Forgive me for what I am

Does his makeup in his room
douse himself with cheap perfume
eyeholes in a paper bag
greatest lay I ever had
kind of guy who mates for life
gotta help him find a wife
we're a couple, when our bodies double.
B.M.

- Что-то случилось? – он достает зажигалку и сигареты.
- Нет. – Йонне со скучающим видом обводит глазами кухню: пустые бутылки, бутылки, пепельница, чайник, и снова бутылки.
- Хочешь чего-нибудь?
- А у тебя есть мороженое? – не меняя выражения лица.
Ларри поперхнулся:
- Нет.
- Ну тогда ничего не хочу. – он наматывает на палец выкрашенную в черный цвет прядь, распускает и снова наматывает..
В момент, когда Ларри поднимается, чтобы налить кофе, он резко хватает его за рубашку и тянет вниз, чтобы тот сел.
- Смотри! – задирает свою сверкающую блестками чудесно гламурную кофточку и показывает, что теперь у него есть.
Свежий кровоподтек, контрастно яркий на его бледной коже. Под левым соском.
Ларри изображает удивление, недоумение, неодобрение и сочувствие. Он усмехается и закуривает. Даже не глядя на Йонне, он знает, как он сейчас нервно облизывается и касается длинными пальцами воспаленной кожи. Удовлетворенно улыбается и закрывает глаза.
Ларри смотрит на его подрагивающие ресницы и выпускает дым ему в лицо.
- Да. – Йонне открывает глаза и поправляет одежду.
- Курить будешь? – кивая на лежащую перед ними пачку.
Покалеченная детка морщится, но берет уже зажженную сигарету из его пальцев. Проведя кончиком языка по желтой полосе фильтра, он вздыхает, тушит сигарету о мутное дно пепельницы и произносит:
- Поцелуй меня, пожалуйста?
- Успокойся, Йонне..- Ларри встал из-за стола, - ну, что сидишь, пойдем?

- Ты злой и нехороший, - говорил, распутывая зацепившиеся в пайетках воротника волосы. – И не говори, что это неправда, - ткань с шелестом опустилась на пол.
- Я и не говорю. – он лег на диван, закинув ногу на низкую спинку и включил телевизор.
Йонне присел рядом, на краешек и принялся расстегивать его рубашку. Расстегнув, он распахнул ее, обнажая грудь Ларри и забрался на диван, устраиваясь у него между ног, прижимаясь к его животу, чувствуя тепло его кожи каждым миллиметром своей собственной.
- Я буду спать.. – пробормотал, давая сигнал к тому, что надо выключить телевизор.
Ларри щелкает пультом и выпускает его из рук, слушая, как он со стуком падает, ударяясь о паркет.
Йонне хмурится и тут же расслабляется, чувствуя поглаживающие спину руки, ощущая, как спокойствие и сила, струящиеся с кончиков пальцев, занимают свое место внутри него. Он обнимает разведенные бедра и шепчет:
- Мне хорошо так, - шепчешь ты.

Ты засыпаешь.

И когда я возвращаюсь, вы еще лежите, вот так, плавно перетекая друг в друга. Сливаясь в единое. Ты спишь, приоткрыв рот. Как всегда.
А я стою в дверном проеме до тех пор, пока Ларри не чувствует моего присутствия и не открывает глаза. Наконец, он фокусирует на мне взгляд и я вижу в нем укор. Собственно, другого я не ожидал. Мне смешно. Подходя к дивану, я показываю на свою грудь, потом на тебя и вопросительно гляжу на него. Он кивает, а потом начинает качать головой. Осуждает. Ругает. И закатывает глаза, когда я, засучив рукава, показываю оставленные твоими пальцами синяки. Когда я, отвернув ворот блузы, показываю оставленный тобой укус.
Потом я наклоняюсь и целую твои волосы, а ты еще крепче стискиваешь его во сне…
Когда ему удается вылезти из-под тебя, придерживаемого моими руками, я опускаю тебя на диван и накрываю черным, в красную клетку пледом. Его край с тонкими кисточками касается пола. А твои ресницы отбрасывают тень на ткань подушки.
Но он зовет меня за собой и мы идем на кухню.
Ты знаешь, он такой красивый сейчас, когда стоит возле окна и смотрит сквозь собственное отражение в пустоту. И он позволяет мне взять его прикуренную сигарету, позволяет положить руки ему на талию. Но когда я тянусь к нему за поцелуем, он отворачивается.
Да, это ты, какой бы равнодушный, усталый, брезгливый вид ни принимал, все равно любишь, когда я тебя целую. Но сейчас ты лежишь в гостиной, а на твоих висках слезы оставляют прозрачно влажные дорожки и блестят в волосах.
А Ларри стоит передо мной. И то, что он не хочет целоваться, вовсе не значит, что он не хочет ВООБЩЕ ничего.
Поэтому я опускаюсь перед ним на колени.