обычно. Осыпав меня мокрыми брызгами, она села напротив и смотрела своими пулеметными стволами зеленых глаз в мои еле проклюнувшиеся очи.
- Вставай, Писатель! – промурлыкала она, гладя меня по щеке.
- М-мм.
- Вставай, похмельем заклейменный! Ты на работу собираешься, или нет?
- М-мм.
Я поежился в постели. В раннее летнее свежее утро, из постели так не хочется вставать! Однако, долг зовет, надо.
- Э-э, Тень, по поводу сегодняшней ночи…
- Остынь, приятель. Дружеский сэкс, ничего более. На наши отношения это не повлияет. Деловые, конечно.
- Да, нет, я не против. А на личные?
До сих пор не проснулся. А зря.
Тень хищно сощурилась, и серьезным охотничьим взглядом посмотрела мне в глаза.
- Не думай, что сегодняшняя ночь помешает мне…..
- Понял, понял, понял. Не грузись, валькирия, это спросонья, пардон муа, ни чего личного. Обычный сарказм журналиста.
Она смотрела на меня, безумно красивая, даже в моем махровом волосатом, бесформенном халате, и оценивала. Прищур ее зеленых глаз завораживал. Опасно завораживал. Меня аж дрожь пробила, как завораживал.
Вдруг, она улыбнулась, и махровой мягкостью прижалась ко мне.
- Нет, Писатель, я тебя точно не убью. Ты правда хороший. И мне с тобой хорошо.
Теплая шерсть халата сползла в небытие, и меня коснулась шелковая женская кожа. У-у, я даже и не возникал. Мне тоже было хорошо.
Очень даже хорошо.
И это было опять.
И опять.
И снова…
Вы думаете – ну вот, очередной похотливый самец. Не-е-ет ребята, это вы зря. Было в ней что-то такое…
Да и попробовали бы вы ей отказать…
Да и не особенно хотелось…

***

Родители Виты встретили меня с настороженным радушием. Людмила Петровна и Сергей Владимирович. Двое пожилых людей, покрытых благородной сединой, смотрели на меня насторожено, но с надеждой. И со стеснением. Ну, правильно, ситуация то нестандартная. Я бы точно не знал, как себя вести. Да я и так не знал.
- Простите, Андрей, сами понимаете, в каком мы положении…
- Людмила Петровна, не надо, я все понимаю.
- Нет, Андрей, нет. Вита у нас единственный, поздний ребенок. Как-то не сложилось.
Они долго молчали, переглядываясь и не зная, что сказать. Два пожилых уже человека, у которых живьем умирала дочь.
- Андрей, мы знаем, как это все выглядит. Но с Витой мы согласны. Нам нужен внук. Или внучка, нам все равно. Только что бы осталась память о Виктории.
- Это тяжело, но мы уже смирились с тем, что она… - Сергей Владимирович смутился. Старый, седой мужик, перед молодым парнем заискивал. Противно. Где-то в душе противно.
Идиотская ситуация.
- Да. – Просто сказал я. – Да, я согласен.

***

- Эй, Писатель, вставай, день на дворе!
Да, этот жизнерадостный голос кого угодно поднимет из мертвых. Я, томно открыв один глаз, посмотрел на будильник. Мать моя женщина! Двенадцати еще нет!
Хмуро щурясь, поднялся с постели. В коридоре глухо хлопнула дверь. Убежала. Ладненько, прогуляемся по квартире. Может, что новое увидим. Постель в зале, как и следовало ожидать, даже не разобрана. Правильно, со мной спала, как тут еще. Точнее, я с ней. На кухне – легкий завтрак, кофейник дымится, записка.
А, вот это интересно!
“Не расслабляйся, к тебе сегодня дочь приезжает.
Уберись в доме, я скоро вернусь.
Твоя Тень”.
Моя Тень.
Прикольно.
Попал ты парень, как кур в ощип. Интересно, как я буду Надюшке объяснять, кто эта тетя и откуда она взялась.
Пипец!
Эдак, приходит сегодня Надюшка, видит новую тетю и спрашивает:
- Папа, это кто?
- А это, детка, тетя Тень. Она убийца, и некоторое время поживет у нас.
Полный пипец.
С абзацем.
Как-то на автомате, угрюмо прибрался в доме. Заправил кровать, навел порядок в спальне, помыл посуду. Растаскал грязное белье по контейнерам. Мусор вынес. Все это время размышлял, что буду говорить дочери. Нет, она у меня умница, мое маленькое чудо, она все поймет, даже если папка приведет в дом новую тетю.
Но про Тень….
Время пробило обед. Пора идти забирать мое чудо от родителей. Тени не было. Как пройдет вся эта встреча, я и понятия не имел.
Ну, делать было нечего, поплелся на остановку, на автобус. Всю дорогу пытался придумать, что скажу дочери.
Мыслей как-то не наблюдалось.
Прошла одна остановка, вторая, десятая. В голове та же самая пустота. Кондуктор в автобусе посмотрела на меня, как на обкуренного, да и, наверное, мое выражение лица того стоило. Наконец, подошла моя остановка. Два квартала от остановка брел, как во сне. Серые эти бетонные коробки выводят меня из себя. Знакомый дом, знакомый двор, подъезд. Восьмой этаж, квартира налево от лифта.
Дверь открыла Людмила Петровна. Насторожено выглянула из-за двери, узнала меня, лучезарно улыбнулась.
- Андрей, как вы рано! Мы вас не ждали, Надюшка еще не собралась. Почти спит.
- П-а-апка! – Донеслось из глубины квартиры, и по линолеуму понесся дробный топот маленьких ножек.
Наденька, Надюшка, милая моя дочурка. Светлое мое пятнышко в моей проклятой грязной жизни!
Маленький лохматый вихрь с налета врезался в меня, опутал паутиной ручек и ножек, покрыл штормом поцелуев и лобзаний, маханием косичек, фенечек и визга.
Да, это моя дочка!
- П-а-ап-ка! А мы домой поедем?
- Конечно, малыш.
- А мороженое купишь?
- Конечно. Собирайся, маленький. – Сказал я своему маленькому чуду, и тут запиликал сотовый.

***

Трель была нестерпимо противной. Я, как обычно, подтягивая трусы, поплелся к входной двери. За дверью снова стояла она. Только уже с вещами.
С двумя здоровыми сумками.
- Привет!
- Привет! Это что?
- Это вещи. В одной сумке тряпки, в другой – лекарства. Мы с родителями подумали, мне пора переселяться к тебе.
- Привыкать?
- Жить. У нас же скоро свадьба…
Ну да, а то я забыл.
Я жестом пригласил ее в дом. Сам поплелся в ванную, приводить себя в порядок. Спустя десять минут вернулся в прихожую, свежий, умытый, похожий на нормального смертного. Сумки стояли там же.
Виты не было.
Я нашел ее в спальне.
Она плакала.
Подсел рядом, погладил по копне черных шелковых волос. Прижал к себе. Она зарылась носом мне в шею и хлюпала носом.
- Ну, что ты, милая, не надо. Я тебя люблю. Правда люблю.

***

Звонил Колян.
Хриплый голос, еще невнятно произносящий слова, спросил.
- Андрюха, ты сегодня в редакцию пойдешь?
- Посмотрим.
- Слышь, брат! Ты там передай Сергеичу, что я заболел. Что-то я сегодня… Плющит меня, короче.
Ага, кто бы мог подумать. Ты бы еще вечером позвонил, придурок.
А у меня – то сегодня – выходной!
Так что, сам с редактором разбирайся.
- Ладно, Колян, позвоню.
Щас!

***

- А что это?
- Это, мой маленький, луна-парк.
- А что это?
- Ну, как тебе объяснить-то?
Я специально вышел на две остановки ближе, чем надо.
В окрестный парк приехали гастролеры, толи чехи, толи поляки, с аттракционами и зверинцем. По парку пройдемся, а за одно подумаю, как представлять Надюшке «тетю Тень».
А ситуация того требовала.
Если Ее Высочество Убийца не соблаговолит исчезнуть куда-нибудь.
К счастью.
Как обычно, в кошельке были только «зеленые». Глупая привычка, в нашем городишке обменник найти – целая проблема. В кармане, правда, оставалась какая-то бумажная русская мелочь, и я выгреб ее. На них мы с Надюшкой пошли кататься.
Ребенок счастливо вопил на каруселях, с удивлением рассматривала тигров и медведей в клетках. Правда, мне этих зверей было жалко. Грязные клетки, печальные морды. Не хотел бы я так жить. Но ребенок радовался, и мне этого вполне хватало.
Карусель заканчивала очередной круг, когда я увидел ее. Обтянутая светло - зеленым коротким платьем, с каре вороного цвета волос, она шла навстречу нам, сверкая белоснежной улыбкой вампира. Красивая, как смертный грех, светлая и свежая, как летнее раннее утро, нам с Надюшкой навстречу шла Тень. Радостная, с двумя полными пакетами в руках, само воплощение женственности.
До боязни аж.
- Как образцовая добропорядочная жена.- Промелькнуло у меня в голове.
Я даже ревновать начал, увидев, какими похотливыми взглядами провожают ее мужики, и какими ревнивыми бабы. Наверное, вид был у меня, как у идиота, когда я смотрел на нее – предельно женственную, до невозможности красивую, воздушную, ласковую. Карусель крутилась, Надька визжала, а я смотрел и смотрел на то, как ко мне приближается Она.
Моя подруга Тень.
Как в замедленном кино, блин!
Может, я по бабам изголодался? За шесть лет немудрено.
Не считая последней ночи, но это – совсем другой разговор.
Надюшка, понятно, ничего не замечала. Мы слезли с карусели и подошли к клеткам. Ребенок с детским восторгом рассматривал какого-то зверя, и пыталась его накормить сухариками из пакетика. Надпись про “Животных не кормить”, само собой, игнорировалась. Мои глаза смотрели, разумеется, на другой объект. Который приближался с пугающей неотвратимостью.
“Мы – тяжелая пехота. – Говорил мне в одном интервью один парень, занимающийся реконструкцией средневековых рыцарей. – Мы идем медленно, но неотвратимо. И когда мы доходим…”
Я тронул дочурку за плече.
- Малыш, я хочу тебя кое с кем познакомить.
- С кем, па-а-пка?
Сверкая зубками, стреляя озорными глазами, Тень налетела на нас, как вихрь. Чмокнула меня в щеку, поставила пакеты, и присела возле Надюшки.
Ребенок нахмурил брови, сделал умное лицо, пристально посмотрел на присевшую рядом тетю.
- Привет, Наденька! – Просто, без предисловий сказала Тень.
- Здравствуйте, тетя. – Она смотрела на Тень с той самой детской серьезностью, которая появляется, когда ребенок встречается с незнакомым человеком. – А откуда ты знаешь, как меня зовут?
- А мы с твоим папой большие друзья. Он про тебя мне все рассказал.
- Ты наша новая мама?
БА – БАМ!
Все-таки дети чувствуют отношения, нет, ауру отношений, психологию отношений, лучше взрослых. Они вообще все лучше понимают и чувствуют. Как, всетаки, иногда хочется вернуться в детство.
Вопрос, похоже, врасплох застал нас обоих. Ее Высочество Убийца потерялась. Я, кстати, тоже. В глазах Тени промелькнуло что-то новое, теплое. Она словно растаяла, как апрельский снег на солнце, стала вдруг беззащитной, мягкой, совсем не такой, какой я ее знал. И из стальной, холодной леди, которая использовала меня в постели, как вещь прошлой ночью, стала простой девушкой лет двадцати пяти, с большими влажными глазами.
Мать моя женщина! Я почти прослезился.
Она смотрела на Наденьку, как на сокровище, которое было потеряно, но вдруг нашлось. Провела своей ладонью по дочкиной щеке и, мне показалось, чуть не расплакалась.
- Нет, солнышко.
- А почему?
Вот тут уже пришла моя очередь выпадать в осадок.
- Ты хорошая. – Мой ребенок расправил хмурые брови и, сменив гнев на милость, улыбнулся. – И красивая.
- Мой папка тоже хороший. – Надька немного подумала. – И тоже красивый.
Похоже, я попал.
Тень расхохоталась, подняла Надьку на руки и закружилась с ней на месте под радостные переливы детского смеха дочурки. Я стоял, как в воду опущенный.
Попал.
Теперь точно попал.
- Тетя, а тебя как зовут?
Тень ехидно посмотрела на меня, подмигнула Надюшке, погладила ее по головке.
- Вика.
- Тетя Вика. – Констатировало мое малолетнее чудовище.
- Нет, просто Вика.
- Нет, тетя Вика! – Капризно протянула Надька. – Ты большая, а я маленькая. По этому ты – тетя.
Бог мой, как все, оказывается, просто! Холостяку на заметку: хочешь узнать имя девушки – приведи ребенка. Ну, теперь я хотя бы знаю, как ее зовут. Значит, Вика, ладненько, запомним.
Женщины есть женщины. Пока я тупо курил у скамейки, мои леди успели сбегать за мороженным, покататься на каруселях, побывать в тире.
Тень, тьфу, Вика, выиграла в тире для Надьки три плюшевых медведя в рост ребенка, кучу всяческой мелочи и еще что-то, после чего тир закрылся.
С чего это, интересно?
Наконец, когда ребенок, облопавшийся мороженным, чипсами и леденцами, уснул прямо на парковой скамейке, в обнимку с медведями, она подошла ко мне и в упор посмотрела в глаза.
Я все еще тупо курил.
- Слушай, Тень… Прости, Вика, как тебе это удается?
- Можешь продолжать называть меня Тень, если это тебе удобно. Ты что имеешь в виду?
- Да, так. Я с ней мучаюсь каждый день, а ты вот так – раз, и все у вас получается. В чем фокус?
- Считай, материнский инстинкт. Женщина женщину поймет всегда. Кстати, никогда не задумывался о возникновении гомосексуализма?
- Оп-па, это что такое?
- Нет, не подумай превратно. Заметь, только мужик точно знает, как доставить мужику удовольствие по полной программе. Ну, и женщина – женщине…
Здрасте- пидерасте!
Все самое тяжелое нести пришлось, конечно, мне. Надюшку на плече, три пакета в руках. Медведей Тень героически взяла на себя. Всех трех, плюшевых. Пройдя половину парка, она, всю дорогу смотря то под ноги, то вверх на небо, вдруг сказала.
- Она у тебя – чудо.
- Я знаю.
- Слушай, а как тебя жена звала?
- Витка? Как ни странно, Андрей Анатольевич. Как правило.
- Почему?
- Не знаю. Может, из-за разницы в возрасте, может еще из-за чего… Витка вообще была…
- Какой? Странной?
- Не знаю. Другой.

***

- …чего ты не знаешь? Того, что у меня рак? Того, что я скоро умру? Или того, что я ношу твоего ребенка? И что, наверное, я никогда его не увижу?
Ее вопли выводили меня из себя. Болезнь и беременность превратили маленькую ангелоподобную девочку в чудовище. Она брызгала слюной, била посуду, да и вообще все, попадающиеся под руку, кидала в меня.
Она во сне ходила под себя.
Я терпел. Знал, это не она, это ее болезнь.
Знал.
В спальне пахло потом, мочой и чем-то еще. Противный запах дерьма, вперемешку с больничным ароматом. Вита надрывалась в ругательствах, лежа на пропитанных мочей простынях кровати, я просто не успевал их стирать, и орала от боли.
На меня орала.
Матом.
Не знаю, наверное, мне было все равно, что она говорит. Я просто сидел и смотрел на матерящегося ребенка, который умирал с моим ребенком в себе. Она умирала, а я просто сидел и смотрел. По тому, что сделать с этим ни чего не мог. И приходилось терпеть все.
И я терпел.
Все.

***

- Эй, Писатель, ты где летаешь?
Где, где…
Тут я, тут.
Мы подходили к нашему дому, этой уродливой бетонной коробке. Дизайнеру этого кошмара надо было оторвать не только руки, но и …
Короче, надо было оторвать.
И засунуть.
Куда, говорить не буду.
Наденька мирно посапывала у меня на плече. Тень загадочно молчала. Впрочем, она всегда молчала загадочно. Или у меня превратное мнение. Тень была, как змея, гладкая, настороженная, всегда напряженная.
И красивая.
Типичный мужской бред про красивых женщин.
Романтик хренов.
Поздоровавшись с бабушками у подъезда, ох, уж мне эти бабушки – сплетницы, пробрались домой. А дома меня ждал сюрприз. В зале стоял разложенный стол со всяческими яствами. Дальше меня не пустили. Тень быстро закрыла дверь, и подтолкнула меня к спальне.
- Еще не время, иди с дочкой пообщайся.
- Для чего не время? А это еще что?
- Это – не твоего писательского ума дело! Иди, Муля, не нервируй меня!
А я что? Я – ничего.
Иду, иду, куда уж нам, смертным.
На улице тотально темнело. Наступал тот самый душный летний вечер, который потом сменяется прекрасной свежестью наступающего утра. Хорошо еще, что кондиционер работает на полную катушку.
Мн-да, долго мы гуляли.
А я-то где был?
Где, где, все там же.
В детской, как дурак, часа три резался с Надюшкой в приставку. В “Марио” играли. Дочка, конечно, мой «ноутбук» признавала, но играть на нем категорически отказывалась. Не смешно, типа, не забавно, не по-детски. Устами младенца…
Наконец, когда “мой” Марио, после долгих прыжков и кульбитов, перешел на девятый уровень, принцессу спасать, дверь в детскую открылась.
- Эй, народ, кушать хотите?
- Па-а-том! – Взвопила Надька, подпрыгивая на диване, наблюдая за тем, как я мочу очередного монстра. – Щас папка принцессу спасет, и кушать!
- Я вот вам дам щас принцессу!
Низкий голос, похожий больше на рык большой кошки, чем на человеческий.
- Я сама принцесса. И если вы не съедите то, что я вам приготовила, спасать придется вас. От меня. Я вас сама съем.
Знаете, я поверил. Честно, поверил.
В зале было темно и уютно. По-семейному уютно. Из музыкального центра тихо лилась кельтикой «Ения». Раскладной стол был покрыт скромненькой, но приличной скатертью, где она ее раскопала? На столе стояли свечи в подсвечниках, аж четыре штуки. Список яств описывать не буду, но имелось белое и красное вино, коньяк, плюс минералка для Надюшки, огромное количество всяких хрустальных чашечек со всякими салатами, гарнирами, закусками. Вот, расскажите мне, как женщины умудрятся, буквально из воздуха, создавать такие шедевры!
Особенно, из моего холодильника.
Особенно, если эти женщины – наемные убийцы.
Тень меня просто поразила. Внешним видом. Где она взяла вечернее платье – понятия не имею. Но выглядела она в нем на миллион долларов. Даже на два. В своем, конечно, стиле. Черное платье без рукавов, с глубоким декольте, в обтяжку, с кружевами по подолу и на плечах. Туфельки на высоком каблуке. Тоже черные.
И я в старых трико с обвисшими коленками.
Блеск!
Пришлось срочно идти переодеваться. Эстетствовать не стал, ограничился цивильными брюками и белой рубашкой. Надька нарядилась в белое, с кружевами, платьице, и еще навесила на себя два белых здоровых банта. Первоклассница, блин!
Весь вечер ребенок болтал с Тенью о Великом и Ужасном Папе, Убийце драконов и Спасителе принцесс, попутно объедаясь плюшками и йогуртом. Великий и Ужасный Победитель драконов все это время, с каким-то тупизмом, заторможено наблюдал за происходящим, потягивая красное вино (белое ненавижу), и пытался осмыслить ситуацию.
Получалось плохо.
Наконец, Надюшка отвалилась на стуле и уснула. Я, бережно, на руках отнес ее в детскую, и уложил в кровать. Тень, я все как-то не мог называть ее Викой, стояла в зале у окна. На столе горели свечи. За окном висело серо – голубое небо. По ее щекам текли слезы. Черные полоски косметики. Подошел, обнял за талию.
Она потерлась щекой об мою, и, не отводя взгляда от окна, прошептала:
- В тот вечер было такое же небо.
- Ты о чем?
- Тот вечер, последний.
Я не понял.
Сначала не понял.
Потом, когда она начала рассказывать, было поздно.
- Знаешь, я выросла в семье офицера. Постоянные переезды, школы, общежития. Тогда мы жили в Чечне. Маленький военный городок. Папа – заместитель командира части, мать – начальник госпиталя. И я, маленький, наивный ребенок, который привык к постоянным переездам. А потом началось. Они кидали головы наших парней через забор, кричали «Аллах акбар». А потом прорвались внутрь. Они резали горло пацанам прямо на моих глазах. Молодым пацанам, которые еще и пороха не успели понюхать. Я помню. Помню, как эта оголтелая толпа прорвалась сквозь КПП и начала убивать. У них есть такие кинжалы, ножи, семейная и мужская гордость. Я взяла автомат. Под ногами лежал мальчишка, чуть старше меня. Автомат был весь в крови. Липкой, теплой. Весь рожок. Я выпустила весь рожок. В упор. В них. А потом подняла другой «калаш». И тоже, весь в них. А потом еще…
- Не надо, не мучай себя.
- Не могу, Андрей, я это все помню. Я это вижу. И забыть не смогу.
- Ты по этому стала…
- Киллером? Не знаю. Тогда погибли мои родители. Они все улыбались, все. Генералы, полковники, майоры… Понимающе, сочувствуя… И ни чего не делали. Спецприемники, распределители, детдома… Я возненавидела этот мир. Этих людей. Всех.
- Ну, успокойся, успокойся!
Она повернулась ко мне. По щекам текли слезы, вперемешку с тушью, черными полосками стекая по ее щекам.
Как у Виты в тот раз.

***

Она сидела, перемазанная тушью и тенями, на обоссаном одеяле. Подол ночной рубахи был испачкан в желтое и багровое. Вита посмотрела на меня своими огромными глазами. С уголка левого глаза скатилась черная слеза.
- Андрей! Брось меня! Зачем я тебе такая? Зачем тебе наш ребенок, он ведь, наверняка, будет больным? Брось меня, брось, брось, брось!!!! Лучше я умру вместе с ним. Ты и так был так добр к нам. Хватит! Я тебя отпускаю. Уходи…

***

- Я не могу так больше! Одна. В пустоте!
- Ты не одна. Ты со мной. И с Надюшкой.
- Андрюшка, Андрюшенька, я же убийца! Я же … Ты знаешь, сколько людей я убила? Ты знаешь, сколько на мне смертей?
- Прорвемся.
Тень прижалась ко мне, безжалостно пачкая текущей косметикой мою белую рубаху, и тихо всхлипывала. Я поднял ее на руки, совсем как Надюшку недавно, и отнес в спальню. Тень зарылась в подушку и затихла, изредка постанывая и вздыхая.
Закурил. Сидел на кровати, и тупо курил.
Ситуация – пипец!
А ведь я ее, похоже, люблю.

***

Она пришла ночью. Тихо, неслышно, проскользнула под одеяло. Прижалась ко мне, затихла. Тепло ее тела обжигала. Уткнувшись носом, Вита долго молчала, сопя и щекоча мне ухо.
- Милый, милый мой. Ты – самое лучшее, что только у меня было в жизни…
Я плакал. Плакал навзрыд, разрывая простынь и стоная, как раненый зверь.

***

Ребенок проснулся, как обычно, первый. Гулко прогрохотав по коридору босыми ножками, Надька бесцеремонно пнула дверь спальни, и своим безапелляционным взглядом осматривала нас с Тенью, кутающихся в одеяло.
- Эй, взрослые, так и будете спать, сони - засони?
Ну, я-то, допустим, и не спал, дремал только. Зато вот Тень сопела во всю прыть, зарывшись носом в мою грудь, и иногда тихо постанывая.
- Надь! Ну погоди ты немного, дай поспать, чего раскричалась! – Прошептал я.
- Тетя Вика обещала мне сегодня сходить покататься на каруселях! Пусть встает! Я хочу на карусели!
Ну что с этим ребенком поделаешь? Если что-то в голову взбрело – все, не отвертишься. Совсем как мать. Ага, оно еще и одеться успело в самый нарядный кружевной сарафан, и теперь стояло в дверном проеме с самым наглым выражением своего детского личика!
- Маленький, ну не видишь, мы спим. Не буди тетю Вику.
- Ага, - пробурчало что-то из-под одеяла, - с ней поспишь. Слушай, Писатель, в кого она у тебя такая?
- В деда. – Сонно ответил я, прижимаясь к манящему теплу ее кожи.
- А-а! – Ехидно и радостно завопила Надька. – Тили-тили-тесто, жених и невеста!
И, с разбегу, только слышался топот ножек по ковру, прыгнула на нашу кровать. Последующее напоминало взрыв глубоководной бомбы. В разные стороны полетели края одеяла, какие-то мелочи быта.
И Надюшкин радостный визг.
Тень сонно вытащила голову из под одеяла и, щурясь, строго сказала.
- Надежда Андреевна! Как Вам не стыдно?
- Никак! Никак! – Вопило мое чудо, прыгая по кровати и радостно визжа.
- Солнышко, ну ведь девяти еще нет! – Слабо попытался урезонить ее я. – Луна-парк открывается только через час.
- Нет, мы поедем сейчас, – вопила эта мелкая гадость, продолжая скакать по кровати, - пойдем с тетей Викой в парк!
- Надька! – Прорычал я как можно строже, прикрываясь остатками одеяла, и стараясь выглядеть значительно.
- Андрей, да успокойся ты. - Промурлыкали у меня под ухом. – Спи, если хочешь, я сама с ней разберусь.
И блаженное тепло женского тела около меня вдруг исчезло.
Блин!
А были такие планы на утро.

***

Прошло несколько недель. Тень старательно вспоминала подробности своей жизни и деятельности, расследование перевалило за сто пятьдесят страниц, Надька вообще была в восторге от нашей «новой мамы». Да и Вика, похоже, тоже наслаждалась этой спокойной, радостной семейной жизнью.
А я даже и не знал, что думать. Покой вернулся. Счастье вернулось. Своеобразное тупое счастливое настроение, когда смотришь на мир с полуулыбкой и просто тупо счастлив. От того, что происходит вокруг тебя. От того, как Вика целует Надюшку, а мой ребенок счастливо обнимает ее за шею. За вечера в нашем доме. На наши с ней ночи.
Я не знаю, что со мной происходило. По утрам, когда мирно сопящая Вика спала в нашей спальной, я сидел в кухне, перед открытым окном. Дышал утренним воздухом, курил, пил кофе с коньяком. Думал, не поверите, но я думал. О разном. Вот только своего состояния своего понять не мог. И не могу до сих пор.
Я не знаю…

***

- Я не знаю, что делать. Она умирает! – Истерично рычал я в телефонную трубку. – Немедленно пришлите машину, или я вас засужу!
- Машина выехала десять минут назад. – С вздохом печально сказала диспетчер. – Ждите.
Она успела родить. Правда из комы так и не вышла. Около недели мы с Людмилой Петровной и Сергеем Владимировичем по очереди дежурили в больнице, ждали положительных результатов. Или хоть каких-нибудь результатов. Но главврач каждый день выходил к нам и, опустив глаза, качал головой. Он все понимал. Да и мы все прекрасно понимали.
Но надежда жила.
И дочку мы так и назвали – Надежда.

***

- О-о, Андрей Анатольевич, так нельзя!
- Что нельзя, кому нельзя?
Я вскочил на кровати, пытаясь разлепить глаза, совершенно не понимая, что происходит.
За окном было утро. Знакомая рука потрепала меня по волосам, и я услышал ее запах. И еще один запах.
Дерьма.
Разлепив, наконец, глаза, я увидел Вику, которая в полупрозрачной ночьнушке сидела на краю кровати, и укоризненно смотрела мне в глаза.
- Ай, ай, такой большой мальчик, а все еще какает в штаны. – Она покачала головой, и погрозила мне пальцем.
Пипец!
Пока я тупо рассматривал свои бывшие белые, ставшие коричневыми, трусы, Тень манерно остановилась в дверях спальни, и лукаво посмотрела на меня.
- Разбирайся с этим сам, я же тебе не жена. Сам нагадил, сам и убирай.
И, послав мне воздушный поцелуй, растворилась в глубине квартиры.
Сучка.
Проклиная всех богов на свете, я начал «разбираться». Вывалил дерьмо в унитаз, принял горячий душ, застирал простынь и трусы. Пока все отмокало, пошел искать Вику.
Она лежала в обнимку с Надюшкой в детской, и тихо сопела. Два моих любимых существа. Как котята. Полюбовавшись на них несколько минут, отправился на кухню. Заварил себе крепкого сладкого кофе, плеснул туда изрядную дозу коньяка, сел перед открытым окном. Там потихоньку вставало осеннее утро. Закурил.

***

Я не плакал тогда, нет.
Сергей Владимирович, и тот пустил слезу.
 А я – нет. Людей у могилы было не много, человек десять. И мы, я, тесть и теща. Может быть, я равнодушный, бесчувственный человек. Может, ее смерть просто вырубила моя чувства, и я не смог.
Просто я не плакал.
И все.

***

- Тебе снилась она?
Ласковая рука потрепала меня за ухом.
- Похороны.
- Слушай, а какая она была?
- Ты уже спрашивала.
- Тогда это было не так. Ну, скажи, какая она была?
А вот теперь я заплакал.
Всерьез.

***

- Слушай, я должна тебе кое в чем сознаться.
Надюшка мирно спала, сидя у меня на шее. Тень задумчиво пинала желтые листья. Мы, по недавней традиции, гуляли вечером по лесопосадке.
Настоящая осень еще не наступила, но оранжевые листья уже покрывали землю, а в пейзаже все более отчетливо проступали желтые и багровые тона. Потихоньку наступал октябрь.
- Ну, рассказывай.
- Ты только пойми правильно. Это, наверное, будет последний рассказ в твое расследование. Потом я уйду.
- Куда?
- Насовсем.
- Зачем?
- Так надо, Андрюш.
Надька чуть не свалилась у меня с плеч.
- Нет, хороший мой, ласковый, ты просто пока не понимаешь. – Она обняла меня, и почесала за ухом. - Так действительно надо. Он меня наверняка найдет.
- Кто он?

***

Вика долго мыкалась после детприемника. Ни одна работа, которую ей предлагали, не нравилась. Пока она не попала в Москву. Сначала – проститутка. Потом, когда сломала сутенеру обе ноги за побои – вообще никто.
Перебивалась случайными заработками. Голодала, спала на вокзалах.
А тут – ОН!
Виталий.
Он обратил на нее внимание, когда она одна отбивалась от десятка бомжей в подворотне у Казанского. Ну, навтыкала она им, конечно, от души. Дочь офицера, она еще с малых ногтей прошла школу рукопашного боя, да и папа, мир его праху, служил не в стройбате. И маленькую Викуленьку, повоевавшие в горячих точках ВВ-шники, с удовольствием обучали разным хитрым приемам. Чтобы мальчишки в школе не обижали.
Посмели бы…
Пара сломанных носов быстро приводила парней в чувство.
А потом пришло одиночество. Валькирию ни кто не хотел любить. Боялись. И девственность потеряла так, случайно, в подворотне с пьяным одноклассником. Который, сука, все потом отрицал наотрез.
Ну, да, она же пария, кто захочет иметь с ней дело. А злость на мир росла. И она занялась единоборствами всерьез, чтобы выместить эту злость.
А потом была Чечня…
И тут появился Виталя.
Вика и Виталя.
Прикольно.
Разогнал остававшихся еще на ногах бомжей, увез Вику с собой. На собственном «БМВ», седьмой серии. Для провинциальной девчонки, да еще сироты, голодной, еще сонной, да после драки, этого хватило. Чтобы уснуть у него на плече прямо в машине. И поверить в свое счастье. Все же девочки, приезжающие в крупные города, верят, что повезет именно им.
Потом рассказывать недолго.
Виталя сразу заявил, что он – киллер, и ему нужен напарник. А лучше – напарница. И Вика со своими навыками и внешностью ему очень даже подойдет.
А двадцатилетняя Вика хотела только одного – отмстить этому миру. За все. За смерть родителей, за унижения, за бедность, за проституцию, за безысходность…
И она согласилась.
Он научил ее всему. Да, в принципе, дочь офицера многое знала и сама. Потом, после первого задания, ее задания, они стали любовниками. Наверное, даже любовь была, она точно еще не понимала. Да и не хотела, если честно.
Зато, была кровь.
Ее.
Мишени.
Его.
Все было вместе.
Они были вместе пять лет.
Полгода назад она сбежала, прихватила все их деньги и все оружие.
Вика устала от крови. Она этому миру уже отомстила.
Только Виталя так не думал.
Он тоже мстил.

***

- Милый, я знаю, что он идет по моему следу. Полгода назад в Москве мы убили одну шишку. Я все забрала себе и убежала. Ты представляешь, сколько это? Баксами, наличкой! Ныкалась по поездам, я всю страну за эти полгода исколесила. Я и твое-то объявление увидела случайно, когда проезжали станцию и принесли свежие газеты.
- Я тебя нашла. И он тебя найдет, понимаешь? А я этого не хочу. Ты, Надюша…Вы слишком много значите для меня. Я хочу, чтобы все закончилось. Дома остались две сумки. В одной деньги, в другой оружие. Если он придет – просто отдай их, он тебя не тронет, я знаю. Он тоже, на свой манер, благороден. Он будет искать меня.
- Прощай, милый!
Вика резко развернулась и ушла через деревья, сквозь лесопосадку.
Даже не обернулась. Я успел только крикнуть ей вслед:
- Ты вернешься?
- Когда все закончиться… Может быть…

***

Холодное прикосновение железа к голове я воспринял, как должное.
- Сумки в зале около балкона.
Прошло уже больше месяца, как Вика ушла. Я дорабатывал свое расследование. Мне объявили грант на эту книгу. Надька простыла, и теперь постоянно жила у бабушки Люды. Лечилась.
Я работал и скучал. В доме стало пусто и тихо. К тому же, был разгар октября. Скоро мой день рождения, а пока – депрессия. Меня осенью всегда накрывает депрессия, не знаю, почему.
И пил я сильно. Очень сильно пил. Все, что попало.
- Так ты тот самый Писатель?
Я не поворачивался.
- А ты тот самый Виталя?
- Она рассказала?
- Почти все. Для этого я ее и нанимал.
- Нанимал?
- Да, она пришла по объявлению.
- Ты что, киллера искал по газете?
- Вот она тоже смеялась.
- Ну, ты придурок…
- Согласен. Но ведь помогло.
Он помолчал. За это время я медленно развернулся на стуле. Глушитель уперся мне в лоб.
- Я безоружен.
- Да знаю я. Где Вика?
- Какая?
- Слышь, не парь мне мозги!
- Если ты про Тень, то не знаю. Она ушла больше месяца назад, как я закончил писать материал. Просила, если придет Виталя, передать ему две сумки. Это все. А ее что, правда, Вика зовут?
- Тень, говоришь? Это в ее стиле. А где она жила?
- Я ей что – пастух? Приходила, когда хотела. Уходила, когда надоест. Задолбала она меня своими появлениями из ниоткуда. Я седеть начал от ее приходов. Ниндзя, блин!
Светловолосый широкоплечий парень в кожаном плаще хмыкнул и убрал пистолет от моего лба.
- Это точно, с ней поседеешь.
Он присел в кресло в углу.
- Ладно, убивать я тебя не буду, ты честный парень, если баксы из сумки до сих пор не потерял. Уважаю, больше месяца ждать, а соблазн-то какой.
- Оно мне надо? Я достаточно получаю, что бы не иметь привычки брать чужие деньги. Кроме того, у меня нет привычки лазить по чужим вещам.
- Таким, как в сумке? Не думаю. Так, где Вика?
- Я же тебе сказал, ушла месяц назад. Дочку расстроила. Куда – хоть убей – не знаю. Сказала на прощание, что хочет все это закончить.
- Завязать?
- Как я понял – да.
- Ну, нет! Этой козе это все даром не пройдет.
Мы молчали минут пять. В это время он сжимал и разжимал кулаки. Постоянно.
- Ее тебе заказали?
- Догадливый какой. Умный. Видно, что лауреат. Куришь?
Я кивнул, и послушно взял протянутую пачку «Жетана», достал сигарету и прикурил.
Вернул пачку обратно.
Виталий положил пистолет на столик возле себя, и спросил.
- Выпить есть?
- Коньяк в холодильнике.
- Слушай, Писатель, сходи, пожалуйста. Но только без глупостей.
- Вы что, в одной школе учились?
- С кем?
- С Тенью. Говорите одно и тоже.
Виталий тихо рассмеялся, покачивая головой из стороны в сторону.
- Можно сказать, что да.
- Ну, и что будем делать?

***

- Короче, писатель, так: сумки пока я оставлю у тебя, у меня бабла своего хватает пока. Вот тебе телефон, нажмешь вот эту кнопку, и я на связи. Она все равно скоро появится. Кстати…
Он посмотрел мне прямо в глаза.
- Вы с ней спали?
Я кивнул. Не умею врать. Натура такая. Он ведь сам, в конце концов, спросил.
- Тогда точно вернется. Эта сучка падкая на хороших людей. А ты – правда, хороший. Нет, точно я тебя убивать не стану, книгу потом напишешь про все это. Будет классно, я знаю. Я твои опусы читал. Ты талант. Как и я.
Он помолчал.
- И она.
- Спасибо. – Выдавил я.

***

Шаги Виталия еще не смолкли на лестнице, как я почувствовал ее запах.
- Вик, не надо, я окончательно поседею.
- Что ты ему рассказал?
- Что чуть больше трех месяцев назад ко мне в квартиру ввалилась хамская дама по имени Тень, дала мне по морде, изнасиловала меня, и продолжала этот процесс очень долгое время, пока я писал свое исследование. Оставила пару сумок для некоего Витали. И пропала, сучка.
- Да слышала, милый, слышала я все это. Ты мой хороший, я у тебя на балконе ночую уже вторую неделю. Ты у меня чудо. А где наш ребенок?
Наш?
Интересное кино.
- Болеет. У бабушки.
- Что такое? – Она чуть не свернула мне шею, схватив за грудки, и истерично тряся.
- Блин, да простыла она! Осень, блин, на дворе! Ангину подхватила, а Людмила Петровна только тому и рада! Лечит со всей бабушкиной любовью!

***

Мы сидели на кухне и пили кофе с коньяком. Постель была уже позади, а осеннее утро слишком впереди. Дышали. Я курил. Вика грызла ногти. В задумчивости, я так понимаю.
- Будем надеется, что он не следит за твоей квартирой. Хотя, нет, он думает, что тебя напугал. Что ты ему сам позвонишь, когда я появлюсь.
- А я ему позвоню?
- А то…
Я смотрел на эту женщину, и просто шизел. С таким спокойствием обсуждать план убийства своего бывшего любовника, да еще при новом, да еще в таких подробностях.

***

- Тень, это я.
- М-м.
- Он здесь.
- Поняла. Буду за тобой следить.
- Я тебя люблю.
- М-м-м.
Гудки.

***

Я позвонил Виталию через три дня.
- Где она?
- Здесь, недалеко от города. Мы договорились встретиться вечером. Ей деньги нужны. Про тебя я ничего не говорил.
- Разумно. Хотя, я и не верю. Встречаемся в девять у тебя. Я за тобой заеду. И смотр и у меня…
Весь день я провел, как на ножах. Как разъяренный тигр, бродил по квартире из угла в угол, и вспоминал Викины инструкции.
Потом, плюнув на предостережения, и залез в сумки возле балкона. В первом толстыми пачками лежали ненавистные зеленые бумажки с портретами всякий американских президентов. Целая сумка толстых пачек этих самых бумажек. Считать не стал, залез во вторую. Там лежали всякие железяки.
Выбрал себе ствол как можно меньшего размера, но с глушителем. Мало ли что? Проверил патроны. Засунул в ширинку джинсов.
Около девяти вечера в дверь раздался звонок. Виталий, в своем неизменном кожаном плаще, жестом пригласил меня последовать за ним.
«БМВ» и правда был хорош. Золотисто-шоколадного цвета, с хищными очертаниями, с широкой резиной. М-да. Тачка, что надо.
- Куда?
- Выезжай, покажу.

***

По-осеннему темнело. Мы остановились возле облезлой остановки, бледно-голубого цвета, и из лесопосадки вышла Тень. Виталий напряженно смотрел на нее из машины, пока Вика поднималась по тропинке, потом вытащил из внутреннего кармана пистолет какой-то странной конструкции, с длинной, как у «Калашникова» обоймой, и приставил мне к голове.
- Будешь вести себя хорошо – будешь жить. Обещаю.
Так я и поверил.
Не знаю, что это был за ствол, но он чуть не скосил Вику первой же очередью. Тень отвечала ему одиночными, перекатываясь по асфальту и вжимаясь в землю. Пару раз Виктор дернулся, она попала. Как я понял, он был в жилете. А вот у Витки…
Витки?
Вики!
Так Вики или Витки?
Жилета не было.
Виктор бил короткими очередями. Тень судорожно пряталась за продырявленную пулями остановку.
- У нее кончились патроны. – Понял я, и полез в ширинку.
- Андрей!- Взвыла Вика из-за остановки.
Виктор, усмехнувшись, оглянувшись на меня, перезарядился, достав длинную обойму из плаща.
- Андрюшенька!!!
Тракс, тракс, тракс, тракс, тракс, тракс, тракс, тракс.
Вы когда-нибудь видели, как падает подрубленная мачта?
Я тупо стоял посередине трассы и щелкал курком, целясь в уже безжизненное тело.
С оторванной головой.
Хорошая пушка. И в руке так приятно лежит. Оставить себе, что ли?
Вика подбежала ко мне, кинулась на шею и зарыдала.
- Милый, спасибо. Мой хороший, единственный, спасибо! Как ты узнал?
- Я просто банально его обманул. Я же журналист. А этой братии доверять не стоит. Мы же все продажные твари. И постоянно пудрим общественности мозги.
- Сволочь, ты еще шутишь?
- Отнюдь. Сколько там было во второй сумке?
Тень отшатнулась, и посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.
- Ты их трогал?
- В смысле – тратил? Зачем? Мне и так хватает. А тут еще ты, богатенькая невеста, да еще с таким приданным!
И я ее поцеловал. Тень смущенно хихикнула, но потом отстранилась от меня и посмотрела прямо в глаза.
- Нет, милый. Я все равно уйду.
- Почему?
- Надо. Когда все будет хорошо, я вернусь. Правда. Прости, Писатель. Поцелуй Надьку от тети Тени.
Тень чмокнула меня в щеку и села в машину Виталия. Взревел мотор, и «бэха» унеслась по трассе куда-то в утренний туман.

***

Не знаю, сколько прошло времени, пока я очухался. Под ногами шуршала трасса, уже виднелся город, а я шел, как зомби, тупо глядя на асфальт. И о чем-то думая. О чем – не знаю, мозг работал сам по себе.
Надо срочно напиться.
Надо.
Возле бензоколонки стояли несколько машин. Подошел к одной из них, нагнулся в окошко.
- Шеф! В Степной отвезешь?
- Сколько? – Зевая, спросил небритый детина.
Тут я понял, что из дома меня вытащили без кошелька.
- Слушай, брат, сколько хочешь, но деньги дома. Заплачу, как приедем.
- Не пойдет.
- Подожди. Меня тут кинули на дороге. Без денег, без документов. Хочешь, пойдешь до квартиры со мной? Гадом буду, деньги есть, но они дома.
- Кинули? Бывает. – Ухмыльнулся таксист. – Залезай. Что в залог оставишь?
Я машинально похлопал себя по карманам. В заднем кармане джинсов что-то подозрительно бугрилось.
Достал.
Пачка «баксов».
Толстая.
Таксист присвистнул.
- Меня бы так кидали почаще!
Ну и как мне ЕЕ назвать после этого?
СВОЛОЧЬ!
 
***

Как-то незаметно прошла зима. Мое расследование прошло «на ура», мне опять присудили какую-то премию. Дали какие-то деньги. Книжку напечатали. Мне была все равно.
Романтик хренов.
Хранил память о Ней.
О моей Тени.
Надька активно собиралась в школу, учила алфавит и таблицу умножения. Про тетю Вику вспоминала постоянно. Спрашивала. Каждый день.
- Она в командировке, солнышко.
- А что это такое?
- Это когда надо уехать.
- А она вернется, папка?
- Конечно, малыш.
Я был, как во сне. Забросил писательство, пил коньяк, целыми днями валялся на кровати пьяный, как истинный спившийся интеллигент. Или смотрел телевизор, тупо уткнувшись в экран.
Деградировал, одним словом. И самое смешное, что сам это понимал. И меня это не заботило.
Ни капельки.

***

Вита смотрела на меня своими бездонными глазами. Кругом суетились врачи, что-то друг другу кричали. Я не слышал ничего. Только ее.
- Спасибо, милый.
- Киса, за что?
- За все. Спасибо, Андрей. Прощай. Я отпускаю тебя.
Она в первый раз назвала меня на ты.
И в последний.

***

Замок опять не хотел открываться.
Я поставил пакеты из магазина на пол в тамбуре, и, чертыхаясь, принялся ковыряться в скважине. Наконец, дверь открылась. Я ввалился в прихожую, свалил пакеты у входа, ногой закрыл дверь и отчаянно заматерился.
Блин, как же меня все это достало!
Рассовав продукты в холодильник, с бутылкой коньяка в руке, завалился на кровать в спальне. Захотелось курить.
За окном густо темнела весенняя ночь.
Уже на кухне, куря одну сигарету за другой, прикончил бутылку. Голову повело вверх и налево. Шатаясь, пробрел снова к кровати, бухнулся на нее.
И вырубился.

***

Звонок надрывался так, что встал бы и мертвый. Интересно, сколько они звонили? После вчерашнего, поднять меня мог только конец света. И то, еще можно поспорить, поднял бы или нет.
Если я сплю, то я сплю.
Без комментариев.
Приоткрыл глаза. Видимо, день. Нет, скорее, утро, часов десять, судя по теням от штор. Это какую же суку принесло к честному писателю в столь ранний час, да еще после получки?
Как был, в трусах, поплелся в прихожую, попутно в зеркале определив, что сейчас перед пришедшим предстанет кошмар в чистом виде. Хотя, у зеркала задержался, попытавшись расческой привести патлы в относительный порядок.
Бесполезно.
Звонок рвал глотку. Подойдя к двери, понял, что стою в трусах, лохматый и с похмельной рожей. И, значит, представляю из себя весьма печальное зрелище.
Так вам и надо, сволочи!
Звонок все надрывался, словно кто-то пытался мне его сжечь. Ну, если это тинейджеры балуются, я им сейчас дам перца.
Замок долго сопротивлялся, но победа была за мной. Щурясь от дневного света, выглядя, как бомж, я открыл дверь.
За дверью стояла она. Темненькая, с прической – каре. Блестящие глазенки. Ничего так, хорошенькая.
- Здравствуйте, Андрей Анатольевич. Меня зовут Вита Назарова. Я буду вашей женой.
Пипец.

***

- Андрей!
- М-м-м.
- Андрей Анатольевич!
- М-м-м-м-м.
- АНДРЕЙ АНАТОЛЬЕВИЧ!
- М-м-м-м-м-м-м-м!
Приоткрыл один глаз. Очертания комнаты плыли влево вверх, и голова от этого кружилась еще сильнее. Чтобы привести себя в чувство, легонько потряс ею из стороны в сторону. Голова тут же ответила злорадным гудением, подкатила тошнота, но через полсекунды все пришло в норму.
Дежавю, однако.
- Еще полчаса и ты опоздаешь на работу!
Ну, встаю, встаю уже! Правда, встаю.
- Киса, ну не тереби меня, пожалуйста!
Со стороны коридора донесся до боли знакомый дробный топот маленьких ножек. Не открывая глаз, приготовился к удару. Который тут же и последовал. По мне прыгали, скакали, кувыркались и, вообще, устраивали конец света в заранее заданном районе моей любимой кровати.
- Па-а-а-апка! Вставай!
- Виктория Сергеевна! Уберите с меня, пожалуйста, это чудовище!
- Ма-а-ам! А что он ругается!
- Писатель, пристрелю…
- Дорогая, тебе нельзя волноваться…
22.07.2006.
Оренбург.