Прощай

На блестящем полу, покрытом шведским лаком, незатейливо играл солнечный лучик. Вся комната, замеревшая в оттенках цвета спелой ржи, медленно покачивалась в такт ветру, трепавшему занавески на разбитом окне. Солнце жгло душу, больно, нестерпимо, яростно, выводя на сердце контуры прошлой ночи, будто мстя за то, что это случилось в темноте. Мир за окном ревел, десятки тысяч голосов падали на землю и поднимались к небу, плача, моля, смеясь, усмехаясь. А в комнате было тихо. На столе лежали ноты; они в беспорядке были разбросаны по всей стеклянной поверхности, словно кто-то искал что-то в них и, не найдя, в отчаяньи бросил, не прикрыв от палящего солнца.
Кровать. Пуста – на ней никто не спал и спать уже не будет. Комната покинута. Собранные с такой любовью статуэтки индийских божеств сиротливо смотрели в лакированную поверхность пианино. Огромный рыжий кот лежал на стуле со смятой одеждой; его золотистые глаза блестели и настороженно смотрели на дверь – а вдруг кто-нибудь войдет? Дверь действительно отворилась и, чуть помедлив, пропустила человека. Он стоял, не говоря ни слова. Кот внимательно посмотрел на вошедшего и внезапно бросился к нему, увлекая за собой рубашки и влажные полотенца. Человек стоял, с интересом разглядывая комнату. Он поднял кота на руки и машинально погладил его. Человек ничего не говорил. В душе звучали какие-то странные мелодии на незнакомом языке, удивительно нежные и глубокие. Человек вздохнул и подошел к зеркалу. Из его глубины смотрели огромные светло-серые глаза, будто две запылившиеся жемчужины, на плечах, спадая локонами, лежали льняные волосы, маленькая хрупкая фигурка была полностью видна в золоченой раме. Это была девушка.
Человек испуганно отшатнулся от зеркала. Странное отражение продолжало все так же улыбаться. Потом он услышал голос, такой знакомый и родной: "Зачем ты здесь?" Человек обернулся. Перед ним стояла зеркальная девушка.
- Ты пришел… - прошептала она, подходя к нему и обнимая, - я знала, что ты придешь.
Мелодии враз замолкли. Человек отпустил кота и, высвободившись из объятий девушки, провел рукой по ее лицу. Она закрыла глаза.
- Ты не мираж? – спросил человек.
- Нет, - засмеялась девушка. – Я – твоя реальность.
- Так что же случилось?
…Этот разговор был самым тяжелым. Впрочем, все последние разговоры были такими. Не было уже непринужденного смеха, доверительного шепота, взволнованного молчания; не было даже злости и раздражения. Простые слова обретали осязаемую форму и с глухой тяжестью падали на пол. Все было сказано уже тысячу раз, и ничего нельзя было добавить. Все чаще в трубке образовывалась гнетущая пустота. Она томила, убивала, и сквозь нее было слышно, как бились их сердца.
- Я часто думаю, зачем судьба свела нас, - сказала Эмилия. – Не то что бы я жалею, но просто не пойму.
- Судьба иногда слишком плохо шутит, - резко ответил Артур, – раз все эти годы привязывала нас друг к другу. Ведь это совсем не нужно, да?
В душе с хрустальным звоном бились вазы.
- Может, ты и прав. Но я физически не могу положить трубку.
- Я тоже.
В комнате звонко пробили часы – одиннадцать.
- Эми, я хотел спросить тебя… Это не нужно, наверное, но…
- Спрашивай.
- Ты все еще любишь меня?
Эмилия грустно рассмеялась.
- Боже, какое детское слово! И ты говоришь совсем как ребенок. Такое ощущение, что ты абсолютно не повзрослел.
- Ты не ответила.
- Никогда не переставала. Но сейчас это уже неважно.
Артур замолчал.
- Ты здесь?
- Да, - выдохнул он. – Как ты сейчас живешь?
- Весьма своевременный вопрос на сороковой минуте разговора, - снова засмеялась Эмилия. – Можешь считать, что у меня все прекрасно.
- У меня тоже…
Снова били часы. Эмилия пыталась сосчитать, сколько раз, но не могла. Кажется, два, а, может, три.
- Знаешь, сколько времени?
- Нет. И не хочу. Ты торопишься?
- Куда я могу торопиться в такое время? – Эмилия зажала трубку между щекой и плечом и, изогнувшись, посмотрела на часы. Четыре!
- Знаешь, я все так хорошо помню. Все наши встречи, все наши разговоры.
- У тебя всегда была прекрасная память. Ты никогда не забывала того, что было для меня важно.
- А помнишь, как мы картошку по телефону жарили?..
Это было интересно. Эми сидела на диване, закутавшись в одеяло, потому что было уже довольно холодно, и говорила, что надо делать.
- Я не буду вилку доставать, да? – спрашивал Артур.
- Как ты так можешь? – возмущалась Эмилия. – Доставай!
- Так ведь никого же нет?
- Ну и что? Картошку посолил?
- Нет, а надо?
Чукча.
- Конечно, надо!
- Если бы я еще знал, где соль…
- На второй полке над плитой, в таком маленьком пакетике, посмотри, - рассказывала Эми.
- Ты уже и это знаешь? – удивился Артур.
- Да, - гордо ответила она. – Я всегда знаю то, что хочу знать.
- Ты у меня молодец! – похвалил он.
На колени прыгнул кот, потерся о щеку и начал урчать.
- Твой кот пришел?
- Да, передает тебе привет! – задорно ответила Эмилия.
- Ох, спасибо. Не ожидал! – наконец засмеялся Артур. – Ему тоже.
- Слышь, рыжий, тебе привет, - гладя кота, ответила Эмилия.
- Эми, - изменившимся голосом вдруг произнес Артур, - у тебя все еще длинные волосы?
- Ты угадал, - просто ответила она. – Но, наверное, ты уже спать хочешь?
Часы были пять. Скоро рассвет.
- Есть немного. Давай прощаться.
- Прощай…
Это прозвучала слишком мрачно.
- Не так, Эми. Я тебе еще позвоню.
- Нет. Я все время хотела тебе сказать, но не могла –
- … ты уезжаешь? Это правда?
- Правда. Через месяц.
- Прощай.
В трубке глухие гудки. Долго, полчаса, наверное. Она так и не сказала – не хватило сил. Перед глазами падали тонкие желтые листы из истории болезни, голова гудела после сеансов химиотерапии, волосы… раньше длинные, густые, теперь оставались в пальцах, когда она к ним прикасалась. Глаза врачей, иногда сочувствующие, иногда безразличные, прозрачная кожа на руках, сумка со светло-кремовым платьем, которое она раньше никогда не одевала – берегла… Об этом никто не знал, Эмилия хотела прожить последние месяцы, точнее, месяц, как прежде. Все знали, что она уезжала куда-то очень далеко, никто не знал куда, а она об этом не говорила. Что ей еще оставалось? Детская дружба с Артуром, переросшая в огромное, сильное чувство, их разрыв, болезнь, больницы, утомительные консультации, круговорот лиц и событий, после которого она просыпалась, глядя в белый потолок палаты, - а теперь еще этот звонок… Эмилия чувствовала себя совершенно обессилившей. Артур говорил с ней так, как прежде, будто ничего не произошло, будто он ничего не знал… Но он действительно ничего не знал, и говорить ему что-либо уже не имело смысла. Пусть лучше думает, что она уезжает.
Эмилия, наконец, опустила трубку и встала, расправляя затекшее тело. Поздно. Все слишком поздно. А она так мечтала, как будет гулять в парке по утрам с Артуром и их детьми. Эмилия представляла, как Артур берет ее за руку, гладит ее волосы, как раньше, но все перечеркивали стеклянные баночки из-под ампул морфия, лежащие перед глазами. Эмилия собрала лекарства в одну коробку и вынесла ее в подъезд. Она подошла к пианино, взяла ноты и положила их на стол. Больно. Мыслей уже не было, она механически распустила волосы и отворила окно. На улице свежо. Боже, как плохо и как прекрасно! Эмилия встала на подоконник, не осознавая, что делает, и вдруг зарыдала. Она уцепилась рукой за выступ стены и посмотрела… но не вниз, а вверх. "Ты ушел, когда солнце закатилось, - пела Эмилия на испанском, - а ночь слишком злая, она меня не отпустит, потому что я у нее в плену. Ты не слышал меня, потому что я молчала, и не пришел, потому что я тебя не звала. А сейчас я кричу, и ты не отвечаешь, - плакала она, - я буду для тебя в солнце, в небе и во сне, я росой умою тебя, я разбужу тебя звоном колокольчиков и успокою шумом моря. Потому что я - в тебе". Эмилия выпрямилась и шагнула - куда, она не знала, просто сделала шаг и вдруг почувствовала, что ее держат чьи-то сильные руки. Она обернулась – незнакомая женщина, удивительно теплая и какая-то солнечная, прижимала ее к себе. "И ты придешь на рассвете, потому я тебя жду, - запела женщина в ответ, - и ночь меня отпустит, потому что я - в тебе". Эмилия глубоко вздохнула и посмотрела на небо. Оно начинало светлеть. Ее тело тяжелело, а потом вдруг стало таким легким, и она почувствовала, что очень устала. Она видела звезды и море, и коралловые рифы, и как спят белки в лесу, и как просыпаются лебеди. Женщина пела ей, но Эмилия уже не разбирала слов. Она видела себя лежащей на тротуаре, видела, как Артур сидит за пустым письменным столом и смотрит в окно. Она хотела утереть слезы, но почувствовала, что у нее их нет. Она закрыла глаза…
Артур очнулся. Рядом с ним никого не было, кроме урчащего кота, который упорно не желал слезать с его коленей. Он прикоснулся к зеркалу – ее не было. Артур часто приходил в эту квартиру после смерти Эмилии, кормил кота, вытирал пыль, но ничего не трогал. Все оставалось таким, как в ту ночь. В душе снова зазвучала мелодия. "И я приду, когда тебе будет плохо, я утру твои слезы лепестками фиалок, я высушу твое горе солнечным теплом и убаюкаю тебя шумом моря. И я буду рядом, потому что я - в тебе".