За столом на кухне

Хазар Джон.




Я сижу за столом на кухне и ем. Режу буханку ломтями, - не толще полтора сантиметра, - намазываю масло, и укладываю с верху ломтики сыра. Получается не плохие бутерброды с сыром. Уже три утра, а я еще не ложился. Ем я, не спеша, тупо разглядывая различные царапины на двери напротив меня. Каждая царапина имеет свою историю. Вот эту поставил я. Помню, мать попросила меня, что бы я, вынес стулья в подъезд, и там их протер влажной тряпкой. Тогда я взял сразу, по два в каждую руку и задел ножкой стула дверь. А вот эту поставил отец, когда со злости бросил стакан в дверь, во время очередной ссоры. Вот царапины, от измерения роста. Вертикальная полоска, а с боку горизонтальные царапины с записью длинны и даты. А вот царапины от игры в ДАРТС. Мы с матерью по очереди бросали дротики и смеялись при каждом промахе. В начале промахов было больше, поэтому дверь в этом месте была будто изстрелена из пулемета. Было еще уйма различных царапин. Хотя дверь за двадцать лет уже несколько раз перекрашивалась. Некоторые царапины все еще были видны.

Никогда недумал, что на двери можно написать историю. Пусть не большую, но историю. Историю моего прошлого, которого больше нет.


В три сорок прозвучал звонок. Телефон стоял тут же на кухне - на подоконнике. Я поднял трубку, но говорить не стал. Я знал кто это.

- Все не спишь? – прозвучал голос в трубке. – Слушай, я знаю, что ты на меня зол, но нам нужно встретится сегодня. Нам нужно поговорить. Я тебя сегодня буду ждать в центре, у памятника. Ровно в семь утра.
 
Я бросил трубку, так ничего и неответив. Он время от времени присылал конверт с деньгами, которые я даже и не открывал. Думал, придет время, и я их верну ему. Я думаю, что на встречу сним стоит пойти хотя бы ради того, чтобы их вернуть.

- С еще одной годовщиной твоей смерти, мам! - произношу я, глядя на дверь.

Из квартиры я вышел в пять утра. Вышел в том, что и было на мне - лишь накунул сверху легкую ветровку. Прихватил пачку конвертов. Бросил их в сумку. Метро было прямо в парке, где стоял памятник. Туда я приехал за час, до назначенного. Сел на мраморную скамейку, и стал разглядывать странные фонари, которые висели на столбах. Сам столб был еще более или мене, но фонари…, это уже другой разговор. На каждом столбе по три фонаря в виде детских сосок. Наверное, архитектор задумывал, что то вроде перевернутых корон. Но ведать, что-то не прощитал или был не в ладах с прорабом строительства парка. В итоге получилось то, что есть. Весь парк был обвешан этими сосками. И если посмотреть на это с ракурса, то получалось так: памятник великому полководцу, который сидит на коне. Весь облачен в доспехи, с вытянутой рукой. Конь стоит на дыбах. И всюду висят «соски». Детские соски. Увлекшись, я даже и не заметил, как, он подошел ко мне.
- Здравствуй Искандер, - произнес он не громко, будто боясь, что нас кто-то услышит.
Передо мной стоял мужчина, среднего роста. На голове явно проступала седина. Одет был в серый костюм тройку, с белым шелковым шарфом на воротнике пиджака. Легкая небритость, ему даже шла. В руках он держал кожаный кейс, фирмы «самсонайт».
- Привет, - ответил я ему. Отцом я его давно не называл.
- Сегодня шестая годовщина смерти твоей матери. Пойдешь со мной на кладбище?
- Я каждый год хожу.
- Знаю...
- Откуда? Ты что следишь за мной?
- Нет. В прошлом году, когда я пришел туда чтобы ее навестить ,я заметил тебя у ее кладбища. Я решил не тревожить тебя.
- И правильно сделал. Хотя сейчас, когда ты мне это сказал, мне от этого не лучше.
Он так, и стоял передо мною, а я так и встал перед ним. Я хотел, было предложить ему присесть, но потом решил отказаться от такой мысли.
- Я принес конверты, которые ты мне присылал.., - начал я. Но он тут же перебил меня.
- Я так и знал, что ты так поступишь. Ты с детства был упрямым и принципиальным. Такой же, как и я.

Я вручил ему конверты, он не сопротивлялся. Знал, что если он их не примет обратно, то я их просто оставлю на скамейки. Для меня это были лишь конверты., которые я так и не открыл. А для него это были конверты с деньгами.
- Пройдемся со мной, - предложил он.
Кивнув , я встал с места, и мы пошли по парку.
- Как жена и ребенок? – спросил я.
- Спасибо прекрасно. Девочке недавно исполнилось семь. Жена ждет еще одного ребенка. Прейдешь как нибудь, к нам в гости? Мы будем рады.
- Нет.
Больше уговариванией не последовало. Он знал что, я никогда в жизни не переступлю порог их дома. Но в первую очередь я ненавидел ее, их дочь и ее ребенка, который находился в ее утробе. Я знал что, это не правильно. Я несколько раз пытался отделить себя от этой мысли, но так и не смог. Потому что, именно она, разрушила мою семью. И именно она убила мою мать. Она лишила меня всего. За это, я ее ненавидел. Эта была ненависть в чистом ее проявлении. Да!, это была «чистая» ненависть.
Мы зашли в кафе, где очень хорошо готовили кофе. Он снял пиджак и повесил его на спинку соседнего стула. Затем, заказал нам по кофе.
- Ты как пьешь кофе? – спросил он меня.
- В кружке, - шмыгнул я.
- Ему принесите, пожалуйста, сливки и сахар отдельно, - попросил он официантку, с улыбкой. Та кивнула, поставила чек на краю стола и, быстро затопала каблучками в сторону кухни.

Мы сидели молча, друг против друга, за маленьким столиком.
- Учишься? – спросил он.
- Бросил, работаю!
- Где?
- В магазине, - уточнять я не стал.
- Может …, -начал он, но опять замкнулся на половине предложения. И без этого было ясно, что он хотел мне сказать. Он хотел предложить мне работу по лучше или возможность продолжить учебу или еще что-то в этом роде. Он знал, что я откажусь. Тут пришла официантка, и, протягивая ему тарелочку с кофе, обратилась ко мне.
- Простите, это вам нужен был сахар и молоко отдельно? И тут она пролила содержимое чашки прямо на колени моего собеседника. Она стала всячески извинятся, даже решила сама протереть его брюки салфеткой. Тут он нежно взял ее за руку и улыбнувшись сказал:
- Не волнуйся, все впорядке. Просто принеси мне еще салфеток и кофе.
- Простите пожалуйста, ради Бога. Пожалуйста, не говорите менеджеру. Я недавно еле устроилась на эту работу.
- Не беспокойся. Просто сделай то, что я тебе сказал, - и улыбнулся своей нежной улыбкой. Это он умел.

После того как она ушла, он заявил мне, что улетает. Улетает вместе с ней. Вечерним рейсом. Навсегда. Я всем своим видом показал ему, что мне все равно. Мне и было все равно! Официантка принесла кофе, и заявила, что ему придется заплатить и за этот кофе. На что, он кивнул.
- Ты не спросишь, куда? – внезапно спросил он, после того как ушла официантка.
Я сделал без различное лицо.
- Чегобы ты хотел?
- Сейчас?
- Вообще!
- Оладий с малиновым вареньем, которые готовила по утрам мать.
- Я серьезно!
- И я! Мне от тебя нечего не нужно.
- Я хочу помочь тебе.
- А ты слышишь, что бы я кричал S.O.S.?
- Перестань!
- Где ты был, когда мать умирала? – все началось заново.
- Я не мог находиться рядом.
- Ты не мог или не хотел? – внутри меня начала вскипать вселенная.
- Я не мог..
- Ну, конечно же, ты не мог. Ты только это можешь.
- Я оплачивал ее лечение!
- Ну спасибо, тебе «мать Тереза», - мой голос стал переходить в крикливую интонацию.
- Перестань, я твой отец!
- Ты для меня НИКТО!

В то утро, было сказано очень много слов, которые не должны были быть сказаны. В конце концов, разговор прекратился так же внезапно, как и начался. Существенного ничего нового сказано не было. После смерти матери он несколько раз мне звонил. Мы встречались, где нибудь в городе, и бурно разговаривали. От таких встреч, у меня потом три дня голова болела. После таких разговоров я все думал и думал, что было, если бы он, нас не бросил. Наверное тогда мать не получила бы сильный стресс и не заболела бы ………..
Я сходил в туалет. Вернулся. Не садясь взял сумку и пошел к выходу.
- ты куда? – крикнул он мне в спину.
- на работу. Итак, уже опоздал. Зря только время с тобой потерял, - буркнул я через плечо. На работу я шел вытирая слезы на глазах. В тот день я так и не пошел на могилу своей матери. Вернувшись домой с работы, я обнаружил в сумке, все конверты, которые я ему отдал. Только теперь на еще один конверт больше.




Во вторник, утром, я послал весь мир на три буквы и решил открыть все конверты. Всего их было тридцать семь. В тех которые по тоньше , были доллары, а в тех которые по толще была национальная валюта. Всего вышло около двадцати тысяч U$. Последний конверт был, толще других. В нем кроме денег было еще и письмо.





Сын! Я знаю что, ты меня ненавидишь. За это я тебя очень уважаю. Я сам себя ненавижу. Если бы я был на твоем месте, то я бы относился к самому себе именно так же. Я знаю, что твою потерю не что, не возместит. Ни чья другая любовь, ничьи другие слова. Кроме, как любовь и слова твоей матери. Вечерами я вспоминаю ее.
 Я сижу посреди ночи и пишу это письмо тебе. Знаю, что, и ты сейчас не спишь, после того как я закончу это письмо, я позвоню тебе и попрошу о свидании с тобой. Ведь завтра годовщина смерти твоей матери. Сын, ты вправе не называть меня отцом. После того, что я сделал с нашей семьей. Завтра вечером я улетаю во Франкфурт. Там, мне предложили работу. Прости, если сможешь!!!

П.С. Я буду высылать деньги на наш старый адрес.




Я почитал письмо и хладнокровно бросил его в мусорное ведро. Сегодня ночью, как ни странно было прохладно. В кладовке я нашел, какую то коробку из под обуви. Куда и бросил все деньги. Завалился на диван и закрыл глаза. Когда открыл, электронные часы показывали четверть третьего утра. Я поднял трубку и набрал телефон друга. К телефону долго не подходили. Затем послышался щелчок и сонный голос.
- Да,
- Ты не спишь? - глупо спросил я. «Кто в два пятнадцать не спит?» Подумал я про себя.
- Уже нет, - ответил он. – Какого черта тебе надо от меня в такую рань, или так поздно. Я даже не знаю, какой час. Сколько сейчас?

- Ранее утро, - ответил я.
- Утро понятие растяжимое, сколько сейчас времени?
- Два пятнадцать. Ты свободен?
- Ну, если не считать сон за занятие. Тогда можно сказать, что я свободен.
- Мне нужно поговорить с тобой.
- А до утра это не подождет?
- Если я сейчас не поговорю, то утром уже и рта не раскрою. Я просто замкнусь.
- Слушаю тебя, - его голос сразу стал серьезным.
- Отец, сегодня улетел.
- Навсегда?
- Да.
- Я сейчас приеду!

Он приехал через двадцать минут. Я открыл дверь. Передо мною стоял высокий парень с русыми, коротко постриженными волосами, атлетического телосложения. В темно-синих джинсах и в летней, спортивной куртке. Мы сели на кухне. Он бросил на стол пачку сигарет и зажигалку. Перевернув стул, он сел облокотившись на спинку грудью.
 - Говори, - начал он.
 - Мне нужен совет.
Он закурил. Я поставил перед ним пиялушку. Пепельницы у меня не было.
- Хочешь уехать? – он все понял по моему взгляду.
Я кивнул.
- Тебе решать. По такому поводу я не могу давать тебе советы. Если это будет ошибочный совет, ты решишь что, во всем виноват я, и возненавидишь меня.
- Я не возненавижу тебя, если такое и случится.
- Нет, будешь. Поверь мне. У меня у самого такое уже было. Даже если не возненавидишь, то мысль такая у тебя будет. О том что, все таки ты не сам принял такое решение. Может быть, я не очень уж и умный, и начитанный, но одно, я знаю точно! Каждый человек должен сам делать выбор. Будь он правильным или нет. Право выбора, вот чем нас наделил Господь. И «ПРАВДА» у каждого своя. Никогда не давай чувству к близким мешать тебе делать выбор. – он прикурил еще одну сигарету, от старой и замолчал, выдувая дым в кружку с кофе.
- Ты знаешь, что твое призвание быть лучшим другом? - сказал я с улыбкой.
- Ага, всем от этого хорошо. Вот если бы мне еще за это платили, вот тогда было бы и мне хорошо. Даже если каждый парень, которому я гожусь в лучшие друзья, давал мне по суму я бы сейчас был миллионером.
- Севара, была зла на меня, из-за того, что я тебя вызвал?

 Никита жил с девушкой по имени Севара. Девушка с длинными, волнистыми волосами, которые она заплетала в одну огромную косу. В толщину ее коса была с размером в мое плечо, а длинною до ее нижнего отдела спины. Она была очень умна, и принимала жизнь такой, какая она есть. Еще в институте они встретились и сыграли свадьбу. Они оба были из пригородов. Родители их были против их встреч и брака. После того как они обвенчались, их родственники просто выгнали их обоих из дому. По началу они жили у меня. А когда она забеременела, он снял квартиру. К этому времени он уже имел приличный заработок. Днем он ходил в спортзал, а ночами дежурил медбратом в кардио-реанимации. За спорт ему тоже платили. Она работала швейкой, и спокойно брала работу на дом. Они очень хорошо понимали друг друга.
- Нет, - ответил он сразу, - кстати, она тебе кое что передала. Из своей спортивной сумки, которую он всюду таскал, он вынул что то обернутое в полотенце.
- Она сказала, если я это верну обратно, то она меня домой не пустит.
Я раскрыл полотенце, там была касушка, с пловом.
- Касушку, потом занесешь, - и попытался быстро уйти. Но не тут то было. Я его усадил на место, и предложил поесть в месте. На что, он ответил:
- Ты, наверное, шутишь? Я конечно уже давно питаюсь вашей национальной кухней, НО кто кушает в такую рань? Да еще и жирное.
- Я действительно давно не ел настоящей домашней пищи. Один я есть, не буду. Поешь со мной. Представь, что это ранний, свадебный «плов».
- Ага, учитывая то, что я не на одном таком «плове» не был. Искан! как ты не поймешь, что твоя и моя пищеварительные системы совершенно разные.
- Как хочешь. Но посидеть еще не много можешь со мной?
- Конечно, могу. Ради этого я и тут.

Я немного раскалил сковороду на плите. Пока сковорода доходила до нужной консистенции, я быстро очистил репчатый лук и нарезал его тонкими кольцами. Затем, поставил воду на плиту для кофе и чая. Бросил луковые кольца на сковороду и подождал пока они не приобретут золотистый цвет. Затем вывалил туда плов, залил одной третью пиялужки чаю. Через пять минут еда была готова (подогрета). Я вывалил плов на широкую тарелку и поставил на кухонный стол. Взял две ложки, и две пиялужки. Покамись, я возился с едой, Никита заварил чай. Кофе он не любил. Утверждал, что оно вредно для здоровья. И верил в это всей душой. Хотя для меня это было несколько странно. Ведь он курил.

- Ну что, все еще не передумал? – спросил я с ухмылкой, поигрывая правой бровью.
- Ты настоящий гад. Даже и мертвого уговоришь!

Мы ели горячий плов с хрустящими дольками слегка прожаренного лука. Запивая горячим чаем с лимоном. Так мы просидели до самого восхода солнца. До утра я два раза выбрасывал окурки из импровизированной пепельницы (пиялка). За разговором время пролетело не заметно. В основном говорил он. Говорил много. Рассказывал об его отношениях между ним и ее родственниками, об отношениях между его родственниками и ей. В разговоре мы больше не касались моей темы. Мне всегда хватало нескольких его слов, что бы из них сформулировать себе совет. Он не любил давать советы, но это у него как раз таки очень хорошо получалось.

Утром он от меня позвонил жене и сказал, что сразу отсюда пойдет на тренировку. После того как он ушел я прибрался на кухне. Третий раз выбросил окурки из пиялки в мусорное ведро. Вымыл посуду. Лег в надежде заснуть. Завалился на диван и сам того, не замечая начал проваливаться в КУБ. При этом, дыра, то есть вход в КУБ удалялась от меня все дальше и дальше. Будто я пытался выбраться из него и в последний момент отпустил край дыры. Дыра была квадратной и черной. Также как и место, куда я проваливался. Только полость внутри была еще темней и глуше чем, пространство за квадратной дырой. И получалось, будто я падаю из одной тьмы в другую, посредством этого квадратного входа. То есть дыры. Самое странное было в том что, я понимал, что КУБа нет, а есть только я. Тьма и КУБ это я. А падало в меня, мое сознание!
 И тут, сквозь тьму, мне в голову ударил последний вопрос, который задал мне Никита, перед тем как уйти.

- Так что ты решил? Уехать или остаться?