Когда глаза...

Звоню в дверь уже чуть ли не полчаса. Дилара не открывает. Спит, наверное. И спит крепко. А я с утра пораньше пришёл в гости. «Кто ходит в гости по утрам – тот поступает мудро. Тарам-тарам! На то оно и утро». Я опять нажимаю на кнопку звонка. Мне, как он звонит там, за дверьми, слышно, а Диларе – не слышно. Ладно. Попробуем по-другому.

Я спускаюсь на первый этаж. Тут же, у подъезда, телефон-автомат. Я набираю номер телефона интересной мне женщины, дожидаюсь гудка и - стрелой обратно на седьмой. Высоковато, но лифт работает.

Приложил ухо к двери – нормально, звонит во всю ивановскую. Пять минут, шесть – абонент не выдержал. Слышу – Дилара ругается, бежит к телефону. Слава Богу, проснулась. Теперь можно повторить звонок в дверь: тарам-тарам!

Открыла сразу:
– А, это ты… А мне тут с утра телефон спать не даёт. Вот же люди! Выходной день - и не выспишься!

Дилара хорошенькая женщина. Ей около тридцати и она чуть меня старше. Поэтому я не могу сказать, что она молоденькая. Но на вид она ещё очень даже и ничего, хорошо сохранилась. Дверь открыла в каком-то нежном газовом облаке – голубом пеньюаре, наброшенном прямо на голое тело. Голее некуда. Розовые соски, кудрявый островок между бёдер – всё комфортно, без напряжения, просматривается. Дилара этого абсолютно не замечает. Не замечает, что у меня округлились глаза, и почти остановилось сердце. Бежит на кухню ставить чайник.

Мы очень мало знакомы. Ну, несколько раз вместе попили чай. И один раз – даже коньяк. Болтали, хохотали. С ней очень легко, с Диларочкой. Она умеет как-то по-особенному готовить курицу. Пересыпает кусочки всякими приправами, потом ставит в духовку.

Как-то я пришёл к ней с коньяком, она приготовила именно такую курицу. Засиделись допоздна, я стал ныть, что трудно добираться домой. Далеко, такси не поймаешь. Дилара, конечно, не зверь, пожалела. Разрешила остаться. Постелила мне отдельно, на полу.

Потушили свет. Дилара – в двух шагах, на диван-кровати. У меня сна – ни в одном глазу. Лёг на один бок – что-то жёстко. И на спине неудобно. Лёг на другой бок – ничуть не лучше. Лучше, конечно, там, где Дилара. Диван всё-таки. Интересно – уснула уже, или нет? Зачем спрашивать? Тихонечко рядом прилягу и буду спокойно спать – она и не заметит.

Снимаю плавки и, как уж, почти бесшумно, вползаю к Диларе под лёгкое одеяло. Тишина. Конечно, уже спит. Дотрагиваюсь ладонью – голая. Дотрагиваюсь ещё – голая совсем!

– Саша! – лениво и сонно говорит Дилара, - давай спать! Ну, уж – дудки! Что я – покойник что ли? Рядом со мной такая красота в полной открытости, а я – спать? Да я уже… Да у меня уже… Даже волосы дыбом встали!.. Не помню, как оказался сверху. И всё восхитительно женское – груди, живот, бёдра я уже ощущаю своим телом, и обнажённая нога Дилары уже во всю её длину обхвачена, сжата моими бёдрами, икрами, коленями.

- Нет! – говорит Дилара. Нет! – и всё тут. И начинает сопротивляться. По-настоящему.

– Как – нет?! – я не понимаю. Всё так хорошо складывалось, и вдруг - нет? Настаиваю. Даю волю бессовестным рукам. Это же надо – столько всего, совсем рядом и – нельзя! Лезу целоваться. Дилара сжимает губы, выворачивается. Обнявшись крепче двух друзей, катаемся по кровати. Сплетясь, как пара змей. Оба уже вспотели, тёплые груди Дилары по мне скользят, одеяло давно уже валяется на полу…

Нет, я не сторонник насилия, я просто не могу понять – почему?.. Ну - хоть поцеловать!..

И тут губы Дилары перестают сопротивляться. Они делаются мягкими, раскрываются навстречу моим, и сразу случается горячий жадный любовный поцелуй.

Дилара уже не сжимает колени, она обнимает меня, и я уже могу делать всё, что хочу. И я собираюсь это сделать, но… поздно. Получасовая борьба в постели с обнажённой женщиной не могла не сказаться определённым образом на моих мужских способностях. Семя бесполезно разбрызгивается на бёдра и лоно бедной женщины, я падаю рядом.

Мне в тот момент хотелось не просто упасть, а исчезнуть, провалиться сквозь этажи, сквозь землю, чтобы Дилара никогда меня уже не увидела.

Не дожидаясь утра, я тихонько сбежал.

Потом как-то собрался с духом, позвонил. Услышал, как Дилара смеётся. Как она разговаривает. И я себя спросил: - А что, собственно, произошло? Почему это я не могу снова её увидеть? Хотя бы – только увидеть? И я это Диларе сказал, когда опять чем-то смешил её по телефону. – Хотя бы увидеть, - сказал я. - Конечно, - в любое время, - ответила мне Дилара. Я могу увидеть её в любое время, когда только захочу.

Разговаривали мы в пятницу вечером. В субботу утром, в половину десятого я уже стоял у двери Дилары Садековой.

И вот она, как ни в чём не бывало, почти, в чём мать родила, побежала на кухню готовить чай. Чего-то там рассказывает, смеётся. Достаточно громко, но я не слышу, вернее – не понимаю ничего. Голова идёт кругом. У неё розовые соски… Ладно. Шутить так шутить. Быстро раздеваюсь и прячусь за кресло.

Вот она появляется из кухни, спрашивает, где это я, а я оригинально выпрыгиваю из-за кресла. Эффект превзошёл все ожидания. Визг, как будто тут леший объявился, или же вдруг мышь, откуда ни возьмись, выскочила. Разобрались, правда, быстро, что не мышь и не леший. А это я, Саша. И что чай мне не нужен никакой. Я стал целовать Диларочку и слышал через тонкую синтетику, как сильно колотится, ещё не оправившееся от испуга, её сердечко.

А потом тут же, на кресле, уже без пеньюара… Недолго, всего несколько минут, но вот уже забилась, не сдерживаясь, закричала подо мной Дилара, как чайка, громко, неожиданно. И - затихла.

Лежала, закрыв глаза. Потом как будто очнулась. Посмотрела на меня, отвела глаза в сторону и тихо рассмеялась.

– Что? Что? Диларочка, - спросил я. Она, всё так же глядя в сторону, сказала:
- Странно… У меня так никогда не бывало в первую встречу с мужчиной. У меня вообще это бывает редко. Очень редко.

Про себя я подумал:
- Ну, не сказать, чтобы так уж и совсем у нас произошла первая встреча. Уже была проделана в этом направлении определённая работа.

А насчёт женских оргазмов, то я считал, что у женщин они случаются так же естественно, как и у нас, мужчин и происходят автоматически, синхронно с партнёром. Оказывается, не всегда. И не у всех.

И мы с Диларой стали встречаться. И нужно ли уточнять, что первоочередной целью наших свиданий была постель. А в ней всё у нас происходило очень даже замечательно, всякий раз по-другому и, как при употреблении наркотика, требовало постоянного увеличения дозы. Я всё дольше задерживался у Дилары. Когда у влюблённых потребность в общении достигает отметки двадцать четыре часа в сутки, они подумывают о женитьбе или, как минимум, о совместном проживании.
Ну, об этом позже.

Пока же мы беззаботно встречались, а в минуты отдыха Дилара восполняла мои пробелы в образовании на тему «Женские оргазмы и как они важны в повседневной жизни». Естественно, речь шла не о женщинах вообще, а тема рассматривалась на конкретном примере жизни Дилары Садековой.

Дилара была замужем. Вышла по любви. Но любовь к мужу Асмусу стала угасать сразу же после первой брачной ночи. Кто мог подумать, что супружеские отношения – это такой кошмар? Весь следующий день после разрушения невинности Дилара провела в слезах в парке на скамеечке. И это есть любовь? Навалился, посопел, поразрывал всё внутри, чмокнул в щёчку и - уснул.

Асмус, Асмус, почему ты оказался таким?

И, тем не менее, Дилара теперь замужем. Она теперь должна ложиться с мужчиной в постель каждую ночь и исполнять то, что называется супружеским долгом. Неужели так у всех? Тогда непонятно, для чего всё-таки люди женятся? Для чего девушки торопятся выйти замуж?

К вечеру Дилара немного успокоилась. Она подумала, что всё как-нибудь наладится. Дома её встретил встревоженный Асмус - что случилось? Не обидел ли кто?

Когда они ложились спать, Дилара сказала, что у неё сильно разболелась голова.

Через полгода они разошлись.

А потом в жизни Дилары появился-таки мужчина, который подобрал ключик к её сердцу. Им оказался огромный сорокалетний грузин по имени Томази. Определение «темпераментный» опущено тут по умолчанию.

Естественно, серьёзным отношениям предшествовал период интенсивного кавказского ухаживания. В общем-то, трафарет, обычная схема охмурения доверчивых девушек из равнинных местностей.

Горцы, выходя на охоту со вполне конкретными, оздоровительными для своего организма целями, особо не напрягают себя, чтобы эти схемы как-то разнообразить. Да и зачем?

Трафарет работает всегда, в принципе, безотказно.

Итак: со стороны Томази были цветы, подарки, катания на автомашине «Жигули-люкс», посещения лучшего в городе ресторана под названием «Центральный». Вежливый, обходительный Томази в любом обществе, куда приводил Дилару, оказывался его душой. Приказывал – все слушались. Шутил – все смеялись.

А к Диларе на этих встречах, вечеринках, праздничных мероприятиях относились, как к королеве.

И кому из женщин такое не понравится?

Дилара ещё не влюбилась, но уже прониклась к Томази глубоким расположением.

Однажды он попросил Дилару составить ему компанию, вечером пойти на день рождения к другу Васо. Перед этим заехали в магазин самых дорогих импортных нарядов для женщин, и Томази предложил Диларе выбрать приличное платье, туфельки – ну и – всё, что она захочет, пусть поговорит, посоветуется с продавщицей. О цене беспокоиться не надо.

И кому из женщин такое не понравится?

Дилара примеряла платья, и все они казались ей восхитительными. Но нужно же иметь совесть. Остановилась на одном – светло-палевом, с очень открытыми плечами и с глубоким вырезом сбоку до бедра. Ну, конечно, туфельки.

А какой выбор женского белья оказался в этом магазине! Продавщица показала несколько десятков разных комплектов. Диларе понравились ажурные трусики в виде яркой разноцветной бабочки. Но, когда она рассмотрела их поближе, оказалось, что они с браком. Зарубежные портные забыли пришить с другой стороны бабочки ещё один треугольник, оставили только шнурок. Молоденькая продавщица увидела замешательство на лице Дилары и рассмеялась:

- Берите, берите, сейчас во Франции именно такие все носют.

Она оглянулась по сторонам и, убедившись, что в отделе никого больше нет, быстро приподняла края своей коротенькой юбки и весело повернулась несколько раз перед Диларой:

- Правда, здорово?! Берите, ему понравится!

– Кому? – спросила Дилара и осеклась. Подумала, что выглядит уже совершенной дурой. В трусах не разбирается. Пришла с мужчиной, делает на его деньги покупки и хочет сохранить мину, что не имеет к нему никакого отношения. Не объясняться же тут с этой крашеной куклой, что у неё с этим грузином нет ничего серьёзного, что они просто друзья. Очень хорошие друзья.

Дилара попросила завернуть ей тот комплект белья, где к шнурочкам были пришиты всё-таки два треугольничка телесного цвета – и сзади и спереди. Потом подумала, и сама добавила в пакет ещё и цветную бабочку.



Вылетела из магазина, как на крыльях, вся в коробках и пакетах. Томази тоже, кажется, был очень доволен.

Сказал, что по дороге нужно ещё остановиться у ювелирного магазина.

Дома Дилара долго вертелась перед зеркалом, примеряла покупки. Достала из пакета бабочку. Ну, как не примерить! Сбросила с себя все одежды, завязала с боков шнурочки. Красиво, конечно. Повернулась… Нет… К этому надо привыкнуть. На вечер она, конечно, их не наденет. Остановилась на телесных. Всё-таки с двумя треугольничками чувствуешь себя как-то защищённее.

Странно – когда надеваешь хорошие вещи, будто и сама становишься другой. Изящной. Тонкой. Красивой.

Когда вечером Томази заехал за Диларой, у него просто перехватило его грузинский дух. Он вручил своей принцессе огромный букет цветов, пригласил пройти к машине, а сам стал спускаться по лестнице следом, но как-то с затруднениями, запинаясь. Уже на улице Дилара его спросила:

- Томази, вы, случайно, не заболели?

Охрипшим голосом он постарался её заверить, что всё в порядке.

Дверь в квартиру Васо Томази открыл почему-то сам, у него оказался ключ. Дома никого не было. В зале стоял стол, на который из-за изобилия всяких продуктов яблоку некуда было упасть. В центре – опять цветы. Огромный букет алых роз. Наверное, всё распродал бедный грузин и купил этот букет. А на сдачу чёрную икру, красную рыбу, заморские фрукты и восточные сладости.

И кому из женщин такое не понравится?


Дилару отсутствие в квартире гостей и хозяев вначале насторожило. Но потом это чувство прошло. Ну, разве можно бояться кого-нибудь, когда рядом такой добрый, такой надёжный друг, как Томази?

И она прошла и села на красивый, обитый красным бархатом стул с высокой спинкой, который стоял на одном конце овального стола, и к которому её пригласил Томази. А, напротив, на другом конце, сел он сам, на такой же красивый стул.

Он потом, после ужина, не то чтобы изнасиловал Дилару, нет. Он взял её силой. Всё-таки она почему-то до конца не думала, что у него, у этого доброго, обходительного мужчины, на уме только одно. Когда Дилара это поняла, - Томази к ней подсел, стал целовать плечи, просовывать руки в разрез платья, - когда она это поняла, она попыталась уйти. Выскочила из-за стола, побежала к двери. Пыталась открыть замки. Но их было много, и они не открывались. Томази с места не двигался и просто молча за Диларой наблюдал. Потом встал, тоже подошёл к двери. С улыбкой посмотрел в испуганные чёрные глаза Дилары. Погладил по длинным чёрным волосам. Сказал на грузинском какие-то, наверное, очень добрые, ласковые слова. Потом одним сильным движением правой руки рванул на ней платье сверху вниз, прямо от груди. Так, что маленькие груди Дилары выпали, выплеснулись из лифчика наружу.

Ещё несколько мгновений Томази смотрел, как Дилара стоит перед ним, среди палевых лохмотьев роскошного своего платья почти нагая, в тонких телесных плавочках, прикрыв груди обеими ладонями.
 
Потом он отнёс её в спальню на огромную кровать, где всё уже было приготовлено к приёму дорогой гостьи.

Нужно отметить, что до этого у заводного кавказского обольстителя всё шло, как по маслу. Катал, дарил, угощал. В конце концов – заманил, раздел. Все пункты нехитрого шаблончика, как всегда, осваивались без проблем, пролетали, как полустаночки, и впереди уже маячило долгожданное, вымученное счастье обладания. Почему вымученное? Потому что ухаживание за женщиной день за днём просто так, без полового удовлетворения, причиняло бедному Томази нечеловеческие мучения.

В самые критические моменты (у мужчин тоже бывают критические дни), он подъезжал к гостинице «Нурлан», хватал со скамейки, не глядя, первую попавшуюся проститутку, отвозил к себе на дачу и там, всю ночь напролёт, рыча и кусаясь, пытался утихомирить в ней своего взбесившегося дружка. Однажды ему попался трансвестит, но Томази обнаружил это только наутро. - Ну и ладно, - подумал он – какая, в принципе, разница?

Так вот. Отнёс Томази свою добычу на кровать. Дилара не сопротивлялась. Не цеплялась за остатки одежды – Томази тут же содрал с неё и трусики и лифчик – послушно раздвинула ноги.

На этом, собственно, победы Томази и закончились.

До седьмого пота он пытался пробудить в молоденькой женщине, хоть капельку участия – результата не было никакого.

Вообще-то у прекрасного пола, в особенности у тех, кто понимает, Томази пользовался громким успехом. У него была феноменальная потенция. Как у шлагбаума, нормальное положение открытое – то есть – в поднятом состоянии, так и у Томази состояние эрекции было нормой. Если в течение дня давление в брюках у Томази ослабевало хотя бы на полчаса, он начинал беспокоиться и подумывать о том, что нужно бы показаться врачу-специалисту.
 
 Томази привык к тому, что женщины с ним в постели плачут и стонут от счастья и много раз, представляя на месте очередной проститутки Дилару, думал, как удивлена, как обрадована будет она, узнав поближе о его замечательных мужских способностях.


Но Дилара не обрадовалась. Она даже как будто не обратила на них внимания.

Что, конечно, глубоко задело самолюбие Томази.

- Да не может такого быть! – сказал себе Томази. Кроме того, что он её сильно хотел (а хотел он всех женщин и всегда), Дилара ему ещё и очень нравилась.

И, проведя ночь в бесплодных стараниях добиться от неё хотя бы ответного поцелуя, Томази решил немного изменить тактику.

Наутро он был очень нежен. У кровати уже стоял букет свежих роз. Завтрак Томази принёс Диларе в постель. Кроме этого он постоянно просил прощения и объяснял коварство своё и несдержанность чувством большой и чистой любви, с которой он просто не в силах справиться.

И кому из женщин такое не понравится?

В общем, Дилара его простила. Если любовь, то, конечно, ладно. Ведь, в принципе, хороший человек, этот Томази.

Хороший человек продолжал на каждом шагу оказывать ей знаки внимания, стал запросто заезжать к Диларе домой. Конечно, оставался на ночь.

И – победил!

Через две недели, где-то уже под утро, на седьмом часу непрерывных и очень близких сексуальных отношений с настойчивым Томази, Дилара испытала чувство оргазма. Впервые в жизни!

Когда через неделю она это чувство испытала во второй раз, то поняла, что влюбилась.


Через неделю – это не означает, что Томази пришёл к ней в следующий раз через неделю. Он уже фактически жил у Дилары и своим половым интересом оделял её на каждом шагу в самом буквальном смысле. Обычное прикосновение, случайно брошенный на него взгляд, Томази рассматривал как призыв и моментально бросался его исполнять.

Поскольку оргазмы у Дилары стали получаться уже почти регулярно – один – два раза в неделю, то она считала, что ради этого всё остальное время стоит потерпеть.

Каждую ночь, с усердием графа Монтекристо, пробивающего в скале путь к свободе, Томази пробивался к её сердцу и, когда труды его вознаграждались криками Дилары – в эти минуты она кричала, как кричат морские чайки – только тогда Томази чувствовал, что как мужчина, он состоялся, и он был счастлив.

Ну и ладно, хороший человек, этот Томази, и Диларе повезло. Старался он её понять. Наверное, и действительно, любил. Или хотя бы - был влюблён.

Но тогда возникает вопрос:
- А почему он, если такой хороший и если любил, то не женился? Если у людей в половых отношениях наступает немыслимая красота, то они обязательно должны жениться. И, если позволяют здоровье и возраст – заводить детей.

Почему Томази не женился на Диларе, или – хотя бы не сделал ей предложения?

Ответ прост, как три рубля: потому что Томази уже был женат.

В далёкой Грузии, в маленьком горном селе его всегда ждала жена с красивым грузинским именем Дали.
И у неё уже были дети от Томази.

А в город Дилары Томази приезжал на какие-то бандитские заработки и на этот период ему, при его эпикризе, совершенно необходима была женщина. Лучше – постоянная. Ещё лучше – чтобы хорошенькая.

Дилара подходила вполне.

Только она с определённого времени стала задавать себе вот этот самый вопрос:

- А почему Томази на ней не женится? Или - хотя бы не предлагает руки и сердца?

Она бы, конечно, отказала. Ещё чего!

Но почему он никогда даже не заговорит с ней на эту тему?

И вот, когда Томази рассказал Диларе и про детей, и про Дали - тут то и начались про меж них настоящие, как у всех любовников, отношения. Которые и закончились согласно неписанным канонам этих самых отношений: Томази, конечно, дошёл до того, чтобы обещать жениться, но под разными предлогами это мероприятие откладывал.

Дилара взбунтовалась, стала угрожать разрывом. Потом привела угрозу в исполнение пусть не оригинальным, но действенным способом: когда Томази в очередной раз поехал к себе домой, в Грузию, Дилара отдалась президенту другой кавказской группировки, низенькому и толстому Гранти.

Дилара была очень довольна своей маленькой женской местью. Когда Томази от жарких объятий законной супруги захотел вернуться в жаркое лоно любовницы, она сразу же ему об этом объявила:
- У меня, мол, другой мужчина.

Томази разговаривал с ней по телефону, он собирался навестить Дилару после двухнедельной разлуки. Он уже купил цветы и в предвкушении встречи уже испытывал радостное возбуждение (слово «волнение» тут не подходит). И тут – «У меня другой мужчина». Это гром с ясного неба обухом по голове.

Но и это было не самое страшное. Хоть и обидно, конечно. Ещё как обидно! Самое страшное, самое обидное, самое унизительное было впереди.

- Кто он? – спросил Томази, надеясь втайне, что Дилара решила просто его немножко припугнуть.

- Так, один человек, - уклончиво ответила ему Дилара. Крупный бизнесмен. Круче тебя.

Обидно, конечно.

Но и это всё были мелочи, сущая ерунда по сравнению с тем, что ещё потом узнал Томази.

Он спросил:
- Он татарин?
- Нет.
- Русский?
- Нет.
- Грузин?..
- Нет.

Последовала длинная, глубокая пауза.

Потом осторожно, боясь самой страшной своей догадки, почти шёпотом:
- Армянин?

Дилара тоже выдержала паузу. Потом с наслаждением, как будто вонзая кинжал по самую рукоять в сердце врагу всего рода человеческого, она чувственно и внятно шепнула в трубку:

 – Да…


Дальше Томази не мог больше разговаривать. Он бросил трубку, выскочил из телефонной будки и стал рвать на себе волосы во всех местах, куда только мог дотянуться руками и зубами.

Когда я познакомился с Диларой, у неё уже не было ни Томази, ни Гранти.

 Она сказала мне, что я у неё седьмой. Мысленно пересчитала, загибая пальцы. Сказала, а потом задумалась:

- Да… седьмой… Неужели у меня было уже столько мужчин?

 Я почему-то представил, как семеро мужчин, изголодавшихся самцов, стоят голыми в одну шеренгу, со своими орудиями наизготовку. Великолепная семёрка. Среди них – я. А Дилара, тоже голая – напротив.

И как всегда, стеснительно улыбается.

Из всех прежних знакомств один Томази не мог забыть Дилару, не мог до конца её оставить. Он ей звонил, заезжал к ней на работу. Угрожал, уговаривал – требовал свиданий.

У Дилары завязывались новые романы, развязывались, а Томази всё пытался втиснуться промеж них. Бежал рядом с жизнью Дилары, свистел, корчил рожи и улюлюкал, но она уже всерьёз не воспринимала этого настырного грузина.

Хотя, когда у неё, случалось, достаточно долго не появлялось, не бывало уж совсем никого-никого, дверь Томази она открывала.
 
Дилара, конечно, не удержалась, чтобы, со свойственной ей, почти детской, откровенностью, рассказать бывшему своему любовнику (здесь речь идёт о Томази), о том, что она уже опять не одна. Томази на всех прежних было наплевать. Никого из них он не воспринимал серьёзно, а вот ко мне Дилару, которую до сих пор считал своей, приревновал. Обещал задавить на дороге своими «Жигулями-люкс». Дилара пересказывала мне со смехом об этих телефонных угрозах отверженного грузина. Говорила, что у него есть ещё и пистолет.

Наверное, чтобы ситуация в моих глазах выглядела ещё забавней.

Наши отношения успешно развивались.

Количество оргазмов у моей очаровательной подруги благополучно возрастало. Семь-восемь за одну ночь. На моих два. Один.

Все оргазмы рождаются у женщины в сердце, поэтому с ней не обязательно быть половым гигантом. Я не считал себя сильным мужчиной, и свои ресурсы расходовал экономно. Старался контролировать ситуацию. Если уж совсем бывало невмоготу, то уж только тогда расслаблялся, позволял себе разделить удовольствие с моей Диларой.

Иногда удавалось довести страстотерпицу до такого состояния, что наступивший у неё оргазм не заканчивался. Он как будто зависал, и тогда возникало впечатление, что женщина сошла с ума. Особенно часто это случалось, когда Дилара находилась сверху. Приседая всё сильнее, всё резче, она как будто впадала в транс и уже не могла остановиться. Крики морской чайки звучали всё громче, вызывая у соседей серьёзную тревогу. Однажды они даже вызвали милицию, подозревая, что у одинокой Дилары поселился какой-то изверг и вот сейчас, уж точно, её добивает.

И стражи порядка прискакали. Быстрее, чем скорая помощь. Нам пришлось всё бросить.
Что-то на себя накинув, и не особенно заботясь о том, удалось ли прикрыть голое, зацелованное мной тело, Дилара открыла двум молодым сотрудникам милиции в форме и разозлёнными для схватки с извергом лицами. Узнав о причине визита, расхохоталась и провела стражей порядка в спальню, где среди смятых простыней и подушек валялся кроткий я.

А я не нашёлся ничего им ответить, кроме как – ну что, ребята, по коньячку? И – прикрылся. Потому что почувствовал в глазах посетителей положенную им по должности моральную укоризну.

От коньячку они, впрочем, не отказались. У Дилары в холодильнике всегда была бутылочка армянского трёхзвёздочного. Мы прошли на тесную кухню. Я оделся - обмотался простынёй. Дилара – в том, в чём побежала открывать дверь. В шарфике и в мини-юбке, надетой задом наперёд. В пупке пирсинг – всё, как у людей. С соска забыла снять прищепку.

Милиционеры старались в её сторону не смотреть. Выпили сдержанно, по рюмочке. Закусили конфеткой. Узнали, что у нас медовый месяц. Хотя можно было ничего и не объяснять. Я спросил что-то о росте преступности на вверенном им участке, а также – делаются ли им доплаты, когда к нам в город приезжают президенты, за работу в выходные и в ночное время? Чувствуется, наступил на больной мозоль. Милиционеры попросили налить им ещё по рюмочке. Конфеткой только занюхали.

Потом вежливо взяли под козырёк и ушли.

Мы вернулись в постель. Я лежал на спине. Дилара легла рядом, прислонила голову к моей груди. Её длинные волосы рассыпались по мне лёгким, чуть прохладным, шёлком. Получилась такая утончённая ласка.

Глядя в потолок, я вдруг сказал:

- Дилара, - сказал я, - а это хорошо, когда у женщины много мужчин.

- Почему? - спросила она, приподняв голову, и посмотрела на меня недоверчиво.

- Понимаешь, женщина в начале своего женского пути – это драгоценный камень, который только добыли из шахты. А к тридцати-сорока годам это уже алмаз, обработанный мастерами.

Диларе понравилась моя такая точка зрения.

Мне почему-то особенно запомнился один осенний день, который мы с Диларой провели за городом. Выехали как-то в воскресный день на прогулку. Остановились у небольшой рощи. Это были вязы с широкими крупными листьями. И вот мы среди них гуляли. Просторно. Почти голые стволы уходили куда-то ввысь, все листья были там наверху, образуя ярко-зелёную, с жёлтыми пятнами, крышу.

У меня была кинокамера. Я снимал жёлтые узорчатые листья на ветках в лучах низкого солнца, холодную, сталистую воду ручья.

Дилара всё время находилась поблизости и смотрела на меня светящимися глазами. Я ходил, выбирал точку съемки, и всё время чувствовал на себе этот взгляд.

 Накануне я признался в любви.

Да, во взрослой жизни чаще получается так: мужчина и женщина встречаются, занимаются любовью неделю, месяц, год, а потом вдруг, ни с того ни с сего, чувствуют вдруг в себе потребность сказать друг другу обыкновенные и очень старые слова: Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ . Вроде ничего особенного. И о существовании этих слов мужчина и женщина, конечно же, знали и раньше. Но вот почему-то раньше не говорили друг другу этих слов. Несмотря на всю их простоту – почему-то не поворачивался язык.

А потом – ну, нет никаких сил, - это нужно сказать. Скорей, - ему, ей, - обязательно.

И всё же – не просто это. Мне, например, на это нужно было набраться смелости. И я не решился сказать о своих чувствах Диларе непосредственно, глядя прямо в глаза, а сказал по телефону. И сразу положил трубку.

А потом в воскресенье мы поехали за город. И была золотая осень. Тёмно-синее небо с льдинкой. Крики журавлей. Начало листопада в окрестных лесах и рощах.

И вот я снимаю облака, первый жёлтый лист, запутавшийся в сухой траве, сверкающую на ветках паутину. И всё время чувствую на себе взгляд Дилары. Она непрерывно смотрела на меня и улыбалась. Мы ходили среди деревьев, как школьники, взявшись за руки. Иногда я останавливался и заглядывал к ней в лицо. И Дилара смущённо отворачивалась. Улыбаясь.

Это после сотен, пережитых вместе оргазмов, мы как будто впервые тут, в роще, встретились. Как будто сейчас я должен бы найти предлог и хотя бы спросить у этой красивой женщины, который час.

А потом – как её зовут?

Когда мы вернулись в город в квартиру Дилары, мы опять стали взрослыми. На ходу срывая с себя одежды, мы набросились друг на друга как два голодных зверя. Самец и самка. Это была у нас самая неистовая, самая безумная, ночь.

Упав на меня после очередного, длившегося почти вечность, оргазма, Дилара прошептала мне на ухо:

- Ты жестокий… Сказал мне по телефону такое… и повесил трубку… И я со всем этим, таким огромным, осталась в квартире одна.

Ведь это мне одной, без тебя, совсем не нужно. А тебя не было…

Я уже заходил к Диларе, как к себе домой. Конечно – почти родня. Мог постучаться рано утром или глубокой ночью – она была рада мне всегда.


Ну и вот, значит, как-то утречком поднимаюсь я к ней на седьмой этаж, нажимаю на кнопку звонка, а мне не открывают. Я же знаю, что Дилара дома. Звоню ещё – никакого результата. Прислушался – а за дверью разговор идёт какой-то. На повышенных тонах. Ругается кто-то. Один голос я определил без труда – это была Дилара. Другой – мужской, незнакомый. Прислушался повнимательней – мужчина говорил с кавказским акцентом. Томази? Какого чёрта этому старому козлу здесь надо?! Я опять нажал на звонок и трезвонил до тех пор, пока мне не открыли. Открыл сам Томази. Бугай, весом под сто килограммов. Небольшая лысина указывала на избыток тестостерона.

Увидев меня, бугай как будто даже обрадовался:

- А вот и ми, - сказал. – Это он? Твой лубимый мальчик?

- Отойди от него, не трогай его! - закричала Дилара. Она была в своём пеньюаре-облаке.

- Ха-ха! – сказал Томази. – Не тырогать? Как раз его я сейчас и буду тырогать!

И он схватил меня за грудки и втащил в прихожую. Потом своим полированным лбом сильно ударил меня в голову. Затылком я стукнулся о стену и потерял сознание.

Очнулся привязанным к батарее у окна. Колготками Дилары.

Томази и Дилара ругались. Дилара сидела на диване, посреди неубранной постели. Лицо у неё было в слезах, по щекам стекала вчерашняя косметика.


- Это здэс, на этом диване, ты с ним кувыркалась и днём и ночью? – кричал Томази. Так ты что, его действительно лубишь? Лубишь? Лубишь, да?

Томази дал Диларе пощёчину:

- Нет, ты лубишь мина. И ми с тобой это ему сейчас покажем! Ми сейчас ему это покажем!

Томази оторвал ладони, которыми Дилара прикрывала своё лицо. Пинком опрокинул её на кровать. Дилара попыталась запахнуть раскрывшийся пеньюар, но он опять её ударил: - Чего стысняешьса, пуст смотрит, какая ты у него красивая!

У меня сильно болела голова. Я опять потерял сознание.

Когда я снова открыл глаза, Томази энергично насиловал Дилару. Он не снимал брюк. Его туша, дёргающаяся на распластанном теле молодой женщины, была похожа на разогнавшийся паровоз.

Потом он с неё слез. Сказал:

- Ну, красавица, тепер становис на четверенки. Вот тут, напыротыв сваего дуруга.

Дилара не шевелилась.

Тогда тяжёлой своей рукой Томази стал наносить мне пощёчины, обращаясь к Диларе:

- Еслы ты, подруга, нэ будэш мина сулушатса, я его тут савсэм убыю.

Дилара встала с дивана. Томази ободрал с неё пеньюар, отбросил в сторону:

- Станавыс!

И Дилара стала, как он ей приказал. На колени. Потом ещё и на локти. Голая. Прямо напротив окна. Напротив меня. Томази пристроился к ней сзади так, чтобы мне всё было хорошо видно, и продолжил своё мстительное занятие. Он мог дотянуться до меня рукой, поэтому, когда я пытался отвернуть голову, он бил меня по лицу, поправляя таким образом направление моего взгляда. В какой-то момент он выдернул член из Дилары. Губки не сомкнулись. Всё в ней так и оставалось открыто. Розовая пещерка ожидала продолжения.

Томази схватил меня за волосы, стал трясти и кричать:

- Сматры! Сматры - она минэ лубит! Видышь – как она минэ лубит!

Он звучно несколько раз ладонью шлёпнул Дилару по ягодицам. Потом его толстый зад отодвинулся ко мне, как будто замахнулся, и ушёл обратно туда, к Диларе. Самодовольно двигая тазом, Томази обернулся ко мне и сказал:

- Сматры, сматры! Сычас ты минэ будэш минэт дэлат!..

И тут… И тут Дилара закричала. Она закричала так, как кричат морские чайки. Как она кричала со мной в самые сладкие минуты наслаждения.

Потом всё кончилось. Сосем всё. Томази подошёл к дверному косяку и, как черенком лопаты, постучал об него концом, ещё торчащего, члена, стряхивая остатки семени. Он был очень доволен. Он доказал всем присутствующим, что со всех сторон был прав. И – какой я мужчина, если не мог за себя постоять и не смог защитить женщину. И – что Дилара его всё-таки любит, потому что – все видели – ей с ним очень хорошо.

Дилара лежала на боку почти со мной рядом. Глаза её были закрыты. Длинные волосы спутались. Они были мокрыми от слёз и местами прилипли к лицу, испачканному подтёками туши для ресниц.

- Ладно, Дилара, вставай. Пырасты мина, пожалуста! – пагарачылса. Прынэсы коньяку, надо это дэло атмэтыт! – Томази совсем стал добрым. – Ну, же! - тут же прикрикнул он на Дилару, которая оставалась лежать.

Дилара поднялась, путаясь, надела свой голубой пеньюар. Кажется, навыворот. Она долго не показывалась из кухни, и Томази снова пришлось на неё прикрикнуть.

И Дилара подала ему коньяк. Красиво, на подносе. С развёрнутой и поломанной на кусочки плиткой шоколада.

Томази с удовольствием выпил. Откусил шоколадку. Сказал Диларе:

- Ладно, разважи этого сылизняка. Пуст катыца скарэй атсуда. Чтобы я его болше нэ выдэл. – Ну, быстрей давай. А мы с тобой сейчас гулят будэм!..

Томази не удержался от соблазна и, когда я уже выходил, он сильным ударом столкнул меня с лестницы.

Ничего. Всё, кажется, обошлось. Зубы у меня остались целы, кости не сломаны. Почки, печёнка не пострадали. Лицо, правда, распухло, неделю не открывался правый глаз – но это мелочи. Болела душа. В груди всё ныло и жгло при воспоминании о пережитом унижении. Ещё там, у Дилары, привязанный к батарее, я поклялся себе, что убью этого подонка. И у меня созрел план, исполнению которого, как я думал, ничто не могло помешать.

Когда здоровье немного поправилось, я позвонил другу Виталию. У него был самодельный револьвер. Мы иногда выезжали с Виталием за город и тренировались в стрельбе по бутылкам.



Разговор, конечно, был не телефонный. Мы встретились. И я попросил у Виталия револьвер. Насовсем. И так, чтобы он забыл, что у него когда-нибудь этот револьвер был.

Я знал, как Виталий дорожил этой вещью. Сделать в домашних условиях, в сарайчике, боевое оружие, которое точно попадает в цель с двадцати пяти шагов – это сумеет далеко не всякий. Это вам не раму на велосипеде заварить, не гайку выточить. И всё же я попросил. И Виталий не стал задавать лишних вопросов. Только спросил: - Когда?

Когда? Я ещё не знал сам. Где Томази? Как там Дилара? С того жуткого утра я так ни разу и не собрался с духом ей позвонить.


И вот звоню. Дилара была дома. Но разговор с ней получился какой-то вялый. Дела ничего. Здоровье ничего. Всё как-то вокруг, да около. Наконец, я решился, спросил о том, что меня больше всего мучило:

- Томази… Он… приходит?..

В трубке повисла тишина. Дилара долго молчала, я уже подумал, что на телефонной линии случился обрыв. Как вдруг услышал:

- Его нет.

- Он уехал? – я тут же подумал, что Томази опять поехал к себе в Грузию, и получалось, что мои планы мести откладывались на неопределённый срок.

- Нет, - ответила Дилара, - его совсем нет.

- Как? – переспросил я, - куда же он пропал?

- Дорожное происшествие. Упал с моста и разбился.


Я не поверил. Мне показалось, что я ослышался. Но всё было действительно так. Томази разбился. В то самое утро он у Дилары пробыл недолго. Как всегда, у него были дела, ему нужно было делать деньги.

Выкинув меня из квартиры, он наскоро выпил ещё рюмку коньяка и уехал.

Вечером Дилара включила телевизор и совершенно случайно услышала, что водитель автомашины «ВАЗ-2106» Агладзе, находясь в нетрезвом состоянии, не справился срулевым управлением и, проломив ограждение, упал с моста в речку Дженешке.

С Диларой мы встречались ещё около года. Разошлись. Причины разрыва? Тогда они казались значительными. Спустя пару лет – смешными. Сейчас понимаешь, что просто – не судьба.



Прошло много времени. Я окончательно возмужал. Настолько, что у меня не только появилась семья, но уже и выросли сыновья. А в прошлом году родилась маленькая внучка Катенька.
Всю жизнь я сажаю деревья. Яблони, вишни, груши. Но не собрал ещё ни одного урожая. Я заметил, что у нас есть такая семейная примета: если на молодом дереве появляются первые плоды – значит, скоро мы уедем куда-то на новое место. А груши и яблоки будет собирать тот, кто поселится в нашем доме.

Судьба… Да, я посадил дерево, вырастил сыновей, и у меня уже не один раз был дом. Комплект, которым необходимо в жизни обзавестись каждому.
Но всегда мне хотелось чуть большего. Мне хотелось, чтобы у меня когда-нибудь появилась своя Книга.
И она вышла из печати тогда, когда надежды на издание у меня уже не было никакой.

Иначе, как чудом этого объяснить нельзя.

На радостях я стал раздавать, дарить свою Книгу друзьям и знакомым. И, конечно же, когда представился случай, и я оказался в городе своей молодости, я решил отыскать Дилару. Я хотел и ей подарить на память свою Книгу.

Я быстро её нашёл. У Дилары появился свой магазин. Магазин женской одежды. Он пользовался в городе большой популярностью, и Дилару многие знали.

А в магазине мне пришлось подождать всего несколько минут, её вызвали, она вышла. Дилара сразу меня узнала и ещё издали рассмеялась. Да, она, конечно, изменилась. Ну, чуточку располнела, стала ближе где-то к Рубенсу. И… Вот мы стали разговаривать, я, как всегда, острил, она смеялась, но, как она заметила вскользь, ей было немножко неловко оттого, что она уже не такая стройная, не молодая, как раньше, как тогда… Это она мне, орлу с облезлыми перьями, такое говорит!

– Книга?! – Дилара обрадовалась, как будто это у неё случился в жизни такой праздник.

Но подарки не делаются наспех, на бегу. И мы решили встретиться вечером в кафе. Я осторожно поинтересовался насчёт курицы в пряностях, но Дилара опять рассмеялась:

- Нет, дома будет муж, и он не очень обрадуется, если увидит тебя.

Я вспомнил многонациональный состав её избранников и поинтересовался:

- Прости, пожалуйста, об этом спрашивать как-то неприлично, но… он у тебя не… африканец?..

Всё, о чём я ни спрошу, кажется Диларе очень смешным:
- Что ты! Нет! Он из Бангладеш и зовут его Фазлул! Он не курит, не пьёт и очень набожен.
 
Ну, вот… полегчало… Не африканец… Хотя мне-то какая разница. Лишь бы не грузин.

И вот мы в кафе. Друг против друга за маленьким столиком. Крупными кусками армянский шашлык из свинины. Полусухое красное вино.

Я достал пакет с Книгой:

- Дилара, я написал тебе тут в начале: « Когда глаза, которые тебя видели, потускнеют, растраченные на взгляды…». Помнишь? В книге есть это стихотворение.
Да, Дилара помнила. Дилара всё помнила.


 Слово за слово – я не мог не спросить:

- Томази… Ведь ты его тоже любила. А никогда потом о нём ничего не говорила. Ни плохого, ни хорошего. Как будто его не было никогда.
 
Дилара подозвала официанта и попросила принести бутылочку армянского коньяка. Трёхгодичной выдержки.

Молча выкурила две сигареты. Принесли бутылку. Я налил в рюмки, Дилара сразу выпила.

И сказала:
- Это он тогда… из-за меня… Вернее, это… это я его тогда убила…

Она замолчала. Я тоже не знал, как себя вести в этой ситуации. Убила? В каком смысле? Как мне помнится, его, Томази, никто не убивал. Он сам разбился в ДТП. Туда ему и дорога, Царство ему Небесное.

Я ждал, когда Дилара выкурит ещё одну сигарету. Ничего не понимал. Но ничего и не спрашивал.

Сигарета кончилась. Дилара загасила крошечный, испачканный алой помадой, кончик, в пепельнице:

- У меня, может, ты помнишь, была подруга Надя. В аптеке работала. И вот она, перебирая у себя на работе в сейфе разные упаковочки, показала мне две ампулы. Яд. Импортный. Без цвета, вкуса и запаха. Действует не сразу. Нарушается координация движений, становится весело… Потом смерть. Не выдерживает сердце. Причину определить очень трудно. Дефицит страшный. Дали по великому блату в аптекоуправлении. Из заначки для обкома партии. Прислали для какого-то аппаратчика, а он возьми, да и умри раньше, от инфлюэнцы.

Что-то меня дёрнуло:

- Дай мне одну!

Надя рассмеялась:

- Зачем тебе?

А я прямо вцепилась:

- Ну, дай, дай, дай!

И с тех пор у меня на кухне, «в месте, исключающем случайное употребление», хранилась эта ампула.

А потом… Ну, ты это помнишь… Ах, какая всё-таки гадость… Как я его тогда возненавидела! И как мне было стыдно перед тобой за те крики, что у меня вырвались. Ведь мне было ненавистно, противно каждое его движение. И тут… Не хотела я, не хотела, не хотела!.. Ведь тебя любила.

Я никогда и никого уже так не любила…

Он потом потребовал коньяка. И я ему его приготовила. Задержалась – никак не обламывался конец ампулы. Порезалась. Кусочек стекла упал в рюмку. Доставать было некогда. Эта сволочь орала, чтобы ему скорей подавали.

Он так ничего и не заметил. Был в хорошем настроении…


Мы помолчали. Дилара выкурила ещё одну сигарету. Я разлил в рюмки коньяк. Выпили, не чокаясь.

И сразу же забыли, забыли обо всём об этом. На столе лежала Книга. Мы не виделись тысячу лет, и нам было чего хорошего вспомнить.


Провожая Дилару к её дому, я взял её за руку, и мы прошли так несколько шагов.

Дилара… Дилара…

Нет, не может быть!.. Убила человека? Ну, да, я тоже хотел его убить, но – смог бы?..

Уже в самолёте я нашёл стихотворение, строчками из которого подписал Диларе Книгу, и которое никогда не получалось прочитать на память от начала до конца:


Когда глаза,
которые видели тебя, потускнеют,
растраченные на взгляды,
Когда волосы,
которые тебя волновали,
будут сострижены
и вырастут новые,
И одежда,
 которая ещё тебя помнила,
будет израсходована
на
половые тряпки,
И ил повседневных,
никчёмных событий
Занесёт серой своей шелухой
Всякое воспоминание о тебе,
Можно случайно задохнуться
От запаха прелых листьев весной,
По которым когда-то счастливо
ступала
 ты...