Шел пятый день...

Женька выл, мычал, беспрестанно курил, остервенело мял пустые сигаретные пачки и грозился начать бить посуду, видимо, воображая меня тираном-мужем, а себя – стареющей и сексуально неудовлетворенной истеричкой-женой. Какие только фортели он не выкидывал, соблазняя меня пригласить то девиц, то товарищей, то и тех и других. Но я держался стойко, не поддаваясь на его хитрости, и был неприступен аки девственница-весталка. Я даже не чуял, а совершенно точно знал, чем все это обернется, и… я хотел этого до дрожи, до электрического покалывания в пальцах, до изнуряюще-сладкой боли в спинном мозгу. О боги, как же я хотел нажраться…
Шел пятый день завязки.
Из маленького запотевшего зеркала в ванной на меня скалился подозрительно чистый и выбритый молодой человек с удручающе здоровым цветом лица. В его пристальном и влажном от подступающих слез взгляде сквозило отчаянье. «Что характерно, у меня даже перестали трястись руки. Amazing here», - усмехнулся я.

- Митя, ты охренел?! – от ужаса Женька выпустил из лап трубку кальяна.
- Поди к черту, сам просил набрать фильмов.
- Этих?!
«Кажется, он меня сейчас порешит», - меланхолично подумал я, но тут же принялся вдохновенно вещать:
- Мы же интеллигентные люди. Вон, кофей попиваем, который у тебя, кстати сказать, преотвратно получается, кальян покуриваем, да не со шмалью какой, а прекрасным вишневым табачком. Вот тебе и фильмы под стать, - я вдумчиво сделал тяжку и добавил умное слово, - концептуальные.
Евгений вздрогнул и воззрился на меня как на законченного шизофреника.
- Концептуальные? «Рожденная революцией», серии один тире четыре?
- Это мои любимые, - я определенно нарывался если не на скандал, так на вызов неотложки.
Женька возмущенно запыхтел и утих, давая мне возможность спокойно покурить, оглядеться и несказанно изумиться: мой неуравновешенный сосед все ж таки снизошел до уборки комнаты. Надо полагать, готовился к грядущему приему, весьма и весьма для этих стен необычному.
- А что же… - видимо, успокоившись, протянул Евгений, на губах которого уже играла загадочная улыбка. Его глаза, отчего-то повлажневшие и затуманившиеся, наводили на мысли о том, что он намерен позвать меня к сеновалу и изощренно ублажать до утра. Я поежился. – А?.. – не унимался Женька.
- Э… нет! – как можно более твердо ответил я. – Совесть поимей, еще и месяца не прошло! – Матвей Великолепный являл собой смесь негодования, презрения и непоколебимости.
- Да я ж не для себя – перед ребятами неудобно!
- Евгений, вы, право слово, забываетесь. Мы ВСЕ бросили.
Женька забарабанил кривыми пальцами по голой коленке, покрутил головой, тяжко вздохнул и выдал:
- Я просто… чувствую себя глупо.
«Да уж, не без этого», - подумалось мне, но вслух я затараторил что-то о здоровом образе жизни, статистических сводках, клетках головного мозга и печени, а так же о том, что беззаботная юность кончилась, притом давно, и пора бы уже стать на путь истинный. Однако мой куцый умишко и впрямь не допускал мысли, будто на Руси-матушке существование без ЭТОГО вообще возможно. Вот, к примеру, на рыбалке. Поставил удочки, шурум-бурум, клюет, костерок к вечеру… и попиваем чаек из термоса?! Или, скажем, банальный выезд на природу… или в кабак какой… или в кино повел девушку, естественно, на сопливо-романтический фильмец… А если, по случайности какой, занесут тебя черти в храм Мельпомены, вроде как для просвещения? Не идет как-то высокое искусство без ста граммов… лысеющие старухи в проеденных молью париках, путающие, не по незнанию, а в связи со склерозом, слова и поганящие роль картинным заламыванием дряхлых рук, - поди прими на трезвую голову за прекрасную юную графиню! Не то чтобы я страдал от отсутствия абстрактного мышления, однако ж поневоле задумаешься… а думать я чертовски не люблю, считая дар миропонимания проклятьем рода человеческого. Зато под ЭТО ДЕЛО… ммм… и прослезиться не грех, глядючи на юную вдовушку на сцене, явственно страдающую радикулитом.
Сии печальные думы прервал робкий звонок в дверь, и Женька, не озаботившись даже тем, чтобы натянуть джинсы, своей фирменной походкой типа «угадай, я гопник или неврастеник?» поплелся открывать. Я чувствительно пожалел о том, что за дверью оказались наши партийные товарищи, а не девицы в платках, торгующие книгами религиозного содержания – увидев Женечку в, простите за скабрезную подробность, трусах, они бы в момент переосмыслили все свое существование и бросили эту затею, устроились бы секретарями и до телесной кончины поклонялись бы только покровителю сети продаж. Ибо больше, судя по тому, что природа сделала с Евгением, некому.
- Здорова, Мать, - со странной интонацией буркнул один из вошедших, мой старый приятель Витька.
На «Мать» я никогда не обижался. С детства считал себя мозгом любого предприятия, самым умным и одаренным, самым заботливым и добрым, правильным и пример заблудшим овцам подающим, - короче, матерью, даже Матерью всех тех упырей, в сношениях с которыми был замечен. Женька, как видно, сразу сообразил, что да как, и кликал меня только Митькой. Но я вообще парень спокойный. Хоть горшком назови.
Второй товарищ, Вадик, с треугольной рожицей и взъерошенными волосами, которые, как мне всегда казалось, растут у него из одной точки, а именно из центра макушки, лишь печально кивнул и застрял в прихожей.
- Чего невеселы, соколики? – изобразил я идиотическую жизнерадостность, в который раз ощущая, что быть клоуном – мое призвание. Честное слово, я дурак от Бога.
Вадик продолжал торчать в прихожей, аки соляной столп, а на его личике появилась такая гримаса, будто он испытывает острейший приступ экзистенциальной неуверенности. Витька же, помявшись, принялся извлекать что-то из пестрого пакета с изображением девицы и пошлых цветочков, коий красовался в его руках. Копался он нарочито долго, но вдруг с хмурой решимостью достал… я зажмурил глаза, чтоб не видеть, что он, собственно, достал. Судя по гнетущей атмосфере, это могла быть гадюка или адская машина. Но насколько я знаю Витьку, это могло быть и ТО САМОЕ. Спустя пару секунд, не услышав ни крика ужаса, ни победного возгласа Женьки, я таки решился впустить в свое сознание грубую реальность. Но постепенно. Вытянув руки перед собой, я медленно и с достоинством пошагал вперед, будто приговоренный к смерти на судне по доске. Кажется, я слышал даже шум океана за бортом. Возможно, сей звук издавали дыхательные органы Евгения. За что люблю Женьку, так это за то, что сам факт его существования не позволяет моей бурной фантазии кануть в небытие, но, напротив, обогащает ее и развивает. Еще годик с ним в одной квартире, и я стану детским писателем. Или шизофреником. Однако пока что затруднений я не испытывал – мои вдохновенные отказные были притчей во языцех всего отдела.
Изо всех сил стараясь потерять ориентацию в пространстве, с закрытыми глазами и вытянутыми руками, я шел навстречу неизведанному, неприглядной, но неотвратимой и интригующей истине, фальшиво насвистывая тему из «Секретных материалов». Увы, долго и со вкусом, так, чтоб у зрителей сердце замерло и кровь оледенела, в нашей крохотной квартирке не поюродствуешь – до Витьки я добрел за пять шагов. Тот, пробормотав: «Мужайся, Мать», сунул мне в руки НЕЧТО…

Это был дурдом в восточном стиле с оригинальным и рискованным видом терапии. Мы сидели полукругом, степенно покуривая кальян, к вишневому табаку какой-то умник (чего уж скрывать, оживший Вадик со своими бесконечными конструктивными предложениями докопался) примешал обычный из распотрошенной сигареты. На экране, бередя душу и будоража воспоминания о детстве, когда каждый хотел стать пусть не космонавтом, так хоть милиционером, сменялись черно-белые кадры, дополняемые тревожной музыкой и рассудительными речами. Женька грозил анафемой слишком маленькой и неудобной кружке кофе, интенсивно подстегивая тараканов в моей голове – те уже рисовали мне готические соборы, где, укутавшись в черное, восседали на скамьях аккуратные фарфоровые чашечки (дворяне, наверное), а пастор-кофейник, воинственно помахивая ситечком, предлагал всем взяться за ложечки и выступить против создания кофеварок. А вот на принесенное шуткарем Витькой печенье никто не покушался, видимо, подсознательно страшась последствий употребления столь перепугавшего хозяев продукта.
- Ну что, товарищи, не посрамим нашу честь? Поборем пьянство?
- Так уж неделя, как побороли – с ТОГО раза я в округе ни одной баклахи 2,5 не видел, - поделился Женька ценными наблюдениями.
- Вот и отлично, - подытожил Вадик и принялся сосредоточенно рыться в карманах.
Все с подозрением глянули на Вадима, самого агрессивного и упертого фаната алкоголя среди собравшихся.
- Чего уставились, изверги? Раз от печенья нос воротите, пойду еще чего-нибудь к кофе куплю. Уж больно он у вас мерзкий, - Вадик явно польстил талантам Евгения в области приготовления безалкогольных напитков.
Мы проводили его задумчивыми взглядами и расслабленно закурили в ожидании коньяка.

Кофеем баловались до утра.