НАЗИР
Назир ехал унылый и подавленный в сыром, покачивающемся вагоне метро. За окнами проплывали пейзажи и куски неба – он вспоминал обрывки разговора «больше не хочу с тобой общаться», «мне скучно в этой любви», «скажи своей матери, чтобы больше не влезала в наши телефонные разговоры», «тебе нужна другая девушка», «я ухожу». «Брошенный, - думалось ему, - как странно таковым себя ощущать, может повеситься, чтобы начать собственную историю заново? Или убить её? Такого поворота дел я не ожидал… Все было так стабильно. Даже не верится. И почему она задумала сделать это прямо сейчас. Вдруг она притворяется? Надо проверить…» За размышлениями он не заметил, что засмотрелся слепым застывшим взглядом на пару девушек, которые подталкивали друг-друга локтями и хихикали, о чем-то споря. Наконец одна из них не выдержала и, сделав очень серьезную мину, подошла к нему. Назир стал внимательней рассматривать её, постепенно приходя в себя: очень смуглое лицо с сильно оттененными синим зелёными глазами, которые смотрели на него, не мигая, опущенные внешними уголками вниз. «Печальный взгляд, собравший всю тоску еврейского народа,» - вспомнилась Назиру расхожая на слуху фраза и он перевел внимание на ее кроваво-красный рот. Оттуда стал выходить низкий звук голоса, произнесший нагловатую фразу:
- Молодой человек, а ты не модель?
- Нет, - пролепетал ошарашенный Назир.
- А я модель из Нью-Йорка, - бойко продолжила девушка, - приятно познакомиться, Абика.
- Моя подруга тебя заметила и подбила на знакомство.
- Не оправдывайся.
- А как тебя зовут?
- Назир – забыл представиться.
- Ты красивый.
- Спасибо. Ты тоже.
- Я знаю.
- Это заметно.
- Почему?
- Уверенно себя ведешь.
- Это профессия.
- Какая-такая, профессия?
- Психолог я.
- Круто. Вылечи меня от депрессии.
- Легко!
- Отчего она произошла?
- Меня сейчас бросают.
- Девушка?
- Ну конечно же! А, что есть сомнения в моей ориентации?
- Честно говоря, да – у красоты нет пола.
- Сплошные комплименты! – сказал Назир и засмущался.
Они весело засмеялись и пошли все вместе в кафе. Вторую девушку Назир не заприметил и вел себя так, как если бы её не было, оправдываясь перед собой тем, что у него слишком большой стресс и мало сил реагировать на лишних людей. Девушка стала постепенно угасать. А потом решительно стала проситься домой. Она была блондинистая и невзрачная – смотреть на нее было жалко. Абика благородно решила над ней не издеваться и, проявив женскую солидарность, вместо логически оправданной вредности, пошла вместе с ней домой.
Назир снова остался один, пасмурней осенней тучи, и думал об Адели. Она в его глазах представлялась как тиран. Инфант терибль. Он вспоминал ее лицо, искаженное яростью, вспомнил родные черты, которые раньше сводили его с ума от восторга, а теперь от горя. Ужасные слова, которые бросали друг другу в лицо звенели у него в ушах. Ему захотелось снова закричать от боли – хорошего настроения от нового знакомства с девушками, как не бывало. Он сидел в кафе один за столиком и раскачивался. Со стороны можно было подумать, что него болит зуб или то, что он берёт уроки хасидизма сам у себя. По скулам прошла судорога, которая исказила лицо в неприятную гримасу. «Это нервное,- подумалось ему, - сейчас пройдет. Спокойно. Но надо что-то решать. Надо как-то отомстить и выйти из ситуации. А то ещё тик како-нибудь подхвачу! - назирово лицо внезапно озарила улыбка просветления, – их можно столкнуть между собой. Столкнуть этих двух девушек - Адель и Абику между собой, чтобы на прощание насладиться хоть мигом победы!» В голове молодого человека стал зреть план. Пальцы его взлохматили длинные волосы, голубые глаза сверкнули огоньком жести и, попросив счет, расплатившись, но не оставив на чай, юноша вышел.
Адель разбудил телефонный звонок. Девушка не стала поднимать трубку, а решила прослушать предварительно голос звонившего на автоответчике. Она в принципе не любила людей, а приступы мизантропии охватывали молодую Адель по утрам особенно. В трубке сначала затрещало и заскрипело, а потом она услышала знакомый и уже порядком надоевший голос.
- Ало, ало, Аделюшка, это Назир, возьми, пожалуйста, трубочку. Я буду на вечеринке не один. Так что не рассчитывай на меня. Я решил принять твои слова к сведению и начать предпринимать от себя радикальные действия. Коль хочешь, я начну новую жизнь у тебя на глазах.
- А ты уверен, что мне будет это интересно видеть? – Послышался томный и осипший спросонья голос в ответ. – Но меня радует, что ты, наконец, проявил самостоятельность, и больше не будешь висеть у меня на шее мертвым грузом. Счастливо!…
Назир с досадой оторвал телефонную трубку от уха и бросил её об стенку, - она разлетелась. «Лучше бы и не звонил! Разговор не приносит никакого морального облегчения, если слышишь в ответ не то, что рассчитываешь. Было бы лучше услышать: “Ни за что, дорогой! Вернись, я все прощу! Да-да, любимый! Никогда – милый!”» Назир перешел на передразнивание призрачного женского голоса и запрыгал по комнате, играя кастрюльными крышками, как тарелками от барабанов в безысходном отчаянии. От перенапряжения он даже пукнул. Постепенно он увлекся процессом и создал цельную увертюру из подручных инструментов. В углу виднелась барабанная установка, и он постепенно перешел к ней. Отыграв сольную барабанную дробь, он вскочил и стал раскланиваться воображаемой публике под мнимые аплодисменты, затем, рухнув на пол, завывая от ярости и тоски, смеясь и плача, он катался по комнате, пока не вернулось бессилие пустоты. Назир уснул со слезами, скалясь, как мертвец.
АДЕЛЬ
Адель давно надоели глупые выходки Назира. Он казался ей слишком задержавшимся в подростковом периоде, молодым человеком. Его мир был наполнен всевозможными пыльными химерами, бабушкиными ужасами, чуланами и заваленными хламом тупичками. Он постоянно думал о прошлом и о его несчастных моментах, о том, как все могло бы быть, и было бы, если бы он…. и т.д. Дааааааа…. Это напоминало закольцованную песню, в пустом клубе спального района, единственным посетителем которого был никем не понятый и очень пьяный диджей.
Адель решила от него избавиться, но его последняя выходка слегка задела её, вместе с тем она не желала сознаться себе в этом. Любое женское самолюбие, даже если оно избаловано вниманием, даже если оно очень обильно избаловано мужским вниманием, можно задеть. Быть может даже: чем больше внимания - тем меньшая мелочь этой женщине может досадить. Эффект принцессы на горошине. По большому счёту она была даже и не прочь увидеться с этой, его новой пассией, но… послезавтра будут экзамены по дендрологии, надо пребывать в гармоничном настроении перед их сдачей, а исход завтрашней битвы на вечеринке ещё не ясен – неизвестно еще кто мог бы победить и с какими внутренними затратами. Как выпадет кость. Хотя сам процесс предполагаемого сражения казался ей заманчивым и захватывающим. Но даже если произойдет победа, что неизбежно, то она все равно займет достаточно сил. «В любом случае - где наша не пропадала! - подумала Адель, медленно наклонив голову, придирчиво разглядывая линии скул, губ и ноздрей, своего отражения в старом, с потрескавшейся слюдой, зеркале, - Придется принять бой».
Адель сладко потянулась и занялась чтением, решив ни на что больше не обращать внимания. Утренние упражнения на гибкость и в белой комнате сделали своё дело, и её ум больше не был занят ничем другим, чем она была увлечена в данный момент. Занятия всегда проводилась по утрам в зале, с круглыми окнами пентхауса, устланной былыми и пушистыми коврами, в которых можно было утонуть или запутаться, смотря по настроению. В окна бились голуби, и Адель любила кормить их с руки. Город только просыпался, и на него было приятно смотреть сверху. Небо отливало сумеречно-синим свинцом, а дома – фиолетовыми тонами. Со стороны первое время казалось, что вообще это совсем другая планета, а не Земля. Завтрак часто, в теплое время года, проходил на широком балконе с автоматическим навесом, реагирующим на солнечный свет и дождь. К окончанию трапезы солнце, обычно, начинало светить вовсю, о чем истерично сообщал писк проснувшихся более мелких птиц. Но и этого было мало Адель для восстановления внутренней связи с миром – закрыв глаза и сидя в позе лотоса, она представляла себя орлом, летящим над морем, врезающейся прямо в диск солнца. На это самосознание тратилось примерно полчаса. Только после этого она чувствовала себя вполне бодрой, сильной и непробиваемой. Невзгоды забывались – и любая новая информация, включая латинские названия растений из экзаменационных билетов, плавно и прохладно ложились на память. А. в таком состоянии было легко ясно представить твердую 5, поставленную ей в журнале учительницей дендрологии, напоминающей пожилого, списанного за ненадобностью, клоуна, сохранившего шарм своей профессии. Между ними было налажено странное взаимопонимание, будто они обе были из этого погорелого цирка и помнили старые добрые, счастливо проведенные времена. Хотя для остальных этот «безобидный» клоун преображался в злобного арлекина, никого не пропускающего по ту сторону ворот знаний без пропуска на них в виде усидчивой зубрежки. Редко кто отходил от этого существа довольным и с оценкой выше 4. Потом выпускники были благодарны ей за подобную жестокую муштру. Но только потом…
АБИКА
Абика была мулаткой и только недавно приехала из Америки и начинала с интересом адаптироваться в этом забавном, с трудом воспринимаемом мире. Она уехала в эмиграцию примерно лет пять назад, но, повзрослев и став самостоятельной, приняла решение, что родина ей гораздо милее. Москва притягивала запахом риска и свободного полёта. Плюс - преподавали здесь те же профессора, что и в Гарварде, но гораздо дешевле, а природная предприимчивость Абики не позволяла тратить деньги попусту. Когда она увидела Назира, то он ей безумно напомнил её возлюбленного сумасшедшего художника, который жил с ней под Нью-Йорком в Коннектикутском старом замке. Будучи прожжённым бисексуалом, он был настолько капризен и эгоистичен перед лицом своих фантазий, что не признавал жизни вдвоём. Для абсолютной гармонии ему не хватало третьего члена семьи. Абика вспоминала, как они искали вместе по клубам то самое «новое лицо» для этих целей, несколько месяцев подряд, и, наконец, нашли одного мальчишку, которого звали Эл. Он был похож на светлого ангела по сравнению с демонической внешностью этих обоих развратников. Абика напоминала собой ручного вампира с зелёными маслинами вместо глаз, резко взрезанными чувствительными ноздрями и пушистой кожей на лице, ближе к вискам и подбородку переходившей в лёгкий пушок, заканчивающееся мелкими и жёсткими кольцами тёмных густых волос, ниспадающих на плечи.
Влад, её возлюбленный, был высок и хорошо сложён, с горящим как у барса взглядом. У него было красивое лицо, обрамленное аккуратной немного нарочитой эспаньолкой. Длинные, по плечи, патлы были чаще всего небрежно завязаны в конский хвост, овальной формы ногти его были всегда безупречно отполированы. Манера смотреть на мир у обоих молодых людей была пронзительной и исполненной ледяного покоя. Только у Назира он был наносным и декоративно-наигранным, а у любимого Абики он был патологически неистребимым в своей хищности. Как отличаются между собой безотказность от слабости и доброта, порождённая великодушием и силой. Она вспомнила, как увидела проявление этого непреодолимого магнетизма, когда впервые увидела его на пати, в том самом замке. Он молча прошёл мимо, очень глубоко заглянув в глаза так, что её даже пробрала дрожь. А потом так же молча появился в её спальне для гостей, разбудив её взглядом. Ни слова ни говоря, они занялись тогда любовью и с того дня не расставались несколько лет подряд.
Поначалу Абике показалось, что в виде Назира ей был прислан мистический привет из американского замка, но потом она увидела, что это простое совпадение и успокоилась. Утомившись за день, она решила соснуть не надолго, и ей приснился сказочный сон про странное место, в котором она никогда раньше не была. Там играла волшебная музыка, и вертелись в воздухе голубые шары, с красными надписями, говорящими о любви в снегу на двух языках. Она летала там как зачарованная в виде снежинки и видела себя со стороны как черноволосый снегопад. Проснувшись, она поняла, что встретит кого-то важного и нужного в своей жизни. По её щекам текли слезы.
КЛУБ.
Проходило день рождения эпатажного модельера Бартеньева в клубе Студио. С ним выступал английский дизайнер Эндрю Логан. Они закатили громадное по московским масштабам совместное шоу и приходящие туда люди с порога попадали в клубы дыма. От неожиданности посетители на первое время теряли ориентацию в пространстве, а потом внезапно обнаруживали себя среди полуобнаженных официантов, разносящих бесплатные коктейли бирюзового цвета в треугольных бокалах, которые фосфорицировали в темноте, отражаясь от люмисцентного освещения, запущенного, как мёртвые змеи, снизу, в узких извилистых трещинах стеклянного пола, залитого смолой.
На сцене в это время выделывали коленца немыслимые существа неопределенного пола, помещённые вовнутрь конструкций скорей не одежды, а архитектурных построек размером в человеческий рост. Показ мод на Марсе, мало чем существенно отличался бы от наблюдаемого зрителями в реальном времени. Среди публики тоже обнаруживались самозажигающиеся от переизбытка потребления разносимого в дар абсента. Больше всего из толпы выделялся карлик, одетый в комбинезончик и ковбойскую шляпу, отплясывающий так лихо, что напоминал собой Джеймс Бонда, увертывающегося в танце от погони и свистящих пуль, пролетающихся совсем рядом. Вокруг него извивались очаровавшиеся им дивы. Монструозности всему прибавляли зажигающиеся поочерёдно квадраты пола, на занятым ими пятачке и маленькие фонтанчики, которые огораживали площадку происходящего. Потом прямо по зрителям выстрелили и нескольких пушек сразу пластиковыми белыми шариками, похожими на мячи для гольфа, но на деле – гораздо легче, в сумраке те приобретали фиолетовый отлив.
От неожиданности перед выстрелом, толпа отхлынула от середины залы и распределилась по стенкам. На освободившееся пространство, как на вахту, заступила девушка, с чрезвычайно выразительным лицом, на котором особенно выделялись вычерченные вразлет брови, темпераментно раздувающиеся ноздри и кривая презрительная ухмылка по отношению ко всему живому. Несколькотысячная толпа следила, затаив дыхание, за каждым движением выступающей и не могла оторвать глаз от отливающего серебром тела девушки. Каждый мускул и великолепная грудь были поочередно выставляемы напоказ пред глазами застывших в онемении зрителей. Густой слой серебряной пудры создавал ощущение, что перед ними пустилась в пляс статуя. На танцовщице был надет черный длиннополый балахон с широким монашеским капюшоном. Движения танца были жесткими, словно выверенными воздушным никогда не ошибающимся циркулем. В глазах светилась сталь. В сущности, танец девушки мало, чем отличался от ритуальных движений кобры перед нападением. Толпа заворожённых обезьянок готова была сделать следующий шаг вперед, даже если бы впереди их ожидала пропасть.
И пол действительно разверзся – из расщелины выскользнули два гимнаста обоих полов, которые на ходу, вертясь, быстро поднялись под купол здания, продолжая там вытворять акробатические пируэты. Публика восторженно распахнула рты – туда им посыпались цветные бумажки, некоторые из них были призовыми. Среди призов значился кабриолет фирмы Jaguar и кресло, созданное по разработкам двух модельеров, представленных сегодня. Счастливчики визжали от сдобренного хорошим кокаином восторга.
Адель шла к клубу в толпе поклонников, которые жаждали пробраться в клуб вместе с ней. Но у Адели были в списке только женские имена. Одно лишь имя Назира выделялось там своей мужественностью. Адель оставила своих почитателей возле дверей клуба, как стаю собачек, наказав им пройти только после ее ухода, не пользуясь при этом ни одним мужским именем. Что те, из ревности, тут же и нарушили. Адель мысленно потерла руки, подумав: «Как замечательно, когда ничего плохого не делаешь своими руками, и твоя совесть остается чиста!»
На этом внутреннем рассуждении Адель подхватил, как ветер, наиболее ценимый ею из всех возлюбленных за острый ум, и чувство юмора, давний её почитатель-Белов. Складный красавец был одет в белогвардейскую форму и, оглядев свою боевую подругу, он сказал, подражая старо петербуржскому акценту:
- А вы, милочка, сегодня непвохо выглядите и вообще, собснно, мы друг к другу, как всегда подходим! Давайте, радость моя, держаться вместе, вот-ссс!…
Адель захохотала, подрагивая страусиными перьями, на боа, которое дополняло её наряд в виде полупрозрачного красного вечернего платья с черным тонким рисунком трав на нём. Весь этот ансамбль был ей преподнесён совсем недавно их общей с Беловым поклонницей Леной Зелинской. Она совсем запуталась, в кого из них она влюблена сильней и потому бегала за ними обоими. Адель с готовностью бросилась к своему названному брату на шею, и обожаемый всеми фат стал её кружить. Начав задыхаться от быстроты, Адель сделала знак остановиться и, спрыгнув, спокойно отстранившись, направилась прочь.
- Я буду иметь вас в виду! - прокричала она сквозь шум происходящего на сцене шоу и растворилась в толпе, помахав на прощание рукой.
На данный момент у неё были другие планы – она решила подняться на балкон, для лучшего обозрения панорамы. Шоу продолжалось – по сцене двигался бесконечный поезд показа мод. Одни фантастические персонажи, сменяли других. Некоторые из них были абсолютно голыми, но выкрашенными с ног до головы в жирную цветную краску – на голове у них помещались короны, напоминающие собой скопище шевелящихся ветвей. Они демонстрировали украшения на своих нагих телах. Отростки корон двигались в такт музыке. Существа подергивались и сами более мелкой дрожью. Крупные стразы на поясах, шеях и запястьях побрякивали и звенели в такт. Публика наблюдала светопреставление из моря огня стробоскопов. Наступил апогей. В это время Адель заметила Назира. Он стоял внизу, и у него было растерянно-злое лицо. Рядом с ним топталась девушка со специфической внешностью «шоколадки» и с сильно подведенными глазами. Её рот был полуоткрыт и намазан чем-то блестяще вишневым. «Как варенье», - подумала Адель. Некоторое время она наблюдала за странной парочкой со своей высоты, но потом стала медленно спускаться как хищная птица кругами, т.к. лестница была винтовая. Парочка вела себя не ахти как – ничего опасного в девушке Адели не показалось – оба смотрели в разные стороны и, судя по всему, связи между ними не было. Постояв ещё немного у последней ступеньки, чтобы выждать время, Адель двинулась навстречу.
Назир встретил ее враждебно-затравленным взглядом. – Адель не совсем поняла его причину и сделала еще один шаг вперед. Назир насторожился, и когда Адель подошла, то взглядом поставил между ними образ стеклянной стены. Ничего не подозревающая Адель веселым голосом спросила:
- Привет, почему ты не предложишь мне воды?
Назир, отскочив от неё на шаг и завопил:
- Воды?! Ты хочешь, чтобы я тебе предложил воды?! После всего этого?!!! После всего того, что ты натворила?!
От неожиданности Адель вздрогнула и сама попятилась:
- Что ты имеешь в виду?! Чего «этого»?!! Что, собственно, было?
Им приходилось кричать обоим, потому что вокруг струились клубы посторонних звуков, орала музыка.
- Я не хочу с тобой об этом разговаривать – ты специально всё подстроила. Ты просто захотела меня выставить идиотом. Ты коварная и злая девушка – стерва, не подходи ко мне!
Адель расхохоталась в недоумении:
- Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь – поясни, пожалуйста, в чем дело или я пойду, если уж ты пребываешь в таком нестандартном расположении духа, - прибавила она спокойно, усмехаясь.
- Ты… ты… ты опозорила меня! Ты выставила меня в дурацком виде!
- Постой, перед кем?
- Да перед всеми! – с новой силой закричал Назир, и из его рта стала брызгать пена, он сделал воинственный жест рукой вверх, свойственный грузинам.
- Кто такие эти все? - Адель было невозможно вывести из себя.
- Все – это охрана, посетители и девушка, которую я привел, - стал успокаиваться Назир, - моего имени не оказалось в списке... Оно было вычеркнуто… Кто-то на него прошёл, и я битых сорок минут доказывал, что я это я. В итоге пришлось показать паспорт, как на границе, и меня пропустили, подозрительно глядя вслед, будто и этот документ был поддельным!
Голос юноши осекся, будто он собирался заплакать как маленький. Такой наивной обиженности Адель давно не наблюдала в этом мальчике, и она была готова растрогаться, но вместо этого прыснула в ладошку:
- А почему ты сразу его не показал?! Ха-ха-ха! Это твоя собственная дурость! Ха-ха.
- Так значит, это всё-таки ты всё-таки подстроила?!! - снова рассвирепел молодой человек.
- Я тут ни при чём – наверное, кто-то из моих друзей без спроса воспользовался твоей фамилией. Понятия не имею, кто это сделал. Но ты мне начинаешь уже досаждать своим занудством – как можно столько париться из-за такой ерунды?! Забудем.
И она повернулась к нему спиной.
В тот момент девушка, сопровождающая Назира, всё это время стоявшая лицом к сцене, стала разворачиваться прямо на Адель. Каждая из них знала через Назира, как зовут другую и вместо того, чтобы представиться, они перебивая ход событий, по очереди произнесли имена друг друга:
- Адель?!...
- Абика?
И почти в унисон произнесли:
- А я знаю тебя!
Между их взглядами мелькнула молния. Предполагаемого соперничества, как ни бывало. Они медленно перебросились первыми несколькими фразами, как в топку головешки подкидывая, и… пошло-поехало.
- Я знаю, что ты психолог из Америки и изредка подрабатываешь моделью для художников – это правда?
- Да. А я знаю, что ты художник и часто выступаешь моделью на своих собственных полотнах.
-Это правда. Что за мужчины?! Настоящие сплетники – мы всё знаем через них!
- Ты очень красива и хорошо выглядишь – похожа на средневекового вампира.
- Быть похожей на вампира значит хорошо выглядеть?! Ха-ха. Вот не знала!
- Ха-ха-ха. Я имею в виду на вампира, который только что попил чьей-то кровушки и выбрался из собственного замка!
- Выкрутилась, спасибо! У тебя тоже очень своеобразный грим – он природный или что-то значит?
- Это стиль готов. В Америке я жила среди них.
- Забавно… Мне кажется, мы раньше встречались. Твоё лицо мне видится знакомым.
- Возможно в прошлых жизнях – я приехала только неделю назад – ты тоже показалась мне знакомой, но раньше я не видела тебя нигде.
- Точно в прошлой жизни!
- Возможно, там мы были влюблены друг в друга.
- Вполне…
Но в этом многообещающем месте девушек неожиданно прервали – кавалер Адели в маскарадной белогвардейской форме, чем-то напоминающей своей строгостью очертаний фашистскую, подошёл к ним со словами:
- Судари и сударыни, позвольте похитить у вас эту наипрекраснейшую из дам на один танец, а затем и насовсем!
Только теперь девушки заметили, что за ними все это время наблюдал ошарашенный Назир – он не ожидал, что они так сразу и легко сойдутся между собой.
- Нет-нет, что вы, она нам еще не оставила свой телефон! - с деланным страданием на лице произнесла Абика.
- В следующий раз, господа, в следующий раз!
Адель со смехом представила всех друг другу. Но это никак не помогло ситуации – Белов был ревнив. Он сквозь зубы сказал, подчеркнуто вежливо:
- Принепременно счастлив с вами со всеми познакомиться, Белов, - и протянул дощечкой свою руку к воображаемому козырьку, - но нам всё же надо, весьма спешно идти.
И со всей силы потащил Адель к выходу. Адели это было кстати – хотелось позлить Назира и она, хохоча от приятного смущения, стала почти волочиться следом, прицепившись к нему как воднолыжник к катеру, еле успевая за размашистым шагом Белова в своем длинном и узком платье – сделай он свой шаг шире - точно упала бы. Последнее, что она успела увидеть, будучи уносимой ветром любви - бледное, как полотно, лицо Назира. Со стороны своей стылой неподвижностью, он напоминал соляной столб. Внимание Адели от столь желанного зрелища произведённого эффекта отвлек голос Абики. Она бежала рядом, пытаясь на ходу выяснить номер телефона новоприобретённой подруги, уже без всякой иронии в голосе. Адель отрывисто выкрикнула, не останавливаясь, какие-то цифры, будучи не совсем уверена тому, что всё было услышано верно. После этого они нырнули с Алексом в цветной хоровод толпы, с его оглушительным гомоном, от которого на этот раз поскорей хотелось спрятаться. Но выбраться оттуда было не так-то просто – их маршрут пролегал через минное поле еле узнаваемых в карнавальных костюмах знакомых, которые набрасывались на них без предупреждения, изредка пугая своими масками, выполненными, скорей, в стиле карнавала смерти, а не жизни.
Наконец, они оказались только вдвоём и в машине, старинной «Победе», рассекая дождь по центру Москвы. Их вёз таксист-частник. Молодые люди давно не виделись и потому не разговаривали, а только целовались. Изредка кто-то из них залезал под потолок от страсти и энергичных всплесков сексуальных судорог. Они были счастливы и рычали как тигры. За окном пролетел памятник Маяковскому. Через некоторое время, не разнимаясь, они оба оказались в квартире Белова. Одну из стен от пола до потолка покрывала гигантская фотография, изображающая сидящих в разных позах бойцов на привале, в другой, посередине комнаты стояла кадка с пальмой, на ней как елочная игрушка была нацеплена чья-то фотография, вырезанная по контуру. Адель подошла к ней, чтобы разглядеть изображение и узнала в ней себя:
- Слава богу, что иголкой не проткнута сквозь сердце и не испачкана кровью из вены по принципу племени Вуду! - сказала себе под нос она.
Это увидел Белов и попытался на нее накинуться сзади, не давая ей рассмотреть подробности, повалив на кровать, которая занимала полукругом почти всё оставшееся пространство комнаты. Адель вырвалась и побежала на кухню к воде, где была изогнутая дугой стойка бара, со словами:
- Маньяк! Я чая хочу сначала попить! Сумасшедший!..
- Поздно-с…
- Ничего не поздно – потерпишь – по что моё фото в елочную игрушку превратил, грязный холоп?!
- Извиняйте, госпожа, скучал-с по вам-с под Новый год, простите великодушно!
Он подал Адели чай, припав на одно колено. Она милостиво приняла его дар и отпила несколько глотков, но, плюнув туда, отставила:
- Пей сам эту гадость – он чуть теплый!
Белов отпил:
- Странно, всё нормально – просто вы сегодня капризничаете, госпожа!
- Быть может… Бред какой-то, - сказала она, слегка наклонившись и прищурившись, разглядывая более подробно фотообои на стене, - ты точно тронутый, они же все мёртвые!
Она с притворным ужасом отползла в сторону и закрылась руками.
- Да, это так – признаться, честно люблю мертвеньких. Это работа одного французского фотографа – здесь все реально – люди после взрыва застыли в тех же позах, что и сидели до этого. Вероятно, он слегка их перекомпоновал для попадания в кадр, но в целом всё вполне естественно. Мне выслали этот гигантский рулон потому, что сбоку, видишь, - Белов педантично подошел указать место, как учитель к школьной карте, - сбоку сидит гражданин, вылитый – мой друг.
- Ты прямо настоящий адепт Смерти – постоянно подбираешь себе новый материальчик, как стервятник на дорогах!
- Да, не отрицаю, но я не один! Нас много – единомышленничков.
- Помнишь, как ты, мне, уезжая в Париж, подарил два искусственных цветка? А приезжая, привез вместе с платьем, что я тебя попросила, какой-то светящийся в темноте скелет в человеческий рост? Я тогда на тебя ещё обиделась, но потом всё поняла… - сказала Адель и захихикала.
Белов снова сидел у её ног как верный пес, и девушка гладила его, покровительственно по голове, трепля его волосы и почесывая за ушами.
- Ну, иди, иди сюда, моё животное, - прошептала она и привлекла к себе. - Теперь уже можно…
Он подполз к ней на коленях и залез под юбку, некоторое время, пребывая там. Девушка сначала шлёпнула его, как непослушного и недогадливого ученика:
- Не кусаться! - а потом застонала.
Тогда молодой человек, не высвобождаясь, понёс её в комнату – сквозь её прозрачное платье ему всё было видно. Через некоторое время они, не удержав равновесия, обрушились на гигантскую кровать, которая сама бы могла служить отдельной комнатой, и спелись в клубке страсти. В самый разгар любви никто из них не заметил, что сама собой загорелась и погасла лампочка, прозвенев тонким писком своего электрического накала, над комнатой и… перегорела. Светало. Но молодым людям было всё равно – они в этот момент уже спали, обнявшись, как дети.
ЛИМОН OFF
Абика пришла на сеанс гипнотической психокоррекции к своему клиенту – писателю. Он был несчастен и постоянно жаловался, что ему везёт на ****ей. Абика его постаралась успокоить перед началом сеанса и, делая пассы руками начала вводить его в транс:
- У тебя буууууууууууууудет вссссссссёёёёёёёёё хорооооошоооооооо! Очччччень хорррррррррррррррошо, веррррь мне!
Тыыыыыыыыыыыыыыыыыы большееееееее нееееееееееееееееееее будешшшшшшшшшь переживвввввввввваааааааааааааааааааааааать по этомууууууууууууууууу пооооводуу – потому что тебя больше не будет интересовать внешняя реакция окружающих тебя людей, а будет интересно само чувство – ты будешь наслаждаться им. Тебе будет симпатична именно такая девушка, которая нравится тебе, а не всем остальным. Ты привык постоянно ориентироваться на чужое мнение. В этом твоя проблема. Чем больше ты будешь прислушиваться к внутреннему камертону, тем больше тебе будет везти в любви.
- Но ведь я их люблю на самом деле.
- Значит, тебе так кажется – ведь ты постоянно смотришь на себя со стороны. - Но я писатель и это моя сущность – наблюдать за собой со стороны как за персонажем! Я с помощью этого сочиняю свои книги!
- Тогда и не парься – отныне ты не будешь даже задумываться над этим: огромное количество людей мучается от проблемы выбора - тебе не обязательно играть по этим странным правилам – перестань метаться из стороны в сторону. Выбирай то, к чему лежит твоя душа, и думай только об этом. Будь верным и наслаждайся этим, если ты таков на самом деле на данный момент! Или будь сам ****уном, если именно в этом твоё глубинное настроение. Но никогда не смешивай эти два понятия одновременно! Тогда и узнаешь, что такое счастье. Отпусти себя. Ты знаешь, это не так просто… я уже пробовал, - недавно познакомился с девушкой по имени Аделью.
- Аделью?!
- Да, Адель, влюбился в неё, признался в любви, сделал предложение,… а она…
- Что?
- Пожила здесь некоторое время, а затем ушла – сказала, что любит… другую…
- Ха-ха-ха, – не сдержалась Абика – ха-ха! Ой, извини… Это так на неё похоже!
- Так ты её знаешь?!
- Да, приходилось…
- Но… ты-ы-ы не та самая?
- Нет, что ты - «та» и есть она сама!
- То есть?...
- Она влюблена сама в себя – ты не представляешь, как это, порой, бесит!
- Кого?!
- Всех, даже её саму! Она сама, иногда, не может понять, что с ней происходит – просто рвет прочь от человека и всё – с концами. Перегорает к нему, понимаешь.
- Странно всё это!…
- Да-а-а-а-а… похоже на форму умопомешательства или на одержимую какой-то идеей фикс… или игрек.
- На сумасшедшую она мало похожа – скорей всего на одержимую.
- Ты права. Вполне. Но ты знаешь, - он суетливо заходил по комнате, - я делал для неё всё: убирал квартиру, мыл посуду, готовил, давал ей денег, исправно и ежедневно занимался с ней сексом – даже ума не приложу, что ей могло помешать в любви к себе?!
- Вполне возможно её раздражали в переизбытке секс и деньги – она человек романтичный и любит сказку, без очерков грубой реальности…
- Так значит, ты её понимаешь?
- Не совсем, но стараюсь – ведь я, так таки да, психолог, - сказала Абика и состроила умильную рожицу. В сочетании с очками это выглядело забавно.
- Расскажи-ка лучше, как ты за ней ухаживал – мне это интересно как специалисту. Может быть, там была допущена ошибка?
- Нет, все было идеально. Мы познакомились на какой-то светской вечернике. За ней стал ухлестывать мой охранник, но я поставил его на место тем, что отбил её. Ей было, похоже, всё равно кто за ней ухаживает – одинаково неприступна и уверена в себе.
- Скорей всего, для неё нет ни чинов, ни имён – ей просто либо интересен человек, либо нет.
- Такое свойство я знал еще за одним человеком, композитором. Я страшно его ненавидел за дурацкую эту внутреннюю свободу – почти необъяснимую – такое ощущение, что его всё время пёрло, и он от этого непрерывно был счастлив. Хрен лысый. Слава богу, что он умер! Вот и она такая же – мне всё время казалось, что она постоянно подтрунивает и смеётся надо мной.
- Вряд ли.
- Но, по крайней мере, мне так казалось!
- А зря… Она мне рассказывала, что ценила тебя как личность, может, не любила, но ценила! Она даже мне сон о тебе рассказала когда-то.
- Правда?! Так расскажи же теперь и ты, наконец что-нибудь про неё! – писатель оживился, подперев рукой подбородок, как троечник на задней парте, который, вдруг, неожиданно для самого себя, заинтересовался какой-то темой рассказываемой учителем. Его всклокоченные волосы стали падать на лоб, слегка касаясь очков в железной оправе. Деревенские черты его лица прониклись вниманием, щеки порозовели от удовольствия.
- Рассказывай, - нетерпеливо повторил он, наклонившись слегка вперед.
Абика оглядела комнату, с потрескавшимися желтыми обоями съемной квартиры, на документацию для пишущихся книг, вывешенную вдоль периметра стен. И ощутила то, что Адели тут было, прежде всего, душно, какой-то затхлый запах заскорузлости и внутренней пыли бил в ноздри, здесь было ощущение как внутри только что открытого склепа: благоговение от древности и историчности момента чувствуется, но убежать всё равно хочется безвозвратно. Абика набрала в легкие побольше этого подобия воздуха, и начала рассказ:
- Дело в том, что, когда она осталась ночевать у тебя впервые и ты не коснулся ее пальцем, то ей приснился сон: старая древняя Венеция, бродящие вы оба по набережным с твоими рассказами о всей твоей жизни и повествованиями о бытие как таковом постоянные сходы ступенек на воду и их движение… Ход гигантских ступенек каменного эскалатора, как если бы они были легкими ступеньками из движущейся лестницы метро.
Ты рассказывал ей о своей первой жене, о том, как любил её и был предан, рассказывал о своих страданиях и желании светлых чувств в ответ, взамен внезапно образовавшегося холода сквозняка души. Ты показал Адель всю Италию, все древние города и, в конце концов, вы оказались в Риме, где долго поднимались вверх по темным дворикам и переходам и лестничным пролетам. А потом оказались на самом верху мансарды в пустой квадратной комнате, которая располагалась ниже по уровню всех верхних квартир, и в нее надо было спускаться по серым ступеням бассейна вниз. Здесь стоял единственный, на всей площади помещения одинокий стул, на который ты и посадил Адель, сказав:
- Теперь ты можешь жить здесь сколько пожелаешь. Вот ключи от дома.
Потом нашей общей знакомой приснилась зима и снег, где она выгуливала огромную белую собаку – она выглядела как поседевший волк, загнанный в большой пустынный двор. Собака прыгала вокруг и игралась, а Адель всё время отстранялась от неё как от надоедливой крупной мухи, потому что это животное казалось ей грязным. Наконец, она не выдержала и стала валять пса в снегу, чтобы отчистить. Постепенно собака становилась всё белей и белей и тогда Адель пошла рядом с ней без всякого стыда. На сём месте она и проснулась от слов:
- Вот тебе ключи от дома, я сейчас ухожу. Живи здесь, сколько тебе вздумается…
Абика глубоко вздохнула, выпустив затем струйку сигаретного дыма.
- Это были твои слова, - прибавила Абика, закончив рассказ.
- Мне кажется, что и собакой тоже был я.
- Да, это так.
- Как думаешь, почему вы с ней расстались?
- Наверное, она любила ту, другую… - глухо ответил писатель.
- Ошибаешься, ей просто было с тобой как под стеклянным колпаком. Постараюсь, чтоб так Адель не было со мной. – Сказала Абика и резко засобиралась домой.
- Ах вот оно как?!... – Благословляю. - саркастически ухмыльнулся писатель и пошел её провожать к дверям.
Когда они вышли на лестничную площадку, то увидели, что лифт сломан и носится как обезумевшая птица, от последнего этажа к первому, нигде не останавливаясь. Абика растерянно остановилась, ведь это был как раз последний этаж, писатель сделал шаг вперёд и, скрестив руки, строго посмотрел на шахту лифта. Неожиданно суетливое безумие стихло. Спустя несколько секунд, в гулкой тишине высотного дома, громыхающее распахнулись створки лифта. Абика удивленно захлопала глазами и благодарно улыбаясь, сказала:
- Спасибо за заботу – надеюсь, лифт не спустит меня прямо в преисподнюю. Писатель победно захохотал, – Он сделает это, но только не сразу, а только тогда, когда ты и думать об этом забудешь.
Абика внешне приняла его парирование снисходительно:
- Жизнь покажет!
- Не спорю.
Он вспомнил, как предложил когда-то Адели вместе умереть. Удивленно приподняв бровь, она сказала ему о том, что многие предлагали ей вместе жить, но никто - умереть и… согласилась. Писатель воскресил в памяти причину, по которой ему пришло в голову идея подобного: он увидел тогда в местном зоопарке двух диких волков, кои, скучая, положили друг другу головы на спины, и было видно, что так они могут продержаться вечно, до самой смерти.
- Счастлива была познакомиться.
- Рад был увидеться – заходи, если будешь в наших краях ещё.
- С удовольствием.
Прочтя последние мысли писателя, как профессиональный гипнотизер, Абика строго сверкнула на провожающего глазами взглядом исподлобья.
- Неизвестно ещё, чья возьмёт! Не обольщайся… - Сказала она с хищной усмешкой.
После этих слов писатель ударился оземь и превратился в лимон, который Абика со смаком съела, предварительно очистив его от кожуры серебряным ножом, вынутым из плаща и обмакивая каждую дольку в сахарную пудру оказавшуюся здесь же, в фарфоровой розетке на перилах, как рояль в кустах. Вкусно причмокнув от удовольствия, девушка сбежала вон, по лестнице. По парадному эхо разносило звуки весёлой песни Жанны Агузаровой про звёзды и фонари, доносившуюся во всю мощь из чьего-то распахнутого окна. Через некоторое время грохнула входная дверь в подъезд, после чего стук каблучков девушки растворился в общем шуме толпы. Лифт так и стоял на прежнем месте нетронутым.
ПАНИКА АБИКИ
Абика была в панике – она повстречала самого странного персонажа в своей жизни – некого Марата. Он был неотразим как мужчина, хотя если разобрать каждую его часть лица и тела по отдельности, то можно было бы сказать, что он и вовсе был бы некрасив: маленькие глазки, аляповатый нос, лысый череп, щелочка между передними зубами, смешные щечки, острые уши, животик и общая лёгкая тучность. Но совокупное впечатление было притягивающим. Человек был очень подвижным, мимика его лица была не менее гуттаперчива, чем всё его тело. Он постоянно шутил и прыгал с места на место. Порой хотелось взять телефон и набрать 03 – что бы, не на шутку забеспокоившись, вызвать психушку. Но… на излёте последнего зуммера, становилось ясно, что человек совершенно вменяем, и вполне контролирует себя и ситуацию вокруг. Всё это было бы прекрасно, если бы не выглядело так надрывно. Сверлящий насквозь взгляд, маленьких почти свиных глазок, действовал на Абику завораживающе. Свойство этого взгляда обладало внутренне взрывным действием. Он проникал сначала в ваши глаза с помощью луча как обычный человеческий, а затем начинал свою вирусную деятельность, распространяясь по всему телу, пульсирующими волнами. Затем вы оказывались в обволакивающем облаке, от которого исходил звон в ушах. После этого этот человек мог делать с вами всё. И даже если вы пытались сбежать, как попыталась сделать это не раз Абика, путь к отступлению всё равно был отрезан – поскольку этот взгляд действовал и со спины тоже: по позвоночнику пробегала дрожь, и человек чувствовал, как он находится на крючке. Только чудо могло спасти попавшуюся жертву. Такого же чуда ждала и Абика. От нечего делать и для того, чтобы успокоиться, она решила сесть за стол и написать на компьютере письмо Адели, рассказав ей о беде знакомства с Мироном:
«Здравствуй, здравствуй, милая Адель! Пишу тебе в блаженном отчаянии. Сейчас в Новой Риге стоит великолепная летняя погода - дует свежий ветер после дождя и ото всюду веет влагой и прохладой, за окном беснуется река. Но на душе не спокойно – из головы не выходит недавнее знакомство, о котором я тебе сейчас и поведаю. Может быть, ты мне что-нибудь и посоветуешь. Я была на дипломатическом приёме за городом. Меня там сопровождали люди из разных слоёв общества и сословий. Одни были из богемного мира, другие, почти призраки - из демонического, а третьи же, коих было большинство, относились к политической элите – в том числе и тот, кто привел меня туда, и который до этого, как ты помнишь, постоянно трезвонил мне из Америки.
С богемными подростками я исподволь организовывала какие-то лёгкие полукриминальные штучки, по проведению хулиганских перфомансов, основанных на экспериментах над публикой и незаметному добыванию лёгких наркотиков, с дипломатами – вела, точнее, старалась вести, великосветские беседы, существа из мистериальных миров стояли поодаль под навесом и беспристрастно наблюдали за всем этим шебаршением реальности. Они ждали конца вечеринки, дабы вынести свой вердикт. Ничего не подозревающие светские парочки щебетали, расположившись, где ни попадя: кто на траве, кто на приступках старинной колонны, обвитой плющом, кто на, специально для этого предназначенной, прозрачной мебели. Особенно запомнилась девушка в коктейльном платье, напоминающем бежевую тунику, у которой было свежайше нежное лицо, а ушки её прямо таки просвечивали на солнце. На зубах у неё было брильянтовое ожерельице, которое выгодно подчеркивало её и без того белоснежный правильный прикус.
На самом деле, помимо рассмотрения красивых и утонченных людей и поддержания с ними разговора об этом мероприятии, я была занята поиском ещё и живительного эликсира, который располагался где-то в середине стола, среди цветов и блюд с яствами. О его существовании и реальной силе знали только посвящённые. Остальные воспринимали это как игру и повод убить время. По имевшимся у меня сведениям, он был налит в прозрачную круглую с горлом, как миниатюрная амфора, колбу и имел голубоватый оттенок купороса. Таков был главный приз вечера – играючи найти секрет. Внезапно я обнаружила эту загадочную ёмкость первой и тут же решила её схватить. От поспешности колба вылетела из моих рук. Двор ахнул. Дамы прекратили свои расслабленно-строгие разговоры, а кавалеры приутихли вслед за ними и стали пристально смотреть в мою сторону. Ведь теперь я должна была унизиться до официантки, чтобы поднять её с пола самой. Что было против правил. Т.к. колба должна была принадлежать по праву только некоронованной царице, которая не только её невзначай сама найдёт, но и возьмёт своими руками так, чтобы другие подтвердили, что сделала она это верно, остроумно и ничуть не уронив перед светлым обществом своего королевского достоинства. Короче говоря, без-уп-реч-но. Сначала я попыталась попросить поднять и передать мне в руки колбу свою подругу, которая сидела рядом за столом, широко расставив ноги с глубоким декольте и пышной шуршащей бальной юбкой. Но она засмеялась во всё горло и стала со мной нехорошо шутить, делая вид, что хочет наступить на ту самую колбу и раздавить её. Я испугалась и обратила свой взор на демоно-человека, из высшей иерархии, на которого я рассчитывала как на советника в будущем. Но и он вдруг сделал шаг назад от меня прочь. Я впала во внутреннюю истерику, потому что понимала, что самой мне ситуацию уже не удержать.
Неожиданно меня кто-то подхватил на руки и пронес прямо над колбой, но так, что я сама даже не коснулась земли. В это мгновение я догадалась протянуть руку в сторону колбы и быстро схватить её, прижав прямо к сердцу. Демон, или представитель высших сил, сделал пару шагов навстречу, выйдя из тени. Я поняла, что была оценена по достоинству и положительно. Через некоторое время, во время вальса с живым оркестром,
подошёл ко мне этот самый демон, но уже в облике человека и, представившись Мироном, коротко произнёс:
- Ты победила.
Так мы и познакомились. После всего одного круга танца я никак не могла прийти в себя и он, почувствовав это, поднёс мне стакан воды со словами:
- Иди ко мне в ученицы, и боли головной больше не будешь знать о том, как жить дальше.
Выяснив своего попутчика, что он действительно предводительствует в каком-то тайном ордене, я согласилась. Мы договорились о частных с ним уроках.
Решив, что давно в моей жизни не было мужчины, за которого можно спрятаться как за необъятную тучу, я не рассчитала то, что эта туча может меня благополучно превратить в дождь и выжать дотла. Бред начался с первого же занятия, на которое я пришла. Он принимал меня на окраине в гигантской, заброшенной квартире. Там было комнат пять и все как будто бы неживые. Только одна, совмещенная с кухней имела подобие человеческого вида обиталища и в ней стояли венские большие и глубокие кресла, в которые даже он, со своей довольно крупной комплекцией, помещался с ногами. Вероятно, чувствуя себя в такие моменты совершеннейшим котом, и чуть ли не свернувшись в калачик, он курил с загадочным видом трубку и говорил, говорил, говорил… Изредка хитро поблескивая исподлобья своими немыслимо очаровательными бусинками глаз.
Передо мной в это время разворачивались вселенные, и зарождались новые миры, сворачиваясь и умирая, снова восставали из пепла. Он открывал передо мной тайны мироздания. Это было пот-ря-са-ю-ще. Абажур покачивался от сквозняка через форточку, и комнату наполняли бегущие тени, словно иллюстрирующие наши разговоры. Один раз я попыталась записать разговор на плёнку. Но на ней записалось всё что угодно, только не его голос: скрип половиц (хотя их не было в доме и в помине), шум ветра с метельными завываниями (правда на улице было лето) и множество других неопознанных звуков, включая человеческое дыхание, смешанное с морским прибоем. Там было всё, за исключением того, что я собиралась услышать заново. Мой голос доносился как бы издалека, как эхо, пытающееся прорваться сквозь ватную стену шума воды. На следующий раз я предупредила его о том, что я записываю, и тогда вместо всего, записалась соловьиная трель, которой, разумеется, там тоже не от куда было взяться. Наконец, я бросила эту никчемную затею и стала просто его слушать и запоминать. О чём до сего дня абсолютно не жалею. Вот одно из высказываний, что я запомнила слово в слово:
- Делай так - направь свой мысленный взор вовнутрь твоего сознания. Там ты увидишь много голосов, говорящий уйму слов. Обрати внимание на один из них и смотри на него сосредоточенно, пока он сам не замолчит. Когда он замолчит, переведи свой строгий взгляд на другой и тоже смотри на него, пока тот не успокоится. И так пока не усмиришь всех. Если кто из них заведётся и начнёт болтовню опять, спокойно смотри на него и жди, пока он не замолчит. Не надо их уговаривать и объяснять им, чтобы они замолчали. Слова породят ответные слова и эффекта не будет. Слова порождают слова в виде своего продолжения. Нужно просто молча ожидать их атрофии, уверенно глядя на них, помогая исчезнуть им это лишь только волевым усилием. Иначе гам в голове немедля возобновится. Это действительно не так просто. Может даже показаться невозможным. Но если всё же получится – не пожалеешь. Героин и тот даёт меньший кайф! Отбрось прочь все видения и ощущения – подобное имеет место быть только на входе и выходе: непосредственно там должна быть звенящая Пустота. В ней – Сила и Покой.
Я поначалу пыталась сосредоточенно слушать, хмурила от перенапряжения брови, но поняла, что надолго меня не хватает, начинала по-своему скучать, раскачиваясь на стуле, иногда спохватывалась, и делала вид, что внимательно слушаю. Но Мирон не обращал на мои уловки никакого внимания и продолжал гнать своё:
- Если медитация проведена успешно, то есть продлилась самостоятельно минут десять с полной остановкой внутреннего диалога, то результаты не заставят себя ждать. Ощущения сопровождаются, обычно, разливанием приятного тепла по всему телу. Ты наполняешься обновлённой энергией, текущей по тебе как ток, по высоковольтному проводу. Мужчины чувствуют себя мужественней, а женщины – женственней. В каждом пробуждается его глубинная сущность во всей её красе. Появляется уверенность в себе, если раньше её не было. Спокойствие, непоколебимость перед лицом трудностей и опасностей. Проходит усталость, уменьшаются любые боли и печали. Ты – восстанавливаешься. Испытываешь переполненность действием и активностью. Любое дело кажется лёгким и приятным. Ну и основное достижение – существенно усиливаются интеллектуальные способности: повышается находчивость, быстрота реакции на сложные повороты ситуации, находишь сам ответы, на много лет мучавшие тебя вопросы с необыкновенной лёгкостью, обнаруживаешь множественность вариантов решения одной и той же проблемы! Откровения приходят в виде почти не распакованных мыслеформ, вмещая в себя гораздо больше спрессованной информации, чем слова, на которые полученный поток знаний может, возникнув в молчаливой форме во время медитации проскользнуть за минуту, развернуться в словесной форме на несколько часов разговора или страниц текста. Но я больше ценю сгустки не развеянной энергии – она может долго храниться в запасах души, как НЗ. Пока не встретится в жизни пограничная ситуация, где подобная драгоценность покажется необходимой для использования. Я должен научить тебя этому, иначе я просто лопну от переизбытка знаний, которые могут сжечь меня изнутри. Времени остаётся мало, поэтому путь телепатии – самый короткий. Чтобы успеть всё.
Когда я спрашивала его о том, откуда он всё знает, то он мне отвечал новой волной слов:
- Я нигде не учился этому и даже не расспрашивал об этом других людей, тем более не читал книг - как-то само спустилось свыше или «сниже» - сам не знаю! По-крайней мере, знаю, что разницы между этими двумя структурами нет. Всё – едино. Одна энергия, с которой можно делать всё что угодно: в какую сторону захочешь, в такую и… повернёшь. Можно даже с помощью этой энергии материализовывать предметы. Любые. Всё что ты видишь здесь материализовано моим сознанием. И так могут все. Просто боятся в это поверить. Я всегда сам искал ответы на вопросы, потому что с раннего детства понял одну вещь – никто не знает ответов на вопросы – хочешь что-то узнать – ищи сам. Реальность сама разворачивается перед тобой так, как ты её развернёшь, так и будет. Это похоже на рельсы, которые ты выкладываешь перед собой, несясь на всём скаку вперёд. Куда их выложишь, туда и дорога повернёт. Будущего не знает НИКТО. Его делаем мы САМИ здесь и сейчас. О будущем не оповещён даже Бог, поскольку оно исходит из Абсолюта. Гений – запах Бога. А Бог – некая субстанция, химический состав которой нам доступен и содержится в нас самих, но в малых дозах, которые, по идее, мы можем увеличить в произвольных размерах, в т.ч. и до размеров самого Бога, если не больше. Как только люди всей земли научаться перестраивать свой химический состав на этот уровень, мы перейдём единовременно на новый этап развития человечества, где будут действовать совершенно другие законы – более высокого уровня.
Пока Мирон все это говорил, я успевала сделать себе чай, покурить, посмотреть несколько раз на часы, полистать журнал, попробовать пару раз уйти, демонстративно надевая при этом плащ и шарфик и , нарочито покашливая, идти к двери, чтобы привлечь его внимание. Но он продолжал заливаться как тетерев на току, не прерываясь, как если бы мой уход ничего не значил.
- Я практик и экспериментатор. В ходе своих экспериментов я понял, что причина тупиковости жизни почти каждого из поселян нашей планеты – депрессии. Их смысл в смещенности химического обмена веществ организма, что как следствие, ведёт к недоразвитости психики. Свойство слабой психики – чувствовать дискомфорт при любых условиях. На это состояние не могут повлиять ни условия жизни, не событийный ряд. Причина совсем в другом. Никакой комфорт и благополучие не могут повлиять на происходящие необратимые процессы, если мы не сумели выработать в себе сами этот химический состав. Например, обанкротившийся миллиардер, который превратился в миллионера и решил покончить собой. Это проявление несовершенства его организма, который не обладает самостоятельно воспроизведённым эликсиром внутреннего бессмертия. Выход – один: научиться уравновешиваться с помощью медитации, осуществлённой правильным образом, посвящая эти медитации не каким-либо Богам и религиям, а самому себе, как Богу. Открыть каждому свою религию по вере в САМОГО СЕБЯ!
Внезапно он смолк. Обрадованная, я собиралась откланяться, но он остановил меня вопросом.
- Тебе всё понятно?
- И как тебе все это удается?!... – решила я поддержать разговор из вежливости.
- Лично для себя я практикую свою методику так!
Мирон нервно заходил по комнате взад и вперёд.
- Во-первых. Уединяюсь в своей квартире и отключаю все телефоны мысленным посылом так, что мне никто просто не желает звонить в течение того времени, пока я занят.
Мирон запер окна и дверь на цепочку, отключил все телефоны, действуя кратко и конкретно.
- Во-вторых. Останавливаю внутренний диалог, уже известным тебе методом.
Мирон сел в позу лотоса, и закурил. Я, переминаясь у двери, сняла шарф - мне стало жарко.
- В-третьих, протягиваю руку помощи полному мысленному безмолвию, кое непрерывно доселе, пока не истечёт положенный срок. Обычно это исчисляется моим настроением, которое варьирует его от часа, до получаса. Этого мне вполне хватает для подзарядки моих батареек.
Мирон завёл будильник и, поднося его к уху, стал трясти.
- Очень важно соблюдать именно непрерывность внутреннего безмолвия. Иначе результат будет нулевым. Или просто… плачевным. Ещё необходимо не заснуть. Сидя или лёжа, но это непременно может случиться с тобой с непривычки. Если ты позволишь себе подобную слабость, то не получишь и близко тех плодов, которые можешь получить при более благоприятном раскладе ситуации. Чтобы не перенапрячься и «не перезарядиться» имеет смысл начать с десяти минут и с каждым новым разом прибавлять по минуте. Через некоторое время ты сама увидишь, как раскроются в тебе сами собой все мыслимые и немыслимые сверхспособности, о которых ты раньше даже не подозревала. К тому времени ты будешь уже сама распрекрасненько знать, зачем они тебе даны и что с ними делать дальше.
- А что это за голоса?
- Какие голоса?
- Ну, ты говорил «голоса говорящие наперебой внутри в голове».
- Поначалу я пытался бороться с ними с помощью счёта, но это бесполезно: дело в том, что в голове у нас звучит не один голос – параллельно разговаривает много голосов. Это наши субличности, навязанные социумом, родителями и друзьями – за ними, порой, не слышно самого себя. Получается, что считаешь ты один, а все остальные продолжают болтать, как ни в чём ни бывало. Ещё я заметил, что есть голоса, которые только отвечают другим, а сами никогда не заводят разговоров. Есть и другие, которые постоянно издают звуки и не могут ни на секунду заткнуться. Надо в первую очередь останавливать именно эти вторые, а первые постепенно замолкают сами, если их не трогать. Если считать до десяти, то замолкают первые, пассивные, которые только отвечают. А активные продолжают болтать глубоко внутри. Их можно даже не заметить, если намеренно не обратить на них своего внимания. Но особый признак, по которому можно заметить наверняка, что где-то внутри всё ещё продолжается болтовня – если тебя не прёт и не колбасит от беспричинной радости бытия, которая вырывается наружу, как взбунтовавшийся гейзер, при других обстоятельствах. Ищи помехи и устраняй их, как трезвый и трудолюбивый водопроводчик. Ты сама и есть СВОЁ СЧАСТЬЕ.
- А если у меня не получится?
- Я не говорил, что это просто. Остановить свой внутренний диалог с непривычки может показаться очень не просто. Нужно немало терпения, чтобы это совершить. Я не предлагаю остановить мысленный поток вообще, а только мысленное проговаривание. Для того чтобы понять мысль, вовсе не обязательно её проговаривать. Эффект отпускания сознания, как в скорочтении! Глубоко в нашем подсознании мысль работает с огромной скоростью, но мы не можем использовать эту вычислительную мощь из-за того, что не можем осознанно мыслить быстрее, чем проговариваем. Если остановить мысленное проговаривание, то постепенно мышление становится очень быстрым и очень мощным, точным, и открывается доступ к информации из подсознания. Вернее подсознание как бы начинает переходить в сознание или, можно сказать, объём увеличивается. Т.к. становится осознаваемым то, что раньше было неосознаваемым – вскрываются, как лава из-под корки земли, глубинные уровни подсознания – иные слои. Но это придёт со временем.
Милая, милая Адель, ты не представляешь что творится у меня в голове – она готова лопнуть от переизбытка нахлынувших переживаний. Я попала в абсолютную и бесповоротную зависимость от этого нелюдя. Шаг влево или право и я схожу с ума! Я перестала жить своей жизнью и постепенно вышла на такой уровень вибраций жизни, что оказалась в своём, отдельном измерении, напоминающем непроницаемый вакуум. Сюда не достучаться никому! Телефон целыми днями молчит, а раньше только и делал, что трезвонил. А Мирон мне говорит, что так и надо – наступает стадия того, когда я перестану различать добро и зло. И чтобы понять это безразличие, я должна попытаться съесть своё собственное дерьмо, для начала. Что будет потом – я вообще не подозреваю! Этот жест мне якобы необходим для стирания грани между близким и далёким, знакомым и чужим, добром и злом. О, ужас! Мне кажется, что меня втянули насильно во всю эту историю. Я не хочу так много знать! Я не знала, что вся моя жизнь может так кардинально поменяться от одного только моего невинного «да»! От многих знаний, которые я впоследствии получу, вокруг меня может не оказаться вообще ни одного человека, потому что никто меня не сможет уже понимать, да и мне с ними будет неинтересно. Брильянтовая моя, надеюсь, ты-то меня не покинешь?! Обещай. Спаси-и-и-и-и-и-и меня-я-я-я, я не хочу превращаться в бе-е-е-еса-а-а-а-а-а-а, или как он утверждает в Бога-а-а-а, не хочу менять состав химической формулы своего органи-и-и-изма-а-а-а! Но мне кажется, что это уже необратимо. А он мне говорит, что в жизни не видел, более сильной модели защиты, как у меня. И одновременно рвётся снова покровительствовать. Одно противоречит другому. Я ему не верю. Быть может, я уже свихнулась. Вразуми меня. Я – боюсь…»
Абика резко встала из-за стола – похоже, ей полегчало. Нажав в электронном письме кнопку «отправить», она продолжала, пока компьютер медленно пересылал письмо, словно продолжая её мучить, раскручивая на глазах центрифугу веса содержимого, и… побежала на улицу, прогуляться по лесу, надеясь хотя бы там ненадолго обрести свой утерянный душевный покой.
ВЫСТАВКА
Абика продолжала судорожно и ежедневно проверять почту, несколько раз на дню, тревожа ящик компьютера и нажимая кнопку с конвертиком и синей стрелкой «принять», еще раз, после того, как отрабатывала своё, впустую, функция «Центр соединений» в программе «The Bat!». «Такое нервное поведение признак тотального одиночества и подозрительно быстрого зарождения неуверенности в себе – надо с этим быстро кончать,» - подумалось вскользь Абике. Ответа на письмо она так и не получила, хотя прошло уже ровно три дня. На исходе последнего вечера положение вещей в мире показалось Абике невыносимым, и она решила развеяться, пойдя на открытие выставки «Арт-Москва» - лес уже перестал действовать на неё веселящим образом и нагонял лишь новую волну тоски. Там было много народу странного и праздничного – все смотрели на девушку с нескрываемым восторгом. Уж что-что, а причудливо одеваться она умела! Так, что мало кто не оборачивался, при её приближении. Обычным эффектом при ее появлении были свёрнутые набок шеи мирных сограждан. Это её, отчасти, развлекало и, чаще всего, выправляло настроение, в какой бы стадии упадка оно не было. Так стало происходить и на этот раз. С легкой ухмылкой, она вспомнила о том, что как-то раз, в Париже, ради неё автобус поменял свой маршрут – до такой степени засмотрелся водитель на макияж и общий облик. Мурлыкая, себе под нос ненавязчивый мотив из «Вендетты», Земфиры, она прогуливалась по выставке, изредка останавливаясь у заинтересовавших её экспонатов, но чаще, раздавая кивки направо и налево давним знакомым из толпы. А их было – предостаточно. Вдруг, её заинтересовала новая мелодия, которая, как ей показалось, возникла откуда-то изнутри. Абика, даже возомнила, что научилась сочинять музыку. Но… потом поняла, что слышит музыку и в самом деле. Невольно, девушка двинулась в сторону, исходящих издалека звуков. Мелодия всё больше и больше ласкала слух. Наконец, Абика увидела и сам павильон, который был построен в виде пятиугольной музыкальной шкатулки. Как зачарованная, девушка двинулась вовнутрь. Там было действительно фантастично! Посередине экспозиции стоял подиум, а на нём вращалось несколько голубых шаров, по кромке которых было запущены, написанные на двух языках (русском и английском), размышления на тему снега. Надписи напоминали японские хокку и танку. По стенам светились мониторы, с видами Лондона. Абика задумалась о «зове», которому её обучал Учитель. Она помнила, что если очень захотеть увидеть человека, то, представив, что он уже позвонил тебе, ты буквально позвонишь себе сама за него. Он должен быть опутан твоей внутренней паутинкой и, в итоге, притянуться к тебе сам, как бы случайно. Что для этого надо сделать? Прежде всего, настроиться на объект. А для того, чтобы настроиться, надо расслабиться, одновременно сосредоточившись в этом растворении начальных импульсов мысли. Оглядевшись вокруг, она видела вокруг себя много народу, который был заворожён музыкой, и привлечён к ней, как крысы на свирель маленького Нильса. Взгляд Абики скользнул по этим лицам, в поисках родного и знакомого, но Адели, которую ей так мечталось увидеть, там не наблюдалось. Абика глубоко вздохнула и… решив действительно успокоиться, вспомнила очередной, рассказанный ей Учителем, секрет:
- Тут все на самом деле очень просто. Все что тебе нужно это ЭНЕРГИЯ. Имея энергию ты без проблем можешь творить с окружающей реальностью все что тебе вздумается. Если иметь очень много энергии, то можешь одной лишь своей мыслью изменить весь мир в одно мгновение. Ведь его видимая «постоянная картинка», всего лишь точка сборки восприятия. К счастью таким количеством энергии почти никто не обладает, а то можно представить, как бы начал меняться мир, если бы каждый воплощал в реальность все свои кошмары или сладкие грёзы. Но суть не в этом. Есть два прямо противоположных способа получения энергии - Темный и Светлый.
Темный способ - это когда энергия выкрадывается у вселенной. Это буквально типа воровства. Воровством можно считать, если личность получает энергию, не имея достаточного уровня осознанности для ее использования. Например, все виды вампиризма. Такой индивид, получив энергию, тут же воплотит в реальность все свои страхи, которые он не в силах контролировать, осознанно ими управлять, для него эти страхи - и есть реальность, он не представляет себе другой реальности кроме этих своих сновидений-кошмаров. И они, в результате, станут действительно реальностью для всех, кто вокруг него. Хотя до того как объект не имел энергии, они были лишь его личными галлюцинациями. Энергия позволяет воплощать в реальность наши мысли. Причем это происходит непроизвольно, само собой.
Светлый способ - это когда вселенная сама дает нам энергию соответствующую нашему уровню осознанности. Мы все имеем определенный приток довольно грубых энергий, который соответствует нашей физической форме сознания. Этот постоянный приток энергии позволяет нам поддерживать физическую жизнь. Худо-бедно. Но ее качества и количества не достаточно, для того чтобы круто менять физическую реальность своими мыслями. Наши мысли являются лишь нашими собственными химерами и не сильно влияют на физическую реальность вокруг нас. По мере повышения осознанности мы получаем доступ к более тонким энергиям и к большему количеству энергии. Имея эту энергию можно уже довольно существенно влиять на материальную реальность своими мыслями. Повысить осознанность можно при помощи медитации. Соответственно получаешь в придачу совершенно даром огромный приток энергии. На протяжении всего периода осознанности ты получаешь постоянный приток энергии. Этой энергии уже с лихвой хватает для поддержания физической жизни и, кроме того, на изменение окружающей реальности силой мысли. Эти изменения осознанные. Как правило, никто не
станет воплощать кошмары - никому это не нужно. Поэтому, светлый способ получения энергии приводит к трансформациям реальности к лучшему. Но
это не значит, что существует какой-либо запрет на воплощение плохого. Свободу воли никто не отменял - воплощаешь ровно то, что сама пожелаешь, тем более что соответствующий уровень осознанности действительно позволяет воплощать ТО, ЧТО ЖЕЛАЕШЬ (на данном уровне осознанности), а не пустые фантазии, которые у неосознанных персонажей возникают против их воли, и которые они принимают как данность. Предположим, свои страхи о том, что войны на Земле не могут чудесным образом прекратиться в один момент – или, что первая любовь обязательно должна быть несчастной. Это чистой воды профанация, притом почти неконтролируемая. Реально это возможно, но только если действительно контролируешь свои мысли.
Так что все дело в энергии. Один человек имея много энергии, может изменить весь мир одними своими мыслями. Это не сказка. Это обычная реальность. Для меня, например. Да и для тебя, в скором будущем тоже. Я много раз видел как после медитации реальность вокруг меня начинала меняться в полном соответствии с моими мыслями, причем любыми мыслями - и хорошими и плохими. После этого я стал осторожнее с плохими мыслями. Что подумаешь то и сбывается. Избыток энергии делает свое дело. На самом деле, большое счастье, что неосознанные люди не могут так менять реальность, иначе они бы уже давно уничтожили весь этот и так потрёпанный мир. Осознанные же люди могут его менять в соответствии со всеми своими прихотями и фантазиями, а остальные люди принимают эти перемены либо как данность правил работы законов природы, либо вообще не осознают этих перемен, до того, как они не примут глобальных размеров. Таким образом, имеющий энергию человек становится хозяином окружающей реальности, а так же окружающих людей имеющих меньший запас энергии. Они буквально как марионетки в его руках. Не важно Темный он или Светлый. Он всегда манипулирует окружающей средой и её населением совершенно легко и просто. Разница между Темным магом и Светлым лишь в том, что Темный маг имеет энергию, но не имеет осознанности и продолжает жить в мире негармоничных иллюзий и мир меняет по образу и подобию своих капризов, а Светлый маг вполне осознан, видит реальность, как есть и ориентируется и меняет её адекватно. Именно поэтому со стороны манипуляции Темного мага выглядят как правило как разрушения, а манипуляции Светлого мага как созидание. Если только Светлый маг намеренно не разрушает нечто, с какой либо целью. Темный маг похож на сумасшедшего с топором. На слона в посудной лавке. У него есть
сила, но он не ориентируется. Он как слепой натыкается на предметы, разбивая их, потому что ничего не видит. Но он не злой. Он просто больной. И пока он болен (неосознан) у него нужно отнять энергию иначе он разобьет всё вокруг. Но уничтожать его, естественно, не нужно. Это его же галлюцинация - ему кажется, что его хотят притеснить, и он отбивается, причем отбивается невпопад, дополнительно разбивая всё, что попадется ему на пути. Таковы особенности получения энергий, когда ещё не готов адекватно с ними управляться. Все что нужно - это лишить его энергии. Он потеряет силу и перестанет быть опасным. Со временем он наработает определенный уровень осознанности и получит необходимую силу. Но до тех пор силу ему давать нельзя. Вот и весь миф о Добре и Зле. Рассеивается как пшик. Нет никакого фундаментального зла и добра. Именно из этих соображений исходит вселенная, когда не дает нам энергию в нашем обычном физическом сознании. Не потому что у неё мало энергии. Не потому что ей жалко. Не потому что мы зло. А потому что это для нас же и опасно. И именно поэтому достаточно лишь повысить свою осознанность, как тут же получишь бесплатно и безвозмездно приток энергии от вселенной.
Вселенная дает даром энергию каждому кому ее уже можно доверить. Мир дается в руки каждому кому его можно доверить. Хочешь изменить мир? Нет ничего проще - стань осознанным и получишь соответствующее количество энергии чтобы менять мир КАК ТЕБЕ ЗАБЛАГОРАССУДИТСЯ. Никаких ограничений нет. Когда ты осознан - ты свободен, никто и ничто не ограничивает тебя.
И, кроме того, никто никогда не осмелится атаковать более сильного. Имея
избыток энергии, ты защитишь себя от нападок. Даже у неосознанных субъектов инстинкт самосохранения работает железно, и они никогда не нападут на более сильного. Они будут подсознательно чувствовать твою силу и не решатся нападать. Осознанность можно повысить, в частности, при помощи медитации, а затем и с помощью других практик, о которых я расскажу тебе позже. Пока - хватит, а дальше сама поймешь. Еще осознанность повышают уроки жизни. Не важно, каким способом достигнута осознанность, в любом случае, как только поднимаешься на более высокий уровень осознанности, так сразу получаешь приток энергий соответствующего уровня и количества. Энергия - это реальная возможность изменить ВСЁ, ЧТО ЗАХОЧЕШЬ ТАК, КАК ЗАХОЧЕШЬ. Без каких либо ограничений. Но не советую пользоваться энергией без осознанности. Если станешь слишком опасна, например, для меня, я лично заберу у тебя энергию. На каких правах? Всего лишь потому, что я сильнее, у меня больше энергии, и я смогу это сделать без труда. Отсюда и возникают войны "добра" со "злом". На самом деле не способность избежать таких войн - признак не слишком высокого уровня осознанности и энергий "добра".То ли за счет перевода "зла" в более осознанное состояние, то ли еще каким другим способом - это частности, это не существенно. Одно факт - имеешь энергию - МЕНЯЕШЬ ВСЕ ЧТО УГОДНО.
Вспомнив весь этот монолог, Абика успокоилась, и решила помедитировать прямо в тёмном шатре экспозиции – она вспомнила это место из сна и поняла, что именно здесь имеет смысл дождаться очередного поворота судьбы. Облокотившись спиной на одну из мягких стен и усевшись по-турецки прямо на полу, она решила впасть в лёгкий транс и подумать о том, где же сейчас эта неуловимая Адель.
ВСТРЕЧА
День Адели был прекрасен как ласковый, нежный шёлк. Верней это был не день, а сразу несколько дней в одном. Это было утро третьего дня, проведённого в любовной неге с Беловым. Она, поражённо вспоминала, какие штуки они выделывали в постели, а больше всего, именно то настроение лучезарности, которое исходил от их общения, как от слитка кварца, который был выставлен на ладони, в солнечную погоду. Она шумно вдохнула в себя воздух, и тело её наполнилось свежестью. Именно этой вечной новизной были налиты все их отношения с Алексом. Всё как в первый раз! Она вспомнила тот первый раз. Это была большая презентация, где шастало много народу. Среди них был и Белов. Он выделялся своим ростом и громогласным голосом среди всей толпы. На нём был надет шёлковый чёрный костюм, в виде чёрных свободных штанов и заправленной в них элегантной рубашкой расшитой гладью. Адель стала сокращать круги вокруг него, как анаконда, с каждым кругом прикасаясь к нему или произнося одно, ничего не значащее слово. Это был её ритуал. Жертва постепенно начинала обращать на неё всё больше и больше внимания, а Адель делала вид, что и вовсе не замечает его. До этого они виделись всего лишь пару раз: первый раз, когда возвращалась с ухаживающим за ней тогда режиссёром Анановым из ресторана, и ехала в одной машине с тогдашней женой Белова, которая говорила о том, что ей предстоит развод с очень любимым безответно человеком. Все присутствовавшие тогда в тесном пространстве громыхающего агрегата сочувствовали и недоумевали о разлуке столь красивой пары. Как только машина остановилась, пассажиры увидели возвращающегося домой блудного мужа. У него был действительно потрясающий по красоте голос, который опережал его всюду. Адель попыталась подавить в себе реакции на эффект жеста молодого человека, когда тот отбрасывал резким движением головы назад длинную чёлку на свой по-фашистски выстриженный затылок. Если бы она не сопротивлялась сама себе, то тут же бы испытала любовную дрожь. Чтобы отвлечь себя, она стала стараться идентифицировать голос: в нём слышался лёгкий акцент старорусского дворянского выговора, который ей где-то уже встречался. Оу, это был акцент одного молодого человека, влюблённого когда-то в неё! Он был очень талантлив, но, к сожалению сгубил себя наркотиками. А она-то думала, что это именно его уникальная особенность. Боже! Всё оказалось просто жалким подражанием!... Жаль, жаль, жаль…
- Девушка, а почему вы смотрите в другую сторону, а не на меня?! – Адель вздрогнула от прямого обращения к себе. В темноте на неё смотрели два озорных глаза, и чёлка снова непослушно упала вперёд.
- Неужели Вы сказали что-либо важное?
- Какая наглость, меня не уважают! Даже не представившись, смеют не уважать! - шутовски запричитал Белов.
В это время жена Белова обернулась и посмотрела на своего мужа полными любви, страдания и восхищения глазами. Ананов растерянно представил всех тех, кто не был между собой знаком – они раскланялись друг другу. Адель перехватила взгляд жены.
- Если на вас так смотрят, значит, вы чего-нибудь да стоите.
- А вы умеете красиво льстить.
- Я не только это умею делать хорошо.
- Хм?...
- …Например, угадывать обстоятельства.
- Попробуйте!
- Я, например, знаю, из какой вы компании! Там есть некий Поджарский, Стас Кабель, Маша Легаль, Калачь и Морозильник с Владиком Марленом, так?
На самом деле, у Белова голос и акцент были поразительно похожи на голос Поджарского, который подражал Белову во всём – Поджарский был как раз из этой компании. Адель перечислила фамилии наугад. Получалось, что был просто акцент компании. Как у американского штата – диалект.
- Вы меня пугаете! - именно сейчас я возвращаюсь от Стаса Кабеля. Откуда Вы узнали?!
- Секрет. Лучше скажите мне, чем сейчас занимаетесь?
- Я?! Разве Вы не заметили моих влажных волос? Я плаваю в аквариуме клуба Шнапс, показывая страждущей публике стриптиз.
- Я помню, - решила поддержать шутку Адель, - в последний раз, когда я там была, то Вы мне ещё сквозь стекло, рукой помахали, а я вам в ответ, монетку кинула.
- Чтобы вернуться? - отпарировал оппонент.
- Да, именно, для этого, - приняла вызов Адель.
Потом пошли мистические обсуждения о том, что выставки у этого молодого человека и его друга чаще всего, проходили в местах смерти. Например, одна из недавних, где было выставлено гигантское копыто, была представлена в той же парижской часовне, в которой отпевали тело убиенной принцессы Дианы.
Второй раз она увидела Белова, когда пришла к всё тому же своему любовнику-режиссёру на квартиру, где была расставлена антикварная мебель, и были высокие потолки. Гигантская площадь квартиры вмещала в себя не только красоту внешнюю, но и необъятный интеллект людей, её посещавших. Здесь, как правило, проходили ночные бдения в обсуждении каких-либо стратегически важных культурных планов и тайных проектов на телевидении. Здесь проходили тренировки умов, в просмотрах ещё не вышедших на широкие экраны фильмов, авторы которых порой находились в непосредственной близости. Здесь заключались рисковые пари и сделки о том, каково будет будущее у истории искусства. Здесь… а, что говорить… Тут было великолепно! Дверь ей открыл снова всё тот же Белов. Адель, хоть и сделала вид, что ничему не удивлена, сама чуть не рухнула в обморок от волнения. Такая красота и, совсем рядом! «Вот бы его расположить постоять когда-нибудь у себя на кухне, в виде изящной, причудливой живой и говорящей статуэтки, которая ни жестом, ни мановением, не напомнит о таком понятии, как быт. Всё нужное будет происходить само собой, как в сказке! Да, подобное неземное великолепие способно задавать тон волшебству!» - подумалось вскользь Адели.
- А у нас происходит перфоманс под названием «Перетаскивание» - решил продолжить остроумничать молодой лев.
- Всё-таки развёлся… - перевела с мужского на женский девушка, облегчённо вздохнув. Белов поднял оду бровь и сделал вид, что ничего не услышал.
- Перетаскивание было развито, как движение, испокон веков, - решил как ни в чём ни бывало поддержать диалог внезапно появившийся любовник Адели, – Здравствуй, дорогая, рад тебя видеть, - наклонился хозяин квартиры и пощекотал Адель своей пушистой, густой и распущенной шевелюрой, при кратком поцелуе в щёку.
- Перетаскивание, это процесс, происходящий сейчас по всей земле единовременно в разных странах, - последовало продолжение, откуда-то из коридора голосом Алекса, - Мы решили возвести его в культ, проведя его единовременно в разных точках планеты наугад.
- Сейчас идёт перезвон со всех концов света, дабы не сходить с направления синхронизации... - решил добавить впопыхах Белов, но, не успев договорить до конца, уже побежал к разрывающемуся, как маленький ребёнок от крика, телефону.
Тот казался уже накалённым от нескончаемых звонков в этот вечер. Телефону была доложена текущая обстановка.
- Ну-с, а теперь пойдём пить кофе и смотреть подборку ХХ, для того чтобы наш мозг не оказался в простое, - потирая ладони от удовольствия, проговорил хозяин, поставив на низкий резной столик поднос с чашками из тонкого фарфора в гостиной.
Весь вечер Белов и Адель вели себя на вежливой дистанции по отношению друг к другу, ничем не выходя из рамок приличия, казалось, даже наслаждаясь своей безупречностью. Весь вечер, любовник Адели был рад, импровизировано создавшейся идиллии. Весь вечер все наслаждались остроумием и догадливостью друг друга, раскалывая сюжеты предоставленных фильмов как тонко-скорлупные орешки голыми пальцами, опережая мысль авторов на порядок вперёд. Умы блистали, а обоняние наслаждалось изысканным запахом приготовленного по-арабски кофе, вкус же скоро успел им пресытиться. Так было вечером, но не ночью! Адель совсем не обязательным показалось заниматься сексом в этот раз, и за этим последовала немедленная сцена ревности от любовника:
- Как ты смеешь со мной так поступать?! Я ведь знаю, в чём дело: ты способна влюбиться в первого встречного прямо на улице! А затем нагадить мне в душу. Вечно меня преследует злой рок в вашем лице…
Так продолжалось до шести утра. Потом Адель отключилась – столь продолжительные сцены её утомляли, тем более, что они были пока безосновательны. Когда она открыла глаза, то увидела режиссёра, совершенно одетого и с красными от недосыпа глазами, лежащего рядом с ней поверх одеяла и сосредоточенно смотрящего на какую-то выбранную им по виду давно точку на потолке. Адель с удивлением спросила:
- Так ты совсем не спал?!
- Да, конечно же, а ты что хотела?! Подлое, женское отродье предателей! Я знаю вам цену…
- Всё-всё-всё – вопросов больше нет, - прекратила она поток начинающегося снова выплёскиваться негатива, как из кипящего сердитого чайника кипятка, и поняла, что взгляд любовника был вовсе не сосредоточенным, а просто-напросто злым.
Ловко перепрыгнув недовольное жизнью бревно, девушка направилась привычным маршрутом в ванную комнату. Когда Адель вышла, то на столе стоял дымящийся кофе, с тостами и повидлом, услужливо заготовленные Беловым к её выходу – «принцесса» была польщена. Начиналось новый ритуал закидывания лассо теперь уже с её стороны. Попивая кофе и болтая об общих карьерных заморочках, Адель стала подкрашивать своё и без того совершенное лицо. В эти моменты, мужчины для которых, она обычно устраивала это маленькое шоу, замирали на полуслове. Жест, обычно, обозначал с её стороны наивысшую интимность в отношении к приближенному свидетелю, а с другой стороны, пренебрежение в нему же, намекая на то, что Адель не видит в нём мужчину, а только лишь случайную товарку. Приём сработал. Через некоторое время Белов предложил ей сотрудничество в клубной деятельности. Они договорились, при случае, открыть своё совместное дело, т.к. вкусы их, как ни странно, во всём совпали. Оставалось только кому-то из них первым начать, и… далее другой присоединялся к первому. Дабы пропеть с ним песню реальности в унисон. Они расстались, с пониманием перемигнувшись.
Теперь юноша был снова рядом и в пределах досягаемости вытянутой вперёд руки. Круги стали сужаться, петля затягиваться. Адель совершила программу «рывок», сосредоточивши своё намерение и выбросив его вперёд, как бумеранг. Через Белова оно должно было вернуться. Белов внезапно перестал говорить и, обведя настороженным взглядом толпу, безошибочно остановил свой взор на Адели. Не долго думая, он кавалеристской походкой отправился навстречу пойманному им импульсу. Но его опередили. К Адели подкатил подозрительного вида тип в тюбетейке, который с ходу стал бубнить девушке на ухо несвязный текст, театральным шёпотом, умудряясь при этом брызгать слюной. Адель поначалу с омерзением от него отшатнулась, но затем, признав в нём старого знакомого из тусовщиков Стаса Кабеля, с интересом постаралась разобрать в его слюнявом лепете основной смысл, ради любопытства:
- Не соизволите ли вы, наипрекраснейшая Госпожа, моя, дорогуша, уважаемая… Милочка моя… ненаглядная… посетить место, которое очень радо будет вас увидеть?...
- Место, ви-деть?!
- Нет, яхонтовая моя, посетить, так сказать, понимаете ли… нас… вас…
- Короче, ты хочешь меня куда-то пригласить?
- Да-с, совершенно верно-с. Место…
- Кабель, ты под кайфом? Где место? И кто там будет? Говори чётче, а то я начинаю терять терпение.
- Да, под ним самым. Место – замечательное. На Сухаревке располагается. Люди – преприличнейшие. Т-к с-кать, круг избранных. Решайтесь, - совладав, наконец, собой, заговорил более внятно Кабель.
- Я подумаю, - сухо среагировала Адель.
Странный человек, в засаленной тюбетеечке, подавленно шмыгнул носом и просочился сквозь живую стену из людей, почёсываясь по дороге от внутреннего зуда. «Ещё чуть-чуть и он начнёт тереться об прохожих, как блохастый мартовский кот!» - Адель облегчённо выдохнула – ей всегда не нравился этот нечистоплотный по виду человек. Он казался ей каким-то немытым даже изнутри. Но он принадлежал к клану Талантливых Людей и Адель его, изредка, терпела рядом с собой. Увидев, что Адель освобождена от надоедливого собеседника, к ней, кашлянув, стал снова приближаться ещё более по сравнению с ним безупречный Белов.
- Я не слишком вас обременю разговором?
- Отчего же!
- Хочу вас пригласить на …
- …Конспиративную квартиру?
- Меня уже опередили?
- Минутой раньше…
- Я, кажется, видел этого счастливца.
- Да, это был он самый. Кто соберётся?
- Избранные.
- Тогда иду однозначно. Адрес расскажите по дороге.
- Договорились. Я посажу вас на такси.
- Поехали!
КВАРТИРА АЛЕКСА.
Звучала музыка из эпохи барокко, голоса кастратов что-то напевали из историй об Атисе. Высокие своды сходились католическими арками где-то на верхотуре – из-за затененности пространства, усеянного свечами, не было видно их сходов. Люди, которые собрались там, были в основном критики, журналисты и коллекционеры, с важными и серьёзными выражениями лиц. Форма одежды была как в нацистской Германии – чёрной и коричневой. Белов только завершил процесс «перетаскивания» в эту квартиру и она была ещё не до конца обжита. Жадные взгляды дам, бросаемые изо всех углов, говорили о том, что теперь эта личность рассматривается ими как лакомый кусочек и завидный жених свободного полёта. Но глаза Белова неизменно были устремлены на Адель. Гостья старалась не отставать – тем более, что это ей нравилось. Они почти срослись своими горящими очами – на, происходившие от них прямые лучи, можно было вешать бельё, которое бы высохло моментально, настолько палящими они казались. Началось движение к абсолютному сближению. Адель вспомнила, как на днях прочла отрывок Сальвадора Дали из «Дневника одного гения», где Гала тащила Дали на вершину горы, когда они только познакомились и он всё думал о том, что его вот-вот поцелуют, ожидал этого с нетерпением, хотя несколько дней назад собирался вешаться от несчастной любви к мужчине. Каково же было его удивление, когда Гала, умудрившись завлечь его в грот, сказала, прямо глядя ему в глаза:
- Убей меня. Я специально выбрала тебя для этого.
Он не растерялся и ответил:
- И я тебя – для того же самого. Убей лучше ты!
В этот момент девушка рядом с собой почувствовала чьё-то лицо. Это был Алекс. Он склонился над ней и, словно прочтя её недавнюю мысль, произнёс
- Задуши меня.
От неожиданности совпадения мыслей и действия Адель расхохоталась так, что все обернулись в её сторону. Но она уже не замечала никого: плотно обхватив шею Алекса крепкими пальцами дочки скульптора, она стала его душить с улыбкой на влажно поблёскивающих губах и словами:
- Хорошо я сделаю это...
Алекс захрипел от недостатка воздуха и тут Адель, прижалась к его губам, чтобы выпить до дна последний захваченный им глоток воздуха. Когда он уже стал дёргаться, Адель решилась отпустить его, дабы в дальнейшем, этот милый мальчик пригодился ей ещё живым. Мягко отстранившись от него, Адель удовлетворенная своей шуткой засмеялась. В этот момент она заметила неподалёку от себя всё того же Кабеля, который буквально подползал к ней по-пластунски, между рассаженными на диване фигурами. Гостья стала удивлённо на него взирать, как коршун на птичку, одним глазом.
- Чего тебе?
- Если уж вы так раскованны, госпожа, и изобретательны, то не согласитесь ли создать здесь некоторую небольшую заварушку, в виде скромной такой групповушечки? - спросил Стас речитативом и с уже менее заплетающимся языком.
- Пошёл к чёрту, срамец! - Адель вскочила и шутовски спряталась за Белова.
- Хозяин дома, будьте добры, спасти меня от этого уродца!
- Уродец тоже отчасти хозяин дома, но я всё равно спасу вас от него всенепременнейше и с большим удовольствием! - сказал Белов и снова прижался к Адели своими губами.
Они стали кружиться по комнате в танце, пока не дошли до ванной комнаты, где благополучно и заперлись. Не сговариваясь, они стали набирать там воду и зажгли свечи. Блаженство их было беспредельно, но Адели показалось всё слишком кратким – так сильно перевозбуждён был её партнёр.
- Детство, настоящее детство, детство истинных чувств и их зарождения… - как в бреду, бормотал Белов.
Опомнившись, они поняли, что оставили гостей совсем одних и быстро засобирались наружу. Когда гости их встретили удивлёнными взглядами, то молодые люди снова не выдержали взгляда друг друга и, как будто впервые, бросились в объятия заново. Гости, наконец, почувствовали себя лишними и рассыпающимися по дороге толпой неуклюжих беспомощных пингвинов, попятились к вешалке в прихожей разбирать свои шапки и верхнюю одежду. Девушке и хозяину этого только и надо было. Оставшись наедине, они стали любоваться друг на друга, смотрясь как в зеркало, и не могли оторваться от этого процесса несколько часов. Они были безумно похожи между собой и красивы, поэтому могли себе позволить подобную роскошь медитации непреходящего восторга. За сим занятием их застал как-то Кабель и устроил настоящую гомосексуальную сцену ревности, на которую Алекс отреагировал полным непониманием. А на Адель снизошло озарение: «Ах, во-о-от зачем он так жаждал коллективной любви, этот тюбетейный засранец! Неудавшаяся попытка совращения с помощью всеобщего безумия! Как же я хорошо умею срывать чужие планы, сама об этом даже не подозревая. И поделом ему, гадкому приспособленцу!» С тех пор они перестали воспринимать проявления бытовой неуживчивости Стаса всерьёз, в том числе и то, что он постоянно таскал чистые носки. Как ещё себя может проявлять отвергнутая «женщина»? Её чувства могут вызывать только отстранённое сочувствие. Потом Стас Кабель был обнаружен на своей лестничной площадке, с героиновой овер дозой в крови, куда его подкинули «верные» соучастники по полётам. На сороковой день его смерти, Адель целый день домогались какие-то пьяницы прямо на улице, со словами: «Оставайтесь с нами, мы мечтали о вас всю свою жизнь!» Девушка испуганно высвобождалась из их объятий. В этот день она ехала в Питер и решила пройтись по соседнему, с уже прибывшим вожделенным остальными пассажирами поездом, перрону. Гладкая поверхность платформы отражала в себе огни, как в зеркале. Путешественница решила дойти до конца площадки, как по подиуму, а затем, развернувшись, не спеша дойти обратно, чтобы скоротать лишнее время. Отметив каблуком, конец платформы, словно за ней наблюдал невидимый тренер-балетмейстер, девушка решительно двинулась в обратный путь. Ей казалось, что на этой длинной и пустынной полоске света она совершенно одна и на всякий случай она обернулась, беззаботно пройдя уже треть пути, но, о, ужас, за ней всё это время волочился на всех парах, как сломанная и хромая электричка, жуткий монстр, с полностью окровавленной левой половиной тела. Такое ощущение, что этой частью тела подметали совсем недавно асфальт. Он ковылял за Аделью довольно-таки быстрыми темпами, припадая на повреждённую ногу, как если бы катился на самокате. Испуганная девица со всех ног припустилась бежать, не смотря на то, что за плечами у неё был огромный кожаный рыжий рюкзак, а её чёрное перьевое боа вконец размоталось и трепыхалось по ветру как раненная птица. Домчавшись до скопления людей, беглянка подумала, что их присутствие остановит странное и агрессивное привидение, но не тут-то было! Отвратительное существо продолжало своё преследование с упорством каракатицы. В какой-то момент девушке показалось, что эта адская конструкция умеет ещё и летать… показался её вагон, в который Адель благополучно и запрыгнула на всём скаку, чудом не промахнувшись. Фантом пролетел дальше, вперив свой взгляд в пустоту. Кто знает, быть может, он вообще видел не девушку, а что-то своё… из других измерений, когда бежал во весь опор не за девушкой, вполне возможно что и просто огромных размеров жаренную курицу-гриль. «Уф, это надо же так пугать! Цельный день сплошные пьяницы преследуют, а тут ещё и этот… перл! Из ада. Как говориться, привет от Стаса Кабеля, да упокой Господь его ерзающую без дела душу! Как был смутьяном, так и остался…» - Спасённая от погони попыталась улыбнуться и одновременно улыбнуться сама себе. Губы не слушались. Но это всё было потом, а пока А. мирно рассказывала Алексу свои сны, облокотившись на спинку кресла, оседланного ею задом наперёд:
- У меня недавно умер очень близкий друг, который многого достиг при жизни - он был композитор-перфомансист, и по поводу этого события мне привиделось несколько снов подряд, некоторые из которых мне самой не совсем понятны.
- Сочувствую, у меня тоже много едимышленников полегло… на поле жизи.
- Рассказать тебе одно из его явлений мне?
- Отчего же-с нет? Я внимательно слушаю. Обожаю сказки! - сказал Белов и приготовился слушать, изобразив иронически-серьёзное выражение глаз.
Адель благодарно потрепала его за холкой и, слегка погнездившись в уютном кресле, начала:
- Мне сообщили в этом сне, что надо отправится на похороны за город в Комарово под С.-Петербургом. Я согласилась, хотя там должно было быть очень много незнакомых людей, и я не знала, как будет удобно с ними знакомиться, при столь печальных обстоятельствах. Но это проблема отпала сама - собой, т. к. все происходило на лесной поляне, где накрапывал мелкий дождик, создающий собой лёгкую пелену непроницаемости, а люди были довольно отстранены друг от друга и без того, хотя их и объединяла внутренне какая-то роднящая их нежность. Вероятно, это было связано с тем, что все были притянуты, как магнитом, внутренней близостью с усопшим, и их единовременно поражало то, что они, во-первых – не одни, а во-вторых что вообще были удостоены такой чести: быть рядом с подобного рода человеком хотя бы небольшой отрезок своей жизни. Поскольку, человек был очень душевным и с фантастически-утонченным внутренним миром, то между присутствующими не было никакого чванства, а только тихое уединение где-то внутри. Поэтому, с первых минут меня окружили теплом и молчаливой заботой, усадив на отдельное место сбоку поляны, которое выглядел о как выдранный из вагона метро кожаный диванчик, на котором была сохранен даже верхний поручень для стоячих пассажиров. Я сидела на нем, опустив голову, не в силах ее поднять, чтобы не потерять из глаз слёз. Мне очень хотелось посмотреть на усопшего в последний раз, но абсолютно не было стремления смешиваться с толпой скорбящих, несмотря на то, что они все были такими чувствительными и мягкими. Это состояние было схоже с внутренней ленью, которая посещает нас, когда мы не хотим несколько дней подряд выходить на улицу по непонятным нам самим причинам, становясь отчасти как будто какими-то ватными. Говорят, что такое чувство спасает некоторых людей от катастроф, когда они интуитивно остаются домашними отшельниками, а самолет, на котором они должны были в это время лететь, в это время падает в море и разбивается без них.
В тот момент, когда желание увидеть друга, начинало пересиливать внутреннее оцепенение - я услышала над головой странный железный клёкот, похожий на шелест птичьих крыльев, - «Даже если это спустились сами Ангелы с Небес, все равно не двину своей головой,» - упрямо подумала я, насупившись. Но это были вовсе не Ангелы, а довольно реалистичного и независимого вида стальной листок, который падал, как перо, по зигзагообразной траектории. Я невозмутимо дождалась того момента, когда лист аккуратно приземлится ко мне на колени. А то ведь, вдруг он предназначается не мне?... Но все случилось, как и должно было быть - лист даже не зацепил моих капроновых колготок, как полагается делать остроконечным металлическим кускам, с загнутыми в разные стороны краешками. Передо мной лежал стальной лист с изображением моего дорого друга, - «Так будут выглядеть, скорей всего, папирусы будущего,» - подумалось мне. На листике было схематично изображено его тело. В несколько цветных линий обрисовывался сценический костюм Ихтиандра, в котором он выступал последний свой концерт, а лицо было прорисовано крайне подробно, почти голографически – острой сухой иглой. Я стала вглядываться в родные, и до боли знакомые черты лица, которые я при жизни не очень-то и жаловала. Придираясь своим внутренним диалогом то к слишком короткому носу, то к шутовского вида рту, то к изредка безвольному подбородку, который мог менять форму, в зависимости от настроения. В минуты гнева или желания произвести впечатление он выдвигался вперед, как у римского гладиатора, и тогда его лицо можно было назвать красивым, а минуты слабости проваливался куда-то назад. Всё это сейчас мне было безумно близко и трогательно до глубины души, и я в этот момент впервые подумала, что какой бы внешности человек ни был, он уже уникален своей индивидуальностью и разовым литьем формы, придуманной Богом, и именно за это ценен превыше всего, как факт неповторимости. Такие мысли были для меня подвигом - ведь я тогда была красотка-шовинистка и ничего некрасивого старалась не замечать. Продолжая вглядываться в портрет, я вдруг почувствовала себя участницей сеанса телепортации - через лист, как через окно, мне стало видно все происходящее во время погребения - его «настоящее» лицо было очень близко от моего, как если бы я была маленьким жучком, сидевшим на краешке гроба. Крышка от гроба почему-то отсутствовала или была просто для прозрачной и не значимой. Первые комья земли уже стали падать на голову, которая постепенно смешивалась с земляным тленом и начинала пропадать из виду, оставляя щемящее чувство невосполнимой потери именно этого куска материи. Я увидела это, и вернулась опять к рисунку, став смотреть в его глаза. Глаза, - это была единственная деталь на его лице, которая никогда не вызывала у меня лишних вопросов. Они были беспрецедентно красивы, как голубая безбрежная гладь моря, на котором он вырос и небо, отражающееся в этом море. Но скорее они напоминали средиземную природу в солнечную погоду, когда над островами пролетаешь на самолете. Эти перепады глубин и разные отливы голубого и синего. Разве что твои, но у тебя они более стальные, - тихо проговорила Адель, проведя ласково своей рукой, возле глаз Белова - А они были единственные в своем роде, исполненные смеха и тоски в одну и ту же секунду. Именно в них я и погрузилась слёту в новом, захватывающем дух путешествии, ощутив себя в мире архитектуры Гауди. Я бродила по разным закоулкам его мозга, как по анфиладам и лестницам фантастического дворца - там было много спусков и подъемов и даже аркатурных труб, подобных тем, что бывают в аквапарке или на спуске эскалаторов в питерском метро. Я долго блуждала по дебрям подсознания своего друга, пока меня не вытолкнуло наружу из какого-то бокового хода. Вероятно, это было ухо. Почувствовав себя снова сидящей на кожаной лавочке, я машинально посмотрела вверх и увидела поднимающийся обратно листок, как если бы его тянули туда магнитом. Из него на меня стали проходить разряды тока, в виде ощутимых глазом разноцветных молний. Они пронизывали меня до кончиков ногтей на ногах, проходя в землю сквозь пальцы рук, и в какой-то момент, мне показалось, что я могу умереть и сама, но всё вовремя остановилось, и я очнулась.
Кругом изменилась реальность: все было покрыто радужной дымкой, а дождь стал в виде золотых нитей. Люди обращались ко мне еще бережней, чем раньше, и кто-то шепотом сказал, что ожидаются поминки, но на даче, к которой надо идти. Каждый двинулся своим путем: кто на машине, кто пешком, но часть народа проделывала эту дорогу в одиночку, чтобы побыть некоторое время наедине со своими мыслями и более проникновенно попрощаться с усопшим. Поскольку, я никого не знала близко, то облегченно разделила участь последних и пошла в глубину леса, наслаждаясь новоявленными оттенками мира, слушая пение птиц, которое тоже показалось мне райским. Все было просто замечательно и без тени печали. По лесной просеке я вышла к железной дороге и увидела идущий тихим ходом товарный поезд - он шел именно в ту сторону, которая была мне необходима. Не долго думая, я запрыгнула, но тут же увидела девушку лет 14 с золотыми вьющимися волосами и с накинутым на плечи коричневым клетчатым пледом. Она неспешно, но стремительно удалялась по аллее. Я решила окликнуть ее и позвать с собой - тем более что нам по пути. Но она даже не обернулась, погруженная в шум своих шагов, среди шуршащих прошлогодних листьев. Кто-то тронул меня за плечо и тихо сказал: “Не зови её - у каждого свой путь.” Я узнала в этом голосе своего друга. Но его уже не было видно... Кстати, несколько лет спустя я узнала от кого-то, что его дочь умерла от передозировки но-шпы, которой она объелась, от обиды за то, что её мама не пустила на день рождения, где был её мальчик. Девочка решила пошутить, но перестаралась. Лёгкие слишком расслабились и перестали дышать. Ей как раз было 14... Её нашли завёрнутую в плед от холода, но это было уже потом…
Адель, закончив свой монолог, нежно притянула к себе Белова и сказала:
- Рассказ о сне, закончен, в следующий раз расскажу тебе что-нибудь ещё. А на прощание, перед моим уходом домой, взболтни мне что-нибудь о себе…Хочу знать, с кем имею дело.
Белов, махнул головой, освободив, лучащиеся сталью глаза от густой чёлки и, откашлявшись, начал свой рассказ, отнесшись к своей внезапно возникшей обязанности со всей ответственностью:
- Хм… Родился я от весьма интересных родителей, которые красавцами по всей своей стати и дьяволами, по сути. Мой папа был фотограф-авантюрист. Он ездил по всем городам и весям, выполняя один за три дня, фотографические заказы, которые были распределены и растянуты и поделены на год между всеми существующими там фотографами. По сути дела, съедал весь их хлеб. Поскольку, он был от природы красавец и обладал врождённым суггестивным даром, то все организации «отдавались» ему с благодарностью и счастьем на лицах, всеми дружными женскими и мужскими коллективами сразу, воспринимая его явление как манну небесную. Погонь, организованных «обиженными и обделёнными» провинциальными фотографами за ним, по этому поводу, было не меряно, но и денег на жизнь тоже более чем хватало. До такой степени, что особняков пять-шесть, ему в Москве принадлежало целиком. И это в советские-то времена! Мать моя была манекенщица, ей было 19 лет, когда они познакомились, а ему – тридцать. Попадали они в приключения бесконечные и воевали с нападающими на них хулиганами спиной к спине, как истинные воины. Она отбивалась от нахальной стайки трусов, держа туфли в руках, вместо кастетов и суча голыми пятками в воздухе, покруче Брюса Ли. Отец тоже от неё не отставал, размахивая в воздухе складным ножом «бабочкой», разрезая, быстрыми и точными движениями воздух и лица, с тонким свистом. Короче – пара была – что надо. Но когда мамаша забеременела мною, то очень расстроилась, т.к. детей она не хотела – мешали они её вольной жизни. Что она только не делала, чтобы избавиться от меня: и со шкафа прыгала, и уксус пила, и бане парилась – ничего не помогало! Даже подпольный аборт (другие были запрещены), и тот не сработал! Родился я как новенький, на свет божий, несмотря ни на что! Тогда она захотела, чтобы я умер, и выставила моё бренное детское тельце в коляске на мороз абсолютно обнажённым. Мой крик услышали соседи…
- Постой, - прервала его Адель, - ведь это моя история про балкон, - я же тебе недавно рассказала, как меня мама на балконе в гостях забыла, упившись чаем, а я там описавшаяся и замёрзшая орала как резанная, а потом, зато стала болеть, как по заказу тогда, когда мне это было нужно и лень куда-либо идти. Зато честно. До этого я была самым здоровым ребёнком в районе, и ко мне приходили любоваться комиссии… Хотя, до этого чуть не умерла сразу после родов из-за воспаления лёгких, родившись публично перед лицом всего курса медицинского института… Против воли моей матери, которая хотела это сделать наедине с самой собой или хотя бы одной акушеркой. Но её не послушали…
- Да ну?!...
- Так оно и было…
- Ну значит это простое совпадение или обыкновенная легенда, которую ты помогаешь мне сочинить… Разрешаешь?
- Разрешаю!...
- Ну, так вот, на чём я остановился? А!... Когда соседи услышали детский предсмертный хрип, то они спасли меня, перевесившись через балкон и увидевши, что со мой происходит. Я чуть не умер смертью генерала Карпышева, наверное меня спасло как4 раз то, что я не… описался - произнёс он с деланно трагическим выражением лица и, не выдержав, расхохотался.
- Но мне помешали. Тебя, кстати, ко мне не подослали?
- Нет, - ответила Адель на полном серьёзе.
- Ну да ладно! Продолжаю. И так. - Белов резко вскочил с кресла и стал ходить по комнате взад – вперёд.
- Мою маму лишили родительских прав. Меня отдали в детский дом, и до 5 лет я там пробыл. Когда меня оттуда забрали папины родственники, у которых не было детей, то я ещё не умел разговаривать и был абсолютным дебилом. Моё лицо к тому времени покрывала ветряная оспа и ещё какая-то сыпь от отсутствия витаминов так, что я целиком был вымазан зелёнкой. Зелёным маленьким молчаливым лягушонком, с капающей изо рта слюной - вот кем я был!
Молодой человек свой солдатский перестук каблуками, смахнув с глаза невольно навернувшуюся слезу. Через мгновение он продолжил, как ни в чем, ни бывало.
- Родственники меня откормили брусникой и черникой, одели в детскую военную форму и стали холить и изо всех сил. Но мне это было уже не надо – я уже привык к иным условиям. Разве что говорить научился. Через несколько лет у них у самих родился свой ребёнок. Мне исполнилось девятнадцать, и я стал себя чувствовать совсем независимо, абсолютно уйдя от них. Я всё это время стремился к общению с отцом и с пятнадцати лет он стал брать меня с собой в рисковые путешествия. У него была параноидальная мания преследования, и из-за неё он периодически напивался до состояния белой горячки. Начиналось всё вполне невинно – он просто нарушал зарок сухого закона для самого себя в каком-ниьудь из городов, в другом - переходил на следующую стадию, а в третьем уже доходил до белого каленья. Будучи душой компании, он всегда был окружён почитателями, но на последней из стадий рядом с ним всё равно никого не оставалось, - настолько он был страшен в буйстве. Вблизи пребывал только я – зная, что за высшим накалом, последует резкий спад, и за отцом надо будет просто ухаживать, как за неразумным ребёнком. Любил я его безмерно и поэтому мог простить ему любую выходку. И он знал это и ценил. Когда мне исполнилось те самые девятнадцать лет, его не стало.
- Как это произошло? - Испуганно поинтересовалась Адель.
- Он покончил собой.
- Как?!
- Повесился…
- Ты знаешь причины?
- Почти.
- Каковы они?
- Но только по секрету – ни-ко-му!
- Ну, разумеется…
- Точно?!
- Рыба! - воодушевилась Адель, изобразив губами трубочкой карася.
- Тогда слушай. После очередного рейда зарабатывания денег, папу вызвал участковый в отделение милиции. Долго о чём-то с ним говорил. Папа пришёл домой и, ни слова не говоря, повесился...
- Ах, Боже мой! Даже без предсмертной записки?!
- Уи, мадмуазель, без неё.
- И ты ничего так и не предпринял?
- Отчего же… Предпринял…
- Что?
- Рассказал об этом своему другу – омоновцу, который, обычно, встречал меня в институте, невзначай сидя на потолке, прикреплённый к нему кошками – тренировался.
- И что же он?
- На следующий день этого отделения милиции больше не существовало на лице земли. - Сгорело.
- Ох! - Адель даже вжалась в спинку кресла, от неожиданности. Белов присел перед ней и, глядя прямо в глаза Адели, произнёс:
- А что ты сама бы сделала, если бы вначале потеряв отца и вновь обретя, опять его потеряла бы самом расцвете его и своей юности, а?
- Тоже самое. – Без сомнения в голосе твёрдо произнесла Адель.
- Но пасаран! - ответил Белов и, шуточно щёлкнув каблуками, добавил:
- Хайль, Гитлер! На удивлённый смех Адели, он отреагировал просто:
- А что, я где-то слышал, что это неплохая энергетическая зарядка: превращаешься в активный передатчик высоких космических токов, ставя руку под 45% - вот так, - он показал, - и, надо непременно, щёлкать при этом каблуками – иначе не сработает. Один раз, мы увлеклись с моими друзьями в тренировках на эту тему. Будучи пьяными и накаченными какой-то дрянью в три часа ночи до такой степени разбушевались, что прибежали соседи снизу, обвинив нас в том, что мы наркоманы, фашисты и гомосексуалисты. Представляешь?!
Он согнулся в три погибели и тонко захохотал. Видя, что у молодого человека настроение уже вполне устоялось и его можно оставить одного, Адель резко встала и стала прощаться.
- Мне пора!
- Заходите ещё, не пожалеете, сударыня! - стройный красавец протянул руку. - Постараюсь, - ответила на рукопожатие девушка и, мягко, но отстранённо улыбнулась. Она не хотела привыкать новому столь быстро.
В мыслях она была уже далеко. Белов, поднёс её руку к лицу и поцеловал воздух, не касаясь руки. «А этикет-то он знает, - промелькнуло в голове Адели, - это хорошо.» Выйдя на улицу, Адель закрыла лицо от мокрого снега. Лица людей казались серыми и неинтересными – после нескольких часов наблюдения такой небесной красоты рядом, чувства притупились ко всему остальному, и ничего не казалось более притягательным того, что она видела и слышала. Но ей надо было попасть домой – она обещала.
Сейчас же Адель шла по улице, и ей внезапно захотелось зайти на чашечку кофе в Метрополь, чтобы поразмыслить о том, как же она так безошибочно почувствовала их счастье быть рядом. Но по дороге, она поменяла своё решение и сменила маршрут на посещение Арт-Москвы. «Потом узнаю, зачем мне это надо!» - пронеслась у неё мысль вскользь.
Приближаясь к ЦДХ, она невольно вспомнила, как они с Беловым встречались и там – тогда был «в силе» некий Бороновский и компания молодых людей «золотой молодёжи», к которым принадлежала и Адель, дружила с его дочерью Лу. Девочка была, на редкость, страшненькая внешне – вся в папу. Она без памяти была влюблена в Белова и пыталась таскаться за ним всюду, дабы примкнуть к клану искусства. Компания изредка оставляла её подле себя, когда бедняжка не слишком надоедала всем своей писклявой трескотнёй. Говоря с молодыми людьми о политике, она с жадностью взирала на Белова, как на жирный кусок пирога, а поесть-то она ой как любила! Белов вёл себя с максимальным пиететом, но весьма отстранённо и холодно, давая ей понять ясно, что ничего, кроме дружбы ей ожидать нечего. Адель была вся в любви и уверенная в своей неотразимости. Поэтому она, изредка притворялась послушной кошечкой, лежала в объятиях Белова, свернувшись калачиком, и позволяла трепать у себя за ушком. Чём приводила в абсолютное бешенство некрасивую Лу, которая была вынуждена терпеть подобное поведение влюблённых, иначе бы с ней вообще не общались. Один раз они все поехали к её папе на государственную дачу в Горки, в его отсутствие, разумеется. Лу только получила в подарок от папы спутниковый телефон, который прицеплялся к другим мобильным телефонам, что были уже распространены по Москве, хоть и не в большом количестве и разговаривал за их счёт. От переизбытка наркотиков в крови у Лу начался приступ паники и она, забралась под руль своей машины, чтобы «в безопасности» позвонить самой себе на дачу. Ей всё время мерещилось, что машину схватят и перехватят, и в маленьких зрачках Лу постоянно мерцал страх. Под героином страх был стихией Лу. Но она держалась молодцом и изредка выдавала верх изящества манер при своём состоянии. Адель даже несколько восхитилась ею – прямая спина, расслабленные на руле руки и сигаретка, небрежно зажатая между пальцами в тонких перчатках, делали эту почти уродливую и конопатую девушку, отчасти прекрасной. Адель расслабилась и отдалась музыке. Машина-джип ехала по барханам снега, поблескивая в темноте, своим германским значком, напоминающим пацифик, а музыка создавала иллюзию движения бесконечного каравана и когда машину качало на кочках, то всем казалось, что это уже не зимние сугробы, а барханы.
- Эту музыку мне переписал Пионов! Правда клёвая? - прокомментировала Лу.
Адель хихикнула от упоминания имени Пионова, вспомнив одну несуразицу, связанную с ним – это был благополучный московский фотограф, который был всеобщим пристанищем, прибежищем и святым. Он мог сносить в своей маленькой однокомнатной квартирке огромное количество народу круглые сутки, угощая их, принимая их и раскладывая на ночь спать, если они уставшие, не успевали доехать до дома. Давал им деньги на такси, если народу было слишком много и не было возможности кого-то приютить. Накуривал и наслушивал самой модной музыкой, всегда был в курсе нововышедших фильмов и всегда делился ими с друзьями. Своеобразная современная сестра милосердия в брюках. Девушке со смехом вспомнилась ситуация, когда с Пионовым пришлось спать в одной постели, но по братски-сестрински и Адель проснулась среди ночи от того, что Пионов положил её руку себе на бок, стараясь самоудовлетвориться в любви, и не решаясь пристать более смело. Её поразила и растрогала подобная чистота, и она сделала вид, что так и не проснулась, но руку тоже не убрала. Наутро её ждал виноватый взгляд Пионова, который был с ней предельно нежен. В отношения с ним она вступать не желала, но комплимент был к сведению принят и не забыт. Кругом блистал снег, и Адель казалась, что вся честная компания пребывает в сказке вместе с ней. Она толкнула Белова локтем:
- Ты видишь, как кругом красиво?!
- Да, разумеется, вон гляди, снайпер в кустах застыл, а наша машина разрывает чёрные банты, которые преграждают нам путь!…
- Тьфу ты!
- А у тебя всё иначе?
- Да.
- Но ведь нам же всё равно хорошо.
- Конечно…
И они снова стали целоваться.
Когда они приехали на саму дачу, петляя по узкой дороги, предназначенной для проезда только одной машины, пройдя через кордон нескольких шлагбаумов и военных, отдающих честь, то оказались перед вполне скромным ленинского типа зданием.
- Это казённая дача, напоминаю, - пояснила дочь Бороновского, - поэтому ничему не удивляйтесь. Обслуга на сегодня распущена по домам – выходные. Самообслуживание и мытьё посуды за нами.
- Договорились. Конечно же, дорогая. - Успокоил её Кабель.
Лу погрузилась в свои домашние воспоминания. На кресле лежало покрывало, которое было свидетелем первого сказанного миру слову. Это произошло в коммунальной тогда ещё квартире, в которой жила их семья. Отец сидел напротив её кроватки и мерно раскачивался на стуле. Ей показалось несправедливым, что он раскачивается сам, а не качает её, читая свою дурацкую газету. Для него же это была та краткая передышка перед очередным боем за жизнь, которую он позволил себе устроить в детской, где никто, как ему казалось, не мог помешать. Бороновскому обдумывал новые стратегии и расположения сил на таможни, где ему предстояло осуществить – всё было так просто и сложно в одно и то же время. Его любимым героем был Чичиков и он решил поступить так же как и его любимец: внушив доверие своей добросовестной службой, выкинуть фортель ушами, когда никто этого не ждёт. На самом интересном месте размышлений, он вдруг услышал, как ребёнок пытается начать произносить какое-то слово, но не придал этому значения, как постороннему звуку. Но слово в устах ребёнка обозначалось всё чётче и, наконец, сформировалось в сочетание конкретных, пока ещё неуверенных в себе букв:
- Пи… Пи-ся. Пися!
От неожиданности отец прямо-таки упал со стула. Обнаружив себя на полу, он ошарашено посмотрел на источник беспокойства. На него вылупились два невинных глаза дочери и радостно тянущиеся к нему ручки:
- Пися.
Она вопросительно смотрела на него, ожидая нового игрового эффекта – ей понравилась папина реакция. Она поняла, что папа задумал с ней поиграть. Отец оправился от шока и ясно сказал:
- Ты ошиблась, дочка, я не пися, а па-па. Повтори.
- Папа – Пися, - проворковала радостно дочь.
Не смотря на то, что дочь не подчинилась целиком его приказу, Бороновский был несказанно рад и счастлив заслуге своей дочери. Его распирала отцовская гордость. Хоть не первое, но второе слово она посвятила отцу. Он побежал на кухню, сломя голову, для того, чтобы позвать жену. Лу усмехнулась этому воспоминанию. И хоть как-то успокоилась.
Все уселись за стол ужинать. Решили пожарить кусками мясо, чтобы не слишком заморачиваться на готовке. Лу по-прежнему с тоской глядела на Белова. Он был непробиваем. Наконец, она не выдержала и резко встала.
Значит так. Я пошла спать. Если я кому-то нужна, то поднимайтесь ко мне наверх. Не забудьте помыть посуду. До завтра.
- Хорошо, милая, - радостно потирая ладошки, ласково проверещал Кабель.
- Мы тут у тебя видео посмотрим пока, если ты, конечно же, не против.
- Не против. Бай. - Уже более спокойно произнесла Лу и удалилась.
Кабель оглядел всех радостными карими глазками, зрачки у которых были в точку:
- Чего изволите?
- Фильму… - лениво пожелал Белов, - Там был один интересный про рыцарей. Я бы хотел, чтобы мы его вместе просмотрели. Он сгодится нам для проекта по настроению и атрибутике.
- Щас сделаем, - Стас суетливо прошелестел к стойке с фильмами, его японский халат, с драконом на спине, развевался при каждом колыхании воздуха – настолько был тонок, – Который из?
- Вон тот, что справа, в красной обложке.
- Договорились, ладненько.
Адель сидела на коленях у Белова и следила за движениями Кабель, как кошка за мышкой.
- У этого шпинделя глаза как у настоящего вурдалака, - подумалось ей.
В данный момент она парила в состоянии блаженства от любви, и ей было всё равно, будь всё происходящее аж на кладбище, если рядом Алекс. Оптические картинки в этом состоянии, складывались на её глазах в колыхающиеся на ветру поля подсолнухов, без всякого напряжения с её стороны.
- Так вот, что значит Любовь! - среагировала Адель на происходящее.
Возлюбленный поглаживал её ласково по плечу, и она чуть ли не мурлыкала от счастья. Начался фильм. Он был очень кровавым, и Адель иногда от страха прижималась плотней к Белову в особо опасных моментах. Он сначала улыбался и вздрагивал сам от неожиданности, но потом нашёл выход: рукой забравшись под шёлковый свободный балахон, в который была одета Адель, и, обнаружив там самое интимное место, стал его теребить на стрессовых поворотах сюжета. Из-за этого Адель не успевала испугаться и содрогалась в сладких судорогах от его прикосновений. Это было поистине блаженством и остроумным выходом из ситуации!
- Зачем ты это делаешь? - спросила у него Адель.
- Чтобы тебе больше никогда не было страшно, моя дорогая девочка! - спокойно ответил Алекс и поцеловал её в лоб.
- Потом сама поймёшь, как это важно, и насколько пригодится тебе это в будущем.
Когда они проснулись после ночи любви в спальне на втором этаже, то им снова захотелось поразвлечь друг друга. Они доводили каждый по очереди другого до истомы, граничащей с истощением. Как ни закрывал рот девушке Белов на самых пиках, когда ей хотелось закричать, но, несмотря на все предосторожности, звуки любви, всё же достигли ушей раздражённой приходом нового утра Лу.
- Кто там шумит?! - послышался резкий кастрюльный голос откуда-то сбоку.
Подобной наглости бесстыдства она уже выдержать никак не могла! Канаты нервов уже были глубоко изъедены количеством приёма медленных наркотиков и были ни к чёрту, как гнилые верёвки. Спешно спустившись в гостиную, Лу приготовила всем чай и стала обдумывать план мести. «Надо аппелировать, прежде всего, папой – его они уважают. Далее: я должна перекрыть им все входы и выходы. Затем, поставить их в крайне неудобное и устрашающее психику положение. Чтоб помнили и знали! Короче, раком поставить. Тэк-с. Ага, – она посмотрела на карту местности. – Вот то самое подходящее место для подобной акции. Она ткнула на карте на пустынное пятно в лесу, где пересекались заброшенная просека и служебная железная дорога-узкоколейка. Отсюда им не выбраться вовек.» Сама себе сказала Лу и мерзко захихикала, посмотрев на часы.
- Уже пора.
Выйдя с посветлевшим выражением лица в гостиную, Лу сообщила присутствующей там публике:
- Папа вызвал меня на свою другую дачу. Я срочно должна туда двигаться. Предлагаю подкинуть вас до узкоколейки, и вас отвезут в Москву оттуда. Выезжаем!
В пространстве повисла нерешительная тишина. Но никто не смог вымолвить и слова против – такой у Лу был решительный вид. Окружающие ничего не поняли, кроме Адели. На просьбу Лу вымыть за собой посуду, Адель вымыла только часть за собой и ребятами, хозяйкину же она оставила нетронутой. Лу закусила губу и взгляд её стал ещё более остервенелым. Чёрный джип, похожий на консервную банку, выехал. Возвращались снова лесом, и где-то на опушке она высадила всю честную компанию, дав неопределённую отмашку куда-то в сторону.
- Поезда ходят там.
Был двадцатиградусный мороз, а беззащитные гости были одеты по бальному легко. Денег ни у кого с собой не было, кроме как у Адели и тех не так много. Подойдя к платформе, молодые люди узнали у сторожа, что поезд отошёл ровно пять минут назад, а следующий будет только через час.
- Мы здесь не выживем столько! - первым подал голос Белов.
Но тут же осёкся на фальцет и затих.
- Ничего, - обнадёжил Кабель, - я когда-то в Чехии ночевал в лесу зимой: кладёшь два дерева рядом, между ними ложишься, а под одним разжигаешь костер – оба ствола нагреваются и начинают греть тебя, как батарея, но ни одно не загорается из-за своей промёрзлой толщины. Надо правильно рассчитать расстояние, чтоб не угореть и тогда всё будет в порядке. Да и на ковриках под дверью в Парижике ночевал. Всякое бывало…
- Хватит! – завизжал Белов, - да мы тут околеем! Надо срочно придумать выход из положения.
- Давайте выйдем к дороге, - спокойно предложила Адель.
Все согласились и пошли на шум. Это была Рублёвка – правительственная трасса. Все машины мчались на дикой скорости и никто даже не собирался останавливаться. Кабель опять решил вставить свои «пять копеек».
- Здесь вообще-то опасно голосовать. Был случай, когда на этой трассе один мент только занёс руку с измерителем скорости, как был тут же убит снайпером из проезжавшей машины. Его заподозрили в попытке покушения на правительственного мужа. Мент же был просто любопытен, и хотел, чисто для себя, узнать на какой скорости движутся картежи слуг народа. Сразили наповал.
- Попали! - Белов был готов расплакаться, но виду не подавал.
Радовалась только одна Адель забавности всеобщего положения. Она не видела ничего ужасного в происходящем – девушка уже привыкла к подобным ситуациям по жизни. Её либо очень сильно любили, либо ненавидели – вне зависимости от пола, возраста или ранга. Равнодушных не оставалось. Она научилась от этого получать удовольствие и извлекать увеселительную энергию из любых ситуаций.
- Успокойтесь, мальчики, вот автобусная остановка. Лу просто забыла в простоте душевной, о существовании такого вида транспорта, как автобус. Правда… смотрите-ка и те уже не ходят. Остаются только…О! Во! Гляди! Едет!
Она не договорила. Навстречу ним ехала волшебная последняя по расписанию маршрутка. Компания радостно стала ей голосовать. Машина остановилась. С ликующим гиканьем все погрузились вовнутрь тёплого чрева урчащего агрегата. Там было хорошо. Доехали до дома без приключений. Белов положил восемь рублей на столик водителя и, выпрыгнув из машины, рявкнул:
- За всех! Адель долго смеялась удивлённой реакции водителя.
Он даже не шелохнулся, не то чтобы кинуться вдогонку за «частичными» зайцами.
- Гипноз, - прокомментировала она.
Следующая встреча с Лу закончилась не менее забавно. Она везла всех через мост к одному наркобарону в гости. Перед самым мостом Лу опять высадилась на измену: впереди менты и они могут оштрафовать за перебор человек в машине. Все сразу же поняли в чём дело: снова ревность. Не долго думая, Белов вместе с Аделью вылезли из машины и пошли пешком. Художник Азия-Европа махал им из окна первого сидения водителя со словами:
- Держитесь ребята. Она просто сошла с ума!
Поймав машину, Адель и Белов добрались до места. Адели было весело, и она лишний раз поразилась мужеству и безупречному благородству своего молодого человека. Он прекрасно осознавал то, что происходит, но принципиально держался на своём – любви и преданности к Адели. Девушке это льстило. Посидев в гостях и поболтав с гостями в пентхаусе с расписанным чёрно-белым потолком, вся компания покатила на дачу к Лу. Белов и Адель отказались от этой затеи. Потом они оба узнали, что Лу попалась с наркотиками недалеко от питерского клуба Турбель. Она сама вынула из кармана операм и положила им в руки пакет с кокой. Это было равносильно самоубийству, но, вероятно, она совсем потеряла голову от несчастной любви, и решила таким образом сама себя отвлечь от лишних переживаний. Как говорится, клин клином!... Мерлин в это время сидел в квартире Белова и Адели со всклокоченными волосами и звонил подряд всем изданиям столицы, говоря:
- У меня есть фотография с Лу Бороновской, сделанная за два часа до ареста. Могу продать её за цену одного куска мяса!
Фотографию у него в итоге всё же купили.
МАРЛЕН
Владик Марлен – одиозный персонаж, который по иронии судьбы родился не в той стране и не в то время. Если бы он был рождён на древней Руси, то был бы незаменимым скоморохом, а если бы в Нью-Йорке, то был бы просто миллионером, обладая столь потрясающей харизмой и даром абсолютного перевоплощения. Он был балагуром и хулиганом, но судьба его любила и баловала за то, что он был до беспредела наивен и чист. Совершая, порой, комичные подлости, он в один момент мог искреннейшим образом раскаяться и… получить от жизни реванш – наилучшим из образов. Судьба ему прощала всё. Он был настоящий волшебник. Вот пример. Он дружил с Лу, которая души в нём не чаяла, как в неотъемлемой части компании и талисмане. А он, в свою очередь, издевался над ней как мог, периодически говоря ей:
- Лу, лапонька, всё в тебе хорошо, дорогушенька, ну просто всё… кроме твоего папы!
Лу злилась, но терпела. Прощала. Потом, на свою голову дала ему ключи от своей квартиры, подаренной папой. Владик на тот момент увлекался употреблением такого вещества как «Настя». На тот момент у него было этого добра целый чемодан. Он заснул в роскошной квартире Лу, с домашним кинотеатром отделкой из натурального камня, с непотушенной сигаретой. Натурально, квартира сгорела. Суровая охрана повидавшая на своём веку всё, при которой Лу даже забивала и скуривала косяки с марихуаной, на этот раз не выдержав, озверела, и притащила, чудом оставшегося в живых Владика Марлена, к ногам своей госпожи, со словами:
- Убить или оставить в живых эту гадость?!...
На что Лу, рыдая над любимой погибшей в огне левреткой, дала отмашку оставить всё как есть. Сёзы застили ей глаза пеленой. Владик был перетащен за шкирку в полуобморочном виде психоделического транса в друге место и выброшен прямо на улице. Он был, как герой Булгакова из нехорошей квартиры, в одних кальсонах и пижамной куртке в обнимку с тем самым чемоданом, где хранилось у него всё самое главное. Очнувшись, первое, что он сделал – это открыл чемодан, достал оттуда ампулу, из кармана кальсон шприц и… снова вмазался, тут же погрузившись в свою другую реальность голубых и прозрачных заоблачных далей, уйдя от ответственности. Лу была в бешенстве, но ничего поделать с ним не могла – без такого мерзавца было скучно жить на свете. Правда, папа Лу больше никогда квартир не дарил с тех пор, а только снимал. Лу попыталась его успокоить множеством внуков от разных мужчин, один из которых был даже от араба. Количество трёх папу успокоило, тем более что затащить к Лу в постель мужчину было большим и разовым подвигом. Не повторяемым никем из них даже за большие деньги.
Владик Марлен – трансвестит. Самый забавный и трансвестит, который когда либо существовал на свете. Просыпаясь по утрам Адель и Белов заставали его у зеркала, выдавливающего прыщик и переживающего на эту тему почище, чем самая придирчивая к своей внешности кокетливая барышня. Это был целый концерт с песнями, плясками и шарадами. На это раз они оказались свидетелями его внезапного перевоплощения в Любовь Орлову: Марлен стал кружиться по зале гостиной, разбивая всё вокруг себя как необузданный тайфун. Платье, украденное у госпожи Озеровой во время пребывания у неё в гостях, Владик разрезал вдоль на полоски и испытывал эти полоски на профпригодность - «будут ли они стоять во время кружения солнышком или нет». Бились лампочки, падали чашки и торшеры – Влад был неостановим. Через некоторое время влюбленная пара отметила, что у него нарушена координация движений и без дервишевского кружения. Потому, что глаза покрыты плёнкой поволоки, а затем… обнаружили в туалете разбросанные использованные упаковки трамала.
- Всё ясно, - сообщил Белов, - одного его здесь оставлять опасно – на этот раз он способен совершить потоп. Хотя нет, потоп он уже делал в клубе Птюч. Тогда его тоже оттуда вышвырнули. Остаются только медные трубы. О, он включит газ! Пошли отсюда. И его забираем.
Они выталкнули Владика на лестничную клетку под предлогом того, что всю честную компанию пригласил в гости Ваня До-До, хотя приглашены были только пара – Белов и Адель. Но Мерлин верил и плёлся за ними со словами:
- Пожалейте бедного странника – идите помедленней, уважаемые дамы и господа! Адель и Белов, подождите меня!!!
Последнюю фразу он выкрикивал с особенным рвением – и нажимом так, что все прохожие начинали оглядываться на эту странную тройку с укоризненными взглядами. Любящей паре приходилось переходить на другую сторону улицы мелкими перебежками то сюда, то обратно, дабы сделать вид, что они не знакомы с этим странным субъектом, одевшим вместо панамки от слепящего солнца на себя бедуинское покрывало с узелками по углам, волочащееся по земле. Он так медленно плёлся и скулил, что Адель и Белов ушли далеко вперёд. Когда они оказались на долгожданном чердаке, то с удивлением увидели, что Владик уже там. Он сидел с прищуренными глазами и в перевёрнутом вверх дном русским горшком на голове, с накинутым на него сверху многострадальным покрывалом. Изображая гневным жестом выпростанной вперёд руки, боярыню Морозову, он встретил репликой из русской сказки «Снегурочка», указуя на Адель:
- Разлучница! Разлучница! Разлучница!
Молодые люди расхохотались, но так и не поняли, что произошло, и каким именно образом случилась столь быстрая телепортация Владика на чердак художника, с его черепашьими темпами. Владик выдержал эффектную паузу и с нескрываемым удовольствием им объяснил, что встретил по дороге друга, который спросил у Владика о том, куда он путь дорогу держит. Марлен посетовал, что собирается идти загорать на крышу к друзьям, да вот только денег на сигареты, шампанское и машину не хватает. Друг был богат и потому выдал немедля пропадающему на солнцепёке Владу сто долларов «на такси». С невинным видом Монро протянул нам угоститься сигареты Danhill в подтверждение правдоподобности своего рассказа, сообщив попутно, что и таксист ему пришёлся по нраву, поскольку от желания избавиться поскорей от стрёмного клиента, даже денег не взял. Всем было весело, потому что лишний раз присутствующие поняли, что бытовая магия существует, а вернейшем её представителем является Владик.
У Владика Марлена был одно время любовник Рубильник. Это был очень красивый молодой человек с атлетическим сложением и разухабистым поведением. Он был почти невменяемым когда напивался и страдал звёздной болезнью, которой заразился у Владика. Но Марлен страдал ею хоть и самозабвенно, но с некоторой степенью самоиронии. Рубильник же был погружён в это чувство с головой. Это грозило ему в дальнейшем времени лёгким умопомешательством, в лучшем из вариантов, в худшем же - он срывался с катушек, начиная угонять милицейские уазики ради собственного удовольствия, за счёт чего попадал в места не столь отдалённые. Что уже случалось с ним неоднократно. Но в целом эта пара выглядела весьма трогательно – Владик осчастливливал Рубильника съемками в лучших журналах, а тот в свою очередь одаривал Марлена сюрпризами и неожиданностями в виде личной преданности и искренней радости, которая по-детски открыто, выражалась на его беззубом лице с красивыми полными губами. Как-то ночью Марлен и Белов заснули у себя в разных комнатах, а Рубильник с Аделью заболтались о девичьих делах. Рубильник предложил Адели съездить в Останкино в пять утра – покупаться. Адель согласилась.
Они набрали с собой шампанского, мартини и коньяка, включив на полную мощность кассету Курёхина из музыки к кинофильмам на переносном магнитофоне. Погуляв по парку в районе Цветного бульвара, поплескавшись в фонтане и вдоволь нахохотавшись, Адель с интересом выслушивала откровения голубого бойца, удивляясь тому, что все они были построены у него не том, что он, оказывается, на самом деле, стремился к противоположному полу. Он спрашивал совета у Адель что ему сделать, чтобы понравиться девушке, которую он вот уже давно любит, как добиться её расположения. Адель порекомендовала ему вставить для начала зубы – у него из-за драк нескольких не хватало. На этом его расспросы и прекратились. Они просто стали молча пить шампанское с коньяком под музыку и наслаждаться просыпающейся свежей летней природой. Было пять утра. Потом взяли такси и поехали к останкинскому пруду . Там Рубильник разделся догола и стал плавать как заправский спортсмен. Его мощные плечи ритмично выныривали из воды, покрытые скатывающимися, как стеклянные бусины капельками. Он звал Адель купаться вместе с собой. Но Адель категорически отказалась. Ей нравилось наблюдать за всем издалека. Недавно был штурм Останкино, и она не была уверена, что все трупы, попавшие в пруд, уже выудили. Рубильника она решила не расстраивать подобными печальными предположениями. Он разгуливал кругом совершенно обнажённым, и старался угодить своей спутнице во всём. Истратив почти всю казну Мерлина до остатка, счастливые «подружки» решили всё же возвратиться домой. Там их ждало маленькое домашнее светопреставление. Всклокоченный Белов, как оказалось, уже не первый час носился по квартире в поисках Адель с одной фразой на устах:
- Ушли купаться… Ушли купаться… Я знаю, что это всё значит! Ушли купаться…
Когда Адель предстала пред его светлыми очами, то он посмотрел на девушку невидящим взглядом. Адель поняла, что на неё обижены и решила все устные объяснения отложить на потом, ограничившись лишь письменным. Она знала, что в гневе Белова трогать не стоит – бесполезно. Он словно отгорожен стеклянной звуконепроницаемой стеной. Она вспомнила, что когда-то она хотела проверить его нервы на прочность и произнесла краткую речь из запретного арсенала, коею не имеет смысла говорить мужчинам лёжа одновременно с ними в постели, если вы не хотите быть ими убитыми.
Адель лежала на животе с краю кровати. Рядом с собой она почувствовала шевеление. Потом, что-то холодное скользнуло по шее – Адель передёрнуло – но она поняла, что ей это показалось. Затем через неё перепрыгнули, быстро оделись и… вышли вон. Минут через пятнадцать Белов вернулся с репликой:
- Ну, надо же, я чуть тебя не ударил – еле сдержался!
Адель тогда посмотрела на него с большой благодарностью и гордостью – он выдержал тест на настоящего мужчину, достойно среагировав на её невольное нападение. Тогда она не видела его глаз в момент гнева, но сейчас она постигла, как именно они могли выглядеть. Адель налюбовавшись этим зрелищем всласть, отступила в сторону, решив приступить к созданию оправдательного письма, дабы не терять времени попусту. Самое смешное, что Рубильник совершил то же самое абсолютно синхронно, по отношению к своему кавалеру. И оба были прощены. На мужчин, как ни странно, гораздо глубже и точней в таких ситуациях действует текст, а не звук.
ЦДХ
Еле сдерживаясь от смеха, в связи с нахлынувшими воспоминаниями, Адель заметила в подземном переходе, к ЦДХ поломанные фонарики и это ей напомнило, что когда она была куратором большого фестиваля, они вместе всей компанией пошли осматривать фестивальные работы. Алекс от радости разбивал костяшками пальцев фонари в переходе, лишая их светимости, отчего на руках оставались круглые кровавые отпечатки. Это развлечение немного удивляло и, придя на место, она с деланной строгостью пожаловалась одному из присутствующих приятелей, о превратностях поведения своего друга. На что, поначалу сочувствующе улыбающийся слушатель, не дослушав конца рассказа, вдруг поднял свою руку на уровень глаз и с гордостью продемонстрировал такие же следы от разрушенных ламп на своём кулаке, со словами:
- Вот так?!
- Без комментариев. - Попыталась съязвить Адель и поняла, что с этого момента не имеет смысла удивляться уже ничему.
- Да, но это было несколько раньше и я успел заклеить следы пластырем, как видите.
Запомнилась какая-то девушка, висящая на руке Белова, пытающаяся одновременно слизать кровь из сочувствия и прокусить её заново из ревности к Адель. Но тот реагировал репликой:
- Не обращай внимания, Адель, это одна из моих бывших – в ней нет ничего опасного!
На что в ответ получал одобрительное мяуканье в сторону Адель.
Сейчас она чувствовала подъём новой волны любви в своей жизни. Без относительно какой-либо личности. Просто волну и, решила, откликнувшись, отдаться первому новому чувству, которое ей повстречается на этом пути как источник. Услышав удивительную по звучанию в ней волшебства музыку, Адель поняла, что это знак и пошла на её звуки, чтобы определить их назначение. Залы уже закрывались и девушка боялась так и не найти неожиданно возникшей цели своего маршрута. Наконец, она увидела интересующий её пятиугольный павильон и зашла в него. Каково же было её удивление, когда Адель увидела посередине него сидящую одиноко Абику. Подруга подняла на неё свои затуманенные слезами глаза и произнесла:
- Что-то ты долго сегодня, Адель, я тебя уже давно здесь жду…
- Мастерский вызов – я несколько дней не была дома, и сюда меня словно сами ноги привели. Накатили дурацкие любовные воспоминания - они-то меня сюда и вынесли. А тут ты – такая красивая… Как всегда! Что-то случилось?
- Да, скорей, произошло – я встретила нужного мне человека, которого ждала всю жизнь, но стала от него столь зависима, что испугалась – спаси меня от него. Ты более опытная как сердцеедка – научи, как поступить с ним?
- Ну, прежде всего надо расслабиться и… - Адель засмеялась придурковатым низким басом, - сама знаешь что. Потом, спуститься со мной в кафе из этого «рая неземного» и рассказать поподробней кто он.
- Я тебе письмо написала… - проговорила голосом обиженного ребёнка Абика, - ты ответила?
- Разумеется, нет – меня не было рядом с компьютером столько же времени, сколько и дома. Ну, пойдём, дорогая, пойдем. – Адель взяла под руки Абику, как раненого бойца. – В городе есть наиприятнейшее кафе. Там нам и место.
КАФЕ
Они взяли машину и поехали в Шахти. Это было тибетское место с болотным отсветом зелёно-серой гаммы полуподвального пространства. Они выбрали пятнадцатый столик в самом правом углу конца зала, где можно было полулежать, закрывшись занавесками от лишних глаз. Решили, там уединившись и поговорить.
- Ну так рассказывай, кто он, - удобно расположившись на подушках и накрывшись пледом, осведомилась Адель - я сгораю от нетерпения.
Абика подробно изложила суть своих переживаний, стараясь не упустить ничего из вида.
- А-а-а-а-а, - протянула собеседница, - так я его прекрасно знаю. Мы, кстати, сейчас сидим в его месте. Он – его хозяин.
- Как?! Почему ты мне не сказала? Как ты могла такое сотворить?!...
Адель рассмеялась:
- Откуда мне было знать, что ты мне здесь раскроешь сердце именно про его честь? Считай это просто забавным совпадением или насмешкой судьбы. Доброй насмешкой. Не вздрагивай так.
- Раскрой мне секрет вашего знакомства – я не совсем в силах поверить такой пронзительной мистике. Уф, надо передохнуть… Давай закажем чай.
Чай принесли.
- Когда и где это произошло?
- Это случилось прошлым летом в Лондоне. Я приехала туда по приглашению участия Ливерпульского Бейнале, чтобы благополучно поучаствовать в выставке современного искусства. Меня поселили в хороший район в квартиру одного знакомого моей подруги, который тут же начал за мной нещадно ухаживать. Он был мирным молодым евреем-программистом из Киева, пожившим немного в Нью-Йорке и придумавший несколько программ, которые позволяли ему безбедно существовать в качестве рантье вот уже несколько лет, при этом, позволив ему купить полдома в весьма благополучном районе города. Что не могут позволить себе и коренные лондонцы даже в конце своей жизни – они постоянно снимают новое жильё, так и не наживая собственности. Всё было бы истинной идиллией, если бы не одно событие, помешавшее мне ответить на чувства лондонского парубка взаимностью. Это случилось в монгольском кафе Тамерлан. Там готовили при посетителях на открытом огне высокие, стройные монголы, с весёлыми лицами и шаловливыми ухватками. Там была произведена встреча большой компании друзей, в которые были автоматически включены и мы с юным евреем, в совокупности с той подругой, которая нас познакомила. Остальная часть приехала из Москвы. Это были накаченные молодые люди с загорелыми лицами, в сопровождении своих подруг. Они лоснились на солнце от благополучия и внутренней уверенности в себе. Этакие баловни! Мне эти люди показались пустышками. Я даже поморщилась при их виде. Зато вся компания просто взревела от нашего появления. У меня на тот момент были длинные красные волосы, с малиновым отливом и в сочетании с общим стилем «взбалмошной девчонки, сбежавшей из хорошей семьи к панкам», как окрестил его молодой еврей – вероятно, это выглядело в их глазах чем-то привлекательным. Все расселись по местам, набрав в свои тарелки всякой вкуснятины, а я вернулась раньше всех к столу и села. Остальные маялись с выбором наиболее качественных кусков мяса и рыбы. Наискосок от меня, несколько позже, примостился один из этих нуворишей. Он был среднестатистической внешности, и ухоженности ему придавали хорошо сшитая одежда и ровный шоколадный загар, покрывающий лицо и всё тренированное тело целиком, оставшийся поле посещения Тибета, как выяснилось позже. Посмотрев в его тарелку и увидев её содержимое, я задала неминуемый по ситуации вопрос:
- А вы тоже вегетарианец?
На что получила совершенно потрясший своей нестандартностью ответ:
- Да. Правда, я ем рыбу, для поддержания мозга в нормальном состоянии работоспособности – но при этом я женат и у меня двое детей – обе дочки.
От неожиданности финала я рассмеялась:
- О последнем даже не спрашивала. Но всё равно спасибо за информацию – буду иметь в виду. Неужели моё появление провоцирует именно на такие ответы?
- Столь своеобразная внешность ваши красные волосы вызывают на желание дать совершенно другие ответы, но считайте, что я просто сам себе напомнил о своём положении – чтобы не сорваться.
- Что может быть лучше комплимента, в виде отсутствия оного?! Это лестно – спасибо. А почему же вы всё-таки вы решаетесь на убийство такой твари как рыба, ради собственной прихоти? Разве вы не верите, что боль от любого вами или для вас убитого существа передаётся к палачу, как дурная карма?
- Отнюдь, я оповещён мирозданием о том, что убийство накручивает карму, но в случае с рыбами этот номер не проходит. Хладнокровные не чувствуют боли в тот момент, когда они умирают. У них отсутствует паника на глубинном уровне подсознания. Они способны передать только полезные качества, отдавшись на съедение более сильному хищнику – в т.ч. фосфор и энергию.
- Так вы всё же хищник?!
- Нет, я – Мирон. Кстати, можем перейти на «ты». А как тебя звать-величать?
- Меня – Адель. Сегодня намечается неплохая вечеринка – все вместе пойдём в места, где обычно тусуется Мадонна и прочие звёзды в клуб «White Wall». Пойдёшь?
- Ну, разумеется…
Он не успел договорить – их прервали внезапно вернувшиеся с гремящими тарелками спутники. За столом было много бессмысленных разговоров ни о чём. Я старалась пропускать их мимо ушей, дожидаясь долгожданного конца дня. Все разговаривали о каком-то мифическом Протобекасове, который должен был тоже присоединиться к компании. Протобекасов – был огромный богатырь, который среди своих исполнял роль защиты и обороны. Я в пол уха слушала рассказы о незнакомом человеке, хотя и не люблю много слушать о том, кого не знаю, но эта личность показалась мне интересной даже за глаза. О его подвигах и способе суперспокойного внешне поведения в экстремальных ситуациях слагались легенды. Поговаривали, что у него в жизни было аж восемь аварийных посадок на самолётах, но… быть может это происходило потому что он их в тайне нереально боялся и тем самым притягивал к себе или же он просто кому-то был неугоден. Самолёты падали в пропасти, застревая между скалами, садились в море и в пену, когда у них не открывались шасси и даже в снег. Ещё говорили, что у него заводная жена, которая обожает свингерский образ жизни. История их знакомства, как я невольно узнала, произошла тоже, как ни странно, в самолёте. Девушка ехала в Киев смотреть на цветущие каштаны. Он же там тогда жил. Их кресла были рядом – по дороге разговорились. Напоследок он её предупредил, что кошелёк надо прятать получше, а не в задний карман джинс напоказ. Она прослушала – будучи из обеспеченной семьи она не привыкла быть слишком бдительной и подозрительной. Когда они расставались уже в аэропорту, то он на всякий случай спросил о том, где её кошелёк. Девушка была в панике – кошелька не было на месте. Смеющийся Протобекасов отдал её кошелёк обратно со словами:
- Никогда больше не будь такой растяпой. Это тебе урок.
Собиравшаяся плакать было девушка, тронуто заулыбалась. Они обменялись телефонами. Какова же была досада девушки, когда буквально через несколько дней кошелёк и в самом деле украли. Сердобольная консьержка вернула ей деньги за оставшиеся еще непрожитые в гостинице дни и девушка поимела, благодаря этому возможность вернуться домой. Первое, что она сделала, доехав до дома, позвонила Протобекасову для радостного сообщения, что он был прав. С тех пор они не расставались. Но Протобекасов наградил свою возлюбленную неожиданной болезнью – боязнью полётов. До него она даже любила летать, а после того как стали жить вместе – её словно подменили. Уже на самой посадке в самолёт её начинало трясти – потом она ложилась в проход, прикрывая голову руками, и кричала, вся в соплях и слезах:
- Не хочу лететь, не хочу лететь!
Каждый полёт её накачивали валерианой или коньяком и перевозили как тяжёлый груз. Отучил её от этой странной и неожиданно прилипшей привычки Мирон – он стал с ней сидеть на перелётах в общих поездках рядом и рассказывать всякие смешные истории и вместе с ней прикалывался над летящими рядом с ними пассажирами. Девушка постепенно воскресала и научилась заново летать. Как переработал чужие страхи сам в себе Мирон, уже никто и не подозревал, да и не спрашивал. К чему? Повторная всеобщая встреча в тихом кафе состоялась уже вместе с Протобекасовым. Я увидела очень сильного, стройного и громадного по своим размерам человека. Мы сразу же узнали друг друга, почти хором произнеся:
- Именно так мне о тебе и рассказывали!
Всей компанией отправились в отель «Sanders», сконструированный по проекту Филиппа Старка. Там висели картины на потолках, кровати стояли посередине комнат, а от ванны комнату отделяла всего лишь прозрачная белая занавеска. Гантели там были отлиты неправильной формы в виде человеческих изогнутых фигур. Больше всего обитателей отеля обычно поражал лифт – он был сооружён в виде карликового планетария. В нём не было верхнего освящения – только мерцающие в темноте голографические звезды на синих стеклянных стенах. Внизу, в холле, стояли барные стулья на высоких ножках – на их изящных спинках было нарисовано по одному большому голубому глазу. Выходило так, что у каждого кто сидел, на спине были глаза, и стороннему наблюдателю иногда становилось слегка жутковато от этого. Мы подошли к овальному столу и, заказав мохито, достали волшебные таблетки. В «White Wall» была очередь, и пока мы стояли, я почувствовала, что у меня начинается стадия пика блаженства. Я страшно испугалась, потому что когда-то чуть не умерла из-за передоза стимуляторов. В тот момент, когда я уже собиралась потерять голову от смятения, за мной выросла чья-то широкая тень. Затем я ощутила на своих плечах большие и тёплые руки, которые нежно гладили меня. После, я услышала тихий и вкрадчивый голос:
- Боишься? Я чувствую это. Успокойся. Всё будет хорошо.
Я сразу же расслабилась и с грустью подумала о том, почему у нас в жизни не оказывается за спиной такого ангела-хранителя всякий раз, когда нам становится страшно. Поразительно! Обернувшись, я с удивлением увидела в роли Утешителя - Протобекасова. Он стоял и молча улыбался.
- Откуда ты узнал, что я испытываю?!
- Я всегда чувствую вибрации других людей, - последовал ответ, – Пошли.
Все стали проходить в «White Wall» - подошла очередь. Внутри было душно и как-то лохмато пыльно – несмотря на дороговизну входа, в двадцать фунтов, во всём окружении наблюдалась некоторая восточная неопрятность и небрежность. Кругом были раскиданы расшитые аппликацией с бисером подушки – всё напоминало собой увеличенный Будда-бар в Москве, где только ценности и акценты были расставлены несколько иначе. Отчасти просачивался запах Шамбалы, Дягилева и Зимы… Основной нажим в ситуации падал на настроение людей, внутреннюю свободу и видимость интимности. В Москве я видела больше понтов и меньше смысла. Мы выбрали комнату-шатёр и некоторое время там сидели в уединении от остальных посетителей клуба. Через некоторое время мне стало тесно и там от переполнявших меня высокочастотных волн вселенной, которые проходили меня насквозь. Протобекасов не отходил от меня ни на шаг. Мирон, увидевши, что Протобекасов меня отметил, стал увиваться за мной как кот Бегемот – вероятно так стали действовать таблетки. Он пытался меня пригласить танцевать, говорил какую-то ерунду всё время на ухо. Всё никак не мог отстать. В итоге я выбрала Протобекасова для провожания себя до отеля. Мы взяли велосипедного рикшу. Дома и двухэтажные красные автобусы падали на нас с двух сторон, мы были в самой клоаке движения. Мне снова стало страшно. Вдруг я почувствовала вкус его губ у себя во рту.
- Твоя жена не обидится, что ты это делаешь?
- Мы настолько сильно любим друг друга, что ценим свободу каждого из нас.
-Тогда я согласна.
И мы слились в общем порыве. В отеле мне предложили остаться в номере у четы столь свободных нравов. Внезапно мне захотелось всё переиграть и чтобы не обижать девушку в семье, я решила переключиться на разговоры с Мироном. Он постоянно приходил в номер в минуты опасности нападения на меня семейной пары. Мы болтали обо всём, в основном о том, что круче красота искусства или красота бытия. Сошлись на серединной точке зрения. Я утверждала, что именно искусство порождает красоту жизни, а Мирон - что все наоборот. Дебаты прерывались поцелуями. Сцена выглядела абсурдически: лежат двое и рассуждают о возвышенных материях в постели супружеской четы, которая сначала пытается заснуть, а потом и вовсе спит, причём поцелуи происходят порой и через голову девушки, а судороги от них ловит спящий отец семейства. Тут я совершила роковую ошибку – оказывается, не надо было отказываться от Протобекасова, во избежание сцен ревности его жены – его присутствие в жизни было бы совершенно безопасным, Мирон – вот цель желания обладания протобекасовской жены. А поскольку я этой цели добилась раньше, то стала всеобщим врагом. Это было интересное состояние. Выяснилось, что почти все женщины компании были влюблены в Мирона. А Мирон влюбился в меня. Это было странное щемящее и фантасмагорическое чувство, напоминающее собой контрастный душ. Как я тебя понимаю, моя милая Абика! Кругом всё завертелось с дикой скоростью. Коллаж пёстрой центрифуги вскружил всем головы. Вдобавок под утро пришла жена Мирона, и тут же почувствовала, что что-то изменилось. Но пока я была под защитой, и мы мирно пошли завтракать в японское кафе. Там всё было автоматическим, от ездящей дорожки шведского стола, до роботов-официантов, которые разносят напитки, разговаривая при этом. Мирон говорил:
- Я не хочу тебя забывать – верь мне. В Москве всё будет в силе. Я хочу быть с тобой. Помни.
Я была замужем, и ни одному его слову не верила – к тому же такой роман мне был ни к чему. Дружба – пожалуйста. Но совсем по-другому думали окружающие, они считали, что воспринимать как друга мне его просто невозможно - не тот тип. Подобной целенаправленной ненависти я давно не встречала. Меня ненавидели все: жена Протобекасова, бывшая моя подруга, которая со всеми и познакомила, жена Мирона и даже сам Протобекасов, молодой еврей и девушка, которая жила в доме еврея, ещё один общий друг оставался нейтральным, но это уже не имело никакого значения… Стоило Мирону уехать, как вся оставшаяся кобла на меня накинулась – это было что-то! Несмотря на то, что Мирон звонил мне каждый день, в течение всех полутора месяцев моего там пребывания там. За это время произошло множество приключений, но все они были какими-то «полукровавыми». Подобных дуальных эмоций я не ощущала на себе больше никогда. Надеюсь, что и не испытаю. Поэтому целиком и полностью разделяю твою оторопь – тебе нужно скорей бежать этого человека. Счастья он не приносит. Всем женщинам своего окружения он при приближении в их судьбу доставляет одни лишь неприятности. Мягко говоря. Первую жену у него убили. Вторую постигла участь быть постоянно истощенным донором, которого спасала только йога. Когда она вынашивала ребёнка от своего мужа, то у неё открылся нереальный по своей серьёзности гайморит. Врачи никак не могли излечить его. Делались всевозможные химические промывания полости кости – ничего не действовало. Девочка только лысела от переизбытка химикатов в крови. Посередине лица было выдолблена дыра, из которой бесконечно капал зловонныё гной, откачиваемый через трубку. Вполне возможно, что всё это происходило потому, что у этой девушки никогда в жизни не было месячных, и беременность отрывала последние силы из слабенького от природы организма. В итоге у мироновой жены стали даже глаза в темноте светиться как у кошки. Ожидали самого худшего. Спасло неожиданное – моча младенца. Родив, она стала умываться этим чудодейственным раствором, и всё само собой прошло, словно и не бывало. Что творилось с остальными девушками в его жизни, я не была в курсе – да меня собственно и не интересовало – этого было достаточно. Последняя девушка, которую я видела рядом с ним, еле ноги волочила от слабости. Вполне возможно, что это форма счастья – отдать кому-то себя безвозвратно за призрачный комфорт, но это счастье не для меня, и я уверена, что и не для тебя тоже, моя дорогая!
Принесли поменять пепельницы. Абика волновано затянулась и, прикрыв глаза, пустила несколько колечек. Наедине сама с собой она долго тренировалась этому приёму, но сейчас, вполне вероятно от пережитого стресса, они вышли сами собой на автомате. Но Абика не стала задерживать на этом своего внимания и продолжила слушать дальше:
- Самое лучезарное из воспоминаний – это я в Ливерпуле, уже отыграла свой перфоманс на закрытии фестиваля искусств, и мы прогуливались по городу с моей двенадцатилетней подружкой. Мы впали в состояние подростков на голубятне: романтическое и распахнутое. Гуляя по улицам, восторженно впитывали всё то, что нами было видено в данный момент: старинные фаэтоны, мощеные улицы, гигантский собор. Забравшись на самую верхотуру, мы видели оттуда этот индустриально-легендарный городок кирпичного цвета, как на ладони. Он выглядел как единый бесконечный красный лабиринт. Было удивительно здорово, притворившись птицами, носиться по крыше собора – дух захватывало от бесконечности открывшихся видов. Наши птицы играли друг с другом в салочки. Обе оказались неуязвимы и, дабы не свалиться вниз через перила от переизбытка уверенности в себе, решили через время обратиться в кротов, которые прорывают в башнях лестничные проходы, чтобы заставить себя спускаться вниз. Настолько там было хорошо! На середине пути мы получили возможность попутешествовать по анфиладам и балконам собора, не выходя из образа. Там нам встретился ливерпульский священник святой доброты, исполненный горячего желания выдать нас замуж за кого-нибудь из своих прихожан. Мы вежливо отказались, сославшись на скорый отъезд. Только выйдя их храма, мы услышали колокольный перезвон, а вместе с ним и звонок моего мобильного, который проказливо подпевал какофонии на низких частотах в такт. Это был Мирон. Мне казалось, что он растягивает удовольствие своего пребывания в Англии через меня. Я была его глазами и ушами, как разведчик. Но мне было не жаль – я с удовольствием делилась впечатлениями. Тем более, я заметила, что когда их распределяешь на нескольких человек, то они преумножаются во много крат.
Неприятности начались в Лондоне по возвращению – когда я вернулась, то мне было негде жить. Молодой еврей был опечален как моим внезапно открывшимся замужеством, так и влюблённостью, которая из меня распространялась по всему дому в виде постоянных звонков из Москвы и счастливых многочасовых разговоров с этим городом, хоть и по моему мобильному телефону, но в его доме. Ему не хотелось чувствовать конкурентов своему благополучию даже через телефонную связь. Девушка, которая у него жила, стала вдруг внезапно агрессивно подавлена из-за того, что видела, что хозяин её дома влюблён, хоть и несчастно, но в кого-то ещё помимо неё. Хотя раньше вообще не обращала на хозяина дома никакого внимания. Подруга, которая нас всех познакомила, была поражена тому, что ситуация стала развиваться не по тому сценарию, который она задумала и я не стала любовницей её еврейского друга, но зато влюбила в себя человека, каковой давно нравился ей. А посему, я должна была оказаться, по идее, на улице. Но тут меня выручили приятели, которые повстречались мне в самолёте – у них было жильё недалеко от Финзборского парка. Это была коммуна буддистов и йогов, которые поначалу были тоже очень милы. Они ухаживали за мной как гномы за Белоснежкой, но потом между ними тоже возник спор, который пересылал нас из Андерсена в Пушкина, где 37 богатырей поставили условие Спящей Красавице о выборе из них одного для сожительства. Узнав о существовании Царевича Елисея, они ничуть не смутились, в отличие от сказочных персонажей и решили всё равно поставить мне ультиматум известного смысла. Не смотря на наши совместные походы в Гластенбери, что на границе с Уэльсом и совместном поедании мексиканских грибов, мир был нарушен. И там на предложенные вместо неожиданно затребованной «натуры» деньги, было отвечено полной неадекватикой. Такое ощущение, что все по очереди на моих глазах стали сходить с ума. Всё это усиливалось фоном звонков Мирона. Скорей, усиливало эффект восприятия мира как чёрно-белой фотографии. Жизнь и искусство поистине смешались.
Ситуация накалилась особенно после того как меня обокрали негры, похитив остатки денег, волшебные таблетки и камень аметист, найденный на горе перехода в другие измерения и путешествия во времени. Мне было поставлено чёткое условие, что завтра я должна покинуть их дом. И это при том, что я никого в Лондоне не знала, деловая миссия моя не была доделана, да и английским языком я владела не до такой степени свободы, чтобы знакомиться с людьми прямо на улице и поселяться у них в домах. От нечего делать я поехала в русское интернет-кафе, чтобы написать письмо родственникам. Как только я закончила писать юмористическое письмо маме о своём бедственном и недвусмысленном положении про несколько чемоданов на улице и развивающиеся на ветру красные волосы, как ко мне подошёл молодой человек, с внешностью Хью Гранта, но только при этом не брюнет, а естественный блондин, и словами:
- Какие-то проблемы, детка?
- Неужели у меня всё так на лице написано? - вопрос был задан с напускным испугом.
- Нет – просто познакомиться очень захотелось, а именно такой фразой начинает свои знакомства Джеймс Бонд.
- Оу, у меня дел на несколько таких Бондов наберётся.
- Обожаю сложности.
- Тут на меня сразу пять парней наехало – ещё не решила что с ними делать.
- Я бывший бандит и люблю побазарить по делу, тем более ради такой девушки…Я весь - внимание.
Я открыла ему свою историю. Мы договорились увидеться завтра, потому что срок моего пребывания в квартире истекал только на следующий день. Я пошла домой окрылённая. Следующий день прошёл как по нотам. Один из молодых людей, как по волшебству, не смотря на нашу распрю, согласился меня сопровождать в качестве переводчика, на встречу с моим самым близким по духу английским музыкантом Дэвидом Тибетом из Current 93'. И она свершилась в невинном кондитерском кафе лондонского района Сохо, которое выглядело крупицей маленькой сияющей детской сказки в логове разврата и декаданса публичных домов. Тибет выглядел скромно и благородно в потёртой куртке защитного цвета солдата Французского Иностранного легиона. У него были спокойные голубые глаза и тихий, вежливый голос. Ни в пример тому, что я себе представляла, по рассказам Сергея Курёхина. По словам которого он непременно должен был весь затянут в одежду из тонкой чёрной кожи, с несмываемым природным загаром, высоким лбом, огромными чёрными глазами и лицом в виде перевёрнутого вниз вершиной треугольника, носом, пробитым в середине переносицы, в качестве украшения, золотым распятием, разговаривающий быстрым и резким голосом с акцентом времён Короля Артура. Этот акцент он приобрёл, по словам Сергея, после обучения в непальской школе философии, после чего мог уже самостоятельно себе выбрать время для существования. Он выбрал это время и внедрял в свои песни балладный размер стиха и звучания, вперемежку с резким и эпизодичным индастриэлом, переписываясь со своими друзьями только по факсу, снабжая их усложнёнными графическими виньетками, выполненными собственноручно.
- Рад с вами познакомиться. Но интервью я не даю…
- Очень жаль… Тогда поговорим просто так. О вас очень хорошо откликался наш с вами общий друг, который умер.
-Умер?!... Разве? Какая печальная новость… А я как раз хотел с ним сотрудничать!
- Он тоже этого хотел… Вы знали об этом?
- Да – мы говорили об этом с ним. Я долго думал тогда – обычно очень долго решаюсь на то, чтобы соприкоснуться с кем-то в искусстве – это для меня серьезней, чем роман - просматриваю кучу материала о возможном претенденте, медитирую, прислушиваюсь к своим внутренним струнам души и настроениям, пробую на вкус. Щупаю. Примериваюсь.
- Вы успели ему сообщить о своём решении?...
- К сожалению нет… Произошла очень странная ситуация – я принял решение и… выслал ему все свои с записями своих последних концертов… А они… вернулись назад, перечёркнутыми крест накрест чёрным. Только сейчас вы мне объяснили что это значит… - он умер. Спасибо.
- Не слишком приятно приносить именно такие вести, но я рада, что ваше уважение друг другу было взаимным.
- О…да! Это был удивительный человек!… Он так здорово играл на фортепьяно… – виртуоз! Мы тогда накупили домой много восточной еды, очень вкусно поели и… потом он играл! Это было волшебно! Я запомнил этот вечер на всю жизнь!
- Он тоже.
- У него было потрясающее чувство юмора!...
- Это факт. Но ваш романтизм он ценил не меньше.
- Правда?!...
- Реально – считал вас одним из своих авторитетов или даже равных по уровню в музыке.
- Приятно сознавать. Спасибо.
- Взаимно.
Поговорили некоторое время о грибах, в память об усопшем, к воспоминаниям о котором я оказалась случайным проводником. Я рассказала о своём походе в Гластенбери. О том, как мы бродили по средневековым улицам, встречая знакомых сидящих в кафе, которые не были видены некоторыми из нас лет по десять, о том как люди подходили к нам сами и объясняли дорогу, без задавания им вопросов с нашей стороны, просто считывая наши мысли о наших потребностях, говоря восторженные и ободряющие комплименты с ребяческой непосредственностью.
- Какой у тебя крутой рюкзак, малый! Он действительно классен.
- Спасибо…
- Вы, наверное, ищите автобусную остановку?
- Да.
- Но она вам незачем!
- Разве?
- Потому что вам лучше всего вначале, перед отъездом, послушать колокольный звон!
- Где?
- В нашей местной церкви, там – за углом!
- В смысле?
- Вы ведь знаете Радость и Надежду?
- Что?!
- Панкушки такие… У них такого же цвета волосы, как и у вашей подружки.
- Нет.
- Но всё равно! Вам – туда.
- Ок.
Поведала о том, как мы ночевали на вершине горы, там, где стоит древняя арка - родственница Стоунхенджа, для перехода в другие измерения. Мы видели прошлые жизни друг у друга на лицах, и на утро нас разбудил смотритель, который вместо того, чтобы отругать за пребывание и ночёвку на территории чужой частной собственности, предупредил нас о надвигающемся урагане и заботливо сказал, что это может быть опасно для нашей палатки. Дэвид с удивлением услышал, что его звонок ко мне как раз пришёлся на наше мечтательное лежание на траве, растущей на ещё одном магическом холме, который по легенде был создан, с помощью телекинеза, одновременно с египетскими пирамидами, под тот самый, задержавший нас, колокольный звон и наблюдением за облаками. Мальчики в это время вспомнили историю о том, что одному из них снилось, что он монах в буддистском монастыре, а другой, его учитель, который заставляет своего ученика истово и ежедневно тренироваться, и как именно в это утро когда этот сон происходил, одновременно с учителем, первого разбудил второй со словами:
- Пора вставать на пробежку!
Тибет засмеялся и вспомнил, что любит такие путешествия проводить по Шотландии – там так же много лабиринтов и аномальных зон. Мы вежливо попрощались – за углом меня уже ждал автомобиль с новоприобретённым другом, бывшим бандитом.
ПРИНЦ
Мы сели в его чёрную ухоженную машину и поехали в гости к испанскому принцу, который был владельцем нескольких островов и замков, при этом, будучи гомосексуалистом и, как следствие, больным СПИДом красавцем.
У него были ослепительно красивые и печальные глаза с длинными ресницами на полщеки, наполненные глубокого пофигизма. Ему не были нужны все эти блага человечества, оставленные ему в наследство предками, в том числе и сам престол – единственное, чего ему желалось, так это смерти и целенаправленно и спокойно к ней шёл единственно приятным ему путём – «качелями». То бишь, он сменял очерёдность употребления героина и кокаина, наслаждаясь умопомрачительным переходом от одного контрастного состояния в другое. Было на редкость завлекательно наблюдать за его искусственно достигнутым состоянием дзен. Более благостного всепрощающего и всепроникающего взгляда я в жизни не видела.
Хью повернулся ко мне, и неожиданно спросил:
- Крека хочешь?
Я подумала и ответила:
- Это опасно?
Он честно пояснил:
- Да, привыкание может образоваться с одного раза, особенно у женщин.
Я знала, что по жизни не имею ни к чему привычек или привязанностей и мне стало даже интересно проверить себя на силу воли. Мне рассказывали, что в прошлой жизни я баловалась всерьёз как наркотиками, так и магией и в этой – мне нечего бояться – все искушения уже пройдены.
- Тогда - согласна, - был мой ответ.
Мы стали ждать дилера, рассуждая о судьбах мироздания. Принц продолжал смотреть на нас минорными глазами ослика Иа-Иа, а мы вдруг принялись изнывать от внезапно посетившего нас плотского желания. Сказалось моё нервное напряжение и длительное сексуальное воздержание. Мы удалились в спальню. Медленно друг-друга раздевая, мы погрузились в любовный транс. Ощущения были острыми, его глаза были восхищёнными. Я чувствовала себя Богиней. Он же весь дрожал и делал кунилинг восхитительно. Я отдалась ему за всех, кто остался за бортом этой лодки наслаждения: за мужа, оставленного в Москве и возлюбленного, продолжающего мне звонить ежедневно, за Белова, которого я продолжала любить уже как брата, за того кто уже умер, за себя саму. Да-да – я была и внутри и снаружи всего происходящего! Это было чудесным избавлением от всех связей, доселе меня тяготивших и обретение какого-то нового, независимого мира, имеющего отношения только ко мне самой. Внутреннее зеркало-камертон. В какой-то момент мне показалось, что я сплю с самим Сатаной, который пришёл ко мне на помощь. Я поняла, что отныне со мной ничего никогда не случится, и я всегда буду под защитой не людей, но обстоятельств целого воинства Ангелов. Связь с родом и общечеловеческими ценностями прекращена, и я буду принадлежать только сама себе. Как только я это осознала – подоспел крек и Его Величество Бог Крека: бесподобный, мускулистый, гибкий как кошка и блаженно улыбающийся негр, с искринкой Вечного Искусителя в незапятнанных стыдом миндалевидных глазах. Египетская точеная статуэтка. Несмотря на то, что он пришёл на три часа позже назначенного срока, в его выражении лица не читалось ни капли сожаления. Напротив, первое, что он спросил, это было:
- Я вижу, все здесь собравшиеся до чрезвычайности счастливы меня видеть? И немудрено – я пришёл! Ведь были пробки.
Мы замерли он его наглости на некоторое время. Первым очнулся Хью:
- Да ты всё это время сидел у своего друга – я просто чую! И никуда ты при этом не ехал. На мотоцикле в пробки невозможно попасть – не ври. К тому же он в два раза быстрей машины едет сам по себе – нечего придумывать и сочинять небылицы! Ты нас беззастенчиво мариновал.
- Ты прав, брат, я действительно на пять минут заскочил к другу – ну и что с того? Ведь теперь я здесь! - медленно объяснил чёрный и снова обворожительно улыбнулся.
Мы тут же ему всё простили за его обаяние и попросили показать товар. Изделие было качественным. Каждый должен был выкурить по нескольку дорожек с фольги через пластмассовую трубочку. Фольга подогревалась с обратной стороны зажигалкой. Мы хотели выгнать этого ленивого негра, как отработанный материал, но… Бог Крека возжелал остаться, со словами:
- Я люблю смотреть, как люди делают это – для меня подобное зрелище является особенным кайфом…
- Точно Бог, - подумалось мне, - раз даже любит смотреть на других под этим действием!
Принц втянул в себя по-полной и с упоением, Хью – короткими рывками, как человек, который заплатил за всё деньги, хочет получить удовольствие, но не собирается терять самоконтроля. Я – вдыхая только наполовину. В процессе потребления завязался разговор с Богом о моём методе:
- Это не Путь.
- Нет, это Путь, потому что мой.
- Что в нём хорошего?
- Так полезней!
Бог сдался, хихикая:
- Твоя дорога – хорошая дорога, дорога к крепкому здоровью. Молодец.
Я отшутилась взаимной похвалой:
- Но и искушать ты тоже мастер – настоящий профессионал своего дела!
- А то, - довольно среагировал божественный негр.
В этот момент я, наконец, поняла, почему этот чёрный так счастлив и спокоен. Меня накрыл приход. Я оказалась в мире оранжевого регги – всё кругом задвигалось и затанцевало медленными, пульсирующими движениями. Мы понимающе переглянулись друг с другом с застывшими от переизбытка чувств улыбками. Чёрный многозначительно захохотал:
- Теперь вы понимаете почему я так долго ехал и что делал у друга все эти пять минут, которые у вас растянулись неизвестно на сколько часов.
Мы все восторженно и хором ответили:
- Да-а-а!…
Музыка заиграла громче, обои мягко зашевелились на стенах. Каждый погрузился в свою грезу… Я стала, пользуясь моментом, взаимозаменять события происходившие в Гластенбери, залащивать то, что никак не могла простить моим мальчикам из рабочего района Финсбори. Я не могла простить им неверия. Неверия в мою искренность по отношению к ним.
Дело в том, что они попали в Англию в качестве нелегалов. По нескольку лет каждый из них жил на шее у тех, кто их приютил без всякого зазрения совести. Теперь их почему-то охватила паника, что это им всё вернётся как карма в моём обличии. Ситуацию усугубляло то, что они в две руки аккурат перед моим приездом, нарисовали портрет мифической девушки с красными волосами и голубой кожей, подозрительно смахивающей на меня. Это они посчитали знамением. Для них я была настоящим Антихристом, прихода которого они ждали уже давно как расплаты. Поистине, человек сам себя наказывает своим же собственным воображением. Но их фантазии по силе своего недоверия к реальности граничило с животной тупостью и слепой трусостью.
Была разборка между мной и мальчиками и, наконец, все разошлись спать. Я спала в одной комнате с самым «мирным» из них. Разговор был настолько напряжённым, что я решила немного покурить перед сном, чтобы хоть как-то уснуть. Сигарет нигде не было. На столе лежал недоприконченный косячок. Я не люблю траву. Она какая-то тупая. Моё убеждение – она создана для мужчин, чтобы им уравновеситься. Потому что по своей сути она – женщина. А кокаин – мужчина. Женщина его употребляет, чтобы структурироваться. Мужчина же от травы получает заряд мягкости и расслабленности. По сути если соединить два пола в этот момент на противоположных видах воздействия веществ, то они начнут понимать друг друга всерьёз. Каждый из них становятся идентичным другому симбиозом – гермафродитами. «Равное» состояние – экстази. Тогда оба находятся на одной волне. Здесь - равноправие. Но мне так было волнительно, что я решила отступить от принципа и… сделала несколько затяжек. Почувствовав, что у меня закружилась голова, я пошла спать. Но не тут-то было! Внезапно, я ощутила, что у меня начинается сердечный приступ. Я стала часто дышать, как при смерти, и даже задыхаться при этом. Мальчик, который был со мной в одной комнате, всерьёз испугался. Я попросила принести его воды, потому что сама не понимала, что со мной происходит. Потом до меня дошло, что подобная реакция у меня произошла от неожиданности.
На самом деле это была не обыкновенная трава, а психоделик под названием Salvia Divinorum (он же Шалфей Духов, он же Укроп предсказателя, он же Лик Богородицы), которую мы купили у специфической внешности индейца из Мехико, который открыл свой легальный магазин – кофешоп в Гластенбери. Там было всё растительное: гашиш, марихуана, мексиканские и обыкновенные грибы, аяхуяска. А мескалиновые кактусы стояли на витрине вместо цветов. Индеец подробно консультировал всякого по-поводу применения каждого из видов наркотиков, сколько раз жевать, сколько раз нюхать, какое должно быть при этом настроение, натощак или на сытый желудок это нужно принимать и т.д. Вплоть до того, что он ясно видел кто готов к какому-либо путешествию, а кто – нет. Мог даже и отказать кому-то в его просьбе что-то продать. На нас он посмотрел очень внимательно и изрек:
- Salvia Divinorum – очень опасна для нечистых духом. Кто её примет, не пройдя раскаяния и абсолютного примирения на внутреннем уровне с родными, близкими и кем бы то ни было – может сойти с ума. Душа должна быть чиста, как у младенца. А тем, кто будет действительно чист, будет явлен лик самой Богородицы. Будьте к себе внимательны! Желательно даже попоститься деньков десять до этого.
Он нам в нагрузку к мексиканским грибам и всей той экзотическо магической роскоши, что мы накупили, подарил ещё по пачке ароматизированных палочек из далёкой Индии. Не зная как его отблагодарить, мы остановились в нерешительности, разглядывая его медную маску вместо лица, с полуопущенными веками и большим расстоянием от кончика носа, до начала верхней губы. Я спросила его, знает ли он о том, что он так сказочно красив. За что была вознаграждена тут же внезапно блеснувшей широкой белозубой до синевы улыбкой, с одним платиновым передним зубом и буквально вспыхнувшим взглядом безумно выразительных чёрных глаз, похожих на предзакатное солнце. В один момент я увидела диапазон от самоуглублённой истомы до детской непосредственной радости в одной улыбке индейца. За это незабываемое зрелище мы решили вручить ему лунный камень, взятый нами с собой для подобного случая. Тогда индеец подошёл к нам и обнял нас минут на пять. От него веяло таким покоем и такими замечательными вибрациями, что мы окунулись в них целиком и так и застыли на эти мгновения, как будто нырнув в горячий воздух мексиканской пустыни, с шуршащим тёплым песком. Некоторое время мы чувствовали движение ползающих скорпионов и травы перекати-поле. Потом видение прекратилось, и мы счастливо засмеялись, облегчённо отстранившись, друг от друга. Вышли из этого места окрылённые, и напоследок засмотрелись на надпись на двери, которая оповещала посетителей о часах работы магазина. Заведение работало ежедневно с 10.00 до 18.00, а по воскресениям только в том случае, если пойдёт дождь. Чудненькое местечко!
По ошибке я выкурила ту самую Salvia Divinorum. Теперь мне предстояло узнать на деле какова моя душа. Я ждала всего, чего угодно и была открыта любым галлюцинациям и испытаниям. «Будь что будет!» - дунуло у меня в голове. Со стороны выглядело, что я сначала была в панике, а потом, встав на колени, стала грезить наяву. Испуганный мальчик отодвинулся к стенке и стал наблюдать за происходящим, трепетно прижавшись к ней спиной. Я стала говорить утробным и задыхающимся голосом:
- Вижу… вулкан… который стекает… с неба… он бьёт и из-под земли… и с неба одновременно… Как песочные часы… Я … на этой перемычке… Я – она… Это… Женская Сущность… Переход… от Жизни… к Смерти… и наоборот… Переходник… Облака… складываются… в странную форму… Я наблюдаю… Рождение вселенной… Но… из облаков… и звёзд… и млечного пути… образуются воронки… А за этим всем… проглядывает… чьё-то… Лицо… Боже… мой… - это… Сама… Богородица… Лик… Её… Она улыбается… Господи…
В этот момент у меня начался новый сердечный приступ – всё-таки нервы не выдержали. Я повторила свою просьбу о стакане воды. Но решила, что одна я оставаться в комнате не буду – имеет смысл пройти на кухню самой. Я вышла… И вдруг увидела, что они мне не верят. Считают, что я притворяюсь и вообще их разыгрываю. О, ужас! Совсем обалдели… Наверное, это у них произошло от страха.
- Да она с нас орёт!
- Ага, разжалобить хочет…
- Мы ей не верим - она аферистка на чувствах!
- Развела нас всех на них, сука.
- Ребят, у неё действительно приступ - я видел сам.
- И тебя она развела первого!
- Но я реально видел – человеку, правда, плохо.
- Не надо…
Тот основной, претендующий на лидерство, который больше всех со мной конфликтовал, из-за своей, как ему казалось, наибольшей отверженности, как раз и был центральным источником неверия. Это он не докурил Salvia Divinorum, и оставил её на столе, никого не предупредив. Руки у него дрожали, глаза были исполнены бешенством. Он почти незаметно выбросил во всеобщей суматохе в мусорный бак окурок от Salvia Divinorum, чтобы другие не видели. Он был обижен на меня, потому что я не ответила на его чувства, и теперь старался отомстить мне по полной. Видно трип у него был не из лучших, раз он до сих пор пребывал в столь скомканном смятении, которое выдавала неестественная бледность и общая истеричность. Он бродил до этого по парку, в абсолютной темноте, а потом вернулся ещё более испуганный, чем ушёл. Позже мне сообщили, что он так и не вошёл в нормальное состояние даже через несколько лет. Проще говоря, сошёл с ума.
А пока… я сидела в гостиной у испанского принца и курила крек. Мне вспоминались эти сцены как что-то далёкое и ко мне не относящееся. Даже весёлое. Приятная мягкая дымка качала меня на своих волнах. Хью встрепенулся – вероятно, поскольку крек пах пластмассой, напомнил ему вкус соски и потому на него нахлынули картинки из детства, которыми он не преминул со мной поделиться:
- Меня часто оставляли одного в тёмной комнате, перед тем, как я должен был уснуть. Я тогда не умел ходить и знал из устной речи единственное слово «бабушка», или просто мне так казалось, и говорить я не умел и моё слово звучало, в лучшем случае, «ба-ба».
Но даже эти звуки мне казались священными, потому что были связаны с самым лучшим, что я знал об этом мире: прохладными, пахнувшими «Розовой водой» руками и низким ласковым голосом. Ещё рядом с носителем этих свойств я чувствовал покой. В этот раз я долго не мог уснуть и через некоторое время начал плакать. О моей комнате как будто бы забыли. Но вот дверь открылась и на пороге показалась… моя тётя, которая терпеть не могла детей и, они, похоже, отвечали ей взаимностью. Её опыт работы в детских яслях сказался на ней отрицательно, но из вежливости перед нашей семьёй ей приходилось это скрывать. Довольно успешно. Но не для меня… Мне удалось раскусить её фальшивость с первого взгляда! Её отношение к детям, как к резиновым куклам, внушало мне тихий ужас. Иногда возникало чувство, что она способна их задушить – лишь бы они не плакали… Но, в таких случаях, я старался плакать ещё оглушительнее, чтоб со стороны было более заметно её коварство. Ей ничего не оставалось, как гордо удаляться, играя желваками на своём красивом лице. Совершенно так же произошло и на этот раз. Через минут 15 дверь снова отворилась… на пороге стояла вроде бы бабушка… но так казалось только на первый взгляд, т.к. это была просто-напросто переодетая в бабушку тётя: на ней был парик, который моя любимая бабушечка одевала иногда в театр и её же халат. Но запах от женщины исходил совсем неуютный, а резкие движения выдавали душевную неуравновешенность. Это неожиданное перевоплощение повергло меня на некоторое время в шок, и за этот миг замешательства ей хитростью удалось вытереть мне нос. Это было такое наглое вероломство! Неужели же она думала, что я не отличу свою бабушку из тысячи по её тёплому запаху, нежности, ровному дыханию и глубокому грудному голосу?!
Скрежетание же этой женщины можно было бы сравнить только со звуками электропилы, но никак не с человеческим голосом. Как только я услышал первые ноты этого вождения железом по стеклу – закричал как резанный. Тёте ничего не оставалось, как, обиженно бросив, - «Ну тогда я пойду!» - развернуться и двинуться к выходу. «Слава Богу!» - пронеслось у меня в голове, и, чтобы у уходящей не оставалось никаких сомнений в правильности выбранного решения, прибавил к своему ору ещё несколько новых обертонов. Когда она величественно удалялась, мне стало, немножечко, чего-то жаль. Я, сперва, не мог понять чего именно. Потом сообразил: халата. И то только потому, что он – бабушкин.
В детстве время тянется медленней, и в череде этих мыслей я ещё успел застать захватчицу чужого имущества не ушедшей. Родной и милый сердцу домашний халат, разросся вначале в звёздный плащ, а затем и в целое ночное небо, медленно колыхающееся и посверкивающее мерцающими планетами. Я подумал, что этому явлению больше бы подошло название «Индыночи сверчатый». Это гигантское облако пульсировало и нависало надо мной с немым вопросом. Но я никак не мог взять в толк, о чём именно он меня спрашивает, и потому стал прокручивать уход тёти в дверь раз пять подряд, как на видеоперемотке. Тетя покорно пятилась туда-сюда, и мне это нравилось. Наконец, я осознал, что Индыночи меня спрашивает о том, что я хочу. Изо всех оставшихся сил, я что есть мочи закричал: «Бабушку!!!»
Но дверь уже успела затвориться и мой вопль, возможно, так и остался не услышанным. От перенапряжения я внезапно провалился в лёгкий, как дымка, сон: на улице шёл дождь, и в воздухе висело некомфортное состояние внутренней влажности и сквозняка. Это было связано с ощущением остановившегося времени. Состояние неуюта подчёркивал череп, лежащий в луже неподалёку. Дождь затекал в его изъеденные временем глазницы, и заливался в трещины за висками – я понимал, что этому существу так же промозгло, как и мне, хотя совершенно не подозревал, кого оно из себя представляет. Правда, видя этот предмет каждый день, до того времени как мне не купили кроватку, я успел к нему привыкнуть. Он обычно стоял на полке прямо передо мной вместо погремушки. И под хоральную музыку Баха он выглядел вполне внушительно и самодостаточно, совершенно не производя впечатления случайно найденной неприкаянной вещи, которую моя мама обнаружила, возвращаясь из своего архитектурного института, поздно ночью домой, одиноко висящим на низеньком заборе возле стройки. При просмотре этого ежедневного аттракциона приходилось лежать поперёк сундука, принадлежащего когда-то семейству Бриков и, скорей всего, на нём остался след отпечатков задниц не только Осипа и роковой сердцеедки Лили, но и самого Маяковского.
Но всё это сейчас меня не волновало – главное, шёл дождь, и рядом снова была (о, ужас!)…- моя тётя. Она и тут не преминула зашифроваться: хоть и надеты на ней были малиновая мохеровая шапка и безвкусное зелёное гипюровое пальто, как было принято у взрослых женщин того времени, но стояла-то она в детской колыбельке! Гигантских размеров колыбелька была поставлена напопа. Я был помещён в такую же, но поменьше – более «детских» размеров. Отчаянию моему не было предела! Ведь это чудовище имело теперь неограниченную власть надо мной и не переставало этим пользоваться, беспрестанно высмаркивая мне носик и раздавая бессмысленные «ценные указания» типа: не смотри по сторонам… не разговаривай с чужими… стой смирно… Ища спасения во вне, я стал кричать во всё горло, но оглядывающиеся прохожие, завидев рядом со мной сопровождающую «взрослую тётю», быстро переставали реагировать на мои завывания:
- Очередные капризы избалованного ребёнка, - пожимая плечами, говорили они и шли дальше…
А тётка только набирала обороты, наслаждаясь своей властью, продолжая гнусавить, своим отвратительным пронзительным голоском:
- Какой непослушный ребёнок! И кто только тебя научил этой непокорности!
Каждая фраза вскрывала мой слух. Я стоял и мучился от своей беспомощной немоты, безысходности ситуации и невозможности что-либо предпринять. От тоски мой взгляд стал искать какое-то отдохновение хотя бы для глаз и, кажется, уже нашёл своё временное обиталище. Чужое, уютное окно с горящей лампой в жёлтом атласном абажуре, на столе были разложены толстые книги, в тисненых переплётах, рядом стояла китайская вазочка с засушенными пионами и полевой травой, а поодаль мерцали витражными стёклами тёмные буковые шкафы. Но каково же было моё удивление, когда я заметил, что дождь идёт и внутри окна тоже! Совершенно озверев от безысходности, я случайно бросил свой усталый взор в то место, где раньше стоял моя злополучная тётка. Но, внезапно почувствовал поднимающийся вал радости, окативший меня с ног до головы – тёти на прежнем месте больше не было!... А вместо неё лежала маленькая сломанная куколка, совершенно безобидного вида. От свободы, которая меня охватила, я готов был задохнуться! – но… проснулся от приближающихся ко мне шагов, это была… бабушка, проводившая гостей и пришедшая ложиться спать.
- Бабушка! Моя родная, милая бабушка! Как же я её люблю! – повторял про себя я, просовывая свои беспомощные ручонки сквозь прутья кроватки.
И был тут же вознаграждён – она прилегла на край своего дивана и протянула ко мне свою руку, из которой я тут же выхватил только один указательный палец – именно на него аккурат хватало моего крошечного маломощного кулачка. Я жадно вцепился в это достояние моей любви. Это было такое блаженство! От безбрежной радости я впал в забытьё и заснул уже по-настоящему глубоко и без всяких снов...
- Похоже, мы с тобой можем открыть гернотофильский клуб любителей бабушек – я тоже испытываю к ним слабость! – пошутила я.
- Не смешно, - Хью обиженно отвернулся к стене, - я тебе тут откровенничаю, а ты!... – он безнадёжно махнул в мою сторону рукой.
- Как же тебя легко задеть! – не унималась я.
- Особенно, когда знаешь чем.
- Крековая телепатия, - вмешался негр.
- Не говори!
- Воспоминания детства - святое, – попытался выправить положение Крековый Бог, - темнота в детстве шевелится и меняет формы. Из неё можно лепить всё что угодно. Как из глины. Я часто этим развлекался, играя со своим страхом. Например, представлял свою мать, как шестиглазую каракатицу. А может, она и была таковой? - хохотнул он, хитро подмигнув лучистым чёрным глазом.
Мы переглянулись с Хью и, сообразив, что здесь уже больше завлекательного не предвидится, решили свалить. Так как к креку я интерес уже успела потерять – у него оказался, в итоге, очень приторный привкус, а Хью боялся на него подсесть, то мы оставили несколько не приконченных порций принцу. Уходя, последнее, что мы видели, это принца с упоением вдыхает едкий дым и негра сладострастно на него заглядывающегося, напоминающего взрослого, который, кормя ребёнка с ложки детским питанием, повторяет все конфигурации рта младенца, за ним, не замечая этого сам. От чувства сопереживания.
БОРДЕЛЬ
Дальнейшая наша дорога лежала в гости к другой знакомой, с которой общался Хью – центровой русской сутенёрше, в просторечии - мамаше. Эта была очень красивая женщина в уже приличных летах. У неё был муж, который выдавал ей в неделю на расходы по десять тысяч фунтов стерлингов – чтобы ни в чём не знала нужды. Так оно и было. У них была роскошная квартира в центре Лондона и своей работой она занималась из чистого удовольствия. Это был настоящий, роскошный бордель, в котором принимали лордов и высокопоставленных чиновников. Я подумала, что будет прикол поиграть в садо-мазо, а потом сделать об этом репортаж как о перфомансе. Но Хозяйка попросила для начала меня рассказать какую-нибудь первую, пришедшую на ум историю о пережитом когда-то стрессе, которую она будет рассматривать как психологический тест, чтобы мы могли продолжить разговор дальше. Слегка призадумавшись в поисках подходящей ассоциации, я приступила:
- Мне как-то снился сон про Лысую Гору, сборище вурдалаков с перепончатыми крыльями, которые издают металлический клёкот. Кругом много существ, которые покрыты чешуёй. У всех у них длинные ногти и между пальцами тонкие полупрозрачные перепонки. На головах гривы и лица красивые, но страшные. Они все дружественно перекрикиваются между собой. Среди них тот человек, с которым я тогда жила - нервно подрагивает своими кляцкающими крыльями. Лысая Гора выглядит как кратер вулкана. Существа вместе со мной, стоят по его краям.
В затухшем горниле кратера приносится жертва. Её ведут кругами вниз со связанными сзади руками. Это молодой человек, славянской топорной внешности, с которым я познакомилась на днях на кинофестивале. С каждым кругом снижения к сердцевине воронки мои пальцы вытягиваются, между ними образовываются сами собой перепонки, и когти на них заостряются, а тело покрывается чешуёй, лицо приобретает хищное выражение, за спиной пробиваются сквозь кожу нервные и стремительные крылья как у летучих мышей. Перед глазами жертвы проплывают последние видения: родственники, грехи и былая жизнь со всеми радостями. Он бредит и не осознаёт, где находится.
Я заволновалась, когда поняла, что с каждым шагом моя внешность необратимо меняется в сторону рептилии безвозвратно. Это мне не нравится – мальчика тоже жалко. Но все существа пока продолжают одобрительно кивать в мою сторону и радостно поздравлять с вступлением в свои ряды. Оглянувшись, я увидела стоящего рядом на Лысой Горе того, с кем живу. Сквозь сон я видела, что он тоже вздрагивает в унисон чешуйчатой толпе и в реальности.
- Хм, как же хорошо, что ты теперь наша. Хорошенькая. Поздравляем. Виват, дорогуша! - говорят те, кто стоит совсем близко.
- Же-е-ертву! Же-е-е-ертву! Жер-тву! Жер-тву! Жертву! – скандируют как на римских боях те, кто стоит далеко. - Не-е-е-е-е-ет! Ни за что-о-о-о-о-о! Не хочу-у-у-у-у! Не трогайте его! – кричу во всё горло я.
В это время я просыпаюсь и вскакиваю с кровати. В комнате холодно. Я зажигаю комфорку, и бегу в ванную комнату, чтобы прийти в себя окончательно. Там я закрывается на щеколду, и судорожно обмакиваю свою лицо в холодную воду, повторяя:
- Нет, нет, нет. Ни за какие коврижки. Решено.
Сквозь дверь я слышу странные звуки. Сначала громкий хлопок, затем топот, мат и исступлённое колочение в дверь. Это рвется в ванную тот человек, который спал сейчас рядом со мной. Он хватает меня за шею и начинает её слегка придушивать, со словами:
- Ты почему проснулась? Ты по что проснулась, а? Кто тебя просил? Ты что сделала?! Маленькая дрянь! Дура…
- Я не понимаю о чём ты говоришь и почему так переживаешь… Что там был за хлопок? Что-то взорвалось? К чему ты так бесишься?... В чём дело? Успокойся.
- Ты сама всё прекрасно понимаешь. Не притворяйся. Ты не будешь со мной. Теперь я точно знаю. Я убью тебя! Подлая…
- Ты так и не ответил на мой вопрос: Что там был за хлопок? Что-то лопнуло?
- Лопнуло.. Сучка ****ая! Предательница. Не ожидал от тебя. Думал ты «своя». А ты… Эх! Мата на тебя не хватает. Не стекло там лопнуло, а душа. Моя. Но, чёрт побери, я всё равно люблю тебя! Сволочь…
Я дрожала всем телом, но всё равно продолжала делать вид, что ничего не понимаю, и его в этом сне не видела. Сознавала только, что избежала сразу две смерти: своей красоты и случайного знакомого. Знакомый впоследствии это подтвердил – всю ночь пробыл между небом и землёй.
- Стекло… Ты выбил стекло?!..
- Изворотливая змеюка! Ты сама его кокнула, оставив конфорку включённой на холоде рядом с ним. Стекло такого не любит. Я не могу без тебя жить. Не бросай меня. Умоляю… Очень тебя прошу. Умаляю. Обещай…
- Хм… Странный ты сегодня какой-то…Обещаю это тебе только в том случае, если будешь хорошо себя вести и не ругаться как сапожник. И так всегда!… И вообще отпусти мою шею. Злыдень.
Я высвободилась и приложила палец к его жёстким губам, которые только что так истошно кричали. Он растаял и пошёл готовить завтрак с безвольно обвисшими руками.
- Ты только что описала случай, где сама играла роль почти жертвы, удачно выпутавшись из этой личины. Бывали ли случаи с этим же человеком, где ты точно можешь сказать, что управляла им?
- Ок. Было дело. На самом деле мне нравятся не чистые мазохисты, а те, кого приходится ломать и усмирять – так интересней.
- Понимаю. Сама такая.
- Ну, так вот. Пришла я как-то от любовника к тому же человеку раньше, чем сама того ожидала. Он был писателем. И вдруг застаю его на кухне с гостьей, нагло распивающих самогон, и обсуждающих действительно деловые вопросы. Но писатель рассердился, решив, что я ему не доверяю, приходя раньше не случайно. Я умилилась его наивности и стала заигрывать с гостьей, вызывая её на активную роль лесбиянки – тем более что на действительно чем-то напоминала мужчину своей напористостью и нескладной грацией. Гостья повелась. Писатель стал ревновать.
Ночью я решила сходить по нужде. Писатель проснулся и настороженно, памятуя о том, что на кухне осталась ночевать гостья, спросил:
- Ты куда?
- Не твоё собачье дело.
- Как не моё? Как раз моё и есть.
Я прыснула в ладошку и решила его разыграть.
- Разумеется, к ней… иду.
- К кому «к ней»?
- К гостье!
- Зачем это?!...
- Трахаться.
После этой фразы он моментально вскочил с кровати и следующее, что я увидела, были искры из моих собственных глаз. Удар пришёлся в переносицу. Я упала прямо в кресло и зарычала от злости.
- Я не позволю на себя поднимать руку! Никому.
Мой удар пришёлся ему в солнечное сплетение. Он был дан изо со всей силы, которая у меня тогда была. Писатель всхлипнул от неожиданности. Затем он, сдерживаясь от ответного чувства, неожиданно притянул меня к себе и крепко обнял.
- Ты думаешь, я тебя ударю? Ошибаешься. Я тебя глупо ревную. Извини.
Если бы я его не удержала, то он бы рухнул передо мной на колени.
- Забыли. Так ты пустишь меня или нет? А то я замочу тут всё от смеха.
- Делай со мной всё что хочешь.
- Не буду. Пусти.
Я хохотнула и, высвободившись из его объятий, побежала в туалет.
- Мда… - последовало резюме, - вряд ли тебе подойдёт такая работа – ты чересчур чувствительна и романтична. Желание контроля над другими у тебя, конечно же, есть, но не до такой степени, чтобы быть патологией. А здесь нужна именно природная извращённость. И потом, извини, это должны делать тётеньки лет сорока – ты чрезмерно молода для этой работы. Это очень грязная и неприятная работа с висящим чужим жиром, калом, капризами, вонью, обязанностями трахать искусственным членом чужие задницы. И тебе это будет интересно? Издеваться над посторонними людьми – большая и тяжёлая работа. Чтобы выстегать с ног до головы сальную, визгливую тушу, ещё надо попотеть, дай Боже! У тебя есть снаряжение и прочие атрибуты, нужны дыбы, апартаменты ? Мы, конечно же, можем дать тебе в долг…
На этих словах я её прервала – я поняла, что меня разводят на зависимость и деньги, а этого мне не надо.
- Нет-нет, - всё в порядке, я пошутила. То, что у меня английская виза на год, совершенно не значит, что я собираюсь здесь оставаться - у меня в Москве всё в порядке. И ждёт любимый. Даже несколько…
Мы ещё немного попили чаю, чтобы отойти от крекового изменённого сознания и приняли решение заехать «поговорить» с ребятами прямо сейчас. Нам было так здорово, что я даже не ожидала, что у нас может получится именно такой серьёзный разговор «по понятиям» как получился. Мы приехали к финсборскому дому, поднялись наверх. Мои вещи уже были собраны мальчиками. У Хью предстоял разговор на кухне с ними наедине. Через некоторое время он вышел и сказал:
- Поехали отсюда! Они какие-то невменяемые. Особенно один – который самый бледный. Сумасшедший. Я не хочу тебя с ними оставлять.
Мне было весьма весело и я решила их разыграть напоследок, чтобы они больше ни с кем так не поступали, шепнув одному из них, который помогал нести мои вещи к машине:
- Ты знаешь, кто это?... Он – киллер, которого подослал мой молодой человек, друг, который каждый день звонит мне из Москвы. Пришёл запомнить ваши лица. Ха-ха.
Мальчик дёрнулся, и неестественно засмеялся в ответ. Быть может, это было жестоко, но, по крайней мере, справедливо и уместно. С этого дня их стали пожирать собственные страхи – если бы они не чувствовали бы себя виноватыми, то и бояться им было бы нечего. Я отдала их на съедение собственных ужасов. Хохоча, мы укатили на чёрном блестящем Мерседесе в ночь.
У нас с моим спасителем на несколько дней завязался роман. Это было к месту. Мирон, словно что-то почувствовал, а может, и сразу всё понял по тону моего голоса, хоть он мне и говорил, что не будет ревновать меня к посторонним. Правда… я в это слабо поверила увидев, как он нас всех ревновал, когда мы пошли все вместе в закрытый переездной транс-клуб.
ТРАНС-ПАТИ
В Англии запрещены подобные вечеринки и поэтому всё происходило на заброшенном заводе ИКЕЯ ровно одну ночь – затем всё спешно собиралось и перевозилось в другое место. И так до бесконечности. Добирались мы все туда на кэбе по узким заводским улочкам, с риском заблудиться. Там были огромные пространства – разделённые между собой занавесками со светящимися в темноте узорами. Когда мы вошли, то почти никого не было. Только голые стены и странного вида люди, которые ходили, примериваясь к звукам музыки, как к размеру одежды. Среди них был колоритный персонаж, затянутый в чёрную кожу, который двигался как робот – ему даже не нужно присутствия людей для правильного самоощущения – достаточно было этих замкнутых катакомб и мощно бьющей в уши музыки. Он шёл как бронебойная машина, и мы все невольно посторонились, потому что казалось, что человек либо пройдёт сквозь нас как призрак, либо раздавит, словно танк. Глядя на него, мы, не сговариваясь, решили заглотать волшебные таблетки, дабы начать воспринимать мир в более развёрнутом варианте. Через некоторое время мы это провели в жизнь с до чрезвычайности ощутимой скоростью. Огни повысили свою загадочную светимость, настроение – поднялось до более ясного уровня, а музыка зазвучала громче и проникновенно мелодичней. Сначала мне не хотелось танцевать, но потом, я стала ловить медленные волны мотива и… Ноги принялись сами переступать, а мой длинный чёрный бархатный плащ - развеваться в такт танцу. В итоге, я уже не могла остановиться. Через некоторое время ко мне подошла наша общая подружка, которая всех познакомила и стала меня зазывать в соседний зал. Там звучала очень быстрая музыка, и мне было её совсем некомфортно слушать - я убежала. Спустя определённое время ко мне снова подошла она же и объяснила о том, что я не с той стороны подходила, оказывается, чтобы достигнуть быстрой залы, надо обязательно идти по часовой стрелке маршрута, а не против, как шла я. Если немного задержаться, на каждом из этапов, то наступала долгожданная гармония. Иначе мог произойти неожиданный сбой в организме, вплоть до сердечной аритмии, а не только плохого настроения. Пройдя путь, как полагается, я ощутила неизъяснимое блаженство, ни с чем не сравнимое. Подруга провела меня, как маленькую, по всем этапам ритма. От некоторых из частот я себя чувствовала абсолютно беспомощной. Мне казалось, что я проваливаюсь в пропасть от пауз и зависаний в музыке и рискую не удержать своё сердце в груди, при смене быстрого ритма, на ещё более быстрый. Далее последовали описания о том, как надо танцевать: поднимая руки вверх, вы связываетесь с Богом, разводя руки в стороны – вы отдаёте энергию людям, топая ногами – вы сбрасываете всё лишнее и застоявшееся. У многих людей нарушена одна или сразу две из этих функций – тогда они не топают ногами или не поднимают руки вверх, но у большинства не слишком развита способность делиться энергией с другими. Через некоторое время я, наконец, вошла в нужное русло и стала различать по ролям касту каждого из танцующих: новички, не берегут свою энергию и она с них стекает, как вода – тогда к ним подбираются чёрные маги-падальщики, которые забирают это лишнее для себя, то есть те, которые танцуют более профессионально и потому их энергия более ценна – вокруг них собираются круги танцующих, которые взаимодействуют с ними как с равными, но более удачливыми, но к этому уровню иногда и подходят с пустыми разговорами более активные вампиры, чем падальщики, которые не умеют свою энергию добывать самостоятельно. Но самые энергетически насыщенные – это люди-солнца, которые танцуют с огнём и вертят вокруг себя цепи с лампадками. У них энергии – баз-раз-мер-но много. Они черпают её из космоса. Ко мне снова подошла подруга и сказала:
- Теперь ты знаешь как себя вести: если что-то не нравится, то просто подстраивайся под ритм этого и тогда ощущение дискомфорта пропадёт сразу же.
Мы стали танцевать своим кругом и к нам периодически подваливали английские парни общаться, а Мирон делал магическое отрицающее движение пальчиком, и… человек исчезал. Вроде бы и сложения он был не очень мощного, но его все слушались. Я никак не могла понять в чём дело и с помощью чего он это делает и решила понаблюдать со стороны и увидела следующее: Мирон сидел, разговаривал со мной, и одновременно внимательно смотрел на танцпол, следя за всеобщей пляской. Мы разговаривали ни о чём, мысли слегка путались от наслаждения и накатывающих волн приятного тепла по телу. Фраза начиналась, а потом прерывалась на полуслове. Как застывшая в воздухе мелодия или стальная, конусообразная, слегка выгнутая ручка, ведущая своим концом куда-то вверх. Я наблюдала форму рождения мысли из намерения, и её неожиданное завершение на кончике слова, а его, в свою очередь, можно было рассмотреть в разрезе, перевернув вверх дном. В итоге, я, всё-таки собравшись с силами, приступила к рассказу:
- В одном из снов мы играли с моей подругой на ослепительно зелёном по своей
яркости лугу в гигантские и одновременно лёгкие белые шары. Там были не только мы одни - полно других душ. Вдруг к нам подошёл человек яйцеобразной формы. Я поняла, что это ангел. Быть может, Хранитель. У него были и крылья и руки, всё это вынималось по очереди из туманного, как молоко кокона, по мере надобности. Он взял меня за руку и повёл в дом, сказав, что мы там будем теперь жить вместе с подругой - дом был просторным и светлым, с деревянным полом. Но для того, чтобы туда попасть уже в другом измерении, надо было предварительно подняться вверх по хрустальной лестнице. Он нас подвёл к ней и сказал, что отныне мы должны по ней двигаться самостоятельно, и уже без него, - так надо. Было страшно, потому что лестница вела в небо. Мы шли по ней вместе, и подруга даже стала принимать валидол на определённой высоте, потому что сердце её не выдерживало. Рядом с нами летели птицы, как сейчас помню, воробьи, но их взгляды были очень осмысленными и сочувствующими, в отличие от пуганных обыкновенных птичек. Они, чтобы поддержать нас, делали вид, что им тоже трудно лететь и провожали нас до последнего... Наверное, мы шли с ней на Землю таким образом, с определённой, почти общей миссией. Так что это место как заточение я не воспринимаю – просто разведывательно-объединительная работа в трудных условиях и в интересной обстановке предлагаемых обстоятельств.
В это время, Мирон увидел, что к его жене начинают пристраиваться какие-то лесбиянки. Когда смотришь на поле танцев как на сцену, то всё и начинает там разворачиваться как в настоящем балете. Они стали к ней подходить кругами, как к оленю охотники, сужая свои траектории как самозатягивающиеся петли с разных сторон. Как только они подошли слишком близко, к ничего не подозревающей зверушке, Мирон сделал еле заметное движение вперёд всем телом, а затем из глаз его выпустились лучи, которые окутали танцующее слабенькое тельце девушки словно невидимым коконом, после чего, лесбиянки, чуть ли не столкнувшись друг с другом лбами, полностью потеряли ориентацию в пространстве, как бы забыв зачем шли.
- Так вот как он это вытворяет! - мысленно воскликнула я и бесшумно зааплодировала, - таким образом человека можно и дозащищать до смерти, не допуская до ничего лишнего и отучая человека иметь свой собственный иммунитет.
А в слух я произнесла:
- Как ты добился такого быстрого эффекта реакции пространства?!
- Всё очень просто – опять же медитация. На самом деле, любой вопрос неисчерпаем, пытаться исчерпать его словами, но легко исчерпаем, если пытаться исчерпывать его без слов. Переход на уровень иного языка и есть смысл медитации. Медитация – по сути, это приведение рассудка в состояние растерянности, неспособности ухватить ситуацию врасплох или взять её под контроль. Когда рассудок теряется, не справляясь с объёмами обработки информации, это вызывает к действию внутренние резервы – посыпается наше сверх-сознание. Суть медитации, чтобы вынудить включиться высшее осознание путём остановки низшего. Этого можно добиться путём остановки низшего сознания усилием воли. Либо, если у человека нет воли, то можно ввести его рассудок в ступор, перегрузив всяким избытком информации, всяким бредом, может быть, даже. Перегрузка информацией, не поддающейся логической переработке средствами низшего ума, на мгновение блокирует низший рассудок и в эти секунды есть вероятность, что запустится более высший рассудок. Наивысшее понимание слов. Вспышка озарения. Возможно, Просветление – озарение без обратного хода, переход на новый уровень понимания раз и навсегда. Собственно, именно в этом и состоит смысл коанов в дзен-буддизме. Коан – способ выразить невыразимое. Или поконкретнее – заблокировать, вывести из строя на время низший рассудок, отвлечь его, загрузить фильтры восприятия бесполезной рутиной, совершить короткое замыкание и открыть доступ для воздействия на подсознание – т.е. на спящее высшее осознание. Вероятность того, что запустится высшее осознание, существенно повышается, если бред, на самом деле не бред, а содержит зашифрованную информацию, которая не воспринимается низшим умом, но может быть воспринята высшим сознанием. Поэтому коан, на самом деле, не просто бессмысленная фраза (хотя кажется таковой для низшего рассудка), но фраза наполненная скрытым смыслом, который невозможно понять низшим рассудком. Можно сказать, что эта фраза с бесконечной саморекурсией. Чтобы постичь её смысл, нужно проделать бесконечное число итераций. Низший рассудок на это не способен. Высший – способен. Ментальное восприятие – это прямое восприятие окончательной логической истины. Способность видеть сквозь внешнюю шелуху фраз в самую суть смысла. Сыворотка медитации и коанов состоит в том, чтобы остановить низший рассудок (мышление физическим мозгом), способный воспринимать лишь конечное и проделывать лишь конечное число итераций (хотя и сколь угодно большое). Остановить низший и запустить высший рассудок (физическое сознание, мышление физическим мозгом), способный воспринимать лишь конечное и проделывать лишь конечное число итераций (хоть и сколь угодно большое). Остановить низший и запустить высший рассудок (ментальное сознание, мышление ментальным телом – жёлтый нимб вокруг головы на иконах - состоящим из самой мысли в чистом виде, из мыслящей материи) способный воспринимать бесконечное, абсолютное, что можно сказать эквивалентно способности проделывать бесконечное число итераций за бесконечно малое время. Хотя, наверное, не совсем эквивалентно, но как намёк-подобие такое объяснение сойдёт для начала формулировки. Это попытка продлить медитацию наружу изнутри себя, попытка разбудить себя для других. Причём, возникает это стремление как естественное продолжение медитации как осознание целостности себя и окружения, а так же осознание невозможности достичь истинной медитации, если концентрировать её только внутри себя, не распространяя наружу. Короче, суть в том, что невозможно помочь себе, не помогая другим, т.к. мы все – суть одно целое. Единая система. Спящее сознание Абсолюта. Пробуждающиеся личности – это кристаллики, с которых начинается кристаллизация всей толщи сознания Абсолюта, это зародыши бесконечного единого вселенского сознания, из которого произошла дифференцированная на бесконечные маленькие сознания вселенная, которая дифференцируясь одновременно движется в сторону объединения всех микросознаний в единое целое. Это дыхание Бога. Циклы манвантар. Это просто происходит. Такова Реальность. А я просто делаю то, что делаю. Это естественный процесс, являющийся проявлением жизни. Продолжение следствий медитации наглядно проявляет себя между такими явлениями как Инь и Янь. На этой территории всё совсем просто, как ты и сама недавно убедилась, случайно подглядев.
- Хорошо, я поняла теперь, что именно это было, - ответила я, сосредоточенно составив из расплывшихся звеньев мыслей достойный ответ, как башню из детских цветных кубиков.
Мирон и я перешли к стойке бара, чтобы продолжить разговор, но в этот момент АДЕЛЬ пытается отвлечь один из «подсосов». Он выглядит как натуральный вурдалак с крупными клычками и отсутствием передних зубов, которые успешно были заменены несветящимися в темноте под люмисцентом коронками. Подсос стал ни с того ни сего задавать много хаотичных вопросов:
- Ты ведь видела тот удивительный фильм, который шёл в прошлый четверг?
- Где?
- По TV!
- Нет – не видела!
- Ну как же!... Его ещё по 27 каналу показывали!...
- Неделю назад?...
- Да.
- Так меня ещё в Лондоне тогда не было! – засмеялась я.
- А откуда вы?
- Пустые разговоры – они ни к чему не ведут…
- Ну, если бы ты посмотрела это кино, то поняла бы что…
- Извини, я прервала тебя. Ты что-то говорил такое, как если бы возомнил себя учителем. Продолжай,- сказала я так, как если бы рядом никого не было, кроме Мирона.
Он подыграл:
- Учителем рано или поздно становится каждый, кто становится на Путь, который мы с тобой изучаем. Это происходит естественно. Как осознание необходимости перехода в следующий этап развития. Если же потребности передавать знания не возникает, то значит, ты сам понял что-то не так. Знания необходимо передавать для того, чтобы они не застаивались в тебе и освободили место для новых знаний, и они проходили сквозь тебя свободным потоком как ток по высоковольтному проводу. Нет смысла в знании, которое помогает становиться осознанному только одному, оно приобретает силу, если только начинает передаваться по цепи. Даже, если ты молчишь, то можешь стать учителем на телепатическом уровне, распространяя вокруг себя энергию всем своим видом. Нет смысла в светильнике, которого спрятан под колпаком. Светить – определённый этап развития каждого из наших. Свет должен быть в каждом из твоих проявлений. Но нет смысла и в том, чтобы оставаться на достигнутом, т.к. цель далеко впереди – в бесконечности. О следующем этапе развития ты узнаешь позже. Не сейчас. Порой нет смысла в том, чтобы искать смысл.
Заключил Мирон и горько улыбнулся в темноте, заговорчески мне подмигнув.
Я поддержала спектакль сосредоточенным кивком и вопросом «к месту»:
- Сгореть как головёшка – высший смысл каждого из здесь присутствующих. Вы согласны? – вопрос был задан уже в сторону затаившего дыхание упыря, с важным видом ведущей пресс-конференции, - Ведь гореть в аду, это так приятно, особенно по четвергам!...
Рассерженный вампир вскочил и убежал, а мы засмеялись. Потом, пришло время уходить из этого чудесного места. Мы все собрались гурьбой, пробираясь сквозь человечков, продающих светящиеся в темноте украшения и мечтая о том времени, когда вместо драгоценностей будут просто пульсирующие источники света и про то, что люди, наконец, поймут, что Мир – это волны разной длины и перестанут париться по ерунде, научившись вливаться в мелодию происходящего более гармонично. Как если бы это был танец. В этот момент мы стали спускаться по винтовой заводской лестнице вниз, которая была, на редкость, широка. На одном из пролётов сидел местный гуру наркобарон, это было видно по активной свите, увивающеёся вокруг него. Он имел совершеннейшее обдолбанный вид и в донный момент пребывал на плато божественного прозрения. Он остановил Мирона фразой:
- Это твоя сестра?
- Нет, это не моя сестра.
- Ты не понял, странник, я не спрашивал, я утвердил – «это твоя сестра».
Мирон внимательно посмотрел на меня и сказал:
- Теперь сестра.
- Мы все дружно громыхнули смехом и побежали вниз. После этого мы снова взяли кэб и поехали в центр. Нас вёз грозного вида негр, который рассказывал о том, какие у него дела с его девчонкой. Это было скучно и смешно. Но, вспомнив о «технике ритма» я подстроилась под реповый стиль его разговора и стала кивать в такт. В итоге, ничего кроме удовольствия каждый из нас не получил. Звонить мне Мирон стал реже, аккурат после того, как я завела роман с Хью, как я уже сказала выше, а потом и вовсе решила остаться в Лондоне на подольше, чтобы уравновесить свои художественные дела, вопреки тому времени, что мы назначили с ним для встречи. Его машина в аэропорту меня так и не дождалась. Мне не захотелось быть покорной киской, дабы разделить несчастную судьбу его предыдущих женщин. Захотелось совершенно резко и отчётливо быть независимой и идти своей дорогой. А если и сведёт судьба, то только на равных и в виде дружбы. Так оно и вышло. Теперь мы дружим и это менее опасно для обоих. Чего и тебе настоятельно рекомендую. Так с ним удобней. Что было с ним в эти моменты – я даже не интересовалась. Думаю, что не сладко.
- А почему ты всё-таки не доехала? - заелозила на месте Абика.
- Ну, это отдельный разговор, он связан с моим заключительным путешествием в Гринвич.
- Выкладывай.
ГРИНВИЧ
Накануне принятия решения по продлению моего временного пребывания в Лондоне, - продолжила своё повествование Адель, - мне приснился сон про Мирона. Какой-то незнакомый человек водит меня по песчаным карьерам и травяным холмам и показывает мне места, где меня могла бы в будущем подстерегать опасность. Это была зона магического посвящения, которое мне предстояло пройти в ближайшее время. Ритуал должен был проходить по определенному маршруту, который я обязана была знать заранее. Мне не совсем понятны пояснения таинственного незнакомца, связанные с моими предполагаемыми действиями.
- В самых безобидных с виду местах ты должна залегать и ползти как осторожный разведчик. Не смущайся этого, ползи, ни о чём не думая.
- Странно это. Я не привыкла ползать!
- Так надо, не перечь.
Я совершила над собой волевое усилие, чтобы не нагрубить ему.
- Ла-а-а-адно. Уговорил. Я уже не первый раз тебе доверяю – рассказывай дальше.
- А на крутых склонах – ты, напротив, можешь себе позволить замедлить и устроить себе передышку, как если бы ты была в абсолютной безопасности.
- Как если бы?!...
Мне не нравились его недомолвки.
- Да, именно. Потому что в реальной безопасности ты себя вообще не сможешь ощутить в этом месте – оно само по себе является испытанием!
- Спасибо за предупреждение!
- На полном серьёзе – «Пожалуйста!»
- Неужели всё так действительно серьёзно?
- Да. Не отвлекайся. Смотри. Здесь тебе нужно намеренно сократить маршрут зигзагом – иначе не спустишься с этого склона.
- Хорошо, – я стала уже более внимательно прислушиваться к инструкциям незнакомца.
Он не казался мне уже таким подозрительным.
- А через этот широкий ручей ни в коем случае не перебирайся по камешкам, как было бы удобней, а перемахивай с разбегу.
- Какие ещё будут распоряжения, сэр?
- Да, будут. Потому что осталось самое главное. Видишь то голое белое дерево без коры?
- Да.
- На него ты и должна будешь запрыгнуть в самый последний момент, чтобы спастись.
- …Спасись от чего?
Теперь я уже пыталась выпытать у незнакомца какую-то новую информацию.
- Сейчас этого тебе не следует знать. Потом.
- Как всё таинственно!
- Не спорю! Но только после этого ты получишь возможность сойти на безопасный островок земли, что и будет ознаменовывать собой финал.
После этой краткой вводной лекции я, не теряя ни минуты, приступила к действиям и стала проходить маршрут заново и «всерьез». Через некоторое время я почувствовала за собой дыхание невидимой доселе погони. Мало того, опознав её, мне пришлось буквально тащить за собой Мирона, который совершенно не проникал в суть происходящего, постоянно отвлекая меня своим неуместными выходками: он то хныкал, то глупо хорохорился, заставляя себя буквально проталкивать по самым опасным местам маршрута, то вдруг хохмил, изредка даже позволял себе хамить.
- Здесь нужно ползти!
- Я что червь, чтобы ползать? Я лучше пробегусь!
Он побежал широкими семимильными шагами по склону, сползая вместе с отваливающимися кусками дёрна, вместе с песком от косогора.
- А тут – остановиться. Срочно!
- Что если мне хочется кататься как псу?!...
- На пса ты не тянешь, у меня уже есть один!!! Более качественный!...
- Тогда южный барс – рррррррррр…
- Физическая подготовка для барса слабоватенька! Здесь, кстати, надо спускаться зигзагом. За мной! – я принебрежительно подтрунивала над ним, чтобы хоть как-то раскачать его на внимательность к происходящему.
- А я хочу ку-у-у-убарем. Ты не против?
Мирон стал скатываться кувырками через голову, хохоча как дитя.
- Как знаешь!... Ты не пьян, случаем? - усмехаясь.
- Нет. Просто весел как чёрт. Най-на-на!...
- Оно и видно. Здесь - расслабься.
- Что если именно здесь я сексуально возбуждён - это и есть истинное расслабление?
- Отстань со своими глупостями, шут гороховый! Всё что происходит сейчас – очень важно!
- Понял, не дурак. Мур-мур-мур!
Он начинал меня раздражать.
- О-о-о-опять за своё – ужас какой! Соберись. Перепрыгни теперь одним махом через ручей – ср-р-рочно!
- Щаз, подожди! Оп!... Ой… промахнулся. Извини.
- Ой, какой же ты мокрый! Ха-ха-ха. А теперь пры-ы-ыгай!
- Постараюсь… Ой!
Тут он срывается в пропасть, но… в последний момент удерживается на руках. Мы двинулись дальше. На счастье, остался только последний этап пути – крутой обрыв, с которого надо было буквально слететь. Я выбирала безопасный способ – съехать на ступнях, при этом сидя на корточках, чтобы иногда тормозить процесс и потому управлять им. Подошвы на ботинках были толсты, кожаная куртка прочна и потому я удачно выехала прямо к тому самому белому дереву, которое обозначало конец путешествия. Мирон же выбрал совершенно иной способ передвижения – на прямых ногах – и, мало того, что он промахивается, пробегая мимо дерева, но он еще к тому же служит причиной начавшегося оползня. Поэтому дерево действительно несёт настоящую миссию «островка безопасности», спася мне жизнь, так как у него - основательные корни, и оно выстояло как оловянный солдатик, даже не покачнувшись - я неожиданно для самой себя, проворно запрыгиваю на него. Сверху надвигается оползень, который поглощает в своих недрах Мирона. К великому моему ужасу спасти его уже не представляется возможным. Я, лишь вижу по очереди разные части его тела, которые поглощает стихия. Несмотря на все его чертыханья и бравое бахвальство, песок медленно засасывает его в себя, с каждой минутой все глубже и глубже.
Еще ничего не успев толком понять, я уже спрыгиваю с дерева. Игра была закончена… Поодаль меня ожидает темно-синяя машина с тем самым дотошным инструктором внутри. Еще не успев ничего происшедшего осознать до конца, я отстраненно спрашиваю своего спутника:
- Как ты думаешь, что с ним?
- Скажи спасибо, что сама среди живых осталась!
Мне бросился в глаза бледное лицо незнакомца, с нервно ощеренной пастью. Мне ничего не осталось как подавлено промолчать… Оказывается, это действительно была не игра.
Я долгое время сидела там одна, приходя в себя и понимая, что если я вернусь домой в Москву, как обещала, то случится что-то страшное – либо Мирон разочарует меня своей несостоятельностью, либо с ним что-то случится – что по сути было одно и тоже. А снам я привыкла доверять! В это момент я приняла решение остаться. Волна мироновых звонков почти спала, но эффект «горящих следов» всё продолжался: попав в гости в семью Приговых (его невестке и сыну), я поняла, что эта парочка сексуально озабочена: им, оказывается, была нужна семья втроём. Когда они желаемого так и не добились, то стали тоже сходить с ума. Смеху моему не было предела и я уже ничего не испытывая в качестве приобретения новых оттенков восприятия на тропе разочарований – вероятно, наш с Мироном роман дышал такой эротичностью, что остальные люди от этой волны просто теряли голову. Впоследствии, я научилась этим владеть и шифровать, но тогда ещё нет. К тому же я тогда приступила к занятиям йогой, и от этого мой энергетический уровень превышал их, вынуждая бедных сограждан разрывать своими астральными телами собственные защитные оболочки по швам, оттого, что их пульс пытался биться с моим в унисон. Мне становилось уже интересно, где именно располагалось то место, где я найду свой покой, при этом оставаясь самой собой. Это была сложная задача. Почти ребус. Я относилась ко всему происходящему как к глупой компьютерной игре, в которой всё же должен был обнаружиться какой-либо выход, задуманный составителями. И он не замедлил себя обнаружить!
Это была удивительнейшая из старушек, одноглазая парижанка, к которой я переехала жить на несколько последних дней перед отлётом домой. Она была безумно эрудированна и хороша собой, несмотря на свой шестидесятипятилетний возраст. Её звали Вероникой. Эта пожилая девушка была большой и дисциплинированной умницей: каждый божий день начинала с практики тай-чи, йоги и медитации. Она активно интересовалась всеми событиями, происходящими в её любимом городе, где она добровольно поселилась вот уже тридцать лет назад. Более лёгкого на подъем человека, я в жизни своей не встречала! Мы посещали в день по несколько выставок, спектаклей и культурных событий. Она во всех музеях была почётным членом и таскала меня за собой всюду. Да, это был поистине рай! Один раз мы забрели на территорию выставки двух современных художников. Это были молодые мальчики, которые атаковали целую фабрику, запрудив её своими инсталляциями. В одном из помещений, вас встречали и усаживали за зеркальный стол, с ездящей по нему строкой про войну и другие мрачные приключения в виде новостей. После этого вас угощали наивкуснейшей красной рыбой, и человек, поедая её, настолько увлекался, что забывал о волне той мрачной информации, на которой невольно ел, воспринимая её как игристую цветную ленту в лампочках. Этим авторы хотели показать, насколько условна канва массмедиа, и как посему декоративно люди относятся к просмотру новостей, если устроены вполне комфортно физически. Поистине, «сытый голодного не разумеет»!
Следующий их объект, был в виде настенно-потолочного дневника, в котором они по очереди записывали всё то, что думали, или то, что происходило вокруг них в течение дня. А творилось кругом много чего. Например, если вы по наивности своей захотели сходить в туалет, то не тут-то было! Там, на унитазе, с совершенно естественным выражением лица, сидит девушка и играет на скрипке, сосредоточенно глядя вам прямо в глаза. Вы шокировано разворачиваетесь, чтобы прийти в себя, но вам не дают так просто расслабиться. Прямо у вас на глазах, по бытовому просто, начинает раздеваться другая девушка, чтобы буднично принять душ. Она делала это настолько непринужденно и буднично неэротично, что создавалось полное впечатление насильственного вуаяризма, в который вас втащили не спрашивая, как в глупую историю, от чего слегка становилось не по себе. Следующий этап выставки – это вам надо было побывать наедине с самим собой в христианских катакомбах, имитирующих самые первые их них. Ты погружался в переживание того, что ты так одинок, отвергнут обществом и пребываешь на отшибе края земли, сидя на полуразвалившемся стуле, с лампадкой на полу и разбросанным вокруг сеном. В тишине раздаётся только магнитофонная запись древних песнопений христиан-первопроходцев. И тут… ты себя ощущаешь норштейновским ёжиком в тумане, потому что тебя начинают пугать все посторонние звуки, настолько сужается твой мирок. Например, грохот проезжающего поезда заставляет вас пережить настоящую панику привокзального бомжа. В результате, тебе становится настолько одиноко, что ты начинаешь ощущать от этого резервный прилив самодостаточности. В тот момент, когда ты переполнен осознанием, что ты справился с этим переживанием в одиночку и тебя распирает от гордости, как вдруг ты обнаруживаешь, что всё это время ты был не один – за тобой наблюдали. Над входной дверью, был подвешен стул, на котором сидел один из авторов экспозиции, и при этом внимательно разглядывал тебя, и все твои переживания, хищно поблёскивая своими кошачьими мокрыми глазками в темноте. Потом вы должны были долго ждать, когда вас поведут в какое-то один из последних неизученных закоулков дома, где располагался финальный секрет. Для этого надо было забраться по лестнице и подойти к двери, за который был слышен самолётный гул. Дверь вам при этом открывали стюардессы, которые, отдавая честь, одновременно вручали вам магнитофоны с музыкой. Затем сажали вас в зал, изымая из вашей тёплой компании одного уже издёрганного сплошными неожиданностями зрителя и сажая его на сцену. Потом, тело испытуемого начинало расщепляться прямо в реальном времени на экране, и сами авторы вызывали своих размноженных видеопроектором призраков на стенах. Они сначала приступали к задаванию вопросов живому центру представления прямо со стен, а потом осуществляли их реализацию вживую. Объект начинал сначала дёргаться метаться в разные стороны, но потом замирал от безысходности и, понимая, наконец, что происходит, начинал хохотать.
После мы с Вероникой ходили в Tate Modern, я обнаружила целый этаж русских художников начала двадцатого века. Это был конструктивизм. Подборка имелась в наличии просто великолепная и Вероника, еле оттащила меня оттуда в какой-то европейский зал с таинственным выражением лица. Её заостренные черты лица приблизились к моему вплотную, и я подробно могла исследовать её искусственный глаз, сделанный из стекла и специального механизма, который передавал в мозг сигналы по проводкам о размерах и объёмах ближайшего предмета, как у терминатора. Второй глаз у неё тоже видел не так хорошо. И поэтому она подносила крайне близко к своему лицу даже денежные купюры, с тем, чтобы определить их достоинство. Ума не приложу, как она рассматривала картины, но бабулька очень стремилась к искусству, как всякий человек, который стремиться к тому, что от него ускользает. Наконец, она дыхнула на меня запахом утреннего кофе перемешанного с привкусом ежедневной дозы рыбьего жира «для здоровья», выпалив скороговоркой свой секрет:
- Моя дочь лесбиянка и я не знаю, что делать по этому поводу, посоветуй мне что-нибудь.
Я удивилась – чего-чего, а такого откровения я не ожидала.
- Она счастлива?
- Да.
- Вам её жалко?
- Нет.
- Тогда в чём дело?
- В родственниках.
- А они против?
- Не знаю!
- Как это?!
- Я им ещё не говорила!!!…
- И?...
- И я хотела именно об этом у тебя спросить – в какой форме им это можно сказать?
- Ммм…Скажи им это так, как если бы ты считала этот факт само собой разумеющимся. Как о покупке дома. И то, если спросят. А если не справятся, то и не говори. Молчание – не есть враньё. Тем более, что на выдачу наследства это никак не повлияет. Это так?
- Да. Так. Спасибо тебе! Я хочу тебя завтра повести к своей подруге в Гринвич. Там очень красиво! Ты согласна?
- Конечно же, - с тобой - хоть куда! - Произнесла я, нежно улыбаясь.
Я полюбила эту женщину как старшую сестру – настолько мне импонировали её детская трогательность, точность и благородство в отношении к другим людям. Таких уникальных людей живёт на свете до чрезвычайности мало.
В этот же день мы пошли на вечеринку к моим друзьям. Мы должны были посетить пару мест подряд. Первое было просто восхитительным. Это была грузинская вечеринка, сделанная европейской грузинской диаспорой, где под потолком висел зеркальный шар, разносящий по стенам маленькие солнечные зайчики. Играла музыка, и было много интересного народа из Королевской Академии искусств. Среди них была одна ошеломляющая по своей харизме японка. Она обладала почти мужским басом, копной чёрных волос и хитрым ленинским прищуром. Когда она хохотала, то трясся весь дом. А делала она это всегда неожиданно и без предупреждения. Остальные были более менее тихие, но не менее стильные. В качестве угощения там выдавался суп из психоделических грибов. Я не могла себе отказать в таком удовольствии посмотреть на сердце Лондонской богемы с изнанки энергетических сплетений механизмов – и приняла их дар. Когда же я оглянулась на Веронику, то увидела, что она тоже допивает свой суп! Этого я не ожидала вовсе…
- Вам же шестьдесят пять лет, Вероника, Опомнитесь! Как можно! Остановитесь.
- Ну и что? Мне так много лет, а я до сих пор ничего подобного не пробовала… Надо наверстать упущенное.
И… доприкончила всё сатанинское зелье залпом, запрокинув голову. В ужасе я подумала, что мне её ещё везти домой, а какие там у неё пойдут реакции на подобную инициацию – я понятия не имела. Мало ли, ведь она могла сойти с ума от столь новых и острых ощущений. Но она сама себе выбрала этот путь. Мне приходилось быть её проводником. Стены завибрировали, пол пошёл волнами, всё кругом покрылось плёнкой подвижной и цветной паутины. Мир затанцевал медленными переливами. Всё покрылось связующими нитями – деревья за окном задышали. Мир ожил. Чтобы переварить ощущения, я стала попивать стоящий рядом, горячий чай. Когда я допила, то вдруг увидела на дне грибы.
- О, ужас! Это тоже был тоже грибной чай?! - воскликнула я, вскочив.
- Да, да, - все дружно закивали головами и захихикали, - мы просто туда добавили бергамота для вкуса. А ты что, разве не заметила?
- Нет, - сухо ответила я и прошла в ванную комнату опустошать свой желудок, что бы не уйти в своем путешествии слишком далеко.
Всё вокруг истерично запульсировало от желтой гаммы, переходя в оранжевую, а затем (какой кошмар!) в красную. Я поняла, что снова умираю. О, это чёртовая Англия, с её чёртовыми наркотиками! Должно было снова остановиться сердце. Поначалу я чувствовала как холодеет тело и как кровь к мозгу поступает всё слабее и слабей, охватывая уже не все области и доли, а потом я сконцентрировалась на сердце и принялась наблюдать: оно давало сбои. Я почти потеряла сознание и оказалась на грани оного. Затем начались видения. Я увидела, вдруг, свою жизнь, как использованный презерватив в луже.
Она прошла как бы мимо. Для меня это был шок, потому что я поняла, что это и был Ад или его мыслеформа для меня. Я спросила у Создателя:
- Почему?
- На твоей душе лежит какой-то страшный грех. Определи его сама!
Я не могла вспомнить какой. Затем я оказалась в адском распределителе, где был большой длинный коридор со множеством дверей. Ко мне навстречу вышли «черти» - вполне приличного вида человекоподобные существа, в
серых водолазках, бледными костлявыми лицами и лысыми черепами. У них имелся вполне рабочий и будничный вид. Эти существа выполняли реальные ежедневные обязанности без всякого садизма и сковородок, даже, я бы сказала с некоторой печалью и сочувствием. Они спросили меня:
- Что ты, дура, здесь делаешь и как вообще сюда попала? У тебя из совершенно другого состава собрана душа и здесь тебе вообще не место. Быстро подумай, почему здесь оказалась!
- Не совсем понимаю – самой как-то удивительно!
Они внимательно на меня посмотрели и сказали:
- Вероятно, у тебя загнут кончик одной мысли не в ту сторону. Немедленно вспоминай, как это получилось и кайся. У тебя мало времени. А не то...
Мне стало страшно, и я поняла, что они имеют в виду моё более длительное, если не вечное здесь пребывание. Я судорожно стала вспоминать. И... вспомнила! Ради меня совершенно недавно погиб один человек - ещё и сорока дней не прошло. Я гордилась этим, как Роковая Женщина, но... именно этого делать было никак нельзя! Надо было себя переосознать как проводника в другие миры и человека, который получил нужный пласт информации, после которого курс его обучения жизни на земле был окончен. И никак иначе. Никаких культов личностей! Чтобы это всё переварить, у меня оставались считанные секунды, т.к. сердце уже собиралось останавливаться до конца. С такой силой я не каялась никогда! Чувствовала себя одной частью дикого раненого монстра из фильма "Чужой", который гибнет за бортом корабля и жалостливо верещит на разные тональности скрежетаний и писков. Но мне ту частицу себя было, нисколько не жаль. Она действительно умирала. В этот роковой момент и наступила несколько минутная пауза. Я поняла, что остановка сердца всё-таки произошла: передо мной разверзлась золотистая пульсирующая бездна, которая напоминала собой кипящее варево золота. Это была перепонка между мирами. На ней мне было объяснено, что никакого ада впереди уже не будет, и я умираю с самостоятельно очищенной и безопасной в пользовании совестью. Мне показали вселенную, её покой и всеобъемлющую энергию. Там было просто великолепно!!! И безумно хорошо.
Меня спросили, хочу ли я теперь умереть - ведь у меня сейчас есть более гармоничная возможность это осуществить. Поразмыслив, я спокойно и твёрдо сказала:
- НИ ЗА ЧТО. Я ЕЩЁ НИЧЕГО НЕ УСПЕЛА В ЭТОМ МИРЕ СДЕЛАТЬ! ДАЙТЕ МНЕ ЕЩЁ ВРЕМЯ СЕБЯ ПРОЯВИТЬ.
Я осознала, что меня туда примут и просто: такой, какая я есть. Но это для меня будет чужой праздник и фуршет, хоть и царский - да не мой. Не хотелось бы занимать такой статус в собственных глазах! Ведь мы в ответе, по таким вещам, прежде всего, перед собой. Тогда сердце моё опять забилось, и они мне показали, в качестве поощрительного ни к чему не обязывающего десерта, призовой тур по вышним мирам. Для начала я увидела всех своих родственников, которые все были абсолютно счастливы и показали мне, что готовы меня там принять в любой момент по высшему разряду – стоит только захотеть. Среди них был и тот, из-за которого я только что тут каялась. Он, улыбаясь, помахал мне, приближаясь. Я блаженно улыбнулась ему в ответ. Потом он повёл показывать мне райские просторы. «Забавное свиданьице», - подумалось мне. Но вида я не подала. Просто вспомнила о том, как он несколько дней назад меня об этом предстоящем опыте предупредил, приснившись. Это было очень натуралистично. Я бродила по узким питерским дворам-колодцам, которые переходили из одного в другой, как бесконечный лабиринт. Я ждала звонка с неба. Как обычно, раньше ждали междугородку, в виде звонка телефонистки. Связь всё не шла. Я вся измаялась, таская за собой по дворикам старинный телефон на длиннющем проводе. И вот, наконец, случилось… Я, дрожащей рукой, подняла трубку. Там раздался знакомый до боли голос:
- Алоу! - этот человек умел так произносить это слово, словно ему обещал позвонить сам Дед Мороз с фразой: «А за поворотом – Чудеса!»
Я затараторила, боясь, что меня прервут, так как он умер в полном убеждении, что я его не люблю:
- Извините, Сергей, я не специально так плохо с вами обращалась – простите, я была глупой, самоутверждающейся девочкой, которая всё это проделывала над вами от неуверенности в себе. На самом деле, я целиком и полностью признаю, что вы умный, милый, талантливый и даже гениальный человек. Простите мне мою надменность. Я, зная, как сильно она вас задевает, продолжала её проявлять по отношению к вам. Вы этого не заслужили, поверьте. Вы – хороший.
Последовала пауза, в которой я почти ожидала услышать: «Пошла на х..!» Но… Ничего подобного не произошло, а раздался доброжелательный, как всегда, голос:
- А я думал, что мне с утра позвонит жопа, а позвонили Вы... Встречаемся ровно в двенадцать утра на Витебском вокзале.
Это было обычное время, которое он назначал либо для созвона, либо для встреч. И именно потому что там меня всегда ожидал какой-то сюрприз, я всегда успевала на встречи с ним – вовремя. Всегда вокруг был какой-то цветасты коллаж из людей и событий. Так было и на этот раз. Все благополучно встретились под табло перрона. Рядом с ним был ещё один человек в сером плаще и с клиновидной бородкой. Они сели напротив меня в электричке на деревянной скамейке. Человек сидел от него справа, и на нём были очки в круглой металлической оправе. На его довольном лице блуждала вежливая масляная улыбочка и сложенные на небольшом животике короткие пальцы, придавали ему уютный вид. «Где-то я его видела, - стукнуло мне в голову, - А-а-а, кажется, помню, как же я могла забыть, в учебниках по истории – этот, как его – Троцкий! Умеет же Сергей вокруг себя паноптикум собирать!... Интересно, зачем они друг другу нужны? А-а-а-а… разумеется - чтоб о политике разговаривать. Я и забыла…»
Я решила не отвлекаться от своего друга – а ловить каждую секунду пребывания рядом с ним. Впервые я смотрела на него не с высока и, как всегда, полуприкрыв глаза - а открыто и по-человечески прямо: внутренне ловя каждый звук его голоса, движение глаз, запах. Чтобы запомнить и унести всё это в себе навсегда. Скорей всего, именно это состояние имеет в виду выражение «Смотреть во все глаза». Чтобы моё напряжение не было слишком заметно со стороны, я впилась своими руками в скамейку, на которой сидела. Умильно улыбаясь, своей елейной улыбочкой, Троцкий пролебезил:
- Мне кажется, что в данный момент, это место – ваше.
И уступил мне свою часть лавки возле нашего общего друга. Я поблагодарила его и пересела. В этот момент я осознала, что сижу на месте мёртвого человека, от которого осталось достаточно жутковатенькое трупное тепло. Но, пересилив своё минутное отвращение, я всё же оказалась рядом с Сергеем – и оно того стоило. Мы продолжили разговор. В процессе разговора он тронул меня за плечо. В жизни этого никогда не происходило – нас всегда трясло рядом друг с другом и физически мы не соприкасались никогда, кроме ничего не значащих рукопожатий – так много электричества кругом гуляло. Один раз, когда, я почувствовала, что ему не по себе до состояния полуобморока, и предложила его взять под руку, то он ответил:
- Нет, не делайте этого, а не то я брошусь на вас и изнасилую прямо здесь в кустах и парке – не в силах более сдерживаться.
Я тогда засмеялась и воскликнула:
- А меня никто ещё не насиловал под кустом – надо бы как-нибудь попробовать!
Но под руку его не взяла. Решила перевести разговор на другую тему:
- А что это за дерево такое растёт? Всегда в них путаюсь.
- Вяз. Можно я поеду на вашей машине в аэропорт – мне надо улетать в Германию?
- Нет - она сломана, - слукавила я.
Мне не хотелось сталкивать его со своей матерью. Тут я ощутила на своих губах – поцелуй. Он был очень жадный и страстный. Меня в нём даже укусили. Но это уже было слишком! Я оттолкнула его обладателя и даже дала лёгкую пощечину.
- Как вы смеете?!!!...
Он засмеялся, ощерив острозубый рот:
- Могу же я сделать хоть что-то приятное и себе, а не только вам!
Тут я увидела пробоину, в его безупречно иссиня-белых зубах. Такого при жизни у него не было. Я стала вглядываться в неё и увидела по бокам её две буквы К.и С. Я судорожно стала думать, что бы они должны значить. «Та-а-ак, К.С. – его инициалы, К.С. – инициалы моей первой любви в детстве, К.С. – Конец Света. Настоящий? Общий? Глобальный? Или всё-таки локальный? Конец света мой? Или наш? И если он будет, то когда? Завтра? Через год? Через сто лет?»
Во время этих всех внутренних рассуждений мы все поднялись и пошли на выход. Они выходить, я их – провожать. Остановка была – «Чечня». Там шли бои. Сергея туда выслали, чтобы он учился уравновешивать конфликты и кровопролития, поскольку перед самой смертью он занимался революционной деятельностью, в которой впоследствии должно было быть замешано много крови. По крайней мере, кровь светилась в идеях об этом. Это было его искупление. По странному совпадению, Борановский тогда дал взятку чеченцам, и они на некоторый период перестали воевать. Сергей стоял на перроне, с солдатским вещмешком и махал мне оттуда рукой мирно и ласково, со словами:
- Скоро увидимся!
Когда я это услышала, то меня передёрнуло, всё-таки я осознавала, что передо мной мёртвый человек: «Так во-о-от что значит К.С. – скоро мне предстоит мой маленький, личный конец света».
А теперь он был моим проводником в другие миры, и я последовала за ним, потому что знала, что ему было тоже тяжело со мной прощаться, и это совместное путешествие было придумано для того, чтобы хоть где-то успеть побывать вместе и заодно мне дорассказать то, что не успел при жизни.
Нам предстояло посетить несколько уровней восприятия Рая. На первом нам было просто хорошо, и мы ничего не видели, не слышали и не ощущали. Было славно и всё! На животно-подсознательном уровне, это было почти внутриутробное блаженство. На втором – мы видели всё, но ничего не чувствовали, как я поняла - здесь жили хорошие и простые люди из деревень и рабочих посёлков - там им было комфортно. На третьем - мы начинали говорить, но ещё отсутствовало обоняние: это был, примерно, слой учителей, врачей и инженеров. На четвёртом – вкус: для гурманов и ценителей тонкого. На пятом - просыпалось обоняние – там прогуливались эстеты и стихоплёты. А на шестом... вот тут я чуть с ума не сошла - в уши ворвался дико громкий звук всего происходящего на самом деле. Самое главное, было не забыть, что ты есть и не разлететься на мелкие частички как маленький взрыв!!! Необходимо было самоидентифицироваться - вот для чего человеку нужно так много индивидуальных сведений! В тебя врывалось сразу же так много информационных потоков, что главное было удержать точку сборки! Но зато потом... если удержался - неизъяснимое блаженство! Ты знаешь всё, обо всём и всюду. Состояние настоящего Бога, до которого стоит дорасти. Это было отделение гениев. Вот почему гений и сумасшествие стоят так рядом. Именно туда я бы хотела попасть после смерти.
Но каждый всё равно выбирает своё измерение сам. Мне передали, что в это чудное место можно добраться, соблюдая следующие три принципа, это:
1. Разрабатывай свою индивидуальную точку зрения, свойственную только тебе и твоему
ракурсу восприятия, именно она, представляет для мироздания реальную ценность. При этом было бы неплохо, если бы ты нашёл попутно единомышленников, они способствуют более скоростному усвоению информации. Но если и не найдёшь их здесь, то ничего страшного - на «том» свете всё равно обнаружишь себе подобных, если нужно, войдя в наиболее родственную для твоего мировоззрения информационную воронку.
2. Занимайся любыми видами искусств и вообще воспринимай мир творчески и созидательно. Именно через это состояние ты можешь наиболее приближенно воспринимать состояние Творца или созидательных принципов вселенной.
3. Научись любить реально и без дураков. Самоотверженно и дистанционно - по
всякому. С уважением свободы обожаемого тобой предмета, ловя кайф с каждой ступени развития ваших отношений. Будучи счастливым просто от факта существования Любви как таковой. Ведь она и есть топливо, смазка и энергия бытия. Вечный Двигатель.
Был там и седьмой уровень, но это для тех, кто хочет быть просто проводником других миров. Проще говоря – гуру. Этот путь показался мне не слишком интересным, потому что возлагал на тебя слишком большую ответственность не только за себя. Он одухотворял и вдохновлял тех, кто был на шестом.
Путешествие закончилось, и я постепенно стала приходить в себя. Образ друга стал постепенно блекнуть и мы, понимая, что скоро нас снова разведут по разным измерениям, трепетно обнялись на прощание, как близкие родственники. Уже без всяких поцелуев. Слава Богу.
Я вышла из ванной и поняла, что те несколько часов наедине со смертью, которые я провела отдельно от всех, в земном времени складывались в полтора десятка минут. Я представила, как мои тщетные попытки очистить организм с помощью питья воды и «двух пальцев в рот» в ванной комнате могли ни к чему не привести и тело бы могли ещё долго не обнаруживать, до самого утра. Пока хозяева бы не возжелали посетить душ, решив что уже надо выгонять увлёкшихся слишком сильно любовными играми в их гигиенических покоях гостей. Я захихикала, представив их удивление на лицах, когда они вместо затрахавшейся до неземного блаженства парочки, обнаружили бы мой хладный и нарядный трупик. Это было бы здорово! Быть похороненной на острове туманного Альбиона. Но скорей всего мне пришлось бы лететь обратно в Москву в комфортном католическом гробике с мягкой стёганной обивкой и окошечком, сквозь которое , если бы я вздумала на немного вернуться в своё тело, наблюдала бы такой же мир, как и в детстве, лежа в коляске, когда меня везли куда-нибудь на прогулку. Разница только в том, что живых и мёртвых носят ногами в разные стороны, да и то не всегда. Через некоторое время я вышла в общую комнату, как ни в чем, ни бывало, и увидела, что никто так и не заметил моего отсутствия. Только старушка слегка всполошилась и стала спрашивать обо мне, ощупывая людей по разным комнатам. «С помощью неё меня бы и нашли», - подумалось мне в продолжение недавних мыслей, но размышлять об этом было уже неинтересно, и я решила продолжить вечер дальше, как ни в чем, ни бывало!
Следующая вечеринка должна была быть в особняке уже известного ранее района Финсбори. Там было мрачно и тоскливо. Много пафосных и скучных людей, одетых в чёрное. На какой-то момент мне показалось, что я в Питере: такие же обшарпанные стены, затхлое освящение и лица, исполненные подозрительности друг к другу. Куда веселей было на прошлой вечеринке с уютными студентами и гигантскими, во всю стену работами, нарисованными хозяйкой квартиры с помощью цветных карандашей. Волшебные отблески фонарика из планетария, заставляли всё это шевелиться. Ах, как было хорошо там, и что мы делаем здесь?! Хотелось поскорей уйти, но старушку было не оторвать от разговоров – она разболталась не на шутку! «Грибы!» - вспомнила я, - «Значит, её так прёт…» Я решила себя отвлечь разговором с куратором этого особняка-музея. Милой доброй и в меру роковой итальянкой. Пока мы разглагольствовали о том, о сём, я почувствовала совсем рядом с собой до боли знакомый запах – оглянулась. Нагло глядя мне прямо в глаза своим искусственный невидящим оком, Вероника мне пыхнула в лицо марихуаной. Это уже было выше моих сил! Я схватила непослушную старушенцию за запястье и оттащила её поближе к двери, чтобы никто посторонний не слышал нашего разговора:
- У тебя уже была практика курения марихуаны до этого?
- Нет, я первый раз!
- Какого чёрта ты меня не спрашиваешь об этом?! Подобное сочетание может быть очень опасно – на моих глазах, от подобного, чуть не умер человек! Ты понимаешь это или нет?!
- Я хотела быть такой, как ты!... Прости.
Я закатилась в нервном смехе от бреда происходящего и ужаса одновременно. Такого ответа я точно не ожидала! На меня смотрели заплаканные глаза не старушки, а маленькой четырнадцатилетней нашкодившей девочки, которую словили родители за углом с окурком в руке.
- Милая моя – успокойся. И больше так никогда не делай без спроса. Обещай мне.
- Обещаю.
- Пойдём. Домой пора.
Она послушно пошла за мной, вежливо и покорно со всеми прощаясь. Хозяин дома стал меня обнимать на прощание как родную, хотя до этого мы с ним едва ли перекинулись парой слов. Опять лицемерие! Метро было уже закрыто, и мы пошли на ночной трамвай. Несколько трамваев пролетело мимо – мне стало не по себе. Время было тёмное, три часа ночи, а старушка, не факт, что вменяемая. Вдруг из-за поворота стала приближаться толпа подростков-индусов. Подобного поворота мы вообще не держали в голове. Шпана нас обступила, поигрывая ножичками-«бабочками». Наша пара замерла от трепета. Но через некоторое время поняли, что нам нечего бояться. Их главарь так поразился красоте моего лица, что некоторое время не мог вымолвить ни слова. Потом он стал очень нежен и мановением своей руки отогнал свою банду от нас и от себя. Мальчишки встали где-то поодаль.
- Это девушка – проститутка? Я вижу боа на её шее – так принято у проституток. Её можно купить? За сколько? Вы её мадам?...
- Слишком много вопросов, молодой человек. Нет, эта девушка не проститутка и я ей не мадам. Я этой девушке маман!
- Мне она очень нравится – у неё красивое лицо. Но вам очень повезло – вы счастливая женщина!
- Почему же?!...
- Потому что у вас такая прекрасная дочь, которая похожа на волшебное видение. Смотрите!...
- На что?!...
- Как, разве вы не видите, как на её ланиты падает свет луны?!...
- Ааааа…
- Разрешите вам расцеловать руки!
- Ой, за что это?...
Вероника испуганно посторонилась.
- За то, что у вас такая удивительная дочь уродилась на свет, вы её фартовая мать.
- Тогда - пожалуйста.
Вероника смущённо предоставила свои руки для поцелуев.
- Могу ли я у вас тогда просить у вас её руки? - целуя с глубоким почтением протянутую правую руку из двух предложенных.
- В смысле?
- Я хочу на ней жениться, на этой божественной гурии!
Индус картинно припал на одно колено, перед Вероникой.
- Ну, это уже наглость! Подобное надо спрашивать уже у меня!... Кстати, где здесь автобусы останавливаются ночные? Разговор может быть продолжен только тогда, когда мы узнаем точную информацию, - заявила я.
- Да, я согласна со своей дочерью! – сказала Вероника приободрившись и приосанившись убрав руки прочь от индуса.
- Достойная дочь растёт. А телефончик тогда дадите? – разбойник смерил Адель уже другим оценивающим взглядом, но уже по-новому.
Трамваи продолжали стремительно проноситься мимо. Мы насторожились. Положение становилось угрожающим. Мы не хотели стоять здесь всю ночь напролёт, наедине с хоть и галантными, но бандитами.
- Только в том случае, если проводите нас на настоящую остановку автобусов. А то уже пятый мимо проезжает! – кокетливо настояла я.
- Договорились. Вы не на той остановке стоите. Вы правы. Вам необходимо повернуть за угол. Там всё настоящее. Вы отныне под нашей охраной в этом городе. Можете на меня положиться, о, прекрасные леди!
- Спасибо.
Мы облегчённо вздохнули и дружно зашагали в сторону подлинно действующей остановки.
- Телефон, - преграждая дорогу, упёрся разбойник.
- Зачем он вам?
- Я вам буду писать туда любовные послания.
- Я послезавтра уезжаю.
- Всё равно. Обещаю, что не буду беспокоить вас попусту, - настаивал разбойник.
- Серьёзно?
- Даю слово.
- Тогда держите: 0716031535.
- Благодарю. Вы не можете ехать на общественном транспорте – он недостоин вас обеих. Я оплачу вам такси.
Индусский разбойник вынул из карманов все до копейки скомканные деньги и протянул их нам.
- Вот.
Вероника выхватила их на всём скаку у бедного разбойника деньги, и одновременно садясь в подъехавший трамвай. Я оторопело проследила за ней глазами.
- Они могут пригодиться нам чуть попозже. Счастливо!
- Пока, - я вскочила на подножку одновременно с ней.
Избавившись от купюр и извиняясь за то, что их не так много, как ему хотелось бы, индус-разбойник стал удаляться, пятясь задом. Вероника и я (точней мне приходилось ей пересказывать происходящее из-за её плохого зрения) наблюдали в заднее стекло автобуса, как оставленные без вожака подростки нападают на мирно прогуливающуюся по лондонским улицам парочку, ударив молодого человека бутылкой по голове, а у девушки вырвав сумочку из рук. Предводитель всего этого не видел, и счастливо улыбаясь, махал дамам своего сердца вслед. Как только образ провожатого скрылся в ночной темноте, Адель смущённо прыснула.
- Ну и фруууукт!
- Что есть обозначает фрукт? - удивилась Вероника, - Он же человек!
- Да, но при этом ещё и персонаж, что на русском может быть синонимом фрукта.
- Ясно. Буду знать.
Её «изменённое» состояние давало о себе знать только в лёгкой панике из-за дезориентации на местности. Она вскакивала на каждой остановке и судорожно спрашивала, где именно мы находимся, потом, без предупреждения, начинала звонить по мобильному, чтобы вызвать нам такси на определённую сумму на полпути со скидкой для инвалидов. И постоянно хватала за рукав какого-то человека, сидящего напротив нас, который напоминал собой пластилинового. У него не было ни одной напряженной мышцы на лице, и он выглядел как не осознающая себя кукла-кретин.
- Ало, такси? Мы попали в ночную пробку – нам необходимо из неё выбраться. Можете нас ожидать в районе Труфальгардской площади, под третьим фонарём справа? Сколько это будет стоить? В самый раз!
- Вероника, помилуй! С чего ты решила что мы в пробке? Может автобус просто стоит на светофоре…
- Не вмешивайся, мне лучше знать! – и, обращаясь к пластилиновому человеку, - Где мы, вы можете сказать точно?
- Не спрашивай у него, – одёргивала я её, - ведь ты же ничего не видишь! Это умственно отсталый. Идиот.
Лично я попыталась поспешно выпрыгнуть из уже открытых дверей автобуса, потому что не на шутку испугалась этого пластилинового человека. Но каково же было моё удивление, когда это существо назвало нам совершенно чётко и внятно название остановки, на которой мы хотели выйти, а так же то, как лучше нам следовать дальше – я вдруг ощутила всю мучительность его положения - человека развитого в теле комичного уродца. Это была настоящая пытка и тело моё на автопилоте соскочило с подножки трамвая как резиновый мяч, пока моя подруга продолжала остервенело жать на кнопку стоп. Через несколько шагов нас ожидало такси.
На следующий день мы решили поехать в Гринвич, к подруге Вероники – престарелой итальянке-лесбиянке, живущей в пентхаусе с видом на окрестности Лондона. Я заметила знакомый привкус в воздухе и поняла, что Гринвич – двойник московского Крылатского. Те же пейзажи, те же холмы, та же свежесть и престижность. Там, так же как и в Крылатском жили просто успешные люди: врачи, бизнесмены, политики и кутюрье. Кругом возвышались двухэтажные каменные дома готической архитектуры, кустистые деревья водили хороводы вокруг них уютным и колючим устрашением шевелящихся спрутов из старых добрых фильмов ужасов, раскиданными там и тут под белыми отсветами фонарей. Свет в России более жёлтый от него возникает ощущение немотивированного дискомфорта. Прозрачный плащ пешехода, идущего нам навстречу, развивался по тихому и тёплому ветру, волосы его были аккуратно уложены и набриолинены. Блистающий взгляд был устремлён вперёд. Я с удивлением спросила:
- Куда это он собрался? Станция в другой стороне.
- За хлебом.
- Здесь так ходят за хлебом?!
- Да. А что такого? Хлеб – отличный предлог, чтобы почувствовать себя джентльменом.
Вероника хохотнула.
- Этот город полон парадоксов – именно поэтому я в нём и живу. Он не перестаёт удивлять меня каждый день чем-то новым. Я обожаю его!
- С тобой я полюбила этот город тоже. Хотя на днях у меня было совсем иное настроение по этому поводу. Казалось, что он полон ненадёжных маньяков, помешанных на сексе и деньгах.
Мы счастливо засмеялись, обнявшись. Я с удовольствием подумала о том, что злой рок Мирона уже перестал меня преследовать. Роман в энергетическом смысле закончился. На подходе был дом подруги Вероники. И тут я увидела сказочную картину того призрачного и исконного Лондона, который всегда держала у себя в голове как представление о нём: туман, густая трава, раскидистый дуб, лавка из витого чугуна, обращённая на панораму, замкоподобный дом с остроконечной крышей и каминами в каждом горящем жизнью окне. Еще несколько мгновений и из-за угла выскочит собака Баскервилли, а за ней крадучись пронесётся доктор Ватсон в своей знаменитой кепке. А за этим всем будет неуклонно наблюдать спокойным взглядом мистер Шерлок Холмс. Вот так волшебство!
Войдя в дом, мы стали подниматься на самый верх. Лестница была очень ухоженной. Кругом стояли, распространённые на лондонских улицах, в виде живых гирлянд на фонарях, розовые цветы. От них исходил густой вечерний аромат. Перед каждой дверью лежало по коврику. Такое было впечатление, что каждый из хозяев выпендривался своим ковриком перед другими, но не мещанской безвкусицей, а стильностью и безупречностью. Такого соревнования вкусах на ковриках я давно не видела! Вообще в Англии принято друг перед другом интерьеров не скрывать. Все окна без занавесок и нараспашку всеобщему обозрению. Немыслимые по своей красоте и добротности интерьеры, старинный антиквариат и каминные решётки ласкали взгляд. Чужое спокойное благополучие наводило мысли на гармоническое переустройство своего. Но, не истерично подражая друг-другу, а осмысленно и размеренно следуя исконным традициям и собственному безукоризненному вкусу. Чувство собственной важности, основанное на традиции, в этой стране было развито донельзя даже в привкусе воздуха. Наконец мы завершили свой подъём наверх и остановились перед аркатурой дверью. Звонок был тоже старинным. Надо было надавить на рычажок снаружи, чтобы медный колокольчик с кулак величиной зазвонил в квартире.
Через некоторое время послышался звук цоканья каблуков по дубовому паркету и… нам открыл дверь негатив постаревшей Марлен Дитрих, с глубоким декольте и плотоядной улыбкой на губах. Такой качественной хищницы я давно не видела! Складывалось такое ощущение, что из её чёрных глаз изредка выглядывает на свет дух Паганини – настолько неожиданным и хватающее демоническим становился её взгляд. Казалось, что она может в любой момент накинуться на тебя без предупреждения со словами: «Дай я тебя трахну, моя детка!»
Это было не только моим впечатлением. Вероника тоже жаловалась мне на состояние лёгкого замешательства от внутреннего напора подруги, когда та всё время закатывала ей сцены ревности на пустом месте по отношению к общим друзьям. В итоге, бедной старушке постоянно приходилось напоминать, что они вовсе не пара, а если бы та и захотела бы секса, то уж точно не с женщиной! Но поскольку они были одногодками, с памятью у обоих было не совсем в порядке – наблюдались начальные признаки естественного в их возрасте склероза, то история повторялась до бесконечности, и всякий раз как впервые. Я восхищённо им посочувствовала – такой бесконечной и весёлой показалась мне их игра.
Мир гомосексуализма казался мне с детства загадочным и завлекательным как красивая, но непонятная изнутри игрушка. Вспомнился случай с выведением одной пары влюблённых мальчиков из семейного кризиса. Мальчики хранили друг другу верность уже в течение пятнадцати лет. И вдруг одному из них пришло в голову влюбиться платонически в женщину. Она была толстая и смешная, но… умела изысканно льстить, чем вызывала ответную волну положительных эмоций. За помощью ко мне обратился наиболее женственный из них. До тех пор я думала, что он вообще не может реагировать на женщин физиологическим образом, но, как выяснилось впоследствии, ошибалась. Изображая постельную сцену более правдоподобно, чем следовало бы, мы настолько увлеклись процессом, что я и не заметила того, как всё переросло в реальный половой акт. Но на самом входе «тютельки в тютельку» мы… остановились. У этой жено-мужчины был такой гигантский член, что он в меня просто не вмещался единственное что оставалось… принять от него куни – который он и делать-то толком не умел. Но я так и не решилась на секс с ним, подумав о том, что он просто-таки пронзил бы меня своим одомашненным мечом. Мои внутренности наверное бы треснули, и даже не спасло бы и то, что женский организм быстро приспосабливается к новым условиям! Даже хорошим. Я получила несказанное специфическое удовольствие, именно отсутствием оно, сдобренное фильмом ужасов «Пила». Сексуальное напряжение было настолько неординарно сильным, что от дела не отвлекали ни крики чужих страданий, ни заходы в нашу комнату его благоверного партнёра. Всё служило только стимулятором для безудержного пейтинга с самым огромным из поручней, которых я когда бы то ни было видела. Когда я наконец расслабилась, глядя в потолок, то подумала о том, что теперь мне ясно, отчего задница второго друга настолько мускулиста – много тренировок ему пришлось вытерпеть: «поначалу было больно, а потом уже всё пошло само собой», - скорей всего именно так выглядел бы отзыв о начале совместной жизни у этого своего рода счастливчика.
А в это время мы стали обходить дом хозяйки в виде ознакомительной экскурсии. Квартира представляла из себя истинную роскошь. Пол отполирован до зеркального блеска, кругом антикварная мебель, чистота, много свободного пространства и полукруглые окна с великолепным панорамным видом. Много кадушек с пальмами – сочетания замкового запустения, мужской строгости при минимальном количестве необходимых предметов и женского изящества. От всего веяло приятным и свежим внутренним сквозняком и самодостаточным одиночеством. Я спросила владелицу, сама ли она убирает столь чисто такую огромную площадь квартиры, на что она отчаянно замахала руками и запричитала:
- Что вы, что вы – я терпеть не могу ни готовить, ни убирать – всё исправно выполняет моя домработница – я даже не знаю, где у меня что лежит!
Впоследствии мы в этом убедились и сами, поскольку в виде угощения нам были предоставлены свежие листья салата с карликовыми помидорами, которые были припорошены очищенными кедровыми орешками и политы яблочным уксусом с чистейшим оливковым маслом – произведение домашней работницы. Такого некалорийного и одновременно насыщенного витаминами блюда я давно не едала! Там всего было в меру. Выяснилось, что нас бы вообще в этом доме из съестного в этом доме ничего бы не ждало, если бы не еженедельный завоз этих продуктов какой-то фирмой, которая осуществляла это всё с большими скидками. Через некоторое время мы угощались замечательным благоухающим цветами зелёным чаем, поданным нам в полупрозрачном китайском фарфоре. Вдруг Вероника встрепенулась и завопила:
- Грибы, грибы, у нас же есть грибы! Аня разреши нам попробовать их ещё раз! Достань их!...
Я засмущалась столь прыткой активности своей самобытной и смелой подруги. Помедлив, для приличия некоторое время, я достала свою шкатулку с бесценным допингом. Глаза обоих старушек загорелись как от вида драгоценностей. Не ожидала я от них такого.
- Не будет ли для тебя много два дня подряд?
- Нет-нет, в самый раз обо мне не беспокойся!
- Но тогда только совсем чуть-чуть – я тревожусь о вашем здоровье.
- Разумеется, мы тоже не хотим сходить с ума.
Старушки рассмеялись, как взлетающая стая уток. Я распределила между нами кучки сушёных головастиков со спутанными между собой хвостами-ножками. В горле запершило знакомыми признаками рвотных позывов, которыми знаменуется нахождение сушёных галлюциногенных грибов в пищеводе. Мы приняли колдовское зелье. Внезапно мой телефон стал надрываться от оголтелых SMS от давешнего уличного поклонника – Робин Гуда, спасшего нас от собственной банды.
- Хорошие грибы – уже работают! Как себя чувствуете?
- Отлично.
- Очень даже неплохо, только руки холодеют.
- Выпьете горячего чая, и всё сразу же пройдёт – я немного вам дала.
Хоть это было и на самом деле так, но вчерашняя доза наложилась у нас с Вероникой на нынешнюю и окружающий нас мир мигом подёрнулся полупрозрачной светящейся дымкой, не дожидаясь своих положенных сорока минут. Из окружающих предметов на нас устремились тонкие волны, а источники света обратились в пляшущие и пульсирующие огоньки. Телефон продолжал разрываться, и я его выключила, чтоб не мешал «путешествию». Мы подсоединили к нашим переживаниям лютневую музыку и стали под неё церемонно расшаркиваться друг с другом, выкаблучиваясь во всевозможных пируэтах. Потом, напившись вина, мы стали рассказывать друг-другу истории из жизни. Хозяйка рассказала нам о своём романе с толстой и очкастой немкой, которая обожала с ней встречаться в саунах, назначая встречи темпераментной и пожилой итальянке каждый раз всё в новых и новых местах. Это было похоже на бесконечную погоню за лесбийским счастьем, которая и стимулировала и раздражала одновременно. Вероника с нами поделилась доверительным тоном историей про то, каким именно образом ей выбил любовник глаз от ревности. Это была отвёртка. От горя потери красоты она чуть не ослепла совсем, но потом собралась духом и стала жить в тысячу раз интересней, чем жила до этого – её успех в познании вкуса бытия от этого ничуть не уменьшился. Я поделилась покаянием о том, что история с гомиками у меня на том месте не закончилась: тот, который был не задействован в любовных играх со мной, через два дня сошёл с ума, и его отвезли в настоящую психушку. А тот, который был моим непосредственным «любовником», предложил по выходу последнего на свет божий, жениться на них двоих сразу. Спокойная старость в будущем с двумя верными гомиками меня привлекла как история, и я советовалась со старушками по-поводу её осуществления. Они смущённо хихикали, разглядывая поплывшие узоры на скатерти и инкрустированной мебели. Вероника даже попыталась словить поползший в сторону и без предупреждения элемент орнамента с непосредственностью и грацией юной кошечки. Потом мы плавно перешли на воспоминания детства. Игру приняла Вероника и, зардевшись, повела речь:
- Мы с дедушкой катались на каруселях, и вдруг подул сильный ветер. Началась предгрозовая обстановка, молнии раскалывали небо на части - я старалась не поднимать глаз от пыльной дорожки, идя спешно домой - мне казалось, что если я не буду видеть трещины на небе, то оно не расколется и не упадёт на землю кусками - потому что я исключу это своими глазами из реальности. Вдруг я услышала чей-то тонкий писк - это был гном, выпавший из параллельного мира. Он жил на острове-облаке, подвешенном в небесах, и ветром его вынесло оттуда к нам (точь-в-точь как на картинке). Тамошние жители закрыли на время грозы ставни на своих окнах, и попасть обратно он никак не мог – надо было переждать стихию. Я страшно испугалась, что он упадёт и разобьётся, и стала смотреть на него с пожеланием удачи. Через некоторое время его поймали на руки люди, и я успокоенная тем, что с ним всё в порядке, побрела дальше. На пути мне встретился голый мальчик-ровесник с луком и стрелами. Он стоял на перекрёстке и стрелял в только что начавшийся дождь. Я остановилась и, как взрослая, строгим голосом ему сказала:
- Мальчик, зачем ты стреляешь в дождь?
- Чтобы он кончился.
- Прекрати - это жестоко. Ему больно. Иначе я позову взрослых.
Он отложил стрелы, но не сразу.
Мы заворожено слушали не прерывая, целиком погрузившись в сказочные образы маленькой девочки. Вероника без перехода стала жаловаться на то, что она из многодетной семьи и что мама её не любила, потому что считала слишком непоседливой и активной, даже грубо сбрасывала её со своих колен, когда та пыталась нежно пристроиться на них, прильнув к материнской груди с потребностью получить кусочек тепла. Называла её противной и вообще всячески избегала нахождения с ней наедине. Вероника объясняла это поведение тем, что была зачата от нелюбимого мужчины, с которым они уже на тот момент расстались, и вызывала у неё прямые ассоциации на этот счёт. И только в дедушке, который в ней души не чаял, могла найти спасение. Хозяйка вообще помрачнела – вероятно, детство у неё было слишком тяжёлым. На нас снова взглянули исподлобья мрачные глаза заблудшего в женское тело мужчины. Вероника треснула ей по руке, и женщина очнулась, выйдя из образа. Со стороны это было похоже на периодическое и временное помешательство. Много я видела лесбиянок на своём веку, но таких своеобразных и устрашающих своей внутренней тяжестью, никогда. Решили поговорить о мужчинах. Я рассказала им о том, что мой самый феерический в жизни роман прервался на взлёте – любимый человек неожиданно умер, и потому я вынуждена была теперь пересекаться с ним только во снах. Вот один из них.
- Огромная-огромная баржа. На ней - бывший ее капитан - мой старый знакомый. Мы встретились, как люди, трепетно расставшиеся лет 10 назад со многими невыясненными вопросами. Но всё, что было плохого - забыто. А все, что было хорошего - преувеличилось в своих размерах. Настоящая ностальгия по присутствующему рядом. Задаем, друг другу какие-то глупые вопросы: а помнишь? А что ты имел в виду? А зачем ты тогда так сказала? - переходящие, порой, в междометия, а иногда в трогательное молчаливое понимание и жадные взгляды, перехватывающие друг друга. И ни капли напряжения - все легко...
Он учит меня быть хозяйкой на этой барже. Учит меня не бояться ответственности управления такой огромной махиной, говорит, что она уже застоялась и пора плыть. Я вяло сопротивляюсь, отчасти оттого, что не совсем верю в свои силы, отчасти оттого, что мне кажутся все механизмы заржавелыми и сломанными. Он радостно разубеждает меня, доказывает обратное, проверяя и показывая, как действуют рычаги управления и оживляя все заброшенные застоявшиеся детали. Мы путешествуем по пустынному кораблю.
- Не бойся ответственности.
- Легко сказать!... Она же такая огромная… эта баржа.
- Она только такой кажется на вид - огромной махиной. На самом деле всё проще. Ты – справишься.
- Думаешь?!...
- Тебе ничего не останется, потому что устроена она действительно элементарно.
Он любовно оглаживал борта судна в процессе разговора.
- Неужели?...
- Вот смотри как тут всё здорово и практично отлажено: это – радиорубка, это – пульт управления, это – руль. Здесь – компас, чтобы не сбиться с пути.
- Это тебе всё так легко!... Ты же асс.
Меня слегка подряхивало от волнения.
- Прекрати. К тому же баржа уже застоялась и ей пора плыть. Иначе механизмы заржавеют окончательно.
- Кстати, куда ведёт эта река?
Друг мечтательно улыбнулся.
- В море.
- Тогда уже интересней.
Тут мы доходим до капитанской рубки. Была прочитана еще одна серьёзная лекция, но только до тех пор, пока я не сделала еще одного шага вперед, и не оказалась в отсеке, который был на ступеньку ниже, а там... пол кишмя кишел маленькими существами, похожими на ходячих электрических скатов, обросших белым пухом от только что рожденных морских котиков. Они пищали высокочастотным свистом, смешно переговариваясь и натыкаясь, друг на друга. Все это броуновское движение было по-своему гармонично и премного забавно. До такой степени, что я расхохоталась от нахлынувшей внутренней щекотки.
- Прошу любить и жаловать, - представил мне их капитан, - Смехохочки.
- Аа-а-ах, вот ты откуда, оказывается, черпаешь свою иронию, - подумала я о капитане, - этому учат тебя - они. Теперь я знаю как выглядит юмор во плоти!
Я с умилением наблюдала за беспорядочной толкотнёй и прислушивалась к их свисту, но среди них выделялся один, который всё время натыкался на меня. Он обращал на себя внимание еще и тем, что был чем-то болен, и именно поэтому у него была нарушена координация движений. «Черный Юмор,» - подумалось мне. Он был склизкого темно-серого цвета, и весь покрыт стигматами, поросшими белой плесенью, заменяющей ему общепринятый пух и создающий его некое видоизмененное подобие. В какой-то момент я не выдержала его уродства и решила, по спартанским обычаям, выкинуть этого недоделанного и неполноценного за борт. Но мой друг это увидел, и с криками:
- Стой! - вовремя перехватил несчастную жертву. Он накрыл его мокрым брезентом и стал приговаривать - Его же надо холить!
Во второй раз я задумала столкнуть уродца, лягнув его ногой, как лошадь, но мою попытку снова перехватили с горячим брезентом и словами:
- Его надо лелеять!
Я подумала о зря изведенном драгоценном брезенте. И, пока никто не видит, замахнулась на надоевшую мне приставучую тварь уже палкой, чтобы он сам прыгнул за борт от безвыходности положения, но... была, как всегда, в самый последний момент неожиданно остановлена. На этот раз, аж с махровым полотенцем наперевес и все тем же взволнованным голосом:
- Ты что же ты это, его надо лю-юбить! - последние слова он произнес чуть не плача.
- Неужели ты думаешь, что он нам еще пригодиться? Это же брак и просто больное животное, - недоверчиво отмахивалась я, - ведь он же больше никогда не обрастёт белым пухом, как остальные, и будет только портить общую картину...
- Ты не права, - убеждал меня капитан, - если его припаривать компрессами, то он вскоре поправится и станет пушистым и игривым как все остальные - самое важное для него сейчас забота и тепло: он нуждается в помощи. Поверь мне…
Я нехотя стала оглядывать животное и смогла заметить, что припарки подействовали ему на пользу - плесень уже сошла. Я решила про себя, что, пожалуй, он прав.
ПУТЕШЕСТВИЕ ВО ВРЕМЕНИ
Пожилые дамы были в восторге от столь трогательной истории об инопланетном существе и чуть не захлопали мне в ладоши. Хозяйка спросила, уже приручив тучу своей мрачности:
- А почему ты приехала в Англию?
- Во-первых, у меня здесь проходила выставка, а во-вторых, есть ещё одно дельце, которое надо было осуществить.
- Что за дельце?
- Одна мистическая историйка, произошедшая со мной не так давно.
- Ты можешь её нам рассказать?
- А вам действительно интересно?
- Да.
- Хорошо. Я попробую. Практика русского в состоянии психодела действительно может оказаться полезной. Вы ведь в курсе, что некоторые мужчины бывают, порой, настолько «навязчивы», что начинают нас преследовать из жизни в жизнь.
- Как это? – удивилась лесбиянка.
– А вот так, например! У меня был случай – через интернет меня обнаружил один ясновидящий и стал писать мне каждый день.
- Это и было то самое «преследование», которое ты имеешь в виду?
- Нет-нет, что ты! Дальше - больше. Его мучили галлюцинации от моих картинок на личном сайте – он наблюдал в них какой-то надлом.
- Может, он просто хотел того?... – разошлась Вероника.
- Не-е-ет. Он женат, счастлив в браке и у него есть дочь.
- Одно другому не мешает, – хитро прищурившись ввернула лесбиянка.
- Ладно вам! – смеясь отмахнулась я - Дело в другом. Он действительно разгадал одну из моих личных тайн.
- Уже интересней – не тяни резину! Или… как это у вас говорят – кота за хвост.
- Был в моей жизни один человек, который мне очень нравился, тот самый, который до сих пор снится, но при этом я, не смотря ни на что, продолжала от него бегать. Сама себя при этом не понимая почему.
- И что здесь такого разгадал твой ясновидящий?
- Он напомнил мне одну мелочь, о которой я и сама позабыла, и никому при этом не рассказывала.
- Что за мелочь? – лесбиянка стала впадать в состояние следователя гестапо.
- Дело в том, что когда с тем влюблённым в меня молодым человеком мы проходили мимо полян в парке, то нас начинало синхронно трясти - бить лёгкая дрожь, что несколько настораживало. Выяснилось, что всё не просто так – в прошлой жизни мы, живя во времена средневековья в городке Гластенбери, мы занимались с этим же человеком любовью исключительно на лугах, потому что он был младше меня, лет на 10, при этом был моим слугой и мы встречались с ним тайно на природе, дабы нас не застал мой муж. Отсюда и реакции.
- Ничего себе!...- Вероника прикрыла рот рукой.
- Мдя… Действительно странно. Расскажи детали.
- Вот что он мне говорил:
«Насколько я понимаю, это была неравная любовь замужней женщины из высшего общества и слуги. То, что я узрел, было достаточно интимно. Я видел зеленый луг, весь в желтых цветах. Я видел вас там - в траве. Потом вы встречались в твоей комнате. Совсем потеряли осторожность и вас застали. Это случилось уже осенью.»
Следующим совпадением было то, как точно описал «пророк» его внешность:
«Ему около 23-25. Вьющиеся каштановые волосы, тонкий нос. Большой синяк, расположенный на подбородке, когда он взошёл на эшафот. Громадные голубые глаза.»
Боже, как я обожала при жизни его великолепные глаза и как ненавидела безвольный подбородок – будто он мне что-то неприятное напоминал! Муж в той жизни меня очень любил и не хотел предавать позору, тем более что я была дворянка, а он – нет, хоть и был очень богат. А быть может ему не хотелось поколебать и своего положения в обществе тоже. Он был хитрым и придумал способ, свойственный современным ментам, когда те хотят кого-то засадить, то фабрикуют липовое дло – подкинул ему золотую вещицу из дома и передал в руки суда как вора.
«Слугу приговорили к смертной казни. Он стоял на помосте и искал тебя в толпе глазами, но ты пряталась в задних рядах.»
Мне это живо напомнило сцену из современной реальности, когда была на одном из последних его концерте, а точней предпоследнем, где мне были заказаны места, а я на них не села, наблюдая за ним из-за колонны. Он выглядел потеряно и комично, с приставленными к костюму Ихтиандра пластмассовыми руками – с ними он смотрелся ещё беспомощней. В «настоящей» руке он держал розу, которую вырвал у меня подержать ещё до концерта для съёмок. Мне её преподнёс один безнадёжно влюблённый комичный поклонник-журналист, похожий на маленького остроумного свина. Роза не выпускалась из рук до самого конца представления. Потом я её ему и оставила – она завяла и перестала быть мне интересна. Последний концерт он совершил на гигантском помосте, затащив на самую верхотуру пианино и себя самого – вокруг маршировали солдаты. Сама же казнь из прошлой жизни, по словам провидца, происходила так:
«Поздняя осень. Туман и грязь. Маленький средневековый город на границе Англии и Уэльса. Семнадцатый век. Узкая грязная улица выходит на нечистую маленькую площадь. Серые дома в «диагональную решетку» - как сейчас любят стилизовать бюргеры в Германии. Небольшая толпа народу. Все серые и оборванные. Он в порванной ливрее, в жилете и темно-зеленых бриджах. Ты стоишь на улице в периферии толпы. На тебе длинное сероватое платье, но не бедного покроя - с подъюбниками. Поверх платья и на плечах и голове в виде широкого капюшона темно-коричневый шерстяной плащ. Темные прямые волосы. Не слишком молодое бледное лицо. Лет на 30 по тем временам. Глаза темно-серые или карие, полные слез. Управник в черном камзоле быстро произносит какую-то речь - ты ее не слышишь. Ты как будто не там, настолько тебе плохо. Палач быстро надевает мешок на его голову и открывает крышку под ногами. Громкий хруст. Занавес - наверное, обморок. Потом ты долго болела. Сутками не вставала с кровати. Ты тогда решила, что если бы ты отвергла его любовь и отослала его подальше, прогнала, то он бы жил».
Встретив его в реальности этой жизни, я якобы решила исправить ошибку, отвергнув его изначально при первой же встрече, но любя не в меньшей степени, чем раньше. Но он, гад, всё равно умер, от этого своего дурацкого рака сердца! Нашёл чем крыть - болезнью встречающейся раз в сто лет! И ведь теперь мы квиты так, что не придерёшься… Ненавижу… Эгоистичный тюфяк, с каменным сердцем – не мог уступить место мне в смерти первой! Настырный, и всегда добивающийся своего, мальчишка! Чёрт, я так ругаюсь, будто он живой, а его больше нет…. Обидно. И снова голос ясновидящего:
«Тут нужно понять, что это был ваш обоюдный урок о вечности и независимости любви, от обстоятельств и отношений. Тебе нужно осознать ценность этого урока. И не винить себя в произошедшем.»
Через некоторое время произошёл следующий случай: Я ненароком попала в череде вечеринок в клуб «Дягилев» (самое строгое по режиму фэйс-контроля место в Москве). Им заведовал югослав Синеша и придумывал неимоверные испытания для своих прихожан, например, парковка рядом с клубом стоила около сто долларов, а немного поодаль – пятьдесят. Вообще, обычно, столько стоит именно вход в клуб. А когда было в силе ещё знаменитое Джаз-Кафе, то там Синешу внезапно пришла идея по четвергам пропускать на стоянку только Мерседесы. Частые посетители, как угорелые, стали продавать свои аудио и ВМV, чтобы попасть на понтовую стоянку к Синешу. Синеша только потирал злорадно своими потными ладошками – он был мастер на выдумки! Синеша – самый лучший промоутер города Москвы своего времени. В этот день было целых четыре вечеринки, которые я успела посетить. На входе клуб я была пропущена беспрепятственно, а так же выдвинута главой клуба на королеву бала. Когда же я заикнулась о том, что мои сопровождающие, то есть «охрана», извините, осталась не пропущенной, то Синеша, неподражаемым пидорским тембром сообщил:
- Охра-а-ана должна мёрзнуть на улице, как соба-а-аки – там их место. А вы – в центр зала через VIP, прошу вас.
Я сдала свои вещи в отдельную VIP-раздевалку, которая была замаскирована зеркалом и прошла по лестнице с подсвеченной красными лампами лепниной вверх, как Золушка. Впереди был зеркальный коридор, в котором можно было заблудиться. Затем глазам открылся танц-пол, с четырьмя башнями-клетками с шевелящимися там тёплыми телами танцовщиц. На мне было Готье с красным извилистым воротником на чёрном фоне. Я чувствовала себя очень эффектной и стильной. Народ передо мной действительно расступался как перед королевой. Синеш оказался волшебником. Через несколько шагов я вышла на чью-то ложу на первом этаже.
Меня обступила компания дружных и разномастных богачей, состоящая человек из семи. Я сделала ещё несколько танцевальных па и ощутила свою волну, решив в ней остаться. В этот момент меня стал знакомить со всеми по очереди хозяин ближайшего стола. Он представлял каждого по высшему разряду, перечисляя названия всех фабрик и заводов, которыми владел тот или иной господин. «Прямо как я, когда была промоутером клуба Край,» - мелькнуло в голове. Тогда приходилось постоянно знакомить между собой совершенно незнакомых даже мне самой людей. Это было забавным занятием: сначала один тебя начинает знать, потом другой, и в результате ты, на некоторое время становишься им родней собственной матери, настолько они тебе доверяют. Разновидность сталкинга. Этот человек пользовался подобными методами. Мне импонировал такой способ общения, и я улыбнулась ему. Он тут же подбежал знакомиться сам. Ни дать ни взять – сказочный принц, о котором так грезят барышни в ранней юности. Вначале я не почувствовала ничего, но потом... заиграла волшебная музыка из «Усатой няни» в современной обработке и я ощутила токи детства.
Он подошёл ещё ближе и сказал:
- Правда, хорошая мелодия?
Я ответила, с кривой усмешкой:
- Правда.
И всё заверте... Я тут же воскресила в памяти его лицо из прошлых жизней. Это был мой муж из средневековья. Однозначно. Я ощутила всем своим существом то, как сильно обидела и ранила его беспомощную мужскую душу, последствия чего уже длятся несколько веков подряд. Боже, как же ему было больно! Он делал для меня всё и был честен, а я, сука такая, нежданно-негаданно полюбила другого. По его лицу было видно, что он не доверяет женщинам до сих пор, пытаясь им мстить на каждом шагу.
Он был высокого роста, с длинными тёмными волосами до плеч, мощным телосложением, горящим тёмным взглядом и удивительно глубоким и низким, почти утробным голосом. Поймав его настроение, я поняла, что из глаз его течёт великая тоска. Это был взгляд самоубийцы, похоронившего себя заживо и сделавшего это вполне осознанно. Чувствовалось, что это несчастный и неприкаянный человек - вечный Казанова, который уже сам не рад своему положению. Я рассматривала его грубую кожу и крупные черты лица, в виде большого носа и выпирающего вперёд подбородка, чтобы занять себя чем-то во время его обычного и заученного гона:
- Ты так красива, выходи за меня замуж, роди мне дочь, мне не с кем поговорить, у меня есть свой завод в Праге, мне будет чем содержать ребёнка и тебя...
И т.д. Очнулась я только на фразе:
- Поехали ко мне.
Я для приличия замялась, изобразила удивления и потом… сказала, что это не совсем возможно, потому что мне рано вставать. Он тут же вскочил с диванчика своей ложи и завопил, что в честь его дня рождения я прямо-таки обязана это сделать, потому что в его огромной квартире ему нет места одному и там он готов повеситься – настолько там тоскливо и одиноко, на всех этих ста двадцати пяти метрах. Я понимала, что это всё пустые слова и бравада, но уж очень мне хотелось заглянуть в жизнь того, кого я бросила когда-то. Внутри ощущалось, как щекотка нестерпимое желание помочь ему всей душой и раскрыть посредством этого в нём самые лучшие и потому скрытые стороны души. Рисковая и бессмысленная затея, конечно же, но… стоит попробовать! Кто знает. Быть может, мне даже придётся изобразить из себя брошенную (чем не роль?!), чтобы у этого человека изнутри, наконец, восстановилось чувство справедливости по отношению к миру. Сделав ещё одну психологическую заминку, я всё же… согласилась. Мы доехали на преданном водителе к этому человеку домой. По дороге средневековый муж хвастался пунктуальностью своего шофёра. Пока «муж» выходил за сигаретами, я спросила у объекта гордости, почему он так точен и он поведал мне о том, что невольно научился этому принципу, служа до этого у бандитов – выхода другого не было. Пристукнули бы, даже не заметив, если бы дисциплина хоть где-то дала течь. Мы провели в роскошной и действительно большой квартире три счастливых и насыщенных безудержным общением дня. Заходили постоянно поздравлять друзья и родственники, нещадно отвлекая нас, друг от друга. Заносились деньги в конвертах и другие «ценные» подарки в виде модных маек с надписями. Пришёл одиннадцатилетний сын. Его наглые глаза, которые впору было бы примерить к тарантиновскому Винсенту, а не маленькому юнцу, смотрели с такой пронизывающей уверенностью, словно от них шли напряжённые лучевые струны, готовые пронзить каждого, кто будет ему непокорен. Было видно, что растёт безнаказанный Дориан Грей, без всяких индульгирующих портретов – абсолютная эстетизация зла.
Так думала я и мечтала поскорей расстаться со своим «мужем», уехать домой, и спросить через компьютерную почтовую программу о том он это, или не он, у своего личного ясновидящего. И я – полетела как на крыльях. Дома меня ожидал ответ, который я и предполагала узнать.
«Я видел твоего мужа. Он точно не дворянин. А ты из дворянского рода. Странно. Может, бывший военный. Он старше тебя, лет 40-50. Седые волосы зачесаны назад без пробора, подстрижены по плечи. По бокам небольшие залысины. Мешки под глазами, серовато-коричневое лицо. Волевой подбородок и крупный нос. Красные ноздри - наверное, нюхает табак. Носит черный сюртук. Под ним темно-бордовый жилет с какими-то узорами. Но помни – ты его не любила и вряд ли полюбишь когда-либо. Помни об этом!»
Это-то и было ответом на сложившиеся обстоятельства. Забыть. Совершенно такой, но только на десять лет старше! В то время все выглядели старей. Хотя странно, воздух был чистый, продукты без нитратов, природа кругом… Оставила без сожаления. Впоследствии узнала что его отношения с семьёй были восстановлены и он наконец перетал изменять своей жене.
Но больше всего меня убило ещё одно совпадение, рассказанное ясновидящим:
«Я видел отца твоего возлюбленного - сухощавого старичка с редкими седыми волосами и таким же тонким носом, как у твоего возлюбленного.
Только от старости его нос стал походить на орлиный клюв. У него пронзительно-голубые выцветшие глаза. Он был в вашем доме камердинером. Похоже, он знает тебя очень давно, возможно с детства. Во время казни он стоял чуть позади тебя и не дал тебе упасть, когда ты потеряла сознание.»
Самое забавное, что человек именно такой внешности «спасал» меня после смерти моего первого в жизни единомышленника в течение года. Удивительно. Он не отходит от меня ни на шаг, пока я не пришла в себя окончательно. От него можно было уходить сколько угодно раз и он всегда принимал меня по-отцовски великодушно обратно. Я спросила у своего оракула, неужели черты лица тоже передаются через века, на что он сообщил мне следующее:
«Я думаю, что переносятся не сами внешние признаки, а кармический рисунок души. При воплощении душа с определенным рисунком не пройденных уроков находит себе подходящий геном, состоящий из родителей, подходящих по признакам к уроку души. Иногда получается, что воплощенный человек имеет внешние признаки прошлого воплощения - ведь биологический слой ДНК только один из двенадцати, и он определяет далеко не всё. Именно за рисунок кармы я и цепляюсь, когда позиционирую себя в прошлые воплощения. Например, та женщина, которую я вижу, на тебя сегодняшнюю совсем не похожа. Однако она имеет твой кармический рисунок, который узнаваем и в тебе.»
Вот почему, уважаемые леди, я пребываю сейчас здесь, вместе с вами – захотела посетить места своих скитаний из прошлых жизней! Пожилые дамы остались довольны моими подробными изъяснениями и только спросили у меня, как я вижу продолжение своих отношений со своим бывшим мужем из далёкого прошлого. На что я им ответила, что не вижу в них будущего.
Вечер был удачно завершён и мы, выпив на дорогу по бокалу терпкого чудесного вина, двинулись в путь по холмистой местности славного Гринвича. Действие грибов ещё не прекратилось, и стены домов светились своей прозрачностью, деревья шевелились и пульсировали, связанные между собой общей сеткой путей сообщения их родственных связей и дружб. «Совсем как люди», - подумалось мне. Звуки были слышны со всеми возможными их слоями и шорохами, ощущались как виртуальный торт Наполеон. Мы шли, вдохновенно прислушиваясь к музыкальному ритму собственных шагов по гальке, а за тем по мощёной булыжником мостовой. Намечался какой-то своеобразный мотив песни - чечётки. Поймав нужный темп, мы хитро переглянулись и зашагали весело в четыре ноги. Но через некоторое время мы остановились как вкопанные и, не сговариваясь, стояли так несколько минут, открыв рты от восторга. Перед нами стояла удивительнейшая по своей красоте машина начала двадцатого века. Это была модель одного из первых английских кебов, но прелесть его заключалась в том, что корпус почти полностью был выполнен из дерева, и что самое удивительное, машина была на ходу! У нас перехватило дух от радости соприкосновения с другим временем настолько близко и плотно. Мы стали ощупывать машину руками, трогая и поглаживая её, как если бы она была живая! Через некоторое время, нам всё пришлось оторваться от неё и двинуться дальше. Вероника знала наизусть почти все расписания поездов и автобусов, и поскольку время нашей электрички приближалось, она стала тянуть меня за рукав вперёд, как маленький ребёнок, рвущийся гулять во двор, со словами:
- Пойдём, пойдём, пойдём!
Я повиновалась. Это был мой самый лучший день пребывания в Лондоне и я была безмерно благодарна своей спутнице, за подаренную мне сказку путешествия сразу в двух смыслах понимания этого слова.
ОТЪЕЗД
Всю ночь мы проболтали и прохохотали, извинившись друг перед другом за все причинённые друг другу неудобства. Я – непосредственно своим нежданным негаданным появлением в её жизни. А она - за небольшой «скандалёз», учинённый мне в прошлую грибную ночь. Это был очень красиво и изящно устроенный скандал! В тот вечер мне хотелось побыть одной и на кухне, как в самом тёплом месте дома, а Вероника постоянно шастала туда и сюда. Для того чтобы дать ей понять невербальным языком, что я хочу просто уединиться, я прикрыла дверь. Но зверствующая в своей неподдельной активности старушенция обкурившаяся и обкушавшаяся грибов, вовсе не прекратила своего бесконечного и кругового движения по квартире и даже при этом завопила:
- Это моя квартира и ты не имеешь права ни к чему тут прикасаться без моего ведома, даже к дверям!...
Я прыснула в кулак, и побежала в свою холодную комнату спать. Судорожно думая по дороге, что бабушку уже теперь накрыло безвозвратно, учитывая преклонный возраст и общую истасканность нервов. Леонардо да Винчи в её годы был уже глубоким стариком, с отнявшейся рукой и слабым сердцем. Ну, я, конечно же, «хороша», что так и не уследила за ней на этой вечеринке – свела старушку с ума и буду послезавтра такова, улетев обратно к себе в Москву! Ужас… Теперь между нами пролегла бесконечная трещина, которая впоследствии перерастёт в огромную пропасть! Опять – двадцать пять. Только подружишься и… вот тебе «на»! С этими «обечёнными» мыслями я и заснула.
На утро я ожидала всего чего угодно, но только не того что произошло в дальнейшем. Открылась дверь и вначале на пороге появилась улыбающаяся мордочка Вероники, а затем целый поднос с удивительнейшим из завтраков: две половинки авокадо с майонезом и чёрной икрой, тосты с повидлом из абрикосов и фейхоа, а так же дымящийся кофе с обезжиренным молоком. Просто чудо!
- Завтрак в постель – французская традиция, - ласково проворковала Вероника, - как, впрочем, и скандалы. Прости меня, Адель, я вчера вспылила!
- Боже, какие могут быть извинения, после столь роскошного подношения?!
- Всё равно.
- Конечно же, прощаю!
- Я просто хотела с тобой объясниться что то, что между нами произошло – ничего не значит. Это никак не повлияет на наши дальнейшие отношения. Потому что французы – единственная нация, которая умеет правильно ругаться, не оставляя следов и шрамов ни на душе, ни на теле. Моим выбитым глазом я обязана англичанину, - она доверительно понизила голос, - А французы – могут побить посуду, могут громко накричать, могут надавать пощечин, но на завтра они всё забудут.
- Правда?!
- Да – я не вру. Для нас это своего рода психотерапия.
- Здорово. А в чём техника подобного умения?
- Не погружаться слишком глубоко, воспринимать зло, как что-то декоративное и поверхностно не глобальное. Превращать его, одним махом в Пу-уффф.
Она ударила одновременно своими маленькими кулачками по надутым щекам.
- Красиво!
Вероника польщено заулыбалась. Её лицо зарделось как у юной девушки.
- Мы умеем иметь дело с красотой – ведь мы же французы! И вчера был именно такой случай: я прекрасно понимала, что ты хочешь побыть одной, но мне та-а-ак хотелось поругаться, ты не представляешь! Я чувствовала себя очень нервной, и мне было просто необходимо разрядиться. Ты мне в этом помогла – спасибо. К тебе лично это не имеет никакого отношения. Ещё раз извини.
Она снова улыбнулась настолько обезоруживающе, что мне не оставалось ничего, кроме того, как обнять её от всей души расцеловать, опять же по-французски – два раза!
Лучшей ссоры с таким счастливым исходом у меня не было никогда, и я зареклась сама перед собой стараться собирать вокруг себя именно подобных людей для жизни в быту. Если, конечно же, повезёт! Настроение было моментально исправлено, и мы тогда пошли в Национальную Галерею попрощаться с искусством. День был солнечный и удивительный, я влюблёнными глазами оглядывала весь город, запоминая там всё: Королевский парк, красные автобусы и телефонные будки, кэбы, запах булочек, стильных и одновременно небрежных людей, которые были, все как на подбор, одеты своим внутренним миром наружу, словно вывернуты наизнанку со всеми своими фобиями и красотой вперемежку, башню Большого Бена и главную площадь. Всё. Грибы ещё продолжали колбасить и не отпускали. Вечером с трудом собрала вещи. На другое утро мы заказали такси в аэропорт. Вероника взяла у меня несколько работ и сказала, что если их не купят намеченные коллекционеры, то она сама купит не купленное, потому что дала слово. Как ей, я не верила никому в своей жизни и она своё слово сдержала. Летя в самолёте, я заснула и увидела сон:
Громоздкая и светлая мастерская, в которой собраны по средневековому типу мануфактуры, художники. Потолки очень высокие, покрытые лепниной, все в лесах, обрызганных белой краской, кругом незаконченные произведения искусства. Каждый занят своим делом - готовится сдача грандиозного проекта, все напряжены до нельзя, среди присутствующих и ваша покорная слуга. Я скульптор и леплю всадника на пегасе, взмывающего вверх. Работа почти закончена и я отхожу, чтобы посмотреть на нее со стороны. Все это время наблюдаю движение во вражеском логове - объединении художников вокруг моего любовника, которого я за давностью лет уже почитаю за брата, который неожиданно преисполнился ко мне вражды, увидев мою работу на завершительном этапе в конкурирующем с его произведением свете.
Он что-то задумывает и в виде магической атаки ломает сразу две палочки из-под ясеня! Я чувствую неладное и несколько отодвигаю свою скульптуру в сторону. Внезапно распахивается дверь и на пороге появляется угрожающего вида... маленькая девочка в костюме для хореографических занятий. Хотя ноги ее стоят в пятой позиции, а глаза потуплены, от нее веет чем-то инфернальным и исходит рваное дыхание камикадзе, готового на все. Я не сразу замечаю что она - зомби, пока та не обнаружила «сдвигов» своим нестандартным поведением, разбежавшись от самой двери, и, в изящном балетном па, со всего разбегу плюхнувшись в предполагаемый центр моей работы. Но - слава Богу! - скульптура, по неожиданному совпадению, уже сдвинута, и девочка попадает в самую середину добротно сколоченного деревянного... плинта рядом. В воздухе раздается всеобщий «ах!» - никто и не предполагал, что девочка после этого выживет - сломанный позвоночник среднестатистическому ребенку обеспечен. Так бы случилось, и если бы и её тело попало бы во всадника: мягкая непросохшая глиняная фигура, наверняка бы деформировавшись, повредилась, проткнув ребёнка насквозь своим каркасом. Девочка осталась бы цела, если бы просто толкнула собой всё сооружение, но она вклинилась своим телом, как рубанок в песок с коркой, проломив сконцентрированной в себе силой постамент до основания. Она действительно была заряжена каким-то нечеловеческим зарядом, если могла нырнуть в дерево как в воду. Присутствующие сбежались к девочке и стали вытаскивать её из образовавшейся ямы. Тело девочки как-то сразу обмякло, как будто потеряв, держащий её изнутри, стержень чужой воли. И, как ни странно, она оказалась жива и невредима, только чувствовала себя разбитой и не понимала, где вообще находится. Неподалеку от происходящего я увидела мрачно стоящего брата - на его лице читалась большая досада за то, что он сломал по неосторожности в порыве страсти именно две палочки сразу, а не каждую по очереди, иначе бы мог управлять ситуацией до конца. Я поняла, что ничего более выходящего из ряда вон за этот день не случится, моя же работа осталась под невольной охраной толпы, и отправилась, с легким сердцем, гулять по осеннему парку. Листья шуршали под ногами и я видела каждый из них до мельчайших прожилок - но странное дело! - листья вместо того, чтобы желтеть, прямо на глазах зеленели... «А ведь раньше всё случалось осенью и наоборот!» - подумала я.
Очнувшись, я поняла, что сон будет в руку. Из него следовало, что я скоро расстанусь с Беловым, и нашей «разлучницей» как ни странно будет не женщина, а раздельная карьера. Ситуация сложится предельно интересно и познавательно – возможно я открою для себя новые горизонты через это. Я подумала о том, что может спровоцировать подобное поведение Белова, и решила, что это может быть только его обида на то, что я не вышла замуж именно за него. Хоть связи я с ним при этом не прерывала – прощание, затянувшееся на бесконечность, но это могло создавать комфорт лишь мне, а не ему. Я воспринимала его как брата, родственника и любовника одновременно (мы периодически шутили над тем, что ощущали себя братом и сестрой Калигулами), но не как мужа – в эту роль он не вписывался никак. А замуж мне просто хотелось попробовать выйти в качестве развлечения: испытать все эти банальности с платьями и венчаниями, дурацким семейным бытом и поездками на дачный «загород» – я хотела знать, как живут обыкновенные люди и отправиться туда на недолгую экскурсию. Что и сделала. Полтора года Белов хранил мне верность, что при его темпераменте и образе жизни было невиданным достижением! Все удивлялись: он ждал меня как верная девчонка из армии своего солдата. Доходило до смешного: он на какой-то момент переставал даже верить в существование мужа, пока «благожелательные друзья» не напоминали ему об этом снова и снова. А муж мой, тем временем, чем дальше, тем больше меня бесил. Вот и сейчас я ехала к нему абсолютно без всякого желания увидеться, потому что в аэропорту меня должен был встречать не он один, как мы договаривались, а совместно со всем своим обывательским и пахнущем спаниелью семейством. С беспрестанно квохчущей как наседка мамашей, в сопровождении с до неприличия раскормленной тушей отчима, тусующейся рядом. Он постоянно игриво блистал в мою сторону своими сальными глазками, чем приводил окружающих в неловкое состояние. Члены семьи делали вид, что это их не касается, а если и касается, то они этого не замечают. Беспонтовая, бессмысленная и бесконечная игра, которая нафиг никому не нужна и только отнимает лишние силы и энергию. Смысл жизни этих людей состоял в том, чтобы вкусно и жирно поесть до отвала и залечь перед сном смотреть какие-нибудь сериалы, вперемешку с футболом, чтобы потом, незаметно для себя отключиться в такие же бессознательные сны, как и их жизнь. Меня всегда напрягал их семейный лозунг: «У нас всё должно быть как у людей! Не «хужей», чем у соседа. А что скажут люди?» Провинциальные клопы, я вдоволь накушалась «обыкновенной» жизни с вами! Я прямо видела как они стоят у терминала и все втроём тянут свои шеи как стая гусей, в поисках появления меня. Мамаша постоянно одёргивает своего сынка то, подтирая ему сопли то, поправляя ему шарфик, со словами: «Стой прямо, держи цветы повыше, встань так, чтобы тебя было видно!» И он покорно всё это выполняет. Вообще у меня всегда было ощущение, когда я с ним трахалась, что это прапорщик, который суетливо выполняет своё дело, постоянно в ожидании того, что пройдёт мимо какой-нибудь генерал и ему надо будет отдать честь. Ужас… И зачем я только еду обратно? Тем более, что если с Беловым всё кончено? Эх, знала бы я это раньше! Ведь я привыкла доверять своим снам. Приснись этот сон мне не в самолёте, а ещё в Англии, то я бы вообще никуда оттуда не уехала – осталась бы там на весь год, который был обозначен в моей визе. Мирон мной уже забыт – не думаю что он простил мне измену… Всё кончено и со всеми сразу. Только теперь понимаю, что возвращалась сюда ради тебя, моя дорогая Абика!
Но я вспомнила зеленеющие прожилки осенних листьев из сна. Зелёный – знак сердца. Жёлтый – честолюбия и личностного эгоцентризма. Только бы не сошёл с ума от этого всего Белов, только бы не сошёл! Ведь он такой честолюбивый. Я всё что угодно сделаю, чтобы этого не произошло! Мне вспомнились рассказы одного гомика, с которым я поиграла в «пересып» ради приключения, о том, как именно наш общий друг, которого мы «довели» сделав это на его глазах, сходил с ума. Это было в несколько этапов: сначала он заходил к нам беспрестанно в комнату, чтобы запомнить всё в подробностях и увериться в том, что всё происходящее – правда, после чего он стал планомерно готовиться к самоубийству путём повешения, предварительно украсив себя всеми драгоценностями дома как фараон. Но потом у него всё полетело вниз и верёвка и драгоценности и банки с лаком, стоящие на полочках - вентиль, за который он прицепил верёвку, сорвался, и… всё потянул с собой. С оглушающим грохотом разбилась крышка бочка, все украшения упали туда, половина спустилась в канализацию… Тогда самоубийца в расстроенных чувствах ушёл гулять на улицу, через некоторое время вернулся в строительной каске. Набрал ванну воды и попросил себя обрить наголо. Сам сбрил себе брови. Потому что понял, что на повторную попытку умереть у него уже не хватит сил, а психушки ему уже не избежать и надо готовиться к её антисанитарии. Видения о Боге и Дьяволе начали преследовать на каждом шагу. Даже самого стало тяготить. Потом, голый и в каске пошёл смотреть телевизор, спать он не мог вот уже несколько суток – там ему ничего не нравилось – он стал дразниться на дикторов и их сюжеты, плеваться в пустоту. Наутро за ним приехали – он внезапно стал себя вести как нормальный и показывать на своего сожителя рукой, говоря, что ненормальный его друг, разыгрывая врачей. А тот действительно выглядел нервным, доктора чуть не поверили, но… в последний момент передумали, поняв истинную картину происходящего. Не выдержав испытания пребывания в психбольнице, сдобренного ощущением присутствия рядом косящих от тюрьмы уголовников, которые его травили и пытались коллективно заново опустить, он задумал сбежать. На досуге он представлял разные красочные картины сексуального толка, пребывающей меня в их квартире с его ненаглядным возлюбленным и горько плакал. В конце концов, придумав вырваться на свет божий через форточку мужского туалета, прибежал домой в одних засученных по колено подштанниках, в больничной кофте в цветочек, с печатью психбольницы и тапочках на босу ногу, никого кроме своего возлюбленного так и не застав дома. Ведь мы всё это придумали ради того, чтобы спаси их голубое гнездо от нашествия толстой и беспардонной Фрекен Бок юного возраста, покушавшуюся ради жил площади на чувства и время столь чувствительного самоубийцу, пытаясь увести его из семьи.В итоге всё сработало даже сильней чем мы предполагали – он о ней и думать забыл.
Не-е-ет, моему Белову не подходит такая судьба – он сильней и интересней. Я поиграю с ним ещё чуть-чуть и попрощаюсь, как следует, раз уж точно теперь знаю, что расстанемся. А вот и Москва!
КОЛДУН
Адель облегчённо вздохнула, завершив свой рассказ. Принесли сине-зелёный чай, который усиливает то, что изначально уже существует зарождённым в пространстве. Абика задумалась и выдала:
- Ты знаешь, пройдя эту всю твою любовь от и до вместе с тобой, я переболела своей. Теперь он тоже не интересует меня, этот Мирон, – всё равно бы это вылилось во что-то патологическое – он уже пробовал закидывать свои крючки в эту область. Один раз он мне позвонил и сказал, что хочет видеть меня и собирается заехать за мной, как всегда, к подруге от которой он меня, обычно, забирал. Я приготовилась ждать. Прождала весь вечер, на глазах у своих ехидных друзей. Извелась вся. Поплакала публично. А он даже не перезвонил! Как будто бы ничего и не было! Ты только подумай: даже не перезвонил… Как можно! Созвонились мы… через три дня. Говорил спокойно так, будто не при деле. Он специально так сделал, чтобы я помучилась. Проверить меня захотел. Я была вне себя! Понимала, что неправ он, но вместе с тем хотела оправдаться, что со мной так поступать нельзя. Еле выбралась.
Адель встрепенулась:
- О, я понимаю, о чём ты говоришь – терпеть не могу подобных ситуаций. У меня было один раз подобное, но не с ним, а с другим. В моём арсенале был тогда совершенно потрясающий девственник девятнадцати лет от роду. Он был очень высокого роста, рыжий как солнце и добрый как дитя. Когда я один раз привела его в дом своих знакомых, то они меня спросили прямо:
- Где взяла ребёнка?
Я ответила не без бравады:
- Из дома малютки!
Он был так услужлив, что не было слов. Ходячее чудо какое-то. Он спас меня от осенней депрессии, приезжая ко мне ежедневно домой и сидя на ковре в большой комнате, как говорящий костерок. Когда у меня не хватало сил, то он просто сажал меня к себе на колени и делал искусственное дыхание души в душу, задувая своё тепло через дырку в моём солнечном сплетении. Один раз он так много в меня вдохнул сил, что чуть даже сам не упал в обморок, сказав, что на мгновение увидел перед собой чёрную дыру, которая его засосала. Я же, напротив, ощутила неимоверный приток жизненности, который наполнил меня сверх меры. Это напоминало собой золотое свечение. Так мы и дружили сердце в сердце – у меня вернулся потерянный, казалось безвозвратно, интерес к искусству, а он просто ловил кайф от пребывания рядом со мой. Чувства были настолько сильными, что стали распространять вокруг себя лучи солнца, на которые летело множество людей как мотыльки. Они подносили к нашим ногам свои дары, словно мы были святыми. Очень запомнился один день на арт-фестивале, который проходил на берегу водохранилища Клязьмы. Мы только что повесили мой проект и путешествовали по берегу. К нам со всех концов сбегались люди с желанием поухаживать за мной. Я всякий раз указывала на присутствие рядом со мной кавалера и… каждый из подошедших задавал обращённый ко мне вопрос, прежде всего ему. Он фильтровал подошедших. Затем они просили позволения приложиться либо к моей руке, либо к щеке: по моим мимическим реакциям он понимал, что нужно отвечать. Короче это выглядело как настоящая шутовская идиллия. Один хотел меня напоить, но я говорила, что я не одна и нас поили вместе удивительнейшим из самогонов, другой хотел угостить мясом, и мы снова его делили, третий – прокатить на лодке, но я говорила, что я не одна и тогда нам беспрекословно презентовали эту лодку, оставив наедине с моим кавалером. Главное объяснение произошло именно на ней. Мы никак не могли оттолкнуться от берега и стали занимать друг друга разговорами, заполняя молчаливые паузы пространства. Наконец, слова исчерпали сами себя. Наступила затянувшаяся тишина, в конце которой, прокашлявшись, мальчик рискнул произнести:
- Наверное сейчас создалась ситуация для первого поцелуя – можно его осуществить?
- Разумеется.
- Ты очень красива!
- Я знаю!
- И нагла…
- Не отрицаю – подобное помогает мне жить. Так легче.
- Я буду у тебя учиться.
- Я позволяю.
И мы сплелись в жарком поцелуе. У него на языке был пирсинг и подобный новый опыт мне пришёлся кстати. Обожаю новые впечатления. Мы не могли остановиться. И всё целовались, целовались и целовались… У всех на глазах. Горел огонь. Всё вокруг кружилось. Как на еврейской свадьбе нам не давали сделать ни шагу самим. Постоянно сыпались комплименты. Обычный бред. Правда один из толпы всё-таки решил выделиться, начав говорить нам гадости, и не давая ключи от обещанного ранее номера. Мы поняли, что сорвался его план напоить до полусмерти мальчика, а затем накинуться на меня и он от этого злится. На всякий случай, спросили зачем он так мерзко гадит чужому счастью и выудили потрясающий ответ:
- Чтобы запомниться!
Это было уникально и очень нас развеселило. Решили пойти куда глаза идут, предполагая наугад найти себе ночлег. Таким макаром выбрели на набережную и остались там, казалось навеки, снова целуясь. Невозможно было оторваться друг от друга. Наткнулись на инсталляционный пароход. Забрались в него. Там были как в сказке из сна – чистые подушки и одеяла, мягкий диван и стол. Мы занялись там, наконец, любовью. Произошла дефлорация. Мальчик дрожал, попадал не туда, переживал, бледнел, не знал что делать дальше – чуть не плакал. Меня это всё веселило. По-о-олный наив и чистота. Мы выходили на палубу и наблюдали за звёздами и блестящей гладью воды. Луна была пухлой и огромной. Мы действительно дрожали от счастья бытия. И представь себе, как только наши отношения перекатили за рубеж новизны, в сторону стабильности это чудо стало себя вести не хуже того, о ком ты рассказываешь: вдруг звонит мне среди ночи и говорит, что ужасно хочет приехать вне расписания. Я уже ложусь спать и потому сомневаюсь, хочу ли его видеть вообще, но этот гад настаивает и уверяет в том, что дико соскучился, любит и грезит мною. В итоге я, вспоминая о том, что надо развернуть палас в большой комнате, и помошник мне в этом случае может пригодиться, соглашаюсь. После стольких преодолённых сомнений, этот недоносок вдруг смеет мне заявлять о сценах ревности, которые ему закатывает пьяный друг, не отпуская юного любовника ко мне. Мой податливый мальчик уговаривал и уговаривал своего друга отпустить меня к себе, но тот ни в какую:
- Она у тебя ведьма – я точно знаю – мне сказали. Её видели и всё о ней поняли.
В итоге, мой экземпляр всё же уговорил своего дружка отпустить и… они пошли к поезду. Что ты думаешь было дальше? Друг оказался матросом, готовым броситься на амбразуру ради спасения своего капитана: увидев приближающуюся толпу футбольных фанатов Динамо он не нашёл ничего лучше, как закричать:
- Все вы пидо-о-о-оры и любимый ваш цвет – голубой!
Как ты думаешь, каков был результат? Правильно. Натурально, на них тут же напали. Еле отбились. Перед этим мой стервец позвонил мне и сказал расхожую в таких «мужских случаях» фразу:
- Я до тебя доеду или позвоню, если жив останусь!
Всё – это было начала конца. Потому что созвонились мы только на следующий день. Ты думаешь, я его простила? Нет. Не смогла – потому что сразу же почувствовала, как наши отношения из волшебных тотчас же и без перехода превратились в разряд патологоанатомических. А это сразу же определяет для меня то, что их пора убивать. И тебе советую. Потому что иначе к вам подселяется лярва, которая начинает подсасываться к вашим слабостям и питаться от них. Любовь должна питаться силой – в этом её предназначение. Только ненависть – ревностью и слабостью других.
- Я с тобой согласна – с тобой я чувствую силу, - ответствовала Абика, - потому и общаюсь. Лучше давай вернёмся к «клубу любителей родственников», который ты невольно открыла в Лондоне – хватит про этих мужиков.
- Читаете мысли, дорогая, - среагировала Адель, - уж коли и ты хочешь вступить в наше «общество любителей», то и с тебя одна история про кого-нибудь в этом роде!.. Они у тебя вообще живы? Когда ты видела их в последний раз? Человек без воспоминаний о родственниках – не человек.
- Кажется я у тебя скоро перейму манеру твоих длинных историй, - поёжилась Абика, - практика слуха, понимаешь ли, даром не проходит! Мои родственники живы, но вот бабушка… уже умерла. А при жизни она постоянно мучилась от неожиданно нахлынувших и редких болезней и связанных с ними ограничений: то кости садились, и чудом удавалось остановить их сплющивание, то срочно надо было бросать курить из-за сердца, и она это делала с удивительной лёгкостью. У бабушки всегда была железная воля - в молодости занималась всеми мыслимыми и немыслимыми видами спорта. Наверное, поднабралась её там. И вот она умерла... Первая и почти неосознанная реакция - я за неё обрадовалась. Помню шепчуще плачущий шелест голоса своей матери, сообщающий об этой вести моему дедушке, спящему за шкафом. Следующий этап – осознание невосполнимой потери, при взгляде на совершенно чужое в пятнах лицо, спрятанного в гробу маленького тельца. Просто ужас как была не похожа на себя саму! Но её любви мне хватало, как запаха цветов из затоптанного Дикобразом сада из «Сталкера» ещё на несколько лет вперёд. Последующая ступень переживаний – покой за другого. В пределах сорока дней после этого события мне приснился сон, будто я иду по улице и вижу её, совершенно молодую и здоровую, на другой стороне, в белом нарядном платье. Она счастливо смеялась оттого, что снова может двигаться, как прежде, с превеликой лёгкостью. Когда она перешла ко мне, то обратилась в прежний вид для моего удобства, как она сама пояснила. Платье на ней тоже изменилось, превратившись в плисерованное кимоно с цветами и бабочками - она была превеликой модницей. Мы оказались в овальной зале, и она стала представлять меня своим умершим ещё задолго до неё поклонникам, которые перед ней, как всегда, трепетали. Начался бал, на котором мне уже оставаться было нельзя. Поскольку, должны были открыться боковые двери, пребывая за которыми возврата уже не было. Она заверила меня в том, что ей там очень хорошо, и я была за неё с этого момента абсолютно спокойна. Больше она мне никогда не снилась.
- Ты знаешь, для меня тоже моя бабушка очень дорога. Она научила меня науки любви. Будучи взаимно влюблённой всю жизнь в одного и того же человека, она потеряла его на 20 лет, из за рассказанного им неуместно анекдота. Такие были времена – сажали за юмор и ум. Вышла она замуж за другого, которого полюбила иной любовью и прожила долгую и счастливую жизнь в другом измерении. Мне так не удаётся, чёрт! Она тоже после смерти приходила ко мне в сны и вместе мы летали. Как ни странно на ней тоже были надеты цветастые именно плисерованные юбки и платья.
- Боже мой, какое совпадение, уж не сёстры ли мы?
- Нет, не сёстры, к тому сёстры по юбкам не определяются – просто наши бабушки из одного измерения, - смеясь протараторила Аллель, - но я тебя сразу признала: мы встречались с тобой в прошлых жизнях, и мой знакомый ясновидящий предсказал нам с тобой встречу. Ты должна была быть мне приведена моим рыцарем из прошлого, коим являлся Назир. Но он не был с нами в нашем времени (я с ним общалась в пятнадцатом) – наша же встреча с тобой случилась в девятнадцатом веке. Мы были с тобой Рембо и Верленом, как я тебе и сказала при нашей первой встрече. Рембо, разумеется, я. Видишь, вредности у меня так и не убавилось. Мы в одну из наших ссор зашли в заброшенный парижский квартал, и нашли там волшебника, которому сделали заказ на будущую жизнь сотворить нас мужчиной и женщиной. Мы хорошо за это заплатили. Платил, кстати, ты.
- А что значит наша встреча с Мироном? Кто он?
- Он? Обыкновенное связующее звено и больше никто!
- Мы должны отказаться от него обе?
- Не обязательно. Теперь он просто не имеет никакого значения для нас. Что хотим, то и делаем.
- Мне он больше не нужен. А тебе?
- Да и мне тоже, уже достаточно давно, как ты сама заметила. Оставим его просто в добрых знакомых.
- Договорились!
Они единовременно выразили желание позвать через официантку хозяина клуба, но он появился раньше, чем его ожидали. Из чего девушки сделали вывод, что он невольно их подслушал, находясь в соседней матерчатой кабинке. Он всё слышал! Странно как они не заметили его раньше… Без перехода он начал:
- Плевать мне, что про меня говорят и думают. Вообще всё началось с того, что я нашёл панацею от всех проблем и хотел поделиться даром этой панацеей со всеми желающими. И это ещё продолжается. Даром значит даром. Я не получу за это ни гонораров, ни благодарности - мне это не нужно. Себя я уже спас. А хочет ли кто-то ещё спасаться – мне глубоко плевать. Я делаю это просто так. Без всякой цели. И это ещё один секрет, который я вам великодушно раскрыл – СМЫСЛА НЕТ НИ В ЧЁМ. Всё происходит потому, что происходит. Не потому что в этом есть смысл. Просто живёшь. И просто умрёшь. Или просто захочешь и выживешь. Всё просто. А не захочешь – не выживешь. Бог – приколист по жизни. Искренне рад вашим успехам. Когда у человека полностью развито астральное сознание, то он вообще уже вместо сна проводит ночи на астральном сознании. Т.е. у него постоянно сохраняется сознание и днём и ночью, только ночью сознание астральное – т.е. это сознание во время полётов вне тела. А днём это обычное физическое сознание, но с меньшей потребностью спать, чем обычно. Дальнейшее развитие приводит к переходу в ментальное сознание. В ментальном сознании можно оставаться непрерывно в течение многих реинкарнаций. Т.е. жить их, как сплошной поток, постоянно находясь в сознании, в том числе и между жизнями. Такие люди помнят себя на протяжении столетий, помнят свои прошлые воплощения и состояние между воплощениями. И на полном основании могут заявлять, что им, например, 3000 лет. В то время как их текущему физическому телу может быть на два порядка меньше лет и из-за этого им никто не верит: «Не может быть – ты так молодо выглядишь! Хорошо сохранился за 3000 лет!..»
Девушки дружно переглянулись и… расхохотались.
- А это идея!
- Что?
- Осознанное путешествие по жизням. И ты можешь нам в этом помочь.
- Я рад. Но как?
- Просто – нам говорили, что в твою тибетскую комнату на днях должен зайти один мощный колдун, который должен будет устроить приём посетителей. Это так? Когда он будет?
- По странному совпадению обстоятельств, сейчас он именно там – осматривает помещение. Можете к нему обратиться, если пожелаете…
- Спасибо, можешь идти – в твоих услугах мы больше не нуждаемся. Счастливо. Ты появился очень кстати.
Девушки спешно встали и прошли в тибетскую гостиную, где стояло много антикварной мебели, вывезенной из Непала. По углам комнаты горели палочки благовоний. Перед медной статуей Будды в рост человека, стояла лампадка, которая светила прерывистым пламенем. Спиной девушкам сидел лысый человек в чёрной тоге. Череп его блестел, отсвечивая тусклое освящение. Он был занят своим делом, раскладывая ритуальные ножи на ветхой бархатной тряпице. Не оборачиваясь, человек сказал:
- Снова пришли? Чего опять хотите?
- Да, здравствуйте, в прошлых жизнях встречались с вами.
- Опять неземной любви возжелали?
- Да.
- Есть у меня один рецептик. Мало не покажется.
- Что за штука? Выкладывайте!
- Не имею права говорить. Отвечайте либо «да», либо «нет». Но назад пути уже не будет.
- Но вы сделаете так, что мы будем вместе, когда пожелаем, словно единое дыхание?
- Да.
- А сможем ли мы при этом существовать и раздельно и независимо?
- Разумеется.
- Тогда – согласны.
Колдун сверкнул на них своими чёрными глазами и протянул им по крайнему кинжалу с каждой из сторон, из разложенной перед ним шеренги холодного оружия.
- Держите. Правила игры таковы! Первое. Бьётесь, не выходя из начертанного мной круга. Второе. Заклинание сработает только тогда, когда вы дойдёте до обоюдной крови одновременно. Третье. Но никто из вас не должен поддаваться другому – битва не терпит фальши. Дальше сами увидите, что будет.
Девушки согласно кивнули и выступили одновременно в начертанный во время диалога круг. Волшебник нарисовал в это время восьмиконечную звезду в центре окружности и стал класть хлеба у каждой из вершин, протыкая их оставшимися кинжалами. В довершение композиции он поставил у каждого из созданных небольших сооружений по уличной свече, и… сделал знак сходиться. Сражение началось. Сначала лениво и как-то наигранно, а затем всё более и более разгораясь. Лица девушек покрылись испариной, и они стали нападать друг на друга уже не в шутку, а всерьёз. Казалось, что это никогда уже не кончится. И вдруг… руки их соскользнули, и… ножи одновременно вошли в тела друг друга куда-то под рёбра. Они застонали и стали обнимать друг друга, дабы остановить кровь. Ножи из ран были вынуты и текущую кровь пытались остановить в четыре руки. В это мгновение колдун накинул на них свой плащ и закутал сопротивляющиеся фигуры в него. Через несколько мигов из-под плаща стали выбиваться крылья. Сначала чёрные, а затем белые. Маг с силой сдёрнул плащ, и под ним обнаружилось… единое существо-ангел о двух головах, у которого были разного цвета два крыла. Они трепыхались, стремясь поднять в воздух этого чудного сиамского ангела.
На некоторое время ангел действительно завис в воздухе. Спустя несколько минут, он приземлился и спросил хоровым голосом:
- И что нам теперь делать?
- Жить дальше как ни в чём ни бывало!
- Пребывая вместе в таком виде?
- Само собой.
- Ты с ума сошёл?! Мы тебя сейчас убьём!!!
- Ха-ха-ха. Хватит. Тогда я вам не расскажу вашего секрета и вы не будете знать как самими собой можно будет пользоваться.
- Нет – так дело не пойдёт. Секрет?! Выкладывай.
- Тихо, тихо, тихо… Послушайте для начала мою последнюю для вас в этом воплощении лекцию и я вас отпущу с миром, рассказав на прощанье секрет. Вообще, нужно различать, когда хотим жить мы, а когда наше материальное тело. Наше физическое тело наделено механизмами самозащиты и самосохранения. Наше астральное тело отвечает за инстинкты. Но желание жить – глубже. Нужно только не перепутать, и слепо следуя инстинктам не потерять СВОЮ жизнь. Только в этом и состоит вред животной природы – она вводит нас в заблуждение и направляет не к тем целям, которые интересуют именно НАС, а к своим целям. К целям физического организма как системы, наделённой механизмами самосохранения. Под именно НАМИ я имею в виду нас как тонкоматериальные сущности, а не как физические организмы. Просто надо жертвовать меньшим, ради большего, а не наоборот. А вообще идеи о том, что жизнь может надоедать, что, мол, и 60 лет вполне достаточно, мол, больше и не хочется – это я слышал много раз. Так люди реагируют на тяготы жизни. Практика соединения друг с другом изменяет восприятие так, что проблемы перестают пониматься как тяжесть. В любой трудной экстремальной ситуации чувствуешь себя комфортно. Состояние внутреннего покоя никогда не оставляет тебя. И перспектива вечной борьбы за существование и вечное развитие через преодоление трудностей выглядит не пугающе, а как захватывающее приключение, которое никогда не надоедает. Поэтому я считаю нежелание жить единым организмом – признаком психологической слабости. А вообще выживание напрямую связано с принятием смерти. Тот, кто не сможет избавиться от страха смерти, не может и выжить. Только чёткое осознание, что приключение может в любой момент оборваться, даёт шанс на выживание и наполняет жизнь непередаваемым ароматом и красками. Счастьем бытия. Только осознание всех возможных вариантов развития ситуации вводит в особое состояние транса-блаженства. Плато. Предвидя в равной степени возможную гибель, и возможную победу над смертью испытываешь настоящее и полное удовлетворение жизнью. Парение. Бегство от мыслей о смерти - это причина неустроенностью жизнью. Часто это причина депрессий и самоубийств. Такой вот парадокс. Те, кто боятся смерти к ней и стремятся. И убивают себя сами либо медленно, либо быстро. А те, кто принимают возможность смерти, как само собой разумеющийся неотъемлемый атрибут жизни, чувствуют себя абсолютно счастливыми, имеющими непосредственное соприкосновение с вечностью, людьми. И, как правило, являются оптимистами и жизнелюбами. Просто доступ к собственному подсознанию открывает и доступ к пониманию, что ты – бессмертен. Реально. И смертен одновременно. Смертны твои конкретные воплощения и бессмертна твоя общая сущность. Ведь каждый отход ко сну, медитация или выход в астрал – миниатюрная модель смерти и воскресения из мёртвых. Всё очень тесно переплетено. Жизнь и смерть тесно связаны. Истина не может быть выражена непротиворечивым способом. Равновесие не конкурирующих, но взаимодействующих между собой противоположностей. Суть в том, чтобы ни к чему не привязываться и не цепляться. Ни к текущему моменту, ни к прошлому. Многие люди живут прошлым. Грустят о нём. Лелеют воспоминания. Не стоит. Всё нужно отпустить. И тогда обретёшь намного больше энергии. Могу заверить. Отпустить, чтобы приобрести. Умереть, чтобы выжить. Это не бред. Это просто Реальность.
- Ну, ты и наглец! – девушки рассмеялись, - так значит это ты нас всё это время водил нас за нос, разговаривая с нами по очереди через этого зомби Мирона?! Вот гад!
- Хо-хо-хо, - колдун чуть не упал со смеха со своей низенькой бамбуковой скамеечки, на которой всё это время сидел, - да, это моя модель говорящего зомби. Мой личный Голлем. Правда хорош? Я сконструировал его специально, чтобы он послужил вам маячком для встреч друг с другом. Без него бы вы никогда бы и не пересеклись в этой жизни. Правда остроумно? – И он хлопнул себя от восторга по ляжкам.
- Истинная! – ангел Аделиабика тоже ответил магу громовым смехом.
- А что за секрет?
- Секрет, на самом деле прост. Свобода. В любой момент вы можете рассоединиться – это в вашей власти. В таком виде, как вы сейчас вы можете быть только тогда, когда занимаетесь общим делом, или живёте общими чувствами. В любое другое время – вы вольны идти в разные стороны.
- Какова техника рассоединения?
- Всё просто: остаётесь в пустой комнате с двойным освящением, чтобы теней было две, затем говорите: «Что было одним - станет двумя. Да будет так!»
- А чтобы соединиться?
- Встать обнявшись, перед одним источником света, чтобы отбрасывать одну тень и произнести: «Мы – едины и непобедимы». Всё тут же вернётся.
- Круто! В чём же смысл нас, когда мы вдвоём?
- Вы обретаете тысячекратную силу и способны свернуть горы. Удачи вам! Я вынужден возвращаться в своё измерение. Счастливо.
Маг, со стороны напоминающий монаха, по бытовому открыл дверцу старинного шкафа, как если бы это была дверь его автомобиля и вышел в пустоту. Девушки решили пройти не разъединёнными в раздевалку. Совершенно ничему не удивляющийся швейцар подал им заранее заготовленную горностаевую накидку, пробормотав:
- Подарок от хозяина, - и, галантно открыл дверь новорожденному существу дверь в ночь.
Анна Абазиева. 2009.
Карма Кали или Исповедь Суки Среднерусской Полосы
© Copyright: Анна Абазиева, 2006
Свидетельство о публикации №206092300108
Свидетельство о публикации №206092300108
Рецензии
Интересный текст А. Абазиевой содержит историю двух героинь, красивых и умных, сильных девушек, в стремительном мире на переломе веков. Мулатка Абика выписана более объемно, а вот о характере Адели читателю поначалу приходится гадать. По авторскому замыслу, персонажи (характеры Г-Героинь) раскрываются через столкновения не только с разнообразными жизненными ситуациями, но и при контакте с многочисленными любовниками девушек, вскоре становящихся более, чем просто подругами.
Очень хорошо описаны приметы времени: кокаин, клубы, дорогие машины, влиятельные богемные любовники плюс самозваные «гуру», пытающиеся научить ГГ «эксклюзивному духовному опыту» на основе примитивного (или не очень) понимания тантра-йоги или дзеновских «коанов».
Сложно определить жанр книги. Это и реализм («тем кто в теме» будет очень любопытно гадать, что за известные светские личности скрыты за псевдонимами, принадлежащими в «Кали» Писателю, Художнику, Шоумену, Молодой художнице – некоторые узнаются на раз, кое-кто описан нарочито шаржировано), это и любовный роман и - под финал романа, - уже и мистика.
К сожалению, широкому читателю, непривычному к смеси жанров, книга «Карма Кали», сразу не зайдет, так как не соответствует лекалу «любовных романов». Я бы определил жанр, как «кинороман», «киноповесть». Действительно, у нас мало фильмов (навскидку вспоминается только хреново отрекламированный «Вкус Америки» Ефима Грибова с Екатериной Голубевой и «Наташей Грегсон-Вагнер», так и не нашедший своего зрителя) о быте богемных – и при этом не бедных, не ныкающихся по зассанным углам маргиналов, – а представителей Богемы в «ихних Лондонах да Парыжах». Да и из романов вспоминается только «Отель Калифорния» Наташи Медведевой – но вариант А. Абазиевой потенциально интереснее: не просто «история модели Там», но с наплывом детектива и мистики. К тому же, действие у Медведевой происходит в 70-ые, да и в романе «Карма Кали» практически отсутствует обсценная лексика.
Если вы любите читать реалистичные (явно написанные частично на личном опыте) хроники элитных богемных тусовок с перчинкой мистики – эта книга как раз для вас!
В упрек книге можно поставить разве что недостаточно прописанные реплики героинь (по ходу знакомства, становится кристально ясно, чем отличаются Адель и Абика не только от окружающих, но и друг от друга, да вот беда, разговаривают обе одними и теме же словами, фразами, без «любимых слов-паразитов», без персональных присказок). А может, это часть замысла, который я не разгадал: что девушки похожи друг на друга «стилистически». :
Но это, вероятно, исчезнет при обработке текста, которой, насколько знаю, автор собиралась заняться. Зато очень хорошо подан – герой-антагонист или все же протагонист? – Марат (а авторских версиях иногда Мирон). И один из узловых элементов общей интриги: кто он? Пошлый гигант большого секса или мистик в стиле Кастанеды, или пустопорожнее трепло, красиво умеющее завлекать девушек?
Неожиданной концовкой автор сделал хороший задел на продолжение или любой из вариантов «киношного конца»: неопределенность, Х-Энд, трагическая развязка.
Дмитрий Осокин 19.04.2019 21:42 • Заявить о нарушении
Очень хорошо описаны приметы времени: кокаин, клубы, дорогие машины, влиятельные богемные любовники плюс самозваные «гуру», пытающиеся научить ГГ «эксклюзивному духовному опыту» на основе примитивного (или не очень) понимания тантра-йоги или дзеновских «коанов».
Сложно определить жанр книги. Это и реализм («тем кто в теме» будет очень любопытно гадать, что за известные светские личности скрыты за псевдонимами, принадлежащими в «Кали» Писателю, Художнику, Шоумену, Молодой художнице – некоторые узнаются на раз, кое-кто описан нарочито шаржировано), это и любовный роман и - под финал романа, - уже и мистика.
К сожалению, широкому читателю, непривычному к смеси жанров, книга «Карма Кали», сразу не зайдет, так как не соответствует лекалу «любовных романов». Я бы определил жанр, как «кинороман», «киноповесть». Действительно, у нас мало фильмов (навскидку вспоминается только хреново отрекламированный «Вкус Америки» Ефима Грибова с Екатериной Голубевой и «Наташей Грегсон-Вагнер», так и не нашедший своего зрителя) о быте богемных – и при этом не бедных, не ныкающихся по зассанным углам маргиналов, – а представителей Богемы в «ихних Лондонах да Парыжах». Да и из романов вспоминается только «Отель Калифорния» Наташи Медведевой – но вариант А. Абазиевой потенциально интереснее: не просто «история модели Там», но с наплывом детектива и мистики. К тому же, действие у Медведевой происходит в 70-ые, да и в романе «Карма Кали» практически отсутствует обсценная лексика.
Если вы любите читать реалистичные (явно написанные частично на личном опыте) хроники элитных богемных тусовок с перчинкой мистики – эта книга как раз для вас!
В упрек книге можно поставить разве что недостаточно прописанные реплики героинь (по ходу знакомства, становится кристально ясно, чем отличаются Адель и Абика не только от окружающих, но и друг от друга, да вот беда, разговаривают обе одними и теме же словами, фразами, без «любимых слов-паразитов», без персональных присказок). А может, это часть замысла, который я не разгадал: что девушки похожи друг на друга «стилистически». :
Но это, вероятно, исчезнет при обработке текста, которой, насколько знаю, автор собиралась заняться. Зато очень хорошо подан – герой-антагонист или все же протагонист? – Марат (а авторских версиях иногда Мирон). И один из узловых элементов общей интриги: кто он? Пошлый гигант большого секса или мистик в стиле Кастанеды, или пустопорожнее трепло, красиво умеющее завлекать девушек?
Неожиданной концовкой автор сделал хороший задел на продолжение или любой из вариантов «киношного конца»: неопределенность, Х-Энд, трагическая развязка.
Дмитрий Осокин 19.04.2019 21:42 • Заявить о нарушении