Савельев

Петр Семенович любил жить на широкую ногу. Неудивительно, что у него часто заканчивались деньги. Вот и на этот раз до зарплаты было еще почти полмесяца, а жить и кормить семейство было не на что.

 "Займи у Савельева", - посоветовал кто-то. И правда, у Савельева из отдела снабжения деньги водились всегда. Никто не спрашивал, откуда. Но если бы спросили, Савельев скорее всего отшутился бы и рассказал историю о какой-нибудь богатой тетушке из Австралии. Такой он был загадочный человек.

 Савельев всегда давал в долг и, что важно, не под проценты. И в тот день он без лишних слов одолжил Петру Семеновичу нужную ему сумму, договорившись о возврате через три месяца.
 Три месяца прошло, было выдано и три зарплаты. Из каждого денежного поступления в отдельный конверт откладывалась сумма долга Савельеву. Но в назначенный день Петр Семенович деньги почему-то не вернул.

 Он не мог объяснить этого самому себе. Скорее всего дело было не в нем, а в Савельеве. Бывают кредиторы, которые преследуют своих жертв буквально по пятам, донимая письмами и звонками, а иногда и являясь лично. Но Савельев явно был не из таких. Петр Семенович виделся с ним на работе почти каждый день, и всякий раз при встрече Савельев лишь приветливо улыбался. Впрочем, таким он был со всеми.

Это изводило Петра Семеновича, заставляло его неповоротливый ум искать ответы на десятки вопросов. Кто такой этот Савельев? Отчего он улыбается? Коварный он или юродивый? И то, и другое было странным, это было выше его понимания, а оттого представлялось пугающим и опасным.
Прошло пять месяцев. Супруга Петра Семеновича работала теперь на новом месте и зарабатывала чуть ли не вдвое больше прежнего. Самому Петру Семеновичу на работе неожиданно дали премию. Долг Савельеву он решил отдать после Нового Года, когда закончатся траты на ёлочное приданое и на подарки семье. Но не отдал. Не отдал и к майским праздникам.
Савельева он стал обходить стороной. Завидев его в коридоре, норовил юркнуть в какую-нибудь дверь – иногда из-за этого появляясь в ненужное время в ненужном месте. Кажется, никто не заметил странностей его поведения, но Петру Семеновичу было неловко.


А потом из дома начали пропадать вещи. Вскоре выяснилось, что старший сын Петра Семеновича проигрался в карты. Сумма была огромной - девять зарплат отца.
А если прибавить к этому и предыдущий долг, то выходило, что дела семейства были совсем плохи.
«Эээ…» - протянул Петр Семенович, трогая внезапно заболевший затылок.
Он хотел было обратиться к Плужникову, но у того была больная теща, просить было неловко. Он пошел к Поплавскому, но тот денег не дал, а посоветовал занять у… Савельева.
Петр Семенович скорее согласился бы провалиться сквозь землю, чем снова пойти к Савельеву, но сыну всерьез пригрозили, и никакого другого выхода не оставалось.
- Простите… Я помню, за мной долг. Я еще не отдал Вам.
- Какие могут быть проблемы? - Савельев положил ладонь ему на запястье. – Вы честный человек и обязательно отдадите, я знаю.
С этими словами он вновь ссудил Петра Семеновича нужной суммой.
Карточный долг сына был погашен. А сам Петр Семенович вскоре был переведен в управление, где платили чуть ли не втрое больше.

Теперь Савельев был у него в подчинении. Можно было сделать так, чтобы ему объявили выговор за курение в неположенном месте, или на два месяца послали в командировку в Хабаровск. Но отчего-то Петр Семенович не спешил воспользовался служебным положением и ничего с Савельевым не делал.

Казалось, он связан с ним некоей постыдной тайной, известной только им обоим, и эта тяжкая, унизительная связь никогда не отпустит его от Савельева. Однако за эти шесть лет Петр Семенович всего два раза заговорил с Савельевым о долге. В первый раз это случилось на Страстную неделю – тогда у Петра Семеновича отчего-то несколько дней болел желудок, домашние начали уже подозревать самое плохое. «Довел до язвы, доконал своей улыбочкой, проклятый дьявол», - глотая пилюли терзался Петр Семенович. Тогда он пообещал Савельеву расплатиться с долгом со следующей зарплаты, но как только слегка полегчало, рассудил, что можно еще подождать.

Во второй раз , как ни странно, ненужные слова сами сорвались у него с языка - после того как на улице к нему пристала грязная оборванная девчонка и стала клянчить денег. Сам поражаясь своей решимости, он подошел к Савельеву, сказал, что временно испытывает денежные затруднения, но добро помнит и вскоре непременно отдаст всё до копейки. Савельев в ответ мягко улыбнулся.

И как-то так само собой получилось, что и сам Петр Семенович, и его семья – жена, ставшая к тому времени директором магазина, старший сын, уже окончивший пищевой институт, а заодно с ними и младший сын-школьник – дружно возненавидели Савельева и желали ему всяческого несчастья. В их фантазиях он представлялся циничным подонком,
наживающимся на людских слабостях, монстром из фильмов ужасов, вампиром, который питается кровью невинных младенцев. Это было тем более странно, что ни жена Петра Семеновича, ни его сыновья никогда не видели Савельева и не представляли, как он выглядит.

Петр Семенович и Савельев работали теперь на разных этажах. Впрочем, иногда встречались – то в лифте, то в столовой, а чтобы не видеть его в курилке, Петр Семенович бросил курить. Обычно они кивали друг другу и расходились в разные стороны.
Время шло. Их управление расформировали, но Петр Семенович сумел быстро сориентироваться в новой обстановке. Он был даже рад тому, что родное предприятие приказало долго жить, и что не собственная прихоть, а «объективный фактор» избавил его от омерзительной необходимости видеться с Савельевым. Но все-таки жить было непросто. К тому времени Петр Семенович превратился почти что в параноика: Савельев мерещился ему на автобусных остановках, он ловил его лицо среди случайных лиц в толпе, и даже во сне ему нет-нет, да и снилась вежливая савельевская улыбка.

Это настораживало в первую очередь его самого, ибо за истекшие восемь лет Савельев ни разу не напомнил о долге и даже, кажется, простил его. Но что-то мешало Петру Семеновичу встретиться с ним и спросить у него напрямую.

Снимая телефонную трубку, Петр Семенович весь сжимался – он вообще предпочитал, чтобы к телефону вместо него подходил кто-нибудь другой. Поэтому он был бесконечно счастлив, когда в их районе поменяли телефонные номера. А вскоре младший, более рассудительный сын Петра Семеновича, отличник, только-только защитивший диссертацию, поразил всё семейство, заявив, что хочет уехать в Америку.

Сначала все восприняли это как шутку, но сын и вправду уехал. А вскоре, устроившись там, вызвал всю семью.
Посоветовались, подумали… и поехали.

Через три года у Петра Семеновича был уже свой дом. Хлипкий, как и все тамошние конструкции, но с садом и гаражом на три машины. Разумеется, и на дом, и на машины был
оформлен кредит, но Петр Семенович не беспокоился – в кредит здесь жили все. К тому же иметь долг в безликом банке было намного легче, чем видеть добродушную улыбку Савельева. Старший сын удачно женился, вскоре богатую невесту подыскал и младший. Супруга Петра Семеновича постоянно записывалась на какие-то курсы – она говорила, что наконец пришла пора взять всё то, о чем она мечтала со времен своей юности.

Поначалу Петру Семеновичу было как-то не по себе. Чем дальше он находился от своего злого гения, тем сильнее он его боялся. Его не покидала мысль, что всему благополучию его семейства придет конец в тот день, когда Савельев все-таки потребует деньги. В том, что он их потребует, Петр Семенович отчего-то не сомневался. И все же у него была надежда, что Савельев его попросту не найдет. На семейном совете было решено, что их фамилию Макушины, столь неудобную для американcкого уха, следует сделать более благозвучной. Он стал называться Питером МакКушеном, его жена наконец сменила ненавистное имя Клава и превратилась в Роуз МакКушен, ну а сыновья давно были уже не Мишей и Колей, а Майклом и Николасом. Впрочем, младший, и тут проявил необычайную изобретательность, на всякий случай взяв фамилию жены.

Со временем Петр Семёнович совершенно успокоился и забыл о Савельеве. Правду говорят – прочь с глаз, прочь из ума (он постепенно привыкал мыслить американскими пословицами и даже завел себе правило раз в неделю выучивать по одной). Савельев остался в прошлом, в дождливом и грязном городе, где Петр Семенович, бывало, часами мерз на остановках в ожидании автобуса. Он растворился где-то в небытии, став фантомом, из памяти изгладилась даже его улыбка – последнее в жизни препятствие к счастью.

МакКушены завели себе собачку, о которой Роуз мечтала еще на родине, но не могла себе позволить – йоркширскую терьершу по кличке Шанталь. Роуз выгуливала ее по утрам, а Петр Семенович по вечерам. Успокоившись, что никогда больше не увидит Савельева, Петр Семенович стал лучше спать и несколько прибавил в весе. МакКушены любили говорить о политике, а их младший сын вступил в республиканскую партию.

Однажды, когда Петр Семенович повез внучку, пятилетнюю Мэдисон, в Диснейленд, ему показалось, что в толпе мелькнул его давний сослуживец Плужников. И хотя Плужников, в отличие от Савельева, не сделал ему ничего плохого, Петр Семенович вдруг сгреб
Мэдди в охапку и, под взглядами удивленных прохожих, потащил орущую девчонку подальше от того места. Нет, к счастью, Плужников его не заметил. Он восторженно разглядывал парад шествовавших по дорожке диснеевских героев, махал утенку Дональду и был так поглощен этим, что ничто другое его не интересовало.

Отдышавшись, Петр Семенович начал корить себя за опасливость. Даже если они бы и столкнулись с Плужниковым нос к носу – что из того? Плужников никогда не приятельствовал с Савельевым и не питал к нему симпатии. К тому же, как проследил Петр Семенович, человек, махавший утенку, был вовсе и не Плужников – он доподлинно установил это, дождавшись, пока тот повернется.

Тем не менее Петр Семенович опять на какое-то время потерял покой. К счастью, сытая и счастливая жизнь быстро лечила разгулявшиеся нервы, и вскоре он уже забыл и о мнимом Плужникове, и о Савельеве.

Как-то утром Роуз, прокричав, что снова опаздывает на заседание клуба флористов, на лету чмокнула мужа в щеку и попросила его погулять с Шанталь – домработнице Пепе она свое сокровище не доверяла. Петр Семенович надел футболку, шорты до колен, подозвал собачку, и в эту минуту раздался звонок в дверь.

Ну конечно же, Клава опять в суматохе забыла ключи. Но обычно она трезвонит, а тут звонок был коротким и тихим, от него вдруг защемило сердце
“I’ll open!” - закричала Пепа, и, прежде чем Петр Семенович успел что-то сказать, пробежала мимо него по коридору и открыла дверь.
У порога стоял Савельев.