Мой Я

Дерево не умирает, когда его срубают.
Если корни его глубоко, вскоре оно распустится.

Лекарь, пришедший меня осмотреть, обнаружил, что под сердцем я ношу камень. Это тяжелое заболевание неизлечимо, сказал он мне и, предписав глубокий покой, удалился. Я вышел в сад, с неба, потоками, лился яркий свет, природа была на сносях. В перламутровой дымке, окутавшей землю, колыхалось скорая жизнь, осязавшаяся повсюду струями сверкающих флюидов. Дни незаметно летели и вот, однажды, когда земля была под паром от теплого майского дождя, ко мне в сад забрел зеленоглазый олень. Я загнал его в озеро и схватил за рога, но тут я услышал чей-то голос, окликнувший меня. «Мойя! Мойя! Не тронь моего оленя». На берегу стоял человек, одетый в желтое. «Это Жизнь, Мойя, не тронь ее». «Кто ты, там на берегу?» «Я – бедный монах». «Откуда ты знаешь, что меня зовут Мойя?» «Ты же откликнулся, значит, это твое имя». «Да, но так меня называет лекарь». «Мойя, он – злой мудрец. Не слушай его больше. Выйди из воды, и иди ко мне». Отпустив оленя, я вышел. По изгибистому берегу росли синие ирисы. Мне на лицо села бабочка, порхавшая между цветами. Скажи, Сердобольный, этот камень под моим сердцем, он вправду так тяжел? Да, Мойя, он как мир весь, столь же велик. Но есть лекарство, называемое «Калакута». Знай и другое, каждое лекарство есть Яд. Бабочка взлетела, махая своими крылами, человек в желтом стал радугой в небесах, оставив меня одного среди синих ирисов.
Милый ангел с белыми крыльями, обними меня поскорее, шептались деревья в саду со мной, а я их не слушал, собираясь идти на базар. На улицах города гулял народ, отмечая праздник весны, наряженный в разноцветные чалмы и сари пестрых красок. Чайные розы окутывали нежным ароматом, навевая воспоминания о загадочных снах, снившихся накануне. Рынок гудел и двигался среди торговых рядов. Специи со всего мира, благовония, масла, и каждый расхваливал свой товар на всякий лад. Имбирь, перец, мускус, шамбала, лаванда, белая амбра, жасмин, шафран. Запахи сплетались в букет, поднимаясь над головами прохожих. Далее велась торговля тканями: бархат, шелк, парча. Я проходил мимо виноторговцев, мясников. Все улыбались мне, здоровались, звали к себе, предлагали попробовать и примерить. Но я шел дальше, не обращая на них внимание. В конце базара, под резными арабскими куполами прилегавшей мечети, задумчиво, на цветастом персидском ковре сидел Заклинатель. Салам Алейкум, поздоровался я. Заклинатель собрал свои длинные волосы в пучок на голове и, отряхнувшись, встал с ковра. «Тише, Мойя, ты вспугнешь моих змей», - ответил он. «Я пришел к тебе за лекарством». «Какое же ты лекарство хочешь». «То, что растворит камень, «Шиладжит». «Даже боги страшатся его, а ты, Мойя, хочешь получить это лекарство?» «Да, Заклинатель». «Хорошо, Мойя, жди меня сегодня возле городских ворот, а сейчас я должен совершить дневной намаз». Мимо нас прошла процессия танцоров, играющая сцены из жизни Кришны.
Выйдя из мечети, я отправился к городским воротам, проталкиваясь через маленькие улицы, оживленно наполненные людьми. Все горячо спрашивали о чем-то друг друга, спорили, столпотворение вынесло меня на площадь. Там, на вершине старого минарета стояли три ангела. У каждого из них на шею была накинута зеленая петля. Маленькая девочка рядом со мной пела песню о том, что в конце нас всех неизбежно ждет счастье, когда неожиданно я увидел, как три фигуры сорвались сверху. И устремились вниз. Толпа взорвалась ликованием. Музыка ситаров и крутящиеся дервиши, все пришло в движение подобно огромному колесу, беспрерывно вращающемуся с незапамятных времен.
За городскими стенами царил полумрак. Женщины, приходящие на вечернее омовение к тихо струящейся Ганге, зажигали маленькие фонари и пускали их на воду. Еле слышавшийся шепот молитв доносился откуда-то издалека. По реке медленно сходил густой туман, скрывающий древние созвездия. Заклинатель ждал меня возле лодки, причаленной к берегу. Я молча подошел и сел в нее. Мы поплыли, плавно разрезая водную гладь длинными мерцающими волнами. Наконец, впереди туман раздвинулся, открыв вершины далеких горных кряжей, освещаемые лучезарным свечением Млечного Пути. На другом берегу находился монастырь, вырубленный в скалах. К нему вели каменные ступени. На стенах пещер были изображены Бодхисаттвы со сложенными на груди руками, Тантрические Божества в порыве экстаза, гневные Дакини, Будды с предвечными улыбками. В глубине храма распевались мантры под оглушительный звон цимбал и рев длинных роговых труб.
Мы двигались дальше. Под ногами хрустела замерзшая трава, покрытая инеем. Маленькие квадратные домики, выбеленные глиной, касались неба и густого покрова клубившихся облаков. Они сплетались в узоры подобно седым змеям золотоокого Шивы. Заклинатель шел уверенной поступью верных ему дорог. Острые камни резали мои ступни, но каждый Его шаг был подобен удару молнии, сотрясающему твердые горные породы. Дорога петляла, то опускаясь, то поднимаясь вверх, пока на высоте ширококрылого орла не оборвалась провалом, терявшемся глубоко в ущелье. Дна не было видно, только молочная дымка над пропастью. Через беловодье потока мы переправились на утренней лодке растущего месяца. Я увидел жемчужные лотосы, в каждом их которых восседал Маха Риши, вращающий в своих руках семь драгоценностей. Сонмы мудрецов, сияющих как звезды, устремлялись со всех сторон к магическому центру. Горизонт разорвался, теряя свои яркие краски, обнажив Первоначаное - Лазуритовую Гору, затмевавшую и одурманивающую пространство. Гора шипела, из ее основания поднимался темный змей, шипение которого словно огненным кольцом сковывало в трепете всех этих старцев, вселяя в них благоговейный ужас. Но со мной был Заклинатель, и я не боялся. Он заворожил змея своей правой рукой, и тот, укрощенный, пал перед ним, свернувшись своими смертельными кольцами. «Мойя», - сказал Заклинатель: «Взойди на Гору, там, на ее вершине, средь вечных снегов, ты найдешь свое лекарство».
Сильный ветер трепал волосы и слепил глаза. Невыносимая тяжесть давила на сердце. Среди одиноко растущих кустов можжевельника вился мой путь к вершине Черной Горы. Холодные ледники хранили отпечатки следов тех, кто поднимался этой дорогой, а также и тех, кто не дошел до конца, но все эти следы были моими следами. Там, на Горе, я понял, выбора нет. По бесконечной дороге рождений и смерти я уверенно иду к самому себе. Я – одинокое облако, легко плывущее мимо горных вершин, роняющее на землю такие разные и непохожие тени. Я - горный ручей, журчащий свои песни, ниспадающий длинными потоками и сливающийся в полноводных реках. Я – вода, орошающая заливные луга, питающая побеги риса и сочные фруктовые сады, сладкие плоды которых, наливаясь, дают нежный румянец на щеках возлюбленных. Белый, безмятежно пасущийся бык, и человек с синим горлом, открывшиеся там, на самом верху, моему взору. Мне нечего было искать и просить, так как я получил, что искал. Он растворился в лучах восходящего солнца, становясь со мной одним целым. Новое утреннее небо постепенно одевалось в золотой наряд.
С тыквой в руках я шел на рынок, опираясь на посох. Я возвращался домой. На рынке по-прежнему гудела жизнь, все улыбались мне, и я улыбался им. Они звали, и я приходил. С голой грудью и босиком, вымазанный грязью, и весь в золе. Как широко я улыбался. Ибо стоило мне прикоснуться к высохшим деревьям, как… Смотри!.. Сухие деревья пышно расцветали.

Проснись, проснись, Не Дремлющий.
Пробудись, Пробужденный.