Сказка про левую ногу

       Однажды, в четверг летом, ярким теплым утром, когда на высокой горе, во глубокой норе тоскливо свистнул грустный рак; когда по небу пролетела комета бесхвостая, а по земле прошел дождичек грибково-грибушный, порешил поп Мараска бросить пить горькую и сладкую.
       От такой новости, для себя небывалой, поп Мараска поначалу слегка ошалел значительно и, очумевший, присел на табуреточку возле столика, на котором в это время стояла осиротевшая внезапно четверть-бутылочка вина самогонного и лежала тихо потрепанная мышами корочка хлебца черного.
       Призадумался поп Мараска над своим решением горячим и налил еще в стаканчик. Выпил, крякнув от бодрости, и сказал, обращаясь к ползущему по столу таракану черному:
       - Кря! Ты, это, рыжий... того... Эх!..
       Истощившись мыслью, бросивший пить поп Мараска налил себе еще для пущей мудрости. Выпил, гавкнув от радости, и спросил, обращаясь к кукушке деревяновой, в часах запрятанной:
       - Гав! Ты, это, кукушечка, скажи... Сколько мне жить-то осталось?
       А времени было тогда в ту пору полпервого дня пополуденного. Выглянула кукушечка на чуточку лишь, на один глазик, на полкрылышка, на край лапочки, на носик клювика, и пискнула коротко:
       - Ку!
       - Эх! - расстроился поп Мараска грустно, - правильно, значит, я пить бросить собраться решил... Самое время. Ибо... Ибо чувствую я в нутре своем разные потери и сдвиги в сторону от здоровья...
       И опосля таких слов, весьма откровенных, выпил поп Мараска еще немножко и скушал, отогнав таракана валенком, крепкую корочку от хлебушка оставшуюся.
       - Эх, - вздохнул Мараска насытившись, - пойти надо к лекарю Залечилке сходить: может, что присоветует?
       И пошел-вышел.
       Лекарь Залечилка врачевал уже долгие и трудные годы. Ему покорились даже тяжкие недуги и хворобы: насморк, кашель, царапины, синяки и еловые шишки. Однажды к нему пришел за помощью, ему необходимой, древний дедушка Мдас и спросил мудрого врача, отворачиваясь в сторону и, смотря в землю от почвы грязную, дабы не обидеть знахаря запахом: что ему делать, когда если першит в горле? Хитроумный лекарь и колдун Забодалка посоветовал тогда Мдасу древнему, протерев что-то в ступке и полив что-то чем-то на блюдечке под тарелкой, что если когда в горле чешется и в глазах слезится - то лучше всего избавляться от сих помех отвратительных обыкновенным кашлем. Внял мудрости гиппократовой утлый Мдас и ушел, покашливая, к своей бабке Имдаёсе, до сих пор не умершей по старости...
       А вдругорядье подсобил хитрый хирург Залечилка горячо и глубоко затежелевшей от кого-то Варварке-Пьянке. Он основательно ее залечил, после чего поп Мараска преподнес ему от этого кого-то, от которого Варварка слегка потяжелела, красивую дудку глиняную, через которую грамотный дохтур с тех пор начал осматривать и прослушивать приходящих к нему пациентов болезных на предмет стонов, всхлюпов и всписков в их нутри.
       Проползло еще немного по небу солнышко, пробежал мурашик от ног колюченький из-под камушка да до веточки, доковылял, за грибы рясой цепляясь, поп Мараска до лекаря Залечилки. Стучится легонько:
       - Тук-тук...
       - Кто там? - спрашивает за дверью приветливо мед-брат Залечилка.
       - Это я - поп Мараска, - отвечает перед оной отзывчиво поп-отец Мараска.
       Отворит Гиппократ лицу духовному, его спрашивает:
       - Что, отец родной, опять отцовство засветило?
       - Нет, тьфу-тьфу-тьфу, прости, господи, - отвечает небритое лицо Мараскино, - не потому я к тебе пришел, что... а ибо... ибо стал я чувствовать в себе какие-то перемены, и решил я тогда...
       - Когда? - доктор вдруг спрашивает.
       - Сегодня... сократить жижу, в меня попадающую, ибо скурпузные алникулы, в ней брудящиеся, в мозговине человеческой, аки на снегу сером, следы свои погаными ногами оставляют и...
       - Ты, что ли, пить, отче, бросил? - напрямик стреляет в него опять вдруг в упор гиппократ Залечилка острым словом.
       Осекся поп Мараска, как будто валенком подавился. Замолчал и присел тихо на лавку пациентовскую.
       - Ну, давай, духовище, снимай рубище... Я тебя сейчас твоею дудкой обрабатывать стану...
       Осмотрел всесторонне врач Залечилка больного отсутствием здоровья попа Мараску и говорит:
       - Ну что, Мараска... Допился ты до чертей...
       - Не богохульствуй, Залечилка, - перебивает его поп, - не говори слов адвергонских, ибо...
       - И больно я боюсь твоих богохульствий, - перебивает его лекарь Залечилка, - ты, отче, скажу тебе прямо напрямик, как раз вовремя ко мне пришел, ибо... тьфу, черт! Потому как опоздай ты еще хоть на пару деньков, на недельку, на полмесяца, то я бы за твою рясу и худого чайника не дал...
       Загрустил и испугался поп Мараска еще пуще прежнего. Спрашивает:
       - Что, Залечилка, совсем внутри меня плохо сделалось от жижи... то есть от жизни скудной да поганой?
       - Да уж, - не скрывая радостной правды, отвечает Залечилка, - поистерся ты окончательно, поповище... Не иначе, как помрешь как-нибудь...
       - Да как-нибудь мы все помрем, - согласился смиренно с докторским заключением грустный поп, - хотелось бы только поблагородней, не в канаве со свиньями...
       - Ну это, Мараска, от тебя целиком висит и зависит. Не лазай по канавам, не ходи к свиньям и вообще - держись от Варварки-Пьянки подальше и настороже. Ибо... тьфу, черт! Потому что не можно тебе больше пить и закусывать, а то помрешь.
       Услышав такой приговор неожиданный и окончательный, удалился поп Мараска в думы тяжелые. Побродил там грустный и, вышедши, спрашивает вновь лекаря Залечилку:
       - Ну а что мне, болезный Залечилка, от недугов моих принимать-то?
       - Во-первых, - отвечает Залечилка, - болезный не я, а ты. А во-вторых, тебе напротив и наоборот совсем ничего принимать не следует...
       - А я напротив вообще никогда ничего не принимал, - удивился поп Мараска, - я всегда все прямо, как надо принимал...
       - Вот и допринимался.
       - Так что же мне делать?
       - Да ведь я тебе и говорю, - разгорячился попом Залечилка, - ничего тебе не надо делать! Сиди на табуретке и книжки умные читай! И к Варварке - ни ногой!..
       - Что же мне, - обиделся Мараска, - всю жизнь теперь на табуретке околачиваться?
       - Да чего тебе жизнь-то осталось?.. - успокоил его талантливый доктор Залечилка.
       - Тоже верно, - согласился Мараска.
       Потом они еще немножко помолчали для приличия, Мараска поразглядывал щелочку между досками на полу, а Залечилка поковырялся ножичком в правом ухе.
       - Ну ладно, Залечилка, - вздохнул Мараска вставая, - пойду я... Спасибо тебе...
       - Да ладно, Марасыч, чего там... - ответил лекарь Залечилка, почесав почему-то вдруг кольнувшую внутри левую ногу, - заходи, если дойдешь...
       И, ободренный лечебными словами доктора Залечилки, вышел поп Мараска из его покоев приемных. И тяжело направился к доброму волшебнику Думалке, размышляя про себя, что, может быть, еще не все потеряно, и добрый волшебник сможет его спасти и сохранить.
       Добрый волшебник Думалка тем временем решал в своих мастерских трудоемкие опыты таинственные. Давно уже бился Думалка над задачей, ему пока до времени не разрешимой: почему подводные рыбы могут спокойно жить в скудной по воздуху толще воды и, наоборот, помирают на богатом по воздуху свежем воздухе? Когда к нему в дверь постучался грустный поп Мараска, волшебник Думалка следил за очередной рыбой бычкообразной, вытащенной им из баночки деревянной и выложенной для опыта на стол. Рыба грустно шамкала огромным для нее, малышки, шепелявым ртом и что-то по-своему кричала, глядя мутнеющими глазами на доброго Думалку, пытающегося помочь ей советом:
       - Ну давай, давай! Дыши, родимая! ВО сколько кругом воздуха!..
       При этом Думалка разводил руками во все стороны, показывая, где воздух, чтобы рыба, не дай бог, ничего не перепутала.
       Но не прислушалась к сему совету думалкину рыба безухая и, сумрачно закатив глазищи, глухо отошла к своим рыбьим богам неизвестным.
       - Все, - сказал умный Думалка печально, - и эта задохнулась...
       Тут он, наконец, услышал стук, в дверь стучащийся.
       - Кто там, за дверью? - спросил Думалка.
       - Это я - поп Мараска, - сказал поп Мараска, - впусти меня, добрый Думалка, у меня горе к тебе есть...
       Отворил Думалка дверь скрипучую и впустил в дом попа Мараску вместе с его горем.
       - Здравствуй, Думалка, - поздоровался нездоровый поп.
       - Здравствуй, - ответил ему тем же добрый волшебник.
       - Нет, Думалка, - вздохнул Мараска расстроено, - не могу я теперь больше здравствовать, ибо... ибо болею я смертельно...
       - Так иди скорее до лекаря Залечилки, - говорит ему Думалка, советуя.
       - Был я у Залечилки, - расстраивается дальше Мараска, соплями грустными истекая, - сказал он к тебе обратиться, ибо... ибо не может мне уже ни одна медицина никак помочь... Одно спасение и упование на тебя только и осталось...
       - А ты шишки вареные не пробовал? - спросил Думалка подумав.
       - Не помогает, - удивился поп вопросу умному.
       - Хм, - сказал Думалка, задумавшись глубоко, и спину веником почесав, - а муравейник прикладывал?
       Не нашелся Мараска что ответить - потерялся в комнате, испугался, стал подмоги у волшебника просить:
       - Думалка, помоги!
       - А что случилось-то, Мараска?
       Рассказал тут ему Мараска про мозговину сероватую, про скурпузные алникулы, про слова адвергонские и про бычка белого. Вздохнул по окончании и стал ответа ждать-дожидаться. Волшебник Думалка тоже вздохнул, призадумавшись. Начали они по очереди вздыхать да охать. Поохали-повздыхали - да и говорит тут Думалка:
       - Нет, Мараска. Не могу я тебе ничем помочь. Вот если бы да кабы ты был бы бабой бы, и у тебя бы выросли бы кругом и на роже морщины крупные, то я бы помог бы тебе тады. Ибо... Тьфу! Так как изобрел я надызь крем волшебный мазеобразный, от которого кожа на глазах молодеет и разглаживается, как под утюгом горячим...
       - Нет, Думалка, - согласился поп Мараска, - у меня на глазах кожа хорошая... не надо ее утюгом... На пятках вот - огрубела, а на глазах... Чего ей грубеть-то? Чего я в жизни видел-то?.. Эх!.. - расстроился окончательно поп Мараска и, попрощавшись да посетовавши еще раз на то, что он не баба морщинистая, покинул доброго волшебника Думалку.
       Бродил долго еще, самогонкой отчаившись, поп Мараска по друзьям знакомым и соседям близким: и у отважного моряка Тонулки был, и доброго сказочника Писалку посетил, даже сквалыгу и сволочь Забодалку навестил - а все без толку. Остановился он тогда посреди своего горя на поляне и сказал, сам к себе обращаясь:
       - Ну вот. Остался я один, как три тополя... И путь мне теперь остался запретный и порочный, одна стезя и дорога...
       И отправился поп Мараска с такими мыслями потерянными к Варварке-Пьянке, ему давно заказанной.
       Добрался к вечеру поп Мараска до кулижки варваркиной, стал в дверь стучаться:
       - Тук-тук-тук...
       - Кто там? - спрашивает его Варварка.
       - Это я - поп Мараска, - отвечает ей несчастливец, - пришел...
       Впустила Варварка попа, к столу замусоренному по полу грязному привела, усадила.
       - Что, отец родной, - спрашивает Варварка, подбоченясь в крутые бока кулаками красными, - тяпнуть, небося, хочешь?
       Замотал головой косматой поп Мараска, как лось, крупной пулею раненый:
       - Нет, Варварушка. Я тебя хочу...
       - Да неужто ты, отче, - удивилась, перебив попа на полуслове, целомудренная Варварка, - ты опять плотью твердеть можешь?
       И стала с себя, конфузливо хохоча, валенки с передником снимать...
       - ... Я тебя хочу спросить, дуру такую, - понуро продолжил поп Мараска свою перебитую речь вести, - как жить мне дальше? Все от меня отказались. Остался я один со своими недугами и болячками, как микроб перед пилюлей...
       - А-а-а... - понятливо протянула Варварка, надевая вновь на место платок и чулки домотканые, - а я то, дура, подумала... Живи как хочешь, отце... Я тебе не помеха...
       И в стаканчик попутно себе наливает.
       - Будешь? - попа спрашивает.
       Поднял тут Мараска глаза с пола, стал задумчиво на стакан глядеть.
- Да брось ты, Мараска! Хряпни! Я тебя таким отвратно тверезым никогда еще не видела, - стала намекать, подмигивая, хитрая бестия Варварка, - лучше ведь станет!..
       Подумал-подумал поп Мараска. Подумал-подумал да и взялся рукою твердой за стакашек.
       - Эх, мать твою, прости Господи! Давай, Варварка! На здоровье! Ибо... Ибо болеть нам с тобой не можно... Ни один хрен нам не поможет!..
       И стукнулись тут они стаканами треснутыми, чокнулись. Начали пить да закусками угощаться нехитрыми: хлебушком, лучком, да капусткой прошлогодней. А за полночь затвердел вдруг поп Мараска ни с того ни с сего плотью своею, и пришлось Варварке-Пьянке по новой валенки да рубашки с себя стягивать. А поутру удалился поп Мараска от Варварки, еще не проснувшейся, прихватив четвертку с вином самогонным, и отправился к себе до дому, где уже давно не был и тараканов поганых ухватом не давил. Дома он поплотнее уселся на табуретку и, перекрестившись на бутылку, стал продолжать вести свою жизнь, грустную и беспомощную.
       А лекарь Залечилка тем же вечером, лежа на печке, себе вдруг ногу левую сломал.
       И наступил тогда день пятой...

1994