Ограбление по-французски

Эту удивительную историю рассказал мне мой дядя. Почему удивительную? Да потому что, прочтя ее, вы скажете: «Так не бывает!»… Я бы и сам не поверил, но дядя всегда рассказывал только правдивые истории…

Как-то, летом, я бесцельно гулял по городу, высматривая, что где плохо лежит, и невольно вздрогнул, когда на плечо мне уронили чью-то большую мохнатую руку: «Братан! Здорово! Не узнал? Тыщу лет богатым буду! Это ж я, - Генок!»
А-а… да, да… Генок… Мы с ним лет двадцать назад в одной камере пятнадцать суток сидели. Потащил меня в ресторан, мол, пойдем, пойдем, - угощаю! Ну, что ж, - от угощения грех отказываться, - пойдем.
Тогда он мне и рассказал все, что до сих пор помню, а чего не помню, - того может, и вспоминать не нужно.
По профессии он вор. Домушник. Гастролировал в разных городах нашей необъятной, но в своем городе никогда не светился. Принципиальный был. А время тогда настало самое «золотое» для их профессии – застойное, - деньги у людей были, но все в «носок» прятали… Рыжье , валюту, камешки… все, что по блату доставали, - дома хранили,… а где ж еще?
Никогда, говорит, в своей местности не работал, а тут соблазнили меня, - наколку дали, мол, хата богатая, дверь простая, - раз плюнуть… И точно, - дверь хлипкая попалась, что и плевать не пришлось. Захожу, - кругом чистота такая, что перед хозяевами аж неудобно стало - в обуви-то ходить… разулся, дверь прикрыл. Прошелся по комнатам, - спальня, зал, да коридор с кухней, - вот и все комнаты. Мебель не броская, телевизор черно-белый, две кроватки детские. В холодильник заглянул, - полпакета молока и кочерыжка. В хлебнице пусто. Сел за стол рядом, закурил, да так и задумался.
Слышу ключом в двери кто-то шивыряет… Заходит баба молодая, на лицо приятная, глазенки-то на меня вытаращила и тихо так, изумленно спрашивает: «А вы кто?» «А ты, - говорю, кто?» «Я, - говорит, живу здесь…» «И как же ты живешь-то?» «А что?» «Да то! В холодильнике пусто!… даже хлеба нет!» «Ну, мол, - вот так и живу…» «А что, я смотрю, у тебя и дети есть?» «Да, мальчишке четыре года, и девочка только в школу пошла…» «А мужик где?» «Нету, - выгнала, пьяницу…» «А вы здесь зачем?» «Да вот, обокрасть вас пришел, сказали, - квартира богатая, а я смотрю, - тебе самой помогать надо!... Работаешь-то кем?» «Медсестрой в поликлинике…»
Да, думаю, - дела. Между тем в подъезде возня, менты вваливаются, с ними соседка в меня пальцем тычет. Ну, смекиваю, чего они мне предъявить могут? Проникновение токма… ниче же не украдено… А баба-то и говорит: «Вас кто звал-то? Я хозяйка, а это – любовник мой!» Такого даже я не ожидал! Но все равно забрали, чтоб в отделении окончательно разобраться. И любовница моя новая – тоже со мной… а ведь даже как звать меня не знает.
Часа через полтора выходим на крыльцо. Я закурил. Постояли, помолчали. «Ну, - говорит, - пока!» «Пока», - говорю…
Вечером все матери рассказал. Она ушла в комнату, вернулась с листком в руке: «На, вот тебе, Гена, список, пойдешь завтра на рынок, и все по этому списку купишь… и цветы не забудь». «А цветы-то зачем?» «Слушайся маму, Гена, - надо!»
Другого транспорта я тогда не знал, - только на такси и мотался… А что, - дашь ему четвертак, - так он с тобой целый день и ездит! В общем, обкатали мы тогда весь город, но все что велено было нашли: и продуктов на неделю от души и фруктов разных. Заносили с таксистом в двух руках, да два раза подниматься пришлось. Отпустил его, и дверь открыл тем же способом. А соседка бдит, как я дверь открывать буду… но да я приметил, и собой загородил.
Тут вскоре и хозяйка с детями вернулась. Дети визжат, - виноград увидали, а она охает. «Не бухти, - говорю, - помоги лучше разложить что куда, да бутылочку, за знакомство!»
«Ну, детей-то видел?», - мать спрашивает. «Видел», - говорю. «И какого роста?» Я показал от пола: «Вот такого… и такого…» «Эх, Гена, Гена… ладно, - вот тебе еще одна бумага, - поедешь детям одежку купишь все как написала». Я тогда смекнул, конечно, куда мать-то клонит, но противиться не стал… мне девка и самому приглянулась…
Так и пошло время, побежало. Зачастил я в гости к своей хозяюшке, детишки ко мне льнут, пацан папой стал звать. Но на ночь я не оставался. И сам об этом молчу, и она речи не заводит. Сидим как-то на кухне, я и говорю: «Мамка совсем меня заругала…» Галька в слезы, - ее Галькой звать: «Так я и знала, говорит, наверное: «Связался с медсестричкой!…» «Нет. Говорит: «И в чем у тебя, Гена, женщина ходит!» Так что поедешь завтра с ней на рынок, и без разговоров, а я с детьми посижу, - уж привыкли ко мне».
Долго их не было, часа четыре. Я уж с детьми во все игры поиграл. Возвращаются вместе. Довольные. «Ну и слава богу!», - думаю, - сдружились. Посидели мы за столом в тот вечер, собрались домой, а Галька и говорит: «Оставайся, Гена, здесь у тебя тоже дом…»
А дальше что? Да ничего… Дали мне четыре года. Нет, не подумай, - спалился на гастролях, - видно форму потерял… Но хапнул я тогда полкило камешков… уперся рогом, мол, - не брал и все, а сам по почте успел матери отправить. Галька ко мне примчалась, нас прямо «под следствием» и расписали, и фамилию она мою взяла.
Правда, долго сидеть не пришлось, - под амнистию попал. Поеду, думаю, к жене сначала. А дверь-то новая. Звоню: «Здесь такие не живут…» Фу-ты, ну-ты! Ладно, тогда к матери. И там тоже самое! Насилу нашел. А дело вот как было. Писать мы с Галькой не любители, да им с мамкой и некогда было: обменяли они обе наши квартиры на шестикомнатную в новом районе, и такой ремонт там отгрохали, - закачаешься! На что? А на те самые камешки, которые мать по почте получила.
Дети подросли, мальчонка в школу пошел, дочка уже невеста. Чего говоришь, не завязал? Завязал, - хватит! Хочу на работу устроиться. Сына воспитывать надо, чтоб отцом гордился…
- Что, брат, наелся маленько?
- Да, Гена, славное угощение у тебя, - от души! Нажрался, как дурак на поминках!
- Вот и поминай меня добрым словом!

Так-то в жизни бывает. А вы говорили: «Не может быть!»

Создан в 2005 г.