Тогда и теперь

ТОГДА И ТЕПЕРЬ


Было это в середине пятидесятых. Сталина тогда уже не было, а гроши сталинские еще ходили. Я тогда молодой хлопец был, как раз женился и зажил с жонкой своим домом. Работали оба в колхозе на ферме в штате. Она – дояркой, а я корма возил. Работа тяжкая, особливо у бабы: доить надо три раза в день, до фермы три километра. Одна дорога умотает. Порешили мы, что надо покупать ровары – велосипеды, по-вашему. Грошей тогда в колхозе еще не платили, но мне за жонкой трошки дали в приданое, продали кабана – в общем, на два ровара собрали. Это теперь в сельпо можно купить хоть мотоцикл, а тогда даже в Клецке ничего невозможно было купить, и треба было за роварами ехать аж у Минск. И я поехал. Автобусы тогда еще не ходили, и до Минска я добрался колхозным грузовиком на бульбе. Приехали под вечер. Шофер меня выкинул у железнодорожного вокзала, сам поехал разгружаться, а я кое-как переночевал на скамейке в сквере. Утром пошел к магазину, он недалеко находился, от вокзала, на улице Кирова. Промтоварные тогда открывались в одиннадцать, так что я часа три еще подождал, а потом сразу купил два ровара, сел в городской автобус и доехал им до окраины, где начиналось слуцкое шоссе. И здесь мое везение закончилось. Целый день простоял я, голосуючи всем попутным машинам, но никто меня не брал. Был май, погода стояла теплая, за день я так уморился, что, когда стемнело, прислонил ровары к дереву, что росло у дороги, сам оперся о них и, не помню как, задремал. Проснулся я, может, минут через десять. Хватился, нема моих роваров – украли! От ужаса я сначала не знал, что мне делать, и бросался в разные стороны, как сумасшедший. Тогда мне казалось, что лучше бы меня убили. Может, я бы и сам себя убил бы и не дожил до утра, но вдруг откуда-то подошел ко мне милиционер и спросил, чего это я здесь ночью кручусь. Не помню, как и что я ему объяснял, но он меня понял и отвел в участок. Там был другой милиционер – дежурный. Тот милиционер объяснил дежурному, что случилось. Тогда дежурный позвонил и через полчаса, может быть, пришел еще один милиционер. Ты поверишь? Ночь уже была, а он пришел. Это был участковый того района, где меня обокрали. Немолодой дядька седой и хромал. Ему я еще раз рассказал про то, как все было, а он все это записал, дал мне прочитать и велел подписаться. Потом мы пошли на то место, где меня обокрали. Там я ему опять объяснял, а он спрашивал, не подходил ли ко мне кто-нибудь днем и вообще про всех, кто со мной разговаривал. Я вспомнил, что у меня просили табаку закурить два молодых парня, похожие друг на друга, все равно, как братья. У одного, что помоложе, шрам на щеке. Тогда он говорит: пошли со мной. Мы пошли. Стояла уже глубокая ночь. Дома, там, на окраине были такие же, как у нас в деревне, темень была такая же и улица, по которой мы шли, была не мощеная. Идем мы, вдруг милиционер нагибается, поднимает с земли кусок бумаги промасленной. Спрашивает у меня: “Что, велосипеды были бумагой обмотаны?”
-Да. – Говорю.
Подошли мы к одному дому. Забор, где есть, где нема. Прошли во двор. Ни сада, ни огорода, одни дикие кусты растут. Милиционер говорит: “Стой здесь тихо, я осмотрю все кругом”. Некоторое время я стоял один в темноте. Начинались уже утренние сумерки, становилось светлее. Вдруг участковый появился и говорит: “Помоги, мне надо на чердак заглянуть”. Подставили мы какую-то бочку, на нее ящик, я помог ему вскарабкаться на эту “пирамиду”, он за угол крыши взялся, подтянулся и заглянул в чердачное окно. Потом спустился и говорит: “Здесь они. Пошли в участок”.
Дальше было вот что. В участке мы дождались, пока собрались сотрудники. Взяли с собой двух милиционеров, и пошли опять к тому дому. По дороге взяли с собой еще двух человек соседей, в качестве понятых. Когда вошли в тот дом, там все еще спали. Разбудили их. Сначала прочухались отец с матерью, потом и детки вышли – те самые братья, я их сразу узнал. Участковый говорит: “Граждане понятые, вчера вечером братья такие-то обокрали гражданина Конона – это меня, увели у него два велосипеда. Велосипеды находятся на чердаке дома, в котором мы находимся, и сейчас будут вам представлены в качестве вещественного доказательства преступления”. Достали с чердака велосипеды, составили протокол, понятые расписались и братцев со связанными за спиной руками отвели в участок. Они не сопротивлялись, не оправдывались и вели себя так, словно для них это дело привычное. Меня еще пол дня таскали по кабинетам, там я что-то объяснял и подписывал. Потом мне сказали, чтобы я ехал домой, и что меня через месяц-полтора вызовут на суд. Добрался домой я на попутной машине.
За те полтора месяца, что я ждал, пока меня вызовут, я чуть с женой не развелся, потому что она меня за это время запилила за эти ровары. А тещу так и не знаю, как я не убил. Но вот пришла повестка – вызывают меня в суд. Опять я собрался, добрался до Минска на попутках, опять ночевал на вокзале, а утром пришел на суд. Комната, где судили, была довольно большая. Братья эти сидели на лавке за барьером. Возле них стоял милиционер, а ровары мои, как вещественное доказательство, тут же возле стены стояли. Участковый тоже там был и давал показания. С ним я чувствовал себя спокойнее, потому что в зале было много друзей этих братов, и они мне угрожали и говорили, что я живой из Минска не уеду. Ну, судили их, осудили каждого на два года. После участковый меня вместе с роварами посадил в кузов грузовика, вывез на слуцкое шоссе до поста ГАИ. И там они вместе с гаишником стали останавливать машины, пока не подобрали мне подходящую. Гаишник шоферу приказал, чтобы он меня доставил, куда мне надо и денег, чтобы с меня не брал. Попугал его: ”Твой, - говорит, - номер я записал, если что, то ты мне за этого гражданина ответишь”. В общем, еще до вечера вместе с роварами приехал я домой. Шоферу я, конечно, на бутылку дал. А милиционерам – ничего не давал. Тогда это было невозможно. Тогда милиционеры взяток совсем не брали. Вот, братка, какие тогда были менты. А теперь? У меня родственник в Борисовском районе, Иваном зовут. Послушай, что с ним недавно произошло. Шел он домой по улице в своей деревне. Была зима, мело, и был уже вечер. Темно было. Глядит, в сугробе баба пьяная спит, почти, что уже вечным сном. Он присмотрелся – соседка его. Вытащил ее из сугроба, привел домой. Натопил печь, чаю ей согрел – спас, короче говоря. Ну и чем все это кончилось, как ты думаешь? Через два или три дня приходит к нему их участковый.
- Ты у Любки недавно в доме хозяйничал? - Спрашивает.
– Ну, было дело. – Отвечает. Стал объяснять, как все произошло, а тот не слушает.
- У Любки, - говорит, - после твоего посещения пропала соковыжималка. Это ты ее украл.
Короче, арестовал его, повез в Борисов в районный отдел милиции. Там его били и заставили сознаться, что это он украл соковыжималку. Был суд, приговорили его к двум годам и к возмещению ущерба. Вот какие дела. А этот Иван не то, что у соседки, он в колхозе и то никогда ничего не украл. Ему и прозвище придумали – Столбун, потому что, когда все тащат, он столбом стоит. И участковый это прекрасно знает. У Ивана и отец такой же был. В войну партизанским отрядом командовал, а после войны самый бедный был в деревне, потому что не воровал. Всегда у них учительницы в доме жили, и под библиотеку он комнату сдавал. Ему за это немного платили от сельсовета. Вот и ответь ты мне, куда те менты, что раньше были, поделись и откуда эти, нынешние, взялись? А я тебе так скажу, те вымерли, а этих ****а родила, а не мама.